Текст книги "К-10 (сборник)"

Автор книги: Олег Дивов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Широко мыслишь, дорогуша, – оценил Бондарчук. – Далеко глядишь. Полицейский вариант, м-да… Если министр об окраске спросит, ты что-нибудь поумнее соври, ладно?

– Хорошо, я скажу, что это гражданка, – предложил Павлов.

– Какая?! Вообще дурак? Не смей и думать! Изделие только с испытаний пришло, а они, видите ли, уже гражданскую версию готовят… Знаешь, дорогуша, меня терзают сомнения. Может, пока не поздно, вернуть твою зверушку обратно в клетку, а?

– Она тебе не нравится? – удивился Павлов. Ему даже не пришлось играть, он изобразил на лице недоумение вполне искренне.

Генерал посмотрел на Катьку и впал в глубокую задумчивость. Завлаб подался вперед и начальственно постучал по черной шторе.

Машина поехала. Катька хотела глядеть в окно, но сдерживалась, а генерал, судя по выражению лица, боролся с желанием задушить кошку в объятьях. «Волга» затормозила у будки КПП.

Бондарчук достал удостоверение. Въехать на территорию института было довольно просто, выехать без приключений – нереально. Даже Шаронов бросал машину на внешней стоянке. Однажды его угораздило охранникам нахамить, а те в ответ повысили бдительность, развинтили ему полмашины и ножовкой распилили насос на предмет изыскания в цилиндре краденых секретов. Шаронов убежал жаловаться, а когда вернулся с замом по режиму, КПП был весь в пене – огнетушитель попробовали распилить тоже. Поскольку обошлось без жертв, зам по режиму засчитал ничью и предложил конфликтующим мировую («Согласитесь, доктор, что все хороши – и они кретины, и вы, простите, идиот…»), а Шаронов с тех пор «Мерседес» оставлял за воротами и до «псарни» шел пешком.

Конечно, министерскую «Волгу» на КПП потрошить не осмелились, только заглянули в багажник и салон. Катька и тут произвела сильное впечатление, но Бондарчук ревниво взрыкнул на любопытствующих и посоветовал им нести службу. Ворота открылись. Павлов достал из кармана «дистанционку».

– Значит, так. Это стандартный кликер для полосатика, ты его знаешь, но я все равно обязан тебя проинструктировать. Гляди. Настоящая важная кнопка – красная, остальное все блеф. На кнопке предохранитель от случайного нажатия. Сдвигается так. Теперь задвигается. Держи. Нажми вот эту желтенькую с ухом, подай команду «внимание на меня». Катерина тебя помнит, но ей не вредно будет.

Бондарчук осторожно придавил желтую кнопку с пиктограммой «ухо».

Пульт издал короткий щелчок, не очень приятный для слуха, совершенно искусственный, вымученный, будто кто-то очень постарался изобразить на синтезаторе звук абсолютно неземной природы.

Катька с непередаваемой кошачьей грацией – стремительно, но в то же время плавно – обернулась к генералу.

– И? – спросил Бондарчук таким же подсевшим, как недавно у водителя, голосом. Только генерал – видно было – не с перепугу осип.

– И! – передразнил завлаб, вынимая у него из руки пульт. – Чеши за ушами, пока разрешаю!

Уговаривать генерала не пришлось.

– Как же она тащится, зараза… – приговаривал Бондарчук. – Как вкусно у нее это получается!

Павлов не стал объяснять, что от его собственных прикосновений Катька просто впадает в нирвану. Оказался занят – под шумок менял пульты. Институтские всегда так делали на показах, надеясь защитить своих подопечных от зряшной блокировки. Начали, не сговариваясь, после того, как один высокий чин, развлекаясь, несколько раз кряду нажал ту самую «настоящую важную кнопку», и пару изделий просто не удалось вывести из ступора. А уж сегодня дотошный завлаб хотел исключить любую случайность, даже самую нелепую. И каким бы милым и интеллектуальным ни старался выглядеть генерал-майор Бондарчук, его не «держали почти за своего» в НИИПБ, что бы куратор себе ни воображал на этот счет.

С этим парадоксом частенько сталкиваются люди, отдавшие жизнь «оборонке», как в погонах, так и без. Гражданский с военным могут вместе срубить дерево, разрушить дом и отвратительно воспитать сыновей, но все равно каждая сторона подсознательно считает другую чуточку недоделанной, а потому требующей присмотра и не заслуживающей полного доверия.

– Павлов, а Павлов, – позвал Бондарчук. – Хочу, дай!

– На, – завлаб протянул генералу неисправный кликер.

– Ты не понял, дорогуша. Хочу такую кошку. Серьезно.

«Отлично, – улыбнулся про себя Павлов. – Теперь провернуть тот же фокус с министром, и дело в шляпе».

– Придется очень хорошо себя вести!

– Допустим, на смертоубийство я не пойду, – ответил Бондарчук в тон завлабу, – но украсть чего-нибудь согласен! Чур, совсекретные документы и ядерные боеприпасы не заказывать.

– Пролоббируй гражданку, – мигом среагировал Павлов. – Получишь такую же Катьку бесплатно, в подарок от института. Сам ее настрою, оттестирую, дам личную гарантию. Ну правда, замолви там словечко. Кто твой прямой начальник – зам по вооружению? Мы и его с Катериной познакомим, сегодня же…

– Слушай, что ты прицепился к этой гражданской версии? Зачем она тебе? Откуда такие странные фантазии, а, дорогуша? – с подозрением спросил Бондарчук. – Чует мое сердце, чего-то я не знаю. Угадал?

– Да тут у нас в крысятнике случилось ЧП, – попробовал отшутиться Павлов. – Сбежал прототип. Весит пять кило, зубы что бетонные гвозди, и программа у него, как на грех, не боевая, а рабочая, самца-осеменителя. Теперь населению понадобятся очень большие кошки!

Завлаб щелкнул языком – ничуть не хуже «дистанционки» – и поманил Катьку к себе. Усадил, сказал: «Гляди в окно, привыкай», достал из пакета гребни и баллон с муссом. И принялся готовить кошку к представлению.

– Когда тебя уволят, сможешь устроиться кошачьим парикмахером, – буркнул генерал, наблюдая за быстро снующими руками, под которыми Катька на глазах преображалась из просто красивой большой кошки в выставочный экземпляр. – А теперь, дорогуша, сдавайся. Это что?

– Ка десять эр десять, – сказал Павлов, обирая со щетки счесанную шерсть. – Экспериментальный образец на платформе изделия «Клинок». Прошел все необходимые тесты, чтобы считаться предсерийным. Описание: кот домашний акселерированный модифицированный с обрезанной задачей. Относительно базового «Клинка» несколько суше конституция. Поднята верхняя граница возбуждения, расширены допуски на принятие решений, но общая автономность, напротив, ограничена путем включения дополнительных механизмов эмоциональной зависимости от проводника. Сужена полоса пропускания внешней информации – поставлены фильтры на обоняние и слух. Доложил старший конструктор доктор Павлов!

Образец ка десять эр десять, тихо урча, смотрел в окно, иногда чуть поворачивая голову и поводя ушами. Похоже, он был счастлив.

– Кошка городского боя? – предположил Бондарчук.

– Да черт ее знает, что она такое! – выпалил завлаб от всей души. Он до того заврался за последние дни, что становился противен себе. Павлов с раннего детства предпочитал говорить только правду. Или уж молчать.

– Ты описал именно городскую кошку, дорогуша. Полицейскую. Дело хорошее, но мы такого не заказывали. А кто тогда?

– Да никто…

– Павлов! В глаза смотреть! Вы чего, биотехи фиговы и биомехи хреновы, налево работаете?!

– Сдурел?! Как мы сможем что-то сделать в обход министерства?! Это чисто организационно не-воз-мож-но! Директор ведь объяснил тебе – мы экспериментируем! Творим, выдумываем, пробуем. Вот, что выросло, то выросло – Катька. Пожалуйста, не умножай сущностей без необходимости! – попросил Павлов. – Дорогуша!

– Что, опять слова-паразиты?.. – Бондарчук заметно смутился. – Значит, нервничаю. Понимаешь… Это я чтобы не материться. Начинал-то строевым, школа суровая. Виноват.

