Текст книги "НекроХаник (СИ)"
Автор книги: Олег Борисов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)
Глава 4
Если со старшего городового можно было писать плакаты «Вступай в доблестные силы полиции» и развешивать на всех углах, то господин урядник напрочь выбивался из привычного образа. Нет, огромные бакенбарды в честь батюшки ныне здравствующего императора – присутствовали. Но в остальном Федот Тихонович больше походил на утомленного жизнью дедушку, одутловатого, рыхлого, с зачесанными на бок остатками волос в тщетной попытке прикрыть изрядную лысину. Говорил господин Козлов тихо, распоряжения отдавал неторопливо, но знающие его люди старались лишний раз с урядником не пересекаться и на его территории не баловать. Потому что еще во времена молодости Федот Тихонович заслужил искреннее уважение и личную княжескую благодарность, пропалывая модные в то время студенческие кружки и преследуя дурных «рэволюсьионэров». Заразу забугорную выкорчевали, попутно отучив разнокалиберных жуликов плевать в спину жандармерии, привлеченной на помощь в подавлении беспорядков. А потом и полиция отметилась, получив новые права и обязанности, с ревностью исполняемые. И если молодого унтера еще и называли в спину Козлом, то после сорока даже битые жизнью уголовники величали исключительно по имени-отчеству и держались от его района как можно дальше. Прост был Федот Тихонович. И в общении, и в наказании. А судьи обычно закрывали глаза на то, в каком виде доставляли заключенных для оглашения приговора из кутузки. Некоторых так вообще приходилось на себе волочь. Зато – ни гоп-стопов по Торговой Стороне, ни еще каких безобразий. И доплаты регулярные работникам за рвение из казны и купечества.
Полюбовавшись сквозь полуприкрытые набрякшие веки на гостя, примостившегося на краешке стула, господин урядник поинтересовался:
– Циркуляр пришел, велят опросить всех немощных, кто в новой фабричной больнице лежал в прошлые выходные. Был там?
– Так точно, ваше благородие, – Сергий старался следить за словами и вести себя максимально вежливо, но не лебезить. У мужика по другую сторону стола опыт личный колоссальный, любую фальшь считает и начнет раскручивать, дабы избежать возможных проблем на своей делянке.
– И как оно?
– Кормили плохо, в здании очень холодно. Но хотя бы крыша над головой.
– А попал туда по какой надобности?
– Леса строительные зацепил, когда шел мимо, вот сверху доски и обвалились. Хорошо еще, что не зашибло.
Покосившись на темнеющее небо за окном, Козлов задал следующий вопрос:
– Что за беготня в больнице была с демоном?
– Ходячие рассказывали, будто монстру какую-то в котельной днем отловили. Прибили, властям сдали. Я только-только вставать и на улицу выходить начал, так что не успел добежать.
– А хотелось?
– Само собой, – Сергий улыбнулся. – Это ведь когда еще можно в такой охоте поучаствовать. И память на всю жизнь.
– Память? – почесав морщинистую шею под расстегнутым воротом мундира, Федот Тихонович вздохнул: – Порвали бы вас там, вот и вся охота. На такие развлечения даже ведуны в одиночку не ходят. Нечисть в любой тени укроется и со спины потом когтями полоснет. А раны подобные тяжело заживают. Так что повезло тебе, что не полез. И другим тоже повезло… Кто хоть отличился из больных?
– На кочегара говорили, будто с похмелья злобен сильно, вот и прибил зверя железкой.
– Железкой…
Жестом остановив попытавшегося вскочить парня, урядник медленно выбрался из-за стола, прошел к большому шкафу и достал оттуда папочку. Вернулся на свое место, не торопясь развязал тесемки и зашелестел бумагой.
– Так, с чужими проблемами разобрались. Давай теперь про дела наши скорбные… Значит, у шабашников сейчас. Странно еще, что чужака взяли. С чего бы, как сам думаешь?
