Текст книги "Будь начеку, Бекназар!"

Автор книги: Октем Эминов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

– Брат идет… – шепнула девушка и, не простившись с Бекназаром, быстрой походкой ушла вперед одна. Бекназар видел, в какие ворота они вошли. Здесь, значит, ее дом. Он слышал, как девушка с досадой сказала молодому человеку: «Почему ты не пришел в кино?» – и эти слова еще больше расстроили его.

Несколько дней подряд Бекназар дежурил у ее ворот, до тех пор, пока не встретил ее одну. На том самом месте, где они расстались, девушка назвала ему свое имя – Лала. Они снова пошли в кино. А еще через неделю Бекназар послал в ее дом сватов.

Чтобы узнать человека, иногда нужны годы, а иногда достаточно нескольких минут, небольшой беседы. Бекназар и Лала как будто знали друг друга с рождения. Их чувства всегда были открыты друг для друга, поэтому и сегодня, в эту встречу после тягостной разлуки, Бекназару достаточно было взглянуть на девушку, чтобы убедиться, что никаких объяснений она от него не потребует, что все эти события никак не отразились на ее отношении к жениху. Поэтому сейчас, оставшись вдвоем, они шли и молчали, каждый думал о своем, но каждый ощущал, что прочная незримая нить соединила их.

Лала только спросила:

– Ну как, выполнил задание?

Бекназар пошутил:

– Еще не до конца… Ведь главное мое задание – это ты.

А после концерта, проводив Лалу и Реджепбая, Бекназар вернулся не домой, как бы ему этого ни хотелось, а на телеграф – задание на самом деле еще не было выполнено до конца. Даже в этот поздний час ему надо было выполнить поручение, санкционированное городским прокурором.

Утром, придя на службу, Хаиткулы получил еще один документ – изложение телефонного разговора Ханум Акбасовой с Махачкалой, вернее, с неустановленным лицом, позвонившим ей из этого города. Вот как прозвучал этот диалог:

Ханум:

– Переехала в замечательную квартиру. Вещи пришлось продать.

Человек из Махачкалы:

– За сколько продала шапку?

Ханум:

– За шестнадцать рублей.

– Дешево. Надо было за двадцать. Когда приедешь?

– Через месяц. Заявление подала, но сначала пусть сюда приедет отец.

– Зачем?

– Дети больны… серьезно. Лежат в больнице. Помочь мне некому. Целый чемодан вещей, а одна я его не подниму. Когда он устроится, пусть позвонит мне на работу. Как у него дела? Погода хорошая? Шляпу купил себе?

– Погода отличная. Купил прекрасную шляпу за двадцатку, можно ходить в ней летом и зимой. Живу в центре, как в раю. Если ребята заболели, ты могла заразиться от них…

– Нет, нет… все в порядке… Ребята оказались крепкими.

И так далее. Непосвященному этот разговор показался бы обычной беседой двух озабоченных своими личными делами людей.

Хаиткулы было понятно почти все в этой беседе, но его догадки требовали подтверждения. Неизвестным оставался и человек, звонивший из Махачкалы. Он вызвал Бекназара и Талхата, поручил проверить, продан ли дом Акбасовой. Бекназару для выяснения этого не понадобилось и двадцати минут. Да, у дома теперь новый владелец. Супруги Акбасовы развелись, муж уехал, она осталась.

Выслушав Бекназара, Хаиткулы сказал:

– На воре шапка горит, шапка, которая продана за шестнадцать рублей. Думаю, что к этому числу надо приписать еще три нуля. А в Махачкале куплена шляпа… куплена подороже – за двадцать тысяч. Здесь продешевили, выходит. Остается вопрос: кто ее купил и к кому рвется наша Ханум Акбасова?

– Сейчас об этом ничего нельзя сказать точно, товарищ капитан. Думаю, узнаем об этом, только когда встретим того, кто приедет за Акбасовой. Неясно, зачем она вызывает его.

– Чтобы помог донести до самолета чемодан.

– Шутите, товарищ капитан.

– Не до шуток. «Дети в больнице». Эта она, конечно, про своих работничков. Сама, думаю, собирается смыться. Наблюдайте за каждым ее шагом. Поручаю это Талхату, она его не знает в лицо. Вот-вот нагрянет тот из Махачкалы. Ему явно нужен чемодан, и скорее всего в нем будет серьезный груз. Деньги она могла бы переслать по почте или перевести из одной сберкассы в другую. Возможно, что деньги она уже обратила в металл. Помнишь, сколько на ней всяких побрякушек?

– Товарищ капитан, а начальство нас снова торопит. Все, мол, настолько ясно, что нечего дальше тянуть…

Дверь отворилась, и в кабинете появился майор Каландаров. Дружески пожал им руки, сел в кресло, и… Хаиткулы приготовился слушать его, зная, что ему будет сказано.

– Нет, нет, капитан. – Майор молитвенно поднял руки над головой. – Так дальше нельзя. Я недоволен вами. Вы все уже сделали замечательно. Довели до логического конца. Вы вырастили урожай, наше дело – его собрать.

Хаиткулы молча слушал витийствующего начальника следственного отдела, слушал и не возражал ему. А тот сел на своего любимого конька:

– Съешь мясо, а кости зарой. Пора вам зарыть кости. Берите немедленно директора, обыщите ее квартиру. Ей-богу, если она, просидев ночку в КПЗ, не расскажет все о своих делишках, я сниму с себя звездочки. Капитан, вы ведете себя так, как будто все еще находитесь в институте и проходите практику. Кого вы ждете из Махачкалы? Может, он приедет через неделю или через месяц. Акбасова нам может рассказать об этом уже завтра, и не надо будет его ждать.

Хаиткулы спокойно выслушал и эту тираду. Он знал, что инициатива в раскрытии этого дела в его руках, он хотел его довести с максимальной пользой и знал, что сделает это. Он чувствовал себя как никогда уверенно, как шахматист, видящий партию вперед на много ходов.

– Постарайтесь понять природу этих людей. – Хаиткулы направил в сторону майора остро отточенный карандаш. – Человек, с которым должна встретиться Ханум, наверняка глаз не сомкнул этой ночью. Шестнадцать тысяч его ждут, а кроме них, еще одиннадцать, которые Акбасова накопила и которые тоже должны достаться ему. Двадцать семь тысяч! Да я уверен, что он уже в пути. Жадность таких людей заставит их мчаться хоть на край света…

– Не прозевайте только. Они все хитры, как шакалы и лисы. Зря не слушаете меня. – Каландаров с сожалением отметил про себя, что Хаиткулы как был, так и остался несговорчивым. – Директор уже подала заявление об увольнении, ее никто не станет удерживать, слишком много шума вокруг того, что делалось на заводе. Она спешит, но поспешите и вы… Как следователь я настаиваю на завершении дела.

Майор поднялся и вышел из кабинета, не потрудившись закрыть за собой дверь. Видно было, что он обижен на своих младших коллег.

Талхат, находившийся здесь, подал реплику:

– Чем больше стареет человек, тем больше стареет его душа. Какой сердитый!

Он встал и прикрыл дверь.

Хаиткулы поправил товарища:

– Каландаров нас еще многому может научить. Стар дуб, да корень свеж. Ты иногда понаблюдай, как он работает, немногие так умеют. А это дело, что же, и правда некрасивое, бросает пятно на город. Всем хочется побыстрее поставить в нем точку, и Каландарову, понятно, тоже… Отлично его понимаю.

Как долго происходили хищения на заводе? Сколько раз вывозили расхитители готовую продукцию? Вот два основных вопроса, на которые Хаиткулы еще не получил точных ответов, а только они могли помочь определить общие размеры хищений. Очевидно, первое хищение совершилось три года назад. Об этом говорил сторож, а Хаиткулы верил ему. Но завскладом упорно это отрицал. На очной ставке сторож повторил все, что сказал на первом допросе, но Нерзи Кулов пришел в бешенство: «Не сумасшедший ли я? Чтобы пить с тобой водку! Такое и во сне мне не приснилось бы… Это не я сумасшедший, это у тебя помутилось в голове, собака!»

При обыске у Нерзи Кулова нашли злополучную ведомость с подписями главного бухгалтера, сторожа и всех других, кто получал мзду после продажи «левой» водки. Но даты, когда эти люди получали «вознаграждение», не были указаны. Худдыков, Шериклиев, Кузыбаев и остальные, кроме сторожа, твердили одно: все, что с ними произошло, произошло «случайно», «один-единственный раз» (в крайнем случае два раза, но тоже «случайно») и т. д. Шериклиев вообще не считал себя виноватым: «Привез лишний товар, но продать его не успел…»

На душе у Хаиткулы было неспокойно, и порой он начинал мысленно соглашаться со следователем: «Прав он – надо было сразу взять под стражу Кузыбаева и Нерзи Кулова, сразу, как был задержан Худдыков. Можно было бы добиться большего на сегодняшний день. И Бекназару не пришлось бы рисковать жизнью, да и свадьбу он давно сыграл бы».

Но и предостерегал себя Хаиткулы от ненужной раздвоенности: «Ничего… Все, пожалуй, идет как надо. Пусть не теми темпами, какие обычно бывают, зато мы не упустили ни одного звена. Фактов накопилось столько, что достаточно одной-двух улик, чтобы вся картина со всеми ее участниками стала абсолютно понятной». Хаиткулы много думал о той роли, какую играла в этом деле Ханум Акбасова. Очевидно, не она была запевалой – эта роль досталась Кузыбаеву, но она, безусловно, многое знала. Ни одного факта против нее пока не было выставлено, никто ни разу не назвал ее. В этом было что-то загадочное, в этой власти, какую она имела над своими сослуживцами. Она до сих пор оставалась в тени, и, похоже, никакие силы ее не могли заставить выйти оттуда.

«Ну что же, дождемся разворота событий, – думал Хаиткулы, – а сейчас тоже два неотложных дела, которые могут преподнести неожиданные сюрпризы».

Два дела ждали его в этот вечер: общее собрание коллектива винозавода и долгожданная свадьба Бекназара Хайдарова.

Собрание началось за час до окончания работы завода. Собрались не только начальники цехов, но и рабочие, занятые на производстве, и грузчики. Пришли почти все, потому что на повестке стоял серьезный вопрос: случаи хищений на предприятии и меры борьбы с ними.

Открыла собрание директор:

– Дорогие товарищи! По рекомендации горкома партии и отдела внутренних дел мы проводим сегодня собрание, посвященное чрезвычайным событиям, которые произошли в нашем коллективе.

Она поправила прическу. Сверкнув золотыми серьгами и сделав изящный жест рукой в сторону сидящих в президиуме представителей горкома и милиции, продолжала:

– События, прямо скажем, ужасные, поступки ряда работников важнейших звеньев производства вопиющие. Еще недавно мы хвалили и нашего бухгалтера, и Нерзи Кулова, они были удостоены права висеть на доске Почета, а теперь я должна краснеть и перед вами, товарищи, и перед ответственными партийными работниками (кивок в их сторону), и перед органами милиции (скорбная улыбка в направлении Хаиткулы, представлявшего на собрании милицию)… Теперь, товарищи, пришло время поговорить о причинах случившегося, о тех предпосылках, которые дали расхитителям возможность действовать безнаказанно. Возьмем, к примеру, нашего сторожа. Он взят под стражу. Давно я догадывалась, что этому человеку не во всем можно доверять.

Ханум долго и красочно распиналась, каялась в попустительстве мошенникам. Высказала несколько запоздалых соображений по вопросам производственным – было видно, что в заводских делах она разбиралась.

Она говорила долго, но в какой-то момент почувствовала, что ее речь не находит отклика у собравшейся аудитории, что ее плохо слушают и хуже того – ей плохо верят. А на некоторых лицах она прочитала написанное на них красноречивое осуждение: «Ты виновата больше всех, потому что ты знала о здешних порядках. Ты сама их и завела, эти порядки». Возможно, ей только показалось, что о ней так думают, но когда она закончила выступление, то чувствовала себя совсем неуверенно.

Выступавшие гневно осудили тех, кто, пользуясь небрежностью охраны, присваивал себе средства, вырученные от незаконной продажи продукции. Прямых обвинений в адрес директора не было, но Акбасова почувствовала, что все сказанное относится непосредственно к ней.

Выступления были разные – и острокритические, и расплывчатые, некоторые из выступавших внесли ряд предложений по организационным и технологическим вопросам. Никто не сказал ни слова о качестве продукции. Только директор и Хаиткулы знали, что часть продукции имела заниженную против нормы крепость. Заведующий лабораторией отмалчивался, он лишь один раз был вызван в прокуратуру, где в ответ на заданный ему вопрос о качестве продукции сослался на низкий уровень лабораторного оборудования, на то, что работать в лаборатории приходится почти «на глазок». Хаиткулы было интересно, станет ли Акбасова обвинять и лабораторию, но она не произнесла ни слова. Следовательно, здесь был или сговор, или директор действительно не придавала значения положению в лаборатории, халатность, мол, и все.

Хаиткулы поднялся из-за стола президиума, вышел на трибуну. Выступление его было небольшим, но веским. Он был уверен, чувство ответственности за сохранность социалистической собственности присуще подавляющему большинству коллектива. Высказал упрек руководству завода, выразил надежду, что заводской коллектив будет всегда пресекать любые попытки разбазаривания народного достояния.

Последней снова выступила Ханум Акбасова. Она еще раз покаялась во всех ошибках, просчетах и упущениях. Вину старалась взять на себя, со слезами на глазах сообщила собравшимся о том, что вынуждена, как несправившаяся, покинуть свой пост ради должности более скромной, и даже поблагодарила коллектив за доверие к ней на протяжении четырех лет ее деятельности.

После собрания она некоторое время провела со своими сотрудниками, потом осталась в кабинете одна. Раздался телефонный звонок, такой резкий, что ей показалось – звонят из другого города. Но звонивший, как оказалось, был недалеко. Ханум говорила в трубку почти шепотом, да еще прикрывала ее рукой:

– Когда приехал? Ты же обещал дать телеграмму. Что? Домой не заходил? Правильно. Скоро буду, жди.

На ходу накинула пальто на плечи, бросила секретарше: «Пока. Ушла совсем. Ты тоже не сиди». Долго не могла найти своего шофера, а когда тот появился из наливочного цеха, уже не было сил его ругать, только и произнесла:

– Гони домой!

Поднялась на свой этаж, но через несколько минут вернулась, велела шоферу как можно скорее ехать в поселок Комсомольск. Шофер не знал, зачем она туда едет, но ни о чем не спрашивал, беспрекословно выполняя все ее приказы. В Комсомольске снова велела шоферу ждать, а сама почти бегом домчалась до сберкассы. (Шофер не должен был видеть, зачем она приехала сюда.) Ей выдали на руки приличную сумму, но не всю, которая была у нее на книжке. «Заранее надо предупреждать, мы бы приготовили. Приходите завтра».

Ханум выбежала из сберкассы вне себя от бешенства. «Завтра! Завтра неизвестно что будет!» Шофер почувствовал, что директор какая-то сама не своя, и боялся уже смотреть в ее сторону. Теперь они гнали на максимальной скорости в другой поселок, в Уралку. Снова, таясь от шофера, Ханум добежала до здешней сберкассы. Успела! Дверь ей открыли, но сегодня она была последней посетительницей. Ее знали, поэтому ей не пришлось уговаривать кассира выдать все ее накопления, немалую сумму.

Возвращались медленнее, чем ехали сюда. Ханум немного пришла в себя, у своего дома велела остановиться, вышла, но шофера строго предупредила:

– В двадцать один ноль-ноль жду тебя на этом месте. Поедем в аэропорт, поэтому не опаздывай!

Шофер знал, что впереди у него много свободного времени, съездил заправиться, а отъезжая от автозаправочной станции, увидел Юсуп-агу, поднявшего руку. Притормозил, Юсуп-ага обрадовался, увидев знакомого:

– Ну, мне повезло. Бекназар сегодня женится и просил быть на свадьбе. Сказал: возьми своих друзей, а у меня их никого не осталось в живых. Пойдем со мной. Он тебя тоже звал, будет очень рад.

– Поедем. Только времени у меня маловато. Директор просила заехать за ней в девять.

Когда Юсуп-ага и шофер Ханум Акбасовой протиснулись к краешку стола, под высоким брезентовым пологом тосты уже звучали вовсю:

– …Пусть долго живут, пусть вместе состарятся. Пусть будет у них девять сыновей и столько же дочерей!

Юсуп-ага, как все, аплодировал каждому тосту. Он чокнулся с соседями по столу и выпил свой бокал с отвращением, закрыв глаза, будто ему дали отраву. Он всегда пил только пиво.

Старик разглядывал гостей. Как хорошо выглядит сегодня Бекназар: как киноактер… А невеста – что за прелесть! Фата просто сказочная, и столько цветов вокруг красавицы Лалы…

Он многих не знал: незнаком был с Марал, женой Хаиткулы, которая сидела по правую руку от жениха, не знал в лицо и сидевшего слева от невесты Хаиткулы.

Шофер хлопнул его по плечу:

– Яшулы, я поехал. Скоро девять.

Если бы шофер не сказал этого, то Юсуп-ага вообще забыл бы, что приехал сюда не один, так он был увлечен зрелищем свадебного тоя.

– Подожди, посиди еще…

– Нет, должен быть там ровно в девять.

Шофер ушел. Старик услыхал, как тамада произнес:

– …А теперь слово скажет начальник отдела, в котором работает Бекназар, капитан Хаиткулы Мовлямбердыев…

Юсуп-ага несколько раз слышал это имя от Бекназара, и теперь ему захотелось увидеть человека, становившегося все более известным в их городе.

Хаиткулы говорил о человеческих качествах Бекназара, рассказал о нем и как об исполнительном и перспективном работнике милиции. Юсуп-ага одобрительно кивал после каждой фразы Хаиткулы, которая, казалось ему, точно соответствует какой-нибудь черте характера Бекназара, которого старик успел узнать за эти дни довольно хорошо. Но вот он почувствовал, что слова Хаиткулы начинают перебиваться в его мозгу собственными мыслями.

– Бекназар – молодой работник. Прошло всего каких-нибудь пять месяцев, как мы знаем его…

«Директор просила заехать за ней в девять…»

– …Несмотря на этот небольшой срок, мы убедились в его прекрасных деловых качествах. Работа милиции подобна полю битвы…

«Куда ехать? Почему так поздно? Что она задумала?»

– …которое требует от каждого человека находчивости и бесстрашия…

«Срочно куда-то везет ее…»

– Давайте поднимем этот тост за Бекназара Хайдарова – хорошего милиционера, будущего хорошего отца, и за то, чтобы он был предан своей любимой до конца своей жизни!

За этим тостом последовали другие, послышалась музыка, песни. Возбужденный собственными мыслями, Юсуп-ага приподнял край брезентового полога и вышел на свежий воздух. Крики и шум детворы, сбежавшейся сюда, где так хорошо пели и где раздавались звуки тара, непринужденные беседы гостей, беготня юношей, сновавших с чайниками, отвлекли его от навязчивых мыслей.

Ему захотелось подойти к старикам, выпить с ними пиалу-другую чая и поговорить с ними возле очага. Но Юсуп-ага вернулся с полпути. Нерешительно подошел к Бекназару. Бекназар, увидев его, встал со своего места, протянул обе руки. С одного взгляда понял, что тот пришел не только затем, чтобы поздравить:

– Юсуп-ага, вижу, что-то хотите мне сказать! Отойдемте в сторонку.

Старик, показывая на часы, начал быстро говорить:

– Ханум куда-то ездила с шофером… Сказала, что в девять куда-то срочно надо ехать снова…

В одно мгновенье Бекназар очутился рядом с Хаиткулы:

– Может быть, за ней приехал тот тип, товарищ капитан!

– Будь спокоен, Бекназар! Талхат, я думаю, об этом позаботился, он должен был проследить за поведением Ханум Акбасовой после собрания. Но старому азербайджанцу мы должны быть, конечно, благодарны, он нас подстраховал.

Хаиткулы поднялся в дом хозяев свадьбы и по телефону связался с дежурным, попросил проверить, где находится Талхат Хасянов. Оказалось, лейтенант недавно сообщил, что он срочно направляется в аэропорт.

Объявили посадку на последний самолет, вылетающий из Чарджоу десятичасовым вечерним рейсом. На аэровокзале многолюдно и суетливо. Целующиеся пары, старающиеся продлить минуты расставания, долгие рукопожатия… Пассажиры все прибывали и прибывали, проходили на посадку, предъявляя билеты дежурному. Мегерем, сжимавший свой билет в потной ладони, тоже медленно продвигался к регистрационному пункту в общей очереди. Пробившись сквозь толпу провожающих, Ханум бросилась к нему.

– Наконец-то! А я уже начал волноваться.

– Где ты был эти два дня?

– У приятеля, он и купил мне билет. Ну, жена, когда мне ждать тебя?

– Осталось отработать два дня в этом гадюшнике. Видишь, как удачно успела. Будь осторожен с чемоданом.

Она пододвинула к нему тяжелый черный чемодан. Когда их руки скрестились на металлической ручке чемодана, они услышали спокойный голос:

– Ханум, вы забыли взвесить свой чемодан.

Она была уверена, что кто-то из знакомых узнал ее и решил подшутить над ней, с улыбкой обернулась назад, и тут же эта улыбка погасла. Ей показалось, что тяжесть чемодана пригнула ее к плитам аэровокзала. Она потеряла опору, и все куда-то поплыло… Только услыхала протестующий голос мужа:

– В чем дело? Я же должен лететь…

Один из последних документов дела:

«Опись найденных вещей при личном обыске Ханум Акбасовой и ее бывшего мужа Мегерема:

1. Деньги в сумме 25 тысяч рублей.

2. 200 штук золотых монет царской чеканки достоинством в 10 рублей каждая.

3. Золотые женские украшения с драгоценными камнями (серьги, кольца, браслеты)».

Золотые монеты и украшения особо заинтересовали следствие.

Чарджоу, 1973 г.

Перевод с туркменского А. Кузнецова