– Однако… Сочувствую!

– Мне иначе придется следить за речью, а когда постоянно себя подслушиваешь, голова потом болит, – виновато признался генерал. – У меня уже в министерстве прозвище «Дорогуша»…

– …и не только в министерстве!

– Догадываюсь. Но согласись, это лучше, чем если бы я через два слова на третье вставлял «бля» и «нах»!

– А хочется? – доверительным тоном спросил завлаб.

– Не подъелдыкивай, интеллигент такой-сякой! Чистый двоечник, родной литературы не знает совершенно, а туда же! Культуре меня учить! Да я… Да ты… Послужил бы, как некоторые, десять лет в самых холодных краях и столько же в самых жарких странах!.. Вообще хорошо устроились такие, как вы с Шариковым, – присосались к Министерству обороны, а службы и не нюхали. Нет, ты же понимаешь, я ученых глубоко уважаю…

– Вот если будет сбой, посмотрим, чего стоит твое глубокое уважение.

– А он будет? – вкрадчиво поинтересовался генерал.

– Теперь об этом лучше спрашивать главного технолога завода. Хотя принципиально в «Клинке» сбоить нечему. Обычный кот, только с обрезанной задачей и немного подправленный физически. Просто и надежно. Как по учебнику. «К-10» иначе не делает, я же биотех классической школы.

– А почему тогда у Шарикова сбоит? Потому что он – биомех?

– Его фамилия Шаронов.

– Никогда бы не подумал.

– Пить надо меньше.

– Спасибо. Учту на будущее. К чему это ты?

– У Шаронова засбоило, потому что вашего главного инспектора всю ночь поили, дабы был посговорчивее. И с утра крепко похмелили, – объяснил Павлов. – По большому счету Шаронов ни в чем не виноват. Другой разговор, что «Тиски» – это тихий ужас. Но если вникнуть в их функции, окажется, что псы тоже не виноваты. У пьяного меняется водный баланс в организме, и он перестает человеком пахнуть. Выглядит как человек – если выглядит, конечно, – а пахнет неправильно. Теперь представь: раз обычная собака может цапнуть собственного пьяного хозяина, чего было ждать от «Тисков», когда к ним сунулся с нежными объятьями какой-то человекоподобный объект? Съедобный… А комплекс, с вечера не кормленный, только что отработал сложнейшую программу и теперь ждет не дождется поощрения…

– М-да, пах инспектор совершенно неправильно, – кивнул Бондарчук. – Главное, я не смог вмешаться, когда его вечером на шашлыки увозили. Он же сам меня в министерство услал. Приезжаю утром, и…

– Ну и не казнись, – посоветовал Павлов.

– Да я не казнюсь. Просто знаешь, дорогуша, я когда служил рашен милитэри специалистом в Гвинее-Бисау, мы на большую рыбу в море ходили. И однажды нам показали, как акулы друг дружку жрут, это у местных шоу для приезжих. Так я тебе скажу. Акула даже на фоне «Рубанка» бледно выглядит. А против «Тисков» она вообще херня на постном масле. Я потом целый год собак боялся. Пуделя увижу и столбенею весь. Думаю – а не потрудился ли над ним твой приятель? Ка-ак он сейчас жвалы свои разинет… Тиски, блин… Инспектор, конечно, тоже хорош гусь, целоваться к собачкам полез. Шариков чего-то вякнул, типа «стой, дурак», а они уже бац – и стиснули. В момент. Тьфу! Не поверишь, я блевал. Да-с. А ведь если трезво подойти… – Бондарчук невесело хохотнул. – Не случись того конфуза, имели бы мы сейчас роскошную экономию на охране складов и баз. Хотя… Ну его к черту. Больно страшно. Когда две огромные псины, да еще разных пород, работают вместе и совершенно автономно, без намека на проводника – это, согласись, перебор. Как вы так исхитрились-то?

– А я знаю? Шарик очень талантливый. Но его постоянно заносит.

– Извини, дорогуша, только не производит он впечатления одаренного ученого. Самовлюбленный нахал и грубиян.