– Я же местный, – удивился Сергий. Наложившийся на старую память новый характер породил неожиданный сплав спокойного созерцания и понимания, что, как и когда говорить и делать. Все же бывший Макаров за свою жизнь много успел повидать, да и неоднократно с полицией пересекался и приказчиком, и бродяжкой в совсем паршивые времена. – Мои-то в Сибирь на заработки уехали, уже два года как ни весточки. Бабку я схоронил, с места у купца Красникова попросили. Нет, он хороший человек, слова против не скажу. Но я же даже не родня дальняя, как младшие в разум вошли, так и пришлось дела сдать… А строители меня взяли, потому как здесь каждый угол знаю, чего посоветовать могу.
– Например?
Потупившись, парень помял картуз и тихо ответил:
– Где можно горькую прикупить, чтобы не разбавляли. Какие мамки девок своих проверяют без того, чтобы болячками делились. Кто из купцов мясо с душком уступит со скидкой. По первости у общества с деньгами осенью туго было, вот и приходилось перебиваться.
– Понятно, местный в бригаде всегда человек полезный, особенно если с головой дружит… Сейчас чем занят? Доски таскаешь и камни ворочаешь?
– Нет, ваше благородие, это осенью было. И после Рождества подвал заканчивали. А как с больницы вернулся, так бригадир на побелку поставил. И еще вечером помогаю хозяйскому учетчику работу бригады проверять.
– С какой благости такое расположение?
– Пока приказчиком был, считать наловчился. И ошибок не делаю. Вот и присматриваются ко мне. Может, даже какую работу еще на выходных подбросят. В церковь сходить, а после этого – за копеечку людям помочь цифры складывать.
Закрыв папку, полицейский задал последний вопрос:
– Ладно, нормально с тобой все. В чужие карманы не лазал, пока без работы мыкался, хозяин ваш всю бригаду хвалит… Кстати, а что там с бывшим старшим случилось?
– Не знаю, я все же не с Белозерска, в дела чужие не пускают. Вроде как Иван долю хотел себе больше стребовать, кого-то из родни замуж выдавать собирался. Так его в итоге домой и спровадили.
Позвонив в колокольчик, урядник дождался, когда в приоткрытую дверь заглянет городовой и жестом отпустил посетителя. Поднявшись, Сергий откашлялся и спросил:
– Федот Тихонович, а можно просьбу высказать? Потому что все равно потом к вам с ней приду.
– Просьбу? – в серых глазах загорелся огонек интереса. – Если только быстро, время давно домой идти.
– Я хочу в торговые дни на рынке для крестьян лавку счетовода открыть. Лицензию оформить, экзамены сдать, чтобы налоги с продаж оформлять. Может, даже одного-двух смекалистых гимназистов на подхвате приму. Считаю хорошо, за пятак или гривенник стану им бумаги выправлять. Приказчики купеческие за то же самое полтину просят, а то где и рубль.
– А при чем здесь я?
– Так Федоровские ряды как раз вдоль ручья идут и на вашем участке. Если бы за мной кто из городовых присмотрел, я был бы благодарен. Боязно, что побьют купеческие, за потерянный легкий приработок… Но вы не беспокойтесь, я отработаю! И положенное в кассу взаимопомощи внесу, это само собой!..
Прихлопнув ладонью по закрытой папке, урядник добродушно рявкнул:
– Вот не надо мне тут про положенное… Наше дело – народ от разных жуликов защищать и за порядком следить, а кто если хочет на благое дело пожертвовать, так не из-под палки по карманам шарит… Но просьбу твою понял… Будь кто из чужих, еще бы крепко подумал, а ты все же наш, новгородский… Значит, так решу. В это воскресенье зайдешь после церкви в участок, найдешь Саламона Пименовича, он у нас в конце коридора сидит, там его вотчина. Расскажешь про себя, чем заниматься хочешь. Он экзамен устроит, проверит, в самом ли деле бодро с цифрами ладишь. Если понравишься, посоветует, как лучше экзамены сдать, потому что лицензию тебе обязательно получить придется. Без нее на рынок не пущу… И когда все бумаги оформишь, еще раз к нему заглянешь, пусть проверит, не учудил ли где. Будешь раз в месяц в гости заходить, помогать с отчетами. Мы каждый раз в последних числах в бумагах тонем, лишние руки не помешают. Если все нормально, то Аристарх Гвидонович за тобой и присмотрит. Все, за дверью подожди…
Убедившись, что гость скрылся в коридоре, урядник усмехнулся:
– Шустрый малец. Не успел дыхание после вопросов перевести, как уже с просьбой… Что скажешь, Аристарх? На твоем ведь участке работяги сидят.
