Текст книги "Багровый туман"

Автор книги: Олег Котенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Он насыпал в черный шелковый мешочек полтора десятка красных алмазов – нет на Центурионе ничего, ценнее этого камня.

– Если понадобятся услуги Охотника, – ответил я, кивнув в благодарность, – вы знаете, кто вам нужен.

– Конечно, Кен, я отлично знаю, кто мне нужен.

Так, теперь – отпраздновать удачную охоту. Городок, конечно, глухой и безнадежный, но один шанс на выживыние у него все-таки есть. Называется этот шанс "Русалка" и стоит прямо на берегу зеленоводной Терны.

Бармен, Джекоб Аннаэр, милейшей души человек, всегда наливает в долг, а иногда может пожертвовать и ради хорошего настроения. Люблю хороших людей. К тому же, с Джекобом мы давние друзья. Но сегодня мне не придется испытывать его добродушие, сегодня я богач.

Богач на один день – разве это не ирония судьбы? Сегодня я могу позволить себе все, что угодно, а остальное время до заказа перебиваться на хлебе и воде. Так уж я устроен и я не собираюсь меняться. Я нравлюсь себе именно таким – эгоистичным сентименталистом.

Джекоб приветливо кивнул мне, заметив на пороге.

Зал был заполнен обычной публикой – грязномордые ублюдки, сосущие самую дешевую дрянь, поганее которой и придумать нельзя. Это рабочие с рудников. На сцене извивалась какая-то девица. Видимо, прибывшая с последним транспортом, раньше я ее здесь не видел. Несколько типов в робе торчали у самой сцены, выпучив осоловелые глаза.

Обменявшись с Джекобом парой словечек, я взял целую кружку "Крови эльфов" – это, конечно, пойло, а не напиток, но мне сейчас именно такой суррогат и нужен. Хорошие напитки не предназначены для подобного времяпрепровождения, их нужно пить с красивой женщиной в номере дорогого отеля или за столом в шикарной квартире. А здесь нужно напиваться, чем я сейчас и собираюсь заняться.

Первый глоток прокатился в желудок, будто огненная колесница. Так и должно быть, первый глоток самый ответственный. Если пройдет хорошо, то и остальное питье усвоится нормально. А если не полезет в глотку – выливай и заказывай новое.

Этот прошел нормально и сулил мне одинокий, скучный и серый вечер в компании необразованной деревенщины.

Второй добавил резкости в глазах: краски стали яркими, контуры отчетливыми. Сердце радостно встрепенулось в груди. Наверное, вспомнило что-то хорошее.

Я тоже упер взгляд в потолок и отдался волне воспоминаний.

Припомнил день, когда, собрав весь этот безымянный городок на площади, призывал бить локков – накануне они серьезно ограбили здание городской казны. По сути дела, они лишили нас пищи на зиму. Ведь последний транспорт с Земли прибывает осенью, привозит запас пищи и в следующий раз показывается здесь только весной. Иногда, конечно, заглядывают на Центурион транспорты с Немезиды и Аваллы, но еды они не привозят. Яхты нас вообще стороной обходят, а крейсеры не слишком и нужны, ничего хорошего они не принесут. Так вот, пошли мы всем городом в джунгли, эдаким громовым походом. Хорошенько тогда поразгоняли местных локков и – самое главное вернули наши деньги и алмазы.

С тех пор локки опасаются близко подходить к городу.

Шестой или седьмой глоток натолкнул на философские мысли.

Я думал, почему локки, несмотря на нашу ненависть, продолжают приходит и воровать у нас имущество и даже иногда женщин и детей? И еще неизвестно, что они делают с похищенными. Почему? Они приходят, воруют – мы идем и вырезаем их десятками. Но они будто не понимают! А есть ли у них разум?..

В глазах зарябило.

Я вообще местный лидер, так сказать, по социальным вопросам. То есть, у города, конечно, есть официальное руководство, даже мэр есть и мэрия с кабинетом, пушистым ковром и кожаным креслом. Все вроде бы есть, только названия не хватает. Но руковожу людьми я и только я!

