Текст книги "Битва за смерть"

Автор книги: Олег Синицын

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

К ним уже бежали старшина и политрук. Невозможно было описать выражение на лице Семена Владимировича, столько в нем было боли и стойкости, тоски и леденящей суровости. Он оттолкнул молодого лейтенанта и опустился на колени рядом с Боровым.

Глава 2

Незаметно наступил вечер. Двигаясь по тропинке, вытоптанной в сугробе, Калинин миновал расположение второй роты и очутился перед блиндажом комбата. Его сооружали наспех. Солдаты вырыли яму в мерзлой земле, накрыли бревнами из спиленных в ближнем лесу деревьев, присыпали такой же землей. По правилам, между бревнами и землей полагалось прокладывать слой глины, толщиной сантиметров десять. Но глину зимой достать было негде, и этого не сделали.

Алексей коснулся ладонью среза дерева и вдохнул аромат ели. Это был единственный за сегодняшний день естественный запах после вони сгоревшей взрывчатки, пылающего топлива и раскаленной брони.

Он подошел к двери, выпрямился, прерывисто вздохнул, поспешно стер каплю пота со щеки и нерешительно постучал.

– Заходи! – раздалось изнутри.

Алексей толкнул дверь и нырнул под низкую притолоку.

На улице стемнело, и маленькое окошко почти не давало света. В углах блиндажа притаился мрак, и лишь в центре он развеивался светом керосиновой лампы. У стены пыхтела маленькая печь, благодаря которой в помещении было тепло и по-домашнему уютно. Алексею сделалось жарко, и он оттянул ворот гимнастерки.

Посередине стоял стол с разложенной картой. Так, в общем-то, и представлял Калинин обстановку в блиндаже командира батальона: стол, на котором разложена карта; рядом, вытянув ноги и положив их одну на другую, сидел статный командир. Благородное лицо, седые виски… Алексей попытался сосчитать «шпалы» в петлицах, но из-за полутьмы в блиндаже и слабого зрения определить звание не сумел. Мать настойчиво советовала взять на фронт очки, но Алексею не хотелось у подчиненных получить прозвище «очкарик», да и вообще казаться слабаком. Хотя в своем первом бою…

– Не напрягай зрение, парень, – произнес комбат. – Я майор.

Голос у него был бархатный и мелодичный, проникающий в душу. Алексея даже дрожь пробрала. Ладонь майора покоилась на толстой книге в массивном кожаном переплете. Странной книге. Очень похожей на старинную, судя по истертому корешку.

– Лейтенант Калинин! Прибыл по вашему приказу!

Он терялся в догадках, зачем его вызвал командир батальона. Быть может, кто-то доложил, что Алексей проявил нерешительность в первом бою, и сейчас его ждет наказание? Однако, судя по всему, командир не собирался отчитывать молодого лейтенанта. Даже не повысил голос.

– Плохо видишь? – спросил майор.

– Вдаль… плохо вижу, – запинаясь, ответил Калинин. – Близорукость у меня…

– А почему очки не носишь? – Алексей потупился.

– Боишься выглядеть слабым? – спросил комбат. Он так и сидел перед Калининым, вытянув ноги, словно отдыхая после долгой ходьбы. – Брось. Очки необходимы, если плохо видишь. И поверь мне, людям вокруг безразлично, в очках ты или без. Характер человека проявляется вне зависимости от пары стекляшек, которые он носит на глазах.

Он кашлянул, прочищая горло.

– Где учился до войны?

– В Московском университете.

– На каком факультете?

– На историческом. Занимался историей славян.

– И чем именно?

– У нас еще не было специализации, но лично мне нравится история дохристианских религий. Я немного увлекаюсь этнографией, сказаниями и былинами. Сказками, в общем.

– Сказочник, значит, – произнес майор.

– Что, простите?

– Ничего.

