Текст книги "Второгодник (СИ)"

Автор книги: Олег Литвишко

 
Подруги замужем давно,
А я о принце всё мечтаю…
Ждать буду терпеливо я,
Надежды всё же не теряя.
Того, кто влюбится в меня,
Уже сама я воспитаю.
Чтоб не пил, не курил,
И цветы всегда дарил.
В дом зарплату отдавал,
Тёщу мамой называл.
Был к футболу равнодушен,
А в компании не скушен.
И к тому же, чтобы он
И красив был, и умён.
 

Народ в кабинете оживился, расслабился и заулыбался. Пора добивать.

– С педагогической наукой все понятно, они сначала читают постановление Пленума ЦК, а потом пишут на эту тему научную работу. Когда я задавал вопрос, то хотел услышать какие-то уточнения, которые, возможно, существуют для вашего внутреннего потребления. Но увы… Внимание: вопрос! Только ответьте честно: Вам не кажется, что понятие "гармонической личности" никак не тянет на практическую цель? Это, скорее, такой специальный образ, на который, в случае чего, можно списать все, что угодно.

– Руководство Партии осуществляется не так буквально, как ты пытаешься изобразить. В постановлениях пленумов и съездов указывается только политическая воля, как бы идея. Потом она прорабатывается в Академии, на совещаниях педагогических работников, в министерстве образования и т. п. Все это выливается в некие циркуляры по Министерству образования, которые уже исполняются на местах. Потом вносятся встречные предложения о том, как лучше что-то выполнить. Эти предложения изучаются, обобщаются и вносятся изменения в циркуляры. Потом этот круг повторяется, пока не будет достигнут требуемый результат.

– Замечательно, значит, все-таки существуют уточнения для служебного пользования. Поскольку понятие "гармонической личности" в качестве цели педагогического процесса возникло не вчера, давайте представим ситуацию: Вы, Сергей Иванович, как руководитель РОНО собрали совещание директоров школ вашего района, которых представляет Нонна Николаевна. Нонна Николаевна, вы понимаете, кого и как вам надо воспитать? Нет? Тогда слушаем руководителя. Он торжественно, со знанием простых истин, которые никому до сих пор не понятны, начал: "Товарищи, мы получили из Министерства циркуляр, в котором поставлены четкие и понятные цели нашей работы. Вы должны развернуть работу по формированию из наших школьников гармоничных личностей. Не будем, товарищи, кидаться высокими словами – гармоничная личность, в которую вы должны превратить каждого нашего школьника, это…" Что это? – я хитровански посмотрел на Нонну Николаевну, подмигнул ей и мотнул головой в сторону Сергея Ивановича, мол, посмотрим, как он будет выкручиваться. – "Работу надо начать завтра же, помните: она находится на контроле ЦК. Каждый год мы должны увеличивать количество гармоничных личностей на 10 %, это будет жестко проверяться по следующим критериям…" Каким критериям, Сергей Иванович?…

– Бред! А, вообще, смешно… Прямо представила такое совещание и Сергея за большим столом… – фыркнула Нонна Николаевна.

– Я, как живого, увидела нашего Митрофаныча, вот у кого язык без костей, – вставила свои пять копеек Лариса Сергеевна.

– А в чем бред, Нонна Николаевна? – заговорщицки спросил я.

– Не воспитываем мы никакую гармоническую личность…

– А кого воспитываете? – еще хитрее прошепелявил я.

– Мы проводим работу по патриотическому воспитанию, по укреплению дисциплины, по физическому и трудовому воспитанию. Составляем планы и отчитываемся в РОНО об их выполнении. Если все собрать, то, может быть, получится работа по формированию гармоничной личности.

– И сколько патриотов получается после выполнения ваших планов?

– Игорь, кончай утрировать! Какие патриоты, физкультурники и трудовики! Мы просто даем школьникам некий опыт в каждой из этих областей.

– Все, все! Суду все понятно! – я повернулся лицом к Сергею Ивановичу – никакую гармоничную личность школа не формирует. Вместо этого она реализует некий набор мероприятий, который непонятно к каким результатам приведет. Вы, руководители разного уровня, проверяете наличие планов мероприятий и их выполнение, а результат этой работы вас особо не интересует. Так?

– Чушь полная!!! Полный дилетантизм! Я даже теряюсь с ответами.

– Это просто необычная постановка вопроса. Когда я сказал о десяти процентах патриотов, у вас у всех глаза на лоб полезли от глупости постановки вопроса, а вот планы работы по патриотическому воспитанию – это да, это понятно. Кстати сказать, можете провести интересное исследование о том, какие глаголы используются во всяческих постановлениях, решениях и законах. Если вы будете внимательны и честны, то увидите, что в 80–90 % случаев используются глаголы в несовершенном виде: делать, а не сделать, добиваться, а не добиться и т. п. Другими словами, все эти документы сориентированы на процесс, а не на результат, что, собственно, и приводит к той ситуации, которую мы имеем. Ну, все, достаточно! Каждый может и должен остаться при своем мнении.

Если кто-то из вас задумается над известными вопросами, но под другим углом зрения – буду рад. А сейчас три блиц вопроса, одна сентенция и резюме нашей беседы. Вопрос раз – ответ одним словом: Кто главное действующее лицо педагогического процесса, от кого в большей степени зависят результаты?

– Учитель!

– Министр, то есть государство.

– Ученики, – вставила Лариса Сергеевна.

– Товарищи, это ужасно – все неверно! А еще есть варианты? – я сделал круглые глаза, изображая вселенский ужас. Возникла пауза. Она, эта пауза, повисла очень веско, почти зримо.

– Не буду расшифровывать правильный ответ – читайте Макаренко, но это – директор школы. Вопрос номер два: кто самое заинтересованное лицо в результатах педагогического процесса?

– Государство. Оно ставит задачи и проверяет результаты!

– Педагоги. Они отвечают за результат, с них спрос, – сказала Нонна Николаевна.

– Ученики, – второй раз подряд сказала Лариса Сергеевна.

– Родители, – буркнул я. – Третий и последний вопрос: что такое педагогика, наука или что-то еще?

– Конечно, наука, – вполне уверенно проговорил Сергей Иванович.

– Наука.

– Наука!

– Если верить К.Д. Ушинскому, которого принято считать основателем советской педагогической науки, то педагогика – искусство, а не наука. Непонимание этой простой истины, на мой взгляд, является решающим аргументом в пользу того, почему система среднего образования в СССР все время, раз за разом, начиная с конца 30-х годов, деградирует. И, к великому сожалению, будет продолжать деградировать до полного развала.

Педагогика, как и, например, театр имеют одну природу – это искусство творческих людей, в одном случае режиссера и артистов, а в другом – директора и учителей. Представьте себе, что решением правительства театральное искусство признано наукой. Это значит, что надо создать Академию театральных наук, а ученые аргументированно исследуют законы театральной деятельности, выработают выверенные рекомендации и будет у нас театральное счастье и процветание. Смешно? Да, смешно, а тем не менее с педагогикой поступили именно так, а потому никаких шансов у реформ сверху – нет. Чтобы они там не затевали, прорастет только глупость и формализм. Кстати, это же касается и экономики, и политики, и большинства общественных наук. Надо дать возможность людям самим выбрать, какие посадить семена, и вырастить то, что лучше всего подходит для данной местности, а не засеивать все кукурузой, потому что ученые увидели в ней перспективу.

На меня накатила тоска, которая была со мной все последние годы пребывания в прошлом теле. Я-то знал, до чего дореформируют школу: роль учителя опустят до нуля – ему откажут в доверии даже принимать экзамены у детей, их роль сведут к натаскиванию на ЕГЭ; воспитание окончательно уберут из всех документов и практики, один из Министров скажет: Цель школы – вырастить грамотного потребителя; учителя и директора станут бояться учеников и родителей, каждый свой шаг обкладывая всякими бумажками и расписками, централизацию доведут до абсурда, директоров школ из педагогов превратят в администраторов.