Потому что я – Охотник очень высокого ранга, до которого дойти может далеко не каждый. Военный аналог моего звания генерал-майор, но для Охотника эта ступень практически недостижима. Стаж, необходимый для присвоения этого звания, равняется двадцати пяти годам занятия Охотой и не менее десяти тысяч убитых.

Я занимаюсь этим с детства. В семь лет я впервые взял в руки винтовку и нож, в десять отец зарегистрировал меня как Охотника и я до сих пор считаюсь самым молодым вступившим в ряды Элитной Армии.

Кружка опустела.

Голова медленно наливалась тяжестью.

Но что-то заставило меня встрепенуться и вскинуть голову.

Что-то... что-то... странное, давно уже я такого не ощущал. Словно тиски сдавили сердце. Неужели...

На пороге выросла человеческая фигура – о том, что он близко, я знал еще три минуты назад, и сейчас у меня не осталось сомнений.

Это – Охотник.

ГЛАВА 2

Я прибыл на Центурион шесть лет, не считая трех месяцев, назад. Прибыл по особому заданию. Центурион очень маленькая планета. Хотя, размер ее достаточен для обитания на ней человека. Начну с этого.

Теперь объясню, что такое Охотник.

Охотник – это представитель Элитной Армии, которая в свою очередь состоит из лучших бойцов, натасканных на разных планетах. Я в свое время был исключением. Мы предназначены для усмирения проявляющих агрессию по отношению к человеку рас. Будь то локки, Юпитерианские дагеры, Альвазонские шайети или кто-то еще.

Центурион – очень маленькая планета, исконно населенная локками, которые как раз-то являются агрессивной расой. Здесь, на этой планете, нужен только о_д_и_н Охотник.

Меня сюда послали потому, что старый Охотник состарился и не мог больше выполнять свои обязанности; локки стали грабить и даже убивать. Охотники на пенсию не уходят, нам говорят это в самом начале, еще до вступления в ряды Армии.

Я прибыл на специальном военном катере, старый Охотник все понял...

Неужели теперь пришли вместо меня?! Но почему так рано? Я вполне дееспособен и еще молод! Это ошибка!

Охотник, стоящий на пороге... Это была женщина! Такого раньше никогда не было.

Она окинула взглядом зал, ненадолго задержавшись на группке шахтеров, сидящих у сцены. Это фальш: ей это делать было совершенно незачем. Меня искала? Смешно!

Охотница знала, в каком кабаке и за каким столиком я сижу, едва выйдя из своего транспорта. Или катера? Боги, хоть бы из транспорта...

У нее была по-кошачьи мягкая походка, пружинистая такая. Может быть, это осталось с другой планеты, где сила тяготения отличается от привычной нам. Если же походка природная, то можно сказать, что это странно.

Коричневая бирочка на ее костюме гласила: "Лайкли".

О, Боги, она ведь красавица!..

Нет, она не с Земли. То есть, ее предки, конечно, земляне, но сама она не с Земли. Скорее – какие-то колонии на Вербене, там солнце жаркое и не сходит с небосвода почти никогда. Отсюда и загар, и чуть-чуть прищуренные глаза.

– Добрый день... Охотник, – Лайкли села напротив меня и улыбнулась; нет, кажется, ничего экстремального у нее на уме нет. Хотя, может быть, она просто хорошая актриса. Я кивнул в ответ, нахально осматривая ее. Нет, не в том дело... Я уже несколько лет не видел Охотника, кроме себя.

Форма изменилась: теперь она черная с несколькими синими полосами на плечах и по одной красной с каждой стороны туловища. У нее зеленый воротничок – это значит одна тысяча убитых.

– Не ожидал... – промямлил я, разгоняя туман в голове, не ожидал так скоро.

Лайкли улыбнулась, но вместе с тем на ее лице мелькнула какая-то тень.

– Лайкли, – она протянула руку, – Дженн. Дженн Лайкли.

Маленькая теплая ладонь легла в мою руку. Даже не верилось, что такие руки могут с легкостью оторвать голову.

– Кен Рокхауз, – представился я.

– А что вы имели в виду, когда говорили "так скоро"?

Дженн снова улыбнулась. Издевается. Как будто не понимает, о чем я. Как будто ей не вдолбили голову историю этой планеты со всеми подробностями.

– Дженн, не надо притворяться!