Он снял одну ногу с другой и согнул ее в колене. Вторая так и осталась выпрямленной. Алексей внезапно понял, что комбат сидел в такой позе не из-за того, что устал после ходьбы. Вместо несогнутой ноги у него был протез.

– Трудно пришлось в первом бою?

– Да, – откровенно ответил Алексей. – Очень.

– На твоих глазах погиб командир роты Валерий Боровой?

– Так точно. Но я его почти не знал.

– Это был отличный командир. Я вместе с ним на Финской воевал. Гм, да-а… В общем, так, Алексей. Немецкие танки прорвали нашу оборону и вышли к реке Луговая. Мы остались за пределами котла, а в окружение угодили наши северные соседи. Туго им придется.

Майор с трудом поднялся. Сильно хромая, сделал несколько шагов по земляному полу блиндажа.

– В батальоне, да и в полку, серьезные проблемы с командным составом. Офицеров катастрофически не хватает. Вместо лейтенантов взводами уже давно командуют сержанты. Ваша рота понесла серьезные потери. Да, впрочем, ты и сам знаешь…

Алексей напряженно ждал, не понимая, к чему клонит комбат.

– В общем, так, лейтенант Калинин. Я назначаю тебя командиром роты вместо старшего лейтенанта Борового.

Молодого лейтенанта пробил озноб. Стало трудно дышать.

Это невозможно. Его поставили командовать ротой, а он даже не управлял и взводом. Более того, он даже не нашел свой взвод! Рота, пусть и неполная… Это сколько же человек? Им нужно отдавать приказы, кормить, вести за собой. А за свою жизнь Алексей командовал только собакой Машкой, которая много лет жила у них в семье, а полтора года назад умерла от старости.

Комбат взял его за локоть, Алексей почувствовал, что вот-вот упадет в обморок.

– Я… я не смогу, – выдохнул он.

Седовласый майор взглянул ему в глаза, от полутьмы в блиндаже зрачки у командира были расширены.

– Мы не спрашиваем солдата, может ли он брести по грудь в снегу. Может ли выдержать сумасшедший натиск противника. Перенесет ли тридцатиградусный мороз. Мы не спрашиваем – мы отдаем приказ! А он обязан его выполнить. И я не спрашиваю тебя, можешь ли ты командовать ротой. Я приказываю.

– Это огромная ответственность.

– Именно ответственность и есть твоя основная задача как командира роты.

– Я не знаю… Я боюсь вас подвести…

– Очень хорошо. Значит, ты будешь стараться, чтобы этого не произошло.

Комбат вернулся к столу. Встав к Калинину спиной, он прикоснулся к толстой странной книге, отстегнул старомодный ремешок и раскрыл ее. Алексею не было видно, что написано в книге.

– У нас очень мало времени, ротный Калинин, – сказал он, делая акцент на обращении. – Завтра утром рота отделится от батальона и выдвинется к деревне Потерянная. В двадцати километрах от нее на северо-западе расположена высота Черноскальная, которую занял враг. Вам необходимо уничтожить противника и взять высоту. Оперативные карты передадим вам завтра на рассвете. Тогда же получите сухой паек на три дня и боеприпасы.

Алексей слушал приказ, а в голове шумело, как после контузии. Панические мысли кружили надоедливыми мухами. Что делать? Как всё сложится? Он не умеет командовать. Он не справится. Зачем комбат приказывает захватить высоту, когда Алексей побывал лишь в одном бою, да и то в качестве наблюдателя?

– Там много немцев? – судорожно сглотнув, спросил он. – Я не силен в тактике.

– Всё приходит со временем. И тактические умения тоже. Немца там немного, но задание предстоит сложное.

Голова кружилась, Алексея слегка шатало.

– Задача ясна? – строго спросил комбат.

– Так точно! – автоматически выпалил молодой лейтенант, думая о том, что если он тотчас не окажется на улице, то грохнется в обморок прямо под ноги командиру.

