Текст книги "Склеп Хаоса"

Автор книги: Олаф Локнит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Зато имени или хотя бы лица жены этого типа Ди Блайи, как не бился, так и не смог вспомнить. Из чего следовало – сия особа не отличалась никакими выдающимися душевными и телесными качествами, и не стоила того, чтобы долго хранить ее в памяти.

Бард наконец отлепился от стены, небрежно стряхнул приставший к одежде сор и взглянул на своих противников. В глубине души немедля заворочалось нехорошее подозрение: если он сегодня отделается простой выволочкой – это станет удачным исходом.

Их было трое, хозяин и двое не то слуг, не то телохранителей – угрюмые верзилы с туповатыми взглядами, каждый из которых был способен без особых усилий превратить Ди Блайи в нечто бесформенное и малоприятное на вид.

Их господин выглядел не столь угрожающе, однако изрядно струхнувшему барду все равно захотелось попятиться. Он уже шагнул назад, но вспомнил, что позади него дощатая стена склада. Быстрый взгляд по сторонам принес неутешительную весть – сбежать невозможно. В дальнем конце проулка виднелись решетчатые перегородки загона и мелькал черный бок на редкость крупного (и, наверное, злобного…) быка, ближний конец был недосягаем. Вступать в драку бессмысленно. Надеяться на внезапную помощь тоже бесполезно. Можно, конечно, попытаться воззвать к чести молчаливого хозяина (в том, что он мелкопоместный дворянин, сомнений не возникает – достаточно вида одной серебряной цепочки с гербом), однако Ди Блайи решил, что делать этого не стоит. Хотя бы потому, что отпрыск семейства Рюделли, выбравший ремесло странствующего барда, добровольно отказался от большинства привилегий благородного сословия и по положению находился чуть выше обычного горожанина-простолюдина. Не стоит также забывать о том, что в Зингаре он иноземец. Причем нежелательный иноземец. На Побережье недолюбливают подданных Трона Льва.

«Попался, – с коротким смешком признал Ди Блайи. – Обложен и загнан в угол. Не знаю, что им от меня нужно, но будет лучше согласиться на все требования. И постарайся не злить лишний раз этого благородного дона, если собираешься прожить как можно дольше, идет?»

Именно по этой причине бард предпочел пока помалкивать. Хотят ссоры – пускай заговорят первыми. А ссора непременно начнется – не сейчас, так попозже…

– Боишься? – неожиданно заговорил незнакомец. На вид ему было изрядно за сорок, и никакие ухищрения портных не могли скрыть выпирающее брюшко и привычку сутулиться. Однако взгляд у человека был отнюдь не старый – жесткий и не предвещавший Ди Блайи ничего хорошего. – Это правильно… Ну, и что с тобой, нечестивцем без стыда и совести, прикажешь делать?

– Я не понимаю… – нерешительно заикнулся Блайи, хотя уже начинал подозревать, что к чему. Если его догадка окажется верной – краткое пребывание в Карташене он запомнит до конца дней своих. И больше никогда, ни за какие деньги и не при каких обстоятельствах, не рискнет соваться на Полуденное Побережье!

– Все ты отлично понимаешь, – не дал договорить неизвестный. – Конечно, Аниса еще молода и не слишком сообразительна, а проще говоря – глупа, но это не дает права всяким наглым проходимцам вроде тебя порочить доброе имя семьи Кабортальеза!

«Если бы меня так звали, я бы сразу повесился, – обреченно подумал бард. – Бедная Аниса… Муженьку достаточно было повысить голос, чтобы она начала щебетать, как птичка. Свалить всю вину на меня ей ума хватило, а догадаться поставить слуг у входа в дом – нет! Ох уж эта мне провинциальная наивность… Что теперь будет?»

– Волочь тебя в суд – слишком хлопотно, – супруг Анисы продолжал рассуждать тем же не слишком выразительным и оттого более пугающим тоном. – По нынешним законам требуются хотя бы два свидетеля того, что имела место супружеская неверность. Кроме того, судилище неизбежно вызовет изрядный скандал, а я не тороплюсь расставаться с Анисой… Значит, суд не подходит.

Блайи поёжился и от души понадеялся, что хотя бы внешне сохраняет некое подобие выдержки и невозмутимости.

– Поединок? Слишком много чести для такого негодяя, – носитель сколь благородной, столь и непроизносимой фамилии Кабортальеза задумчиво побарабанил пальцами по раскрытой ладони. – Может, приказать вывезти тебя за город, а там просто и незамысловато прирезать? Или… – он внимательно посмотрел на жавшегося у стенки Ди Блайи. По привычке всех людей, имеющих отношение к игре на музыкальных инструментах, бард в любой ситуации в первую очередь старался беречь руки и сейчас непроизвольно спрятал их за спину. – Ученые мужи утверждают, что в каждом пальце имеется по меньшей мере четыре кости. Вот и проверим…

Если дон Кабортальеза хотел лишь напугать более удачливого соперника, он этого добился. И даже с лихвой – Блайи непроизвольно шарахнулся назад, едва не завизжав: «Не надо!» Ничего страшнее придумать было невозможно. На какой-то миг бард даже пожалел, что когда-то не прислушался к разумным доводам родителей, променяв безмятежную жизнь в семейном поместье на дороги и приключения, век бы их не видать! Предупреждали же – в Зингаре за осквернение супружеского ложа можно изрядно поплатиться…

– Тихо, тихо, – на одутловатом лице карташенского гранда появилась легкая усмешка из числа тех, что называют «змеиными». – Разумеется, таковой поступок был бы непозволительно жестоким, даже по отношению к тебе… Однако твои действия требуют соответствующего наказания. Кстати, я подозреваю, моя дорогая супруга была отнюдь не единственной обманутой тобой женщиной? Алонхо, Мадес, ну-ка взять его!

Молчаливые и равнодушно взиравшие на все происходящее телохранители как-то на редкость согласованно шагнули вперед, с легкостью оторвали Ди Блайи от спасительной стены и поставили перед своим хозяином, заломив руки назад. Бард не сопротивлялся – все равно бесполезно. Вместо этого он рискнул подать голос:

– Конечно, я виноват, однако несправедливо наказывать только меня!..

– Донна Аниса тоже свое получит, не беспокойся, – презрительно хмыкнул Кабортальеза. Блайи от этого смешка передернуло. – Он еще будет рассуждать о справедливости!

Намек был ясен – бард замолчал, с некоторым ужасом ожидая решения оскорбленного мужа. И дождался – дон Кабортальеза жестом подозвал одного из телохранителей и спокойно распорядился:

– Заткните ему пасть и разденьте.

Одновременно где-то неподалеку раздался торжественный и низкий рев нескольких огромных витых труб, оповещающий горожан и всех прибывших в Карташену о том, что вскоре начнется открытие ярмарки. Гомонящий люд хлынул к помосту, торопясь занять места в первых рядах и не упустить ничего из праздничной церемонии; к тому же прошел слух, что после речей и прочей ерунды обещана бесплатная раздача вина и сладостей. В суматохе никто не обратил внимания на доносившиеся из проулка между двумя складами сдавленные вопли и шум борьбы. А даже если обратил – пожал плечами и прошел мимо. Известное дело, на ярмарке обязательно кого-нибудь прижмут в углу и пересчитают ребра сначала сверху вниз, а потом наоборот. Вмешиваться в чужую свару – себе дороже. Без нас как-нибудь разберутся.

…Взъерошенный и едва не шипевший от злости и унижения Ди Блайи проводил взглядом мешок, набитый его вещами. Мадес по приказу хозяина только что швырнул его через жерди прямиком в загон для быков. Впрочем, пояс с висевшим на нем кинжалом, виола и кошелек не разделили общей печальной судьбы. Кабортальеза прихватил их с собой, невозмутимо и подробно объяснив Блайи, где он может получить их обратно – в доме благородного дона, что на Верхней Якорной улице. После чего посетовал на распущенность нынешней молодежи и общий упадок нравов, высказал надежду, что месьор Ди Блайи получит удовольствие от посещения ярмарки в Карташене, и удалился, сопровождаемый ни на шаг не отстающими телохранителями.

А Блайи остался. И совершенно не представлял, что теперь делать – звать на помощь, проклинать все на свете или сесть вот на этот клочок сухой земли и от души посмеяться?

В конце концов действительно пришлось присесть – ноги не держали. Блайи давно так не пугался и не сразу оценил всю тонкость мести. Он не сможет просидеть тут весь день – замерзнет и проголодается. Он не может достать тюк со своей одеждой – для этого надо забираться в загон к быкам, а на такое способен только сумасшедший. Значит, придется выходить. Что ж, состоится замечательное, а главное – совершенно бесплатное представление для всех желающих. Если потом он задержится в этом городе еще хотя бы на один день, над ним будет потешаться каждый встречный.

Бард ткнулся головой в колени и от досады, кажется, даже тихонько завыл. За что ему такое наказание?

«В следующий раз, когда приходишь в город, сперва ищи бордель, – язвительно сказал он сам себе. – И сиди в нем день, а лучше – два. Может, после этого будешь в состоянии не обращать внимания на женщин!»

* * *

Маэль Монброн с самого утра испытывал нечто вроде легкой непреходящей тревоги, хотя вроде беспокоиться было совершенно не о чем. В полдень ему предстояло сопровождать донну Агнессу на открытие ярмарки – графиня сама попросила его оказать ей такую любезность! Мерзавец корсар после памятного разговора убрался ни с чем – так ему и надо! Интересно, о чем думали в Кордаве, принимая на службу такого душегуба и варвара?

И все же Монброн не находил себе места. Ему не так часто доводилось участвовать в парадных выездах и он не слишком представлял, каковы здешние порядки. Дома, в Танасуле, все было гораздо понятнее… А тут он поневоле оказался в роли представителя своей страны и опасался, как бы не ляпнуть какой-нибудь глупости. Одну, впрочем, он уже сделал – сцепился с корсарским капитаном. Наверное, об этом уже всем известно. Так вот, одного дурацкого поступка вполне хватит. В конце концов, он приехал на Побережье не затем, чтобы драться со всякими проходимцами. Его цель и судьба – дракон!

Жаль только, что куда-то подевались два человека, с которыми Монброн более-менее успел познакомится. Ди Блайи, как сказала убиравшая в комнатах гостя служанка, ушел на ярмарку. Что до месьора Деррика, то у него сегодня свободный день. Впрочем, Деррик никогда никому не говорит, куда идет и когда вернется. Разве госпоже графине, и то не всегда.

Незадолго до полудня к «Дому на холме», как называли дворец градоправителя, начал съезжаться цвет города и провинции. Притихшего и слегка оглушенного таким количеством титулов, не с первого раза выговариваемых имен и перечислением путаных родственных связей Маэля незаметно оттеснили в сторону, чему он в душе только порадовался. Все-таки правду говорили: «Хочешь увидеть настоящую дворянскую спесь – поезжай в любую зингарскую провинцию и оглянись по сторонам». Все-таки в Аквилонии нравы намного проще. Нет, не в столице – там, при дворе Нумедидеса, как раз царит что-то ужасное и без нужды туда лучше не соваться. Все здравомыслящие люди в один голос твердят – добром это не кончится. Еще год-два – и в Аквилонии обязательно начнется смута. Хотя она уже началась, в приграничной полосе возле Пиктских Пущ и в Боссонии, а также в Пуантене. Недовольство в полуденных областях, впрочем, уже стало традиционным. Всякий раз, как на престоле Тарантии оказывался слабый правитель, герцоги Пуантена немедленно заявляли о независимости своей провинции, а если у них хватало решительности и союзников – собирались штурмовать столицу…

Пестрый кортеж наконец выстроился в некое подобие извилистой колонны и начал спускаться по склону холма в город. Маэль сумел пристроиться неподалеку от донны Вальехо, оттеснив какого-то гранда из местных и получив крайне раздраженный взгляд, предвещавший скорую ссору. Агнесса, кажется, этого не заметила, а если и заметила – не придала значения.

Госпожа Агнесса выглядела несколько задумчивой и, казалось, не обращала внимания ни на царящее вокруг праздничное оживление, ни на частые попытки втянуть ее в светский обмен любезностями и последними сплетнями. Она была сама по себе – изящная женщина в алом платье с золотой вышивкой и в длинном шелковом плаще, закрывавшем круп ее лошади. Несмотря на свою молодость и не слишком большое знание жизни, Монброн догадался – Агнессу в городе уважают, но не понимают и потому побаиваются. Даже в толпе вокруг прекрасной племянницы градоправителя образовывался круг пустоты.

Маэль решительно хлестнул коня и поравнялся с Агнессой. Донна Вальехо заметила его и слегка улыбнулась – приветливо, но в общем-то равнодушно, как любому из своих знакомых. Вежливо поинтересовалась самочувствием гостя, пожаловалась на чрезмерную жару этого лета и необходимость присутствовать на открытии ярмарки… Монброну казалось, что госпожа графиня собиралась поговорить о чем-то совершенно ином, нежели погода и торговля, однако не могла решиться. Кто-то из ехавших рядом благородных донов помянул дракона, мгновенно вспыхнул спор – есть чудовище или нет, а также чем это может обернуться для города и не устроить ли в ближайшее время всеобщую охоту на невиданного зверя?

Агнесса в разговор не вмешивалась. Когда же речь зашла о возможных способах ловли дракона, снисходительно улыбнулась и ускакала вперед, к возглавлявшему колонну дону Карбальо, губернатору города и ее дядюшке. Маэль с сожалением посмотрел ей вслед, затем обнаружил, что кавалькада уже давно спустилась с холма, проехала через город и сейчас втягивается через пестро украшенные ворота на шумящее торжище. Еще Монброн с неудовольствием заметил, что опять хочет есть. Это было его пожизненным проклятием – любые переживания или размышления немедленно вызывали у него голод. Съедаемое, что самое непонятное, никак не давало о себе знать – Монброн все равно оставался сухощавым молодым человеком с неумеренным аппетитом.

Пользуясь тем, что кортеж растянулся и рассыпался между лавок, Маэль придержал коня возле смешливой толстушки-вилланки, торговавшей всякой съедобной мелочью, и купил пару пирожков, смахивающих на пузатые лодочки. Пирожки оказались с курятиной, Монброн торопливо сгрыз один и отправился догонять градоправителя и его свиту.

…Он как раз проезжал мимо выстроенных на скору руку и на редкость однообразных складов, когда расслышал собственное имя. Чей-то сдавленный голос окликал его:

– Маэль! Монброн! Да не туда смотришь!

Аквилонец, повертев головой, сообразил, откуда доносятся призывы – из узкой щели между двумя соседними складами. Да и голос вроде знакомый… Ди Блайи? Зачем менестрелю понадобилось прятаться в таком странном месте?

– Блайи, это ты? Что ты там делаешь?

– Сижу, – мрачно ответили из проулка. – Сделай одолжение, вытащи меня отсюда, а? Желательно поскорее…

Блайи почему-то не показывался на глаза, предпочитая разговаривать из своего укрытия. Монброн легонько пнул остановившегося коня, подъехал поближе… и со всей очевидностью понял причину столь загадочного поведения барда. Не удержавшись, Маэль захихикал, а из щели донеслось яростное:

– Очень смешно, да?

– Тебя что, ограбили? – сквозь смех выдавил Монброн. Нехорошо, конечно, смеяться над попавшими в беду человеком, но уж больно потрясающее было зрелище… – Вот, оказывается, как это выглядит – «обобрать до нитки»!..

– Маэль! – взвыл доведенный до бешенства Ди Блайи. – Прекрати! Ну будь человеком, дай хоть что-нибудь! Мне тут что, навсегда поселиться?

– Сейчас, – Монброн сидел в седле, раскачиваясь взад-вперед, и никак не мог заставить себя прекратить смеяться. Угодивший в ловушку Блайи переходил от просьб к угрозам, обещал заставить кого-то съесть собственные уши и безуспешно взывал к совести и человеколюбию. Наконец, бард выдохся и замолчал. Маэлю очень хотелось выспросить у приятеля, что с ним случилось. Однако продолжать и дальше издеваться над влипшим в неприятности менестрелем было просто нехорошо.

Прикинув, чем из своего гардероба он может пожертвовать в пользу Блайи, Монброн начал возиться с фибулой на плаще. В этот момент его снова окликнули:

– Эй, Монброн! Ты чего здесь торчишь? И кто это там копошится?

Маэль оглянулся. Склады находились довольно далеко от торговых рядов, вдобавок, почти все гости ярмарки отправились смотреть на церемонию открытия, и потому здесь было малолюдно. Однако если судьбе угодно пошутить, она и посреди пустыни соберет толпу.

Заявившаяся компания выглядела не слишком большой, человек в шесть-семь. Зато шумела так, что и двум десяткам не под силу. Что было совершенно не удивительно – развеселое пестрое сборище составляли господа королевские корсары и парочка девиц, чье ремесло не вызывало ни малейших сомнений. Компания галдела, передавала из рук в руки бурдюки с вином и всячески подчеркивала свое превосходство над жителями города и вообще любыми обитателями суши. Возглавлял маленькую орду смутно знакомый Монброну рыжий лохматый тип дикарского вида, ведущий себя соответственно облику. Некоторое умственное усилие – и Маэль вспомнил, что зовут этого парня Сигурд и встречались они не далее, как позавчера, в таверне «Островок блаженства». В тот самый злосчастный вечер, завершившийся поединком на набережной. А если вспоминать точно, то даже раньше – в день приезда Монброна в Карташену.

– Я… – Маэль не успел придумать правдоподобного ответа. Сигурд перебросил свой бурдюк девице, цеплявшейся за северянина с упорством осьминога, и заглянул в так заинтересовавшую его щель между сараями. Некоторое время оторопело смотрел, затем отступил назад и заржал. Именно заржал, как вырвавшийся на свободу норовистый скакун. Из щели донеслось нечто вроде еле сдерживаемого рычания.

Недоуменно переглядывающаяся компания сделала попытку узнать, что такое находится за ничем не примечательными складами. Им не повезло – все еще фыркавший и всхлипывающий Сигурд загородил проход и крикнул через плечо:

– Давно сидишь?

– Отвяжись, – огрызнулся бард. Блайи очень хотелось умереть, прямо вот здесь и сейчас. К сожалению, у него под рукой не нашлось ничего подходящего, чтобы свести счеты с жизнью. Кабортальеза мог чувствовать себя полностью отомщенным – Ди Блайи еще никогда не было так плохо. Как, оказывается, просто лишить человека уверенности в себе! Нужно всего лишь оставить его посреди многолюдной ярмарки без штанов…

«Этим, наверное, все было бы нипочем», – с завистью подумал Блайи, слушая на редкость дружный гогот, долетавший из-за стены. Сигурд (спасибо и на этом…) не позволил своим приятелям глазеть на попавшегося барда, как на редкого зверя в клетке, однако громогласно разъяснил, кто и почему прячется в проулке. У Блайи уже не оставалось ни сил, ни желания злиться или обижаться. Он просто сидел и терпеливо ждал, когда шутникам надоест изощряться по поводу его положения.

Смешки и в самом деле вскоре прекратились. Чья-то добрая душа бросила в убежище Ди Блайи тряпичный сверток. Бард развернул – некогда хороший, а теперь изрядно обтрепавшийся короткий плащ. Можно несколько раз обернуть вокруг пояса. Получится эдакая юбка на манер тех, что носят дикари в Черных Королевствах. А, все равно терять больше нечего…

– Вылезай! – нетерпеливо зашумели снаружи. – Там уже начинают! Эй, гляньте, он случаем не заснул?

Бард вздохнул над несправедливостью и жестокостью мира и вышел из проулка, стараясь не смотреть по сторонам. Его приветствовали насмешливым свистом, кто-то с размаху хлопнул по плечу, девицы изобразили оскорбленную невинность и жеманно отвернулись, а Монброн сочувствующе развел руками и постарался не ухмыляться.

– Пошли, пошли! – Сигурду не стоялось на месте и он увлекал всю компанию за собой, навстречу перекликающимся вдалеке сигнальным рожкам и приглушенному шуму большой толпы. – Блайи, нечего кривиться! Признавайся, за что тебя? Опять из-за бабы?

Ди Блайи неохотно кивнул. Какой смысл скрывать – все равно скоро всем станет известно, как некий благородный гранд проучил одного зарвавшегося менестреля…

– А она хоть того стоила? – несколько понизив голос, поинтересовался ванахеймец. Ехавший рядом Маэль тоже прислушался к разговору.

– Нет! – мстительно ответил бард. – Клуша она! Зато у ее муженька теперь замечательные рога – в дверь не пролезут!

– Ну и правильно, – одобрил Сигурд. – Барахло что, дело наживное…

ГЛАВА ШЕСТАЯ
Гости званые и не очень

Позже Блайи сообразил, насколько ему повезло, что к его убежищу одновременно с Монброном подошел маленький, но на редкость шумливый отряд под предводительством Сигурда. Господа королевские корсары обладали каким-то необъяснимым умением привлекать внимание и в то же время оставаться незамеченными. Подумав, бард догадался, как совместить эти две противоречащие друг другу вещи. Корсары шумели – это правда, как и то, что они шли через плотную толпу, как горячий нож сквозь масло. Постоянная опасность, сопутствующая их ремеслу, давала им неписаное (и не слишком-то нравящееся горожанам) право вести себя на суше так, как вздумается.

Потому наученные многолетним горьким опытом обыватели, едва завидев пеструю и буйную ораву, предусмотрительно старались не вставать на ее пути. Впрочем, господа корсары короны пока вели себя не слишком вызывающе, ограничившись тем, что перевернули не успевший убраться в сторону возок с зеленью и для смеха задрали какой-то пухлой купчихе подол на голову. Купчиха немедленно заголосила, призывая на помощь мужа, стражу и добрых людей, однако на многолюдной ярмарке таковых почему-то не нашлось.

– Сброд, – вполголоса высказал свое мнение о случайных попутчиках Монброн. Подумал и добавил: – Пьяный сброд.

– Обычные наемные вояки, – вступился Блайи. – Ничем не хуже и не лучше аквилонских легионеров или другой подобной братии.

Маэль ничего не ответил, только презрительно скривился. Его нелицеприятное мнение о морской вольнице сложилось раз и навсегда. Однако Монброн и жавшийся возле его коня Блайи продолжали следовать за пестрой компанией, уверенно прокладывавшей себе дорогу в направлении помоста. Доносившиеся оттуда радостные крики и общее оживление толпы свидетельствовали, что церемония открытия вот-вот начнется, если уже не началась.

Места поближе к помосту, как водится, занимались представителями торгового сословия – теми, что побогаче – и мелким дворянством. Колебалось жиденькое оцепление из солдат здешнего гарнизона, вынужденных постоянно отступать и с шумом отпихивать назад наиболее рьяных любопытных. На крохотном свободном пятачке между помостом и редкой цепью военных топтались, пугливо кося глазами, лошади высокого дворянства и знатных гостей. Градоправитель, его свита и сумевшие прибиться к ней купцы в данный миг занимали свои места под тяжело колыхавшимися знаменами. Шума и толкотни хватало на помосте и на площади, с той только разницей, что плебейское сборище внизу могло не стесняться в выражениях и действиях, а благородное собрание наверху было вынуждено не забывать о правилах приличия.

Корсары и прибившиеся к их отряду Монброн и Блайи после некоторых усилий протолкались в первые ряды, оставив за собой широкую полосу оттоптанных ног, ноющих ребер и возмущавшихся горожан. Маэль обозрел пестро разукрашенный помост, напоминавший готовую развалиться корзинку с перезрелыми плодами, и отказался от мысли принять участие в общем штурме. Говоря по правде, ему и здесь было неплохо. Какая разница, откуда слушать непременную длительную и, как правило, скучнейшую речь губернатора? Кроме того, с помоста нельзя улизнуть незамеченным, если надоест стоять, развесив уши, и жариться на поднимавшемся все выше солнце. Только компания подобралась не слишком подходящая для молодого человека из хорошей семьи, но с этим обстоятельством вполне можно смириться. В конце концов, сегодня праздник, и можно не придавать значения сословным различиям!..

Маэль поискал взглядом Агнессу, не нашел и слегка огорчился. Очаровательная племянница градоправителя все-таки выполнила угрозу и придумала достойное оправдание своему отсутствию на церемонии.

С любопытством разглядывая с высоты конской спины медленно перемещавшуюся толпу, Монброн с неизвестно откуда взявшимся злорадством убедился, что ярмарку не почтило своим присутствием еще одно лицо. Аквилонец окончательно уверился в своих предположениях, расслышав обрывок долетевшего до него разговора.

Никакой шум, а уж тем более приглушенное бормотание собравшихся зевак, не был в состоянии заглушить голос Сигурда. Собеседник ванахеймца, к удивлению Монброна, при беглом знакомстве мог бы даже сойти за почтенного горожанина. Что же до тяжелой золотой серьги, блестевшей в ухе незнакомца – смуглого черноволосого типа с физиономией местного уроженца и несколько рассеянным взглядом – то подобными украшениями на Побережье щеголяло почти все мужское население. Сперва такая традиция несколько удивляла Маэля, полагавшего серьги сугубо женскими безделушками, потом он привык. Жители Зингары и Аргоса (все равно какого сословия и происхождения) любили цеплять на себя уйму золотых побрякушек, не всегда отличавшихся тщательностью изготовления, но зато поражавших своими размерами и весом.

– Асторга, где капитана потерял? – рявкнул Сигурд, без особого труда перекрывая все посторонние звуки. Стоявшие рядом с ним купцы невольно отшатнулись, переглянувшись с плохо скрываемым ужасом.

– Во-первых, не ори, я не глухой, – невозмутимо ответил черноволосый, носивший распространенное зингарское имя Асторга, – во-вторых, я уходил последним, а он, насколько я знаю, вообще никуда не собирался. В-третьих, отдай бурдюк, а то сейчас лопнешь от жадности.

Последовала короткая дружеская потасовка, в ходе которой побулькивающий кожаный мешок сменил хозяина, а возмущенного Сигурда оттеснили ближе к Монброну, где он немедленно принялся задирать вяло отругивавшегося Блайи. Бард уже начинал сожалеть, что потащился на ярмарку, вместо того, чтобы воспользоваться моментом и потихоньку сбежать в Дом на холме, под крылышко гостеприимной графини Вальехо. Кстати, а где она? На помосте, грозившем вот-вот обрушиться под тяжестью разряженных в пух и прах местных красоток и их кавалеров, почему-то не мелькало алого с золотом платья.

– Что, ваш капитан так занят, что ему недосуг прогуляться на какую-то там ярмарку? – вполголоса съязвил Монброн, удостоверившись, что страшный вожак корсаров точно не появится. Можно немного позлословить в его отсутствие. К тому же губернатор наконец-то решил разродиться давно ожидаемой речью, завладев вниманием большинства зрителей. Маэль к разглагольствованиям дона Карбальо не прислушивался, здраво полагая, что они ничуть не отличаются от множества подобных. Долгое расшаркивание в сторону властительной Кордавы, не слишком старательно завуалированные похвалы в адрес городской власти, вынужденные поклоны торговому сословию, «усилиями коего нынче будут пожаты плоды благоденствия и процветания…» Знакомо до тошноты и зубной боли.

– Так не терпится получить трепку по второму разу? – оказывается, Сигурд умудрился расслышать бормотание Монброна. – Скажи лучше спасибо, что капитан решил здесь не показываться.

– Спасибо, – с преувеличенной вежливостью поклонился Маэль. – Можешь передать ему мою безграничную благодарность. Век буду помнить и детям накажу… – он подумал и язвительно уточнил: – когда таковые появятся, конечно.

Ванахеймец смерил Монброна покровительственным взглядом сверху вниз (Маэль так и не понял, как ему это удалось – ведь Монброн по-прежнему восседал на спине лошади, а Сигурд стоял на земле) и произнес какую-то фразу, явно рифмованную, но прозвучавшую на совершенно незнакомом наречии. Монброн справедливо заподозрил, что сказанное является не совсем лестной характеристикой его личности, и потому уточнил:

– Чего-чего?

– Завидовать не надо, вот чего, – перешел на более понятный язык Сигурд. – В мире столько неприятностей – хватит на всех и на твою долю останется, – он ловко выхватил у зазевавшегося приятеля бурдюк, отхлебнул и перебросил Маэлю: – Будешь?

– Я не завидую, – растерянно ответил Монброн, едва успевая поймать летящий в него мешок. Быстрота перемены темы разговора несколько ошеломила его. – Просто…

Говоря откровенно, Сигурд был прав. С того момента, как Маэль оказался на Полуденном Побережье, его грызла затаенная и непреходящая зависть. Он убеждал себя, что наследник древней фамилии Монбронов должен быть выше такого низменного чувства, но для зависти все это не имело никакого значения. Она чем-то напоминала троюродную тетушку Изельберту Монброн, выжившую на старости лет из ума и упрямо повторявшую лишь несколько засевших в ее голове слов. Зависть была такой же – склочной и вздорной старухой, не признающей никаких разумных доводов. Она шипела, нудила и едва ли не брызгалась ядом. Единственной возможностью заставить ее заткнуться было успешное изничтожение дракона.

Однако Маэль был вынужден признать, что даже здесь его обошли. Или, во всяком случае, обходят. Если он в ближайшее время что-нибудь не предпримет, то будет занесен в летописи дома Монбронов Танасульских под почетным титулом «Неудачник». Впрочем, домой тогда лучше не показываться – засмеют и выставят за дверь.

Маэль смирился бы с поражением, окажись противник равным ему по происхождению или хотя бы по титулу. Но варвар! Безродный дикарь, служащий любому, у кого кошелек окажется толще! Предводитель бешеной орды разбойников и головорезов! Человек, не способный связать двух слов, и умеющий только убивать по приказу!

Монброн сказал правду – он не завидовал. Он медленно, но верно начинал проникаться самой настоящей ненавистью к капитану «Вестрела» Конану Киммерийцу. И старался не задумываться над тем, во что может вылиться эта ненависть, а также как ему быть, если она окажется обоюдной.

– …Просто несправедливо, что одним достается все, а другим – ничего, – закончил свою мысль Маэль. – И все лишь потому, что кому-то посчастливилось родиться на несколько лет пораньше!

– Жизнь вообще несправедливая штука, – глубокомысленно изрек Сигурд, не забывая прихлебывать из бурдюка. – Кто-то падает, кто-то поднимается. А кто-то обречен вляпываться во все грязные лужи на дороге. Впрочем, про судьбу, предназначения и прочую ерунду лучше всего спрашивать у скальдов. Они, конечно, наплетут с три короба всякой чуши, но сделают это так, что поневоле заслушаешься… Эй, Блайи, скажи что-нибудь эдакое умное о судьбе!

– Отстань, – непривычно тихий бард не встревал в разговор и всячески старался быть как можно незаметнее. – Если хочешь знать, то моя нынешняя судьба состоит в том, чтобы шляться по ярмарке без штанов как последний идиот. Доволен?

– А как же! – приглушенно хохотнул Сигурд, заставив в общем-то флегматичного жеребца Монброна нервно коситься по сторонам в поисках опасности. – Не каждый день такое увидишь! И вовсе нечего завидовать, – последние слова относились к Монброну, – если б тебе выпало в жизни столько же передряг, как нашему капитану, ты бы уже давно проклял все на свете и сбежал домой!