Так, она опустила глаза. Обиделась? Нет.

История, рассказанная Лайкли, не предполагала моего устранения. По крайней мере, так казалось; я не мог убедиться в правдивости ее рассказа. Даже не знаю... Может, что-то со мной, но ее мысли оказались закрытыми от меня. Только несколько тонких морщинок пересекали лоб, после каждой моей попытки.

Она знает?! Откуда?!

Мое сознание буквально прокричало эти вопросы да так "громко", что я вынужден был с опаской оглядеться по сторонам. Возможно, в головах людей вокруг меня только что прозвучали непонятно откуда взявшиеся мысли. И... напоролся на улыбку Лайкли – она точно услышала...

"Глупыш!"

Это было будто вспышка молнии!

"Глупыш! Ты ничего не понимаешь..."

– Зачем вас... зачем... вы здесь? – выдавил я.

– Чтобы помочь.

– Кому? Я прекрасно справляюсь со своими обязанностями, вот, только сегодня убил одного локка-вора.

– Да? Вы уверены? Дайте руку...

Она схватила мою ладонь и сжала ее, впившись тонкими пальцами. Это было больно!

Но то, что я увидел в следующее мгновение, отбросило ничтожную боль куда-то на окраины подсознания. Зал "Русалки" был полон. Забит до отказа, но людей в нем было немного. Основную массу составляли... локки!

Локки!! Десятки локков! Но почему я не видел их, почему люди до сих пор не обращают на них внимания?

Я слышал их голоса: странные бурлящие звуки, необычные слова их языка. Одни разговаривали о чем-то своем, другие посмеивались, глядя на людей, третьи... Третьи – и их было большинство – с ненавистью смотрели на нас, Охотников...

Дженн отпустила мою руку и смахнула капельки пота со лба.

– Вы видели? – она достала из кармана пачку сигарет, взяла одну себе и предложила мне; я отказался.

– Что это было?..

– Вы – старый Охотник, многие думают, что опытный. Но вы так же наивны, как какие-нибудь первокурсники. Те, кого вы истребляете уже двадцать с лишним лет – это отбросы общества. Не только локки, другие расы живут так же.

Человечество – самая несовершенная раса из всех, по сравнению с теми же локками мы дикари. И не надо оскорбляться, это факт. Они стоят гораздо выше нас на лестнице эволюции и только что вы видели подтверждение этому. Им, в принципе, не нужно физическое тело, чтобы жить. То есть, существовать. Они – одно только сознание. Это возможно. А те, кого вы видите, – это провинившиеся перед обществом. Наказание для них – жизнь в физическом мире. Вы сейчас не в состоянии понять и усвоить что-либо. Поговорим завтра. Не ищите меня.

Лайкли встала и направилась к выходу, один раз взмахнув рукой я почти услышал тонкий крик, полный боли.

Всю ночь бушевала буря, но наутро стихии успокоились, небо расчистилось и наше розовое солнце вышло чистое и умытое. Земля, конечно, еще не успела высохнуть и только источала ароматный насыщенный пар, повисающий над высоте метра. Ветер дул ровный, восточный, с озер.

В общем, как всегда бывает после бури, утомленная природа дремала.

Мой дом стоял на отшибе. С самого начала я не хотел жить в городских многоэтажках и вообще проводить ночь среди улиц. Ночью там неуютно, а мой одноэтажный домик, отстоящий от города на полмили, меня вполне устраивал.

Я вспоминал вчерашний странный вечер. Казалось бы, это воспоминание должно мутить душу, но мне было хорошо и спокойно. Возможно, это из-за спокойствия в природе, из-за мягкого солнечного света, из-за шелеста, постанывания и похрапывания могучего леса рядом со мной.

Голова была легка и – нечто странное – как бы раскрыта, будто распустившийся цветок. Я отвлеченно наблюдал за ходом своих мыслей, иногда удивлялся им, иногда радовался. Мысли возникали сами по себе, без моего участия. И это было в высшей степени необычно.

"Ты видел солнце? Чем мы станем?.." [My Dying Bride]

Чем стану я?

Видел ли я Солнце? Я видел звезду – нагретый газовый шар, вот что такое наши солнца! Они ничтожны! Они отвратительны! Я никогда не увижу Настоящее Солнце...

