Текст книги "Отец и сын с «Безупречного»"

Автор книги: Олег Орлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

ГЕРОИ ОСТРОВА НАРГЕН

Живет в Ленинграде старый балтийский матрос Иван Иосифович Михальков. В 1918 году довелось ему служить машинистом на эсминце «Спартак». Однажды эсминец получил приказ: идти в порт Ревель – так раньше назывался Таллин – и поддержать огнем своих орудий восстание ревельских рабочих.

Дело было в декабре. Всю ночь шел «Спартак» полным ходом.

Уже миновали остров Нарген, и до Ревеля было совсем недалеко. Наступило утро, и в тумане моряки увидели пять английских миноносцев и два крейсера. «Спартак» принял неравный бой.

В машинном отделении машинисты могли только слышать грохот залпов и разрывов. Потом раздался скрежет: «Спартак», потеряв управление, наскочил на камни.

Отчаянно сражались моряки. До последнего снаряда, до последнего патрона. В живых осталось немного. Их взяли с полузатонувшего, безмолвного эсминца в плен…

Среди пленных был и Михальков.

Пустынен низкий остров Нарген. Сосны шумят на нем, глубокий снег засыпает зимой кустики брусники и гранитные валуны.

Посреди острова, на вырубке, белогвардейцы сколотили дощатые бараки и обнесли их колючей проволокой. К проволоке не подойдешь – охрана стреляет без оклика.

И били здесь, и голодом морили. Белогвардейцы пытались узнать, есть ли среди пленных коммунисты. Но коммунистов никто не выдал.

В январе – морозы тогда стояли сильные – охрана стала выгонять пленных из бараков. Построили в ряд. Вышел комендант лагеря Кох. Оглядел всех. Скомандовал: «Коммунисты! Два шага вперед! Если коммунисты не выйдут – расстреляем всех подряд!» Минута настала страшная. Моряки – полураздетые, окровавленные, но не сломленные – молчали.

И тогда шагнул вперед комиссар эсминца Павлов. Шаг и другой… И шагнули вместе с ним еще тридцать шесть коммунистов. Охрана окружила их и повела в барак смертников.

Коммунисты написали перед казнью письмо: «Товарищи! Братья! Скоро мы станем перед палачами. Но мы умрем как большевики-ленинцы за Советскую власть! Нас много. Победа за нами… Прощайте навеки».

…Расстреляли их третьего февраля 1919 года.

Ивану Михалькову позднее удалось бежать из плена, и он снова служил в советском флоте.

ВОЕННАЯ ХИТРОСТЬ

Шел 1918 год. Белые, отступая от Самары и Казани, погрузили на баржу семьсот пленных красноармейцев, матросов и рабочих. И угнали баржу вниз по Каме. Каждую минуту пленных могла ожидать смерть.

Красные моряки с кораблей Волжской флотилии решили во что бы то ни стало спасти пленных. Они узнали, что баржа стоит на Каме у села Гольяны…

В полной тайне красные готовились к дерзкой операции. Ведь стоило белым узнать о ней, и они могли потопить баржу с пленными.

Красные переодели экипажи трех миноносцев – «Прыткого», «Прочного» и «Ретивого» – в белогвардейскую форму. На миноносцах подняли Андреевские флаги царского флота…

Вышли. Наконец и село Гольяны показалось за поворотом реки. А посреди реки – баржа. На ней – охрана. С берега на баржу наведены пушки и пулеметы. Подошли наши миноносцы к барже, развернулись. Часовые с баржи их окликают: «Кто плывет?» С миноносцев – приказ: «Барже поднять якоря! Приготовиться к буксировке!»

Вот ведь на какой риск пошли красные, чтобы своих спасти. Начальник караула белых с баржи спрашивает: «Чей приказ?» С миноносца отвечают: «Приказ его превосходительства адмирала Старка!»

Белые присмотрелись, вроде свои миноносцы: на плечах у офицеров – золотые погоны, матросы в форме. Да и приказ от грозного адмирала Старка. Старка боялись, он шутить не любил…

Начали поднимать якоря.

А на берегу народу повысыпало! Офицеры, солдаты… Смотрят белые, как миноносцы баржу уводят, и никому из них в голову не придет, что красные-то их дурачат!

Пошла баржа на буксире. Ветер под гафелями у миноносцев Андреевские флаги развевает, по мостику вахтенные офицеры прохаживаются, боцман старорежимный на корме матроса распекает. Белые на барже совсем успокоились.

Отошли от Гольян подальше, где берега совсем пустынны, и тут разоружили быстро белую охрану, сбили замки на барже, выпустили пленных.

Те уж и не верили в избавление…

ТОЧНЫЙ ВЫСТРЕЛ

В городе Пушкине в одной из школ познакомили меня с девочкой-пятиклассницей Мариной Капустиной. Познакомили вот почему: Марина разыскала матроса со старинного эсминца «Азард».

Матросу – звали его Павел Иванович Жемов – шел восемьдесят пятый год. Это был человек с интересной судьбой, жизнь прожил трудную, воевал в разных войнах. О многом матрос по просьбе Марины написал в обыкновенную школьную тетрадку старческим корявым почерком – свои воспоминания…

Марина передала эту тетрадку мне.

Разные там были записи. Меня заинтересовали строчки, где Павел Иванович рассказывал о том, как эсминец «Азард» во время гражданской войны потопил английскую подлодку «Л-55»…

Поправлять в рассказе было нечего: все написанное было бесхитростно и точно, как мог сделать только человек знающий, подлинный участник событий.

Я лишь сократил несколько строк.

«…Служить на флот меня взяли в 1914 году. Шла первая мировая война. Через два года послали в экипаж эсминца «Азард». Очень хороший был эсминец – новейший, быстроходный…

В революцию подняли мы на эсминце красный флаг, и «Азард» стал защищать на Балтике Советскую Россию.

Началась гражданская война. Однажды «Азард» вместе с эсминцем «Гавриил» в Копорском заливе – неподалеку от Кронштадта – были окружены английскими военными кораблями и приняли бой…

Я в те минуты находился на верхней палубе рядом с комендором носового орудия Степаном Боговым. Степан был моим другом, вместе с ним мы пришли на эсминец и воевали вместе. Я был у орудия заряжающим.

Бой начался тяжелый. Загремели падающие стреляные гильзы носового орудия, синими полосами потянулся за эсминцем пороховой дым.

В это время английская подводная лодка зашла нам в тыл и успела выпустить по «Азарду» и «Гавриилу» три торпеды.

Сигнальщики заметили торпеды, и быстроходные эсминцы развернулись. Торпеды прошли по бортам и не задели нас.

Три торпеды – это более ста пудов груза, которые разом потеряла подводная лодка. А принять балласт воды для равновесия не успела. На две-три минуты ее перископ и часть рубки показались над водой…

– Снаряд! – крикнул мне Степан, не оборачиваясь. – Давай снаряд!

Я подал снаряд. И тогда Степан Богов прямой наводкой сделал выстрел. Раздался негромкий взрыв. Эсминец прошел неподалеку от пенившегося водоворота. Все было кончено. Подлодка затонула. Это был точный выстрел…»[1]1
  При докладе по итогам похода начальник дивизиона эсминцев Л. Н. Ростовцев (во время боя находился на «Азарде») отметил: «…на месте лодки появился столб воды не менее чем при взрыве мины заграждения…». Однако, командование решило, что подлодка уничтожена выстрелом эсминца «Азард». Командир корабля Н. Н. Несвицкий и комендор С. Богов были награждены орденом Красного Знамени. – прим. Гриня


[Закрыть]

Вот что было написано в той тетрадке. Бой произошел четвертого июня 1919 года.

Позднее, работая в архиве, я узнал, что через несколько лет после описываемых Павлом Ивановичем событий подлодку подняли водолазы ЭПРОНа[2]2
  ЭПРОН – экспедиция подводных работ особого назначения, занималась подъёмом кораблей, судов и подводных лодок, а также другими подводными работами. – прим. Гриня


[Закрыть]. На рубке ее сохранился английский номер – «Л-55».[3]3
  Лодка L-55, несмотря на протест МИД Великобритании, была поднята летом 1928 года. Обследование показало, что причиной гибели подлодки был взрыв мины заграждения. Данный факт, однако, никак не умаляет подвига моряков – ведь именно в бою с ними лодку снесло на мины. – прим. Гриня


[Закрыть] Подлодку отремонтировали, и она ходила с тем же номером, но под нашим флагом в составе Балтийского флота.