Закругляя паузу, хлопнув ладошками по коленкам, я сказал:

– Простите, товарищи, за то, что внес сумятицу в ваши головы, но кто-то же должен, в конце концов. Вы слишком успокоенные, за вас думает и все делает Партия. А что, если она не делает того, что надо? Представьте на секунду, что Партия делает что-то не то, не потому, что хочет навредить, а потому, что не знает, не умеет, слишком уверена в старых подходах. У нас в стране все очень плохо и в экономике, и в сельском хозяйстве, в социальной и национальных сферах, политическая система тоже далеко не идеальна. Может быть, НАДО СПАСАТЬ СТРАНУ! А если не мы, то кто?

Все сидели, уставившись в одну точку, и молчали.

– Ладно! Сергей Иванович, я хочу заключить с Вами договор.

– Какой? – как-то заторможенно, еще не отойдя от предыдущего разговора, ответил Сергей Иванович.

– Где-то после окончания учебного года мы с мамой вернемся в Питер, я помогу вам защитить докторскую диссертацию по психологии личности. Что-то типа "Возможности развития памяти детей старшего дошкольного или младшего школьного возраста". Помогу, а вернее, сам проведу исследования детской памяти.

Я уже начал изучать возможности детской памяти на примере троих местных ребят и сравниваю ее со своей. Надеюсь, что мы сможем разработать методики ее развития у детей в очень широком диапазоне, на порядки большем, чем в естественных условиях. А это уже пахнет международной признательностью.

Продолжим. Мы сможем провести исследования в области раздвоения личности. Дело в том, что оно у меня присутствует – молодое тело живет отдельно от старого мозга.

Я никогда не сплю, вернее, мое тело спит, а вторая часть меня всегда бодрствует, размышляет, строит планы, проводит работу над ошибками и т. п. Все это можно изучить и даже попробовать повторить у других детей и взрослых.

Ну и, в-третьих, могу с вашей подачи проходить разные исследования в разных научных учреждениях. Это тоже Вам очков добавит, потому что против моей воли толком ничего исследовать не удастся. Мне по силам свести достоверность всех таких исследований к нулю. Ну, кроме анализов мочи и кала, конечно.

Хочется, чтобы вы почувствовали пользу от нашего сотрудничества. Как?

Сергей Иванович, сидевший вполне себе прибалдевшим, почесал голову и сказал:

– Да, уж!!! Возможности завораживают!.. Но раз ты предлагаешь договор, то предполагается, что я тоже что-то буду должен. Чего потребует Мефистофель от бедного доктора Фауста?

– Хочу вас попросить о трех вещах: во-первых, помочь мне закончить школу как можно быстрее. Имеется в виду, помочь мне преодолеть административные барьеры – все экзамены сдам сам. Во-вторых, помочь поступить в пединститут им. Герцена, в-третьих, мне надо наладить контакт с начальником КГБ по Ленинграду.

Вот, собственно, все, что мне может понадобиться в ближайшем будущем. Устраивает?

– Да, конечно, устраивает. Сомнения вызывает только третий пункт. Я знаком лишь с заместителем начальника, но думаю, мы все уладим.

– Вот и здорово, тем более, что третий пунктик понадобится только где-то через годик, может через два.

– По рукам! Удивительно! Еще сегодня утром ничего подобного мне даже в голову прийти не могло. Вы, молодой человек, явление природы, неизвестное науке.

– Я обычный мальчик, просто кто-то, скорее всего, я же, но старый, поселился у меня в голове. За сим, хотел бы откланяться. Меня мама ждет и очень волнуется. Она никак не может привыкнуть, что со мной произошли такие катаклизмы.

31 июля 1965 года, суббота.

