Текст книги "Лопушок"

Автор книги: Олег Болтогаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Долго у меня ещё краснели уши, когда я вспоминал то, что тогда случилось.

Мы договорились с Лёшкой, что я к нему приду.

Ну я и пришёл, а он, видимо, об этом забыл, но, скорее всего, ему помогла забыть Наташа.

Короче, я пришёл: «тук-тук» в дверь, а она вдруг открылась.

У нас с Лёшкой всё было запросто.

Он приходил ко мне, а я к нему.

Ну я и зашёл.

Никого.

Потом я понял, что в доме кто-то есть.

Шагнул в комнату и сразу увидел их.

И глаза мои полезли на лоб.

Наташа лежала поперёк дивана, ногами к двери.

Она опиралась на локти, и голова её была запрокинута, а глаза закрыты.

А Лёшка, мой друг Лёшка, стоял перед диваном на коленях, и его голова находилась между широко раздвинутыми ногами девушки.

Я оторопел.

Что это они такое делали?

Юбка девушки была смята до самой талии, я видел её длинные стройные ноги. Они были обтянуты красивыми капроновыми чулками с кокетливым узором в верхней части бедра.

Были видны резинки, на которых держались эти чулки.

Но главное – Лёшка…

Что он делал своей башкой?

Было ясно, что его нос уткнулся в самое лоно девушки.

Нюхал он её, что ли?

Но самой бесстыдно-жуткой была фраза, которую произнесла Наташа.

– Ещё… Какой у тебя умный язычок, – томным голосом сказала она.

Я попятился.

Задом, задом, словно маневровый тепловоз, я вышел за дверь.

И, прыгая через три ступеньки, побежал вниз по лестнице.

Я так и не мог понять, что это такое увидел.

«Умный язычок» – это было непостижимо!

Но я понял другое: Лёшка с Наташей обскакали нас.

Ну и что?

Придёт время, и мы их догоним.

И время пришло.

Перед самыми каникулами.

В один из вечеров Тамара, прижавшись ко мне, тихо произнесла:

– Знаешь – что?

– Что?

– Послезавтра нас с тобой зовут отметить окончание четверти.

– Кто зовёт? – не понял я.

– Томочка и Толян.

– Да? И когда это будет?

– Вечером, после десяти часов.

– Как это? – похоже, я соображал очень туго.

– Томочкины родители уехали на три дня…

– Ну и…

– Можно побыть у неё всю ночь…

Вот теперь я понял.

Показалось, что горячий шквал ударил мне в лицо.

Моя Тамара звала меня «на хату».

Часть третья

Моё сердце застучало тревожно и радостно.

– Пойдём? – лукаво спросила Тамара.

– Я… Я не знаю, – промямлил я.

– Нас будет четверо: Томочка, Толик, ты и я, – снова стала объяснять она.

Компания, и правда, была чудесная.

Мой одноклассник Толян был старше меня на полтора года, поскольку просидел лишний год в первом классе. Плюс, его подружка, которую тоже звали Тамара. Она училась в восьмом, в одном классе с моей Тамарой, но лет ей было, как и мне, пятнадцать, просто она родилась где-то в октябре, поэтому её не взяли в наш класс. Хотя она была очень развита телесно.

Мы все называли её Томочка.

Однажды случилось так, что моя ладонь нечаянно коснулась её груди, и я поразился тому, какая она у Томочки большая и упругая. Училась Томочка очень хорошо, и поэтому мы все были очень удивлены, когда по школе пополз слушок о том, что наш туповатый Толян заслужил её благосклонность.

Немудрено – в физическом развитии Толян обогнал нас всех.

Он был так нахален и самоуверен, что мог запросто схватить за грудь любую девчонку нашего класса.

При всех!

– Пусти, дурной! – пищала та, сбрасывая с себя его лапы.

– Какие крепкие у нас яблочки! – радостно кричал Толян.

– Ты нахал! – лицо девчонки становилось пунцовым.

А Толян крепко прижимал её к себе и громко пел:

«И дорога-а-я не узнает, Какой у парня был конец!»

Признаюсь, в своих отношениях с Иркой я невольно пытался подражать Толяну. Казалось, что именно так и нужно обращаться с девчонками – нагло, нахально, дерзко.

– Что посмеешь, то и пожмёшь! – тоном наставника говорил мне Толян.

Итак, меня звали «на хату».

Причём, не просто так. Меня звала моя любимая девушка.

Двое на двое.

Если я тоже пойду.

Вроде, всё понятно.

