Текст книги "Повесть о глупости"

Автор книги: Олег Котенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Я наблюдал за процедурой сквозь прозрачную стену. Кармен стояла рядом, сложив руки на груди. В лаборатории врачи осматривали нашу находку. У него уже взяли все возможные анализы. – Его организм вырабатывает антитела, что позволяют ему противостоять болезни, – прогудело в динамиках. – Но как? – Видимо, здесь замешана мутация. Посмотрите, у него повсюду пробиваются волосы. Прямо шерсть какая-то! И цвет кожи неестественный. – Вирус вызвал мутацию? – Пока не знаю. Вероятно, в сумме с вирусом... индивидуальные особенности организма. Он человек? – Да, на сто процентов. Между прочим, Чужие тоже умирают от этой болезни, мы же проверяли. Хотя, это их рук дело. Мы стояли и слушали разговор медиков. Ни на кого нельзя полагаться. Пусть люди думают, что правительство может спасти их жизни, мы знаем, что это не так. И был бы я человеком, уже, наверное, повесился бы от безысходности. Какую еще напасть бросят на наши головы Тароссы? А ведь это я тогда открыл шар с контейнером. Хотя, никто не заставлял их вскрывать сами коконы. Те солдаты умерли в тот же день. Болезнь жадно набросилась на них, а потом пошла гулять по планете, наслаждаясь полнейшей безнаказанностью. За три месяца население планеты сократилось вдвое. Вымерло четыре миллиарда человек! Всего лишь за три месяца! Чужие прислали смерть в чистом виде. – Теперь подонки заплатят! – Да, теперь они заплатят сполна...

Я покинул здание НЦ уже вечером, когда на улицы опустилась темень. С тоской поглядел на утонувшие в темноте улицы – хоть бы один фонарь где горел! В "городе" сейчас, наверное, люди гуляют. В свете разноцветных витрин и прожекторов. Вечером, там красиво, на центральных площадях и улицах. А здесь, где примостился корпус НЦ, вечно темно, грязно. Конспирация, батенька. Я направился вглубь узеньких улочек, мимо куч мусора, обычных для трущобного района. И что-то заставило меня остановиться. Предчувствие какое-то. И оно же подогнуло колени, так что я повалился прямо на грязный асфальт. Алый луч прицела я заметил слишком поздно, спустя мгновение, и возблагодарил мой инстинкт потенциальной жертвы. Пуля с глухим звуком ушла в связку тряпья, следующая – пробила жестяную бочку рядом с моей головой. Стреляют слева, сверху. Я зашарил взглядом по черной громадине многоэтажки. Бесполезно. Чего же он ждет? Почему не стреляет? Страх заставил меня подумать, что стрелок уже покинул свое гнездо в многоэтажке и теперь обегает кругом... Откуда ждать следующего выстрела? А, может, он даже не один! Почти неслышный хлопок прозвучал над самым ухом. Конечно, это обман слуха, но тело мое среагировало моментально – сперва я отскочил в сторону, чуть не налетел на кучу ящиков, а потом рванулся вперед. Есть! Кулаки уперлись в чье-то тело. Ну, теперь он не уйдет. Меня охватил азарт. Как на охоте. Я цепко схватил стрелка за одежду, выбил из рук винтовку и тут же получил сокрушительный удар в челюсть. Сразу в сторону, о боли буду думать потом. А челюсть, скорее, всего сломана. Добавилось работы нашим медикам. Месяц буду кашку протертую жрать, сучий ты потрох! Ну, ничего, я тебя твоими же кишками накормлю... Больше всего я боялся напороться на пистолетный выстрел или нож. Но случилось нечто странное – у него не оказалось ни того, ни другого. Я размахнулся и ударил кулаком в лицо – затрещали хрящи носа, кулак с чавканьем приник к его сплющенной роже. Жаль, что не видно нихрена. В следующую секунду я понял, что зря обрадовался – он владел кулаками ничуть не хуже, чем мог бы владеть винтовкой. Словно молоты заходили по моим ребрам. Я лупил туда, где, по идее, должна быть его голова. И даже, вроде как, попадал, но что-то эффекта не было никакого. Боли я все равно не чувствовал, но, наконец, мне это надоело. Я отскочил назад, схватил с земли первое, что попалось под руку, и саданул по воздуху. Это оказался кусок автомобильного глушителя и попал я, кажется, по виску. Мой противник издал какой-то горловой звук и свалился на землю. Я думаю, после такого удара он долго не встанет. Задерживаться здесь мне почему-то не хотелось, к тому же я совершенно потерял ориентацию. Но любопытство взяло верх. Я втащил тело в ближайший подъезд – там хоть какое-то освещение. На нем была черная маска, покрывающая всю голову. Вот почему я не видел его лица. Светлую кожу еще можно различить в темноте, а такую ткань... Маска уже успела пропитаться кровью. Я стянул ее и отбросил в сторону – она ляпнула, падая на бетон, грязная кровь потекла к входным дверям. Тот, кто так настойчиво пытался убить меня, оказался гораздо моложе, чем я думал. Сила в его руках заключалась совершенно непропорциональная возрасту. Без Изменения не обошлось – силы и выносливости добавили, мозги же оставили как есть. Но, в принципе, он остался человеком и внешность у него была человеческая. Типическое лицо, никаких особых примет... Тысячи обладают таким лицом. Пластическая операция, не иначе. Или искусно сделанная маска. Хотя, нет, не маска. Или опять же травили химией. Бог знает, что скрыто в организме человека. Я бы ни за что не согласился расстаться со своей природной внешностью. Хотя... Я ощупал свою массивную челюсть и широкий лоб. Уже не такой, как раньше...

– Поздравляю, дружище, у тебя три ребра раздроблено. Хорошо, хоть стальной каркас не погнули. Тебя молотом что ли били? Врач Константин Фридрихович покосился на принесенное мною тело. – А это что? – Это молот, – ответил я. Врач пощупал его руки, ноги, покачал головой. – Круто... Ладно, ложись, сейчас править будем. Кстати, тебе еще повезло, что челюсть осталась целая. Даже трещинок нету. Я не знал, что и туда тоже вставляют железо. Я прошел в одну из операционных. Сколько раз это повторялось, но я всегда испытывал легкое волнение. Тень волнения. Наверное, что-то вроде генетической памяти. Раньше я больниц вообще боялся. Константин Фридрихович и еще несколько хирургов склонились надо мной. Я слышал звук разрезаемой кожи, возгласы врачей при виде раскрошенных костей. Надо сказать, не такие уж эти звуки отвратительные, как думают некоторые – они ж не тесаком режут. Его почти и не слышно... Пока хирурги собирали мои ребра, я думал. Кому понадобилось убивать меня? И почему они не послали более профессионального... работничка? Ведь знали же, насколько трудно убить Измененного. Он целился мне в корпус, а это практически бесполезно. Почему он подошел близко? Ведь знал, что в рукопашном бою шансов у него никаких. Должен был знать. Я вспомнил человека, которого мы нашли в зачумленном городе. Что это? Где он сейчас? – Константин... – тихо позвал я. – Чего? – Помнишь, мы, команда, нашли выжившего после чумы? – Ну. – Что вы с ним сделали? – А ты как думаешь? Разложили по косточкам... – Что??? – Успокойся, не дергайся, а то лишнего отрежу. Обследовали его. А тебе-то что? – На меня из-за него напали. Лицо хирурга появилось из-за барьера из простыни. – Ты уверен? – А кому нужен простой серомордый солдат? – Ты не простой солдат, вполне возможно, что этот факт кому-то не дает спать спокойно. И потом, драка в этом районе явление нормальное. – А убийцы с носками на голове и с винтовками – тоже? – Не исключено. Трущобы. Вставай, ребра собрали, обмазали специальным клеем. Примерно через месяц он растворится в организме, за это время кости должны срастись. – Воспаления не будет? – Будешь много дергаться – превратишься в ком гноя. Свободен.

Я намеревался остаток ночи провести в здании, а потому пошел в кабинет дежурного. Сегодня Танюшка должна быть. Узел огненно-рыжих волос я заметил раньше, чем его обладательницу. – Привет, – поздоровался я. Таня подняла голову. – Привет. С чем пожаловал? – С приветом, только по дороге злые дяди забрали его. Она кивнула. – Знаю, Константин Фридрихович говорил. Сильно побили? – В порядке нормы, – я сел на стул, чувствуя какое-то неудобство внутри. Наверное, слишком много клея намазали, мешает. – Я посижу до утра? – Сиди. Таня вернулась к книге. Я же, позабыв о скромности, разглядывал ее профиль. "С каких это пор Измененные стали чувствовать?" – подумалось мне. А потом она с укоризной посмотрела на меня и я уставился в окно. Впрочем, за окном глухой стеной стояла темнота...

Проснулся я от телефонного звонка. Оказывается, было уже позднее утро, в кабинете не было никого. Я встал, прошелся от стены к стене, разминая затекшие ноги. Кровь горячей и колючей волной хлынула в ступни. В коридоре было полно народу. Все куда-то бежали, причем каждый нес стопку всяких бумажек. Я спустился на второй этаж, где располагались лаборатории. Судьба найденного нами человека все еще беспокоила меня. Хирург Константин не смог переубедить меня. Я шел, заглядывал в кабинеты, смотрел сквозь прозрачные стены на всяких уродов – их находят в местах с повышенной радиацией или сильно загрязненной атмосферой. Некоторые их них оставались в здравом рассудке и смотрели на меня печальными глазами, большинство – утратили его. Я, в общем-то, относился к уродам безразлично, но мог представить, каково работающим с ними людям... И в очередной раз поймал себя на том, что думаю об окружающих как о "людях" – "людям не везет, они боятся боли..." Наконец, взгляд отыскал знакомую фигуру... нет, я видел его не таким. Этот человек превратился в чудовище. Кожа его стала густого бирюзово-синего цвета, везде топорщилась жесткая черная шерсть. Довольно длинная, но очень редкая. Тело урода блестело от пота – хоть его и привязали за руки-ноги к койке, он настойчиво пытался вырваться. Черты его лица стали ужасно грубыми, звериными, в них не осталось ничего человеческого. Даже маленькие глазки превратились в глаза гориллы. Он заметно уменьшился ростом, зато стал как-то шире. Мне было не совсем понятно, как возможно подобная метаморфоза за столь короткий промежуток времени. Причем, без всякого хирургического и активного химического вмешательства. Что же упало на наши головы?.. Не похоже, что это просто вирус. Ну не может инфекция вызвать такие изменения в организме! Я стоял, будто столб, смотрел на бьющегося урода. Мысли плавали в голове, потеряв ориентацию. Человек ли он? Или Чужой? Ведь я никогда не видел истинного облика инородцев. Или еще что похуже – какой-нибудь зверь с их планеты? Не хотел бы я встретиться с таким зверем, ох не хотел бы... – Макс?! Леонид, руководитель группы биохимиков, стоял у входа в павильон с койками. Я понял, что стопка бумаг вот-вот выпадет у него из рук. – Ты какого хрена тут делаешь? – вскричал он, отталкивая мои руки. – Ты понимаешь, что тебе за это будет? Я с растущим холодком в груди окинул взглядом коридор. Под самым потолком смотрели на меня красными бесстрастными глазами камеры. Все, попал в сказку. Действительно, за каким я сюда приперся?.. Я посмотрел еще раз в павильон и уже тогда спросил Леонида: – Тебя убьют из-за меня? И увидел, как его лицо покрылось восковой желтизной. А следом бледностью. – Не сразу, – выдавил он. – Это... секретно... в высшей степени. Даже... вам всем не положено, у вас нет доступа, а информация не должна выйти за пределы этого здания. Я подошел вплотную. – Терять нечего, Леня. Что с ним? Леонид сглотнул. – Мутация. Необратимый... процесс. А вирус – это не вирус, это форма жизни. Понимаешь, Макс, разумная форма жизни. Паразиты. Они используют тело человека для поддержания жизнедеятельности, а мозг... Еще точно не знаю, для чего они используют мозг. – Мыслящие микробы? – Нет. Не микробы. Это нечто слишком развитое для обычной, привычной нам физической классификации. Это форма жизни, Макс. Я рассказал, что знал, то это все равно без толку. Ты не выйдешь отсюда, как и я. Леонид провинился в глазах наших правителей. А их власть ничуть не меньше той, что держат в руках правители официальные. Нас видели, меня видели, есть запись. Интересно, пустят ли ему пулю в лоб или будут добиваться правды? Может быть, я шпион? Может быть, я купил у Леонида информацию? Но мы же не дураки, чтобы обмениваться такими сведениями у всех на глазах! – Прощай, – сказал я и ушел. Моя жизнь для меня ничего не значит, но Леонид... Мне жаль его, честно жаль. Прости, Леня, я не хотел тебя подставить...