– Спрашивал – хвалят его. Работы не боится, во вранье замечен не был.
– Ладно тогда. Если в самом деле головастый, к делу пристроим. Купечество нам с налоговых сборов ничего не платит, под себя подгребло. Если по носу щелкнем, то уже неплохо. Вспомнят, кто на Торговой Стороне главный… Все, отправляй его домой и тоже можешь собираться. Засиделись мы что-то… Отчет в понедельник напишу.
Агафон сидел на крыльце, смолил самокрутку и как обычно разглядывал окружающий мир из-под насупленных бровей.
– Чего таскали?
– Про нежить в больнице спрашивали. Никак успокоиться не могут. Мало им, что во всех газетах Синод склоняют, так газетчики власти теребят и защитить просят.
– А… Ну, это дело уже прошлое.
– Ага. Еще папочку на меня видел. Оказывается, пока я поденщиной занимался и за кусок хлеба чернорабочим по городу бегал, примелькался. Но вроде без лишних вопросов… Еще попросил разрешения свое дело на рынке летом открыть. Под их попечительством.
– Зачем это полиции? – удивился бригадир, туша окурок.
– Так понимаю, что сейчас приказчики заработанное себе в карман кладут и хозяевам часть отстегивают. Сколько там на самом деле через них прошло – не разобраться. С меня же будет гроссбух со всеми сборами. Десятую часть пожертвовать на полезное дело, вот и денежка капнула. И если что, обязательно спросят, что видел или слышал из последнего.
– Смотри, Сергий, посадят на короткий поводок с такими раскладами.
Парень лишь вздохнул:
– Как еще быть? Это вторая столица, здесь за каждым десять глаз и сто ушей. Не будешь хорошие отношения с властями поддерживать, выживут на выселки. Даже цыгане как один кланяются и своему городовому все новости рассказывают. За что и разрешают по мелкому ворованное брать и контрабандой промышлять чуток…
– Плевать на цветных, у них своих расклады. Ладно, пошли спать. Ужин тебе отложили, поснедаешь и на боковую. Завтра дурная работа осталась – доски на второй этаж поднять, подводы сегодня разгрузили. Хорошо бы до вечера успеть, а то и воскресенье придется занимать.
– Доски?.. Агафон, а старые бревна еще на дрова не распилили? По которым поддоны со щебнем в подвал спускали?
– С чего бы? Бревна добрые, еще послужат.
– Давай тогда кран изладим. Там работы на час, не больше. Чтобы выдвигался на улицу из окна и обратно ходил. Нос выставили, пакет досок подняли, на этаж втянули. Там по местам растащили и следующую партию. Точно за день управимся.
– Кран? Так у нас есть уже кран.
– Он маленький и не поворачивается. Это если раствор поднять или что мелкое. А с новым живо любые тяжести наверх перекидаем.
– Кран?.. Пойдем, у меня где-то бумага еще лежала. Пока жуешь, как раз расскажешь, что придумал. Может, в самом деле так и сделаем.
***
Москва всегда считалась купеческим городом. Великий Новгород, который за глаза называли Старым, больше воспринимался как церковный центр и опора консерваторов, незыблемая твердыня, вросшая корнями в прошлое. Новая столица периодически фрондировала, выпячивала новизну и всячески тяготела к наукам. Иногда даже избыточно, умудряясь соединять в себе блеск балов, запредельные цены на самые модные артефакты и толпы студиозусов, две недели в году буквально ставивших город на уши: на Татьянин день и после завершения весенних выпускных экзаменов, ближе к пятнадцатому июня.
