Текст книги "Зимняя война 1 часть"

Автор книги: Олег Шушаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

Однако ударом с воздуха или с моря линия Маннергейма уничтожена быть не могла. Только ударом с суши. И комбриг Ксенофонтов отлично это понимал. Собственно, как и командарм первого ранга Конев, который и позаботился о том, чтобы у командиров передовых дивизий было чем нанести этот удар.

Отдельные инженерные батальоны особого назначения…

Майор Литвиненко опустил бинокль.

Рвать оборонительную полосу придется здесь. Потому что именно здесь ключ ко всему укрепрайону. Поэтому дорога на Инкяля так укреплена. Потому что именно через это межозерное дефиле открывается путь на Койвисто и Юханнес. И далее на Виипури.

Три ДОТа, семь ДЗОТов. Плюс стрелковые и пулеметные ячейки. На обоих флангах – болота. По фронту – надолбы и колючка в десять рядов. И минные поля…

С деревоземляными огневыми точками разберутся разведчики. Этой ночью. С долговременными – артиллеристы. Завтра днем. А потом саперы и танкисты. Под вечер. Траншеями и ячейками займутся огнеметчики и мотострелки на БТП. Одновременно с саперами. А затем в прорыв пойдет дивизия.

Литвиненко подозвал к себе командира разведроты старшего лейтенанта Кондратьева и махнул рукой в сторону поредевших батальонов девяносто четвертого стрелкового полка, медленно откатывающихся назад после очередной атаки. Под прикрытием танков и полковой артиллерии.

– Видишь?

– Вижу, товарищ капитан.

– Смотри, как следует, старшой! Для тебя концерт с оркестром ребята устраивали! Как стемнеет, сам пойдешь! И чтобы завтра к утру в округе ни одного ДЗОТа целого не осталось! Мне сюрпризы не нужны! Как закончите, саперов брошу вперед. Будем рвать эту сволочь! Не подведите, разведчики!

– Не подведем, товарищ капитан! Все норы проведаем! Выкурим гадов!

– Добре! Иди, готовь своих орлов!..

Семь деревоземляных огневых точек – семь групп. В принципе, хватило бы и трех, подумал Алексей. Ночи в декабре длинные. Так что каждая группа могла бы уничтожить и по два объекта. И даже по три. Но лучше не рисковать. Чтобы уж точно, без сюрпризов! А, кроме того, у него в роте восемнадцать групп. Как раз по одной на все выявленные ДЗОТы (включая те, что на флангах), плюс резерв. И все рвутся в бой! А бой будет первым. Поэтому, для первого раза, каждой группе хватит и по одной точке.

Кондратьев вернулся в роту и приказал посыльным собрать командиров боевых групп. Которые вместе с угрюмовцами весь день пролежали в снегу с биноклями, наблюдая за полем боя, слушая их комментарии и помечая все увиденное в планшетах.

Боевая группа состояла из двух троек.

Первая оставалась на подходах к ДЗОТу. Имея при себе, помимо автоматов, ручной пулемет. И прикрывала вторую, ударную, которая уничтожала сам объект. Гранатами РГД и бутылками с зажигательной смесью (тротил и бензин с дегтем).

Технология этой процедуры была отработана до автоматизма. Один боец оставался у входной двери. На подстраховке. Чтобы уложить любого, кто попытается выбежать наружу. А двое других заползали на крышу. И для начала бросали в печную трубу ручную гранату. В качестве гостинца от Деда Мороза. Для финнов, у печки греющихся. А потом бутылку с горючкой туда же. И еще одну гранату вдогонку. После чего один вставлял в трубу, приготовленную заранее деревянную пробку. А второй двумя ударами приклада загонял ее поглубже. Взрывные газы, ясное дело, выбивали чоп обратно. Но при этом создавали в трубе своеобразный газовый затвор. И вся горючка из взорвавшейся бутылки оставалась внутри, заливая ДЗОТ пламенем.

На полигоне ДЗОТы выгорали полностью. За считанные минуты. И обрушивались. Ясное дело, никого в живых после такой «сауны» внутри остаться уже не могло.