"Тяжесть познания давит на твои плечи. Это хорошо, ты идешь по своей Дороге, ты научился огибать камни, научился переступать через них, не раня ноги. Ты становишься Человеком..."

Учитель?

Яркий образ – маленький лысый старичок в изношенной накидке. Это было очень давно... Не знаю, столетие ли или больше. Он был мудр, мой Учитель.

"Да, сынок, это я. Ты думаешь, я могу оставить своего ученика? Как же, ведь я воспитывал, я растил тебя, хотя тогда ты был и немолод. Я воспитывал в тебе человека, ты уже готов был родиться. Ведь то была твоя первая человеческая форма! Зародыш. Сейчас ты повзрослел. Но ты еще не понял одного..."

Чего же?

"Не будет никакого смысла, если я скажу тебе это, ты сам должен дойти и понять".

Наверное, я стал засыпать, потому что в глазах вдруг заклубился багровый туман...

– Задумался, Кен?

Звонкий голос без всяких сомнений принадлежал Лайкли. Вот, она стоит передо мной. Сегодня – в обычном легком костюме из серой трикотажной ткани. Ношение формы кое к чему обязывает, поэтому следует надевать ее как можно реже...

– Доброе утро.

Они присела рядом со мной на скамейку, я ощутил легкий запах мяты, идущий от нее.

– Доброе...

– Интересные же у вас мысли, Кен.

Черт, мне совсем не хочется, чтобы каждый лез в мою голову! Вот так, Дженн Лайкли. Она смутилась.

– Извините.

– Ничего страшного, просто... мне это не очень нравится.

– Хорошо, Кен, я постараюсь. А теперь давайте поговорим о... Можно на ты?

– Можно.

– Отлично. Давай поговорим о деле. Хотя, и так понятно, для чего я здесь. Мыслительные процессы локков оставляют хорошо заметные следы...

Какие красивые у нее глаза – глубокие, выразительные, будто очерченные тонкой кистью-художника профессионала. И цвет необычный, наверное, только у э_т_и_х такой бывает: зрачков почти не видно, настолько густ и насыщен коричневый цвет радужной оболочки.

Красиво... ничего не скажешь.

– Кен!

– А? – встрепенулся я.

– Ты меня слушай.

– Я слушаю...

– Мы только смотрим и слушаем, а потом докладываем. Действовать будут о_н_и.

Я не совсем понял, кто эти загадочные они, но по интонации можно догадаться: это не Командование. Скорее, какие-то "левые" силы. Черт, действительно, надо было слушать...

– Понятно, смотреть и слушать. А как?

Первый урок состоялся в тот же день.

Никто еще не измывался так надо мной. Точнее, над моим мозгом: Дженн, наверное, хотела порвать его на куски, чтобы посмотреть, что там внутри, и засунуть туда свои идеи. Ужасно... Несколько раз я терял сознание. Один раз отключился так, что даже сердце остановилось.

Я прекрасно помню, что почувствовал в этот момент: холодный ручеек взобрался мне на грудь и устремился внутрь, обвил сердце, сжал его, превратившись в стальную ленту. Ощущение не из приятных. А когда жизнь все же решила, что уходить рано, по телу растекся противный жар.

Но зато мои мучения не были безрезультатными.

Когда Лайкли, наконец, утомилась и опустила руки, я погрузился в состояние, напоминающее сон. Только ощущения были другие. Поразившись, я понял, что могу изменять окружающую меня в данный момент реальность по своему желанию.

Там были и горы, и холмы, и замки, увенчанные башнями и флагами. Там были и асфальтовые дороги, и ажурные металлические мосты, никак не увязывающиеся с общим средневековым фоном. И рыцари, конечно, скакали на боевых конях, укрытых стальными пластинами и яркими попонами, но в руках они держали не копья и мечи, а вполне современные (по отношению ко мне) винтовки.

Бесконечно долго я шел по тропкам и дорогам, переходил оживленные перекрестки, где постовые были одеты, как придворные кавалеры. Мимо меня проносились "Вольво" и "Мерседесы" самых разных годов выпуска, но следом гремели деревянные повозки и тачки.

Иногда я стоял где-нибудь в стороне, например, на высоком холме, и лепил пейзаж.

