Текст книги "Воины преисподней"

Автор книги: Олег Авраменко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц)

«Да не волнуйся ты так! Вон остальные делают вид, что ничего необыкновенного не произошло, а просто я сверх меры проницателен», – едва не закричал Карсидар, но вовремя спохватился и лишь подумал это.

Михайло не успокоился. Да и как можно быть спокойным, когда при первых же мыслях о ненавистных дикарях зять теряет голову!

– Говори по порядку, – потребовал Карсидар, мощным усилием воли обуздав обуревавшие его чувства.

Остальные тоже с замиранием сердца ждали подробностей. Если татарва вновь поднимает голову, если сокрушительного разгрома в начале прошлой зимы с них недостаточно…

Вестовой доложил, что таврийский князь Василь Шугракович прислал королю связанного по рукам и ногам старого татарина, прибывшего во главе небольшого посольства от великого татарского хана Тангкута, к которому перешло правление после Бату. Посол требовал от Василя присоединиться к Тангкуту, который собирает войска для нового похода на Русь. Таврийский князь не долго думая схватил его и под конвоем королевских ратников, специально вызванных из ближайшего гарнизона, препроводил в столицу, а всю посольскую свиту казнил.

– Так что король просит тебя, воевода, поторопиться с возвращением, – заключил гонец. – Сам понимаешь, дело не терпит отлагательства.

Карсидар понимал это. Если только всё, что сообщил вестовой, правда, ему придётся снова скакать на юг, дабы проверить таврийские гарнизоны, а то и усилить их. Пожалуй, лучше всего для надёжности перебросить на юг ещё несколько тысяч ратников, мало ли что. В конце концов, половцы – те же дикари, а их князь Василь с трудно произносимым отчеством – тот ещё фрукт. Ежели татары припугнут его посильнее, как знать, не переметнётся ли он на сторону ордынцев…

Но первым делом нужно свидеться с Данилой Романовичем и получить более подробные сведения. У страха глаза велики, вдруг дела обстоят не так уж плохо. В любом случае, до серьёзного разговора с королём и тщательного допроса посла не следует принимать скоропалительных решений.

– Мы с Михайлом поскачем вперёд, – распорядился Карсидар, обращаясь к сопровождавшим его воинам. А гонцу, который вздумал было увязаться за ним, сказал: – Вернёшься в Киев с моими людьми. Ты устал от быстрой езды и только задержишь нас.

Затем мотнул головой, призывая тестя следовать за собой, хлопнул Ристо по холке – и лёд Роси вновь запел под копытами их коней.

Спустя некоторое время после того, как свита с королевским гонцом осталась далеко позади и исчезла из виду за излучиной реки, всадники выехали на лесистый берег и замедлили шаг. Карсидар снял рукавицы и потрепал Ристо за гриву.

– Ничего, старина, сейчас тебе полегчает, – произнёс он, прислушиваясь к тяжёлому дыханию коня. Да, дряхлеет верный гнедой. И то сказать, сколько уже лет служит он мастеру верой и правдой, в каких только передрягах не побывал, из каких опасных ситуаций не вызволял! А мог бы остаться в Толстом Бору у Векольда, жевать овёс и сено, пить студёную воду и спокойно доживать свой век по ту сторону южных гор… Жаль, что Карсидар не умел читать мысли животных. Он бы дорого дал за то, чтобы узнать, почему Сол и Ристо оказались возле пещеры как раз в тот самый миг, когда поднявшийся шквальный ветер затянул его с Читрадривой в недра горы…

– Небось опять колдовать начнёшь, – угрюмо проворчал Михайло.

– Сам знаешь, Данила Романович ждёт, – возразил Карсидар. – Надо поскорей выяснить, что затеяли татары.