Что-то жарко-душное возникло в груди и уже не отпускало меня. Наконец я понял, куда и зачем она меня зовёт. Толян рассказывал, как проходят такие вечеринки. Немного еды, много вина, немного танцев и много жаркой возни на скрипучем диванчике, одна парочка в одной комнате, вторая в другой. И тут уж как повезёт.

Так сказал Толян.

Предчувствие было такое, что повезти может. Причём сильно.

Хотел ли я этого?

Конечно, хотел.

Хотел и боялся.

Наши ежевечерние объятия с Тамарой становились какими-то неразрешимыми. Мы целовались до одури, до боли в зубах, до припухших губ. Я расстёгивал её тонкий плащик, пуговки кофточки, и ладонь моя проникала к нежной коже.

Когда мои пальцы прикасались к упругому соску девичьей груди, то мне казалось, что ещё минута – и сердце непременно выскочит из моего бренного тела. Так оно колотилось.

– У тебя холодная ладонь, – шептала Тамара, но не отталкивала меня.

– Сейчас она согреется, – дрожащим от страсти голосом обещал я.

Ладонь и впрямь быстро согревалась.

Но вечера становились всё холоднее и холоднее, и я, прежде чем отправить свою руку на встречу с чудными холмиками моей подружки, прятал ладонь в карман и некоторое время энергично теребил пальцами в надежде, что они хоть немного согреются.

– Тебе не больно? – спрашивал я и осторожно сжимал грудь девочки.

– Нет… – тихо и покорно шептала она.

– Тебе приятно, когда я так делаю? – продолжал я познание жизни.

– Да… – выдыхала мне в шею Тамара.

Я умирал от любви.

И несколько совершенно блаженных минут, когда я решался, а Тамара позволяла, чтобы моя трепещущая от волнения ладонь скользнула под короткую юбку, вверх по упругому бедру. Пальцы касались маленькой застежки, на которой держались чулки, каждый раз я, словно впервые, набирался смелости, чтобы передвинуть руку чуть выше и ощутить жаркую нежность узкой полоски голого тела между верхним краем чулка и кромкой маленьких трусиков.

– Я люблю тебя! – клятвенно шептал я.

Никакие другие слова не могли звучать в эти мгновения.

– Я тебя тоже люблю, – едва слышно отвечала Тамара.

Я легонько шевелил пальцами и едва не стонал от восторга, когда чувствовал, как бедра моей любимой немного раздвигаются и словно приглашают меня в огненный омут неведомого.

Но ни на что большее я не претендовал.

Я сам определил для себя границы дозволенности. Моя ладонь на бугорке её лона, но только поверх тонких трусиков. Признаюсь, не получалось, чтобы мои пальцы лежали неподвижно, хотя Тамара просила меня об этом.

– Не двигай рукой, – едва слышно шептала она.

– Почему? – притворно-наивно спрашивал я.

И легонько ласкал пальцами заветное местечко.

– Ну, не надо, – задыхающимся голосом повторяла Тамара.

Но почему-то не отталкивала мою руку.

– Люблю тебя, – говорил я и продолжал свои ласки.

– Ну, пожалуйста… Не надо…

– Но почему?

– Прошу тебя…

– Разве тебе больно?

– Нет…

– Может, тебе неприятно?

– Я этого не говорила.

– Тогда – почему?

– Это слишком…

– Что?

– Слишком… По-взрослому…

– Но мы ведь не дети.

– Но и не взрослые.

– Мне хочется тебя ласкать, – искренне говорил я.

– Я боюсь…

– Чего ты боишься?

– Что ты меня разлюбишь.

– Почему я тебя разлюблю?

– Потому что ты подумаешь, что я слишком доступная.

– Что ты такое говоришь! – возмущался я.

А сам невольно вспоминал тот вечер, когда я увидел, как Лёшка стоял на коленях, а его башка была между ног Наташи. Хотелось спросить приятеля, что он при этом ощущал, но я не мог этого сделать. Ведь тогда Лёшка понял бы, что я подсматривал за ними.

Не специально, но всё равно – подсматривал.

Нехорошо.

Вот и получалось: меня распирало жуткое любопытство, но я вынужден был молчать.

А жизнь, природа брали своё.

И вот Тамара позвала меня «на хату».

Признаться, в таком мероприятии мне ещё не приходилось участвовать.

Как и что сказать родителям?

Проблема была только в одном – событие планировалось на ночь, и я знал, что из дома меня ни за что не отпустят. Не пришло ещё моё время гулять по ночам. Лето закончилось, и родители урезали лимит моих вечерних прогулок. К десяти я должен был быть дома.

