Текст книги "Непрофессионал"
Автор книги: Олег Себастьян
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)
'Як-42' взмыл резко с полосы, как в Кабуле, с единственной разницей, что не стал далее вертеться, совершая противоракетный маневр. Сергей, слишком быстро перенесенный из войны в мир, машинально стал ожидать удара по моторам, куда обычно влетали ракеты. Вероятно, он был настолько напряжен, что не обратил внимания, что соседка его нажимает на кнопку над собой. В поле зрения Сергея попала нагнувшаяся к нему стюардесса : "Вам плохо ?" Он в недоумении посмотрел на соседку, она на него : "Вы так побелели, что я подумала, что вам нехорошо !" Стюардесса, тем не менее, принесла стакан лимонада, за что, впрочем, Сергей был ей благодарен. Потом он заснул не обращая внимания на заинтересованные взгляды соседки.
В Вильнюс самолет прилетел во втором часу ночи. Можно было позвонить по телефону, данному полгода назад корейцами из Алма-Аты, но ему не хотелось никого обременять. И Сергей через час, заглянув решительно всюду, устроился спать на неудобных для сна деревянных креслах на втором этаже, возле касс интуристов. Заснул он окончательно только в четыре утра и открыл глаза, когда розоватый рассвет просочился в тесный аэровокзал.
Сергей смотрел на светлеющие окна, попытался еще подремать, но, подумав, сел. Тело, будто окутала липкая простыня, он потянулся – ощущение липкости не проходило. Сергей подхватил свою сумку и пошел умываться. Тепловатая вода совсем не освежила. Собравшись, осмотрелся в зеркале – лицо заросло изрядно щетиной, пришлось снова раскрывать сумку, бриться холодной водой – он терпеть не мог ни механической, ни электрической бритвы.
Наружный воздух взбодрил его окончательно. Сергей пошел вдоль выстроившихся салатного цвета 'Волг', сел в первую, наткнувшись взором на прищуренные серые глаза, чуть было не спросил, с чего такая честь, ограничился тем, что небрежно сказал, отвернувшись: "Улица Антакальне".Шофер медлил, Сергей, тоже медленно, повернулся – "Что стоим ?" Водитель, держась уверенно, – "За чем едем ?" Сергей еле сдержался, чтобы не вмять ему кулаком в лицо, снисходительно бросил : "Ты прав – не за чертом, давай трогай !". Литовец невнятно пробормотал , рванул с места. Стараясь хоть как-то отомстить за пренебрежение, гнал, не снижая скорости по извилистым улицам, сбавляя чуть-чуть перед троллейбусами, съезжавшими с боковых улиц на главную дорогу. При этом он посматривал на Сергея. Сергей развеселился и, отдав десятку, хотя за такую езду, самая лучшая плата была пара плюх в морду, и открывая, не торопясь, дверцу, нарочито развязно предупредил водителя : "Если не туда завез, тогда мурд ..." Парень, услышав незнакомое слово, осекся, быстро оглядел Сергея, захлопнул за ним дверь и укатил с лихим разворотом прочь. Сергей посмеялся – "Чтобы номер не видел, придурок, номер-то на передней панели и фамилия Лукошевичюс !"
Его привезли на площадь под холмом с башней. Вспомнил – 'Гедиминаса'. Он пошел вверх по улице, вдоль которой текла река. Прочитал на фасаде аккуратную черную табличку на двух языках – "Ул.Антакальне. Antakalnu Ielu", ниже -"дом 19". До дома Казинаса Витаутаса Альгимантисовича осталось миновать всего два номера. Сергей посмотрел на часы – двадцать четыре минуты седьмого, да еще и время на час позже.
Сергей решил для себя, что придет в этот дом ровно в пять часов вечера.Он мог еще позвонить, но у него не хватило бы никаких сил говорить с матерью Витаса, не видя ее. Итак, у него впереди десять часов, он даже порадовался возможности побродить по Вильнюсу – он был тут только один раз, все тогда же, с матерью.
