Текст книги "Боже мой, какая прелесть!"

Автор книги: Оксана Обухова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 5

«Ягуар» я завела в свой пустующий гараж. Отдавать его Коновалову и трепыхаться не имело смысла. Только насторожу. И прежде чем вынимать Антона из багажника, бдительно опустила до пола гаражные ворота, поскольку наш внешний двор и внутренности гаража отлично просматривались из окон коноваловского дома.

Антон легко выбрался из машины, я осмотрела его критически и произнесла тоном, не допускающим возражений:

– Так, друг ситный. Давай-ка залезай в ванну и мойся как следует. Ты грязный, словно беспризорник, такого чумазого я тебя в чистую постель не положу. – Взяла его рюкзачок, повела в дом через внутреннюю дверь гаража и добавила тем же тоном: – И не филонить! Отодрать шею за ушами. Руки мочалкой. Ногти подстричь. – Потом задумалась на секунду и смилостивилась: – Или нет. Ногти завтра подстрижешь. Мыться и спать. Понял?

– Угу, – безропотно ответил мальчик, воспитанный тремя женщинами: мамой и двумя тетками.

Наверное, его потому и в хоккейную школу отдали. Все ж коллектив мужской, многочисленный.

– А твою одежду я постираю. Так что проверь карманы.

– Не надо, – стеснительно проскулил Антон.

– Что «не надо»? – остановилась я на пороге ванной комнаты на первом этаже.

– Стирать не надо, – засмущался мальчик. – Я сам…

Боже мой, какая прелесть. Узнаю спортсмена-мужичка. Я знаю, как они стирают. Заходят после тренировки в душ прямо в форме – хорошо, если не в хоккейной, с коньками вместе – и «моются», не снимая трусов и футболок. Одежда заменяет губку и одновременно «стирается». Вроде как.

– Антон, – нравоучительно сказала хоккеисту, – стирать должна машина. Так что приготовь одежду, до завтра она высохнет. Ты чистую смену белья взял?

– Взял, взял, – уже устав от моих нравоучений, отмахнулся мальчик и заперся в ванной.

– С сантехникой и шампунями разберешься?! – гаркнула в дверь. – Будешь выходить, накинь банный халат сиреневого цвета!

– Да разберусь я, разберусь! – с интонацией «да отстанешь ли ты, наконец!» проорал мальчишка.

Я отошла от двери и поразилась самой себе.

Что делается, а? За несколько часов я почувствовала себя едва ли не мамой.

Оказывается, приятно это – руководить и пестовать маленького человека. Тем более такого милого и хорошо воспитанного. С культурной, грамотной речью, спортивными задатками истинного лидера и умением брать на себя ответственность за все.

Чудо что за мальчик.

Родить, что ли, себе такого же?..

Эх, до чего ж мы бабы клуши. Наседки. Нам только птенца в гнездо подбрось, вмиг закудахтаем…

Я спустилась в гостиную, достала из жилета сотовый телефон и повторила набор номера Виктории. Такого мальчика я Коновалову не отдам. Пройду через все унижения, и встреча с этим гадом состоится только в присутствии Рубпольского. Чтоб сразу было видно, чьи уши торчат за нашими спинами и рыпаться на нас бессмысленно.

Из трубки неслись длинные гудки. Я повторила набор домашнего номера, но и там со мной разговаривать не захотели.

Где же ты пропадаешь, Вика?!

Вымылся Антон подозрительно быстро.

Я привередливо проверила руки и за ушами. Не нашла там грязи – моются спортсмены в олимпийском темпе и качественно, если тренер приказал, – и удовлетворенно кивнула:

– Порядок. Есть будешь?

– Нет, – покачал головой мальчик. – Спать хочу, – и зевнул, поежившись.

Я отвела Антона в гостевую спальню, укрыла его одеялом и снова удивилась своему желанию спеть колыбельную песню. Рассказать сказку и поцеловать в лобик на сон грядущий.

«Ну, точно – «Щепка»! Пора рожать, Александра Григорьевна. Такие материнские инстинкты втуне пропадают!»

В ванной царил образцовый порядок. Мыло лежало на своем месте, флакон с шампунем завинчен, полотенце развешано.

На крышке стиральной машины, аккуратной стопочкой лежали спортивный костюм, футболка, под ними носки. А вот трусов я не нашла.

