Текст книги "Диверсантка (СИ)"

Автор книги: Олег Быстров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 5

1938 год. Северный Шварцвальд, Германия

Катрин придирчиво рассматривала себя в зеркале. Действительно, за прошедшие годы она ничуть не изменилась. Внешне, во всяком случае. Те же смешные косички, огромные серые глазищи, слегка оттопыренные уши. И фигурка та же: худенькие плечики, тоненькие ручки и ножки, рост – от горшка два вершка. Одёжка – ситцевое платьице и нитяные чулки. Маленькая девочка восьми лет от роду. Не обманул профессор, провёл-таки свою программу на все сто.

После начала подготовки Катрин поселили в верхнем ярусе северной башни. Уютная комнатка на одного человека, шторы на окнах, полка с книгами. И ещё можно заказать какую захочешь в библиотеке через Ирму. Так звали приставленную служанку. Она приносила еду, убиралась в комнате, через неё можно было передать любую просьбу госпоже Циге или директору. Выглядела Ирма молодой, наверное, немного за двадцать, но девушка постоянно молчала. Только кивала. Памятуя историю с Францем, Катрин подозревала, что она тоже немая. Но так было даже удобнее.

Этажом ниже Бертольд смонтировал свою аппаратуру. Для занятий же выделили специальное помещение рядом с жилой комнатой. Теперь преподаватели сами приходили к воспитаннице. Были те, которых она знала раньше, но появились и другие – суровые мужчины с военной выправкой. И предметы они преподавали соответствующие: взрывное дело, радиодело, шифры, способы уничтожения объектов. Потом добавились ориентирование на местности, способы маскировки и скрытого передвижения. Это всё уже за пределами замка, в лесу. Учил поджарый и вёрткий Густав, двигавшийся замедленно и пластично как змея, но в любой миг готовый сорваться в стремительный бросок атаки. Ни дать ни взять – кобра, вставшая на хвост. Только что не шипел, не пугал, сразу действовал. А ещё он умел быть незаметным, словно тень в безлунную ночь. Вот так, на пустом месте. Вроде стоит в уголке, а вроде его и нет.

– Человека делает видимым страх, мысли о том, что на него смотрят, – поучал он. – Отрешись от мыслей, стань бездумной, бестелесной, лёгкой, как дуновение ветерка...

Катрин старалась, со временем у неё начало получаться.

Ещё Густав проводил упражнения по стрельбе, учил метать предметы в цель – ножи, заточенные гвозди, звёздочки. Да хоть вилку или любую обыкновенную железку, лишь бы она имела небольшой размер и хотя бы один острый край, то есть могла втыкаться. В тело врага.

По-прежнему много уделялось внимания языку. Приходила Инесса, они много болтали, хотя тренировать живую разговорную речь было бы интереснее в группе. Но и в индивидуальной подготовке нашлись свои плюсы. Вот Инесса говорит с ней на литературном русском языке, как могла бы разговаривать студентка университета, а вот неожиданно переходит на южнорусский говор с мягким «г», а вот на волжский, окающий. Катрин должна была сходу подхватывать, перестраивать речевые обороты, интонации. Всё это походило на игру. Было довольно весело.

Ну и конечно, инструктор Ло. Физподготовка теперь проходила дважды в день: два часа утром, до общего подъёма и завтрака, и три часа вечером, во время вечерних чтений и свободного времени для остальных. Желтолицый преподаватель мучил ученицу упражнениями на гибкость и выносливость, заставлял оставаться в одной позе – сидя, лёжа, стоя – по несколько часу кряду. Задерживать дыхание: вначале ненадолго, на сколько сможет, потом дольше, потом на пределе сил, «через не могу». Постепенно время в бездыханном состоянии стало доходить до десяти минут и более, но Катрин уже переносила асфиксию гораздо легче.

Проводил он занятия и на свежем воздухе, в лесу близ Кнохенхюте. Особенно поздней осенью и зимой. В рубашке и лёгких брючках Катрин погружалась в ледяную воду и принималась дышать специальным образом, выполняя при этом упражнения, показанные инструктором Ло. Мысленно гнала кровь и прану – животворящую энергию – по сосудам и энергетическим каналам тела. Вызывала микроскопические сокращения мышц, не видимые глазом, но дающие тепло. Такие методики давали возможность не замерзать в воде, в снегу, в сыром овраге. Задания на бессонницу, беззвучие, бездействие. Голодание...