Он свернул обратно на площадь и пошел прямо вверх, не разбирая тропы, по зеленому крутому склону. Кроссовки скользили по влажной утренней траве. Низкая красноватая башня приблизилась необыкновенно скоро. Сергей вышел к камню с надписью в честь победы при Грюнвальде, от него еще сотня метров по широкой дороге и вот он на площадке под раскрошившейся башней. Вершина холма была пустынна. Под северно-голубым небом и перед ним расстилался невысокий бело-красный город, расположившийся гораздо свободнее того, под плато в долине. Его не стискивали ни горы, ни стены и река, темная и неторопливая, делала изящный поворот из-под холма направо. По улицам засновали машины, проходила прямо под ним, по улице Антакальне, колонна троллейбусов, они обтекали прямоугольную площадь, ложились на борт и уходили по мосту. Над заросшим холмом по противоположную сторону площади плыла звонница Кафедрального собора. "Доброе утро, пан !" – Сергей обернулся, к нему подошел пожилой, подтянутый мужчина, коротко стриженый, с гладко выбритым лицом, с галстуком. "Доброе утро !" "Пан, я наблюдал за вами, как вы поднимались сюда..." "Я не был в Вильнюсе пятнадцать лет!" – Сергей внимательно посмотрел на собеседника. У того внезапно исчезло изучающее выражение из глаз, они потеплели, но лицо по-прежнему, не улыбалось – "Я видел здесь миллионы людей, большинству это не нужно, им надо, чтобы их сюда подняли на лифте... Они" – и он, с легким поклоном обернувшись к башне, продолжил – "...достойны, чтобы к ним шли и не проклинали дорогу!" Сергей хотел просто постоять на вершине, а не выслушивать проповеди, он отвернулся и выругался молча в сторону. "Вы будто взлетели как кошка ..." Сергей уже собрался объяснить причину этой легкости, но литовец неожиданно дотронулся до его руки – "Вы еще молоды, но, выйдя из ада, человек должен совершить паломничество, не смейтесь -это святое слово, к святыням, безразлично, либо это могилы предков, либо кумиров !"Сергей сдержался– он вспомнил, как видел когда-то в Москве двух парней в добела выгоревшей форме, чеканным шагом, подошедшим к Мавзолею и замершим с отданной честью посреди любопытствующей толпы... Сергей невидяще глядел на город, резко вскинулся, посмотрел в самые глаза литовцу, громко сказал – "Спасибо", потом – "До свидания!" Литовец ответил : "Ite pacem!",не по-русски и не по-литовски точно. Сергей медленно пошел по дороге, опоясывающей холм с башней.
Он бродил по Вильнюсу, становившемуся с каждым часом шумнее, садился на скамьи в скверах. Наконец он добрался до уютного кафе на небольшой площади, сел с чашкой кофе и стал наблюдать вокруг. Никогда прежде он не испытывал такого как сейчас умиротворения от бабьего лета. Воздух своей легкостью напоминал предутренний воздух, наполненный снежными дуновениями с горных перевалов, и такой же летучий! Листва деревьев, пробитая желтизной, замерла в ожидании. Это был город множества светловолосых женщин с открытыми ногами и любопытными глазами.
Одиночество Сергея нарушили – к нему подошла официантка и, слегка присев,
спросила у него разрешения, посадить за его стол еще посетителей. Сергей не возражал, снова повернулся лицом к улице. Столик был небольшой и девушки извинились за то, что толкнули его коленями. Он в течении минуты изучал их, их было две : одна, как и положено, со светлыми волосами, другая с каштановыми и зелено-карими глазами. Они оторвались от своих чашек, некоторое время смотрели на него в упор, улыбнулись – "Labas dienas !" Сергей переводил взгляд то на одну, то на другую и не сразу сообразил, что с ним поздоровались. Попытался выглядеть непроницаемым, у него это не получилось, почувствовал, как засверкали его глаза, так что ему пришлось их прищурить – "Здравствуйте ! Приятного аппетита !" Они – "Спасибо !" и пошел легкий, с флиртом, разговор. Сергей без труда находил темы для беседы, упомянул о Паланге, башне Гедиминаса, посетовал на трудности с билетами, расхвалил Вильнюс, в последнем он, впрочем, не лукавил. Девчонки смеялись, перешли на русский, даже в разговорах между собой. Темноволосая, временами подолгу не отрываясь, глядела на Сергея. Болтали около часа, девушки посмотрели друг на друга, на Сергея, сказали, с явным сожалением – "Мы совсем опоздали в Университет, извините, нам надо идти !" Они встали, не уходили, будто ожидая. Сергей тоже встал, задержал легко локоть темноволосой – "Мне хотелось бы вас еще раз увидеть !" Она, не высвобождаясь, – "Только один раз ?" Ее подруга пошла к выходу. Сергей стал искать бумажку, она расстегнула сумочку – "Если вам надо написать..." и протянула ему листок из записной книжки – "Вы все равно не запишете по-литовски..." На листке был адрес, телефон и фамилия – Шакинайте Юта. Он спросил – "Вы будете записывать ?" Она слегка вздрогнула – "Вы должны найти меня сами... Если вам это необходимо..." Сергей покраснел, засунул листок в нагрудный карман рубашки "Вы правы..." Они с подругой, пошли по улице, Сергей следил за ней, но как это ему не хотелось, не заметил, чтобы она оглянулась.
