Текст книги "Рыцарь и ведьма"

Автор книги: Олег Нестеренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Олег Владимирович Нестеренко
Рыцарь и ведьма

© Нестеренко О.В., 2020

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2020

Посвящается моим родителям

I. Мечтают ли драконы?

Телефон – вот что так настойчиво требует меня к жизни, продираясь ко мне через кофейную гущу сна. Я высвобождаюсь из перекрученных простыней. На пути к телефону натыкаюсь взглядом на часы. Проклятие. Короткая стрелка уже подбирается к семерке. А ведь я заводил будильник на полшестого. Что ж, по крайней мере, ясно, кто и зачем звонит. Ну и что мне ответить? Прежде чем успеваю поднять трубку, аппарат смолкает.

Я спал полуодетым. Язык противно липнет к пересохшему нёбу, хотя голова не ноет. На тумбочке – остатки вчерашней выпивки. Пил один. За упокой несчастного существа, которое мы с моими собратьями сегодня уничтожим. Все-таки мученическая смерть. Пускай отец Ансальдо и объяснил мне в выражениях отнюдь не кротких, что драконьего рая быть не может.

Справляю нужду, чищу зубы – очень быстро, даже не доставая до зубов мудрости. Холодной водой умываю лицо и шею. Подбираю одежду там, где бросил ее вчера. Торопливо и не с первой попытки обувшись, выметаюсь из квартиры. Пролетев два лестничных марша, понимаю, что забыл дома свой меч, именуемый Аргументом. Может, забыл, а может, не так уж хотел брать его с собой. Возвращаюсь, подхватываю клинок, запираю за собой, успеваю услышать, как за дверью снова ожил телефон.

На улице пахнет мокрым асфальтом после проехавшей поливалки. А вон и фургон. На боку надпись «Vivĭmus, ut vincāmŭs», девиз нашего ордена, и эмблема: мангуст, терзающий змею. Мангуст или не мангуст, но в общем та зверюга, про которую в «Бестиарии Апокалипсиса» написано, что это природный змееборец, а значит, существо богооугодное, тогда как аспид, наоборот, есть диавол и Сатана.

Подняв воротник, чтобы укрыть плохо вытертую шею, перебегаю дорогу. У входа в парк уже открылся газетный киоск. Сонный продавец машет мне рукой. Узнал меня; узнаёт с тех пор, как мое лицо появилось на обложке августовской «Квинтэссенции». В том же выпуске напечатали интервью с Конрадом Вольцем: он тоже рыцарь, и даже почище меня. Принял аскезу – буквально, по всем правилам: с ношением вериг, с толчеными кореньями на завтрак. С девками завязал. А газетчики про это написали так: «Конрад Вольц: правильная диета заменяет секс». Ну что за люди! Как они придумывают эту глянцевую бла-бла-блажь? Да и мы не лучше. Раньше брали плату за голову убитого чудовища, а нынче орден торгует открытками с нашими автографами. И ведь это чуть ли не выгоднее! Может, со временем и вовсе перестанем убивать. Вообще-то было бы здорово.

Подхожу к машине. Аргуж мрачно кивает сквозь поднятое стекло, я тоже ему киваю и забираюсь в фургон через задние двери.

– Аргуж, мне прямо-таки неловко… – совершаю свое скупое покаяние.

– Все нормально, – не оборачиваясь, отвечает мой оруженосец и протягивает мне термос.

Я приоткрываю крышку, и в этот момент машина резко трогается. Чуть не облился! Вот тебе и нормально.

– Я стучал, но никто не открыл, – бросает Аргуж, не отрывая взгляда от дороги. – Думал, вы не дома… Уже хотел было ехать в Янтарный квартал… – Он не решается закончить фразу, перехватив мой взгляд в зеркале заднего вида. Меняет тему: – Магистр звонил. Много раз. Волновался, не случилось ли что.

Я хмыкаю. Исповедоваться не собираюсь. Да и было бы перед кем. Пусть только попробует еще раз упомянуть Янтарный квартал… Однако это нехорошо. Похоже, за моей спиной начинают болтать.

Я наливаю в крышку дымящийся напиток и делаю пару осторожных глотков. Мм… Крепкий, горький, с гвоздичной ноткой. Я бы польстил мальчишке насчет его таланта к приготовлению кофе: мол, не думал ли он открыть свое заведение? Да только это вряд ли его повеселит: Аргуж и сам, наверное, помышляет уже о другой работе. В ордене-то он карьеру не сделает. По крайней мере, пока приставлен ко мне.