После практических занятий Ло доставал красочные атласы с изображением человека. Особое внимание обращал на ладони, предплечья, лодыжки, шею и голову – открытые, доступные участки тела. Показывал точки, раскрашенные в разные цвета. Потом нужно было найти эти места на себе или отлично выполненном манекене, мало отличимом от настоящего человека. Со временем Катрин научилась попадать в нужную точку на теле не глядя, одним лёгким касанием.

Плюс через день сеанс у профессора Бертольда. Поначалу что-то у него там не ладилось. В кресле Катрин проводила времени мало, зато говорил учёный много. Всё лопотал и лопотал какую-то научную дребедень, из которой Катрин ровным счётом ничего не понимала. Но привыкла, журчание непонятных слов даже как-то успокаивало. Позже сеансы удлинились, а учёный теперь больше помалкивал.

Она уже привыкла к размеренному, чётко расписанному течению жизни, к своему новому положению, но иногда случалось неприятное. Порой Катрин видела остальных девчонок. Издали, из окна своей комнаты, когда те выходили на общие построения. С замиранием сердца вглядывалась она в знакомые лица, отмечала с неприятным удивлением, как вытянулась и похорошела Адель Урсо. Прямо настоящей барышней стала. А у Ханны Куна неожиданно обнаружилась самая настоящая женская грудь. И другие девочки, с которыми она начинала – подросли, округлились в положенных местах, выглядели крепкими и ловкими. Повзрослевшими. А она...

В такие минуты смертная тоска одолевала Катрин. Ну почему так?! Почему им всё это дано – щедро, с горкой, от Бога, а она – замухрышка, недомерок, некое бесполое существо, которое и девочкой-то можно назвать только из-за косичек?..

«Ты хочешь стать Валькирией?» – «Да!» – «Ты станешь ею! Самой могучей, беспощадной и великой Валькирией, какую только видел свет!»

Катрин перетерпела, запретила себе подходить к окну и глазеть во двор. Во время построений садилась за стол, впивалась глазами в топографические карты или принималась разбирать и чистить пистолет. Лишь одна мысль успокаивала – она особенная. Она сильнее и хитрее их всех, её превосходство скрыто под непроницаемой личиной фальшивой детскости. И она ещё своё возьмёт...

Так пролетели два года. Катрин не покидала замка (за исключением занятий на местности, понятно), редко выходила из своей комнаты. Система сохранения тайны воспитанницы Зобель – индивидуальные занятия, полная изоляция, исключение возможности встречи с другими ученицами – действовала. Однако от случайностей никто не застрахован. Однажды, возвращаясь с утреннего кросса, Катрин случайно чуть не столкнулась с одной из девчонок лицом к лицу. Та появилась во дворе в неурочное время, спешила к открытию лавки для покупки какой-то мелочи.

Нойер ставил сохранение тайны эксперимента первостепенным условием и вскоре господин директор зашёл к Катрин после обеда.

– Профессор Бертольд утверждает, что изменения в твоём организме устойчивы, – проговорил он. – Сеансы больше не потребуются. Тебе нужно переехать на новое место жительства, девочка. Мы переправим тебя во Франкфурт-на-Майне, к надёжным людям. Программу Кнохенхюте ты в целом освоила, пришло время изучать другие премудрости. Да и ты не должна расти букой, общение со сверстниками – теми, которых ты будешь считать таковыми по легенде, – просто необходимо. Пора пожить в нормальной семье, выходить в город. Продолжишь школьные занятия, для всех это будет будто бы обычная школа, но сама понимаешь, предметы там будут необычные. Имя тебе оставим прежнее – Катрин, так проще. Фамилию же дадим новую – Шнайдер. Бумаги уже подготовлены и в полном порядке. Твоя новая семья не узнает о тебе правды, им просто скажут, что так, мол, надо, девочка поживёт у вас.

– Хорошо, – послушно кивнула Катрин. Шнайдер, так Шнайдер.

– С собой ничего брать не нужно, только оденься потеплее.

– А его взять можно? – встрепенулась девочка, прижимая к груди забавного медвежонка с припачканным ушком.

– Его – можно. И ещё, теперь у тебя будет оперативный псевдоним. На связь с тобой могут выйти люди, они будут знать только псевдо. Как хочешь называться?

– Гондукк, – без колебаний ответила Катрин.

– Волчица, имя самой дерзкой и своевольной валькирии, – усмехнулся Нойер. И неожиданно добавил: – И самой одинокой. Что ж, в добрый путь. Я верю в тебя, агент Гондукк.

Морозным зимним вечером немой водитель Фердинанд вывез закутанную до бровей Катрин из замка Кнохенхюте. Провёз по мосту по-над замёрзшим рвом, вырулил на дорогу, петляющую по заросшим пихтой предгорьям, и умчал прочь. Никто из девушек не обратил внимания на чей-то поздний отъезд. Ещё более двух лет назад им сообщили, что Катрин Зобель покинула школу. Многие уже и забыли, что такая воспитанница вообще существовала...

Франкфуртский период жизни ничем особенным не запомнился. Её поселили в обычном доме, в заурядную немецкую семью. Ах, герр Рихтер, ах, фрау Рихтер! «Как твои успехи, милая?» – «Всё в полном прядке, тётя Хельга!» Считалось, что Катрин приходится племянницей этой пожилой фрау. Объявился и двоюродный брат Томас, толстый и прыщавый малый, записавшийся в «Гитлерюгенд». Любимым его занятием было по делу и без дела тянуть руку в партийном приветствии и орать что есть мочи: «Хайль Гитлер!» «Хайль», – отвечала тихим голосом Катрин и опускала глаза. Чтоб не расхохотаться – представить нескладного увальня Томаса в каске и с винтовкой на плече было просто невозможно.

Кстати, сам подросток так не считал, грезил военной службой, и как-то раз попытался учить новоявленную кузину грамоте национал-социализма. Вначале Катрин, цитировавшей главы из «Майн Кампф» на память, это показалось забавным. Но когда недоросль вознамерился принудить её к занятиям строевой подготовкой и приёмам штыкового боя, пришлось слегка охладить его пыл. Раскрываться было нельзя, но слегка проучить толстяка следовало. И однажды, орудуя палкой, имитирующей винтовку, она как бы невзначай уронила братца в грязную лужу. Лёгким, едва заметным движением, как учил инструктор Ло. Раз уронила, а затем и другой. После этого Томас при виде «сестры» только злобно шипел, но не приближаться остерегался.

В остальном всё в семье Рихтеров двигалось по заведённому раз и навсегда распорядку, и такая жизнь не впечатлила Катрин. Зато занятия проходили в городе и крайне интересно. Например, нужно было проследить на оживлённых улицах за указанным человеком, и так, чтобы тот ничего не заметил. Потом преподаватели с незапоминающимися лицами устраивали проверку: перед объектом ставили несколько похожих девочек, и он должен был определить, которая из них «хвост». Не смог – оценка «отлично», ткнул в тебя пальцем – провалилась, начинай сначала.

Или напротив, необходимо уйти от слежки. Катрин предупредили, что работать с ней будут опытные топтуны из полицейской наружки. Но вначале эти дядечки показывали разные хитрые приёмы: как отрываться от наблюдения, растворяться в толпе, становиться незаметной. Как изменять осанку, походку, давать преследователям яркую примету (хромота, сутулость, подволакивание ноги, отмашка рукой), а потом резко поменять и походку, и повадки. Как в два приёма сменить элементы туалета, чтобы сбить ищейку с толку. Всё это напоминало весёлую игру, и очень нравилось Катрин. Инструктор говорил, что у неё хорошо получается. Способная девочка.

