Текст книги "Зимняя война 1 часть"

Автор книги: Олег Шушаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Командарм Яковлев лично следил за подготовкой конно-механизированной группы к наступлению. Опыт применения крупных масс конницы и танков, полученный этим летом, требовал проверки в зимних условиях. Впрочем, комфронта не сомневался, что леса, озера и болота Карелии не смогут остановить красных кавалеристов и танкистов, как не смогли их остановить, ни солончаки пустыни Гоби, ни распутица Северо-Восточного Китая…

В соответствии с существующей военной доктриной, кавалерия РККА как род сухопутных войск делилась на войсковую и стратегическую. Стратегическая кавалерия (кавкорпуса и кавдивизии) являлась основным средством развития прорыва. Именно конница придавала наступательным операциям необходимый размах, совершая рейды в тыл противника.

К сожалению, в последние годы в связи с бурным развитием бронетанковых и механизированных войск в среде военных теоретиков возобладало мнение о необходимости сокращения кавалерии. И, вопреки здравому смыслу (а может из контрреволюционных соображений) прежнее руководство наркомата обороны (в лице некоторых разоблаченных врагов народа и их еще не разоблаченных сообщников) предприняло ряд шагов в этом направлении.

В минувшем тридцать восьмом году вредительским образом было расформировано шесть кавалерийских дивизий и два управления кавалерийских корпусов. И лишь вмешательство товарища Сталина остановило этот разрушительный процесс.

Успешные действия конно-механизированных групп Забайкальского фронта в Китае полностью подтвердили его правоту и прозорливость.

Советская кавалерия без потерь преодолела огромные безводные пространства, полностью сохранив свою боеспособность. Выдвинутые далеко вперед разъезды обеспечили захват колодцев, а необходимый запас фуража и провианта конники везли с собой. И люди, и кони, вышли на зеленые равнины центрального Китая слегка похудевшими, но здоровыми и боеготовыми.

В то же время, танковые и мотомеханизированные части в ходе броска на юг испытывали огромные трудности со снабжением горюче-смазочными материалами. Что привело к приостановке наступления. И огромным затратам бензина и моторесурса на доставку ГСМ по воздуху. Не говоря уже о том, что тяжелобомбардировочная авиация на целые сутки была отвлечена от выполнения основной задачи – бомбардировки укрепрайонов противника. Что могло привести (и привело) к увеличению потерь атакующих эти укрепрайоны войск. Не менее серьезной проблемой оказался выход матчасти из строя по техническим причинам (мелкого и среднего ремонта потребовало до трети танков, бронемашин и автомобилей)…

Так что, списывать кавалерию со счетов было еще рано.

Более того, в планах советского командования по разгрому белофиннов в Северной Карелии ей была отведена особая роль. Озерно-лесисто-болотистый, непроходимый характер театра военных действий и недоразвитая дорожная сеть серьезно осложняли использование танковых и мотомехчастей. В отличие от кавалерии.

Зима в этом году задержалась не только на Карельском перешейке. Снежный покров был небольшим и здесь, и севернее. Ночью подмораживало, но днем столбик термометра не опускался ниже одного-двух градусов мороза.

При отсутствии противодействия седьмая Самарская была бы в Оулу уже ко Дню Сталинской конституции. Даже не взмылив коней. Такие марши (в том числе зимой) красной коннице были не в новинку. Однако, учитывая тот факт, что предстояли не маневры, а война, Генштаб увеличил сроки вдвое. Хотя сильного сопротивления не ожидал. Поскольку оказывать его было некому. Во всяком случае, в начале операции. Финские части были разбросаны на огромной территории. И для их сосредоточения на направлении главного удара требовалось время. Которого у финнов не было.

Тридцатого ноября после коротенькой артподготовки, проведенной для поднятия боевого духа личного состава, третий кавкорпус перешел государственную границу и устремился вперед. Полковыми колоннами. Выдвинув во все стороны конные разъезды.

Константин Рокоссовский был старым солдатом. И как любой старый солдат предпочитал воевать летом. Может быть, именно потому, что навоевался зимой досыта. И не где-нибудь на Украине, в Бессарабии или в Галиции, где зима и на зиму-то непохожа, одна слякоть да хлябь. А в самых, что ни на есть, суровых краях.

Зимой восемнадцатого-девятнадцатого его полураздетый и полуразутый эскадрон, увязая в снегу по лошадиную холку, отступал под ударами колчаковцев от Кунгура до самой Вятки. А зимой девятнадцатого-двадцатого гнал их обратно. До самого Иркутска. В такие трескучие морозы, что даже предыдущая зима показалась теплой! Хотя на этот раз его эскадрон был одет в полушубки.

С боями они прошли три тысячи верст! Сначала по степям, а потом по тайге и горным перевалам. Крепко пришлось шашкой помахать! Не одного белобандита собственной рукой зарубил лихой комэска, а потом командир кавдивизиона, а потом комполка, а потом комбриг Константин Рокоссовский! Не раз под ним убивали боевого коня. А под станицей Караульной он и сам был ранен. Получив пулю от колчаковского генерала. Прежде чем развалил его от плеча до пояса сабельным ударом.

Отлежался в госпитале и снова в бой. И опять ранение. И опять тяжелое. В Германскую младший унтер-офицер драгунского полка Рокоссовский тоже был два раза ранен. За Веру, Царя и Отечество. Но легко. А за рабочее дело едва Богу душу не отдал. Впрочем, так оно, наверное, и должно быть. В смысле, за рабочее дело не жалко. Однако молодой организм (а было краскому Косте Рокоссовскому тогда всего двадцать четыре года!) Богу душу отдавать не захотел. Наверное, потому что за рабочее дело надо было еще воевать и воевать! Он и воевал.

И воевал неплохо. Был награжден тремя орденами Красного Знамени. Первым – за разгром адмирала Колчака, вторым – за разгром барона Унгерна фон Штернберга, третьим – за разгром белокитайцев на КВЖД. А трижды краснознаменцев, между прочим, тогда на всю страну было только шестьдесят человек.

В тридцать шестом году, будучи уже командиром кавдивизии, он получил орден Ленина. За успехи в боевой, политической и технической подготовке. И был назначен командиром кавалерийского корпуса.

Нет, не третьего имени Белорусской ССР, которым командует сейчас. А пятого. Которым прокомандовал около года. До июля тридцать седьмого…

В первый день лета этого приснопамятного года в Москве состоялось расширенное заседание Военного совета при наркоме обороны. Нарком и доложил совету «О раскрытом органами НКВД контрреволюционном заговоре в РККА». Повергнув всех присутствующих в шок… И началось! В прениях по докладу выступило сорок человек! Которые клеймили контрреволюционеров и торжественно клялись в верности партии. Правда, три четверти ораторов сами оказались контрреволюционерами и вскоре были арестованы. Остальных взяли позже.

Комдив Рокоссовский на трибуну не лез и кулаком себя в грудь не бил. И даже потом, когда появился совместный приказ Ворошилова и Ежова с длиннющим наименованием «Об освобождении от ответственности военнослужащих, участников контрреволюционных и вредительских фашистских организаций, раскаявшихся в своих преступлениях, добровольно явившихся и без утайки рассказавших обо всем совершенном и о своих сообщниках», являться, рассказывать и каяться не побежал.

Поэтому уже через неделю был исключен из рядов ВКП(б) «за потерю бдительности». Месяц спустя его отстранили от должности и уволили из РККА «по служебному несоответствию». А еще через месяц арестовали по обвинению в «связях с японской и польской разведками». С японской, потому что долго служил в Забайкалье. А с польской, потому что был поляком.