Засечь подрыв снаружи было невозможно. Амбразуры у финнов были очень глубокие, а дверь выходила в извилистую траншею. Так что пламени видно не было. Искры из трубы, конечно, летели. Но на передовой все время огоньки летают туда-сюда. В смысле, трассеры. А звуки взрывов глушил мощный накат самого ДЗОТа. А также орудийный и пулеметный огонь…

Кондратьев поставил каждой группе конкретную боевую задачу, уточнил время начала операции и приказал сверить часы. А еще – повязать на правый рукав скрученную в жгут темную тряпку. Чтобы не перепутать в темноте своих с финнами. Которые тоже будут в белых маскхалатах.

Тем временем, уже совсем стемнело.

Старший лейтенант посмотрел на своих бойцов:

– Ну, что ж, пора «русским медведям» наведаться в гости к «финским волкам»! – он усмехнулся. – И попотчевать их «огненной водой»!

Политрук Ясенев улыбнулся, поддержав шутку командира, а потом посерьезнел:

– От выполнения поставленной перед нами боевой задачи зависит успех завтрашнего наступления, товарищи! Помните, завтра – День Сталинской Конституции! Не посрамим высокое звание воина Красной Армии в этот великий день! Ударим по зарвавшейся финской белогвардейщине из всех сил! За Сталина! За ВКП(б)! В бой!..

Командир сто первого отдельного гаубичного артиллерийского дивизиона Резерва Главного Командования капитан Петров лично выбрал позиции для стрельбы прямой наводкой для каждого своего орудия. Осмотревшись и прикинув, что и как, прямо на месте. Где ползком, где перебежками. А потом вызвал командиров батарей, взводов и орудий и показал каждому, где должна стоять его гаубица завтра утром. Чтобы ровно в восемь открыть огонь по финским ДОТам.

Помкомвзвода Леонтьев вздохнул и почесал затылок. Поскольку его расчету достался самый твердый орешек. ДОТ номер три. Трех казематный, защищенный шестидюймовой броней двухуровневый капонир с подземной казармой. Если судить по разведданным, с которыми их познакомил командир дивизиона. Потому что снаружи ДОТ выглядел как обыкновенный заснеженный бугор.

Полковая и дивизионная артиллерия слегка по нему уже прошлась. Но никакого ощутимого ущерба нанести не смогла. Посшибала сосны да снег разбросала. И все. А корпусный тяжелый артполк еще не прибыл. Говорят, будет к ночи. Если к утру ребята установят орудия, то это будет хорошо. Потому что завтра ему потребуется поддержка. Потому что как только он начнет стрелять прямой наводкой, по нему тут же начнет гвоздить финская артиллерия. Прямой наводкой.

В сумерках помкомвзвода привел расчет на место, выставил справа и слева по пулеметчику, а вместе с остальными принялся за работу.

До финнов было очень близко. Менее пятисот метров. Однако вокруг шла такая плотная орудийная и пулеметная пальба, что в этой кутерьме звон вонзающихся в промерзшую землю ломов, киркомотыг и лопат совершенно затерялся. А когда «Ворошиловец» потащил через поле орудие, стрельба еще более усилилась. Как это и было уговорено со штабом дивизии.

И, слава Богу! Потому что снег был очень глубокий и трактор все время буксовал. А потом вообще заехал в сугроб и остановился. Так что пришлось снова брать лопаты и рыть дорогу до самой огневой позиции.

Так или иначе, к утру, их восьмидюймовая красавица была, наконец, установлена. Сошники вбиты до отказа. Выбран основной и запасной ориентиры, определена дистанция и выставлен прицел. Ящики открыты. Снаряды и заряды приготовлены.

А ровно в восемь прозвучал первый выстрел…

На рассвете десять «двадцать восьмерок» отдельной танковой роты двадцать первого ОтИБОНа замерли на исходном рубеже у Портанпяя. В трех прицепленных к танкам бронесанях лежали ящики с взрывчаткой. В остальных устроились саперы. В ожидании сигнала к атаке. Рота огнеметных танков и три десятка бронетранспортеров с мотострелками стояли рядом. Чтобы ринуться в бой вслед за своими товарищами.

В этот момент в соприкосновении с противником находились только роты девяносто четвертого стрелкового полка.

Отдельный танковый батальон, разведбат, сто шестнадцатый и триста двадцать шестой стрелковые полки двадцать первой стрелковой дивизии в течение ночи были сосредоточены в районе Карьялайнен. Чтобы ударить и развить успех, когда будет прорвана главная оборонительная полоса.

Вокруг все грохотало. То завывая, то шелестя, над головами красноармейцев, командиров и политработников пролетали тяжелые снаряды. Орудия семьдесят восьмого артиллерийского, сто девятого гаубичного и двести седьмого корпусного тяжелого артиллерийских полков били с закрытых позиций по финским заграждениям, траншеям и пулеметным ячейкам. А крупнокалиберные гаубицы сто первого отдельного гаубичного артиллерийского дивизиона РГК, еще ночью выдвинутые далеко вперед, долбили вражеские долговременные огневые точки прямой наводкой.

Все ДЗОТы, прикрывающие подступы к ДОТам, были подорваны этой ночью боевыми группами отдельной разведроты ОтИБОНа. Практически без потерь. Если не считать нескольких раненых…

В одиннадцать ноль-ноль в каждом подразделении, прямо на рубеже атаки, был проведен торжественный митинг, посвященный второй годовщине принятия Великой Сталинской Конституции. А потом полевые кухни привезли праздничный обед.

В полдень в сторону Бьорке и Хумалийоки прошли эскадрильи краснозвездных скоростных и тяжелых бомбардировщиков…

И тут в небо взвилась красная ракета.

Вперед! За Сталина! За ВКП(б)! Ур-ра!

7. Для побед одной отваги мало…
Ленинградский фронт, начало декабря 1939 г.

…Третьего декабря Народное Правительство Финляндии «сформированное в городе Терийоки представителями левых партий и восставших солдат финской армии» предложило Советскому Союзу заключить Договор о дружбе и взаимопомощи. Который был подписан в тот же день. В Москве. Председателем Совета Народных Комиссаров наркомом иностранных дел СССР товарищем Молотовым и Председателем Народного Правительства министром иностранных дел Финляндской Демократической Республики товарищем Куусиненом.

Высокие договаривающиеся стороны были старыми товарищами. И прекрасно знали друг друга. И даже жили в одном доме. На набережной Москва-реки.

Основатель Коммунистической партии Финляндии Отто Куусинен долгие годы являлся секретарем Исполкома Коминтерна и членом ЦК ВКП(б), неуклонно проводя генеральную линию партии в международном коммунистическом и рабочем движении. Не взирая ни на какие колебания этой самой линии.

Остальные члены Народного Правительства (заместитель председателя и министр финансов товарищ Розенберг, министр земледелия товарищ Эйкия, министр просвещения товарищ Лехтинен и министр по делам Карелии товарищ Прокконен) также были ответственными работниками Коминтерна – кузницы кадров для компартий и народных правительств всей планеты. Министром внутренних дел был назначен старый чекист Тууре Лехен, а министром обороны и командующим Финской Народной Армией – комдив Антила…

Народное Правительство Финляндии сочло возможным пойти навстречу предложениям Советского Союза и согласилось на перенос границы на Карельском перешейке до линии Виролахти – Иматра – Раутъярви и далее до Хаттуваара. А также отказалось от Петсамо (с прилегающим к нему районом) на побережье Баренцева моря и нескольких совершенно не нужных ФДР островков в Финском и Выборгском заливах (острова Суурсаари, Лавенсаари, Сейскари, Бьорке, Тиуринсаари и другие). За вдвое большую территорию в Карелии. И триста миллионов финских марок.

Кроме этого, СССР получил разрешение на размещение военно-морской базы на полуострове Ганге, взятом в аренду на девяносто девять лет. Взамен пообещав помочь молодой народной демократии оружием, боевой техникой и снаряжением. А также военными специалистами. В необходимом количестве.