* * *

Время идет чертовски медленно. Пот льется со лба ручьем. Я боюсь, что это выдаст меня. Я не единственный Измененный в НЦ, а лица у нас практически одинаковые. К тому же, я никогда не сменю мундир солдата на одежду гражданского – отличная маскировка. Только бы дойти до дверей, только бы дойти... Я понял, что страх приходит вместе с понимаем опасности. Сейчас моя жизнь действительно висит на волоске и волосок этот уже обрывается. Я иду и жду пули в спину. Никого из сотрудников не удивит умирающий солдат с разнесенной головой. Только сейчас я понял выгоду расположения здания НЦ – вблизи нет оживленных улиц, почти нет прохожих, убийства здесь настолько обычны, что еще одно никого не смутит. Черт, как же я боюсь... Военные изменили мою физическую сущность, но на самом деле не смогли вытравить человеческие черты. Просто спрятали их очень глубоко. И сейчас у меня просто колени подгибаются от страха. А коридоры такие длинные... Вид входных дверей сделал пытку невыносимой. Я покосился на охранников – люди, но в серых мундирах, не в людском камуфляже. Взгляд приклеился к автоматам на плечах. Только бы не узнали... И тут, наверное, сердце остановилось. Пот должен был замерзнуть у меня на лбу. Бирка, бирка с именем на груди! О, Господи, что же это! Сворачивать было поздно и я пошел прямо к дверям. Охранник слева от меня прищурился. Я уже успел взяться за дверную ручку, когда его рука без предупреждения метнулась к поясу, к кобуре. Я кинулся ему в ноги, схватил, закрылся им – в тело охранника одна за одной врезались шесть пуль. Револьвер! Да, у второго охранника револьвер! Я видел его раньше, просто не обращал внимания. Не медля ни секунды, я швырнул теперь уже мертвое тело прямо во второго стража. И прыгнул следом. Из коридоров уже доносился топот ног. Я свернул охраннику шею. Он оказался дураком – стрелял слишком быстро и бездумно. Его следовало бы уволить. А потом я побежал. Дома-многоэтажки, бетонные заборы, груды мусора по бокам – все слилось в одно пестрое месиво. Я петлял дворами, полз через подворотни, старательно уходя от здания НЦ. Научного Центра... И все. Просто Научного Центра. Хуже всего, если они послали в погоню Измененных. Тогда все теряет смысл. Они будут бежать неделю, месяц, год, пока не упадут и не умрут на месте от истощения и жажды. Или пока не убьют меня. И убегать... Почему-то мне кажется, что мое сердце остановится первым. И я остановился. Сел на ржавую бочку и стал ждать. Проверил свой "ТТ", старый, но надежный. Раньше плохих вещей не делали. Два выстрела в голову, желательно в висок, потому что в черепе тоже могут быть металлические пластины. Этого будет достаточно, чтобы убить Измененного. Если он прежде не сделает эти же выстрелы в мой висок. Между прочим, мой череп как раз-то надежно укреплен металлом, так что застрелить меня просто так им не удастся. ...По топоту ног я определил, что их трое. Измененные соображают чудовищно медленно, но только не в такой ситуации. Я отошел так, чтобы они не смогли увидеть меня сразу. И мне повезло, хвала небесам! Серый висок выскочил из-за поворота! Висок – потому что ничего больше я не видел. Обе пули вошли практически в одну точку – исколеченный мозг фонтаном разлетелся по стене. Боль обожгла плеча, следом – еще раз, еще, еще... У них автоматы! Но почему они стреляют в корпус? Один из солдат оказался совсем близко ко мне. Я протянул руку, приставил ствол к его лбу и выстрелил. Металлические пластины, если они и были, не спасли его. Боль! Боль, черт возьми! Я остановился на мгновение и понял, что мое тело терзает жестокая боль от ран. Тут же откуда-то взялась ярость. Я схватил автомат и разрядил почти полный магазин в голову оставшегося, третьего, солдата. Все... Но кровь течет так натурально и самое главное – боль... То, чего я не испытывал уже много лет. Довольно много. А потом я потерял сознание.