А вот Москва – она умудрилась устроиться в центре движения товаров, денежных потоков и тихой сапой подгребла под себя звание третьей столицы, финансовой. Конечно, государственными средствами распоряжались в Новом Новгороде, под присмотром имперской семьи и Думы. За храмовыми доходами и выплатами от многочисленных ведунов, колдунов и просто знающих присматривали в первую очередь в Великом Новгороде. Зато частные капиталы так или иначе были завязаны именно на Москву, шумную, разноликую, вобравшую в себя дельцов со всего мира и уверенно захватившую титул Азиатской биржи. Пекин после конфликта с германцами так до конца и не оправился. Холодный Лондон в качестве прачечной Европы служил не долго, череда скандалов подорвала и до того незавидную финансовую репутацию. Поэтому по итогам львиную часть сделок на Евро-Азиатских просторах совершали именно здесь, в Златоглавой. Американские континенты обслуживали в Джексонвиле, Мехико и Рио, Каир умудрялся на пару с Кейп-Тауном контролировать Африку, Берлин упорно выстраивал собственную независимость, подгребая европейские княжества и мечтая раскинуть крылья Рейха везде, где получится закрепиться. А Москва щедро делилась своими возможностями со всеми желающими, попутно держа подворья практически во всех крупных городах, начиная с пресловутых Ярмарочных рядов Лондона, и заканчивая лабазами в Мумбае, Шанхае и Токио. Причем цены в марках, фунтах или йенах наряду с рублями никого давным-давно не удивляли, благо, больше половины купечества капиталы умудрялись за год прокрутить за границей, дабы вернуть сторицей домой, к привычным банкам, товариществам и многочисленным гильдиям. Потому как в Империи сделки страховал сам Иван Второй и за возможными безобразиями следили очень пристально. А если рискнул лишним рублем в Индии и прогорел – так остается только волосы на голове рвать и проклинать день, когда связался с жульем иноземным.
Именно поэтому Гарнер в Великий Новгород ехал именно через Москву. Походил пару дней по местным купеческим домам, посорил заранее припасенными брошюрами, послушал, о чем приказчики между собой говорят. Попутно оценил уровень местного технического прогресса. И решил для себя, что Эдисону в Империи не светит. С одной стороны, даже в так называемой третьей столице народ жил в каком-то патриархальном окружении. Электричество было, как и разные полезные штуки на его основе. Но при этом больше половины домов до сих пор использовали невероятную смесь древних традиций, языческих приговоров и артефакторики. Поэтому вместо новомодного холодильника, хита продаж в Америке, здесь ставили морозильные шкафы с рунной активацией. В десять раз дешевле, практичнее и защищено местными патентами. Дикая страна, до сих пор умудряется выживать в стороне от технического прогресса, поглотившего окружающий мир. А то, что не удается на старых привычных и веками отработанных схемах реализовать, разбирают на части, переделывают под себя и рождают что-то новое, с опорой на местные заводы и местных же инженеров. И потом еще продают за границу с маркировкой «Сделано в РИ». Как знак качества, наравне со стабильным золотым рублем и лучшими ведунами, колдунами и прочими мозговертами, к которым в случае провала лучше не попадаться.
Но главное Гарнер все же сделал, как хотел. Чуть примелькался, легенду опробовал и отправился дальше, имея на руках ворох рекомендаций к серьезным людям в северной столице. Все же Эдисона здесь знали и ценили. Поэтому купить что-то из новинок – это не факт, а вот попытаться выведать что полезное – это запросто.