«Как штык», – так говорил мне отец.

А тут – после десяти только собираемся.

Тоска родилась где-то глубоко, в самом дальнем уголке моей души. Но, родившись, она уже не покидала меня, а лишь нарастала и нарастала.

– Давай не пойдём, – уныло промямлил я.

– Ты что? Почему? Уже все договорились, – ласково шепнула Тамара.

– Не знаю… – я не узнавал своего голоса.

– Тебя что, не отпустят? – удивилась она.

Какая догадливая!

Наверное, нужно было честно сказать, что да, не отпустят, и я даже не буду пытаться спрашивать родителей – мне всё равно не разрешат идти «на хату». Быть может, Тамара поняла бы меня.

Быть может.

Но я ответил иначе.

– С чего ты взяла?

– Подумала.

Я увидел, что она улыбнулась.

Нашла, чему радоваться!

– Неправильно ты подумала. Просто я не хочу!

– Не хочешь?! – изумлённо спросила Тамара.

– Не хочу! – нагло заявил я.

– Странно как-то… – она смотрела мне прямо в глаза.

– Ничего странного! – с вызовом прокукарекал я.

– Мне казалось…

– Кому кажется, тот крестится!

О, небо! Зачем я так сказал?

Тамара отвела взгляд, и губы её задрожали.

Неожиданно закапал дождь.

С минуту мы стояли молча.

Нужно было взять её за руку и перевести всё в шутку, но вместо этого я тоном тренера-наставника посоветовал: «Сходи с ними. Побудете втроём, говорят, такие варианты очень интересны в интеллектуальном отношении».

А вот ехидничать не нужно было вообще. Умник!

«В интеллектуальном отношении!» Козёл!

Как слышится, так и пишется: «Козёл»!

– Хорошо… – тихо и обречённо произнесла Тамара.

Она резко повернулась ко мне спиной и быстро зашагала прочь.

А я остался один.

Дождь усилился.

Не помню, как я пришёл в тот вечер домой.

Отец и мать ждали меня – жизнь шла, как обычно, но, простит меня небо, в ту минуту у меня было одно желание, чтобы они, родимые, уехали куда-нибудь на день-два, и тогда я смог бы всё-таки пойти «на хату». С моей Тамарой.

Но родители были веселы и довольны своей жизнью и никуда не собирались уезжать.

«Заветный» вечер приближался.

Весь день накануне я не мог найти себе места.

Странное дело, случилось так, что после того ужасного разговора я больше не виделся с моей Тамарой.

И этот вечер настал.

Родители легли спать пораньше – «завтра праздник!».

Я выключил свет и долго стоял у окна, пронзая взглядом черноту осенней ночи.

Там, вдали, был дом, где, быть может, именно в эту минуту моя девушка тоже печалилась об мне. Хотелось, чтобы наша грусть была взаимной. У меня не было сомнений – Тамара думает обо мне. Ей, как и мне, должно быть, не до веселья.

Я не спал всю ночь. Мелкий осенний дождь стучал в окно.

Мерзкая, липкая тревога не давала даже прикрыть глаза.

Откуда она взялась? Не знаю. Давило сердце.

И всю ночь я так и пропялился в потолок.

Заснул я только под утро и проспал до самого обеда. Моя мать решила, что в честь праздника это вполне допустимо.

Весь день я не мог найти себе места.

Меня раздражало всё: и бравурные марши, и приветствия руководителей партии и родного правительства, и рапорты победителей социалистического соревнования, и развесёлые комедии тридцатых годов, мне хотелось метнуть в экран телевизора что-нибудь увесистое. За праздничным столом даже самый лакомый кусок не лез мне в горло.

От волнения мои руки мелко дрожали.

– Что-то случилось? – заботливо спросила мать.

– Всё нормально, – нарочито бодро ответил я.

В ответ – долгий взгляд.

Неужели она что-то знала?

Из дома я вышел лишь к вечеру.

И надо же! – сразу встретил Толяна.

Он был бодр и весел. Что-то насвистывал.

«Как петух», – подумалось мне.

– Салют! – сказал он жизнерадостным голосом.

– Привет, – с трудом выдавил я из себя.

– Что же ты не пошёл с нами? – отеческим голосом спросил Толян.

– Да так… – промямлил я.

– Было классно. Две Тамары, два Толяна…

Представляю, какой в эту минуту у меня был вид.

– Как это – два Толяна? – спросил я удивлённо.

Я был твёрдо убежден, что их было трое, и что моя Тамара провела весь вечер в тоске обо мне, как я по ней. А тут, оказывается, что их было четверо. Почему-то на душе сразу стало муторно. Совсем муторно. До тошноты.

– А мы встретили Толика Зинчука, он приехал из армии на побывку.

– И что?

– Ну и позвали его с собой.

– Зачем?!

Господи, какие идиотские вопросы я задавал!

– Ну ты даёшь! Девок-то – две!

Действительно… Две…

От волнения я на некоторое время потерял дар речи.

Зато Толяна понесло.

– Забульбенили три бутылки «Анапы» – класс!

Три бутылки портвейна… Забульбенили…

А моя Тамара? Моя девушка… Она тоже?..

Бульбенила?..

– Девки, конечно, выпили меньше, – словно услышал мой вопрос Толян.

Меньше… Меньше – это сколько?..

– Но были хороши! – гнусно заржал Толян.

Хороши… В каком смысле? В смысле – красивые?

– Представляешь, два Толяна, две Тамары! – захлёбывался он от восторга.

Представляю…

– Я с Душкиной на диване, а Зинчук уволок твою Тамару на кровать.

Уволок? Как уволок? На какую кровать? Мою Тамару? Зачем – на кровать?

И тут ко мне, наконец, вернулась речь.

– Ты врёшь, – прошептал я.

– Какой мне смысл врать? – обиделся Толян.

Действительно… Какой смысл?

– И что?.. – больше я не смог ничего сказать.

Не было сил вымолвить нужные глаголы.

– Я своей Томочке сделал подкожное, – доверительно-радостно выдал Толян.

Видимо, у меня был очень глупый вид.

Потому что он вынужден был показать.

Пальцами. Жест первобытного человека.

Чтобы я понял, что именно он сделал своей Томочке.

Я-то понял, но ужас и боль сжали моё сердце.

Я словно предчувствовал, что он скажет дальше.

– Класс! – продолжал Толян.

Я обречённо молчал, опустив голову.

Так подсудимый выслушивает приговор.

– Я её опарафинил! – похоже, радость Толяна была неописуемой.

Что сделал? «Опарафинил»?

Я не знал такого странного глагола и вопросительно посмотрел на Толяна.

– Вдул! По полной программе! – пояснил он, видя мою беспросветную тупость.

А-а! Вдул… Такое слово я знал.

Теперь до меня дошло, что означает этот незнакомый глагол: «опарафинил».

– Она кричала от страсти, когда кончала! – ликовал Толян.

– Кто – «она»? – испугался я.

– Моя Томочка, – гордо произнес он.

– Почему она кричала?

– Какой ты лопух! У неё случился оргазм!

– А-а! – понимающе закивал я.

В самом дальнем уголке моего сердца ещё теплилась надежда.

– В другой комнате тоже всё было путём! – оптимистично продолжил Толян.

– Откуда ты знаешь? – безнадёжно спросил я.

– Кроватка скрипела весьма специфически, – рассмеялся он.

– Как?.. – пролепетал я.

– Ха-ха-ха! Как! Ритмично! Как-как – и в дамках! – заржал Толян.

– Неправда… – прохрипел я.

– Правда! Зинчук был доволен, как слон! Ха-ха-ха-ха-ха!

– Врёшь!

– Представляешь, у него тоже случился оргазм! Ха-ха-ха-ха!

Я вдруг понял, что сейчас убью его.

Похоже, и Толян это понял. Вовремя.

Потому как он отскочил в сторону и выставил перед собой кулаки.

– Ты забыл футбольное правило? – нагло рассмеялся он.

– Какое? – злобно спросил я.

– Не забиваешь ты – забивают тебе! Так и с девками.

– Ты скотина! – воскликнул я и двинулся на него.

– А ещё есть правило! – отступая, прошипел этот змей.

– Ну?.. – прохрипел я.

– Любовь – это костёр. Не бросишь пару палок – погаснет!

– Ты козёл… – мне показалось, что я стал больше его ростом.

– Спокойно, сэр, спокойно! Я ухожу! – испуганно попятился Толян.

Затем он резво повернулся и побежал прочь.

Я и не собирался его догонять. Я не мог дышать.

«Подкожное. Опарафинил» – от этих новых понятий подкашивались ноги.

Потому что всё это касалось и моей любимой.

Потому что меня оплевали и предали.

Первое чувство?

Нет, не может быть!

Он врёт! Он врёт!

Сердце колотилось, как бешеное.

Он врёт, чтобы сбить меня с катушек.

Он такой, этот придурковатый Толян.

