355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Олег Платонов » Герои и антигерои Отечества (Сборник) » Текст книги (страница 5)
Герои и антигерои Отечества (Сборник)
  • Текст добавлен: 8 сентября 2016, 23:27

Текст книги "Герои и антигерои Отечества (Сборник)"


Автор книги: Олег Платонов


Соавторы: Феликс Чуев,Юрий Лубченков,Владислав Романов,Виталий Оппоков,Борис Попов,Андрей Шолохов,Виктор Меньшиков,Владимир Федоров,Вячеслав Забродин,Николай Костин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Издание бумаг значительно расширило представления о личности Потемкина и убедительно доказало его гигантскую работоспособность. Бывало, что в наиболее ответственные и напряженные дни он сочинял, диктовал, писал сам до 30, а то и до 40 писем, ордеров, приказов и других бумаг в сутки. А теперь попробуем самокритично взглянуть на себя и честно признаться, что иногда на одно письмо, на один-единственный важный ответ мы тратим по нескольку дней…

Так вот, кругом затворялись двери не для того, чтобы Потемкин лежал в праздности, а для того, чтобы ничто не мешало ему напряженно работать. Посетителям же объявлялось, что он в плохом настроении и лучше на глаза ему не попадаться – это отбивало охоту добиваться приема даже у самых настырных.

Что же касается умелого использования всяких слухов о себе самом и о чертах своего характера, то в этом Потемкин особенно преуспел. В 1788 году, находясь под Очаковом, он задумал дерзкую операцию, чтобы достать необходимые ему планы подземных минных галерей, сооруженных французами на подступах к крепости и некоторые секретные документы по линии министерства иностранных дел, документы, характеризующие политику Франции по отношению к России. А надо сказать, что в той войне французы оказывали существенную помощь Турции, с которой воевала Россия.

В поездку за этими документами Потемкин снарядил своего адъютанта Баура, а дабы не насторожить французов, придумал и «серьезное» поручение он объявил, что адъютант едет за модными башмаками для Прасковьи Андреевны Потемкиной, жены генерал-поручика П. С. Потемкина. Весть эта мгновенно облетела русский лагерь, офицеры судачили, вспоминая прежние «причуды». Вот, мол, князь горазд на выдумки – то в Калугу за тестом посылает, то в Сибирь за огурцами.

Тем временем Потемкин вручил Бауру рекомендательные письма и указал адреса своих агентов в Париже. Прибыв в столицу Франции, адъютант князя не скрывал официального своего поручения и привел в восторг сплетников. Один модный щелкопер успел даже моментально сочинить водевиль о странном русском вельможе и поставить его в театре еще до отъезда Баура. Пока шли пересуды, пока Париж наслаждался спектаклем, Баур бегал за башмаками, размещая заказы в модных и дорогих лавках и мастерских. Одновременно, не привлекая внимания, он прошел и по нужным адресам, получил необходимые средства и занялся выполнением главной своей задачи. Он подкупил любовницу министра иностранных дел, и та выкрала у своего обожателя нужные бумаги. Похожим путем достал он и планы подземных минных галерей.

Надежно спрятав все документы в ворохе башмаков, Баур выехал в Россию. Пропажи французы хватились, когда он был уже в лагере под Очаковом.

Слухи о том, что Потемкин вместо того, чтобы заниматься осадой Очакова, ублажает дам, поплыли по России, но князь относился к ним равнодушно главное-то он дело во имя России сделал, секретные французские документы были в его руках, и он умело использовал их в своей деятельности.

Однако продолжим рассказ о дне Потемкина… После завтрака начиналась обычная работа. Первым к князю заходил В. С. Попов, который приносил поступавшие на его имя письма и бумаги. В кабинете Василий Степанович оставался до тех пор, пока князь не отпускал его. Затем следовал доклад статс-секретаря. Его сменял медик, делавший подробное сообщение о состоянии медицинского обеспечения поиск, и, наконец, в кабинет поочередно допускались представители дипломатического корпуса.

Вели они себя с князем исключительно деликатно. По словам В. В. Огаркова, Потемкин держался с ними, как и подобает первому министру великой России, что заставляло «даже представителя „гордого Альбиона“ лорда Мальмсберри (Гарриса) заискивать у непеременившегося с посланниками князя».

Он был достойным последователем своего предка, известного умением держаться с представителями иностранных государств и даже с царствующими особами, как и прилично великороссу, и никогда не заглядывал в рот западным деятелям, что, увы, так часто мы видим в нынешние годы…

«По отпуске последних, – продолжает далее С. Н. Шубинский, – Потемкин запирал сбой кабинет и оставался в нем более часа один. В этой комнате находился большой стол, на котором лежали всегда: бумага, карандаш, пруток серебра, маленькая пилка и коробочка с драгоценными камнями разного цвета и вида; когда князь о чем-либо размышлял, то, чтобы не развлекаться и сосредоточить свои мысли на известном предмете, он брал в руки два драгоценных камня и тер их один об другой, или обтачивал пилочкою серебро, или наконец раскладывал камни разными фигурами и любовался их игрою и блеском. Что в это время созревало в его уме, он тотчас же записывал на приготовленной бумаге и потом, отворив двери, звал Попова и отдавал приказания».

Умение думать, причем думать масштабно, по-государственному, отличало Потемкина. Он никогда не принимал скороспелых решений, не делал опрометчивых шагов, особенно если это касалось интересов России. Взять хотя бы реформы в военном деле. Он не спешил сразу переломать все, что было прежде, а потом уж начинать строить, не зная как, но всесторонне исследовал каждую проблему и не экспериментировал на армии и ее личном составе. Недаром о его реформах П. В. Чичагов писал: «Военные силы, соответственные населению, были соразмерны материальным средствам империи и, благодаря гению Потемкина, были вооружены и экипированы лучше, нежели где-либо в Европе. Ибо, лишь после долгих опытов, доказавших превосходство этой экипировки над прочими, он решился ее ввести в наши войска».

Безусловно, вершить все эти великие дела помогал Потемкину и распорядок дня, раз и навсегда им принятый.

Григорий Александрович умел работать, но умел и отдыхать. После утренних своих трудов он обычно, если выдавалось время, навещал знакомых, родственников, общался с нужными людьми. Затем возвращался к себе, подписывал бумаги, вручал дежурному генералу пароль на следующие сутки и в 2 часа дня, как тогда говорили в 2 часа пополудни, садился за стол.

Интересное замечание делает Шубинский и в отношении питания князя:

«Потемкин старался строго следовать правилам умеренности и трезвости и, для сбережения своего здоровья, воздерживался, иногда по целым месяцам, от употребления вина и других излишеств».

Таким образом, все обвинения в пьянстве рассыпаются, едва прикасаешься к фактам. Да и о каком пьянстве, о какой лености могла вообще идти речь? Каким образом лентяй и пьяница мог бы сделать столько полезного для России, сколько сделал Потемкин?!

После обеда, побыв немного с гостями, Потемкин вновь удалялся в свой кабинет и оставался в нем один довольно продолжительное время. И снова после раздумий приглашался Попов для конкретных распоряжений.

Даже в праздности Потемкин не был праздным, даже за карточным столом он не забывал о делах. С. Н. Шубинский пишет:

«Игра происходила всегда в глубокой тишине, потому что партнеры князя, зная его привычки, не говорили ни слова, кроме того, что следовало по игре, или если князь не подавал сам повода к разговору. На игральном столе постоянно лежали карандаш и бумага, так как Потемкин и в этом занятии не оставался праздным и, часто прерывая игру, записывал то, что приходило ему в голову. Во время игры в комнату несколько раз заходил Попов, становился за стулом князя и как только замечал, что бумага отодвинута, молча брал ее и спешил привести в исполнение написанное на ней».

Ежедневно в вечернее время Потемкин совершал прогулки пешком, делал гимнастические упражнения, словом, следил за собой, за своим здоровьем и поддерживал бодрость духа. Умевший сам работать и отдыхать, причем не в ущерб делу, он заботился и об отдыхе подчиненных. Известно такое его мнение: «Чтобы человек был совершенно способен к своему назначению, потребно оному столько же веселия, сколько и пищи; в рассуждении сего наипаче надлежит помышлять о солдатах, кои без того, быв часто подвергаемы великим трудам и отягощениям, тратят бодрость и силы сердца. Унылое же войско не токмо бывает неспособно к трудным предприятиям, но и легко подвергается разным болезням».

Армии же, предводимые Потемкиным, не знали поражений, ибо их великий предводитель отдавал все свои силы, весь свой талант повышению боевой мощи и боеготовности войск.

С 1784 года Григорий Александрович являлся президентом Военной коллегии, осуществляя общее руководство всеми вооруженными силами России, готовя их к новым столкновениям с многочисленными врагами, и прежде всего с Османской империей. Помнил он о том, что вскоре после подписания Кучук-Кайнарджийского мирного договора 1774 года верховный визирь Османской империи сказал русскому послу со всем откровением, что, если Крым останется независимым, а Керчь и Еникале во власти русских, мир, вынужденный у Порты, не продлится долго.

Независимость же Крыма была оговорена именно по этому договору, завершившему русско-турецкую войну 1768–1774 годов. И именно этот пункт не давал покоя туркам, призывая их к мщению. Новая война была неизбежна…

Светлейший князь Тавриды

Об обстановке на юге России в начале 80-х годов XVIII столетия В. В. Огарков в книге, посвященной Потемкину, писал:

«Наши границы были отодвинуты от Черного моря значительною своею частью, флот отсутствовал, на устьях Днепра, на Днестре и Буге по соседству был целый ряд грозных турецких крепостей. Крым, хотя и освобожденный от сюзеренства Турции по Кучук-Кайнарджийскому миру, на самом деле был еще довольно послушным орудием в руках турецких эмиссаров и во всяком случае грозил нам, как союзник Турции в возможной войне…»

Уже несколько веков, с того самого времени, как его захватили остатки разгромленной Золотой Орды, Крым представлял для России «гнездо хищников, грабительствующих в русских пределах». Сколько нападений было сделано оттуда на русские и украинские земли, сколько сожжено и разграблено селений, сколько уведено в рабство людей! Походы против Крымского ханства с целью обуздания агрессора совершались и при Петре I, и в годы правления его ближайших преемников, но все оставалось безрезультатным. Григорий Александрович Потемкин, назначенный генерал-губернатором ряда наместничеств, а в том числе Новороссийского и Азовского, соприкасавшихся с Крымом непосредственно, сразу оценил важность и необходимость присоединения полуострова к России. Кстати, Потемкин был и одним из инициаторов объявления Крыма независимым.

Вступив в управление югом России, Григорий Александрович начал планомерную подготовку к присоединению полуострова. Стремясь убедить в необходимости этого акта императрицу, он писал ей в 1782 году:

«Крым положением своим разрывает наши границы. Нужна ли осторожность с турками по Бугу или со стороны Кубанской – во всех случаях и Крым на руках. Тут ясно видно, для чего хан нынешний туркам неприятен: для того, что он не допустит их чрез Крым входить к нам, так сказать, в сердце. Положите же теперь, что Крым ваш и что нет уже сей бородавки на носу, – вот вдруг положение границ прекрасное: по Бугу турки граничат с нами непосредственно, потому и дело должны иметь с нами прямо сами, а не под именем других. Всякий их шаг тут виден. Со стороны Кубанской сверх частых крепостей, снабженных войсками, многочисленное войско Донское всегда тут готово. Доверенность жителей в Новороссийской губернии будет тогда не сумнительна, мореплавание по Черному морю свободное, а то извольте рассудить, что кораблям вашим и выходить трудно, а входить еще труднее.

Еще вдобавок избавимся от трудного содержания крепостей, кои теперь в Крыму на отдаленных пунктах.

Всемилостивейшая Государыня! Неограниченное мое усердие к вам заставляет меня говорить: презирайте зависть, которая вам препятствовать не в силах. Вы обязаны возвысить славу России. Посмотрите, кому оспорили кто что приобрел: Франция взяла Корсику; цесарцы без войны у турок в Молдавии взяли больше, нежели мы. Нет державы в Европе, чтобы не поделили между собою Азии, Африки, Америки. Приобретение Крыма ни усилить, ни обогатить вас не может, а только покой доставит. Удар сильный – да кому? Туркам: это вас еще больше обязывает. Поверьте, что вы сим приобретением бессмертную славу получите, и такую, какой ни один государь в России еще не имел. Сия слава положит дорогу еще к другой и большей славе: с Крымом достанется и господство в Черном море; от вас зависеть будет запирать ход туркам и кормить их или морить с голоду. Хану пожалуйте в Керчи, что хотите, – он будет рад. Вам он Крым поднесет нынешнюю зиму, и жители охотно принесут о сем просьбу. Сколько славно приобретение, столько вам будет стыда и укоризны от потомства, которое при каждых хлопотах скажет: вот она могла, да не хотела или упустила. Есть ли твоя держава кротость, то нужен в России рай. Таврический Херсон! Из тебя истекло к нам благочестие: смотри, как Екатерина Вторая паки вносит в тебя кротость христианского правления».

Если обратиться к истории древних веков, то легко установить, что в те времена Крым не принадлежал татарам. В первом тысячелетии до нашей эры там обитали кимтюрийцы и тавры – отсюда – Таврика, позже – Таврида. В 6 и 5 веках до нашей эры побережье колонизовали греки, а вскоре там возникло Боспорское государство. В 4 веке до нашей эры образовалось государство Скифское. Затем часть побережья захватили римляне, которые удерживали свои колонии до 3 века нашей эры. Позднее орудовали на полуострове готы и гунны, которые полностью разрушили древние города скифов, ликвидировав и государства Боспорское и Скифское. После этого одна часть полуострова оказалась в руках Византии, а другая, восточная, вошла в состав Тмутараканского княжества, центр которого находился на Таманском полуострове. Образовалось же оно в результате походов князя Игоря на Византию в 944 году и Святослава – в 955 году разгромившего ясов и касогов.

В XIII веке на Русь опустился мрак ордынского ига. Монголо-татары захватили Крым и Северное Причерноморье, на полуострове разместился Крымский улус Золотой Орды. После распада Золотой Орды и возникло в 1443 году Крымское ханство, уже в 1475 году попавшее в вассальную зависимость от Османской империи.

И вот в 1774 году Крымское ханство обрело независимость, хотя Османская империя и продолжала еще вмешиваться в его дела, теша себя надеждами на возвращение столь лакомого куска и удобного плацдарма для агрессивных действий против России.

Потемкин в своей политике умело опирался на приверженцев России в Крыму, а таковых было немало. Человеку труда не нужны грабежи и насилие, человек труда привык жить доходами от произведений своих рук. Бездельники, становящиеся на путь грабежа и разбоя, всегда в меньшинстве, но они и виднее всегда, виднее и заметнее. Труженики из числа крымских татар не одобряли политики разбоя и грабежей и потому горячо откликнулись на манифест, направленный Потемкиным, с призывом присягнуть русской императрице.

Понимая, что присоединение Крыма вызовет немедленное и решительное противодействие Порты, которая может даже пойти на объявление войны, Потемкин позаботился и о дипломатическом обеспечении своих действий. В результате секретных переговоров с австрийским императором Иосифом II удалось заключить русско-австрийский военный союз, по которому обе державы обязались помогать друг другу и «присоединить, в случае успеха, приграничные к империи области, которыми владела незаконно Турция, а также восстановить Грецию и организовать из Молдавии, Валахии и Бессарабии монархию под управлением государя греческой религии».

14 декабря 1782 года императрица издала специальный рескрипт, в котором отмечалось, что возникла настоятельная необходимость провести присоединение полуострова к России, «чтобы полуостров Крымский не гнездом разбойников и мятежников на времена грядущие оказался, но прямо обращен был на пользу государства нашего в замену и награждения осьмилетнего беспокойства вопреки нашему миру понесенного, и знатных иждевений на охранение целости мирных договоров употребленных».

Там же указывалось, что «произведение в действо столь великих и важных наших предприятий» возлагается на Г. А. Потемкина.

Осуществив присоединение Крыма, Потемкин немедленно приступил к административной деятельности на полуострове. Он разделил Таврическую область на семь уездов, объявил жителям, что все татарские князья и мурзы получают права и льготы русского дворянства, разрешил сформировать «Таврическое национальное войско», которое затем с успехом участвовало в войне с Османской империей на стороне России.

По-разному восприняли присоединение к христианской державе жители полуострова. Кое-кому не понравилось свершившееся, особенно тем, кто привык жить грабежами и разбоем. Такие люди стали тайно пробираться в Турцию. Их ловили и возвращали назад. Узнав о том, Потемкин заявил, что неразумно и даже вредно удерживать тех, кто не хочет становиться российскими подданными, и приказал не только не препятствовать их эмиграции, но даже снабжать пропусками и денежными пособиями на путь следования.

Политику русского правительства относительно присоединения Крыма лучше всего выражают слова Екатерины II:

«Присоединенные страны непристойно называть чужестранными, а обходиться с ними на таковом основании есть больше нежели ошибка, и можно назвать достоверною глупостью. Сии провинции надлежит легчайшими способами привести к тому, чтоб они обрусели и перестали бы глядеть, как волки из лесу».

Слово «обрусели» ни в коем случае не означало, что императрица собралась подавлять национальное достоинство и лишать национальной самобытности крымских татар. Во время ее знаменитого путешествия по Новроссии и Крыму в 1787 году произошел очень примечательный случай, который является лучшей иллюстрацией отношения императрицы к национальному достоинству народа. Сопровождавшие государыню австрийский принц де Линь и французский посланник граф де Сегюр озорства ради задумали подкараулить татарок, чтобы посмотреть на их лица – обычно татарские женщины прятали их под покрывалами.

Сделать это удалось, но неосторожное восклицание де Линя напугало татарок и наделало переполох. Женщины с криком пустились бежать, а навстречу им ринулась толпа разъяренных мужчин, от которых высокородные шалуны едва спаслись бегством.

На следующий день, желая развеселить императрицу, принц рассказал о происшествии, считая его забавным.

Екатерина II рассердилась и сурово заявила:

– Господа, эта шутка весьма неуместна и может послужить дурным примером. Вы посреди народа, покоренного моим оружием; я хочу, чтобы уважали его законы, его веру, его обычаи и предрассудки. Если бы мне рассказали эту историю и не назвали бы действующих лиц, то я бы никак не подумала бы на вас, а стала бы подозревать моих пажей, и они были бы строго наказаны.

В первых же своих приказах Потемкин требовал от русской администрации в Крыму дружелюбного отношения к татарам, дабы «дать почувствовать жителям выгоду настоящего своего положения», а в указе от 16 октября 1783 года объявлялось требование русского правительства «соблюдать неприкосновенную целость природной его веры». Еще прежде, в манифесте от 8 апреля 1783 года было указано «содержать жителей наравне с природными подданными».

Особую заботу проявлял Потемкин о хозяйстве Крыма, о его развитии и совершенствовании. 15 апреля 1785 года он направил генералу Михаилу Васильевичу Каховскому, командовавшему русскими войсками в Крыму и осуществлявшему управление краем, объявление на русском и татарском языках, приглашающее всех жителей «употребить всеусиленное старание, чтобы хлебопашество в надлежащее состояние было приведено». Потемкин постарался создать самые благоприятные условия для того, «чтобы способствовать размножению коммерции и ободрить промыслы».

Некоторые указы Григория Александровича не потеряли актуальности и по сей день. Взять, к примеру, ордер от 16 октября 1784 года, которым он вменял в обязанность областному правителю Крыма прекратить истребление лесов. В ордере генералу Каховскому от 9 февраля 1786 года он снова коснулся этого важного вопроса:

«В рассуждении о сбережении в Таврической области лесов, к чему вы почитаете за нужное определить особых смотрителей, не лучше ли было бы обязать и поощрять к тому добрым манером деревенских жителей, а особливо новозаселяемых жителей, преподавать им в том нужные наставления и пособствия и назначив удобные к садке и посеву места».

Григорий Александрович заботился не только о флоре края, но и фауне. Так, 14 августа он приказал областному правителю «достать на Кубанской стороне фазанов и перевесть их в Тавриду для разводу в способных местах, чтобы завелось их более, имея их однако всегда на воле».

По распоряжению князя множились сады, виноградники, шелковичные плантации, проводилось исследование недр, строились новые и совершенствовались старые города.

Не забыл князь и о народном образовании, для чего были открыты в Крыму училища, а в Новроссии планировалось создать Екатеринославский университет, исполнению чего помешала война…

Современники свидетельствовали, что скоро:

«…неусыпными трудами князя дикие степи новой Тавриды, подобно степям Новороссийским, превратились в обработанные поля и прекрасные луга. Развелось овцеводство, бедные татарские деревни и города начали терять свой жалкий вид, оживленные соседством богатых русских селений».

Об отношении же местных жителей к русскому правительству свидетельствует такой примечательный случай, описанный принцем де Линем в воспоминаниях. Во время путешествия по Таврической области едва не приключилась беда. Дорога к Бахчисараю шла под уклон, и резвые лошади неожиданно понесли карету императрицы, грозя опрокинуть ее и разбить вдребезги. Принц, находившийся рядом с Екатериной II, писал:

«Она была в то время так же спокойна, как при последнем завтраке. Новые подданные, крымцы, устремились спасать ее, спешились, легли на дороге и, бешенством своей отважности, воздержали бешенство лошадей».

Кстати, история помнит и еще один факт, в нынешние дни кажущийся невероятным и неправдоподобным. При въезде в Крым императрица распорядилась, чтобы далее ее личную охрану осуществляли новые ее подданные крымские татары!..

Такой была правительница «тюрьмы народов», и таковой была сама та «тюрьма», в которую народы не приходилось загонять силой, а чаще сами они стремились встать под скипетр России, дабы расцвести, окрепнуть и разбогатеть под щедрой и доброй рукой могучей державы, надежной защитницы от всех бед.

Таким был инициатор и организатор присоединения Крыма, основатель замечательного города русской славы – Севастополя Григорий Александрович Потемкин, которого императрица нарекла в честь его грандиозного свершения князем Таврическим.

«Потемкинские города»

Упомянув о путешествии Екатерины II, совершенном ею в 1787 году по Новроссии и Крыму, нельзя не остановиться на бессовестной лжи, долгое время кочевавшей по многим историческим произведениям – мифе о так называемых «потемкинских деревнях». Суть ничем не подкрепленных сплетен заключалась в том, что якобы Потемкин, готовясь к встрече государыни, настроил на пути ее следования множество декораций, в том, что даже дома в деревнях были картонными, а сады представляли не что иное, как натыканный в снег хворост. В стремлении дополнить сплетню личными домыслами, направленными против величайшего гения России Потемкина, некоторые советские писатели дошли до того, что превзошли разумные пределы. Так, некий М. Т. Петров в романе «Румянцев-Задунайский», изданном в Саранске несколько лет назад, рассказывая о путешествии Екатерины II по краю, управляемому Потемкиным, не удосужился даже посмотреть, когда императрица достигла тех мест, о которых идет речь. Он повествует о том, как Румянцев бродит по сугробам, заглядывает за разрисованные щиты, скрывающие дряхлые избенки, с возмущением обнаруживает натыканные кучи хвороста, а адъютант, забегая вперед, пробивает генерал-фельдмаршалу тропинки в сугробах. Императрица покинула Киев 22 апреля (по старому), а следовательно, 3 мая по новому стилю. Некоторое время путешествие осуществлялось по Днепру и лишь после Канева по дорогам… Интересно, какие же санные возки могли быть в начале мая, да еще на цветущей Украине? Какие сугробы могли быть в то время? И ведь эту ложь, тиражируемую издательством, читали люди, читали и искренне возмущались Потемкиным, столь бессовестно втиравшим очки своей государыне, своей покровительнице, вовсе не подозревая, что советский писатель способен на бессовестный подлог в угоду сусловско-брежневской администрации, продолжавшей курс на извращение русской истории. В романе М. Т. Петрова по той же причине Екатерина II изображена в традициях самых отвратительных, а сцены, касающиеся ее личной жизни, почерпнуты из пошлых анекдотов.

Но не будем подробно останавливаться на этом графоманском издании; упоминание о нем нам понадобится лишь для того, чтобы воочию убедиться, на чем зиждилась хула и сколь беспомощна ложь, если лгуны, в погоне за сенсацией, не удосуживались обратить внимание на столь заметные явления, как вьюга и сугробы на Украине в начале мая. Оставим это на их совести, тем более сохранились свидетельства очевидцев, не оставляющие камня на камне от мифа о «потемкинских деревнях».

22 июня 1782 года, за пять лет до путешествия императрицы, бывший гетман Украины Кирилл Григорьевич Разумовский, посетивший те края, с восторгом писал о них и о деятельности Потемкина:

«В сделанном мною в Херсоне вояже я ощущал особливое удовольствие, ибо неточию в путешествии сем не имел никакого беспокойства, но зрение мое беспрестанно занималось приятным удивлением, поколику на самой той ужасной своею пустотою степи, где в недавнем времени едва кое-где рассеянные обретаемы были ничего не значущие избушки, называемые от бывших запорожцев зимовниками, на сей пустоте, особливо по Херсонскому пути, начиная от самого Кременчуга, нашел я довольные селения верстах в 20, в 25 и не далее 30, большею же частью при обильных водах.

Что принадлежит до самого Херсона, то, кроме известного великолепного Днепра, северный берег которого здесь оным населяется, представьте себе множество всякий час умножающихся каменных зданий, крепость, замыкавшую в себе цитадель и лучшие строения, адмиралтейство с строящимися и построенными уже кораблями, обширное поместье, обитаемое купечеством и мещанами разнородными, с одной стороны, казармы, около 10 000 военнослужащих в себя вмещающие, с другой. Присовокупите к сему почти перед самым предместием и видоприятный остров с карантинными строениями, с греческими купеческими кораблями и с проводимыми для выгод сих судов каналами. Все сие вообразите и тогда вы не удивитесь, когда вам скажу, что я и поныне не могу выйти из недоумения о толь скором возращении на месте, где так недавно один токмо обретался зимовник. Не говорю уже о том, что сей город, конечно, вскорости процветет богатством и коммерциею, сколь то видеть можно из завидного начала оной. Херсон для меня столь показался приятен, ч го я взял в нем и место для постройки дома, на случай, хоть быть там некогда и согражданином. Скажу вам и то, что не один сей город занимал мое удивление. Новые и весьма недавно также основанные города Никополь, Новый-Кондак, лепоустроснный Екатеринославль. К тому же присовокупить должно расчищенные и к судоходству удобными сделанные Нанасытицкие порот с проведенным и проводимым при них с невероятным успехом каналом, равно достойны всякого внимания и разума человеческого».

Надо думать, что Разумовский был сражен не карточными домиками, не декорациями, не хворостом, заменяющим сады, а действительными творениями рук человеческих, творениями, которые организовал и направил на великое созидание гений Потемкина.

Безусловно, Потемкин готовился к встрече, но подготовка эта вовсе не заключалась в стремлении втереть очки. Сохранились конкретные его указания многим должностным лицам.

«Дорогу от Кизикерменя до Перекопа сделать богатою рукою, чтоб не уступала римским. Я назову ее „Екатерининский путь“, – писал Григорий Александрович одному из своих подчиненных. Правителю Екатеринославского наместничества он приказывал: „Употребите все силы, не теряя ни минуты, чтобы все было в исправном порядке и готовности к приезду ее величества. Постарайтесь, по всей возможности, чтоб город был в лучшей чистоте и опрятности“».

А вот что говорилось в распоряжении, касающемся так часто упоминаемых распространителями мифа о «потемкинских деревнях» покосившихся избушек:

«Безобразящие строения разломать и срыть, особливо прибрать возле рядов».

Не забыл Потемкин и о культурной программе путешествия:

«Капельмейстеру Сарти предписанную ему пьесу скорее приуготовить и постараться, чтоб оная произведена была наивеликолепнейшим и огромнейшим образом. Обмундирование музыкантов и певчих, буде еще не окончено, тот час оное завершить».

Любопытно и то, что не Потемкину, знатному, как его любят называть, вельможе, писали речи и доклады, а напротив, он сам учил людей ораторскому искусству. Наставления его архиепископу Амвросию, приглашенному в Киев для встречи императрицы, очень показательны в этом плане:

«При первой встрече императрицы ваше преосвященство благоволите сказать самое краткое приветствие; но при сем случае, когда в лице дворянства все губернские представятся ее величеству в тронной зале, тогда вы за всех говорить будете. Речь сия должна состоять из благодарности, какую Россия чувствует в превращении земли сей из необитаемой степи в сад плодоносный; тут пройдите все пагубные следствия, от бывших соседей нанесенные, что татары обладали прежде нациею нашею; по разрушении же их царства, возгнездившиеся в Крыме, испускали по временам вред на многие провинции; но десница ее императорского величества стерла супостата, присоединила землю к Империи и народ, прежде вредный, сделался нам собратией…»

Приготовления к приезду императрицы, как видим, делались и немалые. Но можно ли осуждать за них Потемкина? На Руси издревле живет традиция широко, хлебосольно, щедро встречать гостей, здесь же не просто гостья приезжала, а государыня, да не одна, а с представителями чуть ли не всей Европы, с дипломатами, царствующими особами, военными и государственными деятелями.

Участники путешествия стали свидетелями необыкновенной по масштабам созидательной деятельности. Граф де Сегюр вспоминал:

«Множество народа громкими криками приветствовало императрицу, когда, при громе пушек, матросы мерно ударяли по волнам Борисфена своими блестящими, расписанными веслами. По берегам появлялись толпы любопытных, которые беспрестанно менялись и стекались со всех сторон, чтобы видеть торжественный поезд и поднести в дар императрице произведения различных местностей…»

В мифе же о «потемкинских деревнях» говорилось, что толпы народа Потемкин перегонял от одного населенного пункта к другому, дабы показать обжитость края. И опять-таки тому же М. Т. Петрову, который с удовольствием перепевает в романе эту сплетню, словно бы недосуг было заглянуть в строгие исторические исследования, в которых говорится о комплектовании значительного количества иррегулярных полков именно в краю, возрожденном к жизни Потемкиным.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю