Текст книги "Второгодник (СИ)"

Автор книги: Олег Литвишко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Ну, уж нет, "против полезных перспектив, я никогда не супротив"! За что будем пить?

– Я думала, что за подведение наших итогов за год. Пока выходная. Дальше беспросветно.

– А давайте, итоги вместе с Ивановым подведем, заодно послушаем здоровую и умную критику. Когда еще такая возможность представится?

– Страшновато как-то.

– Да полноте, он пока только ищет подходы к коллективу, а мы с вами его уже создали.

– Уверен?

– Абсолютно. Если за основу брать А.С. Макаренко. Так что вы, без сомнения, второй Макаренко. В.А. Сухомлинский не в счет, его коллектив на других дрожжах замешан, он пошел своим путем.

– Болтун. А ты кто?

– Я ученик 10 класса Игорь Мелешко!

– Теперь шутник. Я не могу все присвоить себе. Большая часть – твоя.

– Нет, ну что за женщина! Вы моей смерти хотите? Представьте меня на трибуне Дворца Съездов! Вы хотите превратить наше дело в фарс, в комедию?

– Ну, не знаю, – как-то засмущалась Нонна и молча пошла наливать коньяк.

Когда мы вошли в кабинет директора леспромхоза, погода в нем была предгрозовой. Над столом директора, за которым сидели два брата Кутепова, скапливались темные тучи. Причина их недовольства прояснилась ровно в момент нашего перехода через порог:

– Долго нам еще ждать? – прокричал младший по возрасту, но старший по положению, Петр.

Да все уже, докладчик прибыл, – обернувшись ко мне, сказала Елена Петровна. Игорь, давай быстрее, мы уже в нетерпении.

– Это что еще за перец? Вы издеваетесь? – закричал Петр в полный голос. – Да вы знаете, что я с вами сделаю?

– Ничего! – ответил я, доставая из кармана цифры своего доклада, написанные на нарезанных половинках тетрадных листов.

– Сопляк! – краснота его глаз превысила обычные похмельные стандарты и перетекла в пятна на лице. Дотянувшись до пепельницы на столе, он явно вознамерился швырнуть ее в мою голову.

– Даже не думайте, без шансов. Вон Петрович – мастер спорта международного класса по борьбе…, да и я могу знатно настучать по репе. К тому же слухи долетят до Москвы. Это мы легко организуем по линии министерства внутренних дел. Да и пятнадцать предновогодних суток, плавно перетекающих на следующий год, вам тоже не понравятся. Садитесь и слушайте. – По мере того, как я произносил свою пламенную речь, Петр Сергеевич сквозь зубы со свистом спускал воздух. С мозгами у него было все в порядке, а свой снобизм он умел приструнить, если надо.

– В конце концов, вы же понимаете, что, запихав сюда своего братца в отсидку, вы не решили проблему, конкуренты бдительно наблюдают. Так что мы вам нужны больше, чем вы нам.

– Да я вас сотру в порошок! – выкрикнул Петр уже почти нормальным голосом, скорее даже с интересом.

– Нет, – ответил я, продолжая раскладывать листки и не поднимая головы. – Леспромхозы проходят по другому ведомству, а без контрактов "Экспортлеса" в эпоху тотального дефицита мы обойдемся запросто.

– Ты кто?

– Конь в пальто! – Грозовые тучи направились в сторону открытого окна с явным намерением уплыть на улицу. – Слушать будете, как здесь присутствующие борются за вашу репутацию и даже вкладывают вам в руки карьерные козыри?

– Чего ты несешь? Какие козыри? Где вы, а где я!

– Можно подумать, вы не найдете, как использовать информацию об образцовом лесном хозяйстве, которое из развалины за пять месяцев превратилось в мульти миллионное. Особенно, если еще и ваша помощь будет отчетливо прослеживаться. Ну, начинать? – я повысил голос, потому что первый раунд явно выиграл.

– Давай! – он пересел поближе к окну и закурил.

– Я пропущу события первых семи месяцев этого года. Там мало интересного. За январь, февраль, март отгружено всего 11 вагонов кругляка, а с мая встала вообще всякая активность, включая заготовку. Последнее зафиксированное событие – бригада трактористов пропила солярку и слиняла. Пытались загнать трелевочник, но никто за него не налил. Дураков не оказалось.

Работа нашей команды началась четвертого августа с того факта, что Нонна Николаевна создала несколько отрядов школьников, которые с помощью присутствующих здесь руководителей наладили распиловку доски. Петрович ее быстро продал через лесоторговые базы, которых вокруг Ленинграда оказалось семнадцать штук. Потом больше. Петрович пробил экспортные полувагоны по пятьдесят на месяц и, к тому же, в эстонском речном пароходстве нашел десять невостребованных трехтысячников. Теперь натуральные итоги пяти месяцев. Продано 21 тысяча кубов хвойного пиловочника по шестьдесят инвалютных рублей. Я называю цифры, которые остались нам после налогов и доли "Экспортлеса". К слову сказать, спасибо присутствующему здесь Петру Сергеевичу, деньги мы получали ровно через месяц после отгрузки, день в день. Дальше – три тысячи кубов щепы из хвойных обрезков, лиственных пород и от опилок от распиловки по сорок пять рублей. Потом стали продавать финнам обрезную сушеную доску – четыре с половиной тысячи кубов по триста пятьдесят рублей. Все это принесло нам без малого три миллиона рублей, и мы избавились от залежей пиловочника в речном порту и здесь. Сейчас мы пилим с колес. Наши четыре лесовоза делают по три ходки в день и везут каждый раз по двадцать кубов. Итого по двести сорок кубов в день. Они работают по пять дней в неделю, два дня Петрович развозит продукцию по базам.

Через базы продали продукции на пятьсот тысяч рублей. Мы освоили производство трех новых видов продукции: мульчу, гранулированный навоз и клеёный профилированный брус. Они имеют отличные экспортные перспективы. Сейчас стоимость заготовленного куба в ценах реализации порядка ста пятидесяти рублей. Если же в следующем году начнем продавать профилированный брус вместо доски, а лучше вместо кругляка, то только это поможет поднять стоимость заготовленного куба до двухсот пятидесяти-трехсот рублей за куб.

Мы инвестировали заработанные деньги. Нами открыты следующие производства: столярное, металлочерепицы, гранулирования навоза, мульчи. В стадии "предзапуск" птичник на три миллиона кур, производство жилых домов под переселенцев и "аборигенов" нашего села. Мы планируем производить один пятикомнатный дом с полной отделкой и всеми видами коммунальных удобств за месяц силами двух-трех человек. Продавать будем по десять-пятнадцать тысяч за дом со скотником и оборудованной территорией. Обойдется он нам от трех до пяти тысяч.

Производство металлочерепицы будет приносить тысячу процентов прибыли. Если будем продавать на экспорт, то больше. В стадии окончания разработка технологии производства термодоски. Из нее можно будет изготавливать террасную доску и продавать на экспорт по семьсот рублей куб. Она не набирает влаги и, соответственно, не меняет размеры в результате эксплуатации.

Мы планируем в следующем году запустить производство полипропиленовых труб со всеми элементами монтажа, канализационных и водосливных пластиковых труб, водосливных систем, хладокомбинат, производство и установку на ГАЗоны холодильных фургонов. Размышляем над возможностью производить передвижные микровагончики под розничную торговлю пищевой продукцией, а также газовые и электрические водогреи для отопления и горячего водоснабжения домов.

Если в этом году мы, по всей видимости, заработаем пять миллионов рублей выручки, то есть по миллиону в месяц, то в следующем году планируем выйти на три-пять миллионов в месяц. Это сорок-шестьдесят миллионов рублей за год.

К нам в этом году приехали две семьи из Кингисеппа. Десять человек, включая детей. Мы планируем наладить производство трехсот домов в месяц, а, вообще, наши планы распространяются на рост села до ста-ста пятидесяти тысяч жителей. Для этого нам надо построить тридцать тысяч домов. Если ставить эту задачу на пять лет, то надо запустить на орбиту порядка двухсот бригад по три человека.

