Текст книги "Casual-2: Пляска головой и ногами"

Автор книги: Оксана Робски

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

5

Непрошеной гостьей ввалилась зима.

Землю похоронили под снегом, и мы метались по нашему городу в потемках, дрожа от холода и прорезая стылый воздух автомобильными сигналами.

755-55-55 – это служба дозвона «Билайна». Чернов познакомил меня со своим жизнерадостным начальником службы безопасности. Он был похож на моего бывшего мужа – все мои проблемы казались ему мелкими и смешными. Его звали Сан Саныч.

– Если вы молоды, красивы и знамениты и у вас до сих пор нет маньяка, – весело декламировал он, – тогда мы идем к вам!

– Очень смешно, – согласилась я.

Сан Саныч посоветовал мне подсоединить автоответчик и подождать, что будет.

– Не отвечать? – уточнила я.

– А зачем себе настроение портить?

– А нельзя запросить, кто звонил с этого номера?

– Можно. Вот распечатка. – Он протянул мне длинный, как бумага для факсов, лист.

– Это за месяц?

– Это за час. Службой дозвона пользуются сотни людей. И хотя у нас есть время звонка, но разница в 2-3 минуты, которые необходимы оператору для соединения, не позволяет вычислить абонента.

– Что же делать?

– У нас длинные руки! Не волнуйся.

Мы с Региной пили кофе. В «Шатуш». За окном машины уютно заворачивались в снег.

– Значит, так… – Она обзавелась толстым еженедельником и деловым видом. – У тебя завтра в 12.00 – «Mini», будешь приглашенным редактором; в 14.00 – радио, это обязательно, мы их уже два раза динамили; в 16.00 американец какой-то прилетает, крутой, на частном самолете, самая рейтинговая передача в Америке…

– Телевидение? – Я кладу мороженое в кофе.

– Ага. И все хотят у тебя дома.

– А что, у меня красиво.

– Соглашаемся? – Она оборачивается к официантке. – Девушка, я воду уже час жду!

– Ну, можно.

– Потом, послезавтра у тебя все с четырех: съемка для рекламы продуктового магазина, вот этого, как его…

– Я поняла.

– Потом для журнала «Menu», у них там какой-то проект, ты будешь космонавтом, а кстати, в пятницу – проект «Реинкарнация», в «Караване историй». Тебе надо выбрать картину, и они будут стилизовать под нее твою фотографию.

– «Княжна Тараканова».

– Это где у нее по платью крысы бегают?

– На компьютере крыс нарисуют?

– Не знаю.

– Скажи, в другой не будем.

– Okay. Еще газета «Изюминка».

– Не знаю такую…

– Зря. Они говорят, у них тираж несколько миллионов.

– У газеты «Жизнь» тоже несколько миллионов.

– Отказываемся?

– Ага.

– Слушай, а что там у Катьки со стриптизером?

– Говорит, что любовь. Он хочет уйти с работы.

– А деньги?

– Не знаю. Катька его там куда-то…

Нам принесли шоколадные трюфели, местного производства. Мой личный рекорд – 11 штук.

– Вот интересно, а они там как в клубе… сексом занимаются? – задумчиво произносит Регина.

– Катин стриптизер рассказывал, что девушки могут их купить и даже увести с собой. За компанию. А заниматься сексом или нет – их личное, добровольное дело. Вообще, его интересно послушать, – улыбнулась я.

– Представляю.

Вошел мужчина, снял кепку, поздоровался. Я кивнула.

– Кто это? – Регинины пальцы были вымазаны в трюфеле, она знаками попросила официантку принести еще салфеток.

– Не знаю, – сказала я громко, так, чтобы вошедший мужчина нас услышал. Зачем людей обижать? – Они там спорят на деньги, например, видят девицу совсем пьяную…

– А туда другие и не ездят!

– И спорят, кто ее в бассейн затащит!

– Кошмар. В одежде?