«Неужели в грязных лег?!»

Я взяла стоявший там же рюкзачок и в поисках стыдливо запрятанных трусишек обыскала боковые карманы.

Так и есть. Черный комочек лежал в боковом отделении.

Решив проверить, нет ли чего еще для стирки, я вытряхнула из рюкзака одежду – Антон все запихал впопыхах кое-как, – убедилась, что все остальное чистое, и решила для проформы засунуть в стиральную машину еще и сам рюкзак, основательно запылившийся.

Сложила в стопку футболки, шорты, белье. Проверила карманы и… кроме сорока восьми рублей мелочью и жевательной конфеты нашла в боковом отделении женскую косметичку. Прозрачный пластиковый мешочек с пудреницей, тенями, тушью и несколькими тюбиками губной помады.

Странно. Женщина, взявшая сумочку на свидание с возлюбленным, косметичку положила в детский рюкзачок.

Странно.

Я видела в квартире разворошенную спортивную сумку явно с дачными женскими вещами. Почему Лиза не положила косметичку туда? Она готовилась к переезду на дачу, торопилась, сказала Антону: «Мы опаздываем, так что готовься сразу уйти, когда я приду»…

Почему она положила косметику в сумку племянника?! А не в свою сумку… которую украли!

Вот в чем дело! Она подозревала, что Коновалов, может быть, непорядочен, способен на обыск и прочие действия. Она прятала косметичку! Не исключено – в последний момент, перед самым выходом из дома.

Но зачем?! Что может хранить в себе прозрачная женская вещица?!

Я повертела косметичку в руках. Потрясла и даже прощупала. Глаза меня не обманывают: кроме косметики, в ней ничего нет.

И тут меня словно громом небесным ударило. Осенило! Трясущимися от возбуждения пальцами я стала извлекать из пластикового мешочка один за другим тюбики помады. И в первом же, что открыла – самом толстом и древнем на вид, такие в пост-перестроечные времена цыганки у метро предлагали, – обнаружила искомое. В полой тубе с потертой позолотой хранилась узкая флеш-карта для компьютера. Лиза вынула из тюбика все внутренности и использовала помаду как футляр!

Как охотничья собака, взявшая верный след, я только что не поскуливала, разглядывая блестящую и узкую, манящую и таинственную карту памяти. Какие же мы идиоты! Искали диск! А Лиза, продвинутый компьютерный пользователь, разумеется, воспользовалась более современным носителем!

Зажав флешку в руке, я поскакала на второй этаж к компьютеру в кабинете мужа.

Спасибо, Господи, за вразумление! Ты вовремя заставил меня стать хорошей временной мамой, надоумил постирать рюкзак и указал – путь!

Как вовремя!

Я словно идиотка зациклилась на поисках лазерного диска. А ведь могла бы догадаться! Судя по тщательному обыску квартиры – там даже за плинтусами шарили! – в доме искали вещицу гораздо более мелкую, чем письмо и диск. Искали – флешку!

Но я зациклилась. Тетя Маша сказала Антону «требуют отдать диск», я и застопорилась на этом.

Да откуда тете Маше знать, что времена дискет и дисков уже проходят! Она, поди, и слова-то такого, «флешка», не слышала!

И конечно, мало чего разобрала в словах мамы Антона. Женщина плохо себя чувствовала и объяснила сестре ситуацию как смогла.

Я неслась к кабинету и молилась только об одном: только бы карта не была запаролена! Только бы открылась!

Защиты от любознательных пользователей на карте не было. Монитор мигнул синим цветом и выдал белый лист, расчерченный на полосы и столбики, заполненные цифрами, выражающими рублевый эквивалент.

В принципе… ничего неожиданного в этом не было. Ожидать, что на флешке, припрятанной двумя бухгалтерами, окажется порнографическая съемка господина Коновалова в постели с пышнотелыми мулатками, было бы глупо. Недолго морщив ум, я сумела уяснить: некий холдинг дал поручение некоему банку перевести деньги на счет фирмы «Фокус ЛТД». Денег набиралось не слишком много – всего-то около двух миллионов, – и убивать из-за них народ пачками вряд ли стоило.

Но, как говорится, лиха беда начало.