Так, вдали должны виднеться горы с заснеженными вершинами так всегда бывает на подобных картинах. И отступали моря, рвалась земля – росли горы. Лес, луг, озеро, река... И все это мгновенно появлялось перед моим взором.

Чувство непонятного азарта охватывало меня в такие моменты.

Потом я увидел город – большой, уродливый, точно растолстевший старик. Он стлался в круглой долине, со всех сторон окруженный горами, но даже скал – казалось бы, что может быть прочнее! – коснулось пагубное его дыхание. Они были испещрены шахтами и рудниками, склоны срезаны, по ним стекали железные реки, несущие на себе вагонетки с углем и рудой. Утром – я все так же, в качестве стороннего наблюдателя, созерцал жизнь, оторвавшись от времени, – целые колонны рабочих-шахтеров шли на работу; весь день скалы сотрясались и стонали под ударами машин. Только в полдень шум умолкал – перерыв. И вечером люди позволяли камням забыться в горячке.

Сам же город давно и надежно укрылся серой, почти непроницаемой для солнца пеленой дыма и копоти. Глядя в умирающую долину, я удивлялся, как люди вообще могут жить там. По идее, они давно должны были задохнуться.

Город я уничтожил, сравнял с землей вместе со всеми его зданиями и людьми. Все они погибли, я уверен в этом, но раскаяния не было. Я чувствовал, что поступил правильно, разрушив город. Горы же, надломившись, засыпали шахтеров в их шахтах – всех до одного. Пусть умирают! Люди, ставшие тварями, недостойны жизни.

Я бродил по холмам и лесам, был в пустынях, где до сих пор стоят каменные идолы, вдыхал смрадные болотные испарения. Я, думаю, видел все. Это, должно быть, заняло целую вечность. Я стал частью того мира – удивительного, вполне возможно, совершенного, полного загадок. Вот откуда брались мифические драконы и кентавры!

К сожалению, я не стал героем и не вошел в легендарные сказания. Или к счастью... Зато я принес новые истины, словно поток света в море мрака. Еще раз сыграл мой эгоизм. Люди не нуждались в моей правде, им было хорошо и без нее.

Короче говоря, я прожил новую, долгую и полноценную жизнь. Тем не менее, однажды ночь застала меня в дороге, пришлось ночевать под открытым небом. Потихоньку догорел костер и у меня не было желания оживлять его: место было хорошим, "светлым" – здесь попросту не может быть опасно. И я уснул...

Проснувшись, я увидел смуглое лицо Дженн Лайкли.

Наше солнце, налившись багрянцем, опускалось к горизонту.

ГЛАВА 3

Джунгли, как обычно, были полны шумов и шорохов: то и голоса птиц, животных, то и шум листвы, то и голос самой земли. Задача Охотника – вычленить из общего фона о_д_и_н звук, голос жертвы. Или даже не голос, а хотя бы те импульсы, что неизменно сопутствуют живому существу.

У мертвого – свои, другие, их с живыми не спутаешь.

И именно Смерть сейчас волнами раскатывалась по лесу. Признаюсь, впервые за годы службы в рядах Охотников мне стало по-настоящему страшно. Дженн сказала, что это нормально, что причиной тому пульсации, что мое сознание воспринимает их как предупреждающий сигнал.

Но мне от этого легче не становилось.

Порой ощущение смерти становилось таким сильным, что страх буквально сковывал меня по рукам и ногам. Тогда Дженн, морща лоб, брала меня за руку и вела вперед. Я видел и понимал, сколько сил она тратит на меня, но помочь ничем не мог как ни старался.

Но самым удручающим было то, что мы не могли найти причину столь мощного излучения.

Вокруг привычно шумели джунгли.

Дорогу нам преградил ручеек – совсем узенький, странно, как он вообще до сих пор не ушел в землю. Тем не менее, вода в нем была чистой и прозрачной. Несколько улиток нашли прибежище на омываемых ручьем камнях.

Я занес ногу, чтобы переступить ручей.

И воздух наполнился пронзительным звоном.

Шокированный, я остановился, стараясь зажать уши ладонями природный защитный рефлекс. По гримасе на лице Лайкли было понятно, что она чувствует то же, что и я: вибрирующий визг, слишком оглушительный для звука.

