Текст книги "Зеркало над бездной"
Автор книги: Олег Лурье
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)
– Знаешь, Макс, – продолжила Джия, не замечая возражений того, – после того, что я услышала от тебя, ты имеешь право знать правду и обо мне. Но эта правда будет короткой. Я – Джия Шень, родилась в 88-м году в Китае, в провинции Сычуань. Город Чэнду. Но это все просто цифры и места.
Главное то, что мой отец был лунг тао в Лондоне. Лунг тао в дословном переводе с китайского означает «голова дракона», а у нас так называют главу «Триады», по-вашему мафии, в каком-то отдельном регионе. Мой отец Бэй Шень на протяжении 17 лет возглавлял китайскую мафию в центральной части Лондона. А я была его цветком и смыслом жизни. К двадцати годам я смогла получить удивительное образование – от китайской науки и истории до последних научных достижений Европы и Штатов, от древних философов до Фитцджеральда и Бродского. Ну и – в нарушение всех традиций триад – я была, пожалуй, единственной женщиной, которой лунг тао разрешал присутствовать на важных встречах и переговорах.
– А сейчас что с твоим отцом? И почему ты здесь, в Париже?
– Великий Бэй Шень умер десять лет назад – летом 2008 года от странного отравления. Никто не мог понять причину смерти, и вскрытие не обнаружило никаких ядов в его организме. Но это на словах. В действительности же все близкие люди понимали, что Шеня отравили. Китайская медицина знает сотни способов отправить человека тропой смерти без каких-либо остаточных явлений.
Однако никто ничего доказать не смог, и мой великий отец ушел неотмщенным. А я не смогла больше находиться в Лондоне, где все, как мне казалось, буквально пропитано духом отца, и вскоре объявила новому лунг тао о своем решении уехать из Англии. Меня никто не удерживал, и я оказалась в Париже, где до сих проживаю те небольшие суммы, которые мне выдал казначей лондонской триады.
– Погоди! А откуда этот сводный братик, который на тебя накинулся?
– Гуанмин за свою сексуальную ориентацию и страсть к кокаину был изгнан из Семьи перед самой смертью отца. Потом он нашел меня в Париже, где зарабатывал на наркотики проституцией в гомосексуальной компании. И я его пожалела. Ведь и раньше я была единственной из всех родственников, кто тепло относился к этому непутевому мальчишке. Но теперь его больше не существует… Макс… Макс, почему ты так на меня смотришь? Я, дочка главаря триады, теперь не вписываюсь в какие-то твои моральные границы?
Малин молча подошел к Джии и притянул к себе. И тут же их обняла тишина, которую вдруг перестали нарушать даже автомобильные гудки за окном… Так они и стоя втроем с тишиной, не чувствуя времени. Теперь они знали все, что нужно было знать для такого долгого молчания.
Когда парижский вечер разомкнул их объятия, разрисовав потолок комнаты мягкими бликами автомобильных фар и световых реклам, Макс остро почувствовал необходимость каких-то действий, которые смогли бы сдвинуть ситуацию с мертвой точки. Прямо сейчас, не откладывая ни на секунду. Это ощущение было сродни предчувствию, когда ловишь подсознанием какую-то едва слышную ноту, пытаешься поймать ее, ускользающую, и сохранить в памяти. И вот наконец-то…
Он сел к компьютеру и быстро набросал небольшой текст, снабдив его четырьмя фотографиями 1963-го, 81-го, 98-го и 2001 годов, на которых присутствовал загадочный незнакомец, чье лицо он обвел красными кружками.
«Я – Макс Малин, журналист-расследователь «Вашингтон Пост» (наверное, уже бывший), которого многие из вас хорошо знали и чьи статьи-разоблачения с интересом читали. Сейчас моей жизни угрожает опасность, и я вынужден скрываться, перемещаясь по Европейскому континенту, где вчера чудом избежал покушения. Опасность исходит как от спецслужб США, которым стало известно о том, что я обладаю очень, очень опасной для них информацией, так и от пока неизвестной мне Организации, на которой лежит ответственность за самые громкие преступления последних пятидесяти лет. И обе эти структуры, спецслужбы США и Организация, каким-то образом, возможно, связаны между собой.