Я перевернула электронную страницу. Посмотрела на следующий лист и… крепко почесала в макушке. Весь лист был заполнен цифрами и словами исключительно на английском языке.

Проблема. В школе я изучала французский, и скудного запаса английских слов хватало только поздороваться и извиниться…

Проблема.

Просмотрев всю информацию до конца, я нашла в ней только цифры и исключительно английские буквы. Французские были совершенно идентичными, но делу это помогало слабо. Из всех похожестей я выудила только одно интернациональное слово – «банк».

Откатившись на оснащенном колесиками кресле от стола, я вытянула ноги, сложила на пузе руки и тупо уставилась на монитор.

Английского языка я не знаю, цифры могу только столбиком сложить.

А это, кстати, идея. Я вернулась к столу, взяла калькулятор и стала заносить и подсчитывать все цифры, стоящие в конце каждого из восемнадцати англоязычных листов. Как я догадывалась, это были некие итоговые суммы в долларовом эквиваленте, поскольку извивистым символом американской валюты эти самые столбики и пестрели.

Я считала и считала, складывала и складывала. Иногда поглядывала на то, что получается, и чувствовала, как начинает кружиться голова.

Если я действую правильно и цифры в документах суммируются, а не вычитаются, итог зашкалит за…

Итог зашкалил.

Я отодвинулась от стола. Еще раз взглянула на калькулятор и ощутила уже не только головокружение, но и дрожь во всем теле.

Ставка в игре перескочила шкалу в полмиллиарда американских долларов.

Если, конечно, я ничего не перепутала.

За эти деньги Коновалов готов не только «мерседес» разбить, но и спалить свой дом дотла.

И мой в придачу. И весь поселок.

Я взяла сотовый телефон и попробовала еще раз дозвониться до Виктории.

И самому Рубпольскому чуть позже.

Если раньше я опасалась, что Рубль Польский откажет мне в помощи, то теперь эти мысли оставила.

Достаточно Сереже хоть одним глазком взглянуть на эти циферки в бумажках – а вдруг они все же вычитаются?! – как он подпишется идти со мной до самого конца. До самой конечной итоговой цифры.

А вот Анатолий Андреевич не зря суетится. Не зря играет втемную по-крупному. И там, где дело темное и крупное, всегда найдется кусочек для Рубля.

Звонки неслись в разных направлениях, сотовый как будто раскалился в ладони, но мне не отвечали.

Плюнув на то, что уже почти двенадцать часов ночи, я набрала номер нашей общей подруги Зои и, извинившись за поздний звонок, спросила:

– Зоечка, ты не в курсе, куда Рублевичи подевались? Никак не могу дозвониться.

– А ты не знаешь? – восхитилась Зоя, первая сплетница и болтушка, тусовщица и кладезь «глянцевой» информации. – Они на Лазурку уехали.

Лазурка по ассоциации с Рублевкой – Лазурный Берег.

– А почему на звонки не отвечают? – удивилась я, так как Лазурка давно освоена русскими туристами и роуминг там работает отменно.

– Ой, да ты и правда ничего не знаешь! – чуть не задохнулась от восторга Зоя и пустилась сплетничать: – Три дня назад Рубель получил взбучку. Завис где-то за городом на сутки, вернулся пьяным в хлам, и Вичка поставила ему условие: или я и дети, или твоя «ботва», или ты везешь меня на отдых, где отключаешь сотовый телефон. – Зойка трещала дальше как заведенная, я слушала и понимала, дело – швах. Виктория дама конкретная, сказала, чтоб никаких звонков на отдыхе, значит, так и будет. Рублевич давно напрашивался. Теперь до него ни один браток или деловой партнер не дозвонится.

– А сама-то почему на звонки не отвечает? – проскулила, провыла я.

– Так это компромисс, – объяснила Зойка. – Рубпольский сказал: раз я без связи, так и ты болтать не будешь.

И это правда. Болтушка Вика изумительная. До Зойки ей, конечно, далеко, но висеть на проводе может часами, и в чем-то я Сережу понимаю.

– Они только маме каждый вечер звонят, спрашивают, как дети, – информировала Зоя.

– А где тетя Таня?! – зацепилась я. Викину маму я знала отлично и могла надеяться на ее помощь.

– Она на наше Черное море куда-то поехала. С внуками.

– А ты номер мобильного телефона тети Тани знаешь?