Дженн закричала. По-моему, она что-то пыталась сказать мне. Я только увидел, как она оторвалась от земли и медленно поплыла по воздуху, и, спустя несколько секунд, приземлилась на той стороне ручья.

Это было удивительно, я даже отнял руки он висков – и только сейчас понял, что визга больше нет! Пульсирующий гул в ушах вот и все. Нет, еще что-то странное происходит с окружающей природой: лианы, длинные ветви качаются о_ч_е_н_ь медленно, очень. Вода ручейка еле-еле движется, мелкие волны нехотя перекатываются с бочка на бочок. И Дженн – ее жесты вдруг приобрели какую-то гротескность, губы шевелятся, словно...

Гул стал еще ниже.

Красная голова ящерки показалась из-под палой листвы и миллиметр за миллиметром, по волоску стала выходит из панциря тлеющей листвы.

Гул... затихает...

Дженн... замирает, будто статуя...

Движения... исчезают... или наоборот – ускоряются до молниеносной быстроты и поэтому видеть их невозможно. Не поймешь. Зато багровые хвосты наползают со всех сторон с вполне нормальной скоростью.

Рывок, мгновение ослепительной боли – это невозможно пережить, но мне удается.

Я лежу на земле, по лицу моему ползет крупный муравей... Почему я уверен, что именно муравей? И откуда я знаю, что у него нет одной ноги и что он рыжего цвета с черным задом? Дженн сидит рядом, заглядывает в глаза.

– Ну как ты? – спрашивает она; я пытаюсь улыбнуться; она все понимает. – Разве ты не слышал, как я кричала? Нет? Нам вообще нельзя было останавливаться. Чувствуешь, здесь уже нет ничего. Все осталось там, по ту сторону ручья.

Мысли отягощены туманом, поэтому я не сразу понимаю, что такое "ничего" и что именно осталось на той стороне. Да, здесь не чувствуется Смерть.

Я привстаю, поворачиваю голову к ручью. Так, теперь надо вспомнить, что там Дженн вбивала мне в голову... Ага!

Надо только расслабиться, посмотреть в темноту перед собой; должна появиться светлая точка. "Смотри в нее, пока она не займет все поле твоего зрения, запомни ощущения и открывай глаза. Держи! Не выходи из этого состояния – ты понимаешь, о чем я. Теперь ты в_и_д_и_ш_ь".

Я вижу, по-настоящему вижу...

Над ручьем – воздушная рябь. Воздух стал пленкой и перегораживает пространство, тянет от одной стороны горизонта к другой? Нет. Он огораживает какую-то область в лесу. И мешает мне заглянуть дальше...

О, Боги!

Там трупы! Сотни трупов, груды мертвых тел – человеческих тел! Они мерцают светло-лиловым, зеленые точки блуждают внутри их. Они были убиты совсем недавно.

Успех – да, первая разведка оказалась успешной. Но что за абсурд?! Слово "успех" должно означать нечто светлое и радостное, к чему хочется тянуться. Мы нашли, хотя и не знали, что нужно искать. Но мы нашли.

Кому нужен такой успех?..

В город возвращались, тщательно обходя воздушный барьер. Обычным зрением его не увидишь, значит, поставлен не для обычных людей. Кем? Локками?

Для меня будет большим сюрпризом узнать о существовании на Центурионе некой третьей расы. Для Лайкли – не знаю, ее лицо давно перестало что-либо выражать, а прочесть мысли Охотницы для меня не представляется возможным.

Выходит, локки вовсе не беззащитные свиньи, какими я считал их раньше... Черт, как же погано на душе! Разум не хочет увязывать в единое целое слова "локк" и "способность к защите". Я просто не могу!

А они не только способны защищаться, они еще и могут нападать. И это уже предел всему.

В городе царил переполох: улицы были заполнены людьми. Все от мала до велика вышли из домов и куда-то бежали, потрясая кулаками над головой.

По-моему, Лайкли не удивилась. Черт подери, кто же она, эта женщина?!

– Вот он! Вот он!

Не менее сотни лиц разом повернулись ко мне и две сотни пальцев нацелились мне в грудь.