Было только двенадцать часов и Сергей решил сходить в кино. Он взял билет на часовой сеанс и просидел оставшийся час в буфете за очередной чашкой кофе.
Фильм был литовский, очень скучный и он не смог вытерпеть до конца. Он маялся, то заходил в книжный магазин, то в кафе – время было обеденное, везде очереди, он тут же выходил прочь и так, от магазина до магазина, подбирался ближе к улице Антакальне. В третьем часу он очутился на площади перед Кафедральным собором, ныне картинной галереей, зашел в нее. Без толку бродил среди картин, старых и современных, больше отсиживался на сиденьях для посетителей. Помещение тяготило его, он почувствовал себя плохо и с удовольствием снова вышел на площадь. Теперь он каждые пять минут смотрел на часы – время тянулось невыносимо медленно и он черепашьими шагами двигался вместе с ним. Постоял, опершись на перила мостика слева от собора, следя за течением темной воды, снова поднял руку с часами – четыре часа. Покружил около телефонной будки, решился, зашел вовнутрь. Когда прикрыл за собой дверь, почувствовал, как прилипает к телу рубашка, то ли от духоты, то ли от волнения. Снял трубку, цифры самые простые – год смерти – 84, месяц смерти август, день смерти..." – он бросил трубку и вышел. Нашел скамейку, раскрыл сумку, еще раз просмотрел содержимое ее.
Все ! Без двадцати пять. Сергей встал и стремительно, обгоняя всех, ставя ноги на одной линии, пошел вверх по улице к дому N 23. Лицо его стало непроницаемым от жара, во внутреннем кармане его сумки покоился крест, переданный Витасом. Сергей миновал прямоугольную площадь под башней, он летел вверх по мостовой, идя наравне с троллейбусами.
Дом двадцать три. Широкие потемневшие двери парадной, над дверью табличка, среди номеров – 10, десять. Дверь на себя, перед ним – идущая винтом лестница. Время – без пяти. Он стал, выдохнул, пошел по середине лестницы. Подниматься на третий этаж...
Сергей стоял перед темно-коричневой дверью и считал : "...двадцать семь! Звони!" Он не расслышал звонка, потому что слушал шаги, приближающиеся к двери. В проеме раскрытой двери стояла высокая женщина с пепельными пышными волосами. Сергей раскашлявшись, коротко представился, женщина вышла из дверей, склонила голову набок – "Проходите". Идя по коридору, Сергей сообразил, что сказала она по-русски. Проходя мимо двери слева, он огляделся, женщина покачала головой – дальше. Перед дверью, которой оканчивался коридор, снова остановился. Она обошла его и открыла перед ним дверь.
Сергей вступил в небольшую комнату с высокими потолками, письменным столом, с книжным, до потолка шкафом. Над застеленной кроватью висело роскошное золотое распятие, над столом – фотографии, в основном, старые, среди которых выделялась одна : очень молодые мужчина и женщина, он в шляпе, в галстуке, она обнимала его, держась за его руку и плечо. Сергей засмотрелся на фотографию, женщина, стоявшая напротив него, объяснила: "Мои родители!"Сергей перевел свой взгляд на мать Казинаса – это была женщина западноевропейской красоты, как Валькирия, высокая шея, крепкие еще и довольно широкие плечи, тонкое лицо с огромными серыми глазами ('как у Витаса' ) Сергей, смутился, заметив ,что рассматривает ее с большим, чем надо, интересом. Она отступила, показала на стул, села сама, ожидая...