– Можешь идти. Забудь о страхе. Ты справишься. Помни, что от тебя зависят судьбы многих людей. Я повторяю – многих! У тебя отличные солдаты. А старшина Семен Владимирович – лучший.

Не помня себя, Алексей вылетел из блиндажа. Он захлопнул дверь и припал к ней спиной. Голова кружилась, словно после карусели.

…(сгинул, проклятый! получи дулю!)…

Ему не справиться. Он не может командовать ротой. Он не умеет воевать. Его дело – читать на древнеславянском и, сидя в библиотеке, штудировать историю религий.

Появилась луна, высыпали звезды. Нетвердым шагом Калинин двинулся мимо костров, вокруг которых расположились солдаты. Он снова искал, но уже не взвод, а свою роту.

«Они не послушают меня, не станут подчиняться, – по пути думал Калинин. – Будут презрительно смотреть мне вслед и издеваться за спиной. Я умею быть вежливым, терпеливым. Но не смогу одернуть труса, наказать предателя или поднять их в атаку. Я не знаю, что сказать умирающему бойцу…»

Мороз крепчал. В тонкой шинельке было зябко. Наушники шапки «на рыбьем меху» Калинин опустил сразу после боя – точнее, после гибели Борового, – но холод пробрался даже сквозь них.

…Кажется, он уже должен был прийти в расположение роты. Алексей огляделся, но знакомые ему ориентиры скрылись в вечерней тьме. И тогда лейтенант направился к группе солдат, греющихся у костра.

– …а он смотрит на меня ошалелыми глазами и кричит: «Магазин давай, мать твою!» Весь изматюгался, а магазин-то у него в руках!.. – рассказывал один из солдат.

Алексей около минуты мялся, пристроившись рядом и не решаясь прервать красноармейца. Наконец он собрался духом и, поймав секундную паузу в рассказе, громко спросил:

– Извините! Скажите, пожалуйста! Где можно найти третью роту?

– А тебе зачем? Ты кто? Может, вражий шпион? – Неожиданный и громкий хохот бойцов напугал Калинина и заставил втянуть голову в плечи. Солдаты хохотали так неистово, что у некоторых вываливались самокрутки изо рта.

– Нет, – тихо ответил Калинин. – Я – новый командир третьей роты.

В этот момент на него упал свет от костра, осветив лейтенантские кубики в петлицах. Солдатский хохот как отрезало. В наступившей тишине кто-то удивленно присвистнул.

– Вместо Борового, что ль?

– Да.

От группы отделилась могучая фигура.

– Сержант Ермолаев, командир первого взвода, – низким голосом произнес красноармеец, неуклюже отдавая честь. – Мы и есть третья рота, товарищ лейтенант.

Калинин неловко замолчал, не зная, что сказать, что спросить и вообще что ему нужно. Единственное, что вертелось в голове, это глупое: «Вот я, наконец, и нашел первый взвод».

– Вам, наверное, к Зайнулову, политруку, – подсказал Ермолаев. – Он вон там, у костра.

Мелким, почти семенящим шагом Калинин приблизился к костру, возле которого из плоских жестяных котелков ели трое. Алексей отметил про себя, что всех троих он уже знает. Невысокий старшина Семен Владимирович, политрук Зайнулов и украинец, который во время боя советовал Калинину лежать и не высовываться.

– Здравствуйте, – произнес Алексей.

– Ого! Привет, герой! – расплылся в улыбке украинец. – Живой, что ль?

– Присядьте, товарищ лейтенант, – спокойно предложил старенький Зайнулов. – Поужинайте.

– Спасибо, – ответил Алексей, так и оставшись на ногах. Он смотрел на старшину, который сидел к нему спиной и не собирался поворачиваться, игнорируя лейтенанта.

– Ты, кажись, у руководства побывал, – произнес украинец. – Не ведаешь, кого командиром роты назначили?