Очнулся я в каком-то бомжатнике. Я лежал на импровизированной постели из подобранных на мусорнике покрывал и одного драного ватного одеяла. Рядом с правым плечом догорала свеча. Тут же лежали остатки чьей-то трапезы и гора окурков. – Проснулся, – сообщил скрипучий голос. Я встал, чтобы оглядеться, но голова закружилась. Впрочем, ложиться снова я не стал. Подошло существо, которое уже сложно было назвать человеком, хотя оно принадлежало именно к этой расе. Оно было настолько грязным и морщинистым, что я даже не сразу понял мужчина это или женщина. Старик или старуха. Оказалось, старуха... Она поднесла мне кружку с чаем – по крайней мере, она называла ЭТО чаем – и позвала кого-то по имени. На зов явился здоровенный детина с явной примесью чужой крови. Он окинул меня критическим взлядом. – Нормально, – прохрипел он. – Жить будет, раз встал. Я оглядел себя – серую кожу исчертили белые полосы шрамов. И, что удивительно, боли не было вовсе. – Как вам это удалось? – выдавил я; голос показался мне чужим. Детина хмыкнул. – Не впервой! – он задрал грязную рубаху и я увидел, что на нем шрамов ничуть не меньше, а то и больше. – У тебя даже зажило быстрее. А теперь чеши отсюда, да по быстрому! Нам тут гости не нужны, на своих жратвы не достает. В лицо мне ударил резкий горячий ветер. Я так и не понял, для чего меня подобрали и вылечили. Чтобы выгнать? Но уходить надо и, действительно, побыстрее. Кто знает, не сообщили ли бездомные о своей находке. А я даже не успел спросить, как долго провалялся без сознания... Притон, как оказалось, находился на самом краю города. Хуже места для человека просто не придумаешь. Здесь собрался цвет общества аутсайдеров. Самые жуткие отбросы общества. Они жили по своим собственным законам и не терпели вмешательства посторонних. Прежде всего я придирчиво осмотрел себя. Вполне возможно, на мне оставили какую-нибудь метку. Но, вроде, ничего. Потом отыскал обрезок трубы – другого оружия, к сожалению, не нашлось. Таким можно неплохо приложить. Здесь почти не осталось жилых домов – одни развалины, руины индустриального района. Некогда здесь были шахты. Еще остались терриконы да заброшенные стволы, в которых неизвестно что живет. Я не обращал внимания на всякие такие мелочи, а старался как можно дальше пройти к черте города. Ведь скоро наступит ночь. Да, в таком месте ничего хорошего не встретишь, только неприятности. Иногда я краем глаза замечал шевеление в грудах металлолома и бетонных обломков и тогда до боли в пальцах сжимал трубу. Боль... Снова боль. Оказывается, жизнь полна боли, а ведь я встретился только с физической ее сущностью. Пока что. Все причиняет боль. Теперь я понимал, почему люди так нерешительны и мягкотелы. А ведь вместе с болью может прийти страх и тогда конец. В руинах обитали в основном одичавшие собаки. Эти твари превратились в настоящих убийц. Интересно, а могут ли животные сходить с ума? Если да, то эти псы точно сумасшедшие. Наверняка повышенная радиация сказалась на их организмах. Ведь не первое же это поколение. Они, я так понял, плохо видят при свете, но зато в темноте чувствуют себя совершенно свободно. Я бежал и все время опасливо косился на небо – Солнце уже скоро начнет опускаться, а конца захламленным пустырям и не видно. Я как ни дорожил временем, но все же старался обходить огромные груды обломков стороной: в них шевелилось что-то, судя по звуку, огромных размеров. Иногда оно подавало голос, который вызывал у меня тошноту. Остановился я только вечером, когда уже отгорал закат. Набрал тряпок, удалось найти немного дерева, развел костер. Я надеялся найти в нем защиту, но пока что видел только вред – свет заставлял глаза отвыкать от темноты. Звезды на небе еще можно было видеть, но вокруг стояла глухая темнота. К тому же, топлива до утра не хватит, костер погорит, может, пару часов. Я сел на землю, подобрав ноги. Тихое потрескивание успокаивало, навевало дрему. Спящего меня загрызть легче всего... Время от времени, когда становилось совсем уж невмоготу и веки закрывались сами собой, я совал руки в огонь. Спустя несколько мгновений сон отлетал прочь. Но в конце концов огонь подкармливать стало нечем. Я с унынием посмотрел на темнеющие угли и сжал трубу обеими руками. Впрочем, глаза быстро привыкли к темноте. Обострились все остальные чувства – я ощущал каждое, даже самое незначительное движение, всем телом. Вот, кто-то пробежал справо, сверкнул злыми глазами. Сейчас он стоит примерно в сотне шагов от меня, принюхивается. Интересно, они собираются в стаи? Если да, то дела плохи. Гораздо хуже, чем я мог думать. Против стаи один, даже если это Измененный, бессилен... Ощущение движения стало настолько сильным, что у меня все внутри буквально затряслось. Не от страха. И тогда я, не ожидая нападения, размашисто ударил трубой. Кусок металла в руках описал дугу и врезался в мягкое тело. Пес, а это был он, взвизгнул и повалился на землю. Вышла Луна. Оказывается, я саданул его прямо по черепу. Черная кровь устремилась к моим ногам. Отличный удар. Над пустырями понесся вой. Я встал спиной к бетонной плите, вросшей в землю. Луна в тот момент находилась у меня за спиной и стоящая стоймя плита отбрасывала тень. Я несколько раз глубоко вдохнул, а выдыхал медленно. После этого упражнения голова наполнилась холодом, мысли стали ясными и четкими. Их было около десятка. Псы. Оскаленные морды. Слюна, капающая с клыков. Горящие злобой глаза. Неужели это возможно? Неужели они действительно пришли отомстить за своего... товарища??? Псы обнюхали тело убитого мною зверя. Потом обменялись взглядами и мне стало по-настоящему страшно. Они выстроились полукругом, но нападать не спешили. Чего ждут? Пока я отойду от стены и можно будет зайти со спины? Не дождутся! Я взялся за самый конец обрезка и коротко махнул им. Псы заворчали, но с места не сдвинулись. Десять пар глаз неотрывно смотрели на меня. – Ну, сукины вы дети! – заорал я, не выдержав. – Давайте! Но случилось то, чего я ожидал меньше всего: они развернулись и ушли. В чем дело? Испугались? Не может такого быть. Однако все шевеления вокруг прекратились. Я лег на землю и заснул. Бессмысленно сидеть и ждать с железной дубиной наготове: эти собаки убьют меня тогда, когда захотят.