Сергей подбирал слова, мать Витаса спросила – "Что он сказал в конце ?.." Сергей сжал челюсти , переждал секунду – "Он молился о вас..." "...Он сразу умер ?.."Он сказал ложь : "Его ранило в спину...Мы могли бы его спасти..." и поднял лицо – она смотрела проходящим сквозь него взором. Не давилась слезами, не говорила ничего про себя, просто молчала... Глаза у Сергея были сухи. Он потянулся к сумке, раскрыл ее, достал крест, аккуратно завернутый в платок Витаса – ее руки дрогнули и сцепились на коленях – и протянул его ей. Она держалась с силой, взяла крест, прижала ко лбу, потом твердым голосом сказала – "Вы закрыли моему сыну глаза, этот крест – ваш и пусть вы никогда не увидите смерть своих детей..." Сергей не выдержал, и вдруг почувствовал на голове теплые руки, она прижимала его к себе, укоризненно сказала : "Вы же мужчина..." Сергей не останавливался, она гладила его по голове, и он наконец пришел в себя. "Мы похоронили его в провинции Урузган, под перевалом Сеидгар хребта Джаншах, в песчаном урочище..." "Я запомню..." "Он умер в день...как ваш номер телефона..." Сергей проклял себя, увидев ее расширившиеся глаза. Она кивнула только. Сергей достал нержавеющий медальон – "Личный номер Витаса...", она сжала его в руку, не рассматривая. Сергей осторожно посмотрел на нее – она все так же сидела с неподвижными сухими глазами, глядя через него. Тишина громоздилась растущей горой на его плечах и Сергей не сразу услышал : "Витас до пятнадцати лет был очень маленьким мальчиком...Он стал заниматься греблей и вырос..." Сергей опустил глаза, выдавил невпопад : "Витас прикрыл меня..." Снова тишина. "А теперь я даже не могу похоронить своего сына..." Сергей мгновенно оказался нагим перед ней, ему стало стыдно за свои терзания. Но память защитила его -опять перед ним возникло лицо Витаса, обхватившего шею его, Сергея, как сам он обнимал отца, и об этом он никогда никому не расскажет, даже его матери...
Сергей посидел еще с минуту, встал, попрощался, она не держала его, она все поняла, и прямо глядя Сергею в глаза, сказала : "Вы можете приехать в любое время !", встала проводить. Уже стоя на лестнице, Сергей обернулся в ее сторону– мать Витаса глядела ему вслед, и он так и не услышал звука закрываемой двери...
На улице он почувствовал себя опустошенным. Ему некуда было торопиться, он будто пересек с дверью на третьем этаже границу и вышел в незнакомый город. Мостовую улицы накрыли длинные тени. Нежаркое солнце садилось за рекой, невидимой из-за домов на противоположной стороне улицы Антакальне. Вместе с опустошением приходило облегчение – все-таки он вернулся, сейчас уже Сергею было неловко от того, что происходило полчаса назад. Он всматривался, как впервые, в Вильнюс и радовался теплому вечеру. Почти бегом сошел вниз по улице до площади, постоял секунду и решительно пошел дальше, через миниатюрный мостик, к Кафедральному собору.