Самец с маслянистыми глазками!

Скотина! Сволочь! Он врёт!

«Опарафинил!» «Оргазм!»

Не верю!

Не верю…

Я шёл по дороге и вслух материл ненавистного Толяна.

И вдруг я понял, куда иду.

Ноги сами несли меня.

Кровь шумно стучала в моих ушах.

Я шёл к моей Тамаре.

Куда я ещё мог идти!

А вон и её дом! Наверняка она ждёт меня!

Сейчас я позову мою девушку, и всё выяснится.

Лживый Толян будет лизать мне задницу!

Я найду способ рассчитаться с ним.

Скотина! Мерзкая скотина! Гад!

А вот и тропинка, ведущая к калитке!

Тамара появилась передо мной неожиданно.

Мы едва не столкнулись носом к носу.

Видимо, она только что вышла из дома.

Я взглянул на её лицо и почувствовал, что сейчас упаду.

Ответ был в глазах моей девушки. Никогда я не видел её такой.

Хорошо, что я стоял у заборчика и схватился за него рукой.

Мы смотрели друг на друга молча.

Не было сил что-то спрашивать. Не было.

Точнее, было страшно задавать вопросы.

Наконец я сглотнул от волнения и выдавил из себя жуткие слова.

– Зинчук… Ты была с ним? – совершенно упавшим голосом спросил я.

Она ответила едва слышно, но для меня это было, как раскат грома.

– Да, – сказала она.

– У вас что-то… было? – не знаю, как я смог произнести ещё и это.

– Что-то было, – совсем тихо ответила Тамара.

Словно кто-то с русской щедростью дал мне поддых. Ногой.

Хотелось что-то сказать, закричать, но не было воздуха.

– Ты предала всё, что между нами было, – наконец сказал я.

От волнения во рту было сухо, в глазах зарябило.

Тамара молчала.

Она печально смотрела куда-то себе под ноги.

– Тамара, как ты могла?.. – прошептал я.

Она молчала.

– Прощай… – сказал я тихо.

Хватило сил повернуться. Хватило сил сделать несколько шагов.

Затем я понял, что падаю.

– Подожди! Я помогу тебе! – раздался голос Тамары.

Я почувствовал, что она схватила меня за руку.

– Пусти меня! Ты сучка! Уже помогла! Предательница! – закричал я.

Лицо Тамары вмиг стало совершенно бледным.

Я злобно выдернул свою руку и побежал прочь.

Хватило сил не оглянуться назад.

Одним прыжком я перемахнул через нашу заветную кладочку.

Теперь я не бежал, а просто быстро шёл.

Спешить было больше некуда. Всё ясно.

Колючий комок раздирал горло.

Ах, как хотелось зареветь в голос!

Как хотелось зареветь! Кто бы знал!

Я шёл по шоссе и ничего не видел перед собой.

В эту минуту я презирал всех девчонок на свете.

Куклы, тёлки, самки, сучки, шалавы, проститутки!

А ещё – матом, матом, матом! От этого было легче.

Холодная, жуткая ярость терзала моё сердце.

«Тамара, Тамарочка, как ты могла?» – шептал я.

Но ответа не было.

«Повешусь», – подумал я твердо.

Мысль показалась удивительно простой и правильной.

«Нет, утоплюсь», – вариант с веревкой мне не понравился.

«А как же мать, отец?» – подумал я о родителях.

«Брошусь с Белой Скалы. Умру от любви!»

Казалось, что это будет подвиг, и я был готов к нему.

И вдруг я увидел, что какая-то тёмная фигурка движется мне навстречу.

– Приветик, – ласково произнёс знакомый голос.

Я словно очнулся.

Это была Ирка Зоммер.

Она была в лёгком осеннем пальто.

– Привет, – произнёс я хриплым голосом.

– Гуляете? – ехидно спросила Ирка.

– Гуляем, – в тон ей ответил я.

– От Тамары дефилируете? – уточнила Ирка.

– Нет, – соврал я.

– Говорят, они вам наставили рога, – хихикнула она.

Честное слово – мне показалось, что земля покачнулась.

Ладно Толян, он – соучастник, но откуда Ирка уже всё знала?!

– Ты сплетница, – злобно проговорил я.

– Неправда.

– Правда. Ты сплетница. Хроническая.

– Напрасно пенишься – тебе просто не повезло.

– Откуда ты знаешь?

– Оттуда. Сорока на хвосте принесла.

Она улыбалась. Нагло так.

Мне хотелось ей врезать.

Уж лучше бы я её ударил.