Все наши планы целиком и полностью зависят от того, как быстро нам удастся запустить новые производства и расширить старые. Пример: мы второй месяц ведем переговоры по покупке десяти лесовозов, но не продвинулись ни на йоту. Сушилки есть только двадцатикубовые и только электрические, газовых нет. В общих чертах доклад закончил.

– Мальчик, скажи, тебе сколько лет? – после продолжительной паузы задумчиво спросил Петр Сергеевич.

– Ощущаю себя шестидесятилетним, а на самом деле семь с половиной, а что?

– Странно все это.

– Что странно? Мой возраст или наши результаты и планы?

– Все.

– А вы присоединяйтесь! Через год-два станете руководителем объединения, того или иного.

– Каким образом?

– Если нам удастся выполнить свои планы, а с вашей помощью это более, чем реально, то ВЫ покажете на практике преимущества социалистического хозяйствования. В Москве нет ни одного человека, который смог бы это повторить. За такое наказывают только повышением.

– Ну, ты загнул! – кинул Петр Сергеевич, пряча свою ухмылку, но глаза его были холодными и колючими.

– А спать когда будем? – сиротливо спросила Елена Петровна, и народ с пониманием заулыбался.

– А это зависит от Петра Сергеевича. Если он поможет присоединить к нам три соседних убыточных леспромхоза, если мы объединим школы и колхозы, а также администрацию сел, то спать будем по шесть-семь часов, а если не поможет, то по два-три.

Народ рассмеялся. Было видно, что вопросов нет и пора расходится.

– Мне бы хотелось с тобой поговорить, малец, – сказал Петр Сергеевич.

– А вот все уйдут, мы и поговорим.

– Говори, что ты хочешь? – навис надо мной младший Кутепов, когда все вышли, включая его брата.

– Погодите. Вы сядьте. Во-первых, вы понимаете, что все, что я сказал, не более, чем прожект?

– Что? Ты соврал?

– Да нет, – я пожал плечами и задумчиво продолжил, – все, что я сказал, возможно сделать с экономической, административной, хозяйственной, кадровой точки зрения. Тут я ничего не соврал. Но мы живем в условиях административно-планового социализма, а вот это уже серьезное препятствие. Знаете, почему на Невском не насилуют девушек?

– Почему?

– Боятся, что прохожие советами замучают. Так и с нашим проектом: каждый начальник захочет внести свою лепту и засветится, так сказать, на фоне. От вас потребуется серьезная кабинетная работа. Деньги я дам. Миллион-два, не больше.

Петр встал, отошел к окну и задымил. Молчал он долго. На виске у него пульсировала жилка. Только она выдавала, что он напряженно работает. Я решил прервать молчание.

– Вам надо посадить на денежную иглу двух-трех председателей объединений, Косыгина, парочку членов Политбюро, министра МВД и КГБ. Больше никому денег давать не надо. И сами не берите. Живите скромнее, чем сейчас. Можете меня предъявить, хотя мне и рановато выходить в свет. Но с Косыгиным я смогу поговорить лучше, чем вы.

– А чем, собственно, помочь?

– Сейчас я торгую под ваш договор купли-продажи. Могу ли я торговать по бартерному договору?

– Это как?

– Я финнам – лес, а они мне – технику по согласованным ценам. Еще я бы хотел поработать на задворках торговой делегации. Я бы хотел сам выбрать то, что буду покупать.

– Я провентилирую вопрос. Что еще?

– Мне надо иметь свою демонстрационную площадку где-нибудь в Финляндии или ФРГ. У меня мало времени, я хочу заключать договоры поставок сам, а потом проводить их через вашу контору.

– Последнее можно, без проблем. А тебе паспорт выдадут?

– Да, вроде бы, должны. Только общегражданский выдают с определенного возраста, а заграничный даже для детей.

– Ну, ладно, в общих чертах понятно. Завтра я уезжаю в Москву.