– Талантливые все с закидонами. Это еще хорошо, что он большого роста. Уродился бы маленький, с ним бы сладу не было вообще… Послушай, так я не понял, министерство планирует всучить каждому солдату по «Клинку»? Чисто советский перегиб, ребята. Головокружение от успехов. Ой, не советую.

– Каждому не дадут. Для поднятия боевого духа одного кота на пехотное отделение уже довольно. Хотя чем больше, тем лучше. И конечно, спецподразделения тоже будут. Все уже посчитано, у министра на столе проект лежит. Хорошую зверюгу ты вырастил, Павлов. Только кормежка дорогая.

– Будете кормить дрянью, снизится гарантийный срок.

– Ну, это лучше обсуждать с главтехом завода, верно? Как ты посоветовал.

Павлов вздохнул. Ничего уже от него не зависело. Когда обсчитывали рацион, оказалось, что корм даже при промышленных объемах выйдет дороже, чем хотелось бы военным. От «Клинка» требовали уникальных боевых свойств, лаборатория их обеспечила, но закон сохранения энергии в отдельно взятом животном никто не отменял. Полосатики любили качественное горючее. Если бы Павлов знал, как запихать в кота многотопливный дизель, – ей-ей, сделал бы не раздумывая. Всем стало бы легче, главное – «Клинкам».

Конечно, эта проблема будет решена. Завлаб представил, какими помоями начнут потчевать несчастных полосатиков, когда тех станет по-настоящему много, и поежился. А потом начнутся жалобы, мол, кошки бегают медленно, прыгают невысоко и в ночном дозоре оглушительно пукают, демаскируя своих. И понеслась… Сначала возьмут за хобот заводских биотехов, те переведут стрелку на «К-10», лаборатория справедливо обвинит производителя корма, но, пока удастся это доказать, нервы истреплются немерено. Павлов уже будет на пенсии, заслуженный и почтенный, отплюется от поклепов и наветов. А полосатикам-то давиться всякими отходами, мучаясь изжогой и отрыжкой, – за что?

«На пенсии, на пенсии…»

– Зачем Голованова в обезьянник вернули? – спросил Павлов жестко.

Бондарчук оторопел.

– Его ведь с тобой согласовывали, – напирал завлаб. – Чего опять затеяли, поджигатели войны? Давай, откровенность за откровенность. Дорогуша.

– Уфф… – Генерал заметно расслабился. – Я грешным делом подумал, у тебя к нему личные претензии. Да фигня, чистая благотворительность. Голованов внучку замуж выдает, хочет ей иномарку подарить, вот его и пристроили консультантом, чтобы имел право ссуду взять. За былые заслуги. Кому он сейчас нужен, мать его йети?

– Ну-ну… – буркнул Павлов. – У деда, знаешь ли, такие связи наверху… По старым дрожжам. Он, если очень захочет, собственный институт выбьет.

– Чего ж не выбил? Дорогуша, ты из своего любимого НИИ По Барабану совсем не видишь перемен. За забором новая страна, и порядки в ней тоже новые. Последние два президента крепко поработали над этим. В России больше не занимаются ерундой. Здесь можно реализовать самый дерзкий проект, но придется грамотно обосновать его. Что может предложить армии Голованов? Очередную северную гориллу? Арктического шимпанзе? Партизанского бабуина? Гамадрила-подрывника?..

Павлов неопределенно шевельнул бровью. Возвращение Голованова на государственную службу, по общему мнению, ничего хорошего предвещать не могло. В невозбужденном состоянии Голованов был славный дядька. Но по критическим дням превращался в такого очевидного и гиперактивного психа, что становилось просто неловко. В моменты помутнения рассудка дедушку осеняли великие идеи, он с ними прорывался к министерскому начальству и задавал «обезьяннику» бешеное ускорение, которого хватало потом на годы. Фактически Голованов лабораторию сгубил, но та все жила, как бы сама по себе, эдаким королевством в королевстве. Директор к старику не заходил, старался не привлекать к совещаниям, а на вопрос, чем вообще занимается трехнутое подразделение и не пора ли дать Голованову пинка под зад, ответил просто: считайте эту тему закрытой. Не в смысле прекратившей существование, а для вас закрытой… «Обезьянник» исправно получал деньги, чего-то алхимичил, иногда даже выводил на полигон каких-то ужасных питекантропов и кому-то что-то докладывал наверх, через голову директора. Или делал вид, что докладывал… Избавиться от неуправляемого завлаба – мать его йети – удалось относительно недавно, в период реорганизации НИИПБ. Сделал это новый шеф, заработав репутацию человека со связями круче головановских.