Пролетели две недели моего попаданства. Замечательные, надо признать, две недели. Я полностью поправил здоровье, порушенное безрассудной практикой полетов с деревьев и бесцеремонным вселением старческой психики в неокрепшие просторы детского организма.

Наверное, все это кому-то нужно, и этот кто-то преследует какие-то цели, но ни я, ни мой юный соратник этого наверняка не знаем. Как раз такими размышлениями с Игорьком Малым (ударение на втором слоге) мы и заняты. Не знаю, как у других попаданцев складываются взаимоотношения с хозяином тела, но мы с Малым (ударение на втором слоге) вполне себе существуем одновременно, частенько болтаем, а он, как любые другие дети, достает меня вопросами, поскольку не может справиться с тем объемом информации, который на него свалился.

Такое положение дел не напрягает и даже имеет свои положительные стороны. Например, у меня есть возможность уединиться для размышлений или освоения какого-нибудь материала, и при этом наше тело, под управлением Малого, может спокойно заниматься спортом, принимать пищу и, наконец, спать, короче, делать любую механическую монотонную работу.

Есть еще одна особенность нашего совместного бытия – я могу выходить в астрал. Не знаю, как это называется на самом деле, но темечко в нашем теле пропускает какую-то мою часть и позволяет высунуться, примерно, на метр. Если мне не изменяет память, где-то в этом месте индусы видят какую-то по счету чакру. Такое путешествие открывает чудесные возможности. Мы с Малым балуемся ими по очереди. Ощущаешь себя сидящим у кого-то на плечах. Можешь крутить головой во все стороны и чувствовать себя всемогущим наездником, способным управлять телом и чувствами, выводя их в запредельные состояния. Йоги не были дураками, когда все это распробовали.

А еще Малой дарит мне невероятную энергию жизни, щенячий восторг от каждой мелочи бытия. Мы с ним эту энергию научились видеть, чувствовать и в какой-то степени даже ею управлять. Во всяком случае все, что ведет к ее ослаблению, мы стараемся не делать и наоборот.

Он зовет меня Игорем Михайловичем, а я его Малым (ударение на втором слоге), и, хотя прошу называть меня Игорем, он стесняется. Говорит, что у меня за спиной что-то непонятное и мощное. Лучше его не раздражать. Вот так мы и прожили эти недели, расширяя и совершенствуя наше взаимодействие.

Как бы там ни было, но с каждым днем, проведенным в новом теле, я все чаще и глубже задумываюсь над тем, какова цель моего пребывания здесь. Пора рубить узел, а огрызки раскладывать по полкам, процесс описывать в планах и гвоздить сроками. Хорошо хоть не надо назначать ответственного за исполнение, поскольку даже пьяному ежику понятно с кого спрос.

Вот однажды, тихой лунной ночью, когда село погрузилось в дрему, я, находясь у мамы в клубе, взял чистую тетрадку за две копейки и приступил к планированию нашей будущей жизни.

Прежде всего описал исходные диспозиции. Получилось следующее.

В стране недавно пришла к власти группа Леонида Ильича Брежнева. Главные действующие лица в ней, из тех, кого я знаю: Косыгин, Суслов, Семичастный, Шелепин, Подгорный. Надвигается пора так называемого коллективного управления страной, или эпоха застоя.

Мысли о природе застоя не давали мне покоя еще в той жизни, и ничего лучше не придумалось, как объяснить его субъективной усталостью руководителей. Всем им, без исключения, пришлось пройти через сталинские времена, индустриализацию, войну, послевоенное восстановление и хрущевский бестолковый хаос. Сверху на этот коктейль тяжелой гирькой лег немалый возраст главных действующих лиц. Речь идет о мотивации и внутренней энергетике руководящей элиты. Потребность в покое была существенно выше потребности что-то делать. К этому, конечно, надо добавить и то, что все наши генералы государственного управления знали и понимали только "прошлую войну" и очень слабо себе представляли, что надо делать в новых условиях. Так и померли все в начале восьмидесятых, ничего стоящего не родив. Времена авралов и сверхнапряжений прошли, социализм и партия, его строящая, победили, теперь можно пользоваться плодами. Помните, "социализм победил сначала в основном, а потом и окончательно". Страна стремительно погружалась в спячку и оправдывающее ее лицемерие.