20 декабря 1965 года, понедельник.

Сергей Иванович сидел за столом в своем кабинете и задумчиво держал в руках письмо. Было уже поздно, но он не спешил домой, хотелось тихо посидеть и подумать.

Стремительно приближается Новый Год, а вместе с ним неотвратимо накатываются новогодние мероприятия, от которых не увернуться, подобно разогнавшемуся экспрессу от внезапно возникшей на путях преграды. Только закончился аврал начала учебного года, за ним накатил праздник Октября, теперь вот бушуют предновогодние делишки: встречи с коллективами, подведение итогов, принятие встречных планов, праздничные концерты и всякое такое.

Эта ежегодно повторяемая текучка отнимает много сил и отвлекает от подготовки к старту реформы, которая начнется со следующего учебного года. А работы там – начать и кончить – не счесть. Не шутка ведь – перевести большинство школ с одиннадцати лет обучения на десять, поменяв при этом половину программы. Попытку предыдущей реформы ввести в школьную программу профессиональное обучение признали неудачной. Теперь предстоит все это выкорчевать назад. Эпоха Хрущева, вслед за политикой, заканчивается и в системе образования. В общем, работы много.

А с другой стороны, не выходил из головы тот парнишка из школы Нонны. В разгар текучки забывал ненадолго, но потом снова возобновлял бесконечный спор с ним. Он оказался прав: предыдущую реформу признали неудачной. Будем все переделывать. А вдруг опять все зря? Вдруг это бег на месте? Набор разрозненных планов, не ведущих никуда. Во всех директивах маячит эта гармоничная личность, но ни одного внятного практического предложения по ее воспитанию, так общие лозунги типа: "Даешь Личность!"

Сергей Иванович взглянул на письмо и начал его перечитывать. Письмо было от Игоря. Он предлагал встретиться с профессором из его альма-матер Ивановым Игорем Петровичем и поговорить о его проекте "Колония имени А.С. Макаренко". Игорь пишет, что можно получить понимание того, что такое школа и что с ней делать, особенно если принять участие в работе колонии. Еще он пишет, что практической пользы эта колония не имеет, потому что создана для того, чтобы занять молодых педагогов, а не для работы с детьми. Теоретики, что с них взять! Хотя очень толковые и на сегодня очень редкие. А если захочется посмотреть, как должна выглядеть правильная школа, то надо ехать в поселок Октябрьск, кое-что они с Нонной успели сделать, и "милое личико" детского коллектива уже видно невооруженным глазом.

Сергей уже давно дочитал письмо, но не мог оторвать от него взгляд. А вдруг он прав, и реформы сверху – это путь в никуда? Может, надо ехать? Или сначала встретиться с Ивановым, а еще достает этот профессор из КГБ Симонов Павел Васильевич.

Он нахмурился, похоже надо признать, что совершил ошибку, обратившись в кгбшную лабораторию, когда искал спеца по развитию памяти. Эти парни могут сделать из Игоря слюнявый овощ. Когда они закусят удила, то остановить их практически невозможно, слишком уж мощное у них прикрытие – интересы государства, никак не меньше. А чуть дальше, за спиной, этакой "ласковой белочкой" маячит КГБ. Вот и воюй, если полный идиот.

Тем не менее, Игорь поблагодарил тогда и сказал, что это его Голгофа, пройти исследования до полной потери интереса со стороны изучающих. Если этого не сделать, то нельзя будет легализоваться в верхних эшелонах, и тогда цели, которые он перед собой ставит, на долгие годы повиснут в воздухе. Поэтому пусть "все идет, как идет, а там посмотрим".

С тяжелым сердцем он набрал номер Симонова. Может, еще не поздно.

– Алло, слушаю вас, – сказала трубка голосом Павла Васильевича.

– Здравствуйте, Павел Васильевич. Это Долгополов Сергей Иванович. Не забыли еще?

– Ну, что вы, голубчик. Как можно. С каждым днем я все больше и больше хочу встретиться с вашим Игорем. Порадуйте меня, пожалуйста, а то скоро сойду с ума от нетерпения. Моисей Борисович рассказывает просто невероятные вещи.