Он поправил колечко с голубым камешком, которое носил согласно местным обычаям на безымянном пальце правой руки, обернулся, поймал чалую кобылу Михайла за сбрую – и сделал первый «прыжок». Они перенеслись вперёд сразу лаута на два (Карсидар всё ещё не привык окончательно к вёрстам, в которых здесь измеряли расстояние, и предпочитал пользоваться орфетанской мерой). Всё прошло хорошо, только чалая немного дёрнулась, когда сразу, в единый миг картина леса перед её глазами изменилась.

Михайло тяжело вздохнул: зятёк снова занялся непотребством.

– Король ждёт! – упрямо повторил Карсидар, немного прикрыв глаза, припомнил следующий отрезок дороги и совершил ещё один «прыжок», потом ещё и ещё…

– Прознают люди, что ты вновь чудесишь, опять косо смотреть станут, – не унимался тесть. – А у тебя уже положение, дом в Киеве, жена, сын… – а немного помедлив, добавил нехотя: – Как был поганцем Хорсадаром, прости, Господи, так им и остался, хоть теперь ты королевский воевода.

– Как молниями днепровский лёд колоть, так все об этом забывают, – огрызнулся Карсидар и словно невзначай обронил: – Я уж не говорю о том, что некий тысяцкий Михайло сам не без греха.

– Ага, конечно! – возмутился тот. – Ты у любого читаешь в душе.

– Но не всякий понимает меня. А после отъезда Андрея ты один остался такой.

Тесть крякнул от досады, но промолчал. Карсидар намекал на особую чувствительность Михайла к его мыслям и настроениям. Разумеется, колдовством это можно было назвать лишь с большой натяжкой. Просто ему удавалось общаться с Михайлом неслышно для окружающих. Правда, тесть не мог посылать Карсидару мысли, зато, если расслаблялся, Карсидар легко посылал мысли ему и читал ответные мысли Михайла. Бог знает, в чём тут было дело, но факт оставался фактом: проделывать это Карсидар ни с кем больше не мог, даже с Милкой. Бесспорно, жена иногда угадывала его помыслы и желания, но именно – угадывала.

Значит, уникальный талант у Михайла имелся. И Карсидар всегда мог напомнить тестю, что колдун здесь не он один, ибо что же есть пассивное восприятие мыслей, как не колдовство!

Заставив Михайла прикусить язык, Карсидар вплотную занялся «прыжками». Перемещались они глухими просёлочными тропами, чтобы не устроить невзначай переполох на больших дорогах, где, несмотря на мороз, ещё попадались проезжие. Просёлки Карсидар знал довольно плохо, и ему постоянно приходилось пользоваться знаниями опытного Михайла, словно картой.

Юрьев они обошли стороной. Дальше Карсидар направился к Васильеву, но и этот городок обминул, «перепрыгнув» Стугну выше по течению. К этому он, собственно, и стремился. Васильев всадники проскочили, когда уже начинало смеркаться (время зимнее, темнело довольно рано), поэтому очень скоро «прыгать» стало опасно. Хоть эти места были Карсидару уже хорошо знакомы, в темноте трудно разобрать, где конкретно находишься, трудно представлялась и конечная точка «прыжка». К тому же чалая Михайлова кобыла пугалась мгновенных перемещений в темноте гораздо больше, нежели на свету.

Поэтому перед Белгородом пришлось прекратить «прыжки» и выехать на битый шлях. Тут уж они просто ехали, к тому же довольно медленно, ибо лютый мороз к ночи сделался вовсе непереносимым. И если Карсидара никакая простуда не страшила, этого нельзя было сказать о Михайле. Да и коней хотелось поберечь, особенно стареющего Ристо.

К Золотым воротам подъехали за полночь. Пришлось долго растолковывать сонным стражникам, что это прибыли королевский воевода Давид и тысяцкий Михайло, а не парочка захмелевших гуляк, решивших проветриться в окрестностях и опоздавших к закрытию городских ворот. После отъезда гонца король Данила не забыл известить дружинников, что воевода может объявиться в Киеве раньше предполагаемого срока. Правда, его всё равно ожидали послезавтра утром, самое раннее – завтра к вечеру.