– Откуда?

Ну что за странная манера отвечать вопросом на вопрос!

«Эх, что-то я разозлилась не по делу. Если так пойдет, через день начну кидаться на людей и придется покупать намордник. Или уколы от бешенства делать».

– Зоечка, а ты не знаешь, когда Рублевичи вернутся?

– Викуся сказала – как пойдет. Но думаю, не раньше, чем через неделю. А ты чем занимаешься? Может, сходим куда, перья проветрим?

– Спасибо, Зоя, я занята. До встречи.

Я нажала кнопку «Отбой», положила телефон на стол и крепко-крепко задумалась.

В принципе, раз Виктория не отвечает на звонки, но сотовым пользуется для связи с мамой, я могу отправить ей СМС-сообщение: «Спасите! Помогите! Убивают! SOS!»

Викуся ответит. Спросит, в чем дело, и тогда я отправлю Рубпольскому по мылу пару листочков с банковской информацией.

Рубель примчится в Москву. Уверена. Все разрулит. Прилично заработает.

А я потеряю подругу. Не насовсем, конечно, но очень надолго. У Викуси образовался пунктик, она считает, что все ее используют. Она несчастная жена влиятельного человека и подругам нужна только в роли толкача и бронежилета.

И в чем-то Вика действительно права. Имеет право обижаться. Ее до смерти достали просьбами, подхалимажем и хитрыми уловками. То у сестры троюродного брата чьей-то соседки угнали машину – а Рубпольский тут при чем?! Он не грошовый сыщик, чтобы угонами заниматься. То на какого-то лоточника братки наехали – а что Рубпольскому за интерес в местечковые дрязги влезать?! Он давно на федеральном уровне…

В общем, права Викуся. И поэтапное развитие ситуации мне видится следующим образом. Передо мной стоит выбор: звонок Рубпольскому и вероятная ссора с подругой в обмен на жизнь маленького мальчика и его мамы. Спасение в обмен на дружбу.

Я поднялась от компьютера, спустилась на первый этаж и приготовила себе коктейль из сухого вина, мартини и горсти льда. До утра есть время подумать, хотя думать здесь вроде бы не о чем. Жизнь двоих людей и ссора несравнимы.

И все же подумать бывает нелишним.

Итак, что в этом деле главное?

Главное тут – документы.

Но в них я ни черта не смыслю. И если вызову Рубпольского с Лазурки, а дело окажется грошовым, то голову мне оторвет не только Викуся. Я навек поссорюсь со своим «бронежилетом», Рубпольский объявит Сашу Пряхину выдумщицей и паникершей…

Хотя… вряд ли порода ложная. Суетиться из-за обманки Коновалов не стал бы. Он уже отважился на неподготовленное убийство. Самолично! А не натравливая на Лизу своих «ремонтников»…

Так есть мне смысл вызывать Сережу с Лазурного Берега или нет?

С одной стороны – безусловно. Мне без него не справиться.

Но вот с другой стороны, прежде чем поднимать волну, стоит проверить плавсредства. Нелишним будет убедиться: что в этих документах, обманка или золотая порода? Стоит хотя бы что-то понять в бумагах с английскими буквами и цифрами под долларовыми значками. И только тогда, выбрав слезные мольбы или уверенность, звонить Рубпольскому.

От интонации в начале разговора, знаете ли, тоже многое зависит.

Я протянула руку за мобильным телефоном, взглянула на табло – половина первого ночи – и отложила телефон в сторону. Звонить уже поздно.

С незапамятных волейбольных времен у меня сохранились две лучшие, закадычные подруги – Виктория и Маргарита Кулемина, или Викусик и Ритусик, как называли их все вокруг. Виктория в читке банковских документов мне помочь не могла, будь она даже в Москве, а вот Ритусик – другое дело. Она когда-то закончила не спортивный институт, а кооперативный техникум по бухгалтерской специальности и, хоть работала не по профилю (подруга бодро торговала всяческой электробытовой чепухой), что-то из бухгалтерии помнить должна. Надеюсь. Поскольку иначе идти с этими бумажками мне попросту некуда. В вопросе, где трупы множатся с угрожающей быстротой (думаю, пропавший бухгалтер Вадик открыл счет покойников неделю назад), приоритетным становятся не профессиональные, а личные качества: надежность и умение молчать.