Перед собором было многолюдно, в основном, молодежь, все скамейки были обсажены, сидели на спинках скамеек, стояли кучками, курили, смеялись. Сергей поискал свободное место и плюхнулся на краешек рядом с компанией из десятка парней и девиц. Вплотную к скамейке стояла другая и эта компания занимала обе скамейки. Парень, рядом с которым устроился Сергей, обратил к нему вопросительно-ждущий взгляд. Сергей равнодушно осмотрел его, расстегнул сумку (в который раз за день !), пошарил в кармане сумки – он был уже пуст, расстегнул сумку шире, залез в карман кителя и, к своему удивлению, обнаружил почти полную пачку 'Беломора'. Достал папиросу, помял пальцами, вставил в уголок рта и как ни старался не смог разыскать спички. Пришлось обращаться к компании, они снова стали в упор рассматривать его, не сразу парень напротив подставил зажигалку, Сергей с удовольствием задымил, прищуривая глаза. На скамейках уже с азартом болтали, изредка бросая взгляды на потревожившего их Сергея. Сергей курил, выхватывал из разговора, вынужденный слушать их, знакомые слова, вроде 'бардакас', 'ка'. Парни глотали пиво из бутылок, ржали, к скамейкам два раза подходили милиционеры, спрашивали о чем-то парней, но приглядывались более к Сергею. Во второй раз один из патрульных спросил по-литовски Сергея, Сергей понял, достал военный билет, протянул милиционеру. Тот демонстративно сличал фотографию в билете с физиономией Сергея, Сергей посмотрел в сторону, на компанию. Они прекратили разговор, дружно обратили лица на милиционеров, будто ожидая от них ответа. Милиционер, полистав билет, отдал его Сергею, махнув рукой к козырьку : "В/ч 17214, Герат ?" Сергей вскинулся : "...Да" и, как можно спросить только своих, – "И когда оттуда ?" Милиционер снял фуражку, отер лоб, сначала негромко сказал что-то напарнику, потом ответил Сергею : "Это не я, наш начальник отделения был в командировке в Герате, помогал их полиции." Сергей привстал, протянул ладонь, усмехнулся : "Я тоже помогал, только при прочесывании..." Милиционер пожал ему руку, надел фуражку: "Счастливо !"и пошел к напарнику, прохаживавшемуся невдалеке. Сергей сел, только тут заметил, что сидящие прислушивались к их диалогу, потом снова заговорили, уже чаще рассматривая Сергея. Сергею стало смешно – если им рассказать, что еще три дня назад он был в Кандагаре на аэродроме , на который обрушился 'афганец'...
...Приказ об увольнении Сергей получил раним утром. Оказии до Кабула МИ-8
летал один раз в три дня, только ночами, собирая всех дембелей пришлось бы ждать три дня, вертолет, полупустой ушел как раз этой ночью. Сергей не хотел пересиживать без дела, хоть и не признаваясь себе, но уже чувствовал ревность к своему сменщику. Поэтому он с радостью искателя приключений решился на кругосветное путешествие – сначала до Кандагара, куда в восемь утра уходили 'вертушки', заимствованные на время одной из операций, оттуда в Шинданд, на котором, как сообщили в штабе полка, собирают авиагруппу для удара по Луркоху. С Шиндандской авиабаза самолеты в Кабул летали ежедневно, так что был шанс еще сегодня вечером быть в Кабуле, получить документы в штабе – это еще один день – и послезавтра, тьфу-тьфу, взвинтиться джинном над Гиндукушем и в Ташкент...Сергей, возбужденный, распрощался, прыгнул в МИ-восьмой, сел около иллюминатора и просидел, не замечая ничего до самого Кандагара. Перед взлетом ему сунули автомат – полет проходил над территорией, контролируемой мятежниками, но их не обстреляли нигде, даже при посадке в Кандагаре. Вертолеты сели на свободное место, самое дальнее от выхода на летное поле. Отодвинули двери, все выпрыгнули на землю, как вокруг заорали, показывая руками за колючую проволоку. Сергей обернулся – над невысокими холмами, окружавшими Кандагар, разрасталась черная непроницаемая туча, отливавшая металлическим блеском. С приближением тучи, граница ее размывалась, вспыхивая золотистым блеском. Туча двигалась с фантастической быстротой, она через мгновение поглотила дальнюю гряду холмов, ближнюю – и по земле прямо на Сергея уже надвигалась километровой высоты черная стена. Перед собой стена гнала волну свистящего раздирающего уши душного рева. "..Афганец..." и Сергею показалось, что он попал в волну, как тогда, в Сухуми, заглушающую все, даже внутренние, звуки. Он мчался вместе с другими к укрытию, но никто из них не успел добежать и были сбиты как кегли с ног посреди поля. Сергея терла бесконечная наждачная лента, за шиворот, в брюки, в уши, в рот, в глаза набивались кучи песка, его волокли по полю могучие кони, в кровь раздирая ему лицо...
...Сергей поднял голову, с нее сыпался песок, у него было ощущение, будто он вывалялся мокрой головой в сухом песке. Он с трудом освободился от наметенной вокруг него кучи, встал, вытряхивая из себя килограммы песка. Вокруг него поднимались, разворачивая песок, люди, отплевывались, отряхивались.