В этот момент мы выезжаем на Буковую улицу, где днем бывают адские пробки. От кофейного кипятка у меня начинает прыгать сердце, но и без этого мною постепенно овладевает лихорадочное возбуждение. В горле образуется сгусток, и я не могу без тошноты допить крышку, поэтому остатки выплескиваю под сиденье – все равно машину потом отмывать от чьей-нибудь крови, это уж завсегда. Впрочем, перед акцией лучше много и не пить.

Дорожная развязка выводит нас на шоссе. Я расчехляю свои новенькие доспехи с фирменным клеймом Бродбина и Капелло. Обоих модельеров зовут Эвелинами (как по мне, странное имя для мужиков), так что их изделия мы тоже называем эвелинами. Эвелины хороши. Это доспехи так называемой третьей манеры: в надевании просты и податливы, чуть не сами на тебе защелкиваются, а весят раза в три меньше, чем мои предыдущие латы. Хоть прыгай в них через скакалку. Как они в смысле прочности – еще предстоит испытать. Но не зря же, наверное, про сильную любовь говорят: «Прочная, как аврихальковый сплав»? И все же главное в эвелинах не это. Главное – в них можно отлить не разоблачаясь. Страшно вспомнить, что было раньше.

Закончив покрывать латами свое тело, повязываю шарф, подарок Джудит. Осматриваю светящийся рунический узор на клинке. Защитные знаки едва тлеют; давно надо было отнести Аргумент заклинателю мечей. Ну да ладно, еще успеется.

Прикрываю неотдохнувшие глаза. Сквозь веки проступает зарево рассвета, его тепло на моем лице. Я и не вспомню, когда у нас был такой солнечный сентябрь.

Тем временем мы сворачиваем с шоссе, и дорога начинает петлять, забирая вверх. Слегка закладывает уши. Я насильственно сглатываю. Слева потянулся скучный одноэтажный городишко, а впереди, на холме, уже видны очертания замка Авеластр.

На вершине Аргуж сбрасывает скорость – это мы приближаемся к крепостному рву. Тут уже полно народу: журналисты, полиция и самая неистовая публика – поклонницы. Сколько уж девичьих писем я оставил без ответа, а они все не угомонятся. Пишут и пишут. Где ж вы, девушки, раньше были? До того, как я стал Молнией Архипелага?

Трясемся по перекидному мосту; Аргуж, завидев кого-то в окнах караульной, высовывается из кабины и машет рукой. Ждем, пока поднимут решетку, въезжаем в ворота.

Приехали. Фургон останавливается на краю мощеного двора. Рядом дежурит неотложка, у господского дома нервно переминаются спасатели и несколько рыцарей из других орденов. Где-то среди них магистр – и встреча с ним тяготит меня едва ли не больше, чем предстоящая схватка.

Но делать нечего. Я спрыгиваю на землю, иду в направлении собравшихся. Попутно пытаюсь оценить состояние дел. Судя по задранным вверх головам, дракон все еще жив, и прямо сейчас бой идет на третьем этаже. Да, я слышу рык зверя. Кажется, он даже не ранен. Вернее, она. Это ведь самка. Надеюсь, наши-то, по крайней мере, все целы.

Что-то я не вижу магистра. Вот бы удалось проскользнуть незамеченным! Но, уже подойдя к дверям, боковым зрением задеваю некую точку напряжения – словно выбоину в идеально гладкой поверхности. Эта точка и есть хорошо знакомый мне взгляд, которого я надеялся до времени избежать.

– Сэр, – придав лицу бойкое выражение, я иду в середину двора, где магистр разбил наблюдательный пункт в тени колодца.

– Рад, что першандельская знаменитость нас почтила-таки своим появлением. Как видишь, не дождались. Начали без тебя.

– Сэр, как я понял, бестия все еще жива и опасна. Смиренно прошу: дозвольте присоединиться к моим братьям.