Первым неожиданным потрясением для гостя на Центральном вокзале оказался паровоз. По большей части губерний, примыкавших к Европе, были проложены интересные железнодорожные пути. Две колеи, одна в другой. Четыре нитки рельс, где меньшая по ширине колея располагалась внутри большей. Интересное решение, которое использовал еще Иван Первый, прадед здравствующего императора. Тогда местные инженеры сумели доказать, что для просторов великого государства использовать чужие решения – это глупо. Поезда будут ходить с маленькой скоростью, грузоподъемность у составов так себе, а цена двойного полотна выходит ненамного больше, чем можно было ожидать. Там основные расходы на саму прокладку и основу дороги с мостами и прочей инфраструктурой. Зато – никаких задержек на перегрузке товаров с одного товарняка на другой на приграничных станциях. Катит себе из Рейха паровозик, обслуживается наряду с ему подобными в отдельно отстроенных закуточках, так и пускай и дальше пыхтит, старается. Тем более, что европейские пути-дороги идут лишь через Варшаву до Москвы, южнее через Киев до Полтавы и севернее до Великого Новгорода. Эти облюбованные чужими торговцами тропинки в случае военных неприятностей перекрыть – дело десяти минут. А вот по остальным магистралям ходят уже местные «Першероны». В Европу их не пускают, но для огромных тяжелых паровозов и дома работы более чем хватает.
Вот на одного из таких металлических монстров Гарнер и засмотрелся, привычно переведя размеры в привычную систему. Хоть большая часть местных ученых давно оперирует общей системой измерений, одобренной еще Вторым Имперским Университетским конгрессом, но в быту обыватели все так же оперируют аршинами, верстами, пудами и золотниками. И как только не путаются?
Медленно вышагивая мимо паровоза, американец разглядывал застывшую в железе мощь. Двухметровые колеса, на которых покоился монстр, тащивший двадцать двухэтажных вагонов со скоростью больше двухсот километров в час. Внутри экспресса пассажиров первого и второго класса радовала позолота и тщательная отделка номеров и ресторан-салонов, толпы предупредительных проводников и официантов, а также возможность посылать и принимать телеграммы по ходу движения. Правда, ценник на такие поездки изрядно кусался, но купечество и аристократы считали дурным тоном брать билеты на обычные пассажирские поезда. Правда, ходили они почти с такой же скоростью, как и более дорогие собратья, но сидеть шесть или восемь часов в общем вагоне на мягких скамьях с другой публикой? Вот еще…
Спохватившись, что уже прозвучал первый гудок, липовый коммивояжер двинулся вперед, выискивая взглядом нужный вагон. Вот и он. Рядом с полированными поручнями застыл бородатый проводник в униформе с надраенными пуговицами.
– Чего ваша милость желает?
– У меня билет в третье купе.
– Могу полюбопытствовать на билет, почтенный?
Распахнув картонную книжицу с золотым тиснением на обложке, бородач убедился в том, что пассажир не ошибся и рявкнул в распахнутую дверь:
– Лексашка, проводи господина торговца до места и с багажом аккуратнее… – Возвращая билет и тонкую рекламную книжицу, проводник с достоинством добавил: – И чаевые давать не надо, ваша милость. У нас это не принято. А это – в дороге почитать, от компании.
Невысокий парнишка подхватил чемодан и засеменил впереди, успевая непрерывно тараторить:
– Через четыре часа в столице будем. Отправляемся в одиннадцать утра, это через десять минут, а к трем уже и на месте… Вот здесь у нас курительная комната с дегустацией шустовских коньяков. Все включено в цену билета. Через полчаса откроется ресторация в соседнем вагоне. Там стерляжью уху обещают и стейки. Митрофан Прохорович не так давно из Испании вернулся, с лучшими поварами знания сверял. Привез золотую медаль и приз за кулинарное искусство. Дважды с нашей линии его хотели сманить и деньгами, и посулами разными, а лишь на «Московском Экспрессе» работать хочет… Вот ваше купе. Если устали и не хотите, чтобы беспокоили, табличку можно повесить на дверь. Тогда я к вам постучусь лишь за двадцать минут до прибытия. Кровать слева, там же шкаф для одежды. Ванная комната с туалетом справа. К сожалению, это малый номер, поэтому совмещенные.
Застыв на пушистом ковре посреди небольшой комнаты, Гарнер поинтересовался:
– Есть еще и большой?
