Текст книги "Престол Немедии"

Автор книги: Олаф Локнит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Олаф Бьорн Локнит
Престол Немедии

Мистеру Анджею Сапковскому, с уважением.

О. Локнит

ГЛАВА ПЕРВАЯ

– И какому ослу только в голову пришло, что быть проводником – хорошее ремесло?

Задав этот вопрос, Исмаил почесал нещадно зудящий под чалмой бритый затылок и пригубил чашу с вином. Он-то знал точный ответ – этим ослом был он сам. Двадцать лет назад Исмаил продал свою захудалую посудную лавку в Ташкенте и начал водить нанимающих его «челноков» за кордон. Видно, шайтан нашептал Исмаилу тогда эту мысль! С тех пор спокойная жизнь пошла прахом, а седых волос в бороде прибавилось изрядно.

За эти двадцать лет Исмаил твердо убедился – помогает «челноку» один Господь, да и то при наличии у него свободного времени – остальные же призваны всячески мешать и вредить мирному барыге, призванному крепить торговые связи между странами. Торговцы китайским барахлом так и норовят всучить гнилую кожу и кособоко скроенный трикотаж; «челноки»-наниматели сначала обхаживают, как родного отца, вручая проводнику свой товар, а потом отказываются платить вторую половину суммы, придравшись к какому-нибудь пятнышку на тюках с грузом; пограничники сплошь козлы и паразиты, причем так обстоит дело на всех границах – от Турции до Китая. На пути поезда поджидают воры, в городах – рэкетиры, а охрана, эти вечно полупьяные идиоты, смелы лишь при торге за вознаграждение, в иных же случаях думают прежде всего о спасении собственной шкуры…

Исмаил глубоко вздохнул и снова почесал затылок, отчего чалма съехала ему на ухо. Вот и сейчас его компания застряла в турецком городишке Шусф, что у самой границы – а, спрашивается, почему? Потому что вчера нанятые им еще в Ташкенте охранники напились и передрались с местными молодчиками из-за какой-то бабы. Теперь трое из них лежат с переломанными костями в караван-сарае, один сбежал, справедливо опасаясь расправы за убийство, еще двое – в местной тюрьме, а начальник охраны божится, что он тут ни при чем, а ребята просто погорячились. Вдобавок, появились слухи о банде, что хозяйничает в Карпатских горах… Еще с утра Исмаил пытался нанять кого-нибудь из местных шусфийцев, но те, понимая отчаянное положение барыги, запросили такие бабки, что Исмаил только крякнул и отошел, про себя кроя местных черными словами и поминая всуе Аллаха и Магомета, пророка его.

Теперь Исмаил сидел в единственной на весь город гостинице, выстроенной рядом с караван-сараем, и с тоской оглядывал посетителей, надеясь, что у Всевышнего сегодня немного дел, и он, вспомнив о бедном торговце, ожидающем его помощи в захудалом Шусфе, пошлет ему людей для пополнения поредевшей охраны.

А выбор у Исмаила был небогат. Кроме него, в зале шусфийской гостиницы «Усталый путник» (а, надо заметить, остановиться в подобном заведении мог только очень усталый и потерявший всякую надежду добраться до места назначения путник) находились трое греков, направляющихся по своим делам в Анкару, бродячий дервиш с донельзя худым и унылым учеником, подвыпивший узбек с домрой и приехавшие недавно двое мужчин с девицей. Вот на них-то, точнее, на одного из них, и был обращен изучающий взгляд Исмаила.

Человек, привлекший внимание Исмаила, был молод, высок ростом и казался сильным, как бык. Его лицо ясно указывало на принадлежность к славянскому народу и должно было, по мнению Исмаила, отпугнуть любого гопника, также как и внушительный «ствол», который ненавязчиво торчал из-под полы приезжего. Глядя, как русский одним духом осушил граненый стакан сорокаградусной, Исмаил еще больше укрепился в мысли, что должен попытаться украсить этим человеком свой караван.

Спутники живописного славянина не заинтересовали Исмаила. Средних лет мужчина с залысинами и жиденькой бородкой, крепенький и малорослый, походил на обыкновенного чиновника, а кобура на его боку выглядела чистой воды недоразумением. Женщина казалась довольно молодой и миловидной, но ни один уважающий себя мужчина не променял бы даже ласкового взгляда полногрудой черноокой турчанки на эту худенькую бледненькую мышку.