УПРЯМЫЙ ЧЕЛОВЕК

В 1936 году из Одессы вышел советский грузовой пароход и взял курс на Испанию.

В те дни республиканская Испания сражалась с фашистами, и пароход вез продукты и одежду детям испанских коммунистов.

Был в команде матрос, звали его Василий.

Еще в Одессе он купил записную книжку и решил выписывать в нее испанские слова и учить их. Делал так: нарисует человечка, моряка в клешах, спросит у тех, кто испанский немного знает, и подпишет под картинкой «маринеро», что значит «моряк». Нарисует быка, подпишет «торо»… Много слов выучил Василий. Уже к Испании подходили. У самых берегов пароход захватили фашисты. Они хотели заставить советских моряков отречься от Родины. Команду бросили в тюрьму. Попал в камеру и Вася. Нашли у него фашисты записную книжку. Полистали, усмехнулись.

– Рисуй, – сказал один, – «эспозас» – «наручники», «карсель» – «тюрьма», «реха» – «решетка»… Ха-ха-ха!.. Узнаешь испанский язык.

– Ладно, – сказал Вася, – выучу и это…

Ничего не смогли поделать фашисты с советскими моряками. Продержали в тюрьме много дней и выпустили.

Пришел пароход в республиканский порт и груз привез.

А записную книжку Василий сохранил и снова стал записывать туда испанские слова: «хлеб», «друг», «девочка»…

КАК ВЫВОЗИЛИ РАНЕНЫХ С ПОЛУОСТРОВА ХАНКО

С первых же дней Великой Отечественной войны советские военные гарнизоны сражались до последнего патрона и до последнего человека…

Даже враги называли защитников наших гарнизонов бессмертными.

Но это были обыкновенные советские солдаты и матросы, и, умирая, они не знали, что их назовут героями.

Такими были и защитники Ханко…

Ханко – это порт и небольшой полуостров в Финском заливе. Бывший Гангут.

31 июля 1941 года два тральщика – «Кнехт» и «Бугель» – добрались до полуострова Ханко и стали на якорь.

Тральщикам был приказ: вывезти с полуострова тяжелораненых. За первые недели обороны в подземных госпиталях на Ханко лежало их более трехсот человек.

Ханко был под обстрелом. Горели дома, нордовый ветер нес к морю дым и копоть. И разлитая нефть плыла по воде.

Моряки освободили все кубрики и койки на тральщиках и начали принимать людей. А как принимать, если с берега бьет артиллерия, а с воздуха бомбят фашистские самолеты?

Тяжелая была погрузка… Но все-таки тральщики загрузились и еще по восемьдесят человек взяли на верхнюю палубу. Пошли…

А идти нужно было между своих же мин, узким фарватером.

Командир головного, «Кнехта», две ночи не спал и был контужен, но стоял на правом крыле мостика. Он поглядывал на море и на небо, а море и небо были чистые и ясные, как нарочно.

А когда смотрел командир на палубу – видел всюду белые повязки да костыли. И красного креста не надо, и так понятно: походный госпиталь, а не тральщик.

И вот половину фарватера не прошли, банку Аякс миновали – загремели колокола громкого боя! Тревога! Самолеты!

Госпиталь на палубе зашевелился… А куда денешься? Одно дело – атаки ждать с целыми руками и ногами, и драться, и знать, что, в случае чего, в воде окажешься, так хоть до подхода своих поплаваешь. А тут беспомощные и обескровленные люди.

«Юнкерсы» со стороны солнца сваливаются в пике, и бомбы начинают рваться около тральщика.

У тральщика какая от бомб защита? Стрелять по самолетам можно, а всей брони у «Кнехта» – ледовый пояс толщиной в десять миллиметров.