Потом выяснилось, что сворачивать работы по теме никто не собирается.

Парадоксально, но рейтинг шефа еще подскочил.

– А ведь не доверяешь ты нам, Павлов! – совершил открытие генерал, внимательно наблюдавший за душевными терзаниями завлаба. – Это как же, дорогуша?

– Тебе никогда не кажется, – медленно и негромко произнес завлаб, – что все устроено… неправильно? В системе? Вроде бы и порядок, и контроль, и условия обсчитаны по уму. Но… Вдруг приходит ощущение, будто не те люди занимаются не тем и делают это не так?

Бондарчук раздраженно засопел.

– Дай-ка мне твой доклад почитать, – сказал он.

– На. – Павлов вытащил из-за пазухи мятую пачку листов. – Вообще забирай, я доложу по памяти. Так получится убедительнее.

– Смотря для кого, – буркнул генерал, цепляя на нос очки в дорогой золотой оправе. – Некоторые как увидят человека, способного выступать без бумажки, тут же делают стойку на чужака. До сих пор у нас таких полно…

Павлов протянул руку и погладил могучий Катькин загривок. Кошка повернула голову и улыбнулась.

Сразу показалось легче и приятнее жить.

* * *

Машину удалось подогнать вплотную к павильону, где проходила «теоретическая» часть представления. «Делаем цыганочку с выходом, – распорядился Бондарчук. – Отсиживаешься до упора, потом я тебе звоню на мобилу, вы с Катериной заходите и рвете с места в карьер. Теперь по докладу. Текст хороший, но я бы советовал полицейские возможности «Клинка» не выпячивать и насчет работы на границе тоже… Не слишком. Объяснять, почему, я надеюсь, тебе не надо?» – «Потому что это изделие министерства, и вы сами разберетесь, с кем делиться, а кому хрен в зубы». – «Ориентируешься правильно. Ну, ни пуха».

Павлов чуть ли не с наслаждением послал генерала к черту, покопался в регулировках сиденья, откинул спинку, вытянул ноги и закрыл глаза. Он почему-то страшно устал за эту поездку. А ему ведь еще выступать.

Катька тут же почувствовала его состояние – бросила глазеть в окно, деликатно потопталась рядом, ища, как бы ловчее пристроиться, влезла на сиденье, осторожно уложила тяжелую голову Павлову на грудь и принялась тихо урчать. Павлов благодарно приобнял кошку и подумал – вот бы сейчас заснуть к чертовой матери. И проснуться сотрудником нормальной фирмы, выращивающей нормальных кошек. Отчего-то эта глупая несбыточная мечта накрепко засела в голове. Десятки лет даже и не мелькала, но в последние месяцы вдруг начала оформляться, потом зудеть, а теперь – чуть ли не мучить.

Завлаб приоткрыл один глаз. За тонированным стеклом мельтешили военные. «И вот так всю жизнь. Почему я раньше не замечал этого? Бегают вокруг, суетятся… Думают, что решают важнейшие проблемы мироустройства. А сами – то на снежного человека фонды выделяют, то в боевого клопа инвестируют. Шарлатанам верят, а иногда даже используют их, чтобы украсть деньжат. И какое место в этой системе занимаю я? Чего добился? Сколько моих разработок оказалось не к месту, не ко времени, осталось в бумаге, не продвинулось дальше опытных серий? Шарик гордится, что больше всех лажался и пролетал. Так он и делал зато! Ну, зачастую ерунду всякую, монстров, и вообще, его любимая биомеханика – модное поветрие, тупиковая ветвь, скоро изживет себя. Но мне-то даже пролетать толком не случалось! То сам тормозил работу, одолеваемый сомнениями, а то сверху грубо обламывали. И на что же я тогда жизнь потратил? Вбухал ее целиком в изделие «Клинок»? Получается, да. Только отчего мне всего милее именно рыжики порченые, а не великолепные полосатики? И здесь все наперекосяк!»

Павлов крепче прижал к себе кошку.

– Песня ты моя лебединая, – сказал он ей. – Не отдам никому.

Зазвонил мобильный. Катька прянула ушами, отлипла от Павлова и уселась на полу в стандартной позе ожидания приказа. То ли у трехцветки имелся дар краткосрочного предвидения, то ли просто кошка была еще сообразительнее, чем казалась.

– Поставили стол, должен выдержать, – сказал из трубки Бондарчук. – Выдвигайся, через три минуты я хочу тебя видеть в проходе. Тогда сразу объявлю, и ты вступаешь. Пошло время.

Павлов окинул Катьку придирчивым взглядом, нашел ее вид более чем выставочным, достал из кармана маленький баллончик и, выщелкав языком неведомую домашним животным команду «Спокойно!», пустил кошке струю вдоль хребта. В машине запахло типично женским, сладким и будоражащим воображение.

Катька то ли хрюкнула, то ли хмыкнула, то ли подавила желание чихнуть. А может, желание крепко выругаться.

– Ты – девочка, тебе должно нравиться, – непререкаемым тоном заявил Павлов. – Тем более, это не покупное, а эксклюзив от «К-10», специально для рыжиков химичили, дамы наши пропахли насквозь… Терпи. Надо. Пур этр белль иль фо суфрир11
  Pour etre belle ill faut souffrir (фр.) – Красота требует жертв. В прямом переводе – «Чтобы стать красивой, надо терпеть». (Здесь и далее примеч. авт.)


[Закрыть]. Вот. Кажется, так… На фортепьянах он играет, видите ли! Какого-то Даниила цитирует. Пижон. А по-французски слабо вам, товарищ генерал?!. Черт его знает, наверное, не слабо… Ладно, Катерина, наш выход.

Он спрятал баллон, несколько раз глубоко вдохнул, пробормотал «С Богом!» и потянул дверную ручку.

Вокруг павильона был чистый сухой асфальт, это радовало. Не хватало еще представлять министру изделие с мокрыми лапами.

Спецназовцы, караулившие павильон, на Катьку так вытаращились, будто это была не кошка – ну, здоровая, да, – а какая-нибудь сексуальная бомба. Павлов скосил глаза на свое «изделие» и слегка ошалел. Катька шла, как модель на подиуме – ножка за ножку и хвост трубой.

Нет, после фокуса с вороной завлаб от «десятки» готов был ждать чего угодно. Только не настолько. Это уж выглядело слишком по-человечески. «Завтра же голову ей под сканер. Глядеть, что там происходит с чипом, не образовалось ли новых связей… Если оно у Катьки будет, это завтра».

– А теперь от научно-исследовательского института прикладного биоконструирования… – объявил впереди Бондарчук.

Так они и вступили в павильон, именно что вступили. Павлов тихонько отщелкнул «продолжать движение», выпустил Катьку вперед и перенес внимание на ряды.

– …выступит главный конструктор изделия «Клинок», доктор биотехники, заведующий лабораторией…

В павильон набилось очень много людей в погонах, завлаб с кошкой шли по узкому проходу между рядов кресел, и Павлов видел – Катька будто волну за собой тянет. Военные, как по команде, поворачивали головы и заметно глохли: Бондарчук вещал в пустоту. «Никто мою фамилию не запомнит, потому что просто не услышит, – подумал Павлов. – Да к черту. Главное, вся эта братия уже видела полосатиков. Но вот им рыжик – и оцените результат!»

Впереди полстены занимал широкоформатный плазменный монитор, висел стенд с какой-то схемой – это хозяйство Павлова не интересовало, ему нужен был правильный демонстрационный стол. И Бондарчук достал-таки то, что надо. Стол невысокий, длинный, прочный на вид, метрах в двух от первого ряда, так, чтобы до министра самую малость доносился вкусный запах кошачьего одеколона.

Катька шествовала, ряды тихо бурлили. Пару раз до Павлова долетели слова «африканский камуфляж», и завлабу стоило определенного труда не состроить недовольную мину.