Элита принялась массово улучшать условия своего существования: чего напрягаться, система все сделает сама, достаточно лишь угадать тенденцию или волю руководства. Отсутствие результатов и какой-либо работы можно легко прикрыть правильными, своевременными и звонкими словами. У кабинетных деятелей начали рождаться великие проекты: развал колониальной системы, пробуждение мирового освободительного движения, БАМ, монструозный Госплан, многомиллионная армия, космос, целина, поворот сибирских рек, подъем уровня Каспия… Ослепленные красотой своих эпохальных идей, они совершенно не замечали запах внутреннего тлена. Принюхались. Угрозы виделись только снаружи.

К 1991 году наши правители, а также региональные князьки, секретари и прочая подобная публика уяснили для себя, что деньги, во-первых, не обязательно зарабатывать, а, во-вторых, их можно очень сладко тратить. Ладно бы только верхушка, страна бы выдержала, но ведь они повязали круговой порукой весь партийный и чиновничий персонал, который с успехом тянул кто куда и все, что может. Ситуация, неподъемная для любого государства. Собственность в стране – государственная, а государство – это мы!!!

В семидесятые эта орава еще не распробовала сладость денег, особенно больших. Довольствовались всякими распределителями, подарками и пр. Вот и надо вербовать их в сторонники через посадку на денежную иглу. Чем больше они будут жировать, тем большим салом будут заплывать их мозги, тем более покладистыми будут.

Вот как-то так!!!

В общественных науках застой проявился в том, что научная работа свелась к цитированию. Цитирование – это когда для обоснования своей идеи, а чаще всего простого тезиса надо всего лишь подобрать правильные цитаты признанного авторитета. Вот, собственно, и все – общественные науки умерли, по сути, и не родившись.

В экономике скоро воспарит Госплан. Косыгин, страстный любитель планового подхода, убьет почти двадцать лет только лишь для привлечения к планированию компьютеров. Тогда, т. е. сейчас, казалось, что осталось совсем чуть-чуть, и всеобъемлющий, идеальный план: все охватим, все учтем – будет создан, и наступит счастье. Компьютер казался всемогущим. Но увы, все закончилось тем, чем и должно было – стремительным расхождением в разные стороны планирования и исполнения.

В педагогике наметился ренессанс. После эпохи Макаренко и его соратников, а также великой битвы с беспризорностью подкатила вторая волна педагогов, которая научилась приспосабливать их идеи к новым, послевоенным, условиям. Сухомлинский и Шаталов уже работают и вышли из подполья, на подходе Захаренко. Началось мощное движение учителей-новаторов, предметников. Ничего заметного из этого не выйдет, и к середине 80-х сойдет на нет, но атмосфера, в целом, неплохая. Единомышленников найти будет нетрудно.

Культура начала свое деление на официальную и подпольную, появился андеграунд во всех видах искусства: Любимов – в театре, Тарковский – в кино, Галич – на эстраде. На подходе Высоцкий, разворачиваются гопники, битники, стиляги, осталось лет десять до появления русского рока. Диссидентство со всякими хельсинскими группами и Сахаровым, наверное, тоже надо отнести сюда.

Волна саморазрушения только начинается, ее еще трудно заметить, но Яковлев и Калугин уже отучились в Колумбийском университете, а идея сближения с Западом уже родилась. Скоро КГБ возглавит Андропов, Калугин поедет в Питер собирать ленинградскую группу реформаторов во главе с Чубайсом, а Яковлев создаст теорию перестройки.

Теперь о моих возможностях.