– Смиренно, говоришь? Смирения-то тебе и не хватает. Ты на скамейке запаса, Леннокс. Давай присаживайся рядом со стариком. Тебя подменил Гаэтано Кьератэра из ордена Угря, но твоя помощь может еще понадобиться. Что-то у них там не ладится…

Я усаживаюсь на край колодца и заодно со всеми возвожу взор к третьему этажу. Честно говоря, я думал, что подоспею аккурат к раздаче автографов. И что еще за Гаэтано? С каких пор эти братские отношения с орденом Угря? Рядом топчется Аргуж, охваченный неоднородным румянцем, но к колодцу не подходит – и слава богу! А то еще вздумает топиться со стыда. Магистр небось велел ему за мной присматривать.

Мы вздрагиваем, когда несколько окон со звоном лопаются. Осколки летят вниз, а из опустелых рам вырываются пламеневые залпы, и один из них выбрасывает наружу горящее тело в доспехах, еще живое – вопль несчастного отражается от каменных стен. Я в ужасе зажимаю рот. Спасатели натягивают страховку, но мне не видно, как упал рыцарь в огне: его уже со всех сторон обступили парамедики и пожарные. Огонь, по крайней мере, сбили. Понять бы, кто это. Но понятно только одно: теперь мой выход.

– Леннокс, ты хотя бы читал материалы по акции? Устройство замка, разновидность ящера?

– Да, сэр. Это змей святого Флорента: вид Agama Gigantica, семейство Igniferidae, пятый класс опасности. У малефика сейчас период линьки, а значит, шкура уязвима для наших клинков. У замка тоже есть уязвимые места, в левом крыле в начале сентября обрушилась кладка…

– Достаточно! Вперед – и будь же снова знаменем рыцарской доблести, каким был когда-то! – Магистр хлопает меня по украшенному гербом наплечнику и сует мне в рот капсулу антифобиума. Редуцирует чувство страха. Состав: какие-то травы (секретная рецептура). Противопоказание: уголовная ответственность за хранение. Мы с парнями быстро выяснили, что вторая капсула редуцирует не только страх, но и здравый смысл, после третьей к тебе приходят распутные девы из потустороннего града Тир-на-ног-этх, а после четвертой от тебя отрекается Всевышний. Магистр, старый хиппи.

Из рук Аргужа принимаю шлем и отказываюсь от щита. Взбегая по лестнице к дверям, пытаюсь высмотреть, что там с упавшим телом, но в плотной толчее ничего не разобрать. Захожу внутрь.

Жду, пока привыкнут к полусумраку глаза, а тем временем сплевываю подтаявшую капсулу в ладонь и прячу в потайной кармашек на поясе: трижды сэкономленный антифобиум пригодится позднее. А что до чувства страха… Нет страха, нет и чести. А еще: бесстрашные выживают на порядок реже. Только вот плохо, что руки-то трясутся немного после увиденного…

Пахнет горелым. Где-то наверху слышу приглушенные крики и грохот. Потом как будто становится тихо.

– «Вереск», «Вереск», я «Куколка», слышишь меня?

Переговорное устройство в шлеме молчит. Электроника часто сбоит в присутствии магии. Надо спешить.

В вестибюле над парадной лестницей установлено чучело дракона. Самец. Судя по размерам и окрасу распахнутых крыльев, ему было не меньше двухсот лет. Каждый гость цитадели неминуемо должен пройти под застывшим взором стеклянных глаз и сталактитами-сталагмитами зубов в открытой пасти, которая некогда могла перекусить стрелу грузоподъемного крана. На Першанделе я узнал, что у драконов есть душа. Если отец Ансальдо прав и после смерти они не попадают на небеса… Значит, они остаются здесь, неупокоенные, только и ждущие момента, чтобы отомстить за поругание своих останков… Да здесь целый музей! Или, лучше сказать, мавзолей. На стенах среди бледных прямоугольников, оставшихся от снятых гобеленов, висят драконьи головы разных мастей: рогатые, косматые, пятнистые. Особи сравнительно некрупные, но как их здесь много! Сколько хозяин замка заплатил за эти трофеи? И зачем? И слышал ли он про концентрацию остаточной магии? Я взглядываю на арканометр у себя на запястье: превышение нормы в несколько раз. Gigantica наверняка появилась тут не случайно. Странно, что малефики тучами не слетаются на столь сильную эманацию. Вот закончим здесь, и я лично прослежу, чтобы все это сожгли. Надо будет только выбить ордер.

– «Вереск», «Вереск»… Прием…

Поднимаюсь на второй этаж. Запах гари становится сильнее. А вот и след драконихи… Какая-то гадкая слизь, кровь, опрокинутая люстра. Где все? Я иду в глубь дома.