– На днях поеду в Октябрьск, приглашаю вас присоединиться. Хочу еще позвать Иванова Игоря Петровича, нашего главного разработчика теории воспитания с помощью коллектива.

– Да ради бога, я никак ваши планы не поломаю. Могу, если хотите, просто со стороны понаблюдать. Хотя, конечно, чертовски хочется побеседовать! – чрезмерно бодрым голосом ответил Симонов.

Из-за высокого внутреннего напряжения только после небольшой паузы Сергей глухо произнес:

– Павел Васильевич, можно вас попросить пообещать мне…, что не навредите Игорю излишней настойчивостью в исследованиях, – он замолчал, и после паузы, решив сгустить значимость, продолжил, – он очень важен и для педагогики, и для страны. Он сейчас делает необыкновенно интересные и важные вещи, причем на практике.

– Наслышан, – теперь пауза повисла на другом конце провода и надолго. – Я, конечно, в первую очередь ученый, и мне всегда очень хочется докопаться до сути, на всю глубину. Но я понимаю, что вы хотите мне сказать и почему. Обещаю не навредить. Тем более, что исследования, судя по всему, будут носить всего лишь описательный характер. Не готова, знаете ли, наша наука не только к решению, а даже и к постановке таких задач. Все это отнесено к области мистики, за неимением других вариантов, так сказать. Но опишу подробно для будущих исследователей.

– Тогда договорились, – обрадовался Сергей Иванович. – Когда вас ждать?

– Так завтра вечером и прилечу.

– Давайте, я вам позвоню после встречи с Игорем Петровичем, когда узнаю его планы. Пока ориентировочно старт в Октябрьск послезавтра, но завтра я уточню.

– Принимается. По рукам. Спокойной ночи! – очень бодро, даже радостно пророкотал Павел Васильевич и повесил трубку.

С утра Сергей нашел Игоря Петровича в деканате института и договорился провести с ним обеденный перерыв. Вся эта затея с поездкой начала его бодрить. Он расшугал дела на своих помощников и набрал номер Нонны.

Сейчас острота тех ощущений, которые он испытал во время первой поездки в Октябрьск, сошла на нет практически полностью. Лариса сумела тихой лаской, домашним уютом, да и сексом, чего уж там, наполнить его жизнь спокойствием и уверенным тылом. Катаклизмов не хотелось совсем, и образ Нонны стал истончаться до полного исчезновения. Он не вспоминал о ней уже целыми неделями…

– Да, слушаю вас.

– Нонна, это Сергей.

– Ой, Сереженька! Рада тебя слышать. А у меня сегодня выходной. Первый с той нашей встречи. Извини, не звонила. Закрутилась, – в голосе Нонны тепло присутствовало, но без особой страстности. Так бывает, когда тема разговора важна, но слегка не до нее.

– Нонна, я хочу приехать. Очень уж меня об этом просят ученые мужи, да и Игорь приглашал.

– Ой, как здорово! Конечно, приезжай, будем рады. А когда?

– Ориентировочно послезавтра с утра. Но все будет зависеть от планов Игоря Петровича.

– Иванова? Он тоже приедет? – Нонна замерла, не зная, как отнестись к этой невероятной новости.

– Игорь посоветовал обратиться к нему и дать почитать его письмо.

– Игорь?.. Письмо?.. А откуда он его знает? – нашла наконец Нонна правильный вопрос.

– Не знаю, да и Игорь, думаю, тоже… Удар по голове. У него на все один ответ! – хихикнул Сергей.

– Послезавтра с утра у нас репетиция кулачных боев, – замельтешила Нонна по-бабьи, – а потом генеральная репетиция новогоднего концерта…

– Ух, как у вас там все закручено… А что за кулачные бои? – спросил Сергей.

– Ай, да мужики с ума сходят! – Было видно даже в телефон, как она пренебрежительно отмахнулась рукой. – Стенка на стенку, как в старину, между селами. Мы тут довольно сильно сблизились с соседями. Планируем даже школы объединять в одну. Тогда в школе будет человек четыреста. Заживем! – уже совсем бодро воскликнула Нонна.

– Все, Нонна, теперь я не могу не приехать – мне чертовски все интересно! Бегу на встречу с Ивановым. Если что-то изменится – перезвоню.

– Звони, правда, меня трудно застать у телефона. Если только дежурный передаст, – с сомнением ответила Нонна.

Долгополов встретил Иванова в институтской столовой, и они радостно пожали друг другу руки, все-таки столько лет не виделись.

– Здравствуй, Сереженька, столько лет не виделись. А ты заматерел! – тряс руку и приговаривал Игорь Петрович. – Нет ничего приятнее для педагога, чем встретить старого ученика, ты уж мне поверь. Как живешь, Сереженька?

– Спасибо, нормально. Я теперь чиновник, заведующий Василеостровским РОНО. Да-да! – Сергей изобразил ироничное самоуничижение. – Реформы вот двигаю. На своем уровне, конечно.

– Что, все-таки начнут? – как-то немного обреченно спросил старый педагог. – Чего вам неймется-то? Неужели трудно понять простую вещь, что лучшая реформа – это стабильность старой. Впрочем, извини, ты здесь ни при чем. А что тебя привело к моему шалашу? Ни за что не поверю, что просто так.

– Да вот, хочу пригласить вас прогуляться на денек в очень интересное место. Вам понравится.

– Ну, ты же знаешь, сейчас сессия, время расписано по минутам, – заканючил Игорь Петрович. То ли ему хотелось, чтобы его поуговаривали, то ли, правда, был занят, но глаза призывно искрились. "Азартный Парамоша!", чует, что все не спроста, может быть очень интересно и, чем черт не шутит, даже полезно.

– Знаете, есть тут один знакомый мне деятель, который утверждает, что все, что вы делаете, не имеет практического значения, а может быть даже и вредно. – Игорь сменил выражение лица на скучающе пренебрежительное: мало ли что там чудаки говорят. Слон и моська.

В ответ Игорь Петрович весело расхохотался:

– Знаешь, скольким людям кажется, что все, что я делаю, ненужная трата времени и государственных средств? Так что – не удивил.

В ответ Сергей протянул ему письмо:

– Вот, почитайте. Мой знакомый приглашает посмотреть, как надо делать коллективы. Они там с Нонной Карасевой что-то интересное замутили. Предлагаю вам послезавтра съездить посмотреть.

Иванов пробежал глазами текст и принялся вдумчиво перечитывать.

– Как интересно! Похоже, что у него кроме утверждений и аргументы есть. Хотелось бы послушать, ой, как хотелось бы.

– Некоторые его аргументы я могу вам привести, если хотите, – они обменялись кивками своих голов.

Во-первых, педагогика – не наука. Она творится внутри коллектива, а ее реальный проводник – руководитель коллектива, в нашем случае – директор школы. Все остальные либо мешают, либо помогают, но никак не участвуют. В этом смысле, что ученые-педагоги, что чиновники от нее же, к собственно педагогике не имеют никакого отношения: они либо ее исследователи, либо управленцы. Ну, наподобие того, как биолог, который изучает поведение инфузории под микроскопом, не имеет ровно никакого отношения к собственно самой инфузории. Педагогика же, как любое искусство, основывается на опыте, знаниях, таланте и возможностях директора. Школа – это скорее театр, а не научно-техническое предприятие. А директор – не администратор, а режиссер.

Во-вторых, есть два способа управления образованием. Если признать педагогику наукой, то вынужденно создается Академия наук, которая вырабатывает "единственно верные, научно обоснованные" управляющие решения и методички, Министерство спускает их вниз и следит за реализацией. Так происходит сейчас, как вы догадались. Если признать педагогику искусством, как предлагает Константин Дмитриевич Ушинский, то управление сводится к созданию атмосферы регулярного обмена опытом между директорами школ. Представьте себе, что было бы, если признать театральное искусство наукой. Соответственно, потребовалось бы создать Академию театральных наук и реформами сверху спускать методички по созданию гениальных произведений. По мнению Игоря, именно так поступили с образованием и педагогикой.