Приняв решение, Исмаил поднялся со своего места и подошел к столику, за которым сидел могучий русский со своими друзьями.

– Доброго здравия благородным путникам! – вкрадчиво начал он, обращаясь преимущественно к славянину. – Позволено ли будет скромному торговцу из Ташкента угостить вашу компанию тем, что послал нам Аллах в этом недостойном заведении?

– Заведение действительно полное говно, – отозвался славянин, тряхнув при этом гривой спутанных черных волос. – Но даже здесь Бог не оставил нас и послал отличной водовки… – и гигант выразительно постучал по пустому граненому стакану.

Исмаил тихо крякнул. Он-то надеялся, что непритязательные вкусы славянина не идут дальше кисловатого местного пойла. Пришлось подозвать хозяина и, скрипя зубами, заказать для всех фирменной «Московской», завезенной в эту шусфийскую гостиницу исключительно ради разорения почтенного Исмаила.

В ходе дальнейшего разговора выяснилось, что славянин прозывается странным именем Сварог, родом он из Новосибирска (кажется, это между Уралом и Китаем, решил Исмаил) и сейчас сопровождает в Германию свою спутницу. Скромно молчавший друг сибиряка по имени Шамсудин оказался не больше не меньше как бывшим военным атташе при казахском консульстве в Анкаре (“И кого только не берут в дипломатический корпус …” – подумал про себя Исмаил). Худенькая девушка представилась как Ирина из Орехово-Зуево и при этом ожгла караванщика неожиданно твердым и проницательным взглядом желтовато-карих глаз, какой больше приличествует закаленному в опасностях мужчине, нежели хрупкой и изящной женщине явно благородного происхождения.

Побеседовав с новыми знакомыми о погоде и дорожных происшествиях, Исмаил, наконец, перешел к делу.

– Так, значит, вы, ребята, следуете в славную Германию, да укрепляется курс немецкой марки отныне и навеки?

– В нее самую, – любезно подтвердил славянин, явно подобревший от бесплатной выпивки и проникнувшийся к торговцу симпатией. И добавил:

– Гори она совсем.

– Мы идем во Франкфурт через Стамбул, – Исмаил важно пригладил бороду и, глядя на черноволосого гиганта, елейно произнес: – Вы, как я вижу, ребятки непростые. Как раз таких мне бы и надо… Присоединяйтесь к нам, скучать не будете, это я обещаю.

В голубых глазах сибиряка зажглось понимание.

– Охрана нужна? – деловито спросил славянин.

– Ну, типа… – начал было Исмаил, но славянин перебил его вторым, самым важным вопросом:

– Сколько?

– Подожди, Сварог, – решительно сказала девушка, и Исмаил в который раз подивился распущенности нравов в России, где женщине дозволяют вмешиваться в серьезную мужскую беседу. – Мы не собирались наниматься ни в какую охрану! Нам нужно спешить в Берлин, а из Франкфурта пока еще на машине….

Заметив, что слова спутницы заставили славянина заколебаться, Исмаил быстро проговорил:

– Я готов заплатить две штуки баков: штуку сейчас, и штуку по прибытии во Франкфурт.

– По две мне и моему другу, – уточнил сибиряк, а молчаливый Шамсудин лишь удивленно поднял узкие брови. – И кормежка за твой счет.

Исмаил кивнул, решив про себя, что в случае чего славянину придется отдуваться и за себя, и за своего малорослого товарища.

– Оставь эту затею, Сварог, – с едва заметной досадой произнесла девушка. – Из-за каких-то пары штук гринов…

– Да что ты в этом понимаешь, женщина?! – возмутился славянин, наклоняясь к ней. – Если у тебя квартира на Кутузовском, муж консул и куча денег, то это не значит, что ты можешь помешать двум классным парням честно срубить немного капусты… раз уж подвернулась такая оказия.

– В Берлине ты получишь гораздо больше. Но мы не должны медлить, ведь в консульском отделе ждать не любят, – девушка в раздражении забарабанила пальцами по пустой бутылке. Звук получился странный – точно ударяют не ногтями, а медной монетой. Исмаил невольно опустил взгляд на руки девушки – но она уже перестала трезвонить и сжала ладони в кулаки.

– Получу ли я что-нибудь в вашем Берлине – одному Богу известно, – славянин явно начинал злиться. – Пока ты лезешь из шкуры вон, наводя, – он длинно и заковыристо выругался, – мать его в душу– конституционный порядок – обещания так и сыплются, а как все закончилось – подарят какой-нибудь похабный орденок и благодарность в придачу. Вся награда! Ну, еще, может, президент облобызает. А тут деньги верные, и делать ничего не нужно.

– У тебя на уме одни деньги, Сварог, – холодно сказала девушка и отбросила назад две толстые темно-каштановые косы, отчего вплетенные в них украшения жалобно звякнули.

– Да, потому что бесплатно в нашем мире тебя даже в могилу после смерти не зароют! – рявкнул сибиряк, и Исмаил невольно вздрогнул, решив, что гордой кареглазой девице сейчас не поздоровится. Но та, похоже, ничуть не испугалась вспышки ярости своего могучего спутника и лишь слегка усмехнулась.

– Послушай, Сварог, мы должны проводить Ирину… – тихо и рассудительно заговорил было Шамсудин, снизу вверх глядя на своего друга – но ему не дали закончить. Громкий выкрик славянина разбудил дремавшего за соседним столиком узбека, который, решив, что, попив, можно и попеть, нетвердой походкой направился к сидевшей рядом компании.

– Салям алейкум! – азиат обвел путников мутным взглядом и остановил его на Шамсудине. – Ва иллаха илла Аллах, Мухаммад расуль Аллах…петь будем, да… – узбек икнул и спросил прямо: – Что спеть-то?

– Знаешь, любезный, мы вовсе не нуждаемся в увеселении… – вежливо произнес Шамсудин, но азиат, свежо и пряно пахнущий ногами, шаурмой и водкой, лишь утвердился в своем заблуждении, что именно его песен господам и не хватает, рванул струны домры и заголосил на всю гостиницу:

– В белосте-е-енном Хоарезме, что ласка-а-аем синим морем, рос цветок мужской услады с нежным именем Зуле-е-ейна…

Орал он, как некормленный ишак, а домру не настраивали, наверно, лет десять.

– Титька тараканья, этого еще не хватало! – девушка с каштановыми косами в сердцах ударила ладонью по столу, и Исмаилу почудилось, будто ее ногти на миг стали раза в два длиннее обычных человеческих, словно вдруг из ножен высунулись пять острых кинжалов. Барыга на всякий случай осенил себя охранным знаком – но москвичка вновь сжала руку в кулачок, и теперь ее ногти выглядели не более устрашающе, чем у любой столичной модницы.

– Любезный, мы же тебе сказали, что… – терпеливый Шамсудин сделал вторую попытку.

– …Но эмир сластолюби-ивый, разлучив Зулейну с ми-илым… – безжалостно продолжал узбек, терзая в поэтическом экстазе неповинную домру, – в свой гарем ее запря-а-атал, чтобы честь ее девичью…

– Вот про это, пожалуйста, поподробнее, – заинтересовался славянин, приготовившись слушать.

– Я его сейчас убью! – зашипела жена консула, и было непонятно, о ком она – о дурнопахнущем менестреле или своем черноволосом спутнике.

Шамсудин поднялся из-за стола и взглянул в упор на разошедшегося певца.

– Любезный, ты нас утомил, – очень тихо произнес он, и азиат мигом умолк. Потому что даже хмельной угар и упоение собственным искусством не помешали ему увидеть в глазах низенького вежливого путника, что чужая смерть для него – зрелище заурядное и даже приевшееся. Следовательно, одним неудачливым певцом больше, одним меньше – для этого спокойного господина значения не имело. Исмаил, которого невольно пробрал озноб от этого взгляда, решил, что поторопился с выводами о ненадежности казахского дипломатического корпуса, в котором есть такой замечательный вежливый военный атташе.

– Ну вот, на самом интересном месте, – проворчал славянин, когда протрезвевший сын степей убрался восвояси. – Мрачные же у меня попутчики – даже песен не любят…

– Ну, вообще-то что решаем? – напомнил о себе Исмаил, доставая бумажник.

– Благодарим за предложение, уважаемый, – вместо гиганта ответил его малорослый друг, – но шел бы ты лесом. В направлении болота. Понял, да?

Исмаил и Сварог одновременно открыли было рты – но Шамсудин посмотрел в глаза сначала одному, потом другому, и оба рта послушно закрылись. Худенькая девушка торжествующе улыбнулась, обнажив при этом остренькие белые зубки.

Исмаил понял, что наступил подходящий момент откланяться. В этой мысли его особенно укрепила внезапно выглянувшая из-под стола морда красноглазого бультерьера, похожая на плоскогубцы. Милая зверюшка строго взглянула на настырного «челнока» и вывалила из пасти широкий розовый язык.

Вернувшись за свой столик, Исмаил решил про себя – а, может, и к лучшему, что он не смог нанять этих людей для своего каравана. Не слишком-то уютно ехать в такой компании, где лишь один нормальный человек, да и тот – славянин.

* * *

Почтенный караванщик был прав только наполовину. Сварог из Киммерии был не только единственным нормальным человеком из троих путников. Он вообще был единственным человеком в этой маленькой компании.

Шамсудин, сын Гроина, был человеком лишь наполовину. Его мать была бритунийкой, отец – из рода подземных карликов-рудознатцев, звавших себя гномами и селившихся в туннелях под Кезанкийскими горами и Граскаалем. Как-то, расчувствовавшись (что с Шамсудином случалось нечасто), он поведал своему другу-северянину романтичную историю любви бритунской селянки и молодого гнома. Но чуждый сентиментальности славянин сделал из этого рассказа лишь один вывод: при отсутствии других претендентов дочери Иштар способны завязать шашни даже с нелюдем-малоросликом.

Доставшийся в наследство от отца небольшой рост Шамсудин с лихвой окупал безупречным владением практически любым оружием – впрочем, даже оно не всегда требовалось полугному, знающему тайные приемы, с которыми даже безоружный человек становится крайне опасным. Благодаря этому, а также несомненному уму и спокойному ровному нраву, карьера Шамсудина в особо привилегированных частях армии владыки Илдиза была чрезвычайно успешной – до тех пор, пока щепетильная честность полугнома не помешала этому. В результате навета сослуживцев удачливый капитан гвардии султанапурского эмира в одночасье превратился в обыкновенного надзирателя на рудниках, куда туранские власти ссылали преступников. Нетрудно догадаться, что именно там и состоялось его знакомство с Сварогом.

Сибиряк попал на рудники в самый разгар своих поисков магического сосуда Нейглама, святыни гномов и предмета вожделения некоторых весьма высокопоставленных людей. Неравнодушный к чаяниям народа своего отца, Шамсудин помог бежать славянину-авантюристу, но с условием, что найденный Сварогом Нейглам будет возвращен тем, кто имеет на него законные права. Сам Шамсудин также покинул теплое, но безрадостное место надзирателя, забрав из рудников на память о честной службе эмиру лишь маленького любимца – летучую мышь-альбиноса, обладающую весьма строптивым норовом и на редкость противным голоском. Сколько раз за прошедшее время полугном пожалел о том, что связался с Сварогом – ведомо лишь ему одному. Но, даже после возвращения Нейглама гномам, Шамсудин и северянин не расстались, вместе покинув пределы Турана и отправившись на поиски новых неприятностей на свою голову.

Ирина, уроженка Рабирийских гор, что располагались на самой границе между Зингарой, Аргосом и Пуантеном, человеком не была вовсе. Она принадлежала к загадочному и почти исчезнувшему племени гулей, которые отличались от людей наличием длинных, втягивающихся при необходимости когтей, острых зубов, среди которых особенно выделялись клыки, а также тем, что для поддержания жизни им требовалась свежая кровь, желательно людская. Срок жизни гулей был намного больше человеческого, и Ирине, выглядевшей очень юно, на деле было не меньше сотни лет. Вдобавок, девушка-гуль обладала странным и редким умением – даром Сторожа. Хозяин, имеющий подобного раба, мог спать спокойно – Сторож слышал даже во сне, лезут ли в дом воры, умел отвести глаза бандиту или убийце, был способен заставить человека испугаться собственной тени или выронить оружие в самый неподходящий миг.

Но Ирина не была рабыней. Напротив, в Немедии она занимала прочное положение в обществе, имела немало привилегий и ни в чем не нуждалась. Всего этого она добилась, уже немало лет служа немедийской короне в Тайной Канцелярии, где необычайные способности девушки-гуля нашли достойное и щедро оплачиваемое применение. Ирина обрела свое место среди людей, отказавшись от привычек и традиций собственного народа и употребляя в пищу лишь кровь животных.

В захолустном заморийском городишке Дэлираме, где и произошла встреча Ирины с двумя странствующими авантюристами, она выполняла очередное задание немедийских властей, и умело воспользовалась помощью недогадливых друзей, обманутых ее скромной внешностью и тихими манерами. Под ее незаметным руководством Сварог и Шамсудин проделали существенную часть работы по раскрытию торговых махинаций с запрещенным порошком серого кхитайского лотоса, о чем они узнали лишь в самом конце. Теперь Ирина следовала в Берлин с докладом об успешно выполненной миссии, и славянин с полугномом ехали вместе с ней: Шамсудин – в расчете на достойное место на королевской службе, Сварог – с надеждой на щедрую награду. Но даже упование на вознаграждение не излечило уязвленную душу славянина, до сих пор не могущего придти в себя от мысли, что его, бывшего вора, пирата и наемника, обвела вокруг пальца какая-то девчонка, к которой, вдобавок, он был одно время неравнодушен.

Избавившись от настырного караванщика, Шамсудин спокойно вернулся к прерванной трапезе. Мышь устроилась на плече своего хозяина, победоносно взирая оттуда блестящими глазками на окружающих. Сварог заскучал. Они собирались выехать завтра с рассветом, вследствие чего потребление горячительных напитков было строго ограничено дотошным полугномом, знающим на своем опыте, каково это – выгонять рано утром в дорогу мучающегося похмельем славянина. Сыграть в кости здесь также было не с кем. Впрочем, денег у Сварога было немного, а единственную драгоценность – маленький мешочек с порошком лотоса, спасенный запасливым славянином от сожжения в Дэлираме вместе с остальной отравой, надо было еще кому-то продать.

От нечего делать Сварог принялся разглядывать посетителей. Его внимание привлекла хорошенькая девушка, по-видимому, недавно спустившаяся в общую залу гостиницы. Она сидела в самом углу, торопливо расправляясь с едой, и вид у нее был крайне измученный и растерянный. К ее боку прижалась девочка лет пяти, белокурая и голубоглазая. Богатая одежда ребенка явно указывала на то, что это не простые путники, а состоятельные дворяне. Сварог поискал взглядом слуг, мужа или приятеля молодой женщины – но никто из присутствующих даже не смотрел в сторону девушки с ребенком. Похоже, они ехали одни, что было очень странно.

Одинокую симпатичную девушку приметил не только Сварог. К ее столику развязной походкой приблизился один из коринфян – самый молодой и, по-видимому, самый наглый. Девушка испуганно взглянула на мужчину и судорожно прижала к себе ребенка.

– Что, красотка, скучаем? – небрежно спросил коринфянин, облокачиваясь на стол и нависая над девушкой.

Та что-то тихо ответила, умоляюще глядя на непрошеного кавалера. Девочка хмуро сверкнула на мужчину глазами из объятий молодой женщины и скривила пухлое личико в презрительной гримаске.

– Может, отправишь эту крошку ее нянюшке, а мы с тобой займемся чем-нибудь более интересным? – не унимался парень, явно убежденный, что только полная дура не согласится на такое предложение.

Девушка вновь что-то убедительно заговорила, но ее задрожавшие губы ясно показывали, что ее мужество уже давно на пределе, и сил поставить на место нахала у нее нет.

В другое время Сварог предоставил бы право спасать эту девицу Шамсудину, которого лавашем не корми – дай совершить благородный поступок. Не то чтобы сам сибиряк был против благородных поступков – просто он считал, что ими не стоит увлекаться в ущерб делу. Однако сейчас у славянина имелась своя причина вмешаться в ход событий. Должен же он показать этой желтоглазой, когтистой и клыкастой интриганке, что на ней свет клином не сошелся, и многие женщины будут рады вниманию северянина. Покосившись на аккуратно разрезающую жареное мясо Ирину, Сварог поднялся и, пройдя через залу, оказался за спиной настойчивого ухажера.

– Ты что, приятель, не видишь – ты не нравишься госпоже. Так что отойди-ка подальше и не мозоль нам глаза, – миролюбиво заметил славянин, увесисто похлопав парня по плечу.

– Это кто здесь такой смелый, что… – запальчиво начал было коринфянин, оборачиваясь – и оказался нос к носу с черноволосым гигантом, чьи мышцы внушительно вырисовывались под курткой, а размер кулака вызывал уважение у любого драчуна.

– А, ну так бы сразу и сказал, что это твоя подружка, – радушно улыбнувшись, парень развел руками и испарился. Сварог ощутил невольное сожаление – он-то надеялся слегка поразмяться, но этот хлюпик, видимо, не собирался предоставлять для этого свое горячо любимое тело.

По-прежнему прижимая к себе ребенка, девушка растерянно смотрела на славянина, явно раздумывая, не безопасней ли ей было поладить с коринфянином.

– Если этот недоносок обидел тебя, госпожа – я еще могу догнать его и научить хорошим манерам, – предложил сибиряк, любезно улыбаясь девушке. Та робко улыбнулась в ответ.

– Я думаю, не стоит, – девушка, наконец, разжала объятия, и девочка ловко выскользнула у нее из рук и с интересом уставилась на славянина. – Наверно, он уже все понял.

– В таких, как он, понимание приходится вбивать, как гвоздь в доску, – философски заметил сибиряк. – Меня, кстати, зовут Сварог из Киммерии.

– Ильма, – представилась девушка, с неуловимым кокетством поправив прическу из густых каштановых волос. – А это моя дочь Ния.

– И в кого такая беленькая – в папу? – Сварог знал, что доверие матери можно завоевать, лишь изобразив интерес к ее чаду. Но Ильма, вместо того, чтобы пуститься в долгий и полный подробностей рассказ о своей дочурке, лишь молча кивнула. А девочка, спрыгнув со скамьи, подошла к усевшемуся на табурет Сварогу и требовательно произнесла:

– Дядя, дай кинжал посмотреть!

На поясе славянина в кожаных ножнах висел небольшой, но изящный кинжал – подарок шейха оазиса аль-Баргэми; клинок обладающий некими магическими свойствами, о которых сам Сварог постоянно забывал, используя колдовское оружие преимущественно для резки жаркого.

– Э… кинжал? – растерялся сибиряк. – Тебе нельзя, еще порежешься. Девочки должны играть в куклы.

– Вот сам и играй, – посоветовала малышка. – А я хочу кинжал.

– Ния! – строго воскликнула Ильма. – Веди себя прилично и не приставай к дяде!.. Она такая избалованная, – смущенно сказала девушка, обращаясь к Сварогу.

– Да, если б у нас в Киммерии ребенок попробовал так разговаривать со старшими – неделю бы сесть не смог, – ухмыльнулся славянин.

– А если б у нас в Немедии кто-то не дал мне кинжал – папа так бы его наказал, что он бы мне потом целый мешок кинжалов принес! – сообщила девочка, строго глядя на сибиряка круглыми голубыми глазами.

– Ния, да замолчишь ли ты наконец! – резко сказала Ильма и дернула девочку за руку так, что она чуть не упала. Ния показала Сварогу язык и вновь устроилась рядом с матерью.

– И где же наш грозный папа? – невзначай поинтересовался славянин. – Неужели он отпустил такое сокровище в путешествие без охраны и провожатых?

– На нас напали… в горах… – пробормотала Ильма и поежилась. – Все мои спутники погибли, удалось бежать только нам с Нией…

– Кто напал? – удивился Сварог. Боги, неужели Карела Ястреб вернулась домой и теперь вместе со своими головорезами околачивается где-то поблизости? Только этого не хватало…

– Не знаю… Какие-то разбойники, наверно… – хорошенькое лицо девушки опять приобрело испуганно-измученное выражение. – Я совсем не представляю, что мне делать…

– Присоединяйтесь к какому-нибудь каравану и возвращайтесь домой, – посоветовал Сварог. – Тут как раз есть караван, направляющийся в Германию.

– Мы не можем в Германию! – вскрикнула Ильма. – Нам надо в Коф!

– Караваны в Коф ходят через Аренджун, – пожал плечами Сварог. – Но ехать так далеко женщине без спутников опасно, особенно в Заморе.

– Нам надо в Коф, – как заклинание повторила девушка, умоляюще глядя на северянина, словно в его силах было доставить их туда.

– В таком случае, нам не по пути, – развел руками Сварог и почти искренне добавил: – А жаль…

Тут северянин буквально почувствовал обжигающий взгляд Ирины, упершийся в его спину. Представив себе выражение ревности и досады на узком точеном личике девушки-гуля, Сварог испытал прямо-таки наслаждение. Изобразив торжествующую улыбку, Сварог медленно обернулся в сторону своей спутницы… и ухмылка на его лице увяла. Потому что внимательный взгляд рабирийки был направлен совсем не на своего бывшего возлюбленного, и даже не на его миловидную собеседницу. Во все глаза Ирина смотрела на ребенка.