В камере Внутренней тюрьмы Управления НКВД по Ленинградской области бывший Герой Гражданской войны, бывший четырежды орденоносец, бывший командир корпуса, бывший комдив Рокоссовский провел без малого два года. Под следствием.

Двадцать пять лет назад чернорабочий чулочной фабрики Костя Рокоссовский был арестован царскими жандармами за участие в маевке. И два месяца просидел в Варшавской тюрьме. О которой вспоминал теперь, как о курорте. Потому что там, хотя и кормили баландой, зато от пуза. И книжки давали читать. И на прогулку выводили.

И не били.

В отличие от своих родных, рабоче-крестьянских чекистов. Которые выбили ему передние зубы и сломали три ребра, требуя признаться в измене Родине. Которые три раза выводили его на расстрел. И щелкали револьверным курком возле затылка.

Сказать, что ему было не страшно, значит соврать. Не боятся смерти только клинические идиоты. И все же он не подписал ни одного протокола. Не назвал ни одной фамилии. И вообще, не признал ничего из того, что ему инкриминировали.

Во всех аттестациях начальники отмечали его мягкость и тактичность. Впрочем, твердую волю, энергичность и решительность отмечали тоже. Наверное, благодаря именно такому, весьма необычному сочетанию качеств, он и уцелел. Зная о мягкости характера подследственного, следователи пытались добиться от него признания и согнуть с помощью побоев и психологического давления. А, наткнувшись на его несгибаемую волю, пытались сломать. Опять же с помощью побоев и давления. И с тем же результатом. В смысле, совершенно безрезультатно.

Поэтому следствие и затянулось почти на два года. И к тому времени, когда дело Рокоссовского было, наконец, передано в суд, те, кто начинал с ним «работать» в тридцать седьмом, сами успели попасть под следствие. И были уже давно расстреляны. Включая бывшего начальника УНКВД по Ленинградской области комиссара госбезопасности первого ранга Заковского. Который не только подписывал ордера на арест, приговоры троек и предписания на расстрел осужденных. А еще и в допросах участвовал. Собственноручно, так сказать. А сам, оказался матерым врагом. В чем сразу же и сознался, как только к нему его любимые методы допроса применили…

Константин Рокоссовский вынес все. И не сдался.

Но не потому, что верил, что рано или поздно истина восторжествует. Он верил, но в какой-то момент эту веру потерял. И не потому, что при всей своей внешней мягкости имел стальную волю. Даже сталь может сломаться. Это называется «усталость металла». Он выдержал все, потому что знал: если его осудят как врага народа, Юлю тоже расстреляют, а дочку сдадут в детдом. За то, что ЧСИР.

Так или иначе, но истина восторжествовала. И его освободили. Восстановили в партии. Вернули ордена. И даже вручили юбилейную медаль «ХХ лет РККА», которая проехала мимо, пока он сидел на Шпалерной. А потом выдали путевку в военный санаторий имени товарища Ворошилова и отправили восстанавливать здоровье в Сочи. Вместе с семьей. Любимой дочкой, которая за эти два года из голенастого подростка превратилась в молодую симпатичную девушку. И любимой женой. Которая за те же два года состарилась на двадцать лет.

Пока мыкалась по очередям, пытаясь выяснить в какой тюрьме его содержат (возьмут передачу, значит, в этой, а не возьмут, значит, надо искать дальше). И перебивалась, как могла, продавая последние носильные вещи. Потому что на работу нигде не брали. И если бы не Костины боевые друзья, то не знала бы что и делать. Они и помогли продержаться. Хотя могли сами за это угодить под пятьдесят восьмую статью. Но очень уж любили своего командира…

Рокоссовский освободился в конце июня. А в начале ноября уже принял третий кавалерийский корпус. Позднее он узнал, что своим освобождением и назначением целиком обязан командарму Тимошенко. Который лично поручился за него перед самим товарищем Сталиным. Тимошенко хорошо знал Рокоссовского по совместной службе и очень высоко ценил. Потому что когда-то долгое время командовал этим самым третьим кавкорпусом, командиром лучшей дивизии которого был Константин Рокоссовский…

А теперь у него уже не дивизия. И даже не корпус. А целая конно-механизированная группа! Тридцать тысяч человек!