– Вам слово! – произнес знакомый голос. Павлов уже думать забыл про Бондарчука, а тот усаживался в первом ряду, неподалеку от министра, и украдкой прятал руку в карман. Сам министр смотрел на Катьку, лицо его было непроницаемо и этим выделялось среди множества радостно-удивленных.

«Актерствует, – решил Павлов. – Старшим начальникам положено выглядеть суровыми, вот и… Не буду напрягаться. Работаем». Он щелкнул «внимание на меня» и тут же, не поднимая руки, одной кистью отсигналил направление.

Катька шагнула на импровизированный пьедестал неподражаемым царственным движением. Стол выдержал. Кошка на секунду приняла выставочную стойку – павильон огласил сдавленный многоголосый стон – и уселась, развернувшись к публике носом. Села точь-в-точь как научил вчера Павлов, обвив длиннющим хвостом лапы, отчего толстоватые подставки (ну, прав был Шаронов, всегда он прав) скрылись из вида. А хвосты у «Клинков» были заметно длиннее, чем у простых кошек. Не от хорошей жизни, конечно, – попробуй закрути такую плюшку, когда она атакует, а жертва зайцем прыгает в сторону… Тигр или лев может просвистеть мимо, его проблемы. Для армейского кота второй заход на цель непозволительная роскошь.

Убьют.

– Товарищи, – сказал Павлов просто, – наша фирма представляет изделие «Клинок».

* * *

– Разработка уникальная, аналогов не имеет. За рубежом организмы этого класса обобщенно называют «бай-мек», хотя какая-либо механика в них отсутствует напрочь… – Павлов криво улыбнулся и заработал несколько понимающих кивков в ответ. – Просто термин удобный, вот и прижился. Сразу оговорюсь – российская наука под «бай-мек» понимает узкое и, так сказать, авангардное направление в биоконструировании. «Клинки» никоим образом не баймекс, они не продукт глубоких направленных мутаций, а построены, что называется, по классике. И мы используем совершенно конкретное определение этой схемы: биоробот. Наши изделия – генетически улучшенные животные с кремниевым чипом, модифицирующим поведение. Что дает на выходе надежность – раз, управляемость – два, и никаких, товарищи, фокусов!..

Павлов слегка улыбнулся: судя по реакции публики, его намек поняли. Он и не думал топить Шаронова – впрочем, с этой задачей не справился бы, пожалуй, даже ракетный крейсер, – просто завлаб вел себя естественно и говорил правду. После всех обманов это было весьма приятно. И вообще, грешно биотеху не пнуть биомеха хотя бы походя. Слишком они, наглые, откровенно в лидеры рвутся. Того и гляди, все финансирование на себя оттянут. А толку с них реального – что, охрана складов и один похмельный генерал, заживо съеденный?

– Итак, «Клинок». – Павлов коротко глянул на Катьку, та застыла в абсолютной неподвижности и вроде бы дремала. – Рост в холке до восьмидесяти сантиметров, вес до килограмма и двух десятых на сантиметр роста. Крейсерская скорость по тяжело пересеченной местности не ниже двадцати километров в час, на относительно ровных поверхностях тридцать. Скорость атаки около шестидесяти, на коротких отрезках семьдесят, при взрывном реагировании – до ста. Правда, разогнанный до сотни «Клинок» не сможет уклониться от выстрела, направленного по оси атаки, но вы попробуйте в него попасть. И вообще – успейте сделать хоть что-нибудь, когда он выпрыгнет…

Опять кивки. Только министр по-прежнему Катьку рассматривал, правда, уже не с каменным лицом. Он то морщился, то жевал губу. Павлову это очень не понравилось – что-то здесь было не так, – но завлаб приказал себе переключиться и говорить дальше.

– Для нейтрализации противника изделие применяет несколько схем, варьируемых по обстановке. «Клинок» может нанести единичный смертельный удар в наименее защищенный участок тела. А может – шокирующий удар по голове или в пах с последующим вспарыванием горла. Если горло закрыто воротником бронежилета, изделие либо просунет коготь под воротник и разорвет глотку, либо обхватит голову передними лапами и попробует отвернуть ее… Да-да, именно отвернуть, это так выглядит. В самом трудном случае у противника будут вскрыты две-три доступные артерии. Человек просто с оружием, но без брони не представляет для «Клинка» проблемы, он будет уничтожен за доли секунды…. – Павлов выдержал многозначительную паузу и добавил: – Разумеется, если не дана установка на задержание живьем. Правда, есть особый случай – при взрывном реагировании «Клинок» наверняка убьет свою цель. Взрыв активности происходит, когда изделие защищает хозяина, не подозревающего об опасности, или не успевающего что-то предпринять, или лишенного такой возможности. Допустим, рядом со мной «Клинок»… – Павлов шагнул к Катьке и положил ей руку на плечо. Кошка не шевельнулась, продолжая глядеть перед собой.

– …а некто подходит сзади и пытается ударить меня по голове. Или выхватывает пистолет. «Клинок» гарантированно оторвет нападающему руку по самое плечо. Не думаю, что после такого враг опасен, хотя вам, конечно, виднее…

В более свободной обстановке Павлов сорвал бы этой репликой короткие деловитые аплодисменты. В павильоне собралась публика, хорошо знающая, что бывает, когда тебе чего-нибудь оторвут.

– Основная функция «Клинка» – минимизация человеческих потерь с нашей стороны. Изделие разработано для того, чтобы его хозяин, проводник, управляющий модуль – называйте как хотите – не лез без особой нужды под вражеский огонь. В то же время «Клинок» гораздо больше, чем защитник и средство поддержки. Уникальные свойства изделия позволяют ему выполнять задачи, для человека трудновыполнимые или невыполнимые в принципе. «Клинок» можно пускать без сопровождения на диверсионные операции, в разведку и дозор, а что особенно ценно – на свободное патрулирование. Дайте изделию команду прикрыть некий участок, и оно будет на нем работать, пока не отзовете или пока его не застрелят, что проблематично… Наконец, пока на участке не кончится пища. Изделие через сутки переходит в режим самообеспечения и поедает в своей зоне ответственности все – кроме людей и других изделий нашей фирмы. То есть можно его кормить и мертвыми «Клинками», и человечиной, но вам придется разделать тушу и давать изделию куски мяса. Такая вот страховка – понятно, зачем…

Да, товарищи военные понимали, зачем. Людоед всегда людоед, даже если он бьется за правое дело. Нормальная реакция человека на людоеда – поскорее его грохнуть.

– Автономно «Клинок» в самых тяжелых условиях продержится год без изменений по психике. Вы ушли, через двенадцать месяцев вернулись, а изделие встречает хозяина довольным мурлыканьем. Год мы строго гарантируем. И в любом случае будет работать код блокировки. На эту команду пожизненная гарантия, даже если изделию отстрелят уши. Если оно вообще оглохнет, ну… При малейших сомнениях в лояльности изделия – пристрелите его, и дело с концом! Дайте очередь в затылок. Впрочем… – Павлов огладил Катьку, – это крайность. Чтобы «Клинок» начал давать сбои, нужно редкое сочетание повреждений, вряд ли совместимое с жизнью. Мы считаем, что, пока изделие дышит, оно будет вас слушаться. Слепое, глухое – унюхает хозяина. Это характерная черта отечественного биоробота – полная безопасность для пользователя…

В рядах призадумались. Наверняка – вспоминая недоброе. Едва заметно покачал головой Бондарчук. Завлаб про себя помянул грубым словом Шаронова, «Тиски», биомеханику – и резко переменил тему.

– «Клинок» незаменим, когда нужно снять часового или взять «языка». Конечно, изделие выделяет тепло и может быть таким образом локализовано, но его бесшумность и высокая скорость минимизируют проблемы, стоящие в аналогичном случае перед диверсантом-человеком. Противник заметит изделие, но не успеет ничего предпринять. Также «Клинок» превосходно действует из засады. Причем особая конструкция опорно-двигательного аппарата позволяет изделию занимать позиции, из которых противник нападения не ждет. Как я догадываюсь, полигонная фаза представления включает упражнения, которые могут выглядеть цирковыми. Но… Вам ведь не покажут лазание по кирпичной стене?