Не знаю, хватит ли Риткиных кооперативных знаний на эти бумажки, но то, что в английском она волочет, это факт. Ритусик сносно переводит на русский язык англоязычные инструкции к бытовым приборам, в командных поездках за границу всегда была нашим основным толмачом. И если сложить оба эти качества – язык и бухучет, то помочь в разборке документов Кулемина может.

Да пусть хоть что-то разберет! Суммировать здесь итоги или вычитать?! Заманивать Рубпольского документами или слезными мольбами? Иначе вызову – и по шее с двух сторон.

Я допила вино. Помыла бокал. И прежде чем отправляться баиньки, проверила, как спит Антоша.

Мой маленький форвард разметался по кровати, но сопел ровно и без всхлипов.

Я поправила на нем одеяло и… недолго думая поцеловала в лоб.

Спи, малыш. Добрая тетя Саша тебя бандитам не отдаст.

Глава 6

Утром, предварительно накормив ребенка завтраком, я показала ему флеш-карту:

– Вот, нашла в твоем рюкзаке. Тетя спрятала там косметичку.

– Да ну? – удивился Антон и покрутил флешку в руке.

– А ты не знал? Она в боковом кармане лежала…

– Не знал, – смутился мальчик, – вот остолоп…

Она что, мне ее незаметно подсунула?!

Как будто я знаю, как тетя Лиза тебе ее подсунула. Я этого не видела. Но теперь, зная цену вопроса, могла представить, чем руководствовалась тетя, пряча косметичку в детский рюкзак. Тут дело могло быть не только в торопливости, Елизавета знала, что флешка ее охранная грамота. Не исключено, что женщина надеялась в случае опасности дать ребенку возможность убежать. Пока флешка не найдена, оставалась надежда на возможность переговоров с бывшим любовником…

Могла Лиза так думать?

Вполне. Но мы этого уже никогда не узнаем.

Антон убежал на второй этаж к компьютеру. Я вымыла посуду и, внутренне усмехаясь, поднялась в кабинет.

Мой гость, весьма надутый, сидел перед включенным монитором, на коем высветилось предложение ввести пароль.

– Включи мне компьютер, а? – попросил мальчик.

Я подошла к нему, нажала на плечи и сказала:

– Нет. Тебе незачем видеть эту информацию.

– Почему? – поднял голову вверх Антон.

– А потому что любопытной Варваре на базаре нос оторвали, – строго, пряча усмешку, выговорила я. – Незачем забивать голову лишними проблемами.

– Но почему?! – настаивал мальчик. – Что там такого, чего мне нельзя видеть?!

Я обошла кресло, оперлась задом на стол и серьезно посмотрела в горящие мальчишеские глаза:

– Антон, если нам не повезет и ты попадешься Коновалову, то сможешь честно ответить: я ничего не знаю. Я не видел информацию с этой карты.

– Но почему?! – заладил парнишка. – Я что – дебил?! Не смогу сказать не видел просто так?!

– Не сможешь, – честно ответила я. – Тебя могут  так спросить, что придется ответить правду.

– Ты боишься, что меня будут бить? – догадался хоккеистик.

– Да, – не стала обманывать я. – Так что в случае чего тверди: ничего не видел, ничего не знаю. Понял?

– Угу, – понуро кивнул мальчик. Потом подумал и вскинул голову вверх: – А ты не боишься?

– Боюсь. Очень боюсь. Но у нас нет выбора. Вечером пойдем к моей подруге, у нее суббота рабочая, но короткая, она поможет мне разобраться в этих документах и решить, что делать дальше.

– А зачем что-то решать? – бесхитростно поинтересовался мальчик.

– Для безопасности. Хочу подстраховаться.

– Как?

– Ну… есть один человек, который поможет. Я надеюсь. Но прежде чем его подключать, стоит проверить, что мы имеем.

– Но ведь мама… – начал Антон. – К маме могут прийти! Снова!

И это был самый тонкий момент. Длительного давления женщина с больным сердцем не выдержит.

– Антон, ты можешь попросить свою тетю Машу все время находиться в палате мамы?

– Она и так там все время сидит, – буркнул мальчик.

– Как думаешь, продержатся они еще сутки?