На какое-то мгновение Калинин замешкался.

– Меня.

Старшина вскочил так резко, что Алексей отпрянул. Острый взгляд уперся ему в лицо.

– Тебя?! – Калинин сразу стушевался под незримым, но невероятно мощным напором, исходящим от старшины. Он отвел глаза, уставившись в темноту. – Да ты даже свой взвод не смог найти!

– Он вон там! – показал пальцем Калинин.

– Какой из него, на хрен, командир! – воскликнул старшина, обращаясь к Зайнулову.

– Семен, остынь, – попросил политрук.

Старшина поджал губы и запустил свой котелок куда-то в темноту. Алексей посмотрел на украинца и уловил в его взгляде нечто похожее на жалость.

– От нас мокрого места не останется, если ротными будут ставить таких вот сосунков! – словно выплевывая слова, хрипло воскликнул старшина. – Он положит роту в первом бою, а потом будет оправдываться, что слишком молод для этой должности…

Калинин не знал, куда деваться от стыда. Когда о нем говорили в его присутствии, он чувствовал себя неуютно, а уж если говорили в оскорбительном тоне – и вовсе был готов провалиться сквозь землю.

– Семен, ты обязан подчиняться приказу, – сказал политрук. – Командование считает это назначение правильным. Сверху всегда виднее, чем снизу. – Старшина резко повернулся:

– Я даже слышать не хочу о тех, кто наверху, Зайнулов! Они смотрят только вдаль, а люди для них – муравьи под ногами.

Полагая, что высказал всё, старшина решительным шагом скрылся в темноте.

– Не обижайтесь на старшину, товарищ лейтенант, – произнес политрук. – У него личное горе. Как вас зовут?

– Калинин. Алексей.

– Так не пойдет, – нахмурился политрук. – Вы не в школе. Нужно по имени-отчеству. Я, например, Михаил Ахметович Зайнулов. А вы?

– Алексей Витальевич, – робко произнес Калинин.

– Привыкайте, Алексей Витальевич. Вы теперь командир роты, и негоже солдатам называть вас Лешей. Если допустите панибратство, не сможете отдать решительный приказ.

Алексей усвоил совет.

– Николай Приходько, – представился украинец, протягивая руку. Алексей пожал ее. – Из огня да в полымя. По моему разумению, тот утренний бой полегче будет, нежели ротой командовать. Если честно, не хотел бы оказаться на вашем месте. По мне, лучше отвечать за самого себя.

– Вот и отвечай за себя, а язык на привязи держи, – одернул украинца Зайнулов. – Больно длинный он у тебя.

– У меня и язык длинный, – улыбнулся Приходько, – и руки, и всё, что ниже…

– Марш в роту! – оборвал его политрук. – Скажи командирам взводов, чтобы ребят построили.

– Эх… – с улыбкой вздохнул Приходько, слегка огорченный тем, что ему не дали высказаться. Он выскреб котелок ложкой, засунул ее в рот, затем, не вынимая ложки изо рта, прицепил котелок к поясу. Потом всё-таки вытащил ложку, поднял ее, чтобы сопроводить жестом какую-то фразу, но Зайнулов так строго посмотрел на него, что Приходько ретировался.

– Здорово нас потрепали в бою, – произнес политрук. Ему было уже много лет, пламя костра бросало мерцающие отблески на смуглое лицо, изъеденное морщинами. – Убитых похоронили, как полагается, кого нашли. Кого не нашли, те в земле лежат. Раненых отправили в дивизионный госпиталь. От роты осталось сорок три человека. Мы сформировали два взвода по два отделения. Первым взводом командует сержант Ермолаев, вторым – сержант Калугин. Ребята хорошие, на них можно положиться. Из оружия уцелело два противотанковых ружья «ПТРД» – по ружью на взвод, пара пулеметов «ДП» и один «максим». Есть несколько пистолетов-пулеметов Шпагина, но в основном солдаты вооружены винтовками и карабинами.