На самом деле Gigantica не такая уж гигантская… Это чуть ли не самая миниатюрная разновидность. Особенно в сравнении с Першандельским монстром. Огромной ее можно признать лишь относительно цветастой ящерицы, в честь которой Agama Gigantica и получила свое название. И все же это самый настоящий дракон. А значит, нельзя недооценивать ум и смертоносность этого существа.

Слышу стон. Среди опрокинутых коллекционных доспехов не сразу удается разглядеть лежащего Альбера.

– Ты ранен?

– Царапина.

– Покажи.

– Я же говорю: царапина! Джуд, они в донжоне. Прыткая бестия, всех нас обхитрила.

Я колеблюсь. Царапиной у нас принято называть любое ранение, кроме разве что оторванной конечности. Самый распространенный вид смерти среди рыцарей – это смерть от пары царапин. Да что там: погибших от пары царапин частенько хоронят в закрытых гробах.

– Альбер, я тебя вытащу.

– Нет, ты нужен остальным. Где ты был, черт побери?

– Ну, я… Слушай, а кто из наших выпал из окна?

– Это был новенький. Гаэтано или как его там… Он жив?

– Я не знаю.

Иду дальше с тяжелым сердцем. Гаэтано из ордена Угря… Если бы я прибыл вовремя, он бы не пострадал. Ладно, с моей совестью разберемся потом.

– Джуд! – окликает меня Альбер. – Я не знаю, что это за тварь. Но только это ни хрена не гигантика! Аналитик ошибся.

Я выхожу на галерею, ведущую в башню. Тут никого. Внутри донжона попадаю в узкий коридор, а оттуда – на винтовую лестницу. Кошмар астматика. Начинаю подниматься, прогнав из себя все мысли, оставив только простейший пучок инстинктов. Вверх и вверх. Ступени скользкие от крови – это вроде драконья: человек, потеряв такое количество, не одолел бы всей лестницы. Из-за нескончаемого круглого поворота открывается нескончаемая каменная стена – начинает казаться, будто остаешься на одном месте, сколько бы шагов уже ни сделал. И сколько еще осталось? Надо поберечь дыхание.

Наконец я слышу крики, стальной лязг и вибрирующий рев, на который способен самый изысканный из хищников.

– Ага! Тварь измотана! – это как будто Лантош; только чему он радуется? Как раз теперь жди от нее самых опасных выпадов.

Я выбегаю на верхнюю площадку, и тотчас меня встречает взгляд чудовища. Чувствую что-то вроде удара в лоб, как бывает, если быстро напиться ледяного молока. Дракон все еще смотрит на меня, когда Байярд обрушивает свой фламберг на его изогнутую шею. Клекот и бульканье. Алая дымящаяся кровь брызжет на серый камень. Рогатая голова со стуком отлетает мне под ноги. Изломанные крылья распластываются и замирают в воздухе, простреленные лучами восхода.

Я спешно отступаю от мертвой головы. Как можно было подумать, что это Agama Gigantica? Горизонтальные зрачки, костяная корона, две подвижные челюсти… Первый раз такое вижу…

– Привет, Джуд!

Байярд, тяжело дыша, опускается на колени. Бросив меч, зазвеневший при ударе, стягивает с головы шлем. Коллега весь мокрый от пота.

– Вовремя ты, старина! Без тебя бы точно не справились! Честно говоря, я уже думал, она никогда не сдохнет…

Я даже не успеваю вздрогнуть, когда обезглавленная туша совершает немыслимый прыжок, врезается в меня и с мощным хлопком расправляет рваные крылья. Бледные лица друзей, зубцы башенного ограждения, бойницы в стене – все это я вижу уже издалека. Изо всех сил стискиваю перерубленную драконью шею, из которой на меня толчками выплескивается горячая густая жижа. Горло сомкнуло, не могу даже крикнуть, вокруг свистит ветер, я крепко зажмуриваюсь. Вот-вот грянет удар о землю или о камень, и после него ничего не будет. Прощай, жизнь. Прощай, Джудит. Так и не сделал я самого главного. Хорошо, что эвелин не даст моему трупу разорваться на куски…

А между прочим, мы все еще в воздухе: я и безголовый дракон – планируем на ошметках его крыльев. Я приоткрываю глаза, но драконья кровь залила прорези шлема. И тут нас размазывает об твердое. Чешуйчатая туша выскальзывает из рук и отлетает дальше. Меня вертит нещадно, бьет дважды по ребрам, а потом все заканчивается. Я лежу лицом вниз и чувствую запах травы. Неужели живой?

Слышу крики, ко мне сбегаются люди, а в глаза через щели забрала – вспышки, вспышки… Пытаюсь подняться.

– Господин Леннокс, это ваш первый дракон после Першандельского монстра, что вы чувствуете?

– Господин Леннокс, еженедельник «Часовой»: вас называют «некомандным игроком», скажите, орден только сдерживает ваш потенциал?

– Господин Леннокс, экологический проект «Лоно», наши читатели хотят знать, что вы думаете о сокращении популяции драконов в наших краях.

Я срываю с себя шлем и даю волю желудку, который выталкивает из промеж саднящих ребер вчерашний салат и рыбу. И даже такое дерьмо они продолжают фотографировать.

Засвидетельствовав у доктора свои ожоги и синяки, мы собираемся в конторе, чтобы обсудить сегодняшнюю акцию. Орден в полном составе. Все целы. Только у Альбера рука на перевязи. Что там с Гаэтано из ордена Угря – пока неизвестно. Говорят, он в реанимации.

– Как себя чувствует наш воздухоплаватель?

– Ха-ха. Очень смешно.

Магистр по очереди проверяет записи с камер на наших шлемах. Почти у всех ничего не записалось. Одни помехи. Доходит черед до шлема Аделота. Картинка не четкая, на экране то и дело вспыхивают какие-то круги, и звука нет, но по крайней мере что-то видно.

– Смотрите-ка! У Аделота опять камера не подвела!

– На всех эвелинах одинаковая техника.

– Значит, дело в Аделоте.

– Это потому что он девственник. У девственников антимагическая аура.

– Я не девственник.

– У Аделота больше всех шансов найти Грааль.

– Я не девственник!

– Тихо вы! Ничего не слышно!

– Так правильно: звука же нет!

На экране появляется существо, и все разговоры смолкают. Сразу видно, что это не Agama Gigantica. Сходство если и есть, то самое отдаленное. Парни, хотя и опешили в первый момент, действуют дружно, проворно, как свора притравленных к зверю лаек, разве что Гаэтано чуть выбивается из отлаженного командного такта. Они нападают с таким расчетом, чтобы не дать бестии сосредоточиться на ком-то одном. К услугам рыцарей колонны и завороты, за которыми они успевают укрыться, спасаясь от рассекающего воздух хвоста. Замысел моих коллег в том, чтобы дракон, огрызаясь против всех сразу, пыхая вокруг себя огнем, мало-помалу израсходовал бы запас горючих газов в своей жаропрочной утробе. Тогда он какое-то время не сможет плеваться. Тут и надо идти в решающую атаку.

Задача центрового – отвлечь дракона на себя; первой паре фланговых надо разом опустить двуручные мечи повыше от основания чешуйчатой шеи, а задним фланговым – забросить штурмовые якоря, чтобы крючья пронзили перепонки крыльев, – тогда попытка взлететь раздерет кожаные мембраны бестии; хвостовой, понятно, берет на себя хвост.

Но моим собратьям не везет. Драконья самка сберегает огневой запас до тех пор, пока обрушение одной из колонн не причиняет разлад в действиях рыцарей. Бестии удается вырваться из оцепления и отгородить Гаэтано от остальных. Чем это кончилось, мы уже знаем. Динамика боя меняется. Уверенности у парней теперь явно меньше. Лжегигантика пытается скрыться в глубине замка, ее настигают на втором этаже, и новая стычка выводит из строя Альбера. Но и зверюге достается: Байярдов меч распластывает ей крыло и проходится по брюху. Тут мы все, кроме магистра, вздрагиваем, потому что в фильме прорезается звук: рокочущее объявление боли и гнева, незаглушимое простым убавлением громкости. На экране меж тем – конечная остановка. Самый верх башни. Далеко дракониха уже не улетит, но дожидаться, пока она сама истечет кровью, не стоит. Внизу людно, умирающая хищница может устроить напоследок резню. Рыцари вновь нападают, в дело идут якоря, арканы. «Ага! Тварь измотана!» – возвещает Лантош. В кадре отчаянное мельтешение, блестят клинки, а бестия все не сдается, но вот к событиям подключаюсь я. Еще секунда – и жуткая голова катится к моим ногам. «Я уж думал, она никогда не сдохнет…» – говорит экранный Байярд, а потом происходит резкая смена плана: это Аделот, сбитый с ног ожившим драконом, утыкается камерой в каменную кладку. Когда объектив возвращается на исходную позицию, в кадре пусто: меня и драконихи уже нет на башне.