'Афганец' вывалил из своего брюха, как бомбардировщик, весь принесенный им песчаный груз на аэродром, на Кандагар и иссяк. Летное поле стало наполняться людьми, когда Сергей уже подходил к КПП, рычал бульдозер, сгребавший песок с поля.
Из-за 'афганца' вылет в Шинданд задержали на три часа и Сергей очутился там олько в два часа дня в самое пекло посреди летного поля, окруженного стеной дрожащего воздуха. С поля не выпустили никого из прилетевших из Кандагара, когда Сергей попытался объяснить, что он – демобилизованный, часовой только осоловело качал головой. Тогда Сергей резким тоном велел передать дежурному офицеру, что он должен быть сегодня в штабе, в Кабуле. Солдат в полном облачении, со снятым автоматом, идя в нескольких шагах сзади, отвел Сергея к майору. Майор не перебивая выслушал Сергея, когда Сергей полез за документами, отмахнулся недовольно, накрутил полевой телефон-"Извините, лейтенант!"– ушел на десять минут. Сергей, воспользовавшись паузой, стал вытряхивать песок из штанов, снял ботинок, но тут вошел майор. Майор посмотрел на снятый ботинок, подумал и сообщил: "Через час в Баграм идет борт полсотни девятый -АН-12,со второй полосы, капитан Петросов, он вас возьмет, если поможете ему погрузиться! Счастливого пути !" и майор пожал руку Сергею. Сергею стало неловко от снятого ботинка, он не надевая его, вышел в коридор, быстро обулся и под конвоем того же узбека или таджика прошел обратно к самолетам.
Капитана Петросова, пилота, не узнать было нельзя, он обрадовался Сергею : "Настоящий джигит! Совсем немного погрузимся, а то эти бачи уже расплавились и на крыло, да !" Сергей скинул китель, стал бегом таскать ящики, потом стянул и тельняшку. "Для такого мужчины воды не жалко !" Петросов энергично покрутил рукой, к самолету подъехала цистерна – "Пускай !" Сергей едва успел нагнуться, как его окатили ведром ледяной воды. Он зафыркал, услышал – "Еще давай!" и его еще раз окатили, от спины к голове. Петросов уже нетерпеливо делал ему рукой знаки, на весь аэродром говорил : "Э, чего ждать, полэтели!"
И, действительно, едва Сергей успел занять место на куче полушубков, как взревели двигатели, к Сергею, грохоча по днищу машины, подбежал кто-то из экипажа, наклонясь к самому его уху, заорал : "...наденьте жилет, автомат в стойке по левому борту..." и убежал. Сергей оказался единственным пассажиром во всей машине, он натянул первый попавшийся жилет, завязывать не стал, выбрал короткий автомат с металлическим прикладом, пощелкал рычажком предохранителя и устроился, теперь – возле иллюминатора.
Самолет разогревал моторы, дернулся, пополз, задергался на месте, рванулся, подпрыгивая на полосе и как ракета пошел вверх. От самолета убегал прямоугольник желтого поля, очерченный проволокой заграждений, коробками пакгаузов, траншеями. Поле исчезло, иллюминатор закрыла синева, самолет так резко завалился на крыло, так что Сергей был вынужден зацепиться, чтобы не выпасть из кресла...Долго шли над горами, пересекли хребет с заснеженными пиками один раз, другой, наконец самолет пошел в спираль на снижение и Сергей по крайней мере три раза видел одну и ту же вершину в иллюминаторе. Снова прогрохотали ботинки : "...Баграм ! Приготовьтесь !" Сергей кивнул и сжал автомат. Тошнота от резкого пикирования прошла, машина выровнялась и плавно заходила на полосу, едва ли в двух сотнях метров от иллюминатора и уже выше барражировал 'крокодил'. Сергею послышался удар в днище, самолет дернулся в сторону и, подпрыгивая как мячик, покатился по бетонке. Когда самолет остановился, Сергей скинул с себя жилет, но машина снова дрогнула и поползла так медленно, будто ее волокли. Наконец вышли пилоты, Петросов впереди, без шлема, оскалившись : "Что, джигит, цел ?" Аппарель уже ушла вниз, из брюха самолета открылся вид на аэродром, густо заставленный летательными аппаратами. Сергей поднялся и вслед за летчиками вышел наружу. Летчики собрались возле машины, приседали, рассматривали обшивку. "Ракетой задело по касательной!" сказал Петросов. Сергей заметил вмятину в нижней части фюзеляжа, побежавшую трещину и, как будто к нему это уже не относилось-"Удачно, что рядом с полосой!.."