В результате переноса приключилось обострение до очень серьезных величин моих предыдущих способностей. Процессор у меня всегда неплохо работал, но сейчас его быстродействие радует и удивляет. Память, скорочтение, стенография, счет в уме увеличились раза в три-четыре.

Способность выходить в "астрал" очень обострила слух, обоняние, голос, восприятие разных воздействий, радиоволн, например. Но главное: я почувствовал в себе невероятно обострившуюся интуицию. Надо будет поглубже ее поизучать, но думаю, что способен почувствовать наступление волнующего меня события, как минимум, за день.

Стартовые возможности впечатляют, и сильно тонизируют – адреналин бушует, как перед расстрельной стенкой, поскольку спрос будет суровый. Даже думать об этом боюсь!

Когда я закончил записывать и рисовать квадратики со стрелочками, резюме проклюнулось такое: если удастся завести и запустить в нужном направлении Нонну Николаевну и Сергея Ивановича, то сначала создаю Инкубатор Новых Школ… Новая Школа – это авторская школа, реализованная на принципах А.С. Макаренко. Если нет, то Инкубатор на время откладываем и работаем на свою популярность. Ищем выходы на руководство, для начала хотя бы формальные.

Стать известным мне помогут навыки маркетинга, сейчас это должно сильно выстрелить по неокрепшим мозгам современников. Раскручивать себя буду как вундеркинда и автора-исполнителя эстрадной песни. Второе уж больно хочется. Возможно, задействую спорт.

Дальше – Америка, Гарвардский Университет. Надеюсь, им будет интересен вундеркинд из СССР, этакая экзотическая зверушка, которую можно водить по улицам и показывать, и они пришлют приглашение, тем более, что практика обмена студентами уже запущена. Выпустит ли КГБ – скользкое место, но почему бы нет, кто я им? В Америке надо заработать денег на все мои планы. Знание биржевых сводок, интуиция, опыт коммерции и свободный английский мне в помощь. Америку ждут непростые времена в связи со скорой отменой золотого стандарта. Наверняка можно будет использовать эту нестабильность. Связи в финансовых и деловых кругах – нужная для моих планов штука.

Дальше. Возвращение в СССР и начало, а может, продолжение тиражирования школ. Надо успеть сделать по максимуму до начала катаклизмов в СССР, но так далеко пока рано заглядывать, поскольку на предыдущих этапах плана слишком много мест возможного его изменения.

Закончив писать, я отложил тетрадку с тем, чтобы уничтожить ее по дороге домой.

А пока можно поиграть на гитаре и пианино. Я не даю себе поблажек и работаю каждый день по три-четыре часа и больше. У мамы в клубе есть все, что мне надо: пианино, гитара, самоучители и отсутствие раздраженных ночными гаммами слушателей. Конечно, хотелось бы поработать с педагогом, но на нет и суда нет. Потом как-нибудь. Пока же за две недели наработал мозоли и, вроде бы, есть сдвиг в подвижности пальцев. Дня три назад закончились жуткие мышечные боли в руках. Осанка, положение рук, подвижность пальцев, слепая игра – вот, собственно, и все, над чем я пока работаю, но мне так нравится! Звук, который удается извлекать, кажется божественным… Заставлять себя мне не приходится. Долбаю гаммы, простенькие аккорды и наращиваю темп. Правильно ли я все делаю – не знаю. Жизнь покажет.

Не могу спать больше двух часов в сутки. Категорически. Поэтому вся ночь – моя, и мне никто не мешает. Маму только жалко. Она никак не может смириться с тем, что я не сплю и, вообще, не рядом с ней. Мы оба понимаем, что после известных событий мое детство закончилось и она теряет сына. Он уже на низком старте, чтобы вылететь из гнезда. Но ничего нельзя поделать, все решено за нас.

Мама верующая, и у нее идет вполне понятный процесс создания образа Божественного Влияния. Так проще. Ну и пусть, тем более, что недалеко от истины.

1 августа 1965 года, воскресенье.