– Разумеется. Малый на одну персону, семейный малый до четырех, большой до восьми. И если обедать здесь желаете, то меню на столе, можно по телефункену заказать, прямая линия с кухней ресторации. Доставят через десять минут.
Увидев, что пассажир потянулся за портмоне, помощник проводника гордо вскинул подбородок и отчеканил:
– Прошу прощения, господин любезный, но чаевые не берем. Чай, не Европа и не клубы городские. Если вдруг захотите мою работу отметить, то рядом с меню карточка с благодарностью. Можно расписаться на ней и опустить в ящик для голосования, вот сюда. С голубой каймой – если обслуживание понравилось. С другой стороны ящик с красной – если где-то мы плохо себя проявили. После каждого рейса карточки считают и в конце недели премию начисляют.
– И солидно выходит?
– До трети к жалованью набегает, – улыбнулся пацан и спросил: – В ресторацию проводить, или сюда закажете? Если прогуляться хотите, я для вас место закажу, а то купечества сегодня много, могут все занять.
Мда. Пятьдесят рублей за билеты, в которые входят сам проезд, кофе с коньяком и сигары для желающих. Обед – отдельно. Но пока мистер Шильман платит, то стоит почувствовать себя сибаритом.
– Закажи, любезный. Я в первый раз на вашей линии, хочу получить все самое лучшее. Как раз через полчаса после отправления и отобедаю.
Закрыв дверь, Гарнер убрал чемодан в шкаф и еще раз огляделся вокруг. Мда. Люкс в Национале в Нью Йорке – жалкое подобие. И это – даже не элитный рейс, на который билеты разбирают за пару месяцев заранее. Интересно, чем там пассажиров удивляют?
***
Сергий прикинул для себя: уже почти два месяца он в новом мире. На удивление удачно сумел вписаться, без глупых попыток разыгрывать потерявшего память или инвалида в психушке, любимца мозговертов. Растворившийся в Ничто бывший хозяин тела сумел за короткую жизнь не запятнать известную фамилию в явном криминале. Но при этом и в реалиях городского дна нынешний Макаров неплохо ориентируется, да и умение цифрами жонглировать удалось залегендировать. Ушлые приказчики в уме вообще запросто умножат и поделят, да еще про свой интерес не забудут. Так что пометка в графе «история работы» о подобном опыте – это уже плюс. А когда эти навыки да на благо «сообчества» – то бригада довольна и насчет дополнительной доли с доходов не возражает. Кстати, насчет интересов.
– Агафон, я второй этаж проверил, там еще побелка не до конца просохла, новый слой класть рано. Можно, я тогда сейчас по делам схожу?
Бригадир оторвался от разложенного на козлах плана здания и попытался вытряхнуть прилипчивую стружку из бороды:
– До вечера успеешь, чтобы накладные оформить?
– Касьяна с утра видел, он уже собрался и уехал. Суббота Праведная, к родне в Бронницу на именины с подарками отправился. Сказал, что в понедельник вечером все бумаги разом и проверит.
– Тогда иди. По девкам, поди?
Запахнув видавший виды сюртук, купленный по великой распродаже у студиозусов еще год назад, Сергий хмыкнул:
– По девкам ходить – деньги нужны. А их сначала заработать надо. В библиотеку схожу, книги полистаю для экзамена. Если уж патент в самом деле урядник одобрит, то надо до лета хотя бы понимание иметь, с какой стороны к этой работе подходить. Разориться – легко, трудно в прибытке остаться.
– Библиотека?.. Тоже дело, – с изрядной долей сомнения протянул Агафон, оставив бесполезные попытки привести бороду в порядок. – Но постарайся шибко не засиживаться. Я кашу на тебя оставлю, но мало ли…
В центральную имперскую библиотеку идти смысла не было. Во-первых, она считалась «для благородных» и брала деньги за членство. И книги в ней были в основной своей массе из разряда любовных романов, популярных энциклопедий «о странах иноземных» и прочего занимательного чтива для благородной публики. В ее отделанных мрамором залах зачастую выступали гастролирующие оркестры, чтецы-декламаторы и заседали кружки по интересам: инвестиционный, порядка и законности, вспомошествования сирым и убогим. Одним словом – место тусовки богатого бомонда.