К самолету катил через все поле 'газик', набитый людьми. Он осадил в метре, Развалившись на переднем сиденья, офицер в вылинялой черной футболке, в панаме, в черных очках, двигая челюстями, спросил : "Все целы ?" Петросов вытолкнул Сергея вперед – "Добросьте джигита до КПП !" Офицер , сверкнув бликами на очках, чуть обозначил рукой жест за себя, на заднем сиденье тут же сдвинулись и Сергей очутился среди запыленных полураздетых солдат, увешанных оружием. 'Газик' с места взял скорость, крутанув на сто восемьдесят градусов, Сергея собирался помахать на прощание Петросову, но успел только ухватиться за чей-то ремень. Джип промчался, не изменив направления, до шлагбаума и погнал прочь, едва Сергей коснулся земли. У шлагбаума стояло не меньше десяти человек, метрах в двадцати от него прямо на Сергея нацеливался из дзота пулемет. У Сергея долго и придирчиво проверяли документы, сообщили по рации, вскоре из двухэтажного здания вышли трое. Пока они не подошли, Сергея разве что не заставили лечь на землю солдатам в касках было скучно и проверка для них стала развлечением.
Около часа Сергей провел на КП авиабазы, пока выясняли, звонили, стемнело и его определили на ночь в казарму караула аэродрома. Поднялся он ни свет ни заря, но попуток в Кабул не было. В одиннадцать часов повезло шла почта на МИ-восьмом, опять взревевшие двигатели ударили по ушам, несколько минут и он очутился в Кабуле. Опять, только под прицелом почти целого взвода изнемогающего под тяжестью всевозможного снаряжения солдат-пехотинцев, более тщательная проверка, опять удача с машиной.
Кабул напоминал фронтовой город – среди белых фасадов остовы зданий, транспаранты на пушту и русском. Проплыла господствующая над городом крепость Бала-Хиссар. 'Урал', на котором устроился Сергей, почти подминал под себя бэтээр сопровождения, сзади не отставал 'газон' с зачехленным кузовом. Когда показалась Гюльхана – штаб армии, колонну начали останавливать через каждые сто метров. За почти год, что Сергей не наведывался в штаб, изменилось все – вокруг него выросла тройная линия обороны, он прикинул, что охрану несло не меньше двух усиленных полков. У подъезда стояли настоящие головорезы в сбитых набекрень беретах. В двери впускали по одному, остальные стояли, ежась под тяжелыми взглядами 'коммандосов' с засученными рукавами.
Сергею пришлось оставить сумку внизу, в управление кадров его провожал угрюмый прапорщик, уверенно шедший метрах трех впереди. Сергею в этот день необычайно везло, его пропустили без очереди – 'тебя, лейтенант, нельзя задерживать !' и он очутился внезапно перед полковником, замкомандующего армией по кадрам. Он уже настолько ощутил себя свободным за последние сутки, что даже не счел нужным отрапортовать по уставу. Полковник, однако, не обратил на это никакого внимания, пригласил сесть, полистал документы, поданные ему Сергеем, позвонил и сидел, сложив руки перед собой, пока не скрипнула дверь и вошедший офицер не подал ему папку. Полковник раскрыл ее, долго читал в ней, не переворачивая листы, отпустил офицера, мнущегося около стола и поднял глаза на Сергея – "На вас отличные характеристики...так...здесь...инициативен...вынослив...отличный спортсмен..."Сергей вытянул с удивлением шею. Полковник уже быстро что-то писал , он остановился и тихо спросил : "Не пожалеете ?" и, не дождавшись ответа, расписался, пристукнул печатью, сообщил официально : "Приказом по армии..." – Сергей вскочил и застыл – "вы, лейтенант Зандер Сергей Генрихович, увольняетесь в запас в звании старшего лейтенанта воздушно-десантных войск...Распишитесь в ознакомлении !" По окончании процедуры полковник крепко пожал руку Сергею, не отпуская ее, другой похлопал его по локтю, укоризненно покачал головой : "Жаль...Спасибо за службу!"
Когда Сергей, ошеломленный, покидал кабинет, полковник уже разговаривал по одному из телефонов. Сидевшие офицеры кивнули Сергею на прощание. Над Сергеем принял опеку прапорщик, одернувший выразительно автомат, они было тронулись к лестнице, как из двери выскочил давешний офицер, крикнул"Товарищ лейтенант, к полковнику!" Сергей снова подошел к кабинету – дверь его была отворена, полковник, говоривший, как заметил Сергей, уже по другому телефону, сказал в трубку – 'минутку !', обратился к Сергею : "Через час пятнадцать идет самолет в Ташкент из Кабула, я отдал приказ, чтобы вас захватили. Внизу стоит машина, они вас ждут! " и резко закрыл дверь. Сергей скатился вниз, так что прапорщик едва поспел за ним. Действительно, за линией постов с завывающим мотором дрожал зеленый 'газон'. Офицер, капитан, указал Сергею на кузов, среди солдат, встал на подножку, осмотрел кузов и резко хлопнул дверцей. Сергей, ошалелый от слышанного, пребывал в возбуждении от того, что скоро навсегда покинет эту сожженную землю. Он пытался предостерегать себя от преждевременных ожиданий, но весь был слишком переполнен словами – 'через час, через час !' Его не интересовала ни эта страна, ни сожаление от того, что он не узнал ее и вряд ли узнает, даже ни гибель разведгруппы, ничего, главное – вырваться отсюда. В городе застряли из-за проходившей бесконечной колонны, спустившейся с Саланга. Он привставал в кузове, пытаясь увидеть конец колонны, перетоптывался на месте. "Уже полста машин, а конца и краю им нет..." и он был готов прибить талдычащего сержанта. Через двадцать пять минут 'газон' подъезжал к Илу-76.Самолет, растопырив гигантские крылья, стоял в начале рулежной полосы, под ним расхаживал человек в голубой рубашке, теребящий шлем в руках. "Давайте скорее на борт..." раздраженно погнал он Сергея в хвост на опущенную аппарель. Сергей влетел внутрь, отдышался, устроился в кресло. В самолете стояла страшная духота, в освещенном солнцем чреве кое-где сидели люди.
Створки медленно сошлись и несмотря на иллюминаторы лучи не пробивали мрак, воцарившийся внутри.
Сергей озирал летное поле как с высокой горы – невдалеке происходила возня вокруг песочнокамуфлированных вертолетов, в них бегом загружались весьма легко одетые солдаты в панамах. Вертолеты затряслись от бешено раскрутившихся винтов и поползли вдоль взлетной полосы. Сергей хорошо знал, что это означает – он сам около двух месяцев пробыл в команде прикрытия полетов. 'Вертушки', в которых размещалось по отделению десантников, стартовали за мгновения до взлета транспорта, шли на высоте не выше пятидесяти метров по обеим сторонам взлетной полосы, отстреливая гроздья 'зажигалок', до тех пор пока 'борт' не взмывал на высоту, недосягаемую для ручных зенитных ракет. При замеченном пуске – а он четко определялся по поднявшемуся пылевому облаку и короткой вспышке – первой, и главной, задачей было закрыть 'борт', а второй только – уничтожить 'пусковиков'. Вертолеты должны были быть очень маневренны, поэтому облегчали их до предела, а десант вылетал разве что не голышом, только в бронежилетах, с автоматами и с шестью магазинами. Подниматься иногда приходилось больше десяти раз в день. Когда ракета попадала вместо цели в 'вертушку', в живых, как правило, не оставался никто. Полеты после таких случаев не отменяли, но проводили прочесывание и, если удавалось захватить стрелявших, их с передавленными гусеницами руками и ногами сбрасывали над 'зеленками'. Командование рассылало строжайшие приказы, виновных переводили с понижением, некоторых судили в Союзе. В ответ 'духи' подбрасывали изуродованные трупы, попавшихся в их руки пленных. По этому поводу тоже издавались приказы, но ракеты вылетали, а люди продолжали пропадать...