– Кажется, оружия не так много.

– Вы правы, Алексей. Мы пытались пользоваться немецким, но трофейный «шмайсер» хоть и удобен, да на морозе ненадежен, вот… Что я еще хотел сказать?

Алексей давно хотел сообщить о задании. Оно волновало его. Он подумал, что сейчас самый подходящий момент.

– Нам отдан приказ. Мы должны занять высоту Черноскальная.

– Приказано – займем, – пожал плечами политрук. – Пойдемте. Кажется, все построились.

Рота выстроилась шеренгой. Зайнулов подвел Калинина к костру, чтобы солдаты могли разглядеть нового командира. В начале строя Алексей заметил старшину и командира первого взвода. Старшина не смотрел на лейтенанта.

– Смир-рна! – не чеканя команду, а как-то обыденно воскликнул старшина. – Товарищ лейтенант, третья рота по приказу построена.

Алексей уловил во фразе заминку. Ему показалось, что старшина хотел сказать, «по вашему приказу», но выпустил неподходящее, по его мнению, слово.

«Что ж, – подумал Алексей, – действительно, не я отдавал приказ».

Вперед вышел Зайнулов.

– Я вас, ребятки, долго задерживать не буду. – Он кашлянул в варежку. – Но то, что я скажу, – сказать надо сегодня, чтобы слухов не распускали. Приказом командования от сегодняшнего дня на должность командира роты назначен лейтенант Калинин Алексей Витальевич. – Он повернулся к Калинину: – Вы должны что-то сказать им.

– Я не знаю, что, – растерялся Алексей.

– Расскажите, как вы организуете службу. Чего будете требовать от солдат.

– Я даже не думал об этом! Я до сих пор не могу прийти в себя после назначения! – яростно зашептал Алексей.

– Но о чем-то вы думали, когда вас назначили командиром взвода. Не могли же вы явиться сюда просто так?

Алексею опять стало стыдно. Когда отправлялся на передовую, он понятия не имел, как поведет себя в роли командира.

– Что-то произнести вы должны, – настаивал Зайнулов. – Расскажите хотя бы о себе.

Немного подумав, Алексей кивнул. Жестом политрук указал, куда нужно встать. Новоявленный командир вышел вперед. Четыре десятка усталых, суровых, прожженных порохом красноармейцев смотрели на него. Он был младше любого из этих бойцов, но, по стечению обстоятельств, он стал их командиром. Алексей глядел в эти лица, в ожидании обращенные к нему, и чувствовал, что не в состоянии произнести даже простую фразу.

– Может, спать пойдем, а? – сказал кто-то из первого взвода. По рядам прокатились смешки.

– Команды трепать языком не было! – басовито прикрикнул сержант.

«Ермолаев», – вспомнил Алексей.

Вновь воцарилась тишина, нарушаемая лишь потрескиванием поленьев в костре и далекими раскатами взрывов. Алексей был благодарен Ермолаеву.

– Меня зовут Алексей… то есть Алексей Витальевич Калинин, – нерешительно начал он. – После школы я поступил на исторический факультет Московского университета. У меня очень интересная специальность. История славянских народов. Если бы вы знали, насколько велико наследие славян! А как увлекательна дохристианская религия, которая впоследствии была предана анафеме. Всё, что осталось от нее, – это народные былины и сказки…

– Кхмм!.. – предостерегающе кашлянул в рукавицу Зайнулов.

Калинин замолчал.

– Сказочник, – иронично заметил кто-то из рядов. Солдаты было засмеялись, но улыбка замерла у них на устах под пристальным взором политрука. Алексею показалось, что сказал это Приходько.

Волнуясь и мучительно подбирая слова, Алексей не нашел ничего лучше, как произнести:

– Завтра на рассвете нам приказано выступить в район деревни Потерянная. Оттуда мы совершим марш-бросок к высоте Черноскальная! Предстоит тяжелый бой. Вам следует хорошенько отдохнуть, чтобы с утра быть готовыми к походу.