Именно поэтому реформа сверху обречена в принципе. Сверху можно развивать лишь количество школ на душу населения, но не образование и уж, тем более, воспитание. На этом можно эффектно отчитаться, а ученые, на выводах которых строятся реформы, могут лишь воспитывать гармоничную личность, которую к школе в качестве цели способны прицепить лишь библиотечные компиляторы, совершенно не представляющие, с какой стороны подойти к ребенку. Вот как-то так.

Все время, пока Сергей произносил свой спич, Иванов сидел, склонившись над стаканом с чаем. И только когда речь закончилась, на короткое мгновение поднял взгляд, ожидая продолжения.

– Когда вы едете?

– Скорее всего, послезавтра с утра. Нам надо ехать в Кингисеппский район. Я вам позвоню и скажу точно, где и когда встречаемся.

– Звоните в любое время, вот вам домашний телефон, – сказал он, чиркая номер на салфетке, и, не прощаясь, ушел, приговаривая: "Как интересно… как интересно".

21 декабря 1965 года, вторник.

Петр Сергеевич Кутепов направлялся на работу прямо с «Красной Стрелы», даже не заехав домой и не переодевшись, чего с ним ни разу не бывало. Осталось десять дней до Нового Года, и он хотел подготовить задел по работе на ближайшие полмесяца-месяц. Для руководителей его уровня не бывает праздников и выходных, просто работа из кабинетов перемещается в рестораны, в сауны, в клубы, на охотничьи угодья и много еще куда.

Петра Сергеевича захватила идея, которую нарисовал Игорь, он увидел в ней немалый карьерный потенциал. Если он не ошибается, эту идею еще никто не озвучивал, а быть первым в глазах начальства, тем более союзного уровня, дорогого стоит. Мечта для любого чиновника. У идеи звонкое и очевидное название: Свободная Экономическая Зона.

Петр Сергеевич заерзал на кресле такси: "Ну, что так долго едем-то – улицы ведь пустые!". В этом году Косыгин начал реформу народного хозяйства. Об этом не говорил только ленивый, правда, глубоко владеющих темой были единицы. Ему надо срочно стать одним из них и найти в теле реформы органичное место для своей СЭЗ. Например, в виде площадки для апробирования рискованных идей и методов реформирования. Надо думать. "Ну, что же так долго едем? Педаль газа для чего – чтобы на нее давить, так ведь?". Таксист держал клюв по ветру и не реагировал на нервного пассажира.

Кутепов ввалился в свой кабинет, сел за стол и минуту не двигался. Он любил свой кабинет. Если охарактеризовать его одним словом, то это слово – Большой. Большой кабинет, большой стол, большой шкаф с книгами и папками вдоль стены, большой сейф, большой портрет Ленина за головой – все большое для Большого начальника. Он нажал на кнопку Вызова секретарши.

– Танечка, будь добра, пожалуйста, крепкий-крепкий кофе, но сначала вызови ко мне Петра Алексеевича, а в готовности пусть сидят главный юрист и начальник отдела договоров. Потом позвони Борисовскому Сергею Петровичу, начальнику управления гострудсберкасс, и постарайся узнать, могли ли бы мы с ним пересечься вечерком где-нибудь в ресторане. Все на его выбор – время, место. Это все, спасибо.

Танечка молча удалилась и уже через мгновение вошла вместе с кофе, пропуская в кабинет Петра Алексеевича Калбазова, главного экономиста объединения "Экспортлес".

Петр Сергеевич посмотрел на свой кофе, перевел взгляд на Петра Алексеевича, а потом не Танечку. Та мельком улыбнулась и мгновенно внесла вторую чашечку с кофе. "Что за прелесть, да и, вообще, очень даже…".

– Петр Алексеевич, что вы знаете про реформу, которую затеял Алексей Николаевич.

