Текст книги "Ставка на проигрыш"

Автор книги: Оксана Обухова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Но Назар Савельевич сидел мрачный, как та туча, поэтому повествование о моих очередных злоключениях я мудро решила оставить на потом. На время позднего интимного ужина, когда укрытые летними сумерками берега будут проплывать за окнами – или у них там сплошь иллюминаторы вместо окон? – парохода, а Назарушка, теплый и податливый, будет лакать третий фужер шампанского. Сказать, поцеловать и сразу в постельку, чтоб не бросился чемоданы за борт вышвыривать. (Видение плавающих за бортом чемоданов постоянно возникало перед глазами благодаря стараниям родимой матушки. Собирая неразумную дщерь в поездку, мама, пытаясь выглядеть убедительной, твердила:

– Будь благоразумной, Софья. Зная твой характер, умоляю – будь благоразумной. Твой первый муж был дивным человеком…

Пять минут из этой речи можно оставить за скобками, поскольку моего экс-супруга мама жутко уважала за породу и изысканность и вспоминала о нем с увлечением.

– …Теперь ты встретила Назара. Он человек совсем другого склада, тем не менее партия блестящая! – Матушка поднимала глазки к потолку, голос ее звучал с придыханием на последних словах, и становилось видно, как ей хочется стать тещей взаправдашнего олигарха. – Софья, вчера мне приснился сон: Назар Савельевич вытряхивает за борт твои чемоданы. Ты уже плаваешь в реке, а тебе на голову падают платья и юбки. Потом ты остаешься за кормой, как кучка мусора, а корабль уплывает за горизонт…

Красочная картинка, правда? Именно благодаря красноречию матушки «чемоданы за бортом» привольно расселились в моем воображении.

– Софья, умоляю! Будь благоразумна! Тебе  двадцать шесть лет, – эту цифру маман выговаривала как шестьдесят два, – пора задуматься о семье. О детях. Будь благоразумна.

Но я была строптива. Хотя и влюблена. Я терпеть не могу напоминаний о бывшем муже, намеков на возраст (достаточно свежий, на мой взгляд) и пророчеств с придыханиями. Я девушка глубоко самостоятельная и давно привыкла все решать сама.

– Мама, – в результате сказала я, – будешь канючить, брошу и Туполева.

Это был удар ниже пояса. Запрещенный и обманный. В Назара Савельевича Туполева я была влюблена, как сотня мартовских кошек. Его внимание мне досталось потом, кровью и первой сединой, поскольку за весь отрезок моей половозрелой жизни он показался мне единственным мужчиной, достойным приложения усилий. Титанических, но оправданных.

И вот теперь я была готова все качественно испоганить. Упасть в ложь словно за борт, накрыться мокрым ворохом чужих тайн и отпустить за горизонт нечто главное и единственно важное для юной девушки в двадцать шесть лет…

А может, плюнуть на все и вообще забыть? Клетчатого гражданина органы вряд ли поймают, уж больно прыток… Да и опознавать мне в нем, собственно, нечего… Не парик же с очками, в самом деле, на опознании предъявят…

Ни забыть, ни плюнуть, ни договориться с совестью у меня не получилось по одной простой причине: единственным знакомым человеком в команде белого теплохода оказался контрразведчик Сидоров. Едва мы поднялись по трапу под милую музыку Вивальди, несущуюся из динамиков, и раскланялись с помощником капитана, как я тут же увидела в конце шеренги стюардов, вышедших принять гостей, перекошенное лицо с выпученными глазами. Контрразведчик Сидоров собственной персоной замыкал шеренгу белых стюардовских рубашек, а на его черном пиджаке висела табличка, рекомендующая сего господина как члена службы безопасности судна.

Ступор, напавший на меня, длился не более пяти секунд. Опытный Сидоров справился с, мягко говоря, недоумением еще быстрее, и, думаю, наш стремительный обмен взглядами остался незамеченным для окружающих. Туполев протокольно-любезно болтал с помощником капитана, его шофер передавал наш багаж стюардам, я и чекист старательно смотрели в разные стороны. Шея контрразведчика медленно наливалась малиновым цветом.

