Текст книги "Пайса"
Автор книги: Олег Блоцкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
– Нет! – испугался Юсуф, схватил русского за руку и зашептал, озираясь по сторонам. – За ДКП нельзя. ХАД сейчас здесь. ХАД всех ловит. За ДКП никак нельзя.
– А где можно? – спросил прапорщик, зная, что афганцы просто трепещут перед своей службой госбезопасности.
– Давай в кишлак. Место хороший, тихий. Заехал на пять минут и выехал. А здесь нельзя – ХАД. Кондер обязательно беру. Очень надо кондер. Брат двоюродный просил.
Шестьдесят тысяч были очень хорошие деньги. Нигде по всей дороге Зинченко за такую цену его не продал бы. И прапорщик решительно махнул рукой.
– Ладно, черт с тобой! Заскочу в кишлак. Только деньги приготовь, чтобы все точно было.
– Конечно, командор, конечно. Юсуф не западло. Сейчас еду кишлак. Буду ждать там.
Дуканщик метнулся к дороге, замахал рукой. Проезжающий афганский грузовик, разукрашенный, как новогодняя елка, притормозил. Юсуф вскочил на подножку и радостно замахал Зинченко.
Прапорщик подошел к "КамАЗу", стоящему чуть ли не в голове колонны.
– Слышь, Толик, – сказал он молодому прапорщику, который, раскинувшись на сиденье, кольцами пускал дым, – за одиннадцатой заставой, прямо напротив Калаханы, остановись. Изобрази, что у тебя поломка. Я к тебе пристроюсь для охраны, а потом в кишлак заскочу. Вещь надо одну сдать.
– Не опасно? – спросил лениво Толик, выпустив очередное кольцо дыма.
– Нет. Кишлачок мирный, душками там и не пахнет. Я заезжал туда.
– Лады, – сказал Толик, – но с тебя три банки пива.
– Идет!
Старший колонны выскочил из-за ограды, поверх которой была натянута маскировочная сеть, и сделал отмашку рукой.
Машины начали выползать на дорогу.
"Урал" проехал одиннадцатую заставу. Показалась Калахана. На обочине "КамАЗ". Водитель держал автомат в руках и озабоченно пинал скаты, глядя по сторонам.
Зинченко остановился, выпрыгнул из машины и показал большой палец Толику.
– Сейчас, Толян. Одна нога здесь, другая там.
Прапорщик свистнул, и из кузова, откуда торчали стволы зенитной установки, показались два солдата.
– Давайте, спрыгивайте, – приказал Зинченко. – Помогите людям.
Лишних свидетелей Зинченко не любил, а Зеленов был парнем проверенным, ходил с прапорщиком в связке постоянно, как альпинист.
Машина въехала в кишлак. К ней торопился Юсуф. Он запрыгал под колесами, и "Урал" остановился.
Зинченко открыл дверь, спрыгнул на землю.
– Ну как? Деньги гото...
Закончить предложение старшина не успел.
У Юсуфа исказилось лицо, и он бросился на прапорщика. Дуканщик прижал руки Зинченко к туловищу и пытался повалить его на землю. Неизвестно откуда с разных сторон на старшину навалились бородатые мужики.
– Ванька, гони! – Зинченко обреченно сопротивлялся изо всех сил. Беги, Иван! Я – все!!!
Старшину повалили на землю. В клубах поднявшейся пыли, в мешанине тел ему пытались завернуть руки за спину. А Зеленова уже вырывали из кабины с другой стороны бородачи с автоматами в руках.
Грохнул оглушительный взрыв. Что-то с треском раскололось, посыпалось, зашуршало. Резкие крики и протяжный вой наполнили улицу.
Руки, цепко держащие Зеленова, на мгновение разжались. Солдат схватился за шнурок.
– Товарищ старшина! – жалобно всхлипнул Иван, зажмурил глаза и, боясь, что ему не успеть, резко дернул рукой.
Один за другим в кишлаке хлопнули два разрыва. Тугая волна выплеснула на дорогу стоны и вопли искалеченных людей.
Толик мотнул головой, разрывая кольцо дыма, швырнул окурок на дорогу и замолотил солдат кулаками.
– Прыгайте в кузов, быстро. Рвать надо когти, пока не поздно.
"Вот тебе и спокойный кишлак, – думал побелевший Толик, – мог бы и я влипнуть".
"КамАЗ" помчался к Чарикару.
"Полтинник" подняли по тревоге. В городке шум, беготня и грохот БМП, выползающих из парка.
Из кабинета заместителя командира дивизии выскочил здоровяк подполковник, командир полка, и помчался по коридору.
Беспроволочный солдатский телефон сработал моментально – каждый в полку знал, что где-то за баграмским перекрестком душки замесили "соляру".
Подполковник вскарабкался на БМП, приладил поудобнее шлемофон на голове, и колонна заскрежетала, пошла вперед, растягиваясь, как меха у гармони.
Обогнув аэродром, боевые машины пехоты выскакивали на шоссе, сворачивая налево.
Механики-водители с лицами, белыми от пыли, утонув по шею в машинах, гнали на полном ходу. Пестрые афганские грузовики и автобусы сворачивали в сторону, вываливаясь на обочину. Афганцы хорошо знали – шурави дорогу не уступают.
Звенели гусеницы и оставляли белые рубцы на асфальте.
Через час с небольшим броня подошла к Калахане. БМП застыли напротив кишлака и дружно повернули башни в сторону построек.
Кишлак казался пустым. Вдоль дороги ни единого человека. В полуденном мареве колыхались, переламываясь в струях жаркого воздуха, серые стены оград и домов. Над ними – широкие купола деревьев.