Антон вздохнул:

– Не знаю. Наверное, продержатся. Если к маме кто сунется, тетка такой крик поднимет, вся больница сбежится. Маша чокнутая, но громкая. Ее весь двор боится.

– Тогда звони тете Маше, пусть не оставляет маму одну даже на минутку. Хорошо?

– У меня деньги на сотовом кончились, – недовольно признался мальчишка.

– Тогда звони с моего. – Я протянула мобильный телефон и тактично оставила гостя одного. Пошла на кухню ставить для бульона куриную грудку.

Антон спустился в гостиную минут через пять.

– Дозвонился? – не отворачиваясь от плиты, спросила я.

– Угу, – отозвался мальчик, и мне показалось, что его голос звучит немного странно.

– Что-то случилось? – резко развернулась я. – Мама?!

– Нет, – как-то напряженно ответил Антон. – Маме уже лучше. Но вот… Маша сказала, что сотовый из палаты у мамы украли. Сегодня ночью или утром…

– А… – начала я и не договорила.

От входной двери раздался звонок домофона.

– Подожди минуточку, – пробормотала и по шла к монитору у двери.

На экранчике, отображающем местность у ворот, обозначился невысокий щуплый мужичок с сумкой через плечо.

– Да, – выдохнула я в приемник.

– Заказное письмо из налоговой, – обрадовал мужичок надтреснутым, петушиным фальцетом. – Примите, распишитесь.

– Господи, – простонала я. – Ну сколько можно! Неужели я еще и государству должна?! Ведь только в мае разобралась с кучей казенных бумаг, оплатила счета за газ, электричество и прочая, прочая, так неужели еще чего-то недоплатила?!

Ругая покойника Диму на все корки – муж не любил платить не только кредиторам, это вообще был принцип его жизни – копить долги, я спустилась к воротам, открыла дверь и собралась получить в протянутую руку бумажный квиток для росписи.

Но из распахнутой калитки на меня обрушилась стена из мужских рубашек, пиджаков и галстуков. Первым кирпичом стены служил лично Анатолий Андреевич Коновалов. Стена напирала, теснила в глубь двора, я, в шортах и маечке-топе, выглядела среди крупных, широкоплечих мужчин нелепо и глупо. В первую секунду мне показалось, что во двор ворвалось минимум десять бандитов, потом, когда первоначальный шок прошел, я их пересчитала более здраво. В пиджаках и галстуках, собственно, были только Анатолий Андреевич и здоровенный коротко стриженный тип, смахивающий на охранника крупного офиса. Третьим был явный браток в футболке и с цепями на мощной шее. Четвертым в калитку просочился давешний мужичок, изображавший почтальона. Он же и закрыл за всеми калитку.

– Что происходит?! – возмущенно пропищала я.

– Пойдемте, Сашенька, в дом, – тихо, но повелительно сказал Коновалов.

Я стояла в окружении троих суровых мужчин, сопротивляться было совершенно бесполезно. Визжать и звать на помощь – бессмысленно. Захлопнут рот широкой ладонью, подхватят под мышки и унесут в дом, как куль с соломой.

– А чем, собственно, обязана? – потряхивая голыми плечами, громко ерепенилась я.

Антону надо спрятаться, Антону надо спрятаться, стучало в голове. Я тянула время и молила о чуде.

– У меня есть к вам разговор, – гипнотизируя взглядом, говорил сосед. – Пойдемте в дом, Сашенька.

Господи, но почему их так много?! Что случилось?! Для простого разговора не вызывают бригаду мордоворотов!

А мордовороты тем временем уже рассредоточивались. Тип, похожий на охранника, пошел в обход дома; бандит и мужичонка поднимались по ступеням. Анатолий Андреевич, схватив за локоть, повел меня к крыльцу.

Я болталась в его руке как маринованная тюлька, беспомощно перебирала ножками и, разумеется, на первых же ступенях потеряла шлепанцы-вьетнамки.

В дом я зашла уже босой. Анатолий Андреевич прикрыл от меня спиной тревожную кнопку сигнализации возле двери. (Даже во времена катастрофического безденежья я не забывала оплатить охрану дома.) Я озиралась по сторонам и искала глазами Антона. За креслом, за диваном, за прозрачной посудной горкой…

Но мальчик исчез.

Какое счастье! Мне все же удалось затянуть время, подать возмущенным писком сигнал и дать Антону возможность укрыться на втором этаже.