Прежнее финское правительство, очнувшись от шока, попыталось урегулировать отношения с Советским Союзом через шведского посланника Винтера. Однако товарищ Молотов холодно заявил непрошенному визитеру, что СССР никакого другого финского правительства, кроме Народного, не признаёт. И никакой войны с Финляндией не ведет. А даже наоборот. Заключил с ней Договор о дружбе и взаимопомощи. И подписал протокол о взаимной безопасности. В соответствии с которым оказывает помощь вооруженным силам Финляндской Демократической Республики. В наведении порядка.

Только теперь обанкротившееся финское руководство сообразило, наконец, какую совершило ошибку, прервав в середине ноября переговоры с Советским Союзом.

Покидая Москву, министр иностранных дел Финляндии Эркко нагло заявил, что у него «есть более важные дела». Какие, интересно, могут быть более важные дела у министра иностранных дел, чем разгорающийся конфликт с великим соседом? Который имеет вооруженную до зубов армию. Только что разгромившую чрезвычайно опасного противника на Востоке. И весьма заносчивого, хотя и не столь опасного, на Западе.

Мощный удар Красной Армии отрезвляюще подействовал на зарвавшихся политиканов. А высокопарные заверения западных держав в поддержке, которые всю осень взахлеб цитировали финские газеты, оказались пустыми словами.

Англия и Франция выразили искреннее возмущение в связи с нападением большевиков на нейтральную страну. И объявили о готовности сформировать и отправить в Финляндию экспедиционный корпус. Если Швеция и Норвегия пропустят его через свою территорию. Германия тоже сочувствовала финнам. Но нарушать из-за них заключенные с таким трудом военно-политические и торговые соглашения с Советским Союзом не собиралась. Италия обещала увеличить поставки оружия. Но на это требовалось время. Североамериканские Соединенные Штаты по-прежнему придерживались изоляционистской позиции, и вмешиваться в европейские склоки не торопились, ограничившись призывом к «моральному эмбарго» (!) на торговлю с СССР.

Даже ближайшие соседи Финляндии – Швеция и Норвегия – предали ее. Стойко сохраняя нейтралитет, и наотрез отказавшись предоставить свои порты и железные дороги для переброски английских и французских частей в Финляндию. Из опасения стать следующей жертвой Сталина.

Или Чемберлена. Или Даладье.

А Литва, Латвия и Эстония, заключившие этой осенью Пакты о взаимопомощи с Советским Союзом и предоставившие ему свою территорию и акваторию для размещения частей и соединений Красной Армии и кораблей Краснознаменного Балтийского флота, фактически стали его союзниками.

Президент Финляндской Республики Кюёсти Каллио (теперь уже бывший президент бывшей республики) в отчаянии обратился в Совет Лиги Наций с жалобой на агрессивные действия Советского Союза.

Четвертого декабря СССР получил соответствующий запрос и приглашение на заседание Совета и Ассамблеи Лиги Наций.

Председатель Совета Народных Комиссаров товарищ Молотов в категорической форме отверг вмешательство Лиги и официально заявил, что «Советский Союз не находится в состоянии войны с Финляндией и не угрожает войной финскому народу». А потом добавил, что участвовать в каких-либо заседаниях по этому надуманному вопросу считает излишним, и посоветовал Лиге Наций заняться прекращением войны между Германией и англо-французским блоком, а не разжигать войну на северо-востоке Европы…

Сразу после вступления в силу Пакта о взаимопомощи на территорию Эстонии был введен шестьдесят пятый особый стрелковый корпус (шестнадцатая стрелковая дивизия, восемнадцатая легкотанковая бригада, тридцать восьмой истребительный и сорок четвертый скоростной бомбардировочный авиаполки), на территорию Латвии – второй особый стрелковый корпус аналогичного состава, а на территорию Литвы – шестнадцатый. К середине ноября общая численность ограниченного контингента советских войск в Прибалтике достигла шестидесяти семи тысяч человек, тысячи шестисот орудий, тысячи танков, ста пятидесяти бронеавтомобилей и пятисот двадцати самолетов. Кроме того, в порты Лиепая, Вентспилс, Рохукюла, Палдиски и Таллин перебазировались надводные корабли, подводные лодки и гидроавиация Краснознаменного Балтийского флота.

