Текст книги "Лед и пламя"
Автор книги: Олег Кожевников
Жанры:
Боевая фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)
Глава 24
Когда я спускался на штабной этаж, у меня полностью сформировался план, как документально и наверняка утопить генерала Клопова. Зайдя в генеральскую приемную, я, на стоящей там печатной машинке, оформил докладную на имя самого Маннергейма. В этой записке прямо указал генерала Клопова, как основного информатора финской армии. Ещё несколько, похожего содержания, докладных я адресовал командующему финской армии генерал-лейтенанту Эстерману и командиру третьего армейского корпуса генерал-майору Хейндриксу. За пример я взял похожие по стилю докладные, за подписью моего пленного генерала. Все эти бумаги я нашёл в сейфе приёмной. Причём печатал я эти докладные на бланках штаба Хотиненского укрепрайона. Скрепив эту мою дезу именной печатью генерала, я встал и пошёл к нему, чтобы подписать эти липовые бумажонки.
Вместе с Якутом мы вытащили генерала из комнаты, где содержались все пленные финны. Вид у него был уже слегка помятый, не хватало некоторых частей одежды. Я его привёл на штабной этаж и прямо в коридоре потребовал подписать заготовленные бумаги. Генерал сначала возмутился и стал кричать, чтобы я соблюдал нормы международного права в отношении военнопленных. Отвлекать Шерхана от выполнения боевой задачи совершенно не хотелось. Поэтому пришлось самому немножко попинать генерала. Наконец, уже полностью деморализованный, он сдался и подписал требуемые бумаги. Я, положив их в прихваченный с собой портфель, поставил его обратно на пол. Потом пригласил генерала зайти в комнату, которая стараниями Шерхана превратилась в морг среднего размера. Зайдя туда, я из своего нагана выстрелил генералу прямо в затылок. Нужно было обязательно избавиться от свидетеля моего мошенничества. Неизвестно, что в дальнейшем могло произойти. Я надеялся, что вскоре к этому доту выйдут наши войска. И тогда этого генерала, наверняка, повезут в вышестоящие штабы, а там сидят настоящие специалисты. Они при первом же допросе смогут узнать о подписанных пленным генералом, каких-то непонятных бумагах. Чтобы всё это исключить, и потребовалось ликвидировать этого высокопоставленного финна. Что касается уничтожения важного носителя секретной информации, это не страшно. Подобранные мной документы и карты полностью заменят всё то, о чём мог рассказать генерал.
Закончив это грязное дело, я пошёл в кабинет, чтобы полностью сформировать подборку документов, которые собирался передать в наш штаб. На всякий случай, вдруг Советская армия задержится, и финны всё-таки прихлопнут нас в этом доте, я собирался ночью направить нескольких своих бойцов вместе с англичанином навстречу русским войскам. Чтобы повысить вероятность попадания нужных мне бумаг на стол Советского командования, специально сделал все подложные письма в двух экземплярах. Один комплект этих бумаг я был намерен оставить здесь и положить в сейф, вместе с другими документами.
Пока готовил документы, мучительно размышлял, кого я направлю навстречу нашим войскам. Одна кандидатура у меня уже была, это Якут. Поэтому я и не стал сменять его с поста по охране пленных. Хотя, первоначально и хотел направить на это самое спокойное место кого-нибудь из лёгкораненых бойцов. Но потом подумал, что если включать его в группу прорыва, нужно чтобы он был в полной форме. От состояния боевой готовности нашего следопыта во многом зависел успех незаметного просачивания ребят через финские позиции.
Сейчас в генеральском кабинете я решал, кого ещё включить в эту группу. Насчёт численности я определился – это будет три человека. Чтобы протащить через финские позиции одного пленного такого количества сопровождающих достаточно. Включать в эту группу больше бойцов, значит сильно ослабить оборону дота. Здесь каждый, способный держать оружие, был на вес золота. Чтобы проползти через минные поля, требовалось в группу включить сапёра. Выбор был невелик, и я определил туда красноармейца Саликова. Второго сапёра, сержанта Виктора Иванова, отпускать было нельзя. Он оказался прекрасным пулемётчиком, и сейчас был командиром одной из пулемётных башенок. Третья кандидатура вызвала наибольшие трудности, но потом я всё-таки остановился на старшем сержанте Курочкине. Как ни жалко было его отпускать, но лучше Рябы, никто бы не справился с этой задачей. Наверху его заменю я, тем более, все дела на штабном этаже уже закончены. Пора и самому поучаствовать в обороне нашего дота.
Подготовив документы и сложив их в финский походный рюкзак, я, оставив его на генеральском столе, направился к своим ребятам наверх. Здесь было уже относительно тихо. Финская танковая атака захлебнулась с большими потерями противника. К двум подбитым танкам, которые я уже видел, добавилось ещё три. Они дымились в метрах трёхстах от дота. Половина ребят отдыхала. Продолжал воевать расчет одного из крупнокалиберных орудий. Сизов по второму разу обрабатывал отмеченные в финской карте укрепления.
В первую очередь, что я сделал, поднявшись в орудийный зал, по внутренней связи вызвал Шерхана и приказал ему вместе ещё с одним красноармейцем идти на уровень, где содержатся наши пленные. Там, среди финнов найти поваров, чтобы они приготовили под его контролем горячий обед. Горячее питание требовалось как моим бойцам, так и пленным финнам. Эти бедолаги даже не завтракали. Единственное, что мы для них сделали – поставили в помещение, где содержалось более ста сорока пленных, большой бак с водой.
Закончив говорить с Шерханом, я начал беседу с Курочкиным. После того, как он доложил о наших успехах, пришлось ему сообщить о своём решении. Я его буквально огорошил своим приказом. Никаких возражений я не принимал. На его робкие попытки обосновать необходимость своего участия в обороне дота, я заявил:
– Ряба, прекращай канючить. Пойми, это никакая не прогулка по зимнему лесу. Кругом куча финнов, и каждый из них будет желать вас уничтожить. Ещё неизвестно, где опасней – находиться здесь, за толстенными железобетонными стенами, или пробираясь сквозь вражеские позиции. В общем, всё – бери Саликова, и идите отсыпаться в генеральский кабинет. Там, в комнате отдыха стоят два широких мягких дивана. Цени, мужик, что даю вам возможность поваляться в генеральских апартаментах.
Уже больше не возражая, Курочкин вытянулся, козырнул и пошёл за Саликовым, к группе перекуривающих красноармейцев. А я, выждав когда, начали перезаряжать пушку, подошёл к Сизову и приказал ему перенести огонь на новую цель. Нужно было прочистить полосу, по которой пойдёт наша группа, и постараться пробить проходы в проволочных заграждениях и в минных полях.
Когда половина нашего гарнизона спустилась вниз пообедать и отдохнуть, я связался по телефону с комвзвода-2 Климовым. Я не знал тогда, что его голос слышу в последний раз. Когда уже заканчивал с ним разговор, произошло то, чего я опасался больше всего. Финны подвергли наши два укрепления мощнейшему авиационному налёту. В первый раз за эту войну я увидел финские самолёты. До этого думал, что наши красные соколы полностью уничтожили финскую авиацию. Но, по-видимому, мы так достали финнов, что они, несмотря на полное господство советской авиации, всё-таки подняли в воздух свои последние самолёты.
Бомбардировка нашего дота была страшной. Несмотря на то, что мы двумя пулемётными башнями, ведущими непрерывный огонь, не давали финским лётчикам особо наглеть, но несколько прямых попаданий бомб наш дот всё же ощутил. Я с большим напряжением ждал первого попадания бомбы в наше убежище, но когда оно произошло, ничего страшного не случилось. Так, немного тряхануло, и всё, потолок не раскололся, бетон не посыпался, стены не треснули. Всё-таки, финны молодцы – умеют качественно строить.
Во время второй волны авианалёта одна из наших пулемётных башен замолчала. Я по внутренней связи вызвал обедающих пулемётчиков с двух других башен и приказал им срочно занимать свои позиции. Мне было очевидно, что дело двумя авианалётами не обойдётся. Финны взялись за нас основательно, так сказать, по-взрослому. Это было видно и по количеству самолётов, принимающих участие в налётах, и по бомбам, сбрасываемым на нас. Судя по воронкам, которые можно было разглядеть в амбразуру, применялись бомбы весом не менее ста килограмм. Эти сотки распахали всю землю вблизи дота. В диаметре не менее двухстах метров не осталось ни кусочка первородного пейзажа, земля и снег были перемешаны как в бетономешалке.
Когда ушла вторая волна бомбардировщиков, я подошёл к амбразуре, отодвинул броневой щиток и, в первую очередь, начал осматривать дзот, где оборонялась группа Климова. То, что я увидел, меня просто потрясло и привело в дикую ярость. Мне жутко захотелось схватить ручной пулемёт, спустится к нашим пленным и лично их всех перестрелять. дзот, где находились мои братья, мои подчиненные – был полностью уничтожен. В наивной надежде, что, может быть, кто– то уцелел в нижнем ярусе дзота, я бросился туда звонить, но телефонная трубка молчала.
В ярости я кинулся к ручному пулемёту, но тут, к счастью наших пленных, показались финские самолёты. С ожесточением я выпустил весь магазин в неумолимо приближающиеся, вражеские крылатые машины третьей волны. Вдруг задымился один самолет. Когда я дико закричал, в полной уверенности, что именно я его сбил, рухнул второй. И только тогда я разглядел, как на эту воздушную армаду пикируют наши истребители. В разгоревшемся на моих глазах воздушном бою было сбито ещё два вражеских бомбардировщика. Остальные, разгрузив свой страшный груз прямо на финские позиции, позорно сбежали.
Как я ни психовал, но окружающую обстановку всё же контролировал. Поэтому сразу заметил, когда заработала ещё одна наша пулемётная башня. Две другие продолжали молчать. Буквально через пять минут после бегства финских самолётов, всё прояснилось. В верхний артиллерийский зал поднялось три человека. Это были – легкораненый красноармеец Лисицын из пулемётного расчета Петрова и Иванов, со своим напарником. Оказывается, одна из авиабомб взорвалась совсем рядом с пулемётной башней, где находились Петров со своим вторым номером Лисицыным. В результате этого, тяжелейшую контузию получил наш самый лучший пулемётчик. Петров, сейчас лежал в коме в генеральском кабинете, который начали использовать как госпиталь. Всю необходимую помощь ему оказывал финский доктор. Мои ребята, проявив сообразительность, быстро откопали среди пленных офицеров военного врача, нашли они и необходимые медикаменты. Этот же доктор обработал и левую руку Лисицына – у него была перебита кость какой-то отлетевшей деталью от их пулемёта. В дальнейшем использовать этот пулемёт было невозможно, да и сама башня перекосилась и уже не могла вращаться.
Пулемётная башня, в которой раньше сидел расчет Иванова, была полностью уничтожена. Она получила прямое попадание сто килограммовой авиабомбой. Услышав это, я поблагодарил Бога за то, что не вызвал оба отдыхающих пулемётных расчёта сразу же, когда началась авиационная бомбардировка. Хотя, если прямо сказать, у меня было такое желание, просто, когда я хотел это сделать, начали рваться авиабомбы и все разумные мысли вылетели из головы. Короче, я растерялся, и сердце ушло в пятки, а в мыслях было только одно – Боже, пронеси и сохрани!
Настроение, после разглядывания разрушенного дзота Серёги Климова и рассказа поднявшихся пулемётчиков о печальных последствиях финских авиаударов, было кошмарным. Страшно хотелось выть и ругаться матом, что я и делал про себя, и вся эта ругань относилась к нашему командованию. Это оно не чешется, не торопится отдавать приказа на штурм, теперь такого беззащитного, Хотиненского укрепрайона. Мы, считай, полностью расчистили полосу в финских укреплениях. Теперь можно буквально прогулочным шагом проводить экскурсии по бывшим финским укреплениям. Нас здесь мочат, как хотят, а наши генералы в тёплых штабах безмятежно протирают свои задницы. Толстожопые суки!
В расстроенных чувствах я метался от одной амбразуры к другой, пока не остановился у щели между двух бронещитов, закрывающих эти проёмы в бетонной стене. Встал я как раз у того места, где просматривался, находящийся километрах в трёх дот № 46. Вся моя ярость мгновенно перекинулась на это финское укрепление. Оттуда доносились частые артиллерийские залпы. А-а-а, гнида! Вот кто держит наши войска! Ну, подождите, финские сволочи, и на вас найдётся управа!
Бросив рассматривать этот дот, я подскочил к орудию Сизова и приказал прекратить огонь. Потом, вместе с нашим артиллерийским богом мы начали мудрить – как бы передвинуть одну из пушек, чтобы она могла стрелять в амбразуру, предназначенную для «Бофорса». С того места, где сейчас располагалось это крупнокалиберное орудие, достать дот № 46 было невозможно, впрочем, как и им нас. Чтобы взять на прицел 46-й дот, нужно было повернуть орудие градусов на тридцать. Как мы ни ломали голову, но ничего придумать не смогли. А потом было уже не до этого – финны пошли в новую атаку.
Этот штурм нашего дота был не менее ожесточённым и бессмысленным, таким же, что и предпринимаемые финнами ранее. Только раньше у нас было четыре пулемётные башенки, и один из флангов прикрывал дзот Климова, а теперь всё обстояло намного хуже. Мы отражали эту атаку всеми наличными силами. Пришлось даже прекратить артиллерийский огонь из крупнокалиберных орудий. Внизу у нас осталось только три человека. Это те, кто ночью должен был идти в прорыв к нашим основным силам с секретными документами и с ценным языком.
Но, наконец, под вечер финны выдохлись и успокоились, стало относительно тихо, и можно было передохнуть. Подведя итоги этой атаки, я снова ощутил прилив ярости и желание перебить всех пленных. У нас пулей, влетевшей в бойницу, убило красноармейца Ежова, и осколками было легко ранено ещё два человека. Таким образом, бойцов, способных держать оружие, осталось всего двадцать один человек, из них пятеро легкораненых. Если исключить трёх человек, направляемых в прорыв, держать оборону в доте оставалось восемнадцать бойцов. Зато, каких бойцов! Как сказал один пролетарский поэт – гвозди бы делать из этих людей.
Чтобы как-то успокоиться и снять напряжение этого дня, я лично сходил в генеральский кабинет и принёс оттуда две бутылки шотландского виски двадцатиоднолетней выдержки. Как раз возраста большинства моих ребят. Заглянул я и к продолжавшему лежать без сознания Петрову. Несмотря на то, что это британское пойло здорово напоминало по вкусу самогон, оно хорошо прогрело и успокоило моих бойцов. Пили из горлышка, каждому досталось грамм по пятьдесят.
После этого, оставив наблюдателя и расчёт одной из пушек, чтобы они продолжали пробивать коридор для прохода нашей группы – остальных я отправил отдыхать. В расчёт орудия входило семь человек, включая и двух красноармейцев, которые занимались подачей снарядов из нижнего яруса. Сам пошёл проводить последний инструктаж отправляемой на прорыв группы. После обстоятельного разговора, вместе с ребятами перекусил остатками обеда. После этого, Курочкин и его бойцы начали собираться. Привели и заставили переодеться и Томаса Кленси.
В 23–00 наша группа отправилась в путь. Провожать ребят пошёл я и, на всякий случай, Шерхан. Моя цель была двояка – первое, это, конечно же, проводить моих братьев по оружию, а вторая – разведать траншею, в которую упирался наш подземный ход. Меня продолжала мучить мысль о нейтрализации дота № 46. Орудия этого дота приняли на себя нагрузку, которую должна была нести захваченная нами цитадель. Из 46 дота стреляли непрерывно – на износ артиллерийских стволов. Скорее всего, из-за этого огня и не может к нам прорваться на помощь наша армия. Требовалось любой ценой прекратить этот обстрел.
Конечно, второй раз авантюра с захватом дота не пройдёт. Но провести диверсию, чтобы повредить пушки – почему бы и нет? Например, закидать амбразуру гранатами и, по-быстрому, пользуясь начавшейся неразберихой, улизнуть обратно в свой дот. Вот для того, чтобы проверить возможность незаметного подхода к 46 доту, я и хотел выйти из подземного хода. Насчёт минного поля, окружающего 46 дот, думать как-то не хотелось. Тем более я надеялся, что наш, совершенно бесполезный обстрел «Бофорсом» этого дота, мог, тем не менее, хоть немного проредить окружающее его минное поле. По крайней мере, когда с этого дота обстреливали нас из такого же «Бофорса», то несколько мин из нашего минного поля сдетонировали.
Первым из землянки, в которую врезался подземный ход, вышел я, как знающий финский язык и способный заболтать внезапно встреченного финна. Никого около этой землянки не было, и, вообще, вблизи не слышно было никаких подозрительных звуков. Блокирующие наш дот финские подразделения, находились довольно далеко. Эта землянка была у них в глубоком тылу. Дойдя до рокадной траншеи, мы разделились – ребята пошли направо, мы с Шерханом налево. Прошли не очень далеко, только чтобы убедится, что эта траншея ведёт в нужном направлении, к 46 доту. За время движения не встретили ни одного финна. Посчитав, что наша разведка выполнила свою задачу, я повернул обратно. Нужно было подготовиться к предстоящей диверсионной операции поосновательней.
Попав обратно в дот, я первым делом объявил общий сбор. Когда все, кроме вставшего на охрану пленных Шерхана, собрались в орудийном зале, я коротко рассказал о своей задумке. Объяснил, чтобы дождаться своевременной помощи от нашей армии, нам нужно постараться ликвидировать орудия соседнего дота. После этой недолгой вводной части я начал отбирать людей в этот рейд. Выбрал семь человек, самых здоровых и крепких ребят – нужно было переносить довольно тяжёлый груз.
Я задумал взорвать к чёртовой бабушке этот дот. По моим данным, которые я получил из допроса пленных офицеров, 46 дот был гораздо хлипче, чем наш. Стены тоньше, и в нём было всего два уровня. А у нас в пороховом погребе, там, где хранились снаряды, было несколько тонн динамита. Вот я и хотел под видом финских сапёров проникнуть к 46 доту и установить у его стены большой фугас – килограмм так на триста-четыреста. Я видел, что сделала сто килограммовая бомба с дзотом Серёги Климова. А у 46 дота стены были не намного толще. Вот для этого и были нужны крепкие ребята – требовалось перетащить не менее трёхсот килограммов динамитных шашек. Уже около стены Иванов установит фугас, и мы дистанционно его взорвём. Потом, пользуясь неразберихой, доберёмся до нашего дота. И уже здесь будем дожидаться подхода Советской армии.
После отбора рейдовой группы, началась подготовка к вылазке. В первую очередь, мы набивали динамитом финские походные рюкзаки. Затем мы их переносили в землянку, находящуюся в конце нашего подземного хода. Иванов, кроме всего прочего, заложил фугас в нашем пороховом погребе и вывел выключатель для его активации в орудийный зал. Всё это было сделано по просьбе Кузнецова, который оставался на время моего отсутствия комендантом нашей крепости:
– Понимаете, товарищ старший лейтенант, тут остаётся слишком мало людей и половина из них раненые. Вдруг финны ночью организуют штурм? Отбиться от них будет очень проблематично. Эти сволочи, ночью подползут к доту с разных сторон и выжгут нас огнемётами. И что? Позволить им обратно захватить дот? Ну, уж нет! Лучше погибнуть, чем это допустить.
– Ладно, Кузя, ты прав. Об этом мне надо было подумать пораньше. Всё это может произойти даже и тогда, когда мы все будем в доте. И когда финны начнут явно нас брать за горло, то, конечно, гораздо удобней иметь кнопочку под рукой. Нажал её, и всё – привет родителям! Не нужно мучиться, спускаясь на нижний уровень, чтобы там взорвать гранату. Да, мужик, это по-нашему, по-русски:
– Врагу не сдаётся наш гордый Варяг!
– Пощады никто не желает!
Наша диверсионная группа была готова через полтора часа. В последний раз, обнявшись с провожающими нас ребятами, мы в 2-03 тронулись в этот безумный рейд. Все были загружены как караванные мулы, у каждого, кроме меня, за плечами висел груз не менее сорока килограмм. А всего, вместе с оружием, вес превышал пятьдесят килограмм. Один я шёл с лёгким, всего двадцатикилограммовым рюкзаком.
Такая поблажка была вызвана тем, что я шёл первым, и именно мне, в случае встречи с финнами, предстояло их забалтывать. Для лучшего впаривания мозгов финнам, я собственноручно напечатал хитрые бумажки. Для этого пришлось опять воспользоваться печатной машинкой, находящейся в генеральской приёмной и бланками Хотиненского укрепрайона. Я изготовил два распоряжения за подписью командующего Армией Карельского перешейка Хуго Эстермана.
В первом, предписывалось всем командирам частей оказывать всемерное содействие специальной сапёрной группе, направляемой для уничтожения 45 дота. Во втором распоряжении предписывалось командиру 46 дота оказать помощь направляемой в его распоряжение, специальной сапёрной группе – для организации подрыва, захваченного противником, 45 дота. Подпись финского генерала я, естественно, подделал. Для этого воспользовался воспоминаниями моего деда. Он, в свою бытность курсантом военного училища, любил похалтурить в учёбе. Практически все, положенные по курсу чертежи, элементарно стеклил с самостоятельных работ своих товарищей. В этом он достиг немалых успехов. Вот и я, приложив к стеклу настольной лампы документ с подлинной подписью Хуго Эстермана, перенёс эти закорючки в свои подмётные бумажки. Потом на них поставил гербовые печати. Правда, в печатях, по кругу, маленькими буквами было написано – Хотиненский укрепрайон, но, первоначально, при беглом осмотре документа в глаза сразу бросался крупный герб Финской республики. А в темноте, при дёргающем свете фонарика, как я надеялся, все огрехи будут незаметны.
Километра два мы шли по траншее, ведущей в сторону 46 дота, совершенно беспрепятственно. Иногда встречающимся на пути финнам я громко кричал:
– Посторонись! Все к стенке, в мешках динамит!
Эти мои выкрики срабатывали безошибочно. Таким образом, мы даже благополучно прошли мимо одного финского офицера. Он вместе с двумя рядовыми послушно прижался к стенке траншей, пока мы протискивались мимо них. Только уже метрах в четырёхстах от 46 дота нас остановили на финском блокпосту. Но тут прекрасно сыграли заготовленные мной бумажки. Командир этого блокпоста даже объяснил мне, как лучше подойти к 46 доту.
Когда мы были практически у его стен, разгорелась ожесточённая перестрелка у нашего 45 дота. Пользуясь поднявшейся суетой, мы смогли приблизиться вплотную к стене дотА и уложить под ней наши рюкзаки. Причём последние метров сто мы двигались по открытой местности, сквозь проделанный финнами проход в минном поле. Прошли мы недалеко от бронированной двери в дот, но, как я и думал, она была закрыта, и из бойницы грозно торчал пулемёт. Финский часовой из-за двери нас даже окликнул и спросил:
– Какого чёрта, вы тут шляетесь?
На что я ему ответил:
– Не твоего ума дело! Стоишь там, в тепле, вот и стой! А то, вякают тут всякие недоноски, которые проспали 45 дот, а нам за них дерьмо убирать. Нас сам командующий Армией перешейка сюда прислал, чтобы мы дополнительно обеспечили минную защиту ваших сраных дотов. На вон, почитай бумагу.
Я сунул ему в амбразуру одно из распоряжений. Но часовой, мельком глянув на подпись и печать, даже не стал читать всего документа. А я, между тем, продолжал ворчать:
– Да ты знаешь, я с такими бумагами могу вашего командира дота раком поставить. А то, чего, зачем! Вон, лейтенант Лохинен уже получил по шапке за излишнее любопытство, и ты хочешь? Сейчас вот мои специалисты проверят вашу минную защиту, и мы пойдём на другие объекты.
На моё ворчание часовой ответил:
– Ладно, капрал, хватит кипятиться, я всего лишь выполняю приказ. По инструкции нужно было бы вызвать командира, чтобы он с вами разбирался, но если вы здесь ненадолго, то не буду. Лейтенант лёг отдыхать всего-то минут тридцать назад и просил по пустякам его не отвлекать, дать возможность подремать хотя бы часа три. Все офицеры уже настолько замучились, что спят на ходу. Поэтому, давайте, быстро делайте своё дело и уматывайте.
Всё, разрешение было получено, и мы занялись установкой фугаса. Особо не торопились, всё делали обстоятельно и солидно. Фугас уложили между двух орудийных амбразур. Когда мы всё это делали, орудия молчали, у финнов был тихий час. Закончив установку фугаса, Иванов зажёг фитиль, и мы спокойно направились обратно в траншею. Когда проходили мимо бронированной двери, я на прощанье крикнул часовому:
– Всё, мы закончили, но, наверное, скоро вернёмся, и тогда я побеседую с вашими офицерами.
У меня родился очередной безумный план. Когда заряд сработает, и в стене образуется дыра, ворваться в этот дот и, уже наверняка, всё там уничтожить.
Забравшись в траншею, мы стали ожидать взрыва фугаса. Но прошли намеченные минуты, а взрыва всё не было. Иванов установил там бикфордов шнур, который был рассчитан на горение в течение пятнадцати минут. Наверное, то-то случилось, и шнур погас. Делать было нечего, пришлось сержанту выбираться из траншеи и идти обратно к нашему фугасу. Следом за ним выбрался я и начал кричать часовому, что мы забыли у дота наш миноискатель, и сейчас рядовой его заберёт.
Между тем, когда Иванов уже добрался до установленного фугаса, распахнулась бронированная дверь, и оттуда выбежало несколько финнов. Практически сразу они открыли по мне огонь. Я еле успел скрыться в траншее. Спасибо ребятам, они мгновенно среагировали и открыли ответный огонь.
Как только я очутился в траншее, раздался мощнейший взрыв. Взорвался наш фугас. Взрыв был такой силы, что смял стену дотА и разметал выбежавших финских солдат. Их тела лежали метрах в тридцати от этого, когда-то бывшего грозным, финского дота. Нашего товарища, нашего брата – Витюху Иванова, не было видно. Наверное, когда финны очнулись и выбежали из дота, он решил пожертвовать своей жизнью, но уничтожить это адское укрепление.
После взрыва нашего фугаса вокруг началось настоящее светопреставление. Финны как намазанные скипидаром, повылазили из всех щелей и палили во все стороны, зачастую друг в друга. В такой ситуации нечего было даже и думать о том, чтобы проникнуть во взорванный дот – это было бессмысленно. Нас бы перестреляли ещё до того, как мы бы успели добежать до его стен. Впору было думать о срочном спасении собственных задниц. Это мы и попытались сделать, бросившись бегом по траншее обратно к нашему доту. Но перед блокпостом пришлось остановиться. Финны, которые буквально час назад пропустили нас по предъявленным мной бумагам, сейчас про них забыли, и как только мы появились – открыли огонь. Пришлось ввязаться с ними в бой. На шум выстрелов к этому месту начали стягиваться другие финны. В результате этого боестолкновения погиб Сашка Козлов. Только гранатами остальным удавалось сдерживать напор финнов.
Пользуясь тем, что каждый был одет в маскхалат, нам удалось улизнуть из этой мышеловки. Мы просто, по наглому, вылезли из траншеи и параллельно ей проползли дальше за опорный пункт. Финны были так увлечены перестрелкой между собой, что на нашу дерзкую выходку даже не обратили внимания.
Второй раз пришлось вступить в бой уже недалеко от землянки, где был подземный ход. Все окопы вокруг этой землянки были буквально забиты финнами. Скорее всего, мы сильно разнервничались, слыша перестрелку совсем рядом с нашим дотом, поэтому потеряли бдительность. Этим и позволили себя обнаружить. Когда по нам открыли стрельбу, я принял отчаянное решение. Напролом, расчищая себе путь гранатами, прорваться к землянке, а там скрыться в подземном ходу, за бронированными дверями. По характеру выстрелов в окрестностях дота я понимал, что Кузя держится из последних сил – нужно срочно спешить ему на помощь.
Эта атака была актом отчаянья – шесть человек, как истинные берсерки яростно бросились на толпу финских егерей. Итог этого наскока был закономерен – нам дали по шапке. Нас осталось только трое. И спаслись мы просто чудом – опять выпрыгнули из траншеи, проползли мимо скопления финнов и снова залезли, но уже в другой окоп. Даже ползать наверху становилось смертельно опасным. Вдобавок к финским пулям, летающим над головой, наконец, разродилась огнём наша артиллерия. Шёл довольно интенсивный обстрел финских позиций.
По окопу, в который мы попали – бежали, не обращая внимания на попадающихся на нашем пути финнов. Они с неподдельным интересом, как будто смотрели увлекательное кино. Выглядывая из траншей, наблюдали за агонией нашего дота. А мы упорно двигались в его сторону, чтобы помочь своим братьям.
Я решил предпринять попытку прорваться к бронированным дверям. Там, через бойницу докричаться до кого-нибудь из ребят. И уже попав в дот, показать этим чухонцам – где раки зимуют. План был, конечно, безумен, но не безумнее осуществлённого взрыва 46 дота. С мечтой попасть обратно в дот через подземный ход, пришлось расстаться. Скорее всего, финны нашли кого-нибудь из строителей дота, который знал о существование этого подземного туннеля. Если в том месте скопилось столько егерей, значит, финны сами пытаются через подземный ход пробиться в дот.
Мы вылезли на поверхность метров за сто от заветного места. Не обращая внимания на огонь единственного ручного пулемёта, бившего со стороны нашего дота, поползли в сторону бронированного входа. Первым двигался Шило, потом я, замыкал нашу троицу Шерхан. Когда мы уже были метрах в пятидесяти от цели, вдруг земля разверзлась, будто грянул небесный гром, и время на минуту замедлило свой бег – на месте нашего дотА образовалось сущее жерло вулкана.
Из этого, сюрреалистического ощущения наступившего конца света, меня возвратила на землю одна, вполне реальная деталь, картинка медленно падающей бетонной глыбы. Она загораживала собой этот адский огонь, бьющий из внутренностей нашего бывшего дота. Я успел только увидеть, как этот, вырванный из тела дота кусок железобетона, сминает в блин каску Васи Шилова. Потом свет померк, я ощутил дикую боль, и сознание отключилось.