А вот вторая, Холмская, считалась почти исключительно университетской и в фондах держала техническую и научную литературу. Кроме того, в общих залах можно было бесплатно почитать почти любую книгу из стоявших на полках. А еще, именно там работал человек, который должен был хранить личную коллекцию покойного Зевеке. Герман Ерофеевич даже не забыл оставить подсказку – при помощи каких слов можно будет получить доступ.
Поэтому Сергий дождался, когда сидевший в углу ярко освещенного большого зала скрюченный седой старичок освободится, поздоровался и произнес:
– Могу я найти в ваших запасниках трактат о текучести хрусталя господина Липпе?
– Липпе? Если не ошибаюсь, из баварцев будет, в Мюнхенском технологическом преподает?
– К сожалению, ошибаетесь. Родом оттуда, но преподавал в Штутгарте, потом работал на химический концерн Габсбургов. Вышел на пенсию после аварии, где сильно пострадали легкие. Они же и свели его в могилу, подлечиться не успел.
– В самом деле, значит, я спутал с другим Липпе… Ну что же, молодой человек, давайте пройдем к тем полкам, где лежит этот трактат.
Несмотря на явную дряхлость, старик двигался на удивление быстро. Он семенил, опираясь на потертую клюку, успевая прокомментировать те или иные стеллажи, заставленные толстыми томами:
– Это у нас по естествознанию и познанию электрических материй… Тут корабельщики свое складировали, расчет любых видов ручных и морских судов, а также строительство портовых сооружений… Это тонкие оболочки, медикусы постоянно сидят, зубрят… Вот эта сторона финансистам интересна. И как подати считать, и как свое дело открыть… Заинтересовались? Что-то лично для себя ищете?
– Хочу налоги с торговли для крестьян на рынках оформлять. Для этого лицензию надо и к экзаменам подготовиться.
– Интересно, очень интересно… Хорошо, на обратном пути порекомендую, есть несколько полезных трудов. Кстати, нам сюда.
Сюда – это была небольшая дверь в одном из отнорков между полками. Темный коридор пропетлял между множеством узких перекрестков, после чего пришлось спускаться по скрипучей лестнице в подвал. И лишь там, в одной из бесконечных комнат, старик включил лампу, развернулся и скрипуче еще раз поздоровался:
– Давно не видел тебя, Герман Ерофеевич. Не ожидал, что с волшбой свяжешься, тебя ведь больше все ментальные планы интересовали.
– Я не Зевеке, – вздохнул Сергий. – Он совсем умер, окончательно. Мне лишь часть воспоминаний оставил.
– Да?.. Как забавно… Но если уж ты его наследник, то должен знать, почему я не люблю кофий. Это лишь ему ведомо было. Итак, молодой человек?
Нахмурившись, гость прижал кончики пальцев к вискам, прикрыл глаза и замер. Потом вздрогнул, будто получил разряд электрического тока и прохрипел:
– Вы однажды ошиблись, Малахий Венедимович. Тогда после аварии зрение еще было плохим, поэтому выгребли из банки то, что посчитали зернами, смололили и заварили. А это были тараканы… Зрение потом восстановилось, но вот кофий больше не пьете. Вообще.
Заведующий отделом технической литературы хмыкнул, после чего ткнул пальцем в небольшой стул рядом с заваленным папками столом:
– Садись. Похоже, Герман в самом деле совершил чудо. Это же надо – впихнуть свое отражение в отрока неразумного. Чем он хоть купил тебя, охламон?
– Как обычно, жизнь за жизнь. Бывший хозяин погиб после того, как на голову груду досок уронили. Вот меня и подселили.
– А ты просто так и согласился?
– У меня выбор был простой. Или сдохнуть, или чужие долги принять и еще жизнь прожить.
– Долги?!
Старик прислонился к косяку и замолчал, изредка неодобрительно покачивая головой. Сергий подождал пару минут, затем все же решился спросить:
– Насколько я понимаю, Герман Ерофеевич оставил вам свой архив. Мне бы почитать, что там. Потому что одно дело обещать, а другое – сделать. Я же в его изысканиях пока ничего не понимаю.
– Вежливый… – неодобрительно поморщился Малахий Венедимович.
– Что? – парень удивленно глянул на себя, затем попытался уточнить: – Что вы имеете в виду?
– Я говорю – вежливый ты. И слишком мягкий… Герман был очень жестким человеком. Даже жестоким. Столько мерзости за долгую жизнь насмотрелся, что ожесточился… Если он тебе что-то от себя лично оставил, то подомнет. Сожрет рано или поздно. Под себя перекроит.
– Обычно жизнь перекраивает. Особенно, если жизнь такая, что за кусок хлеба приходится глотки рвать, – Сергий помрачнел. В памяти всплыли образы, как он долгими зимними ночами грыз сухую корку, которую удалось найти рядом с помойными баками кабака на выселках.
– Может и так. Но мой старый приятель был человеком, которого держали на цепи и спускали лишь в исключительных случаях. Боялись его до одури и одновременно не смели на вольные хлеба отправить. Потому как больше ни у кого подобной силы не было… Темный волхв, способный на грани миров следы читать – это редкость. Европа своих давно изничтожила в страхе перед неведомым. А у нас вот – остался. И даже с теми же бриттами сошелся, им трактаты писал и лучших ищеек натаскивал. Наши побрезговали в ножки поклониться, когда обгадились, а жабы заморские каждый раз благодарили и обещали любую поддержку.
– Но ведь Зевеке так в Лондон и не уехал, хотя и звали?
– А что он там забыл? Корни его здесь. Здесь и похоронили… Кстати, не ходи на могилку пока, не надо. Синод наверняка присматривает. Попозже можно дань памяти отдать. Хотя этой памяти у тебя – вон сколько, аж корежит… Ладно. За мной слово, которое дал. Приятельствовали мы с ним долго, да и в свое время меня на ноги поставил, денег на лучших лекарей не пожалел. Поэтому покажу, что и как, потом решишь с вывозом… Значит, весь архив Германа в двух местах хранится. Первый – это бухгалтерские книги. Они в банке Шпиро лежат. Там ничего по интересному для тебя нет пока. В основном – с кем дела вел и сколько налогов заплатил. Разве что позже, как в силу войдешь, сможешь имена клиентов посмотреть. Остальное – в этой комнате. Мусор и ерунда разная дома остались, но там больше журналы, что выписывал и сказки, до которых большим охотником был. А вот трактаты разные и личные выписки – все тут. По левую сторону Темный свод, ведовство и с зарубежных поездок древности разные. По правую руку – артефакторика и механика. Свет у нас бесплатный от князя, поэтому лампу можно жечь, сколько надобно. Эта макулатура на столе – моя, сюда архив библиотечный сложил, можно на пол сгрузить, если мешать станет. Когда свое в ящики захочешь складывать, скажи заранее, я разрешение на вывоз оформлю.
Помявшись, Сергий повинился:
– Так мне пока некуда вывозить. Ни кола, ни двора. Шабашничаю… Можно, еще чуть здесь полежит? А я бы приходил и читал?
– Веж-ли-вый… Эх… Просто так в библиотечные фонды ходить нельзя. И я не каждый день здесь бываю… По вечерам свободен? С восьми до одиннадцати?
– Да.
– Тогда вот что сделаем. Я тебя на ставку помощника оформлю. У меня этих ставок – полным-полно. Потому как плата – копейка за вечер, больше не разрешают. Даже студиозусы на такое место не идут… С пропуском можешь и днем приходить и вечерами. Надо будет из зала в десять вечера все оставленное на столах собрать, на полки для сортировки вернуть. В каждой книге карточка читателя должна лежать. Что успеешь, на место поставишь, карточки на стол в коробку. Остальные утром библиотекарь разложит… И повод будет здесь сидеть. Скажу, что для меня архивы разбираешь…