В конце ноября в Эстонию на аэродром Хаапсалу был переброшен сорок второй дальнебомбардировочный авиаполк (шестьдесят один бомбардировщик ДБ-3), который вместе с передислоцированными ранее тридцать восьмым истребительным (шестьдесят три истребителя И-16П) и сорок четвертым скоростным бомбардировочным (шестьдесят один бомбардировщик СБ) авиационными полками вошел в состав Особой авиабригады, сформированной в соответствии с приказом Начальника ВВС Красной Армии командарма второго ранга Смушкевича.

Командарм прекрасно понимал все преимущества размещения бомбардировщиков на южном побережье Финского залива. Во-первых, близость вражеской территории (менее ста километров). Во-вторых, безопасность базирования (поскольку Эстония в войне не участвует). В-третьих, развитая инфраструктура (бетонные взлетные полосы, просторные ангары, сеть подъездных путей и отличные дороги). Поэтому и настоял на переброске в Хаапсалу еще одного полка.

Эстонское правительство промолчало.

А что ему еще оставалось? Подписав Пакт о взаимопомощи, Президент Эстонии Пятс просто выиграл время. Для тех своих сограждан, которые захотят эмигрировать. Никаких иллюзий насчет сохранения независимости у него не было. Оказавшись между Вермахтом и РККА, как между молотом и наковальней, войско польское (кстати, гораздо более сильное, чем эстонское) было разгромлено менее чем за две недели. Так что говорить было не о чем. Надо было срочно переводить капиталы в Швейцарию. Или Швецию. А лучше – в Америку. И уезжать. Туда же. Пока это еще возможно…

Командиром Особой авиабригады был назначен один из любимцев Смушкевича, самый прославленный летчик страны, начальник отдела истребительной авиации Летной инспекции РККА дважды Герой Советского Союза полковник Кравченко. Который немедленно вылетел в Хаапсалу. Забрав с собой всех своих инспекторов. За исключением Героя Советского Союза майора Смирнова, который остался на хозяйстве, в Москве. Донельзя расстроенный. И давший себе слово любыми средствами добиться скорейшего откомандирования на фронт.

Тридцатого ноября дальние и скоростные бомбардировщики Особой авиабригады под прикрытием истребителей нанесли ряд бомбовых ударов по политическим и промышленным центрам Финляндии – Хельсинки, Хювянкяя, Хямеэнлинна, Лохья, Лахти и Порвоо. Бомбардировке были подвергнуты только объекты оборонного значения – военные заводы и склады, портовые сооружения и причалы, аэродромы и железнодорожные станции. Бомбить жилые кварталы Кравченко запретил.

Противовоздушная оборона столицы Финляндии оказалась на высоте и доставила советским пилотам много неприятностей. Зенитным огнем было сбито три СБ. Еще двенадцать бомбардировщиков получили повреждения различной степени.

Но это были еще только цветочки…

Вскоре погода испортилась. От истребительного прикрытия и массированных налетов в составе полка, не говоря уже о бригаде, пришлось отказаться. Потому что в сложных метеоусловиях, не считая нескольких асов, которых привез с собой Кравченко, могли летать только пилоты сорок второго дальнебомбардировочного авиаполка. И то лишь в составе отряда. Максимум – двух.

На том и порешили. Поэтому, начиная с первого декабря, на выполнение задания бомбардировщики стали летать небольшими группами, по шесть-восемь самолетов. И лишь изредка, когда позволяла погода, в составе эскадрильи.

Помощник командира сорок второго авиаполка майор Иван Балашов был мастером слепых полетов. В двадцать седьмом году он окончил Ленинградскую военно-теоретическую школу летчиков ВВС РККА, в тридцатом – Высшую школу красных морских лётчиков в Севастополе, и до того как попасть в бомбардировочную авиацию несколько лет служил в этой же школе летчиком-инструктором. Летать в облаках он мог, как говорится, с закрытыми глазами.