Я располагаю серьезными доказательствами того, что за трагедиями, которые на первый взгляд совершенно не имеют ничего общего, стоят одни и те же люди. Вот лишь одно из них:
В моменты убийства президента Кеннеди в 1963 году, покушения на римского папу в 81-м, во время хищения миллиардов долларов, выданных МВФ России, и убийства свидетелей в 98–99-х годах, а также в минуты атаки на «близнецов» в Нью-Йорке 11 сентября 2001 года на месте этих событий присутствовал один и тот же человек. На фотографиях, которые оказались в моем распоряжении, вы можете его увидеть. Смотрите внимательно, и пусть разный возраст этого человека не обманет вас. Здесь какие-либо совпадения полностью исключены, как и монтаж.
Это только одна из составных частей страшной мозаики, которая в любой момент может сложиться в полную картину событий. И вы об этом узнаете от меня, журналиста Макса Малина. И тогда мир содрогнется от цинизма, происходящего в последние полвека, а многие очень важные до сих пор люди будут вынуждены скрываться или пустить себе пулю в лоб.
Но пока я вынужден скрываться, так как на меня объявлена охота. И если со мной что-либо произойдет, то знайте, что это сделали спецслужбы ряда стран, в первую очередь США, и та самая загадочная Организация, существование которой я обнаружил. Организация, представителя, а может, даже и руководителя которой мы видим на всех фотографиях.
А тех, кто пытается устранить меня, я предупреждаю, что все известные мне факты я задокументировал и спрятал в разных надежных местах, откуда они и возникнут в открытом доступе, если вам удастся меня уничтожить.
С уважением ко всем моим читателям, Макс Малин.»
– Зачем тебе это? – тихо спросила Джия, склонившись к плечу собеседника.
– Надо что-то делать. Я… мы зависли над пропастью, и если сами не сдвинем ситуацию с мертвой точки, то нам останется только прятаться в этом чертовом Чайна-тауне в ожидании смерти. Что будет потом – не знаю, но ничего хорошего пообещать не могу. Знаешь, опыт подсказывает, что надо продолжать расследование, но перед этим как-то подстраховаться, чтобы в ближайшие дни наши трупы не обнаружили где-нибудь в Сене. У русских есть хорошая поговорка: «Ловить на живца»…
– Ты о чем?
– После того как информация, пусть даже и краткая, появится в Сети и будет распространена, она моментально станет информационной бомбой. А значит, им придется первыми делать какие-то шаги, которые нам дадут шанс продвинуться в дальнейших поисках.
– Кому «им»? Мы даже не понимаем, кто такие «они», чего хотят и как будут действовать…
– Правильно, Джия. Вот поэтому я и выкладываю часть фактов в открытый доступ. А там посмотрим…
А вскоре Малин, скопировав на флеш-накопитель свое обращение и фотографии, незаметно выскользнул из гостиницы и, отойдя на пару кварталов, сел в такси. Минут через сорок, оставив по левую руку сияющую огнями Эйфелеву башню и легко проскочив круговое движение у проспекта Турвиль, машина остановилась на Рю-де-Бабилон у небольшого интернет-кафе со странным названием «Baby Connect».
В кафе, несмотря на вечернее парижское многолюдье, сидели всего пять-шесть посетителей, сосредоточенно смотревших в мониторы. Макс арендовал на час компьютер. Первым делом он открыл свою персональную страничку в «Фейсбуке», пользовавшуюся последние годы большой популярностью, так как Малин постоянно там размещал ссылки на свои публикации, отчеты о расследованиях, официальные документы.
За несколько минут Макс выставил заготовленный текст и четыре фотографии и, чуть помедлив, нажал кнопку «Опубликовать». Потом продублировал публикацию в тридцати популярных группах «Фейсбука» и разместил ссылки на публикацию в своем «Твиттере», где они стали доступны более чем двумстам тысячам читателей популярного журналиста. В итоге, по прикидкам Малина, информацию должны увидеть не менее полумиллиона человек, а в течение ночи, пока оппоненты очухаются и попытаются что-то сделать, его текст отправится массово гулять по всему интернету – и счет пойдет уже на миллионы.