И боевая задача, которую он обязан выполнить не только потому, что это его партийный, солдатский и командирский долг. А еще и потому, что должен оправдать доверие Тимошенко, поручившегося за него. И оправдать доверие товарища Сталина. Поверившего ему, Рокоссовскому, а не этой сволочи – фриновским и заковским. И доказать, что сотни и тысячи красных командиров, попавших в устроенную этой сволочью мясорубку, достойны доверия. И тоже должны быть освобождены. И получить право умереть за Родину в бою! А не на лагерной шконке или в расстрельном подвале Внутренней тюрьмы Управления НКВД!..

В Юнтусранту двести восемьдесят пятый отдельный разведбат сто двадцать второй стрелковой дивизии вошел тридцатого ноября. В десять утра. Так и не встретив никакого сопротивления. И вообще, никого не встретив. Ни одного белофинна. Ни пограничника, ни егеря. И ни одного местного жителя.

Впрочем, командира батальона капитана Маргелова это нисколько не удивило. О том, что население эвакуировано из пограничной полосы еще осенью, он прекрасно знал. Что же касается погранвзвода и отряда шюцкоровцев, дислоцировавшихся в Юнтусранте, то они, как только загрохотали пушки, скорее всего, смазали пятки салом. И, по всей видимости, были уже в Аколе, в пятнадцати километрах западнее…

Сто двадцать вторая стрелковая дивизия была сформирована в Ельце в сентябре этого года на базе одного из полков шестой стрелковой дивизии. И немедленно переброшена в Белорусский особый военный округ, переименованный к этому времени в Белорусский фронт. В составе которого, дивизия участвовала в освобождении братского белорусского народа от белополяцкого ярма и панской неволи. А в конце октября опять погрузилась в эшелоны и убыла в Карелию.

За месяц, оставшийся на боевую подготовку и сколачивание подразделений, никого ничему толком научить, ясное дело, было невозможно. Даже такому опытному преподавателю, как капитан Маргелов. Который не один год прослужил командиром курсантской роты Объединенной Белорусской ордена Трудового Красного Знамени военной школы имени ВЦИК БССР.

К счастью, командир дивизии полковник Шевченко понимая, что в дивизии должна быть хоть одна боеспособная часть, укомплектовал отдельный разведбат кадровыми младшими командирами и красноармейцами почти на две трети. И из приписных отдал наиболее подготовленных. Остальное сделал Маргелов. В смысле, сделал из толпы обмундированных в военную форму людей настоящую воинскую часть. Готовую к бою. А еще выбил у зампотылу по паре лыж на каждого разведчика. И всех на них поставил. И каждый день тренировал. Лично.

Сам Маргелов на лыжах ходил, как будто в них на свет народился. В тридцать первом году за восьмисоткилометровый лыжный пробег «Минск-Москва» его наградили Почетной грамотой ВЦИК БССР, а наркомвоенмор товарищ Ворошилов вручил ему именные золотые часы-луковицу. С которыми тот с тех пор никогда не расставался. И носил в кармане на крепкой цепочке.

Полковник Шевченко подготовкой разведбата был доволен, возлагал на него большие надежды и в предстоящем наступлении поставил перед ним ответственейшую задачу – вести разведку, двигаясь впереди основных сил дивизии ускоренным маршем. Связь держать по радио. При обнаружении, мелкие подразделения белофиннов уничтожать. В случае выхода к укрепленному пункту или оборонительной полосе, провести разведку боем и выявить систему огня противника. Для ее последующего подавления артиллерией и авиацией.