За время боев в Северо-Восточном и Центральном Китае капитан Балашов совершил два десятка боевых вылетов на бомбардировку военных объектов в глубоком тылу противника. Бомбил Чанчунь и Циндао, Нанкин и Шанхай. Участвовал в бомбардировке японских островов девятнадцатого августа. Был награжден орденом Ленина и получил вторую шпалу на петлицы досрочно.

Отсутствие истребительного сопровождения его не смущало. Летая на полную дальность, он давно уже привык обходиться без него. Дальних истребителей до сих пор так и не изобрели. Поэтому приходилось рассчитывать лишь на свои собственные пулеметы – штурманский, верхнюю турельную и нижнюю люковую установки. Но более всего он уповал на облака. Если они имелись, конечно.

Шестого декабря облака имелись. Даже более чем.

Взлетев еще до рассвета, Балашов пробил облачность, собрал свою девятку и повел ее на бомбардировку железнодорожного узла Йювяскюля. Вторую группу, в задачу которой входило нанесение удара по железной дороге и оборонным заводам в Пиексимяки, возглавил командир третьей эскадрильи майор Майстренко. Правда, почти сразу после взлета его девятка превратилась восьмерку. Потому что один из бомбардировщиков вынужден был вернуться назад из-за неисправности двигателя.

Путь им предстоял не близкий. Над густонаселенными центральными районами Финляндии. Плотно нашпигованными шюцкоровскими постами воздушного наблюдения, оповещения и связи. А кое-где и зенитной артиллерией.

Впрочем, это дело привычное. И знакомое до боли.

Главное, нет истребителей.

Потому что все финские истребители (тридцать шесть монопланов «Фоккер Д.21» и десять бипланов «Бристоль Бульдог Мк. 4А») по данным разведотдела штаба фронта были сосредоточены на Карельском перешейке (»Фоккеры» на аэродроме Иммола около Иматры, а «Бульдоги» в Хеиньоки возле Виипури).

Тем не менее, полковник Кравченко организовал истребительное патрулирование у побережья Финляндии силами специальной истребительной авиагруппы, сформированной им из летчиков-инспекторов и нескольких самых опытных пилотов тридцать восьмого истребительного авиационного полка.

Доморощенные острословы сразу же прозвали эту авиагруппу «эскадрильей плохой погоды». Григорий только посмеивался, понимая, что ребята просто завидуют товарищам, которые в отличие от них в любую погоду поднимаются в небо.

Поднимутся и сегодня. Позднее. Когда Балашов с Майстренко выполнят задание и отправятся домой, «эскадрилья плохой погоды» вылетит им навстречу и прикроет их возвращение в районе Порвоо – Ловииса. Так, на всякий пожарный случай…

Майор Балашов вывел свою группу на цель точно. В том числе и потому, что над центральным озерным краем Финляндии облачность стала понемногу рассеиваться. А над Йювяскюля отсутствовала вообще. Как по заказу.

Штурман у Балашова был лучшим снайпером в полку. За Китай имел орден Красного Знамени. Не промахнулся он и на этот раз. И остальные экипажи, бомбившие по ведущему, тоже не оплошали. Девять серий стокилограммовых фугасных авиабомб легли одна к одной. Десятки разрывов, словно ковром накрыли железнодорожный вокзал, локомотивное депо, многочисленные товарные составы и склады.

Серьезного противодействия противник не оказал. Две зенитных батареи (два трехдюймовых и четыре сорока миллиметровых орудия) не могли причинить сколько-нибудь серьезного вреда советским бомбардировщикам, бомбившим с высоты четырех с половиной тысяч метров. И стреляли скорее из психологических, чем тактических соображений. Лишь для того, чтобы гражданское население не ощущало себя совершенно беззащитным под вражескими бомбами.