Все оглядываются на меня, я пожимаю плечами.

Потом магистр перематывает на один из самых неудачных моментов боя и ставит на паузу (Гаэтано еще в строю, но вот-вот выпрыгнет в окно, объятый пламенем). Начинается долгое обсуждение.

Проходит часа три, прежде чем мы повторно добираемся до конца записи. Каждая минута акции разобрана так подробно, что мне кажется, будто я был в гуще с событий с самого начала.

Шеф говорит речь: неплохая работа, то-сё, предложения от зарубежных коллег и съемки в документальном фильме о современном рыцарстве, что скажете? Братья отвечают на это вскрытием бочонка из подвалов Авеластра.

– Постойте, – говорю я, беря в руки бокал. – А в котором часу поступил звонок? От хозяина замка.

Опять на меня обращены все взгляды, благодушные, но несколько недоуменные.

– Вчера, около девяти вечера. Вообще-то это было в сводке. Ты же читал?

– Хорошо. Около девяти вечера. Семейство сразу эвакуировали. Но акцию назначили на семь утра. То есть до нашего прибытия дракон провел в замке примерно десять часов…

– Джуд, без обид, но умничать надо было раньше.

– Эй, полегче. Он все-таки упал сегодня с башни! Я бы вообще не соображал после такого!

– Джуд, все очень просто. Замок не был застрахован от нападения дракона. Хозяин попросил нас выждать до утра. Он надеялся, что бестия сама улетит и можно будет избежать разрушений. Увы, этого не произошло. Теперь им придется ремонтировать весь третий этаж.

– Нет, вы не поняли. Я знаю, почему нам пришлось ждать до утра. Вопрос в другом. Почему дракон действительно не улетел? Почему он всю ночь провел в пустом замке? Что он там делал?

Магистр откашливается. Байярд с видом огорчения отставляет наполненный бокал.

– Ты что, хочешь, чтобы мы думали за малефика? Прости, но, похоже, ты и правда сильно приложился головой. Я не знаю, почему дракон не улетел. И никто не знает. Драконью психологию мы не проходили. Уф, старик. Давай выпьем. In vino veritas.

Я тактически выпиваю вместе со всеми, зная, что меня не выслушают до конца, пока не нальют по второй.

– Ладно, – примирительно вскидываю руки. – Драконью психологию мы, положим, не проходили. Но как вышло, что это оказалась не Agama Gigantica?

– Чего ты пристал? Ну, ошибся аналитик, с кем не бывает.

– Но ведь это существо даже близко не напоминает агаму. Скорее уж – скорпиоптерикса. Если бы он сказал «скорпиоптерикс», это бы имело хоть какой-то смысл. Но агама?

– Джуд думает, что открыл новый вид, и хочет, чтобы тварюгу назвали в его честь. Hrenovina Lennoxiana, как-нибудь так. Лавры первооткрывателя ему подавай. Мало того, что все и так думают, что мы Джуду в подметки не годимся…

Магистр хмурится – но не на мой счет, а в адрес сказавшего это Мальдива. Проведя разъяснительную работу одним только взглядом, как он это умеет, старый рыцарь обращается ко мне:

– Мальчик мой, к чему ты клонишь? У тебя есть какая-то теория? Может, уже поделишься?

Вообще-то теория у меня есть. Правда, довольно дикая. Я и сам не поручусь, что тут не сказался ментальный удар, который я получил, заглянув бестии в глаза. Но сдается мне, что есть прямая связь между драконьими мумиями в замке и визитом неведомого создания. Что, если диковинный гибрид еще вчера был классической гигантикой? Что, если замок был нужен ей в качестве кокона? Как у бабочек. Ну, то есть не совсем, как у бабочек. Скажем, она использовала остаточную магию от драконьих чучел, чтобы видоизмениться, превратиться в нечто новое, соединив в себе черты своих мертвых собратьев. Если не в рай, то куда попадают души драконов? Может, они переселяются в тех, кто еще жив? Этим и занималась экс-гигантика в Авеластре. Ждала, пока завершится слияние. Мутировала.