Однако вплоть до четвертого декабря, двигаясь на юг вдоль западного берега озера Киантаярви, никаких укрепленных пунктов Маргелов не обнаружил. А несколько коротких стычек с финскими лыжниками окончились не в пользу шюцкоровцев.

К вечеру четвертого числа разведбат вышел к поселку Хюрюнсалми. С которым пришлось повозиться. Шюцкоровцы их ждали. И оборудовали несколько огневых точек в крайних домах поселка. Дома были добротные, стояли на гранитном фундаменте и после устройства амбразур мало чем отличались от ДОТов специальной постройки. Секторы стрельбы были хорошо продуманы и перекрывали все подходы. Маргелов на рожон лезть не стал и вызвал авиацию.

На следующий день прилетела эскадрилья СБ. И с высоты пятьсот метров, благо зениток у белофиннов в Хюрюнсалми не было, забросала поселок сто килограммовыми фугасками. Несколько домов было разрушено прямыми попаданиями. Однако, как и положено по закону пакости, в ДОТы ни одна бомба не попала.

Маргелов плюнул в сердцах и связался с командиром дивизии, чтобы доложить о результатах налета и выяснить, когда прибудут артиллеристы…

Артиллеристы прибыли только утром. Но тут же энергично взялись за дело. И принялись долбить по амбразурам прямой наводкой. И раздолбили. К полудню.

После чего батальон двинулся дальше. Ускоренным маршем. Прихватив с собой взвод семидесяти шести миллиметровых полковых орудий, который Маргелов выпросил у командира артполка. С согласия комдива, ясное дело. Чтобы не топтаться перед каждым хутором в ожидании артиллерии…

Комкор Черевиченко в общем и целом был доволен тем, как развивается наступление. Сто шестьдесят третья, пятьдесят четвертая и сто двадцать вторая стрелковые дивизии Особого стрелкового корпуса комдива Шмырова, наступая по сходящимся направлениям, за шесть суток преодолели до ста километров каждая.

Сто шестьдесят третья дивизия полковника Зеленцова, наступая из Лендер, четвертого декабря взяла Лиексу и к утру шестого числа вышла к крупному транспортному узлу белофиннов Нурмес, надежно перерезав важнейшую железную дорогу Сортавала – Каяани. Пятьдесят четвертая дивизия комбрига Гусевского, перейдя границу, повернула на юг и к вечеру третьего декабря без боя вошла в Кухмо, а затем двинулась на Соткамо, к которому подошла на рассвете шестого. Сто двадцать вторая дивизия полковника Шевченко, наступая с севера из Войницы, второго числа захватила Суомуссалми и четвертого декабря вышла к сильно укрепленному узлу обороны противника Хюрюнсалми, который взяла штурмом к полудню шестого.

Однако наиболее успешно развивалось наступление конно-механизированной группы комдива Рокоссовского. Седьмая кавдивизии комбрига Камкова и одиннадцатая кавдивизия комбрига Фоменко при поддержке сводной легкотанковой бригады майора Зоткина к вечеру четвертого числа захватили важнейший транспортный узел противника Контиомяки, а к исходу шестого декабря с боями вышли к населенному пункту Ваала, находящемуся в семидесяти пяти километрах от Оулу…

12. Наш ответ Чемберлену…
Мурманск, начало декабря 1939 г.

…От любви до ненависти, как говорится, один шаг. И в личной жизни, и в политике, и в дипломатии. С той разницей, что в личной жизни любовь иногда бывает настоящей, а в политике и дипломатии – никогда. Являясь лишь маской, за которой с самого начала скрывается звериная ненависть…

За истекшие триста лет англо-русские отношения не раз совершали оверкиль. От коалиций и союзов до откровенной вражды. От прохладного, но все-таки мира, до открытой кровопролитной войны.

Как бы дружески не скалился иной раз британский лев, у него всегда были наготове клыки и когти. Для русского орла. Потому что главной традицией доброй, старой Англии, славящейся верностью своим традициям, была ненависть к России.