Выходя из «Baby Connect», он набрал номер Джии и, пробормотав в трубку: «Все сделано. Еду к тебе», пошел быстрым шагом к станции метро «Севрс-Бабилон».
Неожиданно пустынная в это время улица встретила его мелкими брызгами теплого дождя, которые били в лицо и коварно проникали за воротник, ветер громыхал, катая по мостовой невесть откуда взявшийся обломок водосточной трубы. Страх, глубокий и пронзительный страх проник в самую глубину сознания и до предела сжал все потаенные и, казалось бы, несжимаемые пружины воли. Макс оглянулся, не смотрит ли кто ему вслед, и побежал. Отпустило его только в говорливой и спешащей толпе пассажиров метрополитена.
А через несколько часов после возвращения в отель сообщники обнаружили, что все аккаунты Малина оказались взломанными – и информация, размещенная им из парижского интернет-кафе, исчезла. Но те, кто таким образом пытался остановить доступ к первым открытиям журналиста, опоздали. Они безнадежно опоздали. Тысячи копий, перепечаток и перепостов в блогах разнесли новость по Всемирной паутине. Однако все серьезные издания, как в США, так и в Европе, почему-то хранили гордое молчание. Ни один сайт крупной газеты или информационного агентства ни словом не обмолвился о «сенсации Малина», несмотря на то, что его имя было всем хорошо известно.
Уже засыпая, Макс подумал о том, что повсеместное молчание серьезных коллег по всему миру оказалось подтверждением всемогущества Организации. Именно это подтверждение он и хотел получить. Выходит, что его открытие настолько испугало кого-то всесильного, что с самых поднебесных верхов дали команду «молчать» даже самым серьезным и независимым изданиям. И коллеги покорно замолчали в ожидании развязки.
В шесть часов утра Париж просыпается. От аристократического Сен-Оноре до самодостаточного Чайна-тауна. Растрепанные головы отрываются от теплых подушек, недоспавшие мальчишки отмахиваются от назойливости солнечных зайчиков, проникающих сквозь незаметные щели в шторах, женщины, вечером казавшиеся изумительными, откинув одеяла, проскальзывают в ванные комнаты в поисках вчерашней красоты. Шум оживающих улиц, проникающий через две оконные рамы и вдруг тающий в шепоте кондиционера, непрекращающийся и назойливый, безжалостно крадет последние секунды сна.
Уличный гул разбудил Малина. Он тихо встал с кровати и, чтобы не потревожить Джию, босиком вышел на балкон. Вроде бы ничего не изменилось, все было так же, как вчерашним утром. Только какая-то тонкая, звенящая нить невидимо вибрировала над Чайна-тауном. Нет… Нервы уже совсем ни к черту. Все хорошо и спокойно.
Вот стоит автофургон с надписью «La cuisine est délicieuse[19]19
«Вкусная еда» (франц.)
[Закрыть]», таких много катается по раннему Парижу, развозя утренние продукты. Но стоп! Вчера утром здесь стоял такой же фургон, но надпись была другая, и вчера в это же время что-то разгружали шумные юноши. А сегодня тишина. И белый фургон с темной кабиной просто стоит, выключив двигатель. А вот подъезжает вчерашний фургончик – синий и разрисованный цветами, а новоявленный «La cuisine est délicieuse» заводится и медленно откатывается в сторону, занимая позицию на соседнем перекрестке.
Макс, с трудом сдерживая желание двигаться стремительно, тихо возвращается в номер и склоняется над спящей Джией.
– Девочка моя, думаю, на улице происходит что-то странное. Нам лучше исчезнуть…. Не уверен, но рисковать не стоит.
Девушка тут же открыла глаза, как будто ждала этих слов, молча встала и начала собираться. Она не спросила ни о чем, и в тишине ее спутнику вдруг открылось то самое, почти нереальное, невозможное доверие, какое бывает, пожалуй, только у восточных женщин. Ты сказал, что надо уходить, значит, ты прав.