Естественно, ничего этого я не сказал вслух. Одного бочонка будет маловато, чтобы подготовить парней к моим экстравагантным концепциям. Наверное, Байярд прав, и лучше просто выпить.

– Нет, сэр, теорий у меня нет. Просто мне кажется, что в мозаике не хватает какого-то элемента…

Байярд снова поднимает кубок.

– В нашей мозаике не хватало сегодня одного элемента. Тебя, Джуд! Это и упрек, и комплимент. Пожалуйста, больше не лишай нас одного из лучших клинков Камелота. Давайте, парни! Vivĭmus, ut vincāmŭs!

Я наконец поддаюсь всеобщей беззаботности. Как ни крути, а эти рыцари – лучшие в своем деле. Умение вот так запросто, с помощью пары дружных тостов, преодолеть вязкое касание магии, не дать ей просочиться внутрь, – поистине это важнейший навык при нашем ремесле. Мне бы поучиться у них. Как там в той песенке?

 
Налей чарку,
Прочисть чакры,
Долой чары,
Хой-хэй!
 

Сидим до первых сумерек – сигналом к сворачиванию банкета служит опустошение трофейного бочонка. Я уже собираюсь выйти вместе с остальными, когда меня останавливает вездесущий взгляд магистра. Он прикрывает двери и показывает на пустой стул. Я с унынием трезвею и в молчании жду, пока старик сядет напротив.

– Сударь мой Леннокс… Джуд… мой мальчик… – Перебирая разные имена, магистр словно надеется подыскать нужный ключ, который бы вскрыл то, что, по его мнению, давно и надежно заперто во мне от меня самого: то ли сознательность, то ли прямодушие, то ли юношеские идеалы. Сейчас будет отповедь. И чем отдаленнее от основного предмета она начнется, тем более сокрушительным обличением окончится.

Магистр сплетает перед собой тонкие пальцы. Руки у него покрыты старческими пятнышками.

– Джуд. Ты, верно, помнишь, как появился в ордене? Напуганный и растерянный мальчишка, совсем не похожий на прежнего отличника Куртуазной академии. Я тогда принял тебя, хотя и знал, что ты доставишь мне забот. Потому что тебе нужна была помощь.

Я делаю над собой усилие, чтобы не ответить пылко. Надо же, одолжение мне, оказывается, сделали. Фальсификация истории в чистом виде.

– Сэр, с вашего позволения, вы приняли меня, потому что я победил Першандельского монстра. В одиночку. Мечом, на котором не было защитных рун. И эвелина у меня тоже тогда не было. И дракон тот был посолиднее, чем сегодняшняя Hrenovina Lennoxiana, и постарше. Разве не это вас убедило?

Из-под кустистых седых бровей глаза шефа испытывают меня: один глаз – подвижный и по-стариковски выцветший, другой – застывший и незамутненный, пронизывающий вечность за моей спиной. Я уже давно научился выдерживать взгляд его глазного протеза.

– Да, ты убил дракона, но и сам стал жертвой того убийства. Неужели в Академии вам не объясняли, чем чреваты столкновения с магическими тварями? Наверное, убрали это из программы. Я надеялся, что служба в ордене поможет тебе. Поможет разобраться в том, что происходит с тобой, и научиться это контролировать… Но я ошибался. Некомандному игроку не место в стае.

– Сэр…

– Не перебивай. Я был на твоей стороне тогда. И я все еще на твоей стороне. Сейчас тебе, может быть, трудно принять мое решение, но со временем ты его оценишь. Джуд, я освобождаю тебя от всех обетов, данных при вступлении в орден. Не перебивай! Я не караю, а оберегаю тебя. Никто из наших еще не знает, но Гаэтано Кьератэра погиб. Скончался в госпитале Святой Урсулы три часа назад. Его родственники – а это один из старейших кланов Камелота – считают тебя виновным в его смерти. Не перебивай же! Орден Угря не станет выдвигать обвинений. Но семейство Кьератэра я не могу игнорировать. А они считают, что тебе не место среди нас. Они также обратились к лорд-мэру с требованием изгнать тебя из города. Уверен, до этого не дойдет. Но в первом пункте я обязан пойти им навстречу. Надеюсь, это понятно.