– Вот он! Держи его!

Спустя секунду мои руки были надежно скручены ремнями. И я, Охотник с огромным стажем и опытом, не смог противостоять обычным людям!..

Я кричал, но меня не слушали. Я пытался вырваться, но ремень только сильнее врезался в руки. Меня волокли по улицам, передавая из рук в руки, пока не притащили к дому мэра.

Мэр, Сэмьюэл Хаммет, стоял на своем крыльце, засунув руки в карманы брюк. Меня подтащили поближе к крыльцу и – слава Богам! поставили на ноги. Хотя, двое все же остались поддерживать меня за локти.

Сэм – я всегда называл мэра так, по приятельски – посмотрел на меня в упор. Всю жизнь думал, что "сверлящий взгляд" – это такой литературный оборот, теперь же убедился в правдивости этого выражения. Взгляд Сэма действительно вонзался в меня подобно алмазному буравчику.

– Подойди, Кен, я хочу поговорить. А вы, быстро, отпустите его!

Руки мне не развязали, но двое дышащих в затылок отошли к толпе. Я взошел на крыльцо. Сэм был на полголовы ниже меня, так что ему пришлось отойти чуть назад и приподнять лицо.

Он покачал головой.

– Кен... – начал мэр и замолк, потупив взгляд. – Ты ведь всегда был одним из нас. Конечно, публика в нашем городке сликом уж своеобразная, но мы живем в глубочайшей глуши. Мы ведь как родственники...

– Сэм! Что происходит? Еще утром я ушел с Охотником Лайкли, с Дженн, и только сейчас вернулся. Мы были в джуглях, Сэм. В чем дело?

– Я знаю, где ты был, – голос мэра внезапно стал жестким и колючим, – можешь не рассказывать. Ты шел во главе отряда локков сегодня утром. Все видели тебя. Скажи только, Кен, слышишь, одно: где вы взяли такое оружие?

Я почувствовал себя привязанным к позорному столбу. Сзади полумесяцем растянулась толпа – каждый стремился пронзить меня ненавидящим взглядом. Чувствовалось, что они действительно готовы разорвать меня на куски, спустить шкуру, а потом подраться за ее обладание – дай только волю. Ноги подкашивались, настолько сильным было влияние.

– Я... не знаю... я ничего... – дьявольски трудно выдавливать из себя слова. К тому же, они и сами не желали появляться на свет: прилипали к легким, становились поперек горла, растопыривая ноги и руки. Тогда появлялось ощущение, что я глотаю ежа.

– Не знаешь? – Сэм сжал кулак. – Зато я знаю. Вы убили по меньшей мере триста человек, разграбили дома. Кен, мы живем в глуши, люди здесь не привыкли разбираться цивилизованно...

О, нет!

Я уже видел один такой суд.

Провинившегося били долго и старательно, со знанием дела чтобы тот ни в коем случае не потерял сознания. Тогда расправа не была бы такой сладостной. Его били чем попало, в ход шли и руки-ноги, и обрезки шлангов и труб, и просто палки. Потом, когда это надоело, взяли в руки ножи...

Он был в сознании до самого последнего момента, пока кто-то, утомившись, не вонзил кинжал ему под лопатку.

Развяжите же мне руки, скоты!

Толпа подошли поближе, я посмотрел в горящие глаза и понял: все... И это те, кто клялись идти за мной в любую драку, в любое сражение. Это те, с кем я сидел за одним столом – в толпе то и дело мелькали лица тех, кого я считал друзьями...

Сэм занес кулак и с наслаждением – это читалось в его глазах – ударил меня по лицу. Не удержав равновесия, я упал прямо под ноги толпе...

Сапоги и кулаки были повсюду. Я старался согнуться, чтобы хоть как-то защитить лицо, но меня растягивали и били по ребрам, в живот... Через каждый несколько минут на лицо мне опрокидывалось ведро холодной воды.

Но багровый туман уже колыхался в уголках глаз.

Он всегда появляется, когда приходит время умирать...

– Стойте, дурачье! – звонкий молодой голос, он принадлежал Дженн. Неужели она решилась пойти против этих?.. Ее крик пронесся над головами, будто порыв ледяного ветра, и даже, кажется, немного отрезвил моих палачей. – Остановитесь, вы, дебилы!