– Кто как! И еще он говорит, что если девка старая и страшная, а хочет приват с кем-то, кто в порядке, то менеджер ей откажет.

– Вот позор, представляешь?

– Тебе это пока не грозит.

– Но это пока!

– Давай к ней на ужин напросимся?

Мы позвонили Кате и сообщили ей, что в среду, в 10 вечера приедем к ней на ужин.

– У меня в среду массаж, – вяло протестовала подруга.

– Ничего страшного. Успеешь.

Регинин телефон.

– «Русский Newsweek» просит тебя прокомментировать ситуацию во Франции.

И через минуту:

– Питер приглашает, гостиницу и самолет оплачивают.

– Бизнес-класс?

– Конечно.

– Не полечу. Может, попозже.

– А на презентацию в «Mercury» пойдешь? У меня уже столько твоих пригласительных!

Мы пришли на премьеру в кино. Он не любит фотографироваться. И редко кто настраивает на него свой фотоаппарат.

Меня обступают фотографы, я рада, что не поленилась уложить волосы.

Он где-то за их спинами: разглядывает афишу. И я тоже не хочу, чтобы нас фотографировали вместе, потому что я – свободна!

Я улыбаюсь в камеры, и так повернулась, и так, и как будто ухожу, и машу рукой, и шлю поцелуи.

– Сюда, сюда! – кричат фотографы по очереди, им важно, чтобы я заглянула именно в их объектив, и я кокетничаю с фотоаппаратами и надеюсь, что, может быть, в этот раз снимки получатся красивыми.

В зале темно. Я дышу ему в ухо. Я называю его Пух.

На экране что-то происходит, но то, что происходит между нами – гораздо интереснее. Он одним пальцем приподнимает мне юбку, я, как учительница указкой, шлепаю его по руке флаером.

С тех пор как мы были спичками, мы больше ни разу не были вместе.

Вибрирует телефон, переключенный на бесшумный режим.

Сердце идет ко дну, как подбитый корабль. Тот самый номер.

Сработал автоответчик.

Не обращаю внимание на руку, которая замирает у меня на бедре.

Слушаю. Надеюсь, что удары сердца не заглушат того, что записано.

Смутно надеюсь, что сообщение не оставлено.

Оставлено.

Сначала мне показалось, что это Антошка.

Нет, просто детский голос.

Ребенок. Мальчик.

Сообщил мне о том, что я скоро наемся грибов. И сдохну. И чтобы я не расслаблялась. И что я – гадина. Скользкая, ползучая гадина.

На экране главный герой стрелял в своих врагов, и они падали, десяток за минуту, и были похожи на пустые жестяные банки в тире в Сокольниках.

Это было самое крупное издательство в Москве.

Им управляла женщина. Она сидела в просторном кабинете, больше похожем на будуар. В хрустальной вазе, рядом с хрустальным пресс-папье, аппетитно блестела черешня. В тон к черешне на Вере («Давайте сразу на «ты». Я – Вера») была надета блузка. И – как маленькие черешенки – в ее ушах были сережки.

Вера заикалась.

– Вы видели наш ти-ти-типовой договор?

– Да. Я отдала его юристу.

– П-п-правильно.

Она сказала, что договор, который я подписала по первой книге, – это просто позор!

– Г-г-грабеж средь бела д-дня! – Это она про моего лысого современного издателя. – М-м-мы предлагаем тебе договор с-с-сразу н-н-на пять книг.

– Я поняла.

– Мы п-п-платим аванс.

Я сделала крайне заинтересованный вид.

– М-м-м-миллион долларов.

Ненавижу, когда заикаются. Ничего не понятно.

– М-м-миллион наличными!

Когда говорят «ее глаза заблестели» – имеют в виду меня.

– Миллион долларов? – спросила я. По-детски так. Как будто мы играли в «Монополию».

Вера кивнула.

– М-миллион.

Я смогу выкупить свой дом, который мой бывший, по мудрому совету своей матери, оформил в ипотеку, на свое имя, на пятнадцать лет.