Были и другие задания: найти место и соорудить тайник, проверить явку – не «горячая» ли? После многочасовых хождений по холодным улицам её сажали в тёплое помещение, сытно кормили, и начинали тренировать память – требовалось восстановить по часам и минутам явки, пароли, людей: данные, внешность, характерные привычки и особые приметы. Самым трудным тут было не клевать носом, разомлев в тепле и на сытый желудок, но за этим строго следили. Чуть прикроют веки глаза – окрик.

Так продолжалось до позднего лета. А потом пришёл приказ – Катрин переезжает на новое место. Расставание с четой Рихтер произошло без долгих разговоров, Томас на прощание шмыгнул носом. Агента Гондукк перевели в лагерь подготовки офицеров СС в Шварцвальде.

Среди пологих, куполообразных вершин, поросших буком и пихтой, в одной из долин, рассекающей хребты (таких глубоких, змеящихся низин здесь встречалось великое множество), расположился неприметный объект. В Северном Шварцвальде, менее обжитом, чем южная часть этого горного массива, вдали от знаменитого Баден-Бадена и Фрайбурга, в окружении бесчисленных маленьких горных озёр притаились несколько бревенчатых домиков. Зимовка охотников или хозяйство лесника – так могло показаться с первого взгляда.

Но стоило неосторожному путнику хоть немного приблизиться к лесному лагерю, как на пути его вырастал предупредительный знак: «Проход закрыт. Государственная собственность». Если же любопытство влекло недогадливого туриста дальше, то он неминуемо сталкивался с ограждением из колючей проволоки, охранником при винтовке и со сторожевой собакой, и вообще, неуместная настойчивость могла печально для него закончиться.

Но если вы предъявите специальный пропуск и приблизитесь к объекту вплотную, то окажется, что домики эти есть не что иное, как добротно сработанные просторные бараки: с печами на зимнее время, двухъярусными нарами и со всем необходимым для походного быта. Присутствуют и склады провианта, амуниции и топлива. Имеются оружейные комнаты с запасом боеприпасов, и полевая кухня, и баня на манер финской сауны. А также электростанция на дизеле. Рядом с бараками вырыты благоустроенные блиндажи. Порядок везде царит армейский, и распоряжается всем комендант Франк Шрёдер, гауптштурмфюрер СС.

В момент прибытия Катрин в лагере проходили подготовку от силы два десятка человек. В маленьком коллективе, и на столь ограниченном пространстве скрыть появление нового человека фактически невозможно. Катрин, понятно, выделили одноместный блиндаж, но питаться ей пришлось за общим столом. Впрочем, курсанты занимались по индивидуальным программам, в столовой встречались одновременно не более нескольких человек. Да и задавать лишние вопросе было не принято.

Катрин присматривалась к своим новым товарищам. Были здесь люди разные. Молодёжь, только приступившую к обучению науке пускать кровь врагам нации, можно было узнать сразу. Они, как правило, много шутили, смеялись вели себя громко и самоуверенно. Чем-то напоминали годовалых псов – резвость пополам с постоянной готовностью к драке. Похоже, будущая робота палачами представлялась им веселым приключением.

Но попадались и другие, матёрые, успевшие повоевать и вместе с итальянцами в Эфиопии, и с франкистами в Испании. Этих отличала особая уверенность и неторопливость в движениях, молчаливость и прицеливающийся взгляд холодных глаз. Казалось, что в каждом встречном видят они прежде всего объект для работы и прикидывают, как проще и быстрее перерезать этому самому объекту глотку. Все они были бойцами спецотрядов, предтечи ваффен-СС, но пока формально подчинялись полиции. Однако уже сейчас вояки чувствовали себя элитой, гвардией, почётным легионом. А разведывательно-диверсионные группы в любой армии и во все времена считались солью земли.

Но вот что легко читалось на лицах и у молодых, и у опытных бойцов, так это удивление при виде Катрин. К какому такому заданию можно готовить эту малышку? Что делает она среди мужиков, способных в один миг, не задумываясь, свернуть человеку шею или убить ударом кулака? Однажды один из бывалых вояк лет тридцати, промолчавший поначалу и раз, и другой, на третий не сдержался. Встал, одёрнув камуфляжный комбинезон, представился:

– Унтерштурмфюрер СС Стефан Кляйн. Это мои боевые товарищи. А как вас зовут, барышня?