Толпа расступилась, и я смог увидеть ее – Лайкли стояла посреди улицы с виновкой в руках. Одним магазином всех не уложишь... Но я вспомнил, что она делала с моим сознанием. Да, возможно, обычное оружие ей не понадобится вовсе.

– Этот человек предал нас всех, – крикнул в ответ мэр, лучше бы ему и не возвращаться в город, но мы все равно нашли бы его!

Лайкли усмехнулась.

– Вы настолько тупы, что даже не в состоянии понять простых вещей. Какой смысл объяснять их вам? А ты, Сэмьюэл, разве никогда на приворовывал из казны? Разве никогда ты не приходил в "Русалку" с полными карманами, говоря, что провернул удачную сделку с бродячими торговцами? А? А знаешь, почему тебе верили? Потому что они целыми днями сидят в своих рудниках или работают на полях. Откуда им знать, что торговцы навещают эту планету не чаще двух раз в год?!

Сэм побледнел, открыл рот, чтобы ответить – но не смог. Медленно повернул голову, с опаской глядя на людей – он знал, сколько им нужно, чтобы... Тем более, что сказанное Лайкли было правдой. Он, кто неоднократно вешал и расстреливал взявших из казны самую малость, самы наглый вор из всех когда-либо существовавших.

Кто-то из крайних рядов закричал:

– Да кто ты такая, чтобы гнать на нашего мэра? Смотри, мы нечасто видим женщин!..

И повернулся, чтобы встретить одобрительный хохот, но услышал лишь ледяное молчание. Люди стояли и не знали, кому верить. Они все нутром чувствовали, что эта женщина говорит правду, но мэр...

Наконец-то! Мне удалось освободить руки, растянув узел. Забыв о боли в помятых боках, я вскочил, выхватил из сапога нож – хорошо, что его не заметили, – и всадил в ближайшую спину. Это тебе моя месть! И тебе, и тебе!

Сквозь красную пелену в глазах я видел только контуры человеческих фигур. Сейчас они были для меня манекенами, на которых можно потренироваться. И я бил ножом, вонзая его по самую рукоятку. А они стояли, лишенные возможности двигаться.

Мои силы иссякли внезапно. Будто повернули выключатель. Сколь долгим был этот страшный бред? Я не замечал времени. Но, пошатнувшись, я открыл глаза – и увидел вокруг себя только трупы. Чуть дальше стояла Лайкли, а на своем крыльце сидел мэр с лицом белее мела.

– Молодец, Кен, – улыбнулась Лайкли, – ты хорошо отомстил.

Меня стошнило...

ГЛАВА 4

Рядом чадила старая керосиновая лампа.

Я никогда еще не убивал людей...

Мэр Сэмьюэл Хаммет умер там же, перед своим домом. Инфаркт. Не удивительно. Наверное, он стал свидетелем одного из самых ужасных зрелищ в истории человечества.

Я забился в лихорадке, меня бросало то в жар, то в холод. Казалось, что кожа сползает, обнажая голую неприкрытую мою суть бешеное животное в человеческом облике.

Но я не хочу быть таким!

Что заставило меня совершить этот ужасный поступок?

Я вздрогнул: холодная тряпка легла мне на лоб. Что за идиотизм класть холодное на лоб? От этого только усиливается боль, сильнее горит кожа и ломит кости. Дженн присела рядом.

– Ну, как ты? – спросила она, и в голосе ее слышалось сочувствие. Я отвернулся и закрыл глаза. Нечто ужасное я увидел вчера в женщине по имени Дженнифер Лайкли. Нечто такое, что нельзя сравнить даже с первобытной яростью – холодная беспощадность.

Нет, и мысли мои не трогай!

Что мне теперь делать? Не сегодня – завтра люди придут и сожгут меня вместе с домом. Покажись я в городе, даже разговаривать не станут – всадят пулю в лоб и все. Куда бежать? В лес уподобляться локкам-изгоям? Одна только мысль об этом внушает мне отвращение.

Хотя, есть выход: вместе с Лайкли убить их всех – и прочь с этой планеты, пусть остывает под своим солнцем.

Мышцы вновь свело судорогой...