– Гонец расторопный попался, – сказал Карсидар, чтобы не вдаваться в излишние подробности.

Измотанных путников пропустили, обещав немедленно сообщить в королевский дворец об их прибытии.

В Новом Городе они некоторое время ехали по пустынным улицам вместе, затем каждый направился к своему дому. Карсидар жил неподалёку от Ирининской церкви. Его так и подмывало совершить последний, самый короткий «прыжок» и мгновенно очутиться у себя на подворье. От этого безрассудного поступка Карсидара удерживало одно обстоятельство: а вдруг кто-то всё же не спит, смотрит на улицу; и вот едет всадник, едет – и исчезает…

Глупости! Карсидар не слышал поблизости ни единой связной мысли. Всё же из предосторожности он свернул в тёмный проулок и лишь тогда «прыгнул» прямо под окна своего дома. Спавшие под забором псы всполошились, ощетинились и зарычали, но узнав хозяина, мигом присмирели и подошли к нему, дружелюбно виляя хвостами.

Не обращая на них внимания, Карсидар отпер конюшню, завёл туда Ристо, расседлал, вытер лоснящиеся бока, накрыл тёплой попоной, насыпал в корыто овса, потрепал коня по холке, зевнув сказал:

– Что, друг, утомился? Я тоже с ног валюсь. Ничего, вот последний годик покатаешь меня, а потом уж и на покой отправляйся. Добро?

– Гррххх, – довольно фыркнул гнедой, не переставая жевать отборный овёс.

В следующий миг Карсидар ощутил поблизости чьё-то присутствие, а ещё через несколько секунд уловил слабое поскрипывание снега. Поскольку собаки молчат, значит, это кто-то из домашних. Можно было напрячься и определить, кто именно, однако Карсидар уже почти засыпал, и заниматься в таком состоянии копанием в чужих мыслях не стоило. Проще выйти на двор.

Старая мамка, помогавшая Милке нянчить первенца, была уже в пяти шагах от конюшни.

– Господи, Давидушка явился! А мы тебя только к завтрашнему вечеру ожидали, – всплеснула морщинистыми руками старуха. – Счастье-то какое! А то люди болтают про всякое…

– Знаю. Вот и пришлось поторопиться, – ответил Карсидар. – А ты чего не спишь?

– Да как тут уснуть, когда такие страсти! – пожаловалась старуха. – Как третьего дня привезли этого татарина, так и весь сон отшибло. А тут слышу: собаки всполошились. Выглянула – конюшня открыта. Ясно, тати бы прежде в дом полезли. Что, думаю, такое? А это Давидушка, надёжа наша, на два дня раньше вернулся…

«Надёжа!» – мысленно передразнил её Карсидар, с грустью вспомнив, как при первом появлении его и Читрадривы в доме Михайла мамка грохнулась в обморок, как пугала его будущую жену россказнями про колдунов, у которых «нос крючком, уши торчком». А теперь пожалуйста: надёжа! Ох, люди, люди…

– Милка как? Андрейка? Здоровы? – спросил он, из последних сил пытаясь сдержать зевоту. Мамка охотно ответила, что да, благодаря заступничеству Пресвятой Богородицы всё хорошо, что Андрейка уже резво ползает на четвереньках и по всему видать, скоро попытается вставать на ножки, а там ещё пару месяцев, и начнёт помаленьку ходить…

Карсидар не сдержавшись, широко зевнул, и пробормотал:

– Ладно, ладно, – и побрёл в дом.

Старуха семенила следом, приговаривая:

– Ох, Давидушка, неспокойно на сердце что-то. Чует оно беду, Давидушка, ох, чует! Не зря татары зашевелились и к половцам подкатываются. А главное, за Милку, рыбоньку мою, да за дитятко ваше боязно, ох как боязно! Хорошо хоть ты прискакал быстро.