– Агент Гондукк, – ответила Катрин, и, догадавшись по удивлённому выражению на лице разведчика, что тот не силён в пантеоне валькирий, объяснила значение имени.

– Волчица? – удивлённо протянул Кляйн. – По-моему, вам больше подходит псевдо Воробушек. Или Птичка-Бабочка.

Спецназовцы заржали в один голос, шутка командира пришлась им по душе.

– Внешность обманчива, господин офицер, – выдавила из себя Катрин. Ах, как она сейчас ненавидела профессора Бертольда с его «Программой Л»! Но и этот сапог – что он там себе навоображал?

Лейтенант СС продолжал насмешливо улыбаться:

– Мы нисколько не сомневаемся в ваших способностях, фройляйн. И в невеликом теле может скрываться несгибаемый тевтонский дух. Просто мы поспорили с ребятами, – какой урон, в случае чего, вы могли бы нанести противнику?

Катрин отправила в рот кусочек мяса, облизнула вилку. Отличная стальная штуковина с орлом и свастикой на черенке. А затем резким, кистевым движением отправила столовый предмет в полёт. Вилка вонзилась с противным дребезжанием в опорную балку из старого бука. Балка находилась в каких-то сантиметрах от лица Стефана Кляйна.

– Я могла взять чуть правее... – проронила Катрин.

– Благодарю, фройлаяйн, – учтиво поклонился унтерштурмфюрер и сел. Ни один мускул не дрогнул на его лице, но и улыбаться он перестал.

Вопросов больше никто не задавал, доедали молча.

После нескольких дней, данных на обустройство, начались занятия по усиленной программе. Ранняя осень золотила старые дубы и буки, но в горах к вечеру становилось прохладно, а ночью и вовсе холодно. Под утро на траве серебрился иней. Катрин вывозили в горы, в совершенно незнакомые места. Из одежды – лёгкий лесной камуфляж, из снаряжения – коробок спичек, фляга, нож и компас. Задача – самостоятельно вернуться в лагерь, удерживая в памяти карту района. Находить ориентиры, обходить дороги. Но если встретится какой-нибудь лесник или бауер, проезжающий по делам, необходимым условием становилось на ходу сочинить легенду, вызвать жалось, сочувствие и использовать объект для скорейшего передвижения к цели. А расстаться так, чтобы потом проводник и не вспомнил, что подвёз или провёл какую-то девчушку.

Программа вторая. Выброс ночью в лесу. Район окружён поисковой группой, за ней пускают погоню. Нужно уйти, запутать преследователей, направить их по ложному следу. Обмундирование и снаряжение прежние. У загонщиков оружие, они могут пускать его в ход, в том числе, на поражение. И так нередко случалось – вслед свистели пули, близко-близко, над самой головой.

Усложнённый вариант: уходя от погони, необходимо пройти контрольные пункты. В этих точках находится противник – устранить бесшумно. Вначале Катрин не поверила ушам – ей придётся убивать людей? Своими руками? Это враги Германии из Бухенвальда и Аушвица, объяснили ей. Евреи, коммунисты, антифашисты и прочая падаль. Люди, повинные в гибели твоего отца. Тебя учили убивать, агент Гондукк, настало время применить свои знания на практике.

Осенью в горах холодает быстро, спасибо инструктору Ло, научил переносить стужу, выравнивая дыхание особым образом и разгоняя кровь по сосудам. Она ночевала в кронах деревьев, часами неподвижно лежала в оврагах и расщелинах, среди корней деревьев. Рядом ходили поисковики, прочёсывали каждый метр пространства, поэтому нельзя было не то, что пошевелиться – дышать и то было нельзя.

Она преодолевала вплавь ледяные горные озера и согревалась на бегу. Одежда покрывалась ледяной коркой, но от жара тела оттаивала и высыхала. Её гнали солдаты из полевой жандармерии, их использовали втёмную, мол, ищем беглого преступника, всех не местных задерживать для проверки. Искали без дураков, но Катрин обманывала ищеек. Однажды, наткнувшись на стадо коз, прошла мимо патрулей вместе с пастухом, прикинувшись его внучкой. Старик так и остался в уверенности, что повидал дочь своего старшего сына. Катрин это умела и делала виртуозно.