...Но утром я проснулся. Уже вовсю светило Солнце и заваленные хламом пустыри были безжизненны. Жара, какой не было вчера, окутала завалы ржавых железяк и бетонных обломков. Я поднялся и побрел туда, где в раскаленном мареве тонул горизонт. Где заканчивалась индустриальная пустыня.

* * *

Вот уж никогда не думал, что мне еще когда-нибудь придется спать в постели под нормальным одеялом, а не прикрывшись тряпками. За недели скитаний среди ржавчины и бетона я настолько привык ночевать на кучах металлической стружки, что сама мысль о мягкой кровати вначале показалась мне дикой. ...Этот город почти ничем не отличался от остальных мегаполисов: сплошные высотные здания, переплетения дорог в несколько этажей, облака чада и выхлопных газов. Сюда еще не добралась чума и город жил обычной размеренной жизнью разжиревшего и обленившегося зверя. Спящего до времени, но готового в любой момент выпустить когти и показать клыки. Надо сказать, с некоторых пор я опаской относился к таким вот грандиозным сооружениям, порождениям рук человеческих. Ну не может быть такого, чтобы человек, выстраивая что-то, не заставлял новый дом или город впитывать часть его эмоций. В конце концов, масса накопившейся эмоциональной энергии становится критической – и ЭТО просыпается. Входит в жизнь. Я видел, как на тех пустырях сами собой рушились нагромождения бетонных глыб – без всякого постороннего вмешательства. Ни с того, ни с сего перекатывались громадные железные баки, когда я проходил мимо. А иногда я буквально чувствовал дыхание этого организма, грубого, озлобленного старика. Город оценивающе смотрел на меня, будто гадал, чего можно ждать от пришельца. А я шел по улицам и думал, что люди сами строят себе могилы. Никакой компьютерный разум не сможет победить злейшего врага всех животных. Его уничтожит разум гораздо более отвратительный и противоестественный, но в то же время – мудрый, всепонимающий и всезнающий. Вселенский разум... Такие мысли вертелись у меня в голове, когда, лежа в постели, я наблюдал за танцем пылинок в луче света. Было утро, часов семь, самое время для легкого завтрака. Но я старался оттянуть тот момент, когда придется выползти из-под одеяла – бог знает, когда я снова смогу лечь под него и так же, как сегодня, безмятежно заснуть. Глотая кофе с бутербродами, я заметил, что еда доставляет мне удовольствие. "Прямо как человек..." Скоро действительно человеком стану. Я со странным чувством – наполовина надежда, наполовина опасение заглянул в ближайшее зеркало; оно висело на стене, заключенное в темную деревянную раму. И чашка в моей руке замерла на половине дороги. Лицо, о боги, лицо! Черты остались те же, но цвет... Из пепельно-серого он стал обычным цветом человеческой кожи. Теперь я походил на простого дебила – широченные лоб и челюсть, слишком маленькие глаза... Прожевав ставший внезапно сухим бутерброд, я поднялся в свой номер, взял сумку с основательно потертым мундиром Измененного, положил в карман пистолет и коробку патронов. Вроде, все, осталось только заплатить за ночь. Уже потом, на автобусной станции, я вспомнил, что забыл на тумбочке фигурку, вырезанную из окаменевшей древесной смолы, – мой талисман. И выражение тяги к сентиментам. Но, во-первых, возвращаться плохая примета, а во-вторых это говорит о том, что я еще когда-нибудь вернусь в ту гостиницу. Город был мирным и спокойным – для индустриального города, но мне он не нравился. Не нравилась его железо-бетонная грязь. "Может, в зеленые записаться", – ненароком подумал я. И правда, чего это меня стала так заботить среда обитания? В автобусе мне досталось место сзади, у окна. Счастливое совпадение? Или судьба все же решила кинуть мне мелкую подачку? Или оказать услугу? Нет, для услуги это слишком уж мелко. Дорога пролегала в основном через пустыри, но не такие, на котором столь долгое время довелось обитать мне. Эти представляли собой участки выжженой то ли засухой, то ли пожаром земли, перемежаемые заброшенными постройками. "Карта белеет год от года", – подумал я. На топографические карты уже и наносить практически нечего – осталось лишь несколько сотен гигантских до безобразия городов. Остальное – пустыня. И она постоянно растет. Кое-где, правда, еще сохранились поля, но они уже не могут ничего дать и труд без отдачи уходит в землю. В камень. Остановка "Замошский пруд". Я усмехнулся, когда глянул на этот "пруд" – ветер гоняет пыль и все. Впрочем, может быть, когда-то здесь был и пруд, и мох и все дела. А название не поменяли. Среди рыжей земли я отыскал чуть заметную тропинку и двинулся по ней. Небо не нравилось мне с самого утра. Дождя, конечно же, не будет, а вот буря вполне. А пережидать пылевую бурю посреди гладкого, как тарелка, пустыря не очень хочется. Тем более, что у меня даже палатки нет. Я припустил бегом и бежал, пока не увидел группку низеньких домиков. На первый взгляд они ничем не отличаются от обычных прибежищ бездомных, но все впечатление портит большая белая спутниковая антенна-тарелка. Потом приглядишься и увидишь, что домики выстроены из добротных шлакоблоков и стены там, наверное, толщиной сантиметров шестьдесят-семьдесят. Это осевшая на стенах рыжая пыль виновата... Если подойти еще ближе, можно увидеть, что все четыре домика соединены связками кабелей, а чуть поодаль на мощных опорах вертятся несколько ветряков-генераторов. Домики расположены треугольником. Я постучался в тот, что образует середину основания треугольника. Его дверь, в отличие от всех остальных, коричневых, была выкрашена в синий цвет. Того, кто мне откроет, зовут Сеня Яковец. Интересно, помнит ли он меня?.. Да, это Сеня. Узнаю вечно небритую ряху, обвисший свитер – и как он может носить его по такой жаре! Но сколько я его помню, Сеня никогда не снимал его дома. – Привет. Он нахмурил лоб и запустил пятерню в недельную небритость. Да, узнать меня будет трудновато – с порога ему знакомо улыбался широколобый дегенерат. – Не помнишь? А помнишь ящик "Оригинального", выпитой тобой наспор. Со мной ведь спорил. А? Помнишь, как тянули кабель с девятого этажа на шестой и крыли матом все, что попадется под руку? Соседи в милицию хотели звонить... – Макс?! – выпучил глаза Сеня и цепко ухватился за патлатую бороду. Подобие бороды. Нечто похожее на подобие бороды. – Макс, – кивнул я и, уже не дожидаясь приглашения, вошел. Сеня машинально вытащил из холодильника две бутылки пива – от холода они чуть ли не инеем покрылись. Я позавидовал. – Что это с тобой такое? – спросил он, когда обрел дар речи. Я помотал головой – ледяное пиво зашло в зубы. – Не поверишь. Посмотри на мою рожу и представь, что она серая, как противогаз. Ну? – Измененный... – Точно! Им я и был. Я поднял глаза на Сеню, чтобы посмеяться над его реакцией, но напоролся на взгляд холоднее пива в моей руке и черный глаз ствола. Пистолетного ствола. – А ну встать! – прошипел Сеня. – И за дверь. Не сомневайся, попаду точно в голову. – Сень, да ты чего? Это же я, Макс! Макс Новодворский! – Суки вы, – сказал он. И выстрелил. Правда, не в голову, а в плечо. Я скрутился от боли – пуля попала прямиком в ключицу. – Мать твою так, ты какого хера делаешь?! – заорал я так, что, наверное, перекрыл ветер на улице. – Макс? – Сеня выронил пистолет и распахнул глаза еще шире, чем они у него были открыты раньше. Я перекинулся на спину и сцепил зубы. Меж сжатых на плече пальцев хлестала кровь. Ну, козел, если ты мне еще и артерию какую-нибудь перебил, я тебя урою на месте... Пришел, мля, к другу! Сеня подскочил ко мне с аптечкой. Оттянул мою руку в сторону, чем-то полил рану – все тело пронзила сильнейшая рвущая боль. Меня бросило в жар, разом хлынул пот. Я превратился в ничего не соображающий от боли кусок мяса. И слава Небесам – я не видел, как Сеня, вооружившись странным предметом вроде пинцета, только очень длинным, тонким и со странно изогнутыми кончиками, вытаскивал у меня из плеча пулю. И как ставил на место разбитую пулей кость – все прямо там, на полу. Он что, врач?.. Казалось, сознания я не терял, просто покров боли как-то внезапно сорвался с меня. Но когда это случилось, Сеня сказал, что я провалялся в отключке больше недели. Первое, что я почувствовал, был голод. Плечо немного ныло, но крови на бинтах уже не было. Левая моя рука была туго притянута ремнями к туловищу, а вокруг плеча Сеня соорудил нечто, не поддающееся описанию. – У тебя удивительно быстро срослись кости, – сказал он, сев напротив меня. – Но снимать это я пока боюсь. Даже не пытайся шевелить рукой. Долгое время тебе придется разрабатывать ее – мышцы вряд ли захотят действовать сразу. И еще – посмотри-ка на себя в зеркало... Он поднес мне маленькое карманное зеркальце. Оттуда на меня уставился расширенными глазами прежний я. От Измененного во мне не осталось и следа, исчезли широкие лоб и челюсть. В общем, лицо полностью вернулось к своему прежнему состоянию. – Что с тобой было? – спросил Сеня, положив зеркальце на место. Я вкратце пересказал ему свою историю. Он слушал молча, только иногда кивал или качал головой. Потом мы поели, я лежать отказался. Прошел в самую большую комнату, где на отдельном столике стоял массивный, в сером корпусе, сервер. Тут же, рядом, жался к стенке компьютер Сени. – Так мне удобно, – объяснил он. – Хочу показать тебе кое-что. Не менее удивительное. Вот, смотри. На экране монитора появилось изображение – я увидел Солнце, Землю со стороны. – Передача со спутника. Видишь эти точки? Приглядись. Что это по-твоему? Я видел, но совсем не точки, а скорее маленькие шарики. Стальные шарики. Вспомнил тот, что открывал, и похолодел. О, боги, одна такая штука принесла страшную беду, а что же принесут десятки?! – Это не удивительно, Сеня, это ужасно... Вспомнил синего человека, что, излечившись от чумы, превратился в зверя. Вспомнил слова ученого: "Это разумная форма жизни..." И все внутри меня окаменело, смерзлось: мне вдруг страшно захотелось жить. Нормальной человеческой жизнью. Просто жить. – Кто-нибудь видел это, кроме вас? – спросил я. Сеня отрицательно покачал головой: – Нет, кто ж еще додумается прибрести к нам, в пустыню? Только ты. – Надо, чтоб узнали все. – Да ты что! Нас же ищут все, кому не лень, мы у них будто заноза в одном месте! – Все равно. Киньте жребий, кто-то один займется этим, остальные уйдут в тень. Но это очень важно, пойми! Сеня прищурился. – Ты явно знаешь больше меня. И больше, чем должен знать простой студент. – Я давно уже не студент, очень давно. У тебя что-то с чувством времени. Или просто купи календарь. – Рассказывай. – Что? – Не прикидывайся дурачком. – Не могу. Меня убьют. Сразу же, как только узнают, где я. – Тогда тебе не надо было приходить сюда. Зачем пришел? Откуда ты знаешь, что я не капну на тебя? Я помедлил. – Я надеялся побыть у тебя некоторое время, пока... утихнет одно дело. И уж я никак не думал, что ты стал подрабатывать стукачом. А? Много платят? – Сука ты, Макс. Если бы я хотел настучать – ты бы не валялся на моей кровати, а блевал кровью где-нибудь в застенках у серомордых! – Тихо, не кипятись, я просто проверял. С некоторых пор я стал чувствовать настроение людей. Я уйду. Куда – не знаю. Но ты обязательно должен рассказать об этом, – я ткнул в экран, – это очень, запомни, очень важно. Слышал о чуме? – Ну... – Одна такая штука, шар, упала... Я видел ее. И я же ее открыл. Знаешь, что там было? Прозрачный контейнер с какими-то коконами. Нагрянули военные. И с того дня по Земле шествует чума. Сеня остервенело тер подбородок. – Бог знает, что может быть в этих попрыгунчиках, – продолжил я. Ну? Короче, решай и делай, как знаешь. Я тебя предупредил. Спасибо за помощь. Я зажмурился и одним махом перерезал все ремни. Значит, сила во мне все же осталась. И способность быстро регенерировать тоже. А вот рука действительно шалит, работать не хочет. Ну, ничего... Я забрал свои вещи и вышел из домика. До последней секунды где-то в глубинах души я надеялся, что Сеня хотя бы попытается остановить меня. Не попытался.