И так далее в том же духе.

Карсидар слушал её вполуха. Потирая кулаками глаза, нетвёрдым шагом поднялся по ступеням на крыльцо, прошёл в сени и пытаясь ступать по скрипучим половицам как можно тише, подкрался к двери Милкиной комнаты. Жена могла заметить его, а это означало, что спать доведётся ещё меньше. Тем не менее, Карсидар не мог отказать себе в удовольствии хоть краем глаза взглянуть на неё и сынишку после длительного отсутствия.

Дверь была чуть-чуть приоткрыта. Стараясь не дышать, Карсидар приник к щели. Сидя на небольшой кровати у дальней стены, простоволосая Милка кормила младенца грудью и что-то нежно нашёптывала. Карсидар прислушался. Это оказалась одна из многочисленных чрезвычайно поэтических былин про битву русских ратников с лютым ворогом. В своё время выслушав превеликое множество этих удивительных историй от мамки, Милка запомнила их наизусть. Но в интерпретации жены былины выглядели по-особому, поскольку она любила приукрашивать рассказ откровенно колдовскими деталями.

Кроме того, русское войско почему-то всегда возглавлял Карсидар. Вот и сейчас он не без удовольствия услышал: «А наш татонька как махнёт мечом булатным, так у печенежина окаянного голова с плеч и слетела!..» Карсидар не имел ни малейшего понятия, кто такие печенеги, никогда не встречался с ними, а Милка рассказывает об этом сыночку…

Карсидар закрыл глаза и улыбнулся; при одном взгляде на Милку его охватывало необыкновенное чувство умиротворения. Особенно если она хлопотала над ненаглядным сыночком. Карсидар не помнил, пела ли песни или рассказывала истории о подвигах короля Ицхака его мать. Наверное, да. Всякий раз, как Карсидар смотрел на Милку, ему вспоминалась гордая королева Тамар, которая осторожно выглядывала в окно из-за парчовой портьеры. Только из этого воспоминания быстро исчезало чувство опасности и возникало… какая-то благодать, что ли. Не правда ли, странно? Тем более, Милка ни капли не похожа на его мать…

Когда Карсидар наконец открыл глаза, Милка спала на кровати, а младенец, названный в честь Читрадривы Андрейкой, посапывал в люльке рядом с ней. С другой стороны люльки стояла лавка, на которой в тёплое время года дремала мамка. Теперь же, с наступлением морозов, она перебралась на печку, чтобы не мёрзнуть по ночам.

Карсидар обернулся, посмотрел на притихшую старуху, бросил через плечо:

– Разбуди меня пораньше, да смотри, Милке не сказывай. Меня ждёт Данила Романович. Сама понимаешь, дело важное, я не могу задерживаться, – и поплёлся в свою комнату.

Спать хотелось ужасно, в ушах звенело, перед глазами плавали лиловые круги и голубоватые волны. На этих волнах покачивалась люлька, рядом сидела любимая, обожаемая, ненаглядная жёнушка и тихо нараспев рассказывала очередную историю о битве «татоньки Давида» с очередными «вороженьками». Маленький Андрейка посапывал и счастливо улыбался во сне. И из такой вот крохи когда-нибудь вырастет настоящий мужчина! Надо же, какое чудо…

Чудо! Вот именно! Но что тут поделать, какие меры предпринять, Карсидар совершенно не представлял. А время-то идёт, и если верить словам иудеянского купца Шмуля, с которым его познакомил Читрадрива…

У Карсидара едва хватило сил добрести до своей комнаты, где он не раздеваясь повалился на кровать и тотчас уснул, словно провалился в чёрный бездонный мрак. Из этого полуобморока его, кажется, почти тотчас выдернули слова верной мамки: «Просыпайся, Давидушка, Данила Романович за тобой прислал».

Карсидар мигом вскочил, энергично мотая головой, чтобы прогнать остатки сна. На пороге комнаты стояли двое гридней. Значит, стражники в самом деле сообщили приближённым короля об его прибытии.