И только когда в первый раз дошло до «бесшумной ликвидации», она оробела. Объект, согбенный человек в каком-то рванье, стоял на небольшой полянке, около дерева, и затравленно озирался. И скулил – жалобно, со всхлипами, будто плакал обиженный ребёнок. Он не мог видеть Катрин, та спряталась за высокими кустами, но чувствовал приближение смерти. Понимал, что не просто так его поставили здесь и приковали к дереву цепью. Не ради игры, не ради развлечения, и даже не наказания ради. Для убийства.

До цели оставалось менее десятка метров. Один бросок ножа, и клинок вопьётся в шею, в ложбинку под затылком. Объект – человеком его Катрин не могла назвать даже мысленно – ничего и не почувствует. Просто потемнеет в глазах, и жизнь прервётся. Но рука не слушалась, не поднималась, не находилось сил совершить бросок, и немели, подкашивались ноги...

Тогда рядом, в каком-то метре, дрогнула ветка, из-под листьев показался ствол парабеллума. Кто там стоял, может быть, Стефан Кляйн, а может, кто другой? Да какая разница, сейчас ей с полной определённостью дали понять: за невыполнение задания – смерть. Агент Гондукк мастерски выполнила бросок, жертва даже не пискнула. Спасибо молодчаге Гюнтеру, он в тонкостях преподал искусство метать ножи.

Во второй раз убивать было уже много легче.

Так закончился тридцать седьмой год и начался тридцать восьмой. Зимняя программа включала те же элементы, но осложнялась глубоким снегом. На нём хорошо были видны следы, но и укрытий снежные наносы предоставляли больше. Катрин выдали зимнее утеплённое обмундирование, сухой спирт в таблетках, шоколад, и марш-броски с учебными погонями продолжились. Из рейдов Катрин возвращалась совсем невесомой, с туго натянутой на скулах кожей и запавшими глазами. Краше в гроб кладут. Только взгляд оставался упрямым и непокорным, да во время докладов о выполнении очередного задания подрагивала родинка под левым глазом.

В лагере её теперь уважали. Никто не позволял себе насмешек, а новичков, пытавшихся зубоскалить, быстро ставили на место. Да и до шуток ли, когда эта пигалица так мотает матёрых вояк по лесам и горам, что те падают без сил мордой в сугроб, а беглянка – вон она, только ручкой помахала и скрылась за разлапистой елью. С некоторых пор все стали называть Катрин Волчонком. Была в этом прозвище щедрая доля гордости и всеобщей любви, а Гондукк, древнее скандинавское имя, не прижилось в солдатской среде.

В феврале разыгралась непогода, мели метели, полевые занятия на время отменили. Неожиданно ранним утром в лагерь прибыл грузовик, из кабины выпрыгнул инструктор Ло. Вначале Катрин обрадовалась, желтолицый тибетец казался вестником из той, прошлой жизни, к которой, казалось, никогда не будет возврата. А ей хотелось порасспросить его о девчонках, о школе. Ведь она больше так никого и не видела... Но Ло отмёл сходу всякие посторонние разговоры, сказал что он здесь не за этим. Катрин задумалась – а зачем тогда? Что делать инструктору секретного рукопашного боя в тренировочном лагере?

Ответ оказался простым и страшным. Из кузова выгрузили с десяток худых, измождённых людей в полосатых робах. Они жались друг к другу и затравленно озирались. На морозе их била крупная дрожь. Солдаты прикладами загнали узников, – а это были узники концлагерей, тут и сомневаться не приходилось, – в одну из землянок. Инструктор Ло провёл туда Катрин.

– У меня очень мало времени, агент Гондукк, – назвал он её псевдонимом. – Поэтому сразу перейдём к делу. Мы с вами изучали точки на теле человека. Вы не забыли?

Нет, она не забыла, инструктор умел учить. Показала по его просьбе точки на ладонях, шее, на лице.