Глядит командир на самолеты, вцепился руками в поручни. Совсем дело скверное.

И вдруг слышит с палубы слабо так зашумели: «Наши… Наши!..»

И верно, наши. С аэродрома Ханко немцев увидели, и два наших «ишачка» – так истребитель наш «И-16» называли – взлетели и высоту набирают.

Немцы были заняты тральщиками и не сразу наши самолеты заметили. А когда заметили, поздно было, головной «юнкерс» задымил и в залив упал. Что тут на палубе началось! Раненые костылями машут, «ура» кричат… Бескозырки вверх полетели…

А «ишачки» только короткими крыльями покачивают.

Два оставшихся «юнкерса» бомбы как попало по заливу рассеяли, а тральщики на чистую воду выскочили и курсом на Кронштадт легли.

БОМБЫ

Это было в августе 1941 года. Фашисты окружили Ленинград и двигались уже по направлению к Москве. Каждую ночь они бомбили наши города, а советские летчики отвечать им тем же не могли: фашистам с захваченных аэродромов летать близко, а нашим самолетам до Берлина не достать – на обратный путь не хватило бы бензина.

И вдруг, посчитав, наши летчики обнаружили, что есть один такой аэродром на нашем острове Эзель в Балтийском море, откуда можно долететь до Берлина и вернуться назад. И они нанесли по Берлину первый удар, а потом второй. Стали бомбить столицу гитлеровской Германии!

Но скоро случилось так, что на этом аэродроме кончились все бомбы и подвезти никак было нельзя: фашисты перерезали железную дорогу Ленинград–Таллин и вышли к южному берегу Финского залива. Нет бомб – и не летают наши самолеты на Берлин. Хоть рельсы под крылья подвешивай! И такое во время войны бывало… Тогда послали из Кронштадта два корабля с грузом бомб. Но они оба подорвались в пути на минах и затонули. А летчики ждут.

Тральщик «Кнехт» только что вернулся с боевого задания, и командир его отдыхал. Приходит вестовой: срочный вызов в штаб. Командир пришел в штаб, а там приказ: «Не считаясь с потерями, доставить на остров Эзель срочный груз…» Ясно, какой груз: бомбы. Погрузили их на тральщик тридцать штук, здоровенные – по пятьсот килограммов и по тысяче! Бомбы эти матросы прямо на палубе уложили, словно бревна, и закрепили. А детонаторы, взрыватели то есть к бомбам, командир в своей каюте в сейф закрыл. Каюту запер и ключ – в карман.

Вышли в море. У острова Лавенсаари видит командир, что над тральщиком фашистский самолет-разведчик «рама» летает. Кружит, рассматривает тральщик, наверное, своим сообщает. Комиссар говорит командиру: «Ну, командир, фотографирует нас этот чертов фриц. Сейчас бомбардировщики прилетят…»

Командир молчит. На море смотрит. А на море – ни тумана, ни облачка, ни дымки. Видимость полная. Тральщик – как на ладони. Не спрячешься.

И верно, прилетели вражеские бомбардировщики. Много – парами идут и поодиночке. Сколько их было, и не считали. Самолет за самолетом, триста бомб сбросили фашисты. Носовое орудие тральщика стреляло, стреляло и вдруг замолчало. В чем дело? Докладывают командиру: «Снаряды кончились. Остались одни практические…» Это, значит, болванки, которыми по учебным щитам стреляют… Командир приказывает: «Огонь практическими!» Это чтобы те, кто внутри корабля, кто бой не видит, а только слышит, знали, что орудие не молчит, отбивается…

Сигнальщика на мостике убило, комиссара ранило. Остался один командир, от копоти черный, как головешка. Одна бомба возле борта ухнула так, что компас из карданова подвеса вылетел! Но тральщик уже к Таллину подошел и стал на рейде под защиту зенитных батарей – бомбы выгружать.

Стоит тральщик на рейде, смотрят моряки: горит город. Больно смотреть.