– Неплохо, – похвалила я Веру. Хотя выглядело это так, словно я похвалила черешню, аккуратно положив косточку в пепельницу.

– И м-м-м…

– Миллион, я поняла. – После того как повторишь это слово несколько раз, произносишь его уже запросто, как, например, макароны.

– М-м-мы дадим вам охрану. К-к-к-круглосуточно.

– Охрану? – Я внимательно посмотрела на Веру. Наверное, надо быть психологом, чтобы сидеть в кабинете с черешней и раздавать миллионы всем подряд. – Охрана мне не помешает.

Правило № 2. Если у вас завелся маньяк, вы никому не должны рассказывать о нем. Никому и ни при каких обстоятельствах. Включая подружек, женихов и издателей.

Сан Саныч сказал, что детей часто используют, например, в сицилийской мафии. Как способ угроз.

Потому что голос ребенка не идентифицируется.

Еще он сказал:

– Ты почему-то дорога моему шефу. И он дал мне карт-бланш на все мероприятия.

– На какие мероприятия?

В кабинете Сан Саныча стоял огромный шкаф с его коллекцией.

Он коллекционировал жуков. Не в смысле жучков (что было бы понятно при его работе), а именно жуков – стеклянных, деревянных, пластмассовых, с эмалью. С дарственными надписями. От друзей и сотрудников.

– Какие мероприятия?

– Камеры по периметру дома, вооруженная охрана 24 часа.

– Спасибо.

– А если он будет звонить?

– Отвечай. Только не слушай. Просто снимай трубку и клади ее, пусть разговаривает… чем дольше, тем лучше.

– Не слушать?

– Ну, конечно. Нервные клетки не восстанавливаются. И не волнуйся. Я этих маньяков уже столько поймал!..

– Сколько?

– Достаточно. Одного, кстати, ты наверняка знаешь. Его вся Москва знает. О-о-очень известный человек. Как выяснилось, шизик.

– Да ладно!

– Складно! Охрана на твой счет проинструктирована.

Зима – это заговор против солнца. На этот раз мой телефон зазвонил, если не ошибаюсь, симфонией Баха. Алик.

– Я плыву на лодке по Усамасинте!

– Куда?

– В Мексику, конечно! Тут полно крокодилов! И пограничники с двух сторон! Смотрят!

– На тебя?

– На крокодилов!

– Это не опасно?

– Смотреть на крокодилов? Да что с тобой!

– Да нет – плыть по Уса-муса…

– Усамасинте! Опасно. Мне все время кажется, что крокодил запрыгнет в лодку!

– Они не умеют прыгать.

– Ты уверена?

– Точна – Я не была уверена.

– Позвоню попозже. Ты никуда не летишь?

– Нет.

Вышла огромная статья того журналиста, который был похож на тыкву в Хеллоуин. На первой полосе – мой портрет. Статья называется «Мы целовались с писательницей в кафе».

Урод. Я скомкала газету.

Кто сказал, что журналисты – это вши на теле общества?

Интервью на канале «Культура».

Моя любимая картина?

Вспоминаю Бакста. «Элизиум».

А нравится она мне тем, что похожа на мои сны.

Элизиум – это райская страна грез, сновидений. Художник писал свои сны?

Да, я вообще люблю серебряный век. Головина, Яковлева, Серебрякову.

Да, и поэтов серебряного века тоже люблю почитать? Ну, почему же не помню.

– Им ночью те же страны снились,

Их тайно мучил тот же смех…

Почему я пишу про богатых?

Какой интересный вопрос, а главное – оригинальный. А почему вы читаете про богатых?

Как надоели все эти передачи, с их одинаковыми вопросами и неумелыми гримершами.

Слава – это как жара в июне: ждешь ее, мечтаешь о ней, а как нагрянет – только и ищешь тенек, чтобы укрыться. Хотя бы ненадолго.

Часы на телефоне показывали 14.14 – верный признак того, что мы сегодня увидимся. Я уже давно заметила. Или когда, например, 22.22, или даже было бы 14.41.

Я на телевидении долго красилась для участия в промо-ролике.

Я подписала контракт на работу ведущей в передаче «Что хуже?».

Контракт я подписала, совершенно пренебрегая правилом № 1: ничего не подписывать без юриста.

Но мы с моим Пухом собирались в театр, у меня было всего 15 минут, мне привезли договор, я вроде бы его посмотрела… Не могла же поехать к юристу, когда он уже ждет меня…

И подписала. В машине.

Первый раз в жизни меня красиво накрасили. Я смотрела в зеркало и любовалась собой.

– Наташенька, я теперь без вас – ни на одну съемку не поеду.

– Согласна, – улыбнулась она и провела по моему носу кисточкой так, словно мое лицо было мольбертом. А она Серебряковой.

…Я узнала этого фотографа.

Он сделал замечательные фото для журнала «Glamour». Я была в чем-то золотом, а мои глаза прикрывали золотые ресницы.

– Мне нужно движение! Крути головой!

Он сделал упражнение, как мой сын в детском садике. Я повторила.

– Отлично! Еще! Еще! Ну ладно, ответь… – Это у меня зазвонил телефон.

Он.

– Ты где?

– На съемке. Фотограф терпеливо ждал.

– Хочу пригласить тебя на обед.

– Но я пока здесь.

– Но ты можешь побыстрее?

– Я постараюсь. Фотограф вышел покурить.

– Я уже жду тебя. Во «Fresco».

– Ты уже там?

– Ну, конечно. Давай скорей!

– Так! Куда это все делись? – кричу я. – Работаем!

Фотограф вернулся, недовольно туша почти целую сигарету.

– У меня всего десять минут. В 16.30 я уезжаю. Ты мне веришь?

– Верю.

– Что делать?

– Живи в кадре.

Позирую. Улыбаюсь. И так, и этак, и морщу нос. 16.30.

– Все. Мне кажется, получилось. Я поехала.

Фотограф смотрит мне вслед.

– Я еще никогда не снимал так быстра – У него на лбу капельки пота.

– Извини меня.

Телефон.

Он.

– Я еду! Еду уже!

Передача называется «Что хуже?».

Две ведущие: я и Гуля.

Целый час мы обсуждаем, что хуже: еда в Аэрофлоте или в Трансаэро? Когда дома течет крыша или сломалось отопление? Когда любимый изменил – или не изменил, но бросил? Быть алкоголиком – или наркоманом? Никогда не иметь детей – или родить ребенка и тут же потерять?

К нам приходят разные люди, рассказывают свои истории.

А мы с Гулей на протяжении всей передачи друг друга спрашиваем:

– Что хуже: твоя юбка или моя?

– Твоя! Или:

– Что хуже? – спрашиваю я Гулю. – Когда ты молчишь или когда говоришь?

Она отвечает:

– Когда молчу – хуже.

Меня берут крупным планом, я заявляю прямо в камеру:

– А мне кажется – когда говоришь. Давайте спросим у зала! Вы как думаете?

Я подхожу к симпатичному молодому человеку и изо всех сил кокетничаю с ним. Конечно, он со мной соглашается:

– Когда она говорит – хуже.

Это у нас экспромты.

Перед эфиром мы смотрим друг на друга и придумываем, за что бы зацепиться.

Причем, мне кажется, Гуля начинает придумывать еще раньше.

С вечера. И наверное, плохо спит. Спрашиваю:

– Что хуже: готовиться к передаче и плохо выглядеть или не готовиться, но выглядеть хорошо?

Чудесная передача. В формате канала.

Едем с Антошкой из «Европейского».

Смотрели мультфильм, играли в автоматы. Я люблю мультфильмы. Я все время представляю вместо героев моих знакомых.

Смешно получается.

– Тебе надо туда перестроиться, – говорит мой сын, указывая рукой в левый ряд. Он всегда все знает лучше всех.

У меня на телефоне Регина.

– У них рубрика «Завтрак со звездой»…

– Ну, я же тебе говорила, – перебиваю я, – что к 11 утра я в Москву не поеду.

– Да, и поэтому они согласны придумать новую рубрику. Есть идеи?

– Не знаю. Может, «Обед за городом»?

– Ты неправильно едешь, – тихо, но в самое ухо говорит Антон.

– Спрошу. Еще тут хотят твой рассказ про какую-нибудь коллекцию. У тебя есть фетиш? У каждой приличной звезды должен быть свой фетиш.

– Смотри, тебя уже три машины обогнали: «Мерседес», «Лада» новая и джип, как у папы. – Ребенок висит где-то у меня над плечом, как будто я одноглазый пират, а он – попугай.

– Ну, что фетиш?

– Я, конечно, могу рассказать про мои ершики.

– Какие ершики?

– Для унитазов.

– Когда я езжу на своей машине, я держу руль двумя руками, – шепчет Антон в ухо.

– Для унитазов?

– Да, у меня много.

– Как-то не гламурненько.

– Ага. Скажи, что я в день покупаю по две пары обуви.

– Вот это им понравится!

– Посигналь грузовику – он должен уступить тебе дорогу! – кричит мой сын.

Я понимаю, что собственный ребенок не должен раздражать. Я вынуждена напомнить себе: «Это всего лишь маленький мальчик».

– Антон, а ты не думаешь, что я тебя старше, что меня уважает масса людей, что, в конце концов, я все знаю лучше тебя! А?

– Да, – согласился мой воспитанный ребенок, и мне сразу же стало стыдно.

– Как ты в хоккей поиграл? – начинаю заигрывать, чтобы избавиться от чувства вины.

– Хорошо. Я забил два гола.

– Молодец, малыш! Ты – лучший! Вот я совсем не умею играть в хоккей.

– Я – мужчина.

– Да, ты – мужчина.

Сан Саныч в моем телефоне высвечивается как «охрана».

– Когда камеры будем устанавливать?

– Давай попозже, а то у меня мама. Она уедет, и сразу.

– А людей ставить?

– Ну, тогда же и людей.

Бакст, по-моему, уехал в Париж. Или нет?

Хочется все узнать об этом художнике. Мы видим с ним одинаковые сны. Бродим по ним, как по незапертому дому.

Звонит Алик.

– В Яшчилане продается твоя книга! На английском языке! Я сказал, что ты моя подруга, и продавец захотел сфотографироваться со мной! Я пошлю тебе фотку по MMS! Нет! Сфотографируй себя прямо сейчас и пошли мне! Я подарю ему, он никогда не видел белых женщин!

Я люблю Алика. Как сорок тысяч братьев. Я протянула вперед руку с телефоном, старательно улыбнулась.

Алик перезвонил через минуту.

– Ты поправилась, – сказал он.

– Всего на два килограмма.

– Он решил назвать свой магазинчик моим именем.

Я не стала спрашивать, почему, собственно, не моим?

В детском саду мой сын влюбился. Они решили пожениться сразу, как только вырастут.

– Люся будет жить здесь, с тобой, – делился своими планами Антон, – и наши дети тоже здесь. А я буду жить в Москве.

– Как это в Москве? – удивляюсь я.

– Как папа. В квартире. И я буду к вам все время приезжать.

– Антон, ты что же, хочешь сбагрить мне свою Люсю, своих детей, а сам?

– Я буду работать.

– Привози их мне, – засмеялась великодушная бабуля. – Я как раз уже стану старенькая, мне будет скучно, так что я и Люсе твоей, и детям твоим буду рада.

– Ну, хорошо, – довольно быстро согласился мой сын, – тогда они будут жить у тебя. А я буду приезжать.

– А ко мне?– возмутилась я.

– И к тебе, – кивнул мой сын.

– Послушай, давай я тебе объясню, что такое семейная жизнь…

Позвонила Регина.

– Я думаю, ты еще успеешь, – сказала моя мама и увела сына в игровую.

– Слушай, у них там репортажная съемка на весь день: как ты идешь в тренажерный зал, потом завтракаешь, пишешь, например, ну, и так далее. Я сказала, что весь день – это невозможно.

– Конечно, невозможно, у меня же масса других встреч!

– Ну, они тогда будут просить хотя бы просто интервью… Все-таки глянцевое издание…

– Ну, посмотри, что у меня по расписанию…

– В следующий понедельник, в 5 часов дня.

– Okay. Предупреди визажистку.

– Записываю: «17.00. «Marie Claire». Позвонить Наташе».

Он привез меня домой. Мы стоим у калитки.

Снежинки попадают за шиворот и вредно там тают.

Мы целуемся.

– Я тебя люблю, – говорит он.

Снежинки снуют между нами, я молчу.

– Я так давно не говорил этих слов. Мне сейчас даже кажется – никогда.

Я улыбаюсь, он распахивает передо мной дверь.

Почему он не зовет меня в комнату, похожую на спичечный коробок?

Он наклоняется ко мне близко-близко, шепчет мне в ухо:

– Я люблю тебя.

По инерции – великая сила привычки! – я скромно улыбаюсь, опустив глаза. Дотрагиваюсь до его лица. Мне всегда казалось, что в этом жесте есть что-то интимное и обнадеживающее.

Мое сердце похоже на венок из ромашек. И какой-то добрый, но разбитной ангел гадает на нем.

Рано утром, еще до завтрака, болтая ножками, он отрывает лепесток за лепестком, и иногда выпадает «любит», а иногда «нет».

Когда выпадает «нет», я теряю друзей, я тоскую, я не знаю, куда мне идти, и даже иногда не знаю – зачем?

Зато когда выпадает «любит»!..

Тогда я чувствую запах летнего ветра, и мне кажется, что вселенная – это я; и вселенная эта. наполнена музыкой, такой же пронзительной, как осеннее небо, и каждый инструмент звучит так остро и так тонко – а дирижирую я сама.

… – Твой юрист получил договор? – интересуется мой издатель по телефону. В трубке слышны посторонние звуки, и я представляю себе, как в эту минуту – 11 утра – он знаками провожает очередную девушку, давая ей понять, что начался рабочий день, ее время вышло одновременно с солнцем и у него очень (многозначительное лицо, нос сморщен), очень важный договор.

– Получил.

Все самое важное происходит в постели: любовь, сны и интересные книжки.

Я сладко потянулась. Если каждый день по чуть-чуть тянуться, то начнешь доставать до краев кровати. Наверное. Надо сообщить это журналистам

– Когда подписываем?

– А миллион дашь мне? Он нервно хихикает.

Наверное, девушка еще не ушла и щекочет его за пятку.

– Ну, какой миллион?

– Долларов. Пока что. Хотя, чтобы перебить предложение, ты должен дать миллион двести.

Опять хихикает. И тяжело дышит. Нет, девушки не способны довести издателя до такого состояния. Только деньги.

– Думай, – говорю я.

– Это ты думай. У нас-то все по-честному.

На открытии магазина с техникой торжественно перерезаю ленточку.

Жду его телефонного звонка.

– Спасибо, мы вам очень благодарны, что вы откликнулись на наше предложение. Куда вам прислать телевизор?

– Телевизор? – рассеянно переспрашиваю я. – Свяжитесь с моим директором.

Улыбаюсь в объективы.

В руке шевелится телефон, поставленный на режим вибрации.

– Извините, извините… – Щелкают вспышки, потом эту фотографию можно будет использовать в рекламе «Nokia».

Это, конечно, Регина.

– Помнишь, я тебе говорила про съемку с заснеженными березками?

– Где я на снегу в русском сарафане? Не хочу.

– А что, мне кажется, прикольно.

– Не хочу. Или обложка. Если хотят на обложку – согласна, а так – нет.

– Слушай, неудобно – они уже два месяца ждут.

– Не хочу!

– Ты выбрала лучшие духи для «Beauty»?

– Нет, сейчас перезвоню.

В «Шатуш» спрашиваю журналиста:

– Вы не против, если я буду отвечать на ваши вопросы и одновременно тестировать ароматы?

– Нет, нет, что вы.

Журнал «Beauty» прислал флаконов 50 духов, чтобы я выбрала те, которые мне больше нравятся.

Он позвонил.

– Привет.

Я открыла коробку «Coromandel» от Chanel.

– Что делаешь в выходные?

– Не знаю. Так, всякие дела…

– А если я приглашу тебя… куда-нибудь… в дом отдыха, например?

– В каком смысле: в дом отдыха?

На самом деле я уже согласилась.

– В прямом. Отдыхать. Куда-нибудь. Может, в Нахабино?

– Ну, ладно.

– Я закажу самый большой номер!

Я брызнула духами от Ralf Lauren почти что в лицо журналисту. Он повел носом.

– А мне казалось, что вам нравятся маленькие. – Мы иногда нарочно переходили на «вы».

– Вопрос не «где», вопрос «с кем»?

Ароматом «Delices de Cartier» я подушила официантку. Она вежливо улыбнулась.

– Вам просили передать, – сказала официантка, кивнув куда-то в середину зала, где за столиком сидели двое мужчин. И показала бутылку вина – С пожеланиями доброго дня.

Я рассмотрела этикетку: «Clos Saint Hune» от Trimbach.

– Спасибо. – Я кивнула. И спросила в трубку:

– Ас кем тебе нравятся «маленькие»?

– В основном с тобой.

– Что?

– Ну, а что за вопросы? Конечно, с тобой.

– Именно поэтому в Нахабино ты закажешь самый большой?

– Я просто уже заказал… за город хотелось… а поскольку я не был уверен, что ты согласишься…

– И правильно! Я девушка непредсказуемая.

– Это значит, ты согласна?

– У меня, между прочим, интервью. Я тебя целую.

Nina Ricci на рукав, Lulu Guinness – на диванную подушку.

Посмотрела на часы: 15.15.

– Давайте побыстрей, а то у меня всего 20 минут осталось.

– Да, да, просто вы по телефону разговаривали…

– Пересядем за другой столик? А то у меня здесь уже все запахи смешались.

– Конечно, конечно.

Michael Kors, Mugler…

– Скажите, когда первый раз вы почувствовали себя особенной? Ну, было какое-то такое… озарение? Может быть, в детстве?

– В детстве? Escada под столом.

– Правду сказать, я тоже пишу.

Kenzo на салфетку. Покачала салфеткой перед своим лицом.

– Надо же, как интересно!

Звоню Регине.

– Все, выбрала – «Coromandel». Он взаимодействует с ароматом кожи. И поэтому на всех чуть-чуть разный.

– У тебя что там, целая исследовательская группа?

– Да. Я и журналист. Вечером продиктую тебе описание аромата. Сейчас у меня тут слишком всего много, – я помахала рукой, как будто мух отгоняла.

Потом посмотрела на журналиста:

– Ну, все. Наше время истекло. Было очень приятно с вами поболтать.

– Я, честно говоря, думал…

– Что поделаешь – график… А текст пришлите Регине на утверждение.

Где-то я прочитала, что жизнь – субстанция глуповатая, но отзывчивая. Согласна.

И если ты сумеешь себя убедить в том, что то, что тебе хочется, действительно необходимо, – ты это непременно получишь.

Надо это записать.

Вообще, надо завести маленькую книжку и записывать за собой. А потом опубликовать.

Или вот, например, Бегбедер приезжал в Москву с диктофоном. И ничего, не стеснялся увековечивать свои мысли и в ресторанах, и в ночных клубах.

Мы вместе ужинали на «Веранде», когда он приезжал с неофициальным визитом и двумя своими неофициальными женами.

Бегбедер как Бегбедер.