– Милку я не будила и ничего о твоём возвращении не сказывала, – говорила старуха, протягивая Карсидару краюху хлеба и кувшин с квасом. – На вот, перекуси.

Карсидар быстро прожевал хлеб, запил квасом, переобулся и вышел из комнаты. Гридни последовали за ним на двор. Через несколько минут они уже ехали извилистыми улочками по направлению к Старому Городу.

Данила Романович ожидал их в одной из комнат первого этажа дворца, сидя на длинной скамье у стены. Он был спокоен и невозмутим, как и надлежит правителю огромной державы. Однако его внешняя невозмутимость сильно смахивала на хорошо отработанную маску и уж никак не вязалась со слишком ранним подъёмом. Естественно, из уважения к государю Карсидар не решился проверить, что у него на душе.

– Ага, вот ты и явился, – сказал король вместо приветствия. – Скор же ты, Давид.

Карсидар хотел отделаться дежурной фразой насчёт расторопности курьера, но Данила Романович остановил его вопросом:

– Ну, что там в Молдавии? Только покороче, – и велел сопровождающим: – Оставьте нас.

Карсидар дал отчёт о состоянии молдавских гарнизонов. Ясное дело, короля не могли не заботить южные уделы Руси. Теперь Молдавия оказывалась в тылу у Таврийского княжества, на котором сосредоточили внимание татары, поэтому, несмотря на приказание говорить коротко, Карсидар старался не пропускать мелочей (кто знает, что может завтра стать главным?). Король не останавливал его. С предложением перебросить дополнительные силы на юг согласился, более того, обещал в случае необходимости попросить Бэлу предоставить в его распоряжение полк угорцев.

– А что с татарским послом? – спросил Карсидар, едва Данила Романович покончил с прежней темой.

– Да вроде всё ясно, – король поджал губы и перевёл взгляд на деревянный потолок комнаты, расписанный по периметру растительным орнаментом, а в центре – стилизованной картиной небосвода. – Я велел допросить его с пристрастием, но это, пожалуй, было излишним. Довелось татарскому псу помучаться и кровушкой умыться, да только ведь он и не скрывал ничего.

Сказав это, Данила Романович изложил суть требований хана Тангкута к Василю Шуграковичу.

– И тебе это не понравилось, – подхватил Карсидар.

– Конечно! – всё же не сдержавшись, король всплеснул руками. – Сам подумай. Половцы мне присягали? Присягали. Прошлой зимой супротив собаки Бату на чьей стороне бились? На нашей. А теперь Тангкут снаряжает посольство и отправляет его к Василю! Посол обращается с ним, как с татарским верноподданным, от имени Тангкута велит снарядить войска и передать их в распоряжение проклятущего хана. С чего бы это?

– Ну-у-у… – Карсидар пожал плечами.

– Разве князь Василь ходит в его подданных?

– Нет, но…

– Так почему он обращается с ним, как с подданным? Зачем вытворять такие глупости, скажи на милость?!

– Так ведь приволокли татары под Киев дружину владимирцев, – нашёл наконец объяснение Карсидар. – Бату хотел добиться раскола наших княжеств… вот и Тангкут добивается того же. Смотри, Данила Романович, всё выходит не так уж глупо. Стоило Тангкуту прислать к таврийскому князю посла, а ты уж и голову ломаешь над тем, почему он так поступил. Значит, не доверяешь ему и… – Тут Карсидара осенило, и он заговорил возбуждённо: – Ну да, так оно и есть! Мы только что о чём говорили? О переброске королевских ратников на юг! Но если мы введём дополнительные войска в Таврию, князь Василь сразу решит, что ты не доверяешь ему, боишься, как бы он к татарам назад не переметнулся и…

– А если не ввести войска, получится, что я оставляю его без прикрытия и бросаю один на один с татарвой, – король грустно усмехнулся. – Только тут ты ошибаешься. У Василя тоже своя голова на плечах есть, а ты, видать, плохо выспался с дороги, что не учёл этого.