Хотели раненого комиссара на госпитальное судно, которое в Кронштадт уходило, переправить, а он подозвал командира и говорит: «Командир, вместе мы с тобой плавали, вместе воевали, и уж если тонуть – пускай тоже вместе…»

Махнул командир рукой: оставьте его, мол, на тральщике…

Бомбы на катера перегрузили и дальше на Эзель повезли.

И снова наши летчики бомбили Берлин. Пехотинцы говорили тогда: «Раз летчики долетают, и мы дойдем!»

СОЛДАТ С ВИНТОВКОЙ

В теплую августовскую ночь 1941 года тральщик «Кнехт» уходил из Таллина. К городу приближались фашистские войска, и город и порт было приказано оставить.

Узкий и длинный голубоватый корпус корабля то входил в полосы тумана, то стремительно выскальзывал из них. Клочья тумана вились вдоль бортов, цепляясь за леерные стойки. Только миновали мыс Юминда, как вахтенные доложили командиру:

– Прямо по курсу видны люди на плавающих предметах!

Командир поднял к глазам тяжелый бинокль. Далеко на пологих волнах качались обломки досок… Люди звали на помощь… Это были моряки и пассажиры с торпедированного фашистами транспорта.

Командир приказал вахтенным наблюдать за морем и воздухом. Он знал: застопорит тральщик ход – его легко можно потопить торпедой или бомбой.

Вывалили за борт шлюпки, принялись подбирать с воды людей. Бросали концы с бортов тральщика тем, кто сам подплывал, подтягивали, вытаскивали. Спасли тридцать человек. Тральщик дал ход. Забился на ветру флаг. Небо чистое, горизонт ясный. Справа слышен грохот канонады – бой идет на суше. Слева по воде грохот доносится – бой идет на море…

Снова вахтенные докладывают командиру:

– Видим обломки корабля… Людей… Слева по борту…

Развернулся тральщик. Подошел. Застопорил машины. Хорошо, что самолетов врага не видно, где-то в другом квадрате, в другой части залива нападают на наши корабли. Чуть движется тральщик по инерции в тишине. Люди с воды кричат, руками сильно по воде плещут: боятся, что не заметят, не подберут. Пулеметы тральщика стерегут небо, пушки стволами нацелились в море…

– Подобрали сорок четыре человека, – доложили командиру. – Все помещения на корабле заняты спасенными.

– Возьми ключ, – сказал командир комиссару, – открой мою каюту. Двух человек можно положить на койку, трое поместятся на полу. – И скомандовал: – Полный вперед!

Помчался, полетел на крыльях белой пены тральщик. На предельных оборотах работают машины. Уже далеко позади оставили остров Сескар, и до Кронштадта несколько часов ходу. Снова вахтенные:

– Человек за бортом! Много людей на воде!

И снова командир приказывает остановиться. Сам на мостике словно застыл, навис над палубой. Уж и людей принимать некуда. Но и в море не бросишь! Командир молчит не подгоняет матросов, ждет. Всех до единого, кажется, подобрали… Нет, видят, один еще далеко плывет… Командир присмотрелся: человек в одном нижнем белье, в руке – винтовка со штыком, другой рукой подгребает… Подобрали и его… На палубе обессилел человек, упал на руки матросам.

– Прикажи, чтобы дали одежду, – сказал командир комиссару, – да узнай фамилию. Этого солдата к награде бы представить… Солдатский долг твердо помнит. Штаны не успел надеть, а винтовку взять не забыл…

Помчался вперед тральщик. Уже близко и Кронштадт, виден кронштадтский собор.

…Добрался тральщик до своих и всех спасенных доставил в порт.

А тот солдат с винтовкой так среди других незаметно на берег и сошел.

СПАСЕННЫЙ ТЕНДЕР

Когда в 1941 году фашистские войска замкнули кольцо блокады, к осажденному Ленинграду осталась одна дорога – Ладожское озеро.

По Ладоге на канонерских лодках, баржах, катерах к городу подвозили патроны, хлеб, горючее, медикаменты, а обратно эвакуировали детей, женщин и раненых.

Стояла глубокая осень. Холодные ветры гнули прибрежные камыши.