Развернувшись, девятка Балашова прошла над городом в парадном строю, оставив за собой пылающие развалины и клубы густого, черного как смоль дыма…

Майор уводил своих ребят на юг и никак не мог отделаться от тревожного предчувствия. Вроде бы все отлично. Задание они выполнили. И возвращаются без потерь. И все же, что-то было не так. Но, что?

Задание они выполнили. Возвращаются…

Они возвращаются тем же маршрутом! Проложенным по линейке. Йювяскюля – Лахти – Порвоо. Возвращаются с той же путевой скоростью. Проходя над теми же постами воздушного наблюдения, оповещения и связи. И финские девушки-шюцкоровки из «Лотты Свярд» провожают их биноклями. И проклятиями…

А женские проклятия – это не пустые слова. Хотя и кажутся таковыми.

Комбриг обещал, что у побережья их прикроет «эскадрилья плохой погоды». Но здесь, в центре Финляндии, погода была очень даже неплохой. И это было чревато. Неприятной встречей. Вроде той, о которой около часа назад радировал Майстренко. Который наткнулся на невесть откуда взявшийся «Фоккер» в районе Коувола. И потерял одну машину.

А где взялся один «Фоккер», вполне может взяться и второй. И третий.

Балашов покачал крыльями, предупреждая пилотов о предстоящем маневре, а потом плавно развернул свой ДБ на юго-запад. В сторону пока еще далекого, но впечатляющего облачного фронта.

У Порвоо их должна прикрыть «эскадрилья плохой погоды», а тут целый «фронт плохой погоды»! Под прикрытием которого они дойдут до дома ничуть не хуже!

– Что случилось, Иван Филиппович? – спросил штурман. – Почему меняем курс?

– Пойдем через Тампере и Лохья! Проложи новый маршрут, – ответил майор. – Не нравится мне этот «Фоккер», подловивший Майстренко у Коувола! Ох, не нравится!..

Чутье не подвело Балашова, как ни разу не подводило его до этого. «Фоккер», атаковавший восьмерку майора Майстренко оказался на его пути далеко не случайно.

Обеспокоенный участившимися налетами советской авиации на центральную часть страны, командующий военно-воздушными силами генерал-майор Лундквист приказал срочно выделить звено истребителей из состава двадцать четвертой эскадрильи на прикрытие воздушного коридора Котка – Коувола – Лахти – Порвоо. Вечером четвертого декабря шесть «Фоккеров» под командованием капитана Магнуссона были перебазированы на аэродром Утти. А на следующий день приступили к патрулированию…

Несмотря на свою малочисленность, финские летчики-истребители представляли собой серьезную опасность. Потому что имели прекрасную летную и штурманскую подготовку, метко стреляли, а также применяли новейшие тактические приемы.

И в первую очередь, «кончики пальцев» – новый боевой порядок, разработанный пилотами Люфтваффе на основе испанского опыта. В соответствии с которым звено, основная тактическая единица истребительной авиации Финляндии, теперь состояло не из трех самолетов, а из двух пар. Что повысило и огневую мощь звена, и его маневренность. При этом ведомый прикрывал ведущего, а первая пара – вторую.

Впрочем, никакие тактические приемы, даже самые новые, не могли помочь в условиях подавляющего количественного превосходства советской авиации. Потому что бомбардировщики в полковом строю были совершенно недосягаемы. Особенно, когда их прикрывал полк истребителей.

И тут на выручку белофиннам пришла ихняя, поганая, белофинская погода.

Большинство советских летчиков летать в облаках не умели. Даже в одиночку. Не говоря уже о полете в строю. Поэтому истребители сидели на аэродромах, прижатые к земле облачностью. А бомбардировщики ходили на задание группами не более десяти самолетов. Тогда как финские летчики практически не вылезали из машин, пытаясь количеством боевых вылетов перекрыть малочисленность самолетного парка.

За три дня «Бульдоги» и «Фоккеры» сбили семнадцать бомбардировщиков…

И это переполнило чашу терпения начальника ВВС Ленинградского фронта комкора Птухина. Он приказал нанести удар по аэродромам в Хеиньоки и Иматра и уничтожить все, что там находится! Стереть с лица земли!

Евгений Птухин вступил в Красную Армию шестнадцатилетним подростком в боевом восемнадцатом году. Воевал с Деникиным, Врангелем и белополяками. В двадцать четвертом окончил авиашколу. Прошел путь от младшего летчика до командующего ВВС округа. В тридцать шестом за успехи в боевой, политической и технической подготовке был награжден орденом Красной Звезды и легковым автомобилем ГАЗ-М1. За бои в Испании получил еще два ордена – Ленина и Красного Знамени. Являясь главным военным советником командующего республиканской авиацией на Мадридском, Арагонском и Теруэльском фронтах, «генерал Хосе» лично водил своих ребят в бой, сбил два «Фиата», новейший германский истребитель «Мессершмитт-109» и бомбардировщик «Хейнкель-111».

Привыкнув драться с настоящим и действительно опасным противником – германскими и испанскими пилотами (итальянцы не в счет, потому как слабаки) – Птухин недооценил финских истребителей.

Подумаешь, десять стареньких бипланов! И три десятка лаптежников! В смысле, «Фоккеров». Которые со своей низкой скоростью, пулеметами винтовочного калибра и неубирающимися шасси не годились в подметки даже «чайкам»! Не говоря уже о пушечных «ишаках». И даже не пушечных.

ВВС фронта (пятьдесят четвертая истребительная авиабригада и восемьдесят третий иап восьмидесятой смешанной авиабригады особого назначения) насчитывали более двухсот пятидесяти истребителей, ВВС Первой ОКА (пятьдесят девятая иаб) – более ста восьмидесяти, ВВС Тринадцатой армии (четырнадцатая истребительная авиабригада) – сто тридцать, а ВВС Седьмой армии (семьдесят первый истребительный авиаполк) – шестьдесят. Итого – шестьсот сорок истребителей!

Против сорока шести.

Одним словом, финских истребителей Птухин недооценил.

И потерял семнадцать экипажей… Полсотни молодых ребят… Погибших за Родину. По его, комкора Птухина, вине.

И с этим надо было что-то делать…

Пятого декабря, на рассвете, десять эскадрилий скоростных бомбардировщиков одна за другой прошли над Хеиньоки и превратили ее в пустыню. Еще десять ударили по Иматра. И растерли эту финскую авиабазу в пыль.

Из десяти «Бульдогов», сидевших в Хеиньоки каким-то чудом уцелел лишь один. Который был немедленно переброшен в Лаппеенранта. Куда вслед за ним на двух платформах были отправлены жалкие останки девяти других. В надежде собрать из них хоть что-то. Хотя бы одну машину. Не для боя, ясное дело. Так. Для обучения курсантов, хотя бы.

Своей авиапромышленности Финляндия не имела. Авиационный завод в Тампере собирал самолеты из привозных деталей по лицензии. Однако морская блокада эти поставки прервала. Поэтому оставалось только латать латанные-перелатанные на сто рядов, изношенные до последней степени, самолеты. Которые утром пятого декабря были уничтожены все. Кроме одного «Бульдога». И шести «Фоккеров», переброшенных в Утти за пол суток до этого.

Впрочем, и эти машины были окончательными доходягами. И требовали постоянного ремонта. Собственно говоря, их вообще не существовало. Потому что все они давно уже были списаны. По документам. Как оно и положено. По истечении срока службы. Но все еще летали. А что делать? Других-то нет.

Для поддержания боеготовности этих бедолаг ежедневно, по одному, отправляли в мастерские в Лаппеенранта. Где и чинили в течение долгой зимней ночи. А утром они возвращались в Иматра. А теперь в Утти. С полностью заправленными бензобаками и заряженными пулеметами. Получая боевую задачу прямо в воздухе. По радио.

На один из таких отремонтированных и возвращающихся назад «Фоккеров» и напоролась группа Майстренко…

Вообще-то, им повезло.

Потому что «Фоккер» был один. И получил повреждения после первой же очереди борт-стрелка замыкающего бомбардировщика. Что, однако, не помешало финну подойти к нему вплотную и с дистанции пятьдесят метров поджечь левый мотор.