И когда они уже были готовы покинуть гостиничный номер, вдруг верещащей противной трелью зазвенел телефон, стоящий на тумбочке у кровати.
Джия сняла трубку, несколько минут слушала молча, а потом, что-то тихо ответив по-китайски, повернулась к Малину. Какой-то странный, еще недавно неведомый огонек метался в ее миндалевидных глазах.
– Макс, звонила Сюли. Та самая… Которая нас тут устроила. Она говорит, что там пришел мой брат и просит меня срочно спуститься. Сюли сказала, что Гуанмин пьян и разъярен, так что мне лучше придти вместе с мужчиной. Но тут что-то не складывается. Во-первых, мой братец даже не знает о существовании Сюли и, разумеется, ни в какую гостиницу он в любом случае не мог прийти. А во-вторых, голос у Сюли был очень странный, она так никогда со мной не говорила… И еще. Сюли, говоря по-китайски, в середине фразы вдруг сказала одно слово на корейском – «dalligi». Это значит «бегите!».
Малин еще вчера обратил внимание на то, что душевая комната соединена с такой же комнатой соседнего номера, и, схватив сумку, повлек Джию в душевую. Там он одним мощным ударом ноги провалил тонкую перегородку – и через минуту они оказались в соседнем номере, который, к счастью, пустовал и представлял собой длинную угловую комнату, а дверь выходила в небольшой коридорчик, расположенный под прямым углом к основному.
Они тихо открыли дверь, и Макс осторожно выглянул в соседний коридор. Там у дверей их номера стояли двое мужчин в длинных, совсем не по сезону плащах и одна женщина, которая медленно подняла пистолет и скомандовала: «Давайте! Пошли!». Через секунду мужчины плечами выбили дверь их недавнего убежища и ворвались в комнату. И тут Малин увидел напротив открытую настежь дверь освободившегося гостиничного номера, где сквозняк разметал шторы балконной двери, выходящей на противоположную сторону улицы.
Они переглянулись и вошли в пустой номер, где только что трудилась горничная, о чем свидетельствовали убранные кровати и стоящий посреди комнаты пылесос. Когда Макс с Джией оказались на балконе, из коридора донесся громкий мужской голос: «Никого нет! Только что ушли! Проверьте коридоры и соседние номера! Брать только живыми». Беглецы быстро перелезли через парапет и, спустившись по ограде на этаж ниже, спрыгнули на мостовую. И когда они уже бежали по узкой улочке, отталкивая случайных прохожих, где-то позади раздался выстрел.
Тот самый затемненный фургон с жизнерадостной надписью «La cuisine est délicieuse» сорвался с места, зацепив соседнюю машину, и попытался перекрыть им путь, но Макс, схватив спутницу за руку, резко свернул в соседний переулок и налетел на молодого француза, выходящего из спортивного двухместного БМВ. Тот успел отскочить в сторону, зацепился ногой за бордюр и упал на мостовую, громко выругавшись. Макс, действуя почти в гипнотическом трансе, вдруг улыбнулся и, бросив вежливое «Pardonne-moi»[20]20
«Простите меня» (франц.)
[Закрыть], выхватил у лежащего на асфальте ключи от машины. И пока тот приходил в себя, Малин и Джия уселись в БМВ, взревел мощный двигатель – и беглецы, ловко проскочив мимо неповоротливого фургона, все еще пытавшегося перегородить улицу, помчались по узким переулкам Чайна-тауна.
– Направо! Теперь развернись и уходим по той улице! – отрывисто командовала Джия. – Быстрей! Быстрей! Тормози, тут всегда стоят копы. Уфф… Проскочили.
– Куда мы направляемся?
– Мы едем к одному удивительному человеку, который обязательно поможет. А если и не поможет, то уж точно не сдаст. Быстрее, Макс!
Его Святейшество выжил. Ватикан. 13 мая 1981 года
Понтифик Иоанн Павел II, закончив весьм а приятный обед в компании давних друзей – профессора генетики Жерома Лежена[21]21
Жером Жан Луи Мари Лежен (Jérôme Jean Louis Marie Lejeune, франц.) – французский врач-педиатр, сделавший ряд важных открытий в области хромосомных аномалий. Член Епископальной (Папской) академии наук, президентом Папской академии жизни. Близкий друг понтифика Иоанна Павла II.
[Закрыть] и его очаровательной супруги Бьерт, проводил гостей до выхода из папской столовой и поручил их заботливому вниманию своего секретаря Дзивиша[22]22
Станислав Дзивиш (Stanisław Jan Dziwisz, польск.) – кардинал-священник, с 1978 по 2005 гг. – личный секретарь папы римского Иоанна Павла II.
[Закрыть].
Посмотрев на часы и убедившись, что до выезда на площадь остался еще почти час, понтифик зашел в кабинет и медленно опустился в кресло, утвердив локти на столе, и сжал руками виски. Иоанну Павлу II не давал покоя утренний разговор с главой Центрального банка Ватикана Полом Марцинкусом[23]23
Пол Казимир Марцинкус (англ. Paul Casimir Marcinkus, 1922–2006 гг.) – католический епископ, президент Банка Ватикана (IOR) с 1971 по 1989 год. В 1982 году Марцинкус был скомпрометирован скандальным банкротством Banco Ambrosiano, крупнейшего частного банка Италии, с которым IOR имел тесные финансовые отношения.
[Закрыть] и председателем католического банка «Амброзиано» Роберто Кальви[24]24
Роберто Кальви (итал. Roberto Calvi, 1920–1982 гг.) – председатель крупнейшего частного банка Италии Banco Ambrosiano, оказался в центре скандала в связи с банкротством последнего в 1982 году и вскоре был найден мертвым.
[Закрыть].
Эти двое, обмениваясь загнанными взглядами и старясь не смотреть в глаза Папе, еще раз подтвердили, что миллиарды, принадлежавшие Ватикану, нелегально прокручивались через католический банк «Амброзиано». Но не это испугало Иоанна Павла, недавно инициировавшего одновременную проверку Центрального банка Ватикана и банка «Амброзиано». Его испугало откровение Кальви, поддержанное Марцинкусом. Откровение о том, что через «папский банк», как в узком кругу знающих называли «Амброзиано», отмываются миллиарды долларов, принадлежащих китайским «Триадам»[25]25
«Триады» (китайск.) – китайские организованные преступные группировки, мафия, действующие как в самом Китае, так и по всему миру.
[Закрыть] и итальянской «Коза Ностре»[26]26
«Коза Ностра» (итал. Cosa Nostra) – сицилийская преступная организация, итальянская мафия. В сферу влияния входит и итальянская административная область Лацио, включая Рим.
[Закрыть]. И сейчас, когда «Амброзиано» оказался на грани банкротства и может потащить за собой финансовые структуры Ватикана, Кальве умолял папу прекратить финансовую проверку хотя бы на несколько месяцев, чтобы успеть вывести криминальные деньги и аккуратно, тихо закрыть эту неприглядную историю.
Услышав предложение Кальви, понтифик пришел в несвойственную ему ярость и даже стукнул кулаком по столу.
– Проверки будут продолжены – и все виновные наказаны. На этом разговор закончен!
– Ваше Святейшество, – пробормотал, склонив голову, Роберто Кальви, – если проверки продолжатся и «Амброзиано» обанкротят, то мафия, в первую очередь китайская, так как с итальянцами мы уже почти рассчитались, не получит свои полмиллиарда долларов. В том, что меня убьют, я даже и не сомневаюсь. Но китайцы, абсолютно равнодушные к католической вере, настолько обеспокоены судьбой своих денег, что, вполне возможно, пойдут на самые страшные крайности. Я в этой ситуации ничего не могу гарантировать ни Ватикану, ни Вам лично. Понимаете, для «триад» мы все просто пешки. И вы, Ваше Святейшество, для них обычный человек, мешающий вернуть их деньги, а не Наместник Господа Нашего.
– Вон отсюда, – тихо проговорил Понтифик, указывая обоим банкирам не дверь, – никто никогда не смел мне угрожать. И знайте, меня защищают не швейцарские гвардейцы, а Дева Мария. Аудиенция закончена.