Небольшой тендер с трудом шел по озеру. Тендерами на Ладоге называли плоскодонные суденышки, похожие на маленькие баржи. Двигатель на них был слабый, а о мореходности и надежности и говорить не приходилось… На палубе, завернувшись кто во что мог, лежали дети и старики. Их переправляли на Большую землю.

Вдруг заглох мотор, и тендер понесло к берегу, занятому фашистами. Наблюдатели на нашем берегу заметили неладное, и на подмогу был выслан катер – морской охотник № 215. Маленькому катеру было трудно бороться с волнами. Его сильно качало, и морякам казалось, что еще мгновение – корабль их уже не выпрямится.

Наконец сигнальщик катера заметил среди волн тендер.

Подошли ближе. Командир катера смотрит по карте: там, где тендер, малые глубины начинаются. Тендер-то плоскодонный, у него осадка маленькая, а катер вот-вот на мель сядет. И оба кораблика на виду у фашистов. Фашисты уже из минометов начали пристреливаться…

Только бы успеть, пока на мель не выбросит. Тогда и тендер, и катер погибнут.

Подошел морской охотник, матросы буксирный конец приготовили. Мины уже рядом с бортом падают. Неужели не успеть? Прыгнул один матрос на палубу тендера, закрепил конец. Рванули моторы, потянули на глубокое место. И как раз туда, где только что тендер покачивался, фашистская мина упала…

В тот день морской охотник № 215 спас тридцать шесть ленинградцев от верной смерти.

ДОНЕСЕНИЕ

Один человек написал в редакцию газеты письмо, в котором просил разыскать матроса по фамилии Клименко. В письме сообщалось, что Иван Клименко служил на Черноморском флоте и храбро воевал. И все. Редакция начала поиск матроса по фамилии Клименко. Наконец, спустя немного времени, из далекого алтайского села откликнулся другой человек, очевидец боя, в котором отличился матрос Иван Клименко. Рассказ об этом бое был очень подробный и яркий.

Вот он, этот рассказ, слово в слово.

В штормовую январскую ночь 1942 года тральщик «Взрыватель» после боя возвращался в Севастополь. Бесконечные гряды волн свинцово-черного цвета шли с моря.

Светало, когда на тральщике сыграли боевую тревогу. Вынырнув из-за лохматых туч, закружились над кораблем «юнкерсы». Зацокали по палубе осколки…

Одна бомба упала под самой кормой, и тральщик вдруг покатился влево. Командиру доложили: рулевое управление вышло из строя. Через час неуправляемый тральщик неподалеку от берега сел на мель.

– Связи нет! – доложили командиру. – Рация разбита…

А берег, занятый фашистами, рядом. Подоспели уже фашистские танки. И прямо с шоссе начали из пушек бить по кораблю.

Упал, обливаясь кровью, комиссар тральщика. Ранен в ноги командир.

Но и у фашистов горело несколько танков – это метко стреляли комендоры тральщика.

– Держаться! – шептал, слабея, командир. – Держаться до последнего…

Замолчало орудие тральщика, кончились снаряды.

Только винтовочными выстрелами отбивались моряки. Командир подозвал матроса:

– Ваня… Клименко…

Клименко подполз к командиру. Тот протянул ему пакет:

– Доберись, Ваня, до наших. Передай донесение. Расскажи, как мы тут держались, не уронив чести русского флота, чести советских моряков.

Командир умолк. Клименко надел спасательный жилет, спрятал пакет с донесением и прыгнул в море.

Отфыркиваясь от студеной воды, поплыл прочь от тральщика, на восток, к медно-красному горизонту.

К сердцу подступал холод, ноги сводила судорога. Но Клименко плыл, и под его бушлатом, в промасленном пакете лежало донесение командира.

Матрос плыл целый день, и силы начали покидать его. Дышал он с трудом. То ли небо почернело, то ли волны потемнели, то ли в глазах темно…

Вдруг среди волн Клименко заметил корпус тральщика. «Наши или фашисты?» Тральщик приближался быстро, и Клименко увидел название на его борту: «Гарпун».

Когда матроса подняли из воды, он прохрипел:

– В бушлате… Донесение… Наши ждут помощи.