Лёгкий ветерок распахнул полы иркиного пальто.

Я увидел её стройные, высоко открытые ноги.

Платье было коротким, словно юбка фигуристки.

И белые гольфы ниже колен.

– Пойдём со мной, – сказал я и схватил её за руку.

– Куда?

– Пойдём, – сердито повторил я.

– Не пойду, – упёрлась Ирка.

– Пойдём, – я потянул её в сторону от шоссе.

– Нет! – завизжала она.

– Нет, ты пойдёшь!

Я рванул к себе девичье тело.

Конечно, я был сильнее её.

Мы сошли на тропинку. Теперь нас никто не мог видеть с автотрассы.

Я тянул девушку за собой, а она тщетно пыталась сопротивляться.

– Нет, нет, – капризно лепетала Ирка, но шла за мной.

– Сейчас я тебе сделаю подкожное, – убеждённо сказал я.

Мне вспомнился Толян с его оригинальным жаргоном.

– Нет! – испуганно воскликнула Ирка.

– Пойдём! – прорычал я.

Девушка едва не вырвалась из моих рук.

– Ах, ты так… – процедил я сквозь зубы.

И обхватив её двумя руками за талию, поднял над землёй и понёс перед собой, словно тяжёлый куль.

– Пусти! Пусти… Я закричу, – хныкала Ирка.

– Кричи, никто не услышит, – нагло ответил я.

Действительно, здесь нас уже вряд ли кто-то мог услышать.

Нёс я её недолго и недалеко. Шагов двадцать-тридцать.

Как раз до того места, где рос редкий кустарник, а вся земля была покрыта толстым слоем густой травы.

Пацаны почему-то называли эту траву «собачья постель».

– Вот тут мы и ляжем, – сказал я.

И, не давая Ирке встать на ноги, повалил её на эту самую «собачью постель».

Потом я грубо навалился на девушку, стараясь коленом раздвинуть её ноги. Наша борьба была короткой. Я оказался сильнее. Ирка закрыла лицо руками. Мне послышалось, что она всхлипывает. В прежние времена я непременно отпустил бы её. В прежние, но не в этот вечер. Просто она попалась мне на пути, и ей не повезло.

«Хватит водить меня за нос!» – злобно подумал я.

Затем я слегка приподнялся и вздрагивающей рукой задрал кверху подол её короткого платья. Ирка лежала, сжав ноги. Ярким пятном белели её маленькие трусики. Я ухватил их с двух сторон и потянул вниз, к коленям. Ирка всхлипнула, но не оттолкнула мои руки.

Хорошо помню, что в этот момент я почти не чувствовал никакой страсти. Была только злость и ненависть. Видимо поэтому я так быстро и спокойно сдвинул её трусики до колен, потом полуприсел и ловко снял их вовсе.

Наверное, в эту минуту ещё можно было остановиться.

Но я не остановился.

Ирка всё также лежала, закрыв лицо ладонями.

Мне показалось, что она всхлипывает и тихонько плачет.

«Притворяется, как всегда!» – подумал я.

Холодная злоба и тупая решительность управляли мной.

Я стоял на коленях, прямо передо мной белели иркины гольфы.

– Не надо, прошу тебя, – испуганно проговорила Ирка.

– Надо! Кто-то же должен сделать тебе это в первый раз.

– Не надо! Ты меня совсем не любишь…

– Перестань… Я очень хочу тебя, – ласково сказал я.

А вот это была сущая правда.

Желание вдруг охватило меня, словно ожог.

Обнаженное девичье лоно манило к себе.

Я расстегнул молнию своих брюк. Взял Ирку под коленки и развёл в стороны её ноги. Теперь я видел тёмный треугольник, к которому прежде так стремился.

Мой дружок задорно торчал кверху.

Словно знал, какие радости его ждут.

Я навалился на Ирку.

– Пусти, не надо, – жалобно пробормотала она.

– Надо, Ирочка! Надо! – страстно прохрипел я.

Левой рукой она по-прежнему закрывала глаза, а правой пыталась прикрыть своё сокровище, но я действовал ловчее и без труда преодолел её сопротивление.

Теперь я лежал на ней и с диким восторгом ощущал, что мой дружок расположился как раз там, где нужно.

– Не надо, – панически воскликнула Ирка.

– Надо! Пусти меня! – убеждённо прорычал я.

И сделал толкающее движение бедрами.

Ничего себе! Невероятно, но я сразу попал туда, куда должен был попасть. Отлично!

От восторга и радости я издал страстный вопль.

Я толкнул сильнее и с наслаждением ощутил, что проникаю внутрь девичьего тела. Никак не ожидал, что будет так туго.

Ирка взвизгнула.

– Перестань! Мне больно! – пропищала она тонким голосом.

– Отлично! Девочка моя! Отлично! – взревел я в ответ.

И сделал ещё движение. И ещё. И ещё…

Восторг от проникновения был неописуемым. Туда, туда, туда…

Мне показалось, что в это мгновение вся земля мелко задрожала.

Словно сквозь сон я услышал, как Ирка воскликнула: «Мамочка!»

Но было поздно. Никакая мамочка уже не смогла бы ей помочь.

Теперь мой дружок был в ней полностью. Получилось! О господи!

Девушка громко застонала.

С дикой, животной радостью я понял, что овладел ею.

Не уверен, но, по-видимому, я лишил её девственности.

И начался мой первый в жизни настоящий танец самца.

Я двигался так, как должен был двигаться, сама природа заставляла меня совершать эти первобытные толчки. Мне было хорошо. Никогда в жизни не было так невообразимо хорошо.

Никогда…

Ещё, ещё, ещё, ещё, ещё, ещё…

– Ирочка… Девочка моя, – шептал я, сгорая от страсти.

Но, видит бог, мне хотелось шептать другое имя.

Ещё, ещё, ещё, ещё, ещё, ещё…

И тут я почувствовал, что вот сейчас…

Сейчас всё случится… Сейчас… Уже близко…

На мгновение вспомнилась наука бывалых о том, что нужно, заботясь о своей девушке, кончать куда-то в сторону, но, видимо, не существовало силы, способной хоть на мгновение прервать эту сладострастную скачку. Я не смог остановиться, и, полностью отдавшись зову природы, ещё глубже вонзился и там, в самой глубине девичьего тела завершил эту невыносимую, волшебную муку. Новый звериный вопль вылетел из моего горла.

В этот миг я понял, что означает фраза «поток страсти».

Дёрнувшись ещё несколько раз и, ощутив фантастическое облегчение, я припал к Ирке и уткнулся носом в её шею.

«Вот она, моя первая девушка», – радостно подумалось мне.

Всё моё тело мелко дрожало от пережитого страстного взрыва.

Чувство невыразимой благодарности охватило меня.

– Ира, Ирочка, как хорошо! А ты не хотела, – укоризненно прошептал я.

– Что ты наделал? – заплакала она в ответ на мои слова.

– Наделал… Не плачь, – ласково и нежно промурлыкал я.

Как мне было хорошо! Я целовал её в шею.

Секс! Настоящий секс! Как я мечтал об этом!

Нежная истома и сладкая усталость… Секс…

– Что ты наделал? – как заведённая повторяла Ирка.

И тут до меня дошло. Что я наделал?!

– Не хнычь, – строго сказал я.

Но она выла всё громче и громче.

В эту минуту я ощутил жуткий страх.

Действительно, – что я наделал!

Я овладел своей сверстницей.

А вдруг она забеременеет?

Ведь я «опарафинил» её. «Вдул!»

Без презерватива! По полной! Кошмар…

А если она расскажет родителям?

Ведь Ирка сопротивлялась. Как могла…

Может она сказать, что я её изнасиловал?

Может… Она всё может.

– Ира! Перестань. Успокойся, – я не знал, что и говорить.

– Дурак! Насильник! – воскликнула она сквозь слёзы.

Теперь мне стало нехорошо. Ну почему так устроена жизнь!

Три минуты назад было хорошо, а теперь – совсем наоборот.

Потому что я был дурак и насильник.

– Вставай. Оденься, – виновато произнёс я.

– Пошёл вон! Самец! – закричала она.

Самец? Да. Но почему – «пошёл вон»?

Я не уходил. Нельзя было уходить.

– Оденься. Пойдём домой, – я говорил, а в душе скребли кошки.

– Отвернись! Скотина! – она захлебывалась от слёз.

– Давай, я тебе помогу… – я протянул ей руку.

– Не прикасайся ко мне! Свинья! – она оттолкнула меня.

Я сидел на корточках и смотрел, как Ирка поднялась и отвернувшись, стала приводить себя в порядок. В эту минуту мне, как никогда прежде, захотелось, чтобы время вдруг повернуло вспять.

Но время не повернуло назад.

Холодная клешня животного страха сжала мне сердце и уже не отпускала.

– Я провожу тебя, – тупо пробормотал я.

Ирка молча уходила от меня по тропинке.

Одним прыжком я догнал её, и мы пошли рядом.

– Дай руку, – виновато сказал я.

– Пошёл вон, мерзавец! – закричала она и повернулась ко мне лицом.

Я взглянул на неё и обмер. Слёзы ручьями текли по её щекам. Никогда в жизни я не видел такого страшного, заплаканного лица. Мне даже показалось, что передо мной не Ирка, а какая-то другая, незнакомая девушка, и что, вообще, всё это только кошмарный, фантастический сон. Кадры из фильма ужасов.

Больше я ничего ей не говорил. Не было нужных слов.

Когда я пытался идти с ней рядом, она ускоряла шаг.

Поэтому я просто молча шёл сзади. На полшага.

Я думал, что Ирка успокоится, когда мы подойдём к её дому.

Поговорим. Она перестанет плакать. Мы поцелуемся.

Действительно, ведь я так и не поцеловал её в губы.

Нужно исправить эту оплошность. А главное – успокоить.

Ведь всем девчонкам когда-то делают это в первый раз.

И все плачут. Так должно быть. Поплакала – и будет.

В следующий раз ей не будет так больно. Я обещаю.

Когда она теперь сможет прийти на свидание?

Я буду осторожен, а у неё случится оргазм…

Я готов был пообещать ей что угодно.

Лишь бы она перестала реветь.

Но нет.

Я ничего не сказал Ирке, ничего не пообещал.

Ей не нужны были мои трусливые и лживые обещания.

Всё также тихо подвывая, она отворила калитку и, не оборачиваясь, быстро прошла в тёмный двор.

– Ира! Подожди! Давай поговорим! – я хватался за соломинку.

Девушка словно не слышала моих призывных слов.

Открылась дверь и коридорном окне вспыхнул свет.

Свет вспыхнул, и все мои надежды погасли.

Мне почему-то снова подумалось, что это происходит не со мной.

Когда я пришёл домой, родители уже спали. Я тихонько юркнул в свою комнату, быстро разделся и улёгся в постель. Долго не мог заснуть. События минувшего вечера не давали мне покоя. Тамара меня предала – в это было трудно поверить. Но – факт… Я стал мужчиной, но как нехорошо это произошло. Что теперь будет? Хотелось спрятаться в лесу и жить в какой-нибудь тайной пещере. Одному. Чтобы никто не смог меня найти. Чтобы меня все забыли. Нет на свете такого человека и не было! Кто сделал Ирку Зоммер женщиной? Не знаю! Не я!

Не помню, как я уснул.

Мне приснилось, что я иду по длинному коридору и в самом его конце подхожу к большому зеркалу. Посмотрев в зеркало, я вздрогнул от неожиданности – вместо моего отражения на меня печально смотрела Тамара.

– Хорошо тебе с Толиком? – тихо спросил я.

– А тебе с Ирочкой? – печально ответила она.

– Я не люблю её, – сказал я.

– Зачем же ты сделал это?

– Что?

– Зачем ты её изнасиловал?

– Я её не насиловал.

– А как называется то, что ты сделал?

– Не знаю. Вдул… Опарафинил… – господи! Что я нёс!

– Тебя за это накажут.

– Никто меня не накажет, – мой голос задрожал.

– Жизнь накажет, – прошептала она.

– А тебя? – хриплым голосом спросил я.

– И меня, – Тамара отвела взгляд.

В тот же миг зеркало помутнело.

Тамара исчезла. Мне стало нехорошо.

Я размахнулся и изо всей силы треснул кулаком в центр зеркала.

Затем я снова пошёл по коридору.

Здесь меня ждали. Дверь открылась.

– Подпишите протокол, – сказал мужской голос.

– Какой ещё протокол? – воскликнул я, обернувшись.

– Молодой человек! Вы в прокуратуре, а не на рынке.

– В прокуратуре? – я смотрел и не видел перед собой никого.

– Да. На вас поступило заявление.

– Какое ещё заявление?!

От ужаса я проснулся.

Облегчение от осознания того, что всё это только сон было неописуемым. Наверное, с таким чувством возвращаются с того света, если такое возможно.

«Всё будет хорошо», – успокаивал я себя.

За окном осенний ветер трепал ветви грецкого ореха, и они шуршали, касаясь стены и крыши нашего дома.

Хмурое утро усугубляло моё тяжкое настроение.

Я вышел из своей комнаты и увидел огорчённое лицо моей матери.

«О, боже! Неужели уже всё известно?» – с ужасом подумалось мне.

– У нас неприятность, – печально сказала мать.

– Что? – с трудом выдавил я из себя.