И теперь Иоанн Павел снова и снова вспоминал разговор с банкирами, восстанавливая в памяти каждое слово. Нет, ему не было страшно, он понимал, что никто не посмеет поднять руку на Понтифика, но если финансовый скандал получит широкую огласку, то пострадает пока еще светлый образ самого Ватикана. Однако отменить проверки и пойти на поводу у мафии Папа тоже не мог. Что же делать? Как поступить? Господи, укрепи меня, раба Твоего!
– Ваше Святейшество, – приоткрыл дверь тишайший Станислав Дживиш, бессменный личный секретарь и давний друг, – все будет хорошо, ведь Господь с нами. А вам пора уже на площадь…
Поль Морель не любил Рим. Обилие древностей не вызывало никакого трепета, а, наоборот, раздражало, давило своей непрерывностью, как географической, так и временной. И в очередной раз шагая по римским улицам, он чувствовал себя не на свой пятьдесят один год, а гораздо старше. Морель неторопливо шел по Борго Санто Спирито, направляясь к площади Святого Петра, оставив позади изгиб Тибра и мрачный замок Святого Ангела. Он двигался прогулочным шагом – высокий и статный, черноволосый, привлекающий своим чеканным профилем и темными, с какой-то совершенно необыкновенной желтоватой искрой глазами прекрасных итальянок.
– Senti, Superman vuole anche vedere il Papa![27]27
«Смотри, супермен тоже хочет увидеть Папу!» (итал.).
[Закрыть]
Услышав у себя за спиной веселое чириканье двух юных девиц, Поль улыбнулся и чуть прибавил шагу, а через минуту, отойдя на приличное расстояние от наследниц древних патрициев, надел темные очки.
В этот день, 13 мая, в четыре часа пополудни небо над Римом было голубым и глубоким. Редкие облака проплывали на юг, исчезая за крышами старинных зданий, тянувшихся беспрерывной сумрачной чередой вдоль Санто Спирито.
Поль Морель… Так называл себя этот человек. И в его внутреннем кармане действительно лежали паспорт и права на имя гражданина Франции Поля Мореля, тысяча девятьсот тридцатого года рождения. И изъяснялся он по-французски без какого-либо акцента, как истинный парижанин. А еще человек, называющий себя Морелем, так же свободно говорил на испанском, английском и русском языках. Впрочем, и итальянский он тоже знал относительно неплохо.
Морель остановился, закурил и снова углубился в размышления, прерванные веселыми итальянками.
– Пятьдесят миллионов долларов уже пришло от «триад» и сто от итальянцев. Это хорошая цена за то, что Папу серьезно припугнут. Надо, чтобы старик больше не лез с проверками в банк «Амброзиано». Странно, но Иоанн Павел все же инициировал проверку «Амброзиано», хотя наверняка знал, что именно через этот так называемый «католический банк» отмываются миллиарды как китайских «триад», так и итальянской мафии. А гигантские проценты за это остаются в руках руководства банка и перетекают непосредственно в распоряжение людей из Центрального банка Ватикана, а потом…
Хотя, возможно, лично Папа и не подозревает о китайцах и итальянцах – и поэтому так активно начал проверку банка. Схема-то проста до гениальности – под крышей Ватикана никто и не смел даже подумать о наличии фактов отмывания. Даже я набрел на «стиральную машину» банка «Амброзиано» совершенно случайно, благо судьба свела меня с его главой Роберто Кальве. Аферист еще тот… Ладно, хватит рассуждений, надо спасать ситуацию. И пусть все сложится как всегда. Бог мне в помощь!
Морель тихо рассмеялся собственным мыслям. Он обращается к Богу, готовя имитацию покушения на его представителя на земле. Смешно.
На перекрестке с Виа Де Кавальери он подошел к телефону-автомату, оглянулся по сторонам и бросил в щель мелочь. Через три гудка ответил мужской голос с легким арабским акцентом.
– Алло, слушаю.
– Это я тебя слушаю, Амир. Как у нас дела?
– Добрый день, мистер Поль. Мне только что сообщили, что друг наших друзей уже отправился на площадь, чтобы занять там удобное место. Наш непосредственный контактер с Агджой передал через Алима, что все идет по плану. Али Агджа полностью убежден, что его объект является врагом мусульманского мира, но объекту, мол, нужно дать шанс на исправление, чтобы он пересмотрел свои взгляды. И поэтому акцию не надо доводить до полного финала. Агджа уверен, что именно так будет лучше для всего мусульманского мира – и потому Аллах ему велит сделать это.
– Хорошо, Амир. Я тебя понял. Мои люди проконтролируют ситуацию. А теперь тебе пора перебраться на объект Б и ждать там моей команды. Ты помнишь, что нужно сделать потом?
– Конечно, мистер Поль. Конечно. Как только Алим вернется на объект Б, я перережу ниточку и сразу же сообщу по номеру телефона, который вы мне назвали.
– И еще. Ты помнишь, что только после того как ты окончательно перережешь последнюю ниточку, от меня приедет человек и сообщит тебе код банковской ячейки, где лежат твои деньги.
– Да, босс. Я все понял. Спасибо, вам за все.
Поль Морель двинулся по направлению к площади Святого Петра, где уже собирались тысячи горожан и гостей Великого города, чтобы увидеть и услышать Папу Римского Иоанна Павла Второго. С каждой минутой толпа становилась все плотнее, окружая с обеих сторон медленно идущего Мореля. Когда до величественной колоннады собора Святого Петра оставались последние пятьдесят метров, почти вплотную к Полю прошел невысокий карабинер[28]28
Карабинеры (итал. Carabinieri) – национальная военная полиция.
[Закрыть], легко раздвигая плечом толпу верующих. Приблизившись к Полю, он тихо шепнул:
– Я проводник. Следуйте за мной. Проведу поближе к месту.
И он пошел чуть впереди Мореля, привычными движениями бороздя людское море.
Это был один из приближенных людей «Коза Ностры», который получил задание провести в центр площади неведомого ему француза – важного коммерсанта и друга мафии, мечтающего поближе рассмотреть Римского Папу.
Свернув на площадь, Морель и его сопровождающий увидели великое множество людей, собравшихся в ожидании появления понтифика. Толпа напоминала гигантский муравейник – его жители постоянно передвигались в поисках места поближе к барьеру, мимо которого должен был проехать Иоанн Павел, высоко поднимали детей, чтобы те запомнили этот солнечный день и рассказали о нем своим потомкам.
С помощью агрессивного проводника-карабинера Поль Морель добрался к тому самому месту, которое он заприметил, еще готовя операцию. Барьер, отделяющий толпу от предполагаемого маршрута Папы, находился всего в нескольких метрах от француза. Проводник незаметно растворился среди сотен карабинеров, курсирующих по площади, и Морель сразу почувствовал напор толпы, заполнившей гигантское блюдо площади Святого Петра.
Рассматривая пеструю шумящую публику, он в очередной раз испытывал странное ощущение – перед каждой значительной операцией в самые последние часы нервное напряжение отпускало, превращаясь в то чувство, которое звенит в голове игрока, точно знающего, что у него на руках уже флеш-рояль. Легкое покалывание в кончиках пальцев, наслаждение каждым движением нежного ветерка, каждым лучом майского солнца. Все сомнения растворились, куда-то исчезли страхи перед любыми неточностями и ненадежностью человеческого фактора. Сложнейшие детали пазла легко вошли в нужные пустоты и оказались там, где пожелал Поль Морель. Он знал – все будет хорошо.
Повернувшись чуть левее, Морель увидел в нескольких метрах от себя худощавого черноволосого с синевой плохо выбритых щек мусульманина, похожего на турка, чей неподвижный взгляд не отрывался от Колокольной арки, откуда должен был появиться папамобиль Понтифика. Несмотря на легкие порывы ветра и солнце, ушедшее в сторону, лицо мусульманина было покрыто мелкими каплями пота, которые медленно сползали по небритым щекам, напоминая слезы. На него никто не обращал внимания. Все ждали появления Его Святейшества, и никого не интересовал странный маленький турок, оказавшийся почти возле самого барьера, мимо которого должен с минуты на минуту проехать автомобиль Папы.