– Отлично, – оценил Ло. – Все эти точки – нервные центры и пересечения потоков животворящей энергии. Если создать здесь задержку, можно привести человека в определённое состояние – от глубокого сна до мгновенной смерти. Сейчас усвоим всё это на практике, будем тренировать степень давления на ткани. Различные центры необходимо сдавливать по-разному. Иногда коротко и быстро, иногда более мягко, но и продолжительнее. Вы должны всё это почувствовать, чтобы запомнили руки, пальцы – мышцы. А не голова. Приступим.

И постучал в дверь блиндажа. Тут же ввели одного из привезённых людей.

– Возьмите его за руку, – скомандовал Ло.

Катрин повиновалась. Рука была холодная как лёд и очень худая. Под тонкой, «гусиной» кожей хорошо просматривались дряблые, перевитые тяжи мышц. Катрин невольно заглянула в лицо человека – это был мужчина. Возраст определить невозможно: из-за худобы, потемневшей пергаментной кожи, отсутствия волос на шишковатом черепе. Только в глазах плескался безмерный, всепоглощающий ужас.

Увидев перед собой маленькую девочку, человек на миг испытал облегчение. Что плохого может сделать ему такая кроха? Но когда Катрин взяла его за руку, насторожился. Напряжённое ожидание желтолицего, жадное любопытство солдата у дверей, да и сама девочка – что всё это значит? Опыт невольника со стажем кричал, бился в мозгу колокольным набатом: любое изменение в этой поганой, лагерной, обречённой жизни, которую и не то что жизнью, но и существованием назвать трудно, скорее выживанием, скольжением по грани между бытием и небытием, – не к добру. К несчастью. К новым мучениям.

Пальцы Катрин коснулись его ладони, и он вздрогнул, напрягся, даже попытался отшатнуться, но мягкие подушечки детских пальчиков уже нажали нежно и ласково, сдавили кожу ровно на тот срок, что было нужно, и узник выдохнул тяжко, но будто бы и даже с облегчением. Пришёл конец страданиям – тело мешком повалилось на земляной пол.

– Отлично, агент Гондукк, – прокомментировал Ло, пощупав у жертвы пульс. – С первой попытки и так точно выполнено! Продолжим.

Их заводили одного за другим. У Катрин была отличная память, он на зубок помнила все точки из атласа и легко находила их на теле. На ладонях, предплечьях, на шее и на лице. Нажимать можно было быстро и сильно, мягко и плотно, можно было едва коснуться чужой плоти...

Их выносили одного за другим. Грузили в кузов грузовика. После обеда Ло уехал, увозя свой жуткий груз.

Зашёл Стефан Кляйн, плеснул из фляги в кружку неразбавленного спирта.

– Выпей, Волчонок, иногда это помогает лучше всякого лекарства.

– Не нужно, – отстранила кружку Катрин. – Это было необходимо сделать...

Весь вечер и ночь она проспала как убитая. Страшненькое сравнение, учитывая, как прошло начало дня.

Весной шумно праздновали присоединение Австрии. Аншлюс! Аншлюс! – неслось со всех сторон. В составе курсантов нашлись два австрийца – пили три дня без просыпу. Ближе к лету появились устойчивые слухи, что рейхсфюрер готовит приказ о создании резервных войск СС. Все понимали, что слово «резервные», как и прочие оговорки, придуманы для отвода глаз, чтобы не злить лишний раз высший генералитет. Вермахт не желал иметь под боком вторую армию. Но это никого не смущало, рыцари «Чёрного ордена» потирали руки, уже представляя себя собственные полки и дивизии.

Вся эта кутерьма почти не коснулась Катрин. У неё была своя программа: с «мёртвой головой» ли на рукаве, или с руной «Тир» на платьице – она должна стать Валькирией, да такой, которой не будет равных. Чтобы дрогнули враги нации! Сейчас агент Гондукк уделяла больше внимания стрелковой подготовке и действиям в прифронтовой полосе. Для этих целей примерно в километре от лагеря был обустроен полигон. Бетонные и бревенчатые сооружения, имитировавшие дома, – целые и повреждённые бомбёжкой. Развалины, блиндажи и подвалы. Между ними – канавы и рытвины, заполненные водой из ручьёв. Несколько танков и грузовиков устаревшей конструкции. Разведчики устраивали здесь настоящие бои, штурмуя и захватывая сооружения. Катрин же подбиралась к объектам скрытно, используя рельеф местности. Закладывала взрывчатку, училась нейтрализовать часовых.

Наставником и помощником частенько выступал опытный Стефан Кляйн, показывая, как правильно нужно делать и то, и другое. Иногда по вечерам у костра Катрин рассказывала молчаливому Стефану немного о себе. Не о «Программе Л», и не о Кнохенхюте. Информация была строго секретной, и Катрин весь этот период жизни старалась вычеркнуть из памяти. Рассказывала о детстве, о Берлине, о своих мечтах стать сильной и красивой, как Валькирия. Слёзы уже не душили от мысли, что доля её навсегда остаться такой как есть, была лишь тихая грусть о несостоявшемся будущем. Кляйн молча слушал, у него отчего-то подрагивали руки...

А в начале лета неожиданно приехали несколько грузовиков. Крайний барак освободили от бойцов, кого-то перевели в другие помещения, кого и вовсе отправили из лагеря. Территорию вокруг барака огородили и принялись выгружать и заносить тяжёлые ящики. Никто ничего толком не знал, все строили догадки одну нелепее другой, а комендант Франк Шрёдер только делал значительное лицо.

Тридцать восьмой год выдался напряжённым. Присоединив Австрию, Гитлер принялся раздувать истерию по поводу притеснения немецкого меньшинства в Судетской области. То, что Чехословакия станет вторым шагом, никто уже не сомневался. Но помимо громких заявлений и оваций в Рейхстаге, помимо международных договоров и политических протестов, страна жила напряжённой внутренней жизнью. Принятый в 1936 году план развития экономики полностью перевёл немецкую промышленность на военные рельсы. Промышленные тяжеловесы – Круп и Тиссен, Сименс и «ИГ Фарбен» – все работали на армию, ковали острые когти орлу, вцепившемуся в свастику на государственной эмблеме Третьего рейха.

Экономика развивалась «вширь» – по пути расширения и модернизации имеющихся мощностей, но без упрочения «вглубь», без организации новых производственных линий и долгосрочных проектов. Германия готовилась к блицкригу в Европе, закладывала в своё ружьё единственный патрон и потому не имела права на промах. Неудивительно, что во всех отраслях, имеющих отношение к вооружениям, шла интенсивная работа, поиск новых решений, реализация смелых проектов.

Разработки учёных живо интересовали Генриха Гиммлера. Курируя, помимо Аненербе, ещё и работу научных центров, и в преддверии большой европейской войны, неотвратимость которой стала очевидной, всесильный рейхсфюрер назначил на лето инспекционную проверку своих лабораторий. Оправдывают ли учёные мужи денежки, в них вложенные?

Не забыл он и о таинственном «камне света», обнаруженном при раскопках у замка Вевельсбург, и лежащим без дела в зале исторической славы в Билефельде. Кристалл без промедления сняли с постамента, где он пылился долгие четыре года, и переправили в Северный Шварцвальд, на полигон СС. Здесь оборудовали лабораторию для изучения странного артефакта, собираясь, при случае, попробовать прожечь с его помощью что-нибудь прочное, лучше железное.

Подобрали специалистов, составили программу исследований и приступили к работе, соблюдая, впрочем, все необходимые предосторожности. В импровизированной лаборатории камень нагревали в тигле и охлаждали в жидком азоте, клали под пресс, облучали электромагнитным излучением в диапазоне от инфракрасного до рентгеновского. Воздействовали ультразвуком, кислотами и щелочами. Минерал оставался глухим и слепым. И немым. Он не отражал и не пропускал через себя свет или какие-либо другие излучения, не проявлялся на локаторе, не обладал свойствами магнетизма. Энергию в любом виде кристалл поглощал, но при этом не разогревался, не светился, ничего не излучал сам. С ним вообще ничего не происходило. Вывод напрашивался сам собой – поглощённую энергию артефакт преобразует в какую-то новую, иной природы. Но какую? Приборы ничего не улавливали...