На самом деле не совсем. Не совсем понятно, почему родня Гаэтано ополчилась на меня, а не, скажем, на того же магистра. В конце концов, разве не он допустил Гаэтано к подвигу? Ведь это был риск – то есть больший, чем обычно, – посылать на акцию отряд, в который замешался боец из другого ордена, с нами прежде не тренировавшийся, не стоявший бок о бок в бою. По мне, так это был изрядный организационный просчет. Да и сам юный Кьератэра хорош. Не хочу сказать, что рыцари ордена Угря годятся только на то, чтоб снимать котят с деревьев, но выучка у них не в пример слабее нашей. Надо же ему было непременно пролезть в мою группу… А впрочем, жаль парня… Со временем бы он поумнел. Да, скверно вышло, погано. Надо, что ли, службу заказать, чтоб молились о нем? Но прежде следует похлопотать о живых.

– И на каких условиях вы предлагаете мне… сложить с себя обеты? Я имею в виду…

Магистр упреждающе поднимает руку.

– Мы не прижимистые. Получишь двойной оклад. Да еще и лестные рекомендательные письма. Так уж вышло, что их за нас напишут другие. Видишь ли, произошло одно недоразумение, но мы не стали его исправлять. Ты сам все поймешь, когда купишь завтра газету. И довольно об этом. Джуд, ты талантливый рыцарь. Но в нашем деле одними талантами не обойдешься. В известной степени талантливым быть даже опасно… Ты сейчас взвинчен. Наверное, обижен. Развейся, а завтра приходи-ка меня навестить, часов в семь. Ты ведь знаешь, где я живу? Пропустим по стаканчику виски, который гонит моя старуха. Ручаюсь, ты такого нигде не попробуешь. И поговорим. Поверь мне, о многом надо поговорить…

Сбитый с толку, я спускаюсь по старой лестнице с коваными перилами. Задерживаюсь на крыльце. Даю ветру немного привести себя в чувство, охладить разгоряченное лицо. В воздухе пахнет зреющей грозой.

Выпивать с магистром доводилось многим, а вот к себе домой он никого еще не приглашал. Тем более никто не пробовал фирменный самогон его жены. Я волнуюсь, будто мне предстоит открыть важную тайну. С другой стороны, что мне может поведать дряхлеющий вояка? Уж наверное, что-нибудь назидательное, про то, как он в моем возрасте себе такого не позволял и чего в итоге достиг. И что надо мне браться за ум, а не то закончу, как… кто-нибудь, кто плохо кончил. Да, сомнительная почесть – выслушивать такое. Хотя, может, он и прав. Признаться, я действительно далеко отклонился от своих прошлых идеалов. Былое рвение, ясность взгляда, простота выбора – где вы? Контуры бытия будто потеряли свою четкость… Впрочем, одно остается неразмытым – самое главное. Моя страсть, мое утешение, моя Джудит. Моя. И не моя.

С Джудит из Фарантоги я познакомился на прошлогоднем турнире, который лорд-мэр традиционно устраивает по случаю Рождества. До этого я уже трижды выигрывал турнир префекта у себя дома, за что получал повышенную стипендию, а вот в столичных состязаниях все никак не удавалось поучаствовать, но после першандельской истории это было вопросом времени. Рождественский турнир – это вам не то, что бывало дома. Дома мы дрались на захудалом ристалище за городом (просто обширный пустырь возле кладбища), и, несмотря на покровительство префекта, в публике вечно отирались сборщики ставок, а участникам поступали сомнительные предложения от феодалов округи. Зачастую предлагалось хорошенько подумать при выборе королевы турнира. Это означало, что среди претенденток на престижный, хотя и чисто символический титул есть та, кому благоволит местный барон. Благоволит – то есть наведывается к ней в сумерках. Другое дело – Рождественский турнир. Здесь все отвечает исконному духу рыцарства: каждый участник – свободный человек в пяти поколениях, имеющий зарегистрированный герб. Судьи отбираются из числа ветеранов крестовых походов. Герольды, менестрели. Ярмарки и выставки, кормящие столичный бюджет. О, и множество ослепительных женщин, которые казались мне, выросшему в глуши, не совсем существами из плоти и крови. По крайней мере не из той же плоти и крови, что, к примеру, мои бывшие одноклассницы. Иной запах, иная стать, совершенно иная речь.