Но Поль сразу же узнал 23-летнего Мехмеда Али Агджу[29]29
Мехмет Али Агджа (тур. Mehmet Ali Ağca) – член террористической группировки «Серые волки», религиозный фанатик, покушавшийся на Папу Римского.
[Закрыть], которого не раз видел на фотографиях, изучал его досье, биографию и даже пару месяцев назад дал задание составить психологический портрет Агджи – участника националистического движения «Серые волки», фанатика и убийцы.
И как бы удивился сам Али Агджа, если бы знал, что стоящий чуть позади высокий мужчина средних лет с очень странными, горящими изнутри глазами несколько месяцев назад выбрал именно его из десятка кандидатов для участия в «операции». И именно этот человек дал команду начать идеологическую обработку и подготовку Агджи. Сначала в Турции, потом в Болгарии, а позже в Риме, да еще и заплатил за это огромные деньги. Разумеется, через сложную цепочку доверенных лиц и посредников.
Сколько же усилий стоило специалистам убедить фанатичного Али Агджу в том, что понтифик должен выжить, возможно, оставшись инвалидом. Кровавое покушение станет ему уроком. Таким уроком, чтобы глава Католической церкви понял все свои ошибки и неправильные шаги в отношении правоверных. А сам Агджа тогда станет мучеником. Разумеется, во имя Аллаха.
Размышления Мореля, глядевшего на мусульманина, прервал рев толпы, приветствующей папу, чья машина медленно выехала из-под Колокольной арки и двинулась вдоль барьера, часто останавливаясь. Иоанн Павел II благословлял детей, которых ему протягивали из-за ограждения, с кем-то перекидывался фразами, касался ладонями больных, пожимал руки.
Гул нарастал по мере приближения процессии. Восторг громадной массы людей достиг своего апогея, вылившись в единый громкий вопль восхищения – наместник самого Господа Бога наклонялся к людям, дотрагиваясь до них, грешных, даря прощение. Прощение за все, что было. И за то, что еще будет… Перегнувшись через поручни кузова, Иоанн Павел II склонился, чтобы вернуть родителям трехлетнюю белокурую курчавую итальянку Сару Бартоли, которую он только что поднял высоко над толпой. Отдав ребенка, он погладил по головкам еще двух малышей. Папский автомобиль снова тронулся с места…
И ровно в 17 часов 19 минут испуганные голуби взлетели над площадью Святого Петра, а через долгую секунду, настолько долгую, что площадь успела затихнуть, грянули выстрелы – два вместе и через мгновение еще один.
Толпа паломников взревела. Никто, кроме стоявших рядом, не понимал, что происходит. И только Поль Морель, не изменившись в лице, спокойно наблюдал за событиями – Иоанн Павел медленно осел на руки находившихся рядом личного секретаря Станислава Дзивиша и камердинера Анджело Гугеля[30]30
Анджело Гугель (Angelo Gugel) – личный камердинер Иоанна Павла II.
[Закрыть]. Морель отчетливо увидел, что две пули точно достигли цели, а за секунду до третьего выстрела на Агджу бросились стоявшие рядом монахиня и высокий мужчина. Последняя пуля ушла в небо.
Последующие события напоминали быстро меняющиеся картинки калейдоскопа. Невесть откуда взявшиеся агенты в штатском, грубо оттолкнув Мореля и нескольких зевак, находившихся рядом с Полем, кинулись на лежащего на земле Агджу. Они скрутили невозмутимо молчавшего турка и сразу встали в кольцо, защищая его от ревущей толпы, желающей растерзать убийцу.
А в это время автомобиль понтифика, на котором со всех сторон висели телохранители, мчался по направлению к Ватиканскому дворцу и резко затормозил у медицинского пункта Мальтийского ордена, где, как обычно, стояла наготове реанимационная машина «скорой помощи». Через минуту «скорая» с находящимся еще в сознании Папой уже неслась в сопровождении мотоциклистов по направлению к госпиталю Джемелли, что при католическом университете Рима.