– Ну и что князь Василь? – спросил Карсидар, рассматривая носки своих сапогов.

– Что? Да войска просит супротив татар оборониться, чего ж ещё от него ждать! – вздохнул Данила Романович. – Трусоват он немного, сам знаешь, поэтому первым из половецких ханов принял мою сторону, когда Бату степь подмял. Поэтому Тангкут и отрядил к нему посла теперь. Запугать решил – авось Василь свет Шугракович на его бок переметнётся.

– Так и я о том речь веду, – попытался возразить Карсидар.

– О том, да не совсем, – теперь король глядел на него в упор. – Расколоть Русь – да, может быть. Запугать половца – не возражаю. Но давай думать дальше. Татары далеко, а я близко, так? Так. Тангкут даёт половцам войско супротив меня? Наоборот, требует их отряды для себя. И вдобавок вызывает Василя в свой Сарай. А мы все понимаем, что там нашему Василю Шуграковичу и конец. Скажи, Давид, положа руку на сердце, чью бы сторону ты принял на месте половца?

– Твою, государь, – сказал Карсидар, приложив руку к сердцу и слегка поклонившись.

– И я так думаю, – вздохнул Данила Романович. – Более того, Василь поступил в точности так, как думаем мы оба. То есть схватил посла и препроводил его ко мне, а свиту посадил на кол. Но скажи, любезный мой Давид, кто же в этом случае есть великий хан Тангкут? – и, поскольку Карсидар молчал, докончил за него: – Так вот, великий хан Тангкут есть полный олух. Или… – король многозначительно поднял палец к потолку, – или олухи мы с тобой, поскольку ничего не понимаем. Поэтому, Давид, я бы попросил тебя лично допросить посла. Сделай это так, как умеешь делать один ты.

И король ухмыльнулся.

– Если честно, я бы тоже хотел посмотреть на него, – ответил Карсидар, ловко обходя закамуфлированную просьбу о применении колдовства, которое русичи всячески осуждали.

– Что ж, тогда айда в поруб. Допросишь татарина, а после я созову совет. Будем решать, что делать.

Когда они приблизились к порубу, где содержался пленённый посол, уже окончательно рассвело.

– Видать, для татарина эти стены более неприступны, чем были для вас с Андреем, – пошутил король, намекая на тот случай, когда Карсидар и Читрадрива перенеслись из поруба на Бабин Торжок в день его появления в Киеве. Карсидар лишь вежливо улыбнулся и кивнул.

Несмотря на мороз, Данила Романович решил подождать его на дворе. Впрочем, Карсидар провёл внутри не более получаса. Под конец его пребывания из поруба донёсся приглушённый крик, чему король немного удивился. Вслед за тем дверь распахнулась, из неё широко шагая вышел сияющий Карсидар. В ответ на вопросительный взгляд Данилы Романовича он коротко сказал:

– Всё просто, государь. Колдовство.

– Колдовство?! – изумлённо повторил король.

Карсидар многозначительно хмыкнул и достал из-за пазухи кусочек кожи с вытисненными на нём причудливыми значками и дырочками по углам.

– Именно. Насколько я понял, Тангкут решил, что клин вышибают клином, и раз на твоей стороне действует «великий колдун Хорсадар», или просто «Харса– колдун», то есть я, значит, в ответ тоже надо нанять колдуна. Этот амулет висел на шее у посла. Я сразу понял, что татарин на что-то рассчитывает, и пока толмач спрашивал его, я всё пытался выяснить, на что именно. Наконец он начал мысленно произносить заклинания, сосредоточившись на предмете, висевшем на шее. Я схватил старика за грудки, разорвал шнурок – и вот! Слыхал, как он завопил с перепугу?

– Ну и как? – осведомился Данила Романович, не сводя глаз с кусочка кожи.

– Эта штука действительно колдовская?

Карсидар вздохнул и в который уже раз принялся настойчиво объяснять, что не знаком с колдовством.

– А как же ты делаешь… эти свои штуки? – скептически произнёс король. Карсидар вновь вздохнул:

– Поверь, государь, я не лукавлю. Просто делаю – и всё. Это трудно объяснить. Люди думают, что колдовство – это какие-то загадочные действия. Та же ворожба… – Он вспомнил, как Милка ворожила в девичестве на жениха. – То есть дунул, плюнул, пробормотал заклинание, духов каких-то вызвал… Вот что такое колдовство. Татарин тоже надеялся на амулет, а спас он его? То-то же! А я обхожусь без всяких там заклинаний, колдовских амулетов и прочего. Не знаю, понял ли ты… – Карсидар беспомощно развёл руками. – Только моё колдовство у меня в крови. А кусочек кожи так и останется кусочком кожи, что ты с ним ни делай.

– Между прочим, в твой перстенёк вправлен довольно странный камень, – Данила Романович покосился на обручальное кольцо на пальце Карсидара. – Я не знаю наверняка, помогает ли он тебе. Однако подозреваю. Тем более, что у Андрея был похожий камешек, только побольше.

Карсидар поморщился. Затем снял с пальца обручальное кольцо, протянул его королю и сказал:

– Если не веришь мне, проверь: я могу обходиться и без камня. Всё моё колдовство осталось при мне.

– Ладно, я тебе верю, – Данила Романович вернул кольцо, и Карсидар понял, что король действительно поверил ему, а вопрос о том, является ли голубой камешек колдовским, благополучно оставлен в стороне. – Так что татарин?

– Посол верил в охранную силу этого амулета. И чрезвычайно на него рассчитывал. Насколько я понял, амулет не только должен был беречь его от опасности, но и воздействовать на половцев. Посол думал, что этот кусочек кожи поможет ему склонить князя Василя на сторону татар.

– Но ведь не помог же! – воскликнул Данила Романович. – Тем не менее, он продолжал надеяться?

– А что ему ещё оставалось! – фыркнул Карсидар. – Он предполагал, что столкнётся с «урусским колдуном»… только не знал, что «колдун» – это я, сидящий рядом с ним. Поэтому, когда я сорвал со старика амулет, он жутко перепугался.

– Но ты не чувствуешь… не можешь сказать, колдовской он или нет?

Карсидар позволил себе взглянуть на короля так, как смотрят на неразумное дитя, и раздельно, почти по слогам произнёс:

– Простой кусок кожи, больше ничего.

– Ладно, и это оставим, – согласился Данила Романович. – А что насчёт планов Тангкута?

Карсидар в основном подтвердил то, что уже было известно: великий хан Тангкут стягивает войска к своему Сараю, расположенному на Итиль-реке, чтобы к началу лета выступить в поход на Русь. Правда, татары старались начинать походы зимой, когда можно легко переправляться по льду. Однако после того, как Карсидар с Читрадривой поймали в ловушку армию Бату, Тангкут решил переменить тактику и начать наступление летом. Сбор войск был объявлен недавно, и к Тангкут-Сараю подтягиваются лишь первые полки.

– Ну что ж, раз татарин свалял дурака, поспешим воспользоваться его ошибкой, – подытожил Данила Романович, садясь на лошадь. – Поехали, Давид. Скоро начнётся совет.

Собравшиеся в гриднице удельные князья, воеводы и бояре должны были решить, какие меры предпринять в ответ на усилившуюся активность татар.

– Да чего тут спорить! – гудел воевода Димитрий. – Это что же, вновь дозволить татарве пройтись по нашим восточным землям?! Сейчас время не то! Пока они всем войском не собрались, ударить по ихнему Сараю, и всё тут! Ежели повезёт, может, удастся там самого Тангкута прихлопнуть. А раз не будет предводителя, развалится и поход. Значит, собираем рать – и на восток!

Черниговский, сиверский и переяславский князья, не понаслышке знавшие, что такое татарское нашествие, горячо поддерживали его. Зато представители западных уделов, общее мнение которых выразил воевода пинского князя, стояли за то, чтобы в оставшиеся до лета месяцы хорошенько подготовиться и встретить татарское войско на восточной границе, скажем, у истоков Сейма или Сиверского Донца.

Пока шли эти споры, Карсидар угрюмо молчал. Дело в том, что после допроса пленённого посла у него в душе вновь начала просыпаться застарелая ненависть к татарам, начавшаяся с того, что Менке отрубил ему ухо (к счастью, вскоре отросшее). Кажется, сколько времени прошло. И вроде бы он научился владеть собой… Ан нет! Недаром Михайло был так озабочен его чрезмерно бурной реакцией на сообщение гонца. Выходит, он ещё недостаточно совершенен, ещё может случиться с ним приступ вроде того, когда он сжёг живьём пять сотен татар, а после впал в глубочайшую депрессию. А ведь старое мудрое правило мастеров гласит: сражение выигрывает более хладнокровный. Плохо дело…

За этими безрадостными размышлениями он и не расслышал сразу, что к нему обращаются, желая узнать мнение королевского воеводы. Однако ответил твёрдо, уверенно:

– Я считаю, что надо послать войско на Тангкут-Сарай.

– Раз так, – сказал каменецкий князь, усмехаясь в бороду, – то тебе и двигать своих ратников на татарские земли.

Ему, как и подавляющему большинству удельных владык, страшно не нравилось нововведение «чужеземного колдуна». Но Карсидар никак не ожидал, что прямо на совете будет выдвинуто предложение снять с места разбросанные по всему королевству гарнизоны и отправить их в поход. Нашёл же хитрец время!

Карсидар вскочил и произнёс целую речь, смысл которой сводился к тому, что гарнизоны ратников обеспечивают стабильность государства и его целостность, а в сложившейся ситуации ещё и надёжно укрепляют тыл.

– Поэтому нечего трогать ратников. Я согласен повести войско, если так распорядится государь, но это может быть обычная дружина. Времени на то, чтобы собрать её, хватит с лихвой, – закончил Карсидар.

Но князья и бояре уже загорелись идеей сбросить «ошейник». Когда страсти накалились до предела, и Карсидар уже готов был перейти от аргументов к угрозам, в ожесточённую перепалку вмешался Данила Романович. Он призвал присутствующих к порядку и не допускающим возражений тоном объявил своё решение: королевские ратники останутся в гарнизонах на прежних местах, а все князья должны выделить отряды для сборной дружины, которую возглавит воевода Давид.

После объявления королевской воли князья и бояре мигом угомонились и постарались скрыть своё разочарование. Ещё некоторое время они спорили относительно количества войска, обсуждали, кому, сколько и каких воинов выставлять. В итоге было решено отправить десять тысяч всадников и тридцать тысяч пеших. Основное бремя по снаряжению дружины, к удовольствию западных князей, легло на южные и восточные земли, но как раз с этим Карсидар был полностью согласен: ведь с запада Руси угрожала не меньшая опасность, нежели татары, – проклятые хайлэй-абир; да и с севера ничего хорошего ждать не приходилось.

– Смотри, Давид, – отчитывал Данила Романович Карсидара, когда все разошлись, – на ответственное дело идёшь, а так горячишься! Нехорошо это.

– Я и сам огорчён, что не смог сдержаться, государь, – оправдывался он. – Но ты знаешь, как я ненавижу татар. Я совсем расстроился, допрашивая посла.

– Так гляди же, не напортачь мне в походе, – строго выговорил король. – Кто знает, какие неожиданности могут приключиться.

Карсидар лишь вздохнул, и они занялись обсуждением некоторых приготовлений к предстоящей кампании.