– А мы всегда готовы! – крикнул кто-то из рядов. Теперь Алексей точно видел, что это Николай Приходько. – Мы же как пионэры!

Строй развеселился.

– Товарищ лейтенант! – крикнул еще кто-то. – А что это у вас на верхней губе?.. Ой! Так это ж у вас молоко не обсохло!

Общение с красноармейцами начинало выходить из-под контроля. Обычно окрика старшины Семена Владимировича было достаточно, чтобы прекратить веселье. Но сейчас он молчал и в каком-то забытьи смотрел в темноту перед собой.

– Старшина! – крикнул ему Зайнулов, как бы напоминая, что тот должен выполнить свои обязанности.

Семен очнулся и взглянул на политрука. Кивнул. И рявкнул:

– Р-рота, вольно! Р-разойдись!

Ровные шеренги мигом рассыпались. Солдаты расходились, и уже было невозможно вернуть их обратно. Некоторые, проходя мимо Калинина, похлопывали его по плечу, что-то говорили – иногда по-свойски, иногда дерзко. Алексей, поникнув, смотрел на короткие языки костра.

– Они устали сегодня, – произнес Зайнулов, оправдываясь. – Бой выдался тяжелый. Многие их друзья погибли, и они пытаются выместить горечь. Отсюда эти шуточки, хихоньки… У вас тоже был трудный день, Алексей. Идите спать.

Калинин кивнул, вытирая нос рукавом шинели. Зайнулов ушел в темноту, а Алексей мучительно думал, что ему никогда не стать командиром. Не его это дело. К тому же первая встреча с бойцами прошла настолько плохо, что пренебрежительно-дерзкое отношение к нему со стороны солдат будет трудно преодолеть.

Последний боец, проходя мимо, похлопал Алексея по плечу. Это оказался Николай Приходько.

– Что-то ты погрустнел, Сказочник, – произнес он со своей извечной улыбкой. – Я знаю, как тебя развеселить. Держи!

Алексей подставил ладони и машинально взял горячий котелок. В ноздри ударил ароматный запах перловой каши.

– У меня даже нет пистолета, – отрешенно произнес Калинин. – И ложки тоже нет!

– Бери! – сказал Приходько, протягивая свою. – Пистолет будет потом.

– Спасибо вам, – с благодарностью глядя на Приходько, произнес Алексей.

– Только, ради бога, не надо цветов и медалей! – ответил Николай и скрылся в темноте вслед за остальными.

Алексей опустился на снег и, мучаясь от стыда за свои командирские промахи, начал жадно есть кашу. Мимо него, скрипя валенками по снегу и сгорбившись, прокрался неуклюжий красноармеец, у которого была настолько короткая шея, что, казалось, ее просто не было. В руке красноармейца покачивалась керосиновая лампа.

Этот танк Фрол Смерклый заприметил еще во время боя, когда выстрел из противотанкового ружья разорвал траки. Машина стояла целехонькая, только правая гусеница была распущена и утопала в снегу. Экипаж срезало очередью из пулемета при попытке выбраться из люка. После этого никто к танку не приближался, что было самым главным.

– Иван! – окликнул Смерклый командира взвода Ермолаева, как только старшина скомандовал «вольно».

– Чего тебе? – отозвался сержант, здоровый детина, коренной сибиряк.

– Слышь, сержант, одолжи лампу керосиновую! – Смерклый был родом из-под Вологды, где в маленькой деревеньке прошли сорок два года его нудной крестьянской жизни. Однообразная и окающая речь Фрола частенько раздражала сослуживцев, а прижимистая натура сделала изгоем во взводе. Но Ермолаев держался со всеми ровно, стараясь никого не выделять, быть может, из-за своих представлений о том, каким должен быть командир, но скорее из-за миролюбивого характера.

– Зачем тебе?

– Надо. – Фантазии Смерклого не хватало даже на простейшую ложь. – Надо мне… по нужде.

Ермолаев усмехнулся:

– Ежели каждый по нужде будет с керосиновой лампой ходить, то керосину на весь полк не хватит! – Сержант закинул на плечо свой вещмешок вместе с автоматом, собираясь найти место для ночлега. – Да возьми, мне не жалко!

Добыв лампу, Смерклый обходными путями, чтобы никто не видел, направился к танку. Он прошел мимо нового командира, который с задумчивым видом ел кашу из плоского походного котелка. Фрол усмехнулся про себя: «Ишь! Нашли командира. Только от мамки оторвали, а уже – командир роты!»

Темная громадина танка выросла перед ним. Фрол остановился. От стального зверя шел сильный запах масла и бензина. Смерклый зажег лампу и осветил пространство перед собой. Из темноты проступил огромный фашистский крест, выведенный на борту.

– Господи! Царица небесная! – промолвил крестьянин, отшатнувшись. – Намалюют чертовщины всякой, аж ходить страшно!

Мороз крепчал. Смерклый потуже запахнул шинель и, стараясь не разбить лампу, стал неловко взбираться на танк. Люк на башне был откинут. Прежде чем лезть в него, Фрол опустил внутрь фонарь. Скупой свет выхватил из темноты торчащие рукояти управления и стреляные гильзы на полу.

Он понюхал воздух. Чужой запах. Не русский какой-то. Порох, конечно, везде пахнет одинаково, но, кроме него, Смерклый ощутил нечто иное: запах одеколона или формалина. Фрол про себя назвал его «фашистским духом».

Глубоко вздохнув и перекрестившись, крестьянин неуклюже полез в люк. Однако сволочные фашисты и здесь успели напакостить, сконструировав проем на редкость узким. В результате Фрол застрял, причем самым неудачным образом – с прижатой к животу коленкой.

Он и тужился, и кряхтел, стараясь протолкнуть в люк негнущуюся ногу. И она, наконец, проскользнула. Не ожидавший этого крестьянин провалился вниз.

Загремели листы железа, колокольным перезвоном отозвались стреляные гильзы. Смерклый жалобно застонал. Брякнулся он знатно, ударившись об пол грудью и подбородком. Зато спас фонарь, удержав его на весу.

Находиться в темной стальной коробке при свете керосиновой лампы было жутко. Снаружи завывал ветер, угнетала теснота и совершенно непривычный запах.

– Как в гробу, – заключил Фрол.

Бормоча что-то под нос, он стал рыскать по танку. Вымазав шинель машинным маслом, Смерклый ощупал всё, до чего дотянулись узловатые крестьянские руки. Мимолетом глянув на выставленную фотографию молодой немки, он кинул ее на пол, под ноги. В одном темном уголке обнаружил жестяную коробку. Опустившись на сиденье водителя, повесил керосиновую лампу на какой-то рычаг и стал вертеть коробку в руках.

Там было что-то очень интересное. Смерклый несколько раз потряс ее, слушая, как содержимое гремит и перекатывается, но открыть не мог. Коробка была плотно закрыта крышкой, перед которой оказались бессильны и ногти, и зубы, и перочинный нож. Фрол долго вертел коробку в руках, пока не обнаружил сбоку маленькую защелку.

– Ироды фашистские! – пробормотал он со злостью, снимая защелку и откидывая крышку.

Глаза загорелись при виде изобилия: в коробке был спрятан сухой паек танкиста.

За те двадцать лет, что он пробатрачил в колхозе, вспахивая поля и сея пшеницу, таких продуктов ему видеть не доводилось. Фрол вытащил на свет керосиновой лампы банку рыбных консервов, затем еще одну банку с изображением сочных сосисок. За ними вынул пачку изюма, пакетик леденцов, сыр в непромокаемой упаковке, баночку джема. Упаковку с галетами Смерклый раскрыл сразу, но, попробовав одну, сморщился и выплюнул. На пол, в мусор, полетела вся упаковка.

Под галетами лежала крупная плитка шоколада. Содрав фольгу, Фрол засунул в рот всю плитку и стал смачно жевать, не обращая внимания на липкую коричневую слюну, которая текла по подбородку.

На дне жестяной коробки лежали семь папирос и две сигары. Папиросы и одну из сигар Смерклый сунул в карман гимнастерки. Вторую взял в рот и стал прикуривать от керосиновой лампы. Изрядно намучившись и потратив много времени, он так и не сумел запалить кончик. Надеясь, однако, сделать это позже, Фрол спрятал сигару в тот же карман.

Он сложил продукты обратно в коробку и сунул ее в вещевой мешок. После этого тихо выбрался из танка и направился в расположение роты.

– Лейтенант Калинин?

Алексей с трудом разлепил глаза. После напряженного дня и горячего ужина его сморило. Он так и уснул, сидя на снегу.

– Да, – ответил Калинин, увидев перед собой морду лошади.

Это сон? Или с ним действительно разговаривает лошадь?

– Здравия желаю! – Рядом с лошадью стоял солдат. – Меня прислали из штаба.

– И вам… того же, – ответил Калинин. Солдат принялся сгружать с крупа четвероногой «помощницы» какие-то вещи. Калинин поднялся, сдержанно зевнул и посмотрел на часы. Еще только восемь вечера! Кругом стояла непроглядная тьма, лишь кое-где разгоняемая кострами.

– Вас сегодня командиром роты назначили, – говорил солдат. – Вот, вам положено.

Алексей с удивлением принял большой овчинный тулуп с теплым мехом. Мороз подбирался уже градусам к двадцати, и этот тулуп лишним не будет.

– Ваша портупея и командирский планшет. – Солдат протянул клубок кожаных ремней. – В планшете карта местности с указанием района выдвижения роты. Вот здесь распишитесь, что получили.

На протянутом листке Алексей поставил свою подпись: «Кал» с росчерком.

– Валенки. Они теплее сапог.

– Спасибо.

– Не за что… – Он достал что-то из сумки, висящей на боку у лошади. – А это ваш командирский «тэ-тэ». Держите.

Алексей взял кобуру, в которой, судя по тяжести, находился пистолет.

– Вроде всё, – оглянувшись, сказал солдат. – Сухой паек на три дня и боеприпасы для роты подвезут утром. Если что забыл для вас, привезу утром… Да! Вот еще!

Из той же сумки он вытащил три фляги:

– Возьмите. Боевая норма.

– Это что? – недоуменно спросил Калинин.

– Спирт.

– Зачем?

– Да уж пригодится, – подмигнув, ответил солдат. – Без этой водички тяжело будет вашим бойцам в атаку идти.

Он причмокнул губами, подбадривая лошадь, и уже собирался уходить, но Алексей остановил его.

– Постойте! – промолвил лейтенант. – А где мои гранаты?

– Зачем гранаты? Они вам не положены.

– Как же я буду воевать без гранат?

Порученец едва заметно усмехнулся:

– Вы – командир. Ваша задача людьми командовать, а не гранаты бросать.

– Дайте пару. Я очень прошу!

Порученец устало посмотрел в глаза молодому лейтенанту.

– Бог с вами! – Он снял с плеча тканевую сумку. – Возьмите мои. Там пара «лимонок». Запалы отдельно лежат в специальном карманчике.

Калинин принял сумку, как святыню.

– Теперь всё? – спросил солдат. – Тогда удачи!

И он ушел в темноту, ведя лошадь под уздцы. Глядя ему вслед, Алексей перекинул через голову матерчатый ремешок сумки с гранатами.