– Ваши каюты очень удобно расположены, – вещал помощник в белоснежном кителе. – Рядом находятся…

Что находится рядом, Леонид Аристархович поведать не успел. В кармане Назара Савельевича затрещал сотовый телефон, – этот зуммер я очень хорошо знала, так как из разнообразия мелодий именно этот колокольный перезвон всегда заставлял Туполева реагировать стремительно, – и месье олигарх тут же выдернул трубу наружу:

– Да, Валентин, слушаю.

Пароходный начальник сделал едва заметный жест, стюарды подхватили чемоданы и поволокли их сначала вдоль правого борта, потом свернули в коридор к каютам – Туполев все это время не отнимал трубу от уха, я молча топала следом – и, проведя гостей по укрытому мягким ковром коридору, остановились возле двух соседних дверей.

Никаких уточняюще-объясняющих речей ребятки не вели, по билетам господин Туполев был прописан в каюте 12а, его спутница, то есть я, остановилась возле двери с табличкой 12б – наши каюты были смежными. Назар, не отрываясь от телефона, мотнул головой сразу всем: мне, мол, давай обустраивайся, ребятишкам – волоките багаж в каюты, – и скрылся в своем обиталище.

Я быстренько сунула стюардам чаевые, захлопнула дверь и восторженно покрутилась на месте. Каюта была шикарной. Нежно-голубые прозрачные шторы почти не скрывали чудесный вид на противоположный берег, удобные плюшевые кресла и угловой диванчик намекали на уютное времяпрепровождение, на длинном низком столике, находящемся в плюшевом окружении, стояли ваза с цветами, ведерко с шампанским, коробка с конфетами, блюдо с фруктами и два пустых фужера.

– Блеск! – взвизгнула я и с разбега бухнулась на большую двуспальную кровать, устроившуюся за небольшим углом-выступом, который образовывало помещение с удобствами. – Блеск!

Матрас был ровным, удобным и, на мой взгляд, немного жестким. Лежащая на нем Софья отражалась в глянцево посверкивающем потолке и прекрасно гармонировала белоснежным костюмом с приятно лазоревым покрывалом.

– Блеск! – повторила я и, повернувшись на бок, еще раз оглядела временное пристанище.

Общее радостное впечатление от каюты немного портил вид рабочего письменного стола с выставкой оргтехники. Компьютер, принтер, сканер и прочая писчая чепуха красноречиво намекали, что еду я не в предсвадебное путешествие, а сопровождаю Назара Савельевича в деловой поездке. В бизнес-круизе то есть. Туполев почти месяц размышлял, принять ли приглашение организаторов. Первоначально даже отказался, но, когда ему прислали уточненный список участников турне, дал согласие.

Льщу себе надеждой, что это решение он принял немножечко из-за меня. Вечно занятой магнат – каждая минута расписана! – отдыхал редко. И кратко. Но, собрав воедино все плюсы – начинающийся бархатный сезон, какое-то полезное знакомство и Софью с белым пароходом, приобрел два билета. На себя и сопровождающее его лицо без уточненного статуса. (Меня, видимо на всякий референтский случай, щедро снабдили оргтехникой и всевозможной канцелярской ерундой.)

Я отвернулась от письменного стола, пристроила голову на подушку и сосредоточилась на глянцевом потолке, старательно изгоняя из головы все мысли о перекошенном лице в конце шеренги белых рубашек.

Я не позволю испортить мне праздник всяческими шпионскими неурядицами! Приказываю себе забыть о подполковнике Огурцове, «газели», набитой шпионской аппаратурой, фотороботе «клетчатого» и самом факте моего присутствия на набережной! Я к этой поездке две недели готовилась в магазинах, фитнес-залах, салонах и парикмахерских! К черту всю разведку! К дьяволу оргтехнику! (Накрою ее газеткой и забуду напрочь. Я тут вам не работать, а отдыхать приехала.) Туда же неплохо бы отправить и контрразведчика Сидорова…

Аутотренингу и адресному распихиванию персонажей помешал негромкий стук в дверь. «Горничная или Туполев?» – подумала я и, встав с кровати, крикнула:

– Войдите! Не заперто, – и пристроила на лицо радостную улыбку.

В приоткрытую дверь ловко просочился контрразведчик Сидоров, и радости во мне сильно поубавилось. Уже не напружиненный службист прикрыл за собой дверь, нажал на нее спиной, продолжая держать левую руку на ручке двери, и зашипел без всякого вступления:

– Немедленно покиньте судно!!!

– Что-о-о-о?! – в ответ прошипела я. – С какой это стати?!

– Немедленно покиньте судно!! Или я вас арестую!

– Чего-о-о?! – негромко возмутилась я и сложила из пальцев внушительный кукиш. – Фиг тебе!

– Что-о-о?! Да ты… Да вы…

– Иди отсюда!

Как два рассерженных кота, мы стояли под дверью и минуты полторы ругались шепотом. Шипели, грозились, брызгали слюной и размахивали кукишами. Сидоров пока (!) не позволял себе рукоприкладства (хотя и грозился выволочь меня на палубу за шкирку), я грубо плевала на все его полномочия и ловко вставляла умные слова о правах человека. Словно два подзаборных забияки, мы дыбили шерсть, вредно гудели, но пока лишь присматривались друг к другу.

Шуметь не хотели оба. Я помнила о Туполеве за стеной каюты и о выброшенных за борт чемоданах; о чем думал контрразведчик, можно только догадываться, но секретность, тем не менее, он соблюдал не хуже меня.

Попыхтев и попыжившись, Сидоров наконец-то понял, что нахрапом да на испуг Софью Николаевну не очень-то возьмешь, и сменил тон приказной и страшный на просительно-убедительный:

– Вам нельзя здесь оставаться.

– Почему? – Я тоже не была намерена оголтело ссориться и посчитала нужным приступить к конструктивным переговорам.

(Хотя о чем можно беседовать конструктивно, когда напротив тебя стоит мужик с малиновой шеей и выпученными глазами?)

– Это в интересах безопасности государства, – внушительно произнес Сидоров.

Но на этот раз магическая фраза не возымела на меня ожидаемого действия.

– Интересно, – тихонечко фыркнула я. – Каким это образом я могу нанести вред  государству,оставаясь на этом  судне? – Слово «судно» всегда у меня неприятно ассоциировалось с уткой под кроватью. И место, где мы оба сейчас находились, я предпочитала называть кораблем или пароходом. Или теплоходом. Но никак – не судном!

– Вы можете помешать проведению серьезной операции…

– Это как же я могу вам помешать?! – перебив, возмутилась я. По-прежнему шепотом.

Сидоров пожевал губами и выдал членораздельно:

– Он. Вас. Видел.

– Кто?

– Тот, кого мы потеряли в порту.

– А он здесь? – Я обвела рукой каюту. – На этом суд… тьфу! Пароходе?

– Предположительно, – выдал Сидоров любимое словечко.

– Ага, – нахохлилась я. – Предположительно. А конкретнее мысль сформулировать нельзя?

– Нельзя. И я очень прошу вас проявить благоразумие. Не доводить, так сказать, до насильственных мер.

Конструктивных переговоров, судя по всему, категорически не предвиделось. Стороны упорно стояли на занятых позициях – я пятками вросла в мягкий голубой ковер, Сидоров не отлипал от двери – и, кажется, всерьез готовились к рукопашной. Шпион даже одну руку к моим чемоданам уже протягивал.

– Проявлять ко мне насильственные меры не советую, – тихо, но твердо заявила я.

– Понимаю, – внезапно согласился Сидоров. – И тем не менее, настаиваю – вам необходимо покинуть судно.

– Зачем?!

– Так надо.

– Кому?! Мне так совсем не надо. И потом, – прищурилась я, – мне кажется, вы не совсем уверены, что тот тип на этом корабле? Ведь так? Все  предположительно?

– Софья Николаевна, давайте не будем спорить, – мягко проговорил Сидоров. (Так, наверное, буржуин увещевал вареньем Мальчиша-Плохиша.) – Пока вас здесь толком никто не разглядел… Не заставляйте меня принимать насильственные меры.

– Да идите вы к черту со своими мерами! Никуда я не сойду!!

– Что здесь происходит? – раздался грозный голос за моей спиной.

Пока мы, как два кота, шипели возле входной двери, в каюту через смежную дверь вошел господин «некарликовый» олигарх. И картинка, представшая перед его глазами – злющая Софья шепотом посылает к черту службу безопасности, – была, мягко говоря, действительно странной.

Сидоров отлепился от косяка, обогнул меня как незначительное препятствие и, домаршировав до Туполева, раскрыл перед его носом служебное удостоверение. И так как был еще в раже, проговорил весьма внушительно:

– Я требую, чтобы ваша спутница незамедлительно сошла на берег.

Наивный, наивный контрразведчик Сидоров. Слово «требую» он выбрал зря.

Человек-топор мазнул по удостоверению глазами, стрельнул недовольно в мою перетрушенную персону и сосредоточил бойницы глаз на переносице разведчика Сидорова:

– Господин капитан, по какому праву вы что-то требуете от Софьи Николаевны? – Голос Туполева звучал совсем тихо, но мне показалось, что от его тона тихонько завибрировали пустые фужеры на журнальном столике и легкие шторки пошли легчайшей рябью. – Я повторяю. По какому праву…

– Это в интересах безопасности государства, – гипнотически произнес Сидоров, оказавшийся капитаном.

– Вы имеете письменные предписания? Или особые полномочия? Я  требую объяснений. – Голос потихоньку набирал обертоны.

– Я имею особые полномочия, – вскинул голову контрразведчик, и мне почему-то стало жаль его погоны с четырьмя крошечными звездочками. Эх, капитан, капитан, смотри, допрыгаешься и никогда не станешь майором…

– Назар Савельевич, – тихонько мяукнула я, – тут, знаешь ли, какое дело…

– Не встревай, Софья! Капитан, я повторяю, на чем основаны ваши требования?

Многомудрый делец Туполев тоже копытом особенно не бил. Пока ситуация оставалась для него неясной, и если бы не прозвучало слово «требую» – а на него у олигархов особенная непереносимость за годы вырабатывается, – он, вероятно, вообще бы удила не закусил, а поспрашивал вдумчиво.

– На судне проводится операция.

– Какая? Кем?

Сидоров насупился и сосредоточил взгляд на окне за спиной человека-топора. Рассказывать всем подряд, налево и направо, о подоплеке проводимых мероприятий он, судя по всему, уполномочен все же не был. По шпионским боевикам и книгам в ярких обложках я отлично знала, что разведки и контрразведки всего мира неукоснительно соблюдают основное правило – не втягивать гражданские лица в свои разборки. Не вовлекать и «корочками» перед гражданскими носами особо не размахивать.

То, что я оказалась  случайно втянута в их проблемы, – это одно. Этого, как говорится, из песни не выкинешь. А вот новое лицо – магнат Туполев – дело другое.

– С вами свяжутся и подтвердят мои полномочия, – монотонно объявил бедолага капитан и, даже не обозначив кивком прощания, вышел за дверь.

– И как ты это объяснишь? – едва за контрразведчиком чавкнул замок, отчеканил Туполев.

– Никак, – огорченно разведя руками, отозвалась я. – Все глупость какая-то…

– Это глупость?! – синим порохом вспыхнул Туполев.

– Да! Я сидела в кафе. Никого не трогала. А там облава. Ловили какого-то мужика в клетчатой кепке, и я одна, поверь, я одна видела его в лицо! Ну вот они и привязались, – опишите этот… объект, Софья Николаевна, да опишите!

– Описала? – разозленно буркнул Туполев.

– А куда мне было деться?! – горестно проблеяла я. – «Интересы государства»…

Назар отошел к окну, повернулся ко мне спиной и застыл в любимой позе для раздумий – руки в карманах брюк, шея набычена, на спине незримая табличка «Не влезай! Убьет!».

– Назар, – проскулила я, – ну в чем я виновата, а? Я просто случайно оказалась в том кафе…

– Почему с тобой всегда случайно что-то происходит? – глядя на мирный пейзаж левого берега, поинтересовался Туполев. – Почему?

– Ну я же не виновата! Хочешь, я сойду на берег? Ну хочешь?! – Назар молчал, и я всхлипнула: – За что  ты меня наказываешь? Я же ни в чем не виновата!

Не сказав ни слова, даже не взглянув в мою сторону, Туполев быстро прошел на свою половину. Дверь он прикрыл медленно, и я какое-то время с надеждой смотрела на нее. Потом села на кровать и едва слышно заплакала. Пароход еще не покинул акваторию порта, а мы уже поссорились…

Четвертый день круиза обещал быть особенно жарким. Я сидела в шезлонге под тентом на носу корабля и с унылым ужасом представляла еще один  день абсолютного безделья. Ночами я, слава богу(!), была занята, а вот с девяти утра до девяти вечера – прошу заметить, полных двенадцать часов! – была предоставлена самой себе и изнуряющей скуке.

Делать на пароходе было совершенно нечего. Только читать, вязать, бестолково пить в баре или смотреть телевизор. А это я с успехом могла бы и дома проделывать.

На бизнес-семинары и прочие денежные толковища я не ходила. Попробовала разочек соприсутствовать, но вид моего старательно не зевающего лица действовал натурально не зевающему Туполеву на нервы, и от посещения деловых толковищ я мудро отказалась. Зачем раздражать любимого бездумным присутствием?

Так что мне оставалась только скука, скука и скука. Зеленая и смертная. Первые два дня хоть капитан Сидоров немного ее развеивал, появляясь то тут, то там с озабоченным лицом настоящего охранника. Он немного взбадривал мне нервную систему и заставлял отвлекаться от ничегонеделания.

Но потом разведчик Сидоров куда-то запропал, и взбадривать мне нервы стало совершенно некому. Мне оставались только унылое любование проплывающими пейзажами и послеобеденный мартини в полном одиночестве. Любезнейший помощник капитана душка Леонид Аристархович попытался развеять эту скуку невиннейшим служебным флиртом, но как-то раз наш флиртующий тандем попался на глаза Назару Савельевичу, и флирт пришлось свернуть без всякого развития, которое, впрочем, и не подразумевалось.

– Это его работа, – с полным знанием дела отмазывала я помощника. – Лео следит, чтоб пассажирки не передохли от скуки.

– Лео?! – прорычал Туполев.

– Да. – Я невинно пожимала плечиками. – Его тут все так зовут.

– Так, значит, ты скучаешь? – нахмурился Туполев.

– Нет, – тут же соврала я, – с тобой мне нигде не скучно.

И быстренько сменила тему поцелуем. Развила поцелуй до накала нешуточных страстей и увлекла любимого в постель. Примерно на час.

А потом снова была скука, скука, скука. С девяти утра до девяти вечера.

А ведь, собираясь сюда, Назар Савельевич говорил, что в принципе ему здесь делать нечего. Все, о чем ему могут поведать на семинарах и лекциях, он самолично изучил на собственном опыте, и как потенциальный контакт его интересует на теплоходе только один человек из подавших заявку на круиз. Так что, по большому счету, мы оба представляли себе эти две недели совершенно иначе. Скука должна была обернуться блаженной ленью в постели – тоска вообще не упоминалась! – безделье виделось окутанным в райские покрывала сплошного праздника единения души и плоти.

А в результате? В результате оказалось, что организаторы круиза отлично подготовились к приему персон вроде Назара Савельевича. Туполев сходил на лекцию, где выступало выписанное из Оксфорда на сутки экономическое светило, и – влип. Сначала в дискуссии и лекции, потом всеми лапами в семинары и толковища. Я попыталась его оттуда вытянуть при помощи эротического белья и шампанского, но получилось плохо. Точнее сказать, никак не получилось. Мое время по-прежнему ограничивалось двенадцатью часами с перерывом на обязательный сон. Я ловила любимого словами и простынями, но он уворачивался:

– Вечером, Софьюшка, вечером, – хватал какие-то бумаги и убегал финансово тусоваться.

Сегодня всю бизнес-тусовку вообще планово снимали с корабля и везли последовательно: на нефтеперегонный завод, оттуда на пресс-конференцию в мэрию и позже на банкет для общения с тамошним начальством.

На нефтяном заводе мне, в отличие от Туполева (энергетика – его сфера приложения), делать было совершенно нечего, на пресс-конференции – тем более, а к банкету меня обещали доставить позже. Как холодную от скуки, слегка заплесневевшую закуску. Как сопровождающее  лицо с непонятным статусом.

– Если хочешь, тебя отвезут в картинную галерею, – добривая скулу в ванной перед зеркалом, бормотал Назар. – Или в краеведческий музей…

– Скажи еще – по магазинам, – вздохнула я и стерла ладошкой кусок пены с любимого уха.

– Можешь и по магазинам, – безоговорочно согласился Назар Савельевич.

«А чего я там не видела? В магазинах этих…» – пригорюнилась я, но виду не подала.

– Уж лучше я на завод поеду, – сказала мило и безропотно, так как за эти несколько дней у меня сформировалось некое предположение в форме вопросов: «А не проверяет ли месье олигарх потенциальную супругу на предмет стервозности? Не ждет ли нытья «мне скушно, мне скушно»? Что, если вся его «занятость» – элементарная проверка Софьи в боевых условиях?»

Уже несколько раз я ловила на себе его изучающе-ждущий взгляд и внутренне ухмылялась. В те моменты Назар Савельевич очень напоминал мне Морозко из одноименного детского фильма. Бегает бородатый дед вокруг красной девицы, бегает, морозит как ненормальный да морозит, а потом, заморозивши, еще и спрашивает: «А не холодно ли тебе, девица? Не холодно ли, красавица?» А та ему в ответ: «Что ты, дедушка! Тепло мне!»

Потом коченеет и падает замертво.

Так и у нас. «А не скучно ли тебе, Софьюшка? Не тоскливо ли?»

«Что ты Назарушка?! Весело-о-о!»

И бряк за борт, топиться.

– А что ты на заводе забыла? – споласкивая руки под краном, спросил любимый.

– Тебя, Назарушка, тебя, – улыбнулась я и убрала его мыльно-рыльные принадлежности за зеркальную дверцу вмонтированного в стену шкафчика. – Ты ведь не против?

– Нет. Но лучше приезжай к пресс-конференции.

– Слушаюсь! – бодро воскликнула я и поднесла ладонь к пустой голове. – Прибуду в мэрию.

…Два часа я убила на носу «Мадемуазели» в шезлонге, еще час пристрелила на душ, макияж и переодевание. В половине первого вся собранная, деловая и красивая зацокала каблуками по трапу, направляясь к поджидавшему меня такси. Вышла немного заранее, собираясь побродить по твердой земле и позевать на витрины. И вот уже почти спустилась на эту самую землю, когда в сумочке задергался и запищал мобильный телефон.

– Слушаю! – стараясь не зацепиться каблуком о рейки, сказала я в мобильник.

– Софья Николаевна? – вкрадчиво проговорил смутно знакомый мужской голос.

– Да.

– Подполковник Огурцов беспокоит, – прозвучало у уха, и нога моя тут же зацепилась за последнюю ступеньку. – Вы где?

– Здесь, – без всякого смысла, тупо отчиталась я и почувствовала, как рука, державшая телефон, предательски дрогнула.

– На заводе?

– Нет. В порту.

– На теплоходе?

– Нет, – с невыразимой тоской уточнила я. – Уже на пристани.

– Ждите там. Сейчас за вами приедут. Только отойдите от теплохода немного…

Боже!!! Опять начинается!! Снова-здорово!

– А зачем?

– Мне необходимо с вами встретиться. Дождитесь, пожалуйста, за вами приедет белая «газель».

Ну что за напасть! Ну липнут ко мне органы и белые «газели»! Покоя не дают интриги и забытые тайны!

И чем я так Небеса прогневила?

Три дня назад всю ночь с Туполевым мирилась и клятвенно обещала, что больше ни одной ногой, ни в одно дерьмо. Три дня вела себя прилично и с капитаном Сидоровым словом не перемолвилась…

Боже, за что ты так меня наказываешь?!

С небес нещадно лупило разыгравшееся августовское солнце, макияж грозил стечь и превратиться в маску погибшего клоуна, ни один клочок высокорослой зелени не украшал пристань, где мне назначили свидание с белой «газелью», к моим услугам были только низкорослые стриженые кустики и раскаленные зноем скамейки.

Боже, ну за что ты так меня наказываешь?!

Прямоугольный сугроб микроавтобуса с проталинами зашторенных окон лихо вырулил из-за кустов и приветливо открыл дверцу. Внутри машины было действительно как в сугробе – кондиционер старательно уничтожал дневной пожар, – я взобралась на подножку и тут же увидела старого знакомого, пожилого юношу «Серого». Теперь, правда, без колес, на подошвах. Хмуро поздоровалась:

– Здравствуйте.

– Добрый день, Софья Николаевна, – разулыбался контрразведчик, не попадая в такт моему настроению. – А мы надеялись вас на заводе перехватить…

Улыбаться я была не расположена, сочувствовать тем более. Я как была хмурая, так и уставилась в окно. Переднее, так как остальные были плотно зашторены. Впрочем, и в переднем было видно не особенно много. Обзор почти закрывал визави – «Серый» без роликовых коньков.

– Зачем я вам понадобилась? – разглядывая фрагменты проносящихся заводских построек, не очень любезно поинтересовалась я.

Сережа печально посмотрел на меня, стал очень серьезным и скупо ответил:

– Вам все объяснит Михаил Николаевич, Софья Николаевна.

– Ехать далеко?

– Нет. Не нервничайте, пожалуйста.

Я устроила поудобнее сумочку на коленях и воззрилась в окно с видом жертвенной овцы, обдумывающей план побега.

«Газель» шустро колесила по каким-то узким улочкам, шофер, избегая шумных проспектов, выбирал дороги второстепенные, но ухабистые, – и если бы овце таки удалось сбежать от сопровождения, дорогу обратно она вряд ли бы нашла.

Минут десять мы петляли по закоулкам, пока, наконец, не подкатили к железным зеленым воротам, мгновенно разъехавшимся в разные стороны, едва «газель» поставила колеса на подъездную дорожку. Из-за плеча контрразведчика «Серого» мне было видно не особенно много, но факт отсутствия на кирпичных столбах и КПП возле ворот каких-либо опознавательных табличек я все же отметила. Высокий зеленый забор на каменных столбах окольцовывал такое же обезличенное трехэтажное здание, расположившееся по центру гектара, засаженного редкими взрослыми тополями. Газон под тополями был отлично выстрижен, клумб и скамеек не наблюдалось. Меня провели мимо двух охранников в камуфляже и без погон, подняли на второй этаж и завели в приличных размеров комнату.

Там весь в сигаретном дыму и размышлениях сидел подполковник Огурцов. Компанию ему составлял сухопарый очкарик неопределенного возраста, с высокими залысинами и внимательным взглядом бесцветных глаз. Мужчины сидели за рабочим столом и сверяли какие-то записи в своих бумагах.

При виде меня подполковник быстро затушил сигарету в переполненной пепельнице, встал из-за письменного стола и, указав на другой конец кабинета, где стояли два кресла, диван и журнальный столик, произнес:

– Еще раз здравствуйте, Софья Николаевна. Прошу садиться.

Я покладисто разместилась в кресле, сложила наманикюренные лапки на сумочке и, дождавшись, когда Огурцов сядет напротив, спросила:

– Зачем я вам понадобилась?

Подполковник потер двумя пальцами мочку левого уха, сложил губы в вымученную гримасу и приступил издалека:

– Как проходит поездка, Софья Николаевна?

– Нормально, – сурово отчиталась я и заткнулась, ожидая конкретного продолжения.

Михаил Николаевич еще немного помучился, поменял позу и, глядя мне в глаза, произнес:

– Пропал Алеша Сидоров. Капитан.

– Пропал? – эхом откликнулась я. – Когда?

– Позавчера. Не вышел на связь и перестал отвечать на звонки. Когда вы его видели в последний раз?

Ответ на этот вопрос не вызвал во мне никаких затруднений. Капитан Сидоров острым камнем сидел в моих печенках, и каждую случайную нашу встречу я чуть ли не наизусть помнила: где, когда, при каких обстоятельствах и что на мне было надето.

– Позавчера вечером, примерно в 18.30, на верхней левой палубе. Он был один. Стоял и смотрел на берег. «Мадемуазель» в то время стояла у пристани. – Я назвала небольшой населенный пункт, откуда бизнес-тусовку в неполном составе возили на прогрессивную свиноферму и в пушное хозяйство. (Туполев мехами не интересовался и на банкет к господам аграриям ехать не захотел. Я на заключенных лис и норок тоже смотреть не пожелала, и потому мы единственный (!) полный вечер скоротали вместе.) – Я в то время вышла воздухом подышать…

– Возле него или невдалеке кто-то был? – прищурился Огурцов.

– Кажется… нет. Но я не уверена. Может быть, на верхней палубе кто-то и был. Ближе к носу или, например, в баре, там стеклянные стены.

– Вспомните, пожалуйста, какое у него было лицо? Расстроенное, напряженное…

– Задумчиво-напряженное. Он даже на меня внимания не обратил и, кажется, вовсе не заметил.

– А куда он смотрел?

– В кусты. «Мадемуазель» пришвартовалась в грузовом порту, поскольку городок маленький и тоннаж корабля не позволял…

– Да-да, мы знаем, – перебил меня подполковник. – В какие конкретно кусты он смотрел? Левее, правее?..

– Можно я нарисую? – Как у большинства женщин у меня пространственный кретинизм, и понятиями «левее – правее» я лучше оперировала с прикидкой по местности.

– Андрей Павлович, дай бумажку, – обернувшись к, судя по всему, хозяину кабинета, попросил подполковник, и тот, остававшийся во время разговора за письменным столом, быстро принес мне несколько листков бумаги и шариковую авторучку.

Пока доставлялись писчие принадлежности, я села ближе к журнальному столику и между делом поинтересовалась:

– Михаил Николаевич, вы эту пристань представляете? Были там?

– Нет, – покачал головой подполковник, – лично не был, но представление имею.

– Тогда смотрите, – я лихо прочертила три штриха, – это река, это «Мадемуазель». Вот здесь, ближе к носовой части, стоял Сидоров. Его голова была направлена, – я нарисовала дорожку, клубы пышных, девственно нетронутых кустов и тонкую нитку тропинки, уходящей вдоль берега вниз по течению, – туда. Капитан смотрел, кажется, на эту тропинку. По-моему, она порт огибает…

– Огибает, огибает, – задумчиво пропел Огурцов и одним пальцем перетащил по столу мой исчирканный листок к севшему на край дивана Андрею Павловичу. – Проверишь? – спросил одним словом.

– Угу, – кивнул очкастый и накрыл листок ладонью. – Сделаем, Михаил Николаевич.

– Софья Николаевна, – начал подполковник, но я его перебила:

– Можно без отчества, Михаил Николаевич.

– Хорошо. Софья, а вы не заметили, капитан… – разведчик горестно сглотнул, – Алеша на берег не сходил?

Покачав головой, я ответила:

Я не видела. Спросите у матросов или у службы безопасности, возле трапа всегда кто-то находился…

– Да вот не видел его никто! – воскликнул подполковник и ударил кулаком по столу. – Не видел! Мы даже не знаем, сходил ли он вообще на берег или уже после отправления «Мадемуазели» пропал, уже на ходу!

– А когда он перестал отвечать на звонки?

– В восемь вечера.

Да, в то время «Мадемуазель» уже минут сорок как плыла по реке. Экскурсия со свинофермы вернулась примерно в 18.15 – мы с Туполевым потому и из каюты вышли, чтобы народ поприветствовать, – но до 19.15 трап не поднимали. Свиные хозяева обещали доставить на камбуз молочных поросят, и их ждали.

В такой кутерьме – матросы тушки вверх таскают – капитан Сидоров вполне мог спуститься на берег никем не замеченный.

– А вы народ поспрашивали? – тихо спросила я.

– Нет, – поджал губы подполковник.

– Почему?

Прежде чем ответить, Михаил Николаевич достал из кармана пачку «Мальборо», прикурил и, выпустив дым в потолок, взглянул на меня отеческим взглядом:

– Софья Николаевна, – об отсечении «Николаевны» я напоминать не стала, так как по интонации догадалась, что отчество мне вернули не просто так, – после того, как вы случайно оказались в центре некоторых событий, мы были вынуждены навести о вас справки. Причем это удалось нам на удивление легко. – Тут он слабо усмехнулся: – Вы у нас, оказывается, личность легендарная…