Вчера вечером прибежал Вовка и передал приглашение Нонны Николаевны зайти к ней сегодня утром. Очень интересно, что она хочет сказать, тем более, что она в первый раз выступает инициатором встречи.

За последнюю неделю мне удалось устроить четыре "случайные встречи" с целью поговорить на темы школьного строительства на макаренковских принципах. Она упирается и не сдается, наверное, потому, что неизвестность и ответственность ее пугают, а, с другой стороны, непонятно, что и как надо делать, и почему ее работа в предыдущие годы даже рядом не лежала с идеями А.С. Макаренко. Корпоративный гонор никто не отменял.

Нонна Николаевна выглядела уставшей. Чуть лишнего опущенные плечи и уголки губ, не первой свежести прическа, – все это наводило на мысль о бессонной ночи и большом количестве выпитого чая.

– Чаю хочешь? – спросила Нонна Николаевна.

– А вы? – выпалил я в ответ с явным сочувствием. Вот ведь прилетело на ее голову! А могла бы спокойно готовиться к новому учебному году, как делала много раз до этого.

– А что, так заметно, что я чай уже видеть не могу?

– Есть немного, но дело в том, зачем все это? Я имею ввиду бессонные ночи…

– И зачем же?

– Нонна Николаевна, все упирается в то, нравятся ли вам результаты вашей предыдущей работы, можете ли вы гордится ими? Если да, то скажите об этом, и я сольюсь по-тихому, и все останется, как было.

– А ведь похоже, что ты все равно продолжишь…, только в другом месте.

– Однозначно, да. Моя настойчивость связана с тем, что здесь, в Октябрьске, идеальные условия для старта: леспромхоз на коленях, колхоз весь в долгах и дотациях, родители, кто поумней, бегут в город, а остальные заглядывают в бутылку, дети на танцы ходят в трениках и с тоски воют… Им всем только стоит показать кусочек нормальной жизни, зажечь маленькую искорку и – возгорится пламя!

Нонна фыркнула, но с какой-то грустинкой в голосе.

– С чего начнем, оратор?

Я весь подобрался, как перед стартом на сто метров и с тихой надеждой спросил:

– Это значит, да?!! Вы готовы положить на алтарь свою жизнь?

Нонна вскочила, как-то неловко крутнулась и выкрикнула:

– Да, да, хочу я…, хочу чего-то нового, светлого, радостного… Хочу видеть детские улыбки, а не испитые рожи родителей, – она чуть успокоилась, а потом сказала:

– А ты садист, знаешь это?

У меня в глазах стояли слезы, такие крупные, которые заволакивают все яблоко и искажают обзор, а потом очень медленно скапливаются внизу и, продавив мелкие реснички, неспеша ползут по щеке крупными каплями.

– Просто я ждал этой минуты без малого пятьдесят лет. Вам не понять, что значит пронести через полвека знание того, что ты можешь все исправить, и не иметь возможности даже начать.

– Значит, ты все-таки из будущего! – тихо не то сказала, не то прошептала Нонна Николаевна. В ответ я только отмахнулся.

В комнате установилась тягостная тишина, которую никто из нас не решался тронуть. Казалось, что нарушится то хрупкое единство, которое показало свои первые ростки и которое очень легко убить неуместным словом.

– Нонна Николаевна, там у вас на полочке стоит коньяк от Сергея Ивановича, давайте по маленькой и начнем потихоньку. Не бойтесь меня споить, просто невозможно не отметить это событие. Наш паровоз поднял пар и готов первый раз провернуть колеса… Стравим излишки и тронемся!

Нонна Николаевна молча подошла к шкафу и наполнила рюмки:

– Ну, давай, коллега, начнем, по старой русской традиции, с пьянки, – похоже она, не торопясь, возвращалась в норму. Мы выпили. – С чего начнем?