– Частичная децентрализация управления предприятиями и "расширение самостоятельности" путём введения для последних показателя прибыльности, большей свободы в распоряжении последней, освобождение или смягчение ряда плановых показателей, установленных Госпланом, а также личное стимулирование труда работников. В общих чертах так.

– Постановления ЦК я тоже почитываю, знаешь ли, – съехидничал Кутепов и, уставившись на экономиста, продолжил, – мне нужны детали: почему так, а не иначе, были ли другие предложения, кто их вносил, какое послабление от Госплана, что именно перестанут планировать. Детали, понимаешь?

– Петр Сергеевич, боюсь, что настолько темой я не владею. Могу организовать встречу с Евсеем Либерманом, это его концепция лежит в основе реформ. Еще есть знакомые в Госплане и Минфине, информированные знакомые, – Калбазов почувствовал, что за вопросами начальства скрывается совсем не праздный интерес и старался, как мог.

– Отлично, организовывайте и как можно быстрее. Время не ждет. Когда реформа наберет обороты, может оказаться поздно для наших предложений.

Петр Алексеевич кивнул головой, но ничего не понял. На всякий случай спрашивать не стал. "Меньше знаешь – крепче спишь", хотя, похоже, в этом случае поговорка не верна. Тут от начальства последовал еще один удар под дых – "Вы что-нибудь знаете о свободных экономических зонах в СССР и за рубежом?"

Калбазов задумался. Ему понравился вопрос, вернее то, что под этим соусом можно приготовить, но сказать он не мог ничего. Абсолютно!

– Я ничего не слышал об этом. В двадцатые годы были территории, которые передавались в концессию…

Еще один удар – теперь в лоб, да сколько же можно?

– Посмотрите, вот это список условий, на основании которых можно было бы открыть такую СЭЗ. Что скажете? – начальник, похоже, получал удовольствие от разговора. Интересно.

После внимательного прочтения Петр Алексеевич принялся перечитывать еще медленнее, забавно шевеля губами. Две мысли не могли совместиться в одну: с экономической точки зрения ему было интересно, и он бы с удовольствием повертел эту идею в своем отделе, а с другой, все смахивает на провокацию так, что может добром не кончиться. Он не знал, что ответить. Петр Сергеевич, действительно, получал удовольствие, наблюдая за мытарствами своего подчиненного. Значит, он угадал верно, что в этой идее есть что-то интересное.

– Петр Алексеевич, возьмите с собой эту бумагу и попробуйте просчитать, к каким последствиям это может привести. Исходные данные такие: в качестве СЭЗ берем Кингисеппский район Ленинградской области. В качестве хозяйственных планов предлагается вот это: строительство в следующем году двенадцати производств, вот этих. Половина продукции вполне может продаваться на Западе. Хочется увеличить оборот области в четыре раза за два следующих года. Будут вопросы – сразу ко мне. Но послезавтра я хочу услышать ваши предварительные размышления.

– Маловато времени, уж больно тут все серьезно, и последствия могут быть самые разные.

– Вы, голубчик, напрягитесь. К тому же меня сейчас интересует не столько окончательные выводы, сколько направление вашей мысли. Кстати, с этим Либерманом вы в каких отношениях?

– В самых шапочных, но я знаю, что он читает мои работы и высказывает самые положительные оценки, как, собственно, и я о его статьях.

– Замечательно… замечательно, – протяжно вымолвил Петр Сергеевич, – нам бы его в союзники заполучить. Наша идея могла бы дополнить его концепцию реформы, как думаете?

– Не знаю, Петр Сергеевич, надо говорить.

– Ладно. Идите и ставьте всех на уши. Я готов выделить средства для оплаты экспертов, если они вам понадобятся. Пётр Алексеевич, мне нужна прилично проработанная концепция примерно к десятому января. Всего вам доброго. Помните, по любому вопросу – сразу ко мне.

– Да-да, – непонимающе ответил Калбазов, уже уйдя глубоко в себя.

В кабинет вошли сразу начальник отдела договоров и старший юрист объединения.