Из колонны выкатилась почти квадратная темно-зеленая машина и подошла к головной командирской.
На башне у нее – четырехугольный большой ящик, укрытый брезентом. Солдаты расчехлили странный ящик. Он оказался громкоговорителем. Лейтенант-переводчик отошел от машины, разматывая черный гибкий шнур и приближая коричневый микрофон к губам.
Громкоговоритель-колокол потрескивал и шипел. Затем он грохнул и разметал твердые слова по зеленке:
– Товаджо! Товаджо! Товаджо! Старейшины и жители кишлака Калахана! Советское командование желает начать с вами переговоры. Предлагаем старейшинам кишлака выйти для встречи с советскими офицерами. В противном случае мы открываем огонь. Пострадают невинные дети, женщины и старики. Не подвергайте опасности себя и свои жилища! Выходите на переговоры! Время на размышление – двадцать минут. Повторяю...
Последние слова растеклись, исчезая, по кишлаку. Вновь – настороженная тишина.
Афганские машины, которые постоянно шли по трассе, теперь останавливались с двух сторон задолго до кишлака, тромбами закупоривая дорогу. Никто из водителей не хотел подставлять голову под шальную пулю.
– Как думаешь, выйдут? – спросил подполковник у переводчика.
Лейтенант пожал плечами.
– Вряд ли. Воевать не будут – это точно, но и выйти не выйдут. Все мирные давно ушли из кишлака, а душки в норы забились – пережидают.
Подполковник поглядывал на часы, покуривая сигаретку. Через полчаса он кинул окурок на обочину и сполз вниз.
Тишина хрустнула, как выдавленное из окна стекло, падающее на бетонный пол, и разлетелась на мириады мельчайших кусочков.
От стен брызнули и полетели ошметки. Деревья часто задрожали и затряслись, точно их бил озноб.
Стрельба длилась долго, и грохот казался уже монотонным. Снаряды безжалостно крошили кишлак. Затем наступила тишина.
– А ну еще раз! – выглянул подполковник из люка. – Скажи, что не уйдем, пока наших не отдадут. Если по-хорошему не понимают – авиацию вызовем.
Металлический голос затопил всю округу, эхом взлетая в белесое небо.
Подполковник бросил взгляд на часы. Тишина. Ни малейшего движения. Лишь покачиваются искалеченные ветви на распотрошенных деревьях.
Командир полка вздохнул и взялся за ларингофон.
Дорога загудела и затряслась. Облако дыма на ней ширилось и пухло. Разрезая его, к командирскому БМП подошел бронетранспортер.
Стрельба оборвалась. Тишина давила и закладывала уши.
– Слышь, лейтенант, – закричал подполковник оглохшему лейтенанту. Давай, прыгай на бэтээр и дуй на заставу. Духи пацана прислали. Говорит, что сейчас наших принесут. Допроси душков, разузнай все подробности и возвращайся обратно.
Ждать пришлось недолго. Откуда-то сбоку, из-за кустов, вынырнули на дорогу два маленьких афганца. Упираясь в поперечную деревянную ручку, они медленно катили перед собой плоскую тележку на двух колесах. На таких обычно развозят фрукты и даже торгуют с них, установив рядом с горкой плодов примитивные весы. Сейчас на тележке лежало два больших тюка.
Ребятишки подкатили тележку к посту и остановились, испуганно глядя на офицеров, в страхе притоптывая босыми ногами. Это были младшие сыновья погибшего дуканщика Юсуфа.
"Вот сволочи – детей прислали. Сами боятся вылезть", – зло подумал лейтенант, подходя к тележке. За ним – его солдат и офицеры поста.
– Сколько их было?
– Двое, двое! – одновременно ответили мальчишки, пугливо тараща большущие глаза на русских. – Только двое! Их никто не хотел убивать. Они сами. Гранатами. Командор и сорбоз.
– Покажите! – приказал переводчик.
Ребята схватились за края грубой мешковины и потянули на себя.
Недовольно загудев, взлетел огромный рой больших темно-зеленых мух. Сделав небольшой круг, он спикировал на останки человеческой плоти.
У трупов почти одинаково – напрочь – были вырваны животы. А потом разрушительные силы гранат поиздевались над телами по-разному. У старшего оторвана голова вместе с плечами и прилажена сейчас на прежнее место кое-как. У солдата – вырваны обе ноги, располосовано на части лицо. Лоскутами – темно-бурая форма, ошметки мяса и кусочки костей. По всему этому жадно ползали мухи, гудя от удовольствия.
Лейтенант отвел глаза в сторону, сплюнул и посмотрел на мальчишек.
– Накройте и пошли прочь.
Взлетело черное, жужжащее облачко, мальчишки бросились к кустам, постоянно оглядываясь, – наверное, боялись, что им начнут стрелять в спины.
Лейтенант достал пачку сигарет и пустил ее по кругу. Офицеры молча закурили.
Вдруг у них за спиной кто-то закашлялся. Молоденький солдат, подчиненный лейтенанта, стоял на обочине, сломавшись в поясе. Его выворачивало наизнанку. Солдат развел руки в стороны, дрожал и дергал головой.
Офицеры еще сильнее начали сосать сигареты. Лейтенант сошел с дороги и заглянул солдату в лицо. Оно было белым, мокрым и безжизненным.
– Ничего, пройдет. На пост сходишь – умоешься, – сказал громко лейтенант. – Я же говорил тебе перед выездом – не ешь консервы с хлебом, в дороге укачает. Видишь, как оно вышло. Не переживай, с кем не бывает, ободряюще закончил лейтенант и отошел.
Но и сам он чувствовал, как что-то мутное и тяжелое перекатывается у него в животе, подступая к горлу.