– Ну, что ж, старорусское "Что делать?" накроем новомодным структурированием целей. Пожалуй, так. Нам желательно по этому пункту иметь полное согласие, иначе придут лебедь, рак и щука. Чур, их!

Начать никак не удавалось, не находились заранее заготовленные слова, и, к тому же, на фоне возвышенности момента разговор о целях педагогики казался банальным.

– Давай, Игорь, ты заварил кашу, ты и начинай, – женщина, как всегда, тоньше и одновременно практичнее воспринимает окружающий мир. Именно поэтому все мужчины, имея сильные мускулы, волю, напор, желание, всегда, во все времена стоят перед ними на задних лапках и с надеждой заглядывают в глаза. Это касается только тех, кому повезло найти Женщину. Похоже Нонна была из таких.

Вздохнув, начал с очень общего.

– Нам придется биться за разные цели: педагогические, сиречь воспитательные, образовательные, социальные, спортивные, хозяйственные…, ну и что-то там еще.

– Так! Сильно зашел, – похоже Нонна пришла в себя. Рюмочка коньяка порозовила щечки и искранула в глазах. Я же сделал вид, что с мысли меня ничем не сбить и продолжил:

– Воспитательные цели – это наше с вами все, и никому они не должны быть известны. Более того, нам их придется маскировать, чтобы никто даже не догадался, что мы их воспитываем. Эти цели мы будем скрывать и от педагогического коллектива. Объяснения требуются или как?

– Или как! Макаренко я тоже читала и не далее, как на этой неделе, – откликнулась Нонна шутливо, хотя глаза были серьезны.

– В порядке дискуссии предлагаю всего четыре цели: трудолюбие, целеустремленность, ответственность и заботливость по отношению к контактной зоне: к родственникам, друзьям, школьному коллективу. Эти цели выбраны потому, что являются комплексными и системными, то есть большинство остальных находятся уже внутри них. Жду возражений, дополнений, готов к умеренным компромиссам, потому что по этому пункту нам надо договориться до последней запятой. К слову, все идеологические цели опускаем, как не относящиеся к теме дискуссии.

– Заваривай чай, а я буду переваривать то, что ты тут наговорил, – откликнулась хозяйка кабинета. – Кстати, ты, когда работаешь руками, можешь еще и языком подрабатывать, в смысле отвечать на вопросы?

– Угу, – отфутболил подколку, тщательно анализируя содержимое шкафа.

– Угу – это значит могем? Тогда ответь, почему дискриминируем идеологию? Если об этом узнает кто-то серьезный, то нам перекроют кислород и отправят воспитывать таежных комаров, – голос Нонны звучал вовсе не шаловливо, а со знанием предмета.

– Во-первых, мы не дискриминируем, потому что вся советская идеология уже сидит внутри выбранных нами целей. Например, патриотизм – это Забота о стране, в которой живешь. Во-вторых, идеология – на девяносто процентов образовательный вопрос. Вот пусть наши с вами учителя и продвигают "идеи в массы". В-третьих, идеологически выверенное оформление нашей работы вполне имеет право на жизнь и достижению наших целей не помешает, даже наоборот. Когда я говорил, что идеология не предмет и не способ воспитания, имелось ввиду, что если мы попытаемся превратить идеологический постулат в черту характера конкретно взятого ребенка, то неизбежно столкнемся с неразрешимыми проблемами. Проще говоря, это невозможно. Принципиально! Достаточно и того, что наши ученики будут иметь знания в рамках официальной программы обществоведения, истории и литературы.

– Услышала и буду думать, – помолчав и что-то записав в блокнотик, Нонна продолжила. – А почему бы нам не включить в список целей такое фундаментальное качество личности, как честность?

– А вы представляете себе такую честную личность? Которая лепит всегда и во всем правду-матку? Без компромиссов. Только осторожнее с ответом, потому что любой компромисс – это либо ложь во благо, либо умолчание. Про худшее вообще не будем говорить. А во-вторых, ложь во благо уже автоматом попадает в тему "заботливость", не так ли?