Как только Британия превратилась в Соединенное Королевство и приступила к захвату и грабежу заморских колоний, она превратилась в самого последовательного и беспощадного врага России. Делая все, чтобы ее погубить. Или хотя бы навредить. Насколько это возможно. Три столетия подряд английские эмиссары, не жалея золота, снабжали оружием и натравливали на Россию ее соседей! Турок и шведов, французов и поляков, японцев и пруссаков, чехов и австрияков. Три столетия английские политики, дипломаты и шпионы плели интриги и устраивали заговоры! Не останавливаясь перед свержением и убийством законных российских монархов, видных государственных и военных деятелей. Три столетия они пестовали внутренних врагов и предателей всех мастей! От декабристов до троцкистов. От Герцена до Шамиля. От Колчака и Деникина до Кур-Ширмата и Джунаид-хана.

А причина всего этого была до банальности проста – животный страх потерять все нажитое неправедным путем. То бишь, награбленное.

Краеугольным камнем британской политики на протяжении последних трехсот лет являлась формула: «У Великобритании нет ни вечных врагов, ни вечных союзников, есть только вечные интересы». Сиречь, во-первых, соблюдение «равновесия сил», означающее постоянное стремление к собственному превосходству. Над всеми. Во-вторых, недопущение господства какой-либо державы на сухопутных и морских путях в Индию, эту «жемчужину британской короны». И, в-третьих, сохранение господства на море. «Правь, Британия, морями!».

Россия, единственная по-настоящему трансконтинентальная мировая держава, распростершаяся от Балтийского моря до Японского и от Северного Ледовитого океана до Афганистана, Индии (!) и Китая, была не просто опасна. Она была смертельно опасна для британских «вечных интересов»! Всегда! Но особенно после окончания строительства Транссибирской магистрали и Китайско-Восточной железной дороги…

На эти вполне объективные обстоятельства, как обычно, наложился человеческий фактор. В тридцать седьмом году британским премьер-министром стал клинический русофоб Невилл Чемберлен. Которого даже его родной брат Остин считал психически не совсем здоровым. Чтобы не сказать больше. В это же время кабинет министров Франции (пятнадцатый по счету за последние семь лет!) возглавил Эдуард Даладье. Сын булочника. Тщеславный и лицемерный выскочка. В девятнадцатом году бывший сержант, выслужившийся в лейтенанты во время войны, решил заняться политикой. Да так в этом преуспел, что через шесть лет уже стал военным министром (видимо в связи с глубокими познаниями в военном деле)! Однако, несмотря на очень суровый вид, был абсолютно бесхребетным человеком. Острые на язык журналисты даже прозвали его «быком с рогами улитки». Не удивительно, что такая сильная личность, как сэр Невилл, водил этого «быка» за собой на веревочке. Что и привело к тому, к чему привело.

Франко-русские отношения и без того были сильно испохаблены. Наполеоновским нашествием и Крымской войной. А также интервенцией в Причерноморье в годы Гражданской войны. Однако французский петух при всем своем фанфаронстве и самонадеянности был достойной птицей и вполне мог бы ужиться с русским орлом.

Если бы не коварный Альбион…

В мае тридцать пятого года Советский Союз заключил с Францией пакт о взаимной помощи, предусматривающий проведение консультаций и принятие согласованных мер в случае угрозы или опасности нападения какого-либо европейского государства на СССР или Францию. А через две недели аналогичный договор был подписан между Советским Союзом и Чехословакией.

Учитывая наличие франко-чехословацкого договора о союзе и дружбе от двадцать четвертого года и пакта о взаимных гарантиях между Францией и Чехословакией от двадцать пятого, в Европе впервые после окончания мировой империалистической бойни были созданы реальные предпосылки для формирования эффективной системы взаимной безопасности и предотвращения агрессии.