Коновалов спихнул маринованную тюльку на диван. Я упала на мягкие подушки, съежилась так, словно меня собирались побить, но потом опомнилась и придала фигуре гордую осанку.

В конце концов, я у себя дома! Ни в чем не провинилась и повода обращаться грубо с собой не давала.

Еще не давала.

Анатолий Андреевич заметил мои неловкие потуги, усмехнулся, сел в кресло напротив и, достав из кармана сигареты, нагло закурил, не испросив разрешения.

– Как поживаете, Сашенька? – спросил с прищуром.

– Нормально, – храбро пискнула я и притворилась дурой. – Денег нет. Ремонт оплатить не могу, так что не наезжайте.

– Ай-яй-яй, – ернически ухмыльнулся Коновалов. – Денег нет? Какая жалость…

Мужчин, что зашли в дом прежде нас, в гостиной уже не было. Они поднялись на второй этаж, оттуда доносились хлопки дверей, было слышно, как, царапая паркет, отодвигается мебель…

Коновалов стер ухмылку с лица – словно пыль мокрой тряпочкой смахнул, согнул спину и, став ко мне ближе, резко выбросил вопрос:

– Где мальчик, Саша?

Я широко распахнула честные голубые глаза:

– Какой мальчик? – Роль восхитительно бестолковой дурочки всегда получалась у меня наиболее выигрышной. – Не понимаю, о ком вы?!

– Вот только не надо, а? – брезгливо скривился Коновалов. – Не надо комедию ломать и представляться. Где мальчик, Саша? Где Антон?

Мой «гость» тоже прислушивался. Его подчиненные уже несколько минут обшаривали дом, и детского крика пока не доносилось.

Я облизала губы, упала на спинку дивана и сложила руки на груди:

– Не понимаю, о чем речь.

Анатолий Андреевич разогнулся, принял почти зеркально повторную позу. Мы смотрели друг на друга изучающе и ждали. Оба ждали детского крика. Я с ужасом, мой враг с надеждой.

По лестнице протопали шаги. Анатолий Андреевич склонился, чтобы затушить в пепельнице дотлевшую сигарету, и через плечо глянул на спустившегося сверху бандита в цепях.

Тот отрицательно помотал башкой и потопал к двери в гараж.

– Ну что ж, – ударив по подлокотникам, сказал Коновалов. – Доброго разговора у нас, судя по всему, не получится. – Он встал, сделал шаг вперед и, засунув руки в карманы брюк, заламывая полы пиджака, навис надо мной. – Спрашиваю по-доброму в последний раз: где мальчик, Саша, где Антон?

«Заладил, блин! – вскинулась я и уперлась взглядом в немигающие черные глаза. – А я знаю?! Был здесь. Но куда-то делся». Мыслей в голове было много, но делиться ими с Коноваловым я пока не собиралась. Сидела молча и изображала загипнотизированного удавом кролика.

– Зайдем с другого бока, – почему-то смилостивился гад. – Вчера вечером, Сашенька, Антон Сиротин звонил по городскому телефону из этого дома. В Ярославль. Номер вашего телефона, Александра, – голос врага набирал обороты ярости, – отразился в памяти мобильного телефона Ирины Викторовны Сиротиной, находящейся сейчас в больнице. – И поднял брови. – Мне продолжать?

Я совершенно отупела от резкого прилива страха и даже головой не смогла помотать.

– Мне продолжать?! – с нажимом повторил Коновалов.

– Нет, – хрипло выдавила я.

Еще ни разу мой голос не сипел от волнения.

Сегодня, видимо впервые испугавшись по-настоящему, я осипла до невразумительного скрипения связок.

– Так где Антон, Сашенька? Куда ты его спрятала? Вчера он был здесь, звонил своей маме… Где он сейчас?

– Уехал, – проскрипела я. – В Ярославль.

– Да?! – поразился Коновалов. – И как же? На вертолете улетел? Вчера… – сосед достал записную книжку, – в 8.22 вы уехали из поселка и в 8.44 – браво, Саша, ты отличный водитель! – остановились невдалеке от дома моего бывшего бухгалтера Елизаветы Авросиной. Сюда вернулись уже в 9.45. Ах да, забыл предупредить, – усмехнулся вдруг Анатолий Андреевