Текст книги "День Рождения (СИ)"

Автор книги: Олег Семироль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

Семироль Олег

День Рождения твой не на праздник похож -

Третье ноября.

Из гостей только я и докучливый дождь,

Впрочем, как вчера...

В жизни, как обычно нет гармонии.

(с)песня.

...Мария задумчиво смотрела на монитор своего компа... Виртуальный мирок ICQ жил своей обычной жизнью – место, где все вроде бы вместе, но каждый всегда сам за себя. К горлу комком подступала поздняя осень, вернее ранняя зима... Озябший город погружался в холодную темноту и сумрачную депрессию. Трамвай, стуча, будто зубами от мороза, поскальзывался на рельсах и, истерически повизгивая обиженным щенком, заворачивая вокруг ее дома.

Фонарь – старый друг. Единственный свидетель ее ночных бдений на подоконнике, когда острое жалящее цветное вдохновение прерывало скучное течение черно-белых снов... Он был уже стар, той, особой, старостью городов, вещей, домов... И конечно же одинок – сколько их таких вот фонарей, упорно пытающихся разогнать сгущающуюся тьму, и наблюдающих за текущей мимо жизнью, не имея ни сил, ни возможности вмешаться... Она прислонилась лбом к ледяному, дышащему холодом стеклу, расплющила об прозрачную твердь нос. Как в детстве... Вернее на той острой грани, когда детство уже готово рассыпаться прахом, но огонек юности еще не зажегся... А ведь точно такой же фонарь-близнец наблюдал тогда, как все произошло. Интересно умеют ли фонари помнить? Она умела.

В первый раз всё случилось очень просто. Они шли по вечернему заметаемому, волнами острых бьющих в лицо снежинок парку. С кем же она шла? Кажется его звали Слава. Или Витя? Неважно. Один из тех мальчишек, кто, как и она, пытались хоть чем-нибудь занять скучные вечера. Танцы... По-настоящему танцевать она так и не выучилась... Еще одна обманка жизни... И, кажется, это тоже была еще осень, но осень совсем неотличимая от зимы – сейчас таких, наверное, уже не бывает. Вернее, давно не было.

У встрепанного парня, что вышел им навстречу под желтоватый, ослабленный начинающейся метелью, свет фонаря текла кровь из разбитого носа. Текла сильно, оставляя черные следы на светлом свитере. Эти вызывающие тошноту пятна она хорошо рассмотрела – крупные, похожие на хищных многоножек... Еще она помнила, как он ругался, не так как это было принято среди ее ровесников – сладко смакуя самые грязные словечки... Это звучало зло. Кажется, тогда ей стало страшно. Ведь ненавидеть она еще не научилась. А парень, подняв к бросающемуся снежными конфетти небу страшное, залитое кровью лицо, зло говорил вернее рычал:

– Это ж надо – встретить именно этих трех уродов, и именно в том переулке! Твари! И поток грязной уличной брани...

Ей тогда было по-настоящему жутко, она так и не поняла почему остановилась тогда, несмотря на дергающего ее за локоть партнера по танцевальному кружку... Что она тогда сказала? Предложила помочь? Тот день остался с ней разрозненными обрывками, будто детский пазл... Злые глаза, наполненные тенями и блестящими тающими снежинками... Странный мямлющий севший какой-то, голос Славы-Вити:

– Нате... – слово-то какое слабое, неправильное, будто не к ровеснику обращается, а к взрослому...

Платок протягивает, а рука трясется.

И презрительный взгляд брошенный парнем сквозь них – будто и нет больше никого в целом парке... Тогда она долго смотрела вслед – незнакомому пареньку, которому, наверное, не повезло в жизни... А он уходил прочь по заметенной белой пылью аллее, спрятав руки в карманы, сгорбившись, как древний старик...

... "Сгорблен и несчастен", потом ей часто бывало его откровенно жаль... Сейчас ей казалось, что и в тот день, спустя неделю после их первой встречи, когда она увидела его вновь, случайно, на остановке, она подошла к нему из жалости...

– Нос-то разбитый зажил? А то мне за тебя даже страшновато стало... Столько кровищи... Ну недавно... В парке. Помнишь?

– Хех... – мальчишка улыбнулся неожиданно добро, совсем детские ямочки на щеках преобразили хмурое лицо, – то-то мне и твой нос знакомым показался. Ты еще там с каким-то чудиком была! А мне в тот день знатно морду набили, – будто радуясь, такому хорошему событию довольно проговорил паренек.

С этого все началось. А закончилось... Закончилось ли? Наверное нет. Жаль? Маша не знала. А чего еще было жаль? Жаль сейчас, спустя годы и годы? Да, конечно... Он так и не появлялся в огромной таблице синеньких обитателей он-лайна, подмигивавших ей время от времени незатейливыми "приветами". Постукивающими осторожно сквозь динамики, иногда наполняя ночь мышиным попискиванием. Странно, что его нет. Он же обещал, а слово он всегда держит... Она улыбнулась вспоминая...

***

Он грустно усмехнулся, вспоминая:

Он всегда любил этот парк – старый, неухоженный, дикий... Такой же заброшенный и никому ненужный, как и тот умирающий город, в котором его посадили долгих полтора века назад. Сейчас, в золотисто-прозрачном солнечном свете прохладного осеннего утра, здесь было особенно хорошо. На аллеях засыпанных умершей листвой царствовала тишина... Молодежь отсыпалась после очередного сожженного в скуке провинциального угара вечера, если приглядеться, то под золотым покрывалом листвы можно заметить следы былого вечерне-ночного буйства – битые бутылки, смятые банки, окурки... Старики с извечными шахматами или домино. Молодые мамы с пищащими младенцами в пестрых колясочках появятся позже... И эта особая, пронизанная уставшими за лето птичьими голосами, наполненная прощальным перешептыванием умирающей листвы с готовящимся уйти на юг теплым ветром, звенящая струной, тишина – тишина занесенного шуршащим листопадом парка, вновь пропадет до следующего утра... Или следующей осени... Или навсегда.

Он шел. Не спеша. Вдыхая уже чуть горчащий далеким ароматом осенних, погребальных для нечитанного множества листьев, костров воздух... Шел – свободный человек, оставивший за спиной старую жизнь и не успевший сделать шаг в новую. Шел, уже зная, что прощается с этим городом, с этим парком, с этим миром... И с ней?

Аллея канадских кленов – горящие алым пламенем кроны, вычурные листы, оставившие свой отпечаток на флаге далекой страны... Страны, ставшей домом для Витька. А когда-то они, два подрастающих балбеса, наслушавшись далеких радиоголосов, на этой самой аллее пытались сделать кленовую тянучку... Он улыбнулся, вспомнив, как собирали кленовый сок, и тут же нахмурился, память отказалась напомнить, что было дальше – он помнил, что тянучка не вышла, а вот почему... Впрочем, так ли это важно? Не вышла и ладно. Много позже, в память о том случае, они заказали с Витьком каких-то оладий с кленовым сиропом, приторным и неприятным на вкус, и упрямо съели, запивая все это чем-то крепким – два абсолютно чужих человека, связанных только глупыми детскими воспоминаниями и ощущением, что они мимо чего-то прошли не заметив. Что что-то безвозвратно потеряли. Грустное вообще-то ощущение.

Разбитый, неработающий уже лет десять, фонтан. Когда-то это были три дельфина взметнувшиеся в прыжке и замершие в полете над гладью наполненной водой чаши. Чаша теперь представляет одну большую урну, забросанную мусором, дельфинов осталось только два, а вместо третьего темный шест арматуры – "Фонтан Церетели", так его теперь называет подросшее за это время поколение... Как-то подвыпивший Леха пытался устроить здесь стриптиз-шоу, они втроем еле оторвали его от этого шеста. Здоровый был... Два года уже на "Лесном" – сердце.

Чугунный олень – любимая забава молодежи на Петров день. "Перевернуть памятник!" – звучит? А ведь первой эту идею подала Елка, она вообще всегда была заводилой... Вернее, почему была? Есть. Только далеко и не здесь. А когда-то они до одури и распухших губ целовались на той вон скамеечке...

Будто и не было всех этих лет – снова его ждут, только не Елка, а Мария, Машенька, Машка... И снова ждут для того, чтобы расстаться навсегда... Только в этот раз уезжать выпало ему... "Мышка", как нахохлившаяся, хмурая птичка... Обычная девчонка – уродливые башмаки с тяжеленными квадратными каблуками, джинсы, ужасный рыжий плащ... То, что предлагает жителям городка местная барахолка, то, что делает их похожими друг на друга, одинаковыми, лишенными индивидуальности – пешек, для которых шахматной доской будет монотонность жизни. Плетеный браслетик – его подарок, он уже и не помнил по какому поводу, помнил только смысл – их судьбы так же переплетены, как нитки в этой феньке. Интересно, почему сейчас всегда сидят так – на спинках, поставив ноги туда, где по нормальному и стоило бы сидеть? Он молча шагнул на скамейку и присел рядом...

В прозрачно голубом по-осеннему высоком небе сонным замерзающем шмелем гудел самолет. Он слегка прищурился на остро сверкающую в лучах солнца искорку, оставляющую за собой пушисто-белый инверсионный след – кто-то уже уходил по той дороге, что предстоит ему только спустя два дня.

Он открыл глаза прогоняя воспоминания прошлого. Белый снег все так же лип на лобовое стекло, растираемый неутомимыми "дворниками" в ничто. Щелк-щелк... Щелк-щелк... Как печальные часы, отсчитывающие уходящее. А может быть щетки сметают потерянное время? Он глянул в затуманенное снегом мглистое пространство. Огромная, заносимая белыми хлопьями, очередь из стоящих на автостраде машин. Снегопад в Портленде. ЧП вселенского масштаба. Щелк-Щелк... Щелкают дворники, будто часы. Будто старые, много раз чинимые им ходики, на пустой стене его комнаты... Той комнаты, где он обещал Маше, что их судьбы сплетены навечно. Где он обещал, что сколько бы не прошло лет, как бы не разбросала их судьба, но одно будет незыблемо всегда... Поздравление в День ее Рождения, будет всегда. Чтобы не случилось. Как память о том, что было и о том, что могло бы быть... Как же много он когда-то обещал...

Человек в заносимом метелью автомобиле взглянул на тонкую пластинку телефона, валяющуюся на соседнем сиденье среди давно прочитанных газет. Телефон сдох еще утром, так же как у большинства окружающих... А значит... Он поежился, и рывком раскрыв дверь, выбрался из уютного чрева машины, в бьющий колючими снежинками день...

***

Пятнадцать минут до полуночи. Нет открытки, нет звонка... Хотя, конечно, это ничего не значит – он может быть где-то в месте мало связанном с ICQ, и мало связанном с ней... Всякое может случиться – замотался, забыл... Заболел?! Маша мотнула головой, отгоняя неприятные мысли.

"Ну кто он тебе? Бывшее увлечение, человек смутно знакомый по редким фотографиям и длинным письмам... Бред!" – объясняла она себе будто строгая учительница нерадивой ученице.

Но мысли не слушались...

Конечно он там – в суетном вокзальном ожидании, в дрожащем от нетерпения поезде... В самолете? Там же нельзя пользоваться телефонами... И занят, бесконечно занят. Он будет занят до тех пор, пока она сможет в это верить. Ведь... как только... свободная минутка... И "ах да, я ведь забыл ей написать!"

Время ровным пульсом билось в правом виске экрана, и она старательно не смотрела туда. А может стоит? Сеть жила своей жизнью... Сеть жила. А она?

Конечно, чаты, бессмысленные бесконечные бодрящие разговоры... Зачем они все веселятся, как дураки? Ведь если бы им было так весело, как это утверждают бесконечные смайлики, сидели б они тут, как же... Она поймала себя на том, что ей захотелось поставить смайлик в конце этой мысли, чтоб не было так бесконечно больно, чтоб обмануть своего внутреннего собеседника, рыдавшего маленьким испуганным ребенком. Ребенком оставленным посреди ночи...

Какая глупость! Отсутствие какой-то открыточки... В самом деле, неужели что-то изменилось бы в мире, приди сейчас письмо. Что могут дать слова чужого человека? "Как дела? Как настроение?"

Вот блин! Естественно, все нормально...

"Скучаю?" Завтра придет письмо:

"С Днем Рожденья, Машка! Не расстраивайся. В этот раз не получилось. Был далеко в лесах". И привычная подпись: "Я". Она глянула на все так же ровно светящий в окошко фонарь... Самое интересное, что ей даже внутренне стало легче. Все просто. Он не успел. Его срочно вызвали по делу. Что-нибудь с семьей... Нет! Не надо. Они-то при чем...

Представился его ник загоревшийся в перечне посетителей аськи.

– Привет!

– Привет!

– Грустишь? Не расстраивайся! Улыбнись!

– Я не расстраиваюсь, просто приболела чуть-чуть. Сплиню.

Она действительно чувствовала себя больным котенком. Грустным, никому ненужным, котенком. Бил озноб, и пальцы не попадали по клавишам.

"Дорогие чатлане! Я не буду сейчас вас развлекать искрометными всплесками наигранных эмоций... Я ухожу... Доброй ночи!"

Еще и аська! Ответить на приветы...

– Как дела?

– Плохо...

– Да, плохо дела...

– Не стоит.

– Не поможете.

– Спасибо...

– Состучимся...

– Спасибо за поздравления...

– Да, день рождения...

– Пока.

Рука тянется к мыши и замирает. Еще три минуты, она будет именинницей. Может?..

"Бред" – обрывает она себя. Комп умиротворенно вздохнув затихает, обрушивая на комнату лавину непривычной тишины. Только слышно чуть слышное пощелкивание старых престарых ходиков, да за стенкой привычно храпит утомленный застольем муж...

Негромкая музыка... "Уезжаешь, милый, вспоминай меня... Пролетят столетья вроде птичьих стай..." Легран! Телефон!! СМСка!!! "С Днем Рожденья, Мышка! УДАЧИ! Я." Мир потихоньку становился на место...

***

Удивленная женщина смотрела на возвращаемый им телефон, будто уже успела попрощаться с этой нужной вещью навсегда.

– Спасибо! Извините! – он аккуратно положил телефон на кожаное сиденье, бумажка в сто долларов легла рядом.

– Еще раз извините.

Она долго провожала глазами дикаря почти вырвавшего телефон из ее рук. Дикаря в белом свитере, с лицом безумца, тыкающего по маленьким кнопкам ее телефона скрюченными от мороза пальцами...

А он уходил прочь по заметенной белой пылью автостраде, спрятав руки в карманы, сгорбившись, как древний старик...