Что абсолютно не совпадало с планами Великобритании. Которая, во-первых, не могла допустить дальнейшего роста влияния Франции на европейские дела. Во-вторых, не могла допустить усиления безопасности вообще кого-либо. И в первую очередь – Советского Союза. А в-третьих (и в главных!), не могла допустить предотвращения агрессии. То бишь, предотвращения новой, второй по счету, мировой войны. Потому что по-прежнему мечтала уничтожить своего главного врага. Хотя он и назывался теперь уже не Российская империя, а Союз Советских Социалистических Республик.

Весть о свержении самодержавия в феврале семнадцатого года британский парламент приветствовал аплодисментами, стоя, а Дэвид Ллойд Джордж, тогдашний премьер-министр Великобритании, брякнул на радостях во всеуслышание: «Цель войны достигнута!».

Проболтался, что называется. Да только рано радовался! Воспрянула Россия. Наваляла по шеям и Антанте, и прихвостням ее. И вновь объединилась. И опять силу набрала. Вот и пришлось англосаксам все начинать сызнова. И заговоры, и интриги.

В качестве обезьяны, которая будет таскать каштаны из огня, они выбрали Германию. В соответствии с еще одной старой английской традицией – ничего не делать самим, если для этого можно использовать немцев.

Для начала бывшую Германскую империю придавили огромными репарациями. И опустили, как только могли. Чтобы население в реваншистском угаре как можно быстрее забыло об ужасах войны. Особенно молодежь. Этих ужасов не видевшая. А, кроме того, так нарезали границы в послевоенной Европе, что огромное количество немцев оказалось на территории других государств.

По большей части новых. Чьи народы не смогли отстоять собственную государственность от посягательства более сильных и агрессивных соседей. А теперь оказались коренным населением. Со всеми привилегиями. По отношению к немецкому нацменьшинству.

Так опытный кинолог травит молодую овчарку. Повышая ее природную злость.

После десяти лет этой, в полном смысле слова, собачьей жизни подавляющее большинство немцев было готово к любому политическому режиму, способному восстановить униженное национальное достоинство. И его получило. В лице национал-социалистической рабочей партии.

К этому времени все версальские ограничения были сняты, Германию приняли в Лигу Наций и принялись науськивать на СССР. Для чего еще в двадцать пятом году были подписаны Локарнские соглашения, гарантировавшие неприкосновенность ее новых западных границ. В отличие от восточных.

К середине тридцатых годов германский военный потенциал был полностью восстановлен. С помощью англо-американо-французских льготных кредитов. В обмен на обещание организовать «Дранг нах Остен». А затем. С прямого согласия Великобритании, при попустительстве Франции, Германия в тридцать шестом захватила демилитаризованную Рейнскую зону, в тридцать восьмом «воссоединилась» с Австрией, а в марте этого года проглотила Чехословакию.

Ту самую, с которой у Франции имелся договор о союзе и дружбе и пакт о взаимных гарантиях. От выполнения которых она отказалась под давлением Великобритании, спавшей и видевшей как Гитлер начинает свой «Поход на Восток».

СССР был готов выполнить свои обязательства по советско-чехословацкому договору. И привел в полную боевую готовность танковый корпус, тридцать стрелковых и одну кавалерийскую дивизию, семь танковых, одну моторизованную и двенадцать авиационных бригад. Однако в соответствии с договором он мог оказать помощь Чехословакии лишь после того, как это сделает Франция. Которая, как уже выше было отмечено, от выполнения своих обязательств уклонилась. Под смехотворным предлогом. Сославшись на слабость Красной Армии, якобы потерявшей боеспособность после разоблачения военно-фашистского заговора маршала Тухачевского. Хотя на самом деле все было с точностью до наоборот. Что Красная Армия блестяще доказала на Хасане, Халхин-Голе, в Маньчжурии и Китае.

Впрочем, теперь это было уже не важно.

Только в результате Мюнхенского сговора и последовавшей за ним оккупации Чехословакии, кроме огромной территории и человеческих ресурсов (три миллиона судетских немцев), Германия получила в свое распоряжение весь чехословацкий золотой запас (двадцать пять миллионов фунтов стерлингов)! И груду оружия, достаточную для оснащения пятидесяти дивизий (полторы тысячи самолетов, около пятисот танков, три с половиной тысячи орудий и минометов, сорок три тысячи пулеметов, более миллиона винтовок)! А также прекрасно отлаженный военно-промышленный комплекс, удельный вес которого на мировом рынке вооружений составлял более сорока процентов (сто тридцать тысяч винтовок, четыре с половиной тысячи пулеметов, двести орудий, несколько десятков танков и самолетов в месяц).

По иронии судьбы все эти самолеты, танки, пушки и пулеметы стреляли теперь по французам и англичанам на Западном фронте. Как говорится, не рой другому яму!..

Всю весну и лето в Москве шли переговоры военных миссий Великобритании, Франции и Советского Союза по вопросу заключения трехстороннего договора о взаимопомощи в случае агрессии против любой из договаривающихся сторон. Однако, несмотря на усилия СССР, эти переговоры так ни к чему и не привели. В первую очередь потому, что являлись для англосаксов и французов лишь дымовой завесой.

В это же самое время они тайком от Советского Союза пытались договориться с Германией и Италией о заключении четырехстороннего пакта, направленного против СССР. О чем товарищ Сталин прекрасно знал. Благодаря отличной работе советской военной разведки. Но переговоры не прерывал. Чтобы не спугнуть этих поджигателей войны, этих предателей и клятвопреступников…

Когда тринадцатого августа на советско-маньчжурской границе загремели пушки, в Лондоне и в Париже сначала воцарилась мертвая тишина, а потом поднялся жуткий визг. По поводу международного права и неспровоцированной агрессии против мирной страны (двести тридцать нарушений советской границы японо-маньчжурскими бандитами только за последние два года, само собой, не в счет!). Обе миссии сложили чемоданы и убыли домой. С оскорбленным видом.

Ну, и ладно. Как говорится, скатертью дорога!

Переживать по этому поводу товарищ Сталин не собирался. В том числе, потому, что уже через неделю было заключено торгово-экономическое соглашение и подписан пакт о ненападении между СССР и Германией. С секретными протоколами. А еще через неделю вермахт перешел польскую границу. А те, кто рыл яму товарищу Сталину, сами в нее и попали. И поделом! Чтобы не повадно было.

Вот так и вышло, что и Великобритания, и Франция оказались втянуты в войну с Германией. Вместо Советского Союза. Который в союзе с Германией сумел, наконец, вернуть назад отторгнутые у него после советско-польской войны западные области Украины и Белоруссии.

Это, конечно, не границы тринадцатого года. Ну, и Бог с ним! С этим уродливым детищем Версальского договора. В смысле, с Польшей. И с польскими панами, и с польскими евреями. Не хотели быть Царством Польским в составе Российской империи, пускай теперь хлебнут лиха в составе Третьего Рейха! В качестве генерал-губернаторства. Со всеми вытекающими. Гитлер у них там быстро «нойе орднунг» наведет. Не раз помянут старые добрые времена!..

Ну, что ж, с Польшей разобрались. На очереди Бессарабия и Прибалтика. Впрочем, с ними, судя по всему, хлопот не будет. Но пока не до них. Надо восстановить, то бишь, укрепить северо-западные границы. В Финляндии. А прибалтами и румынами можно будет и летом заняться.

И тогда, поскольку дальневосточные границы Советского Союза уже совпали с границами, существовавшими до русско-японской войны, задача, которую поставил перед собой в далеком двадцатом году нарком по делам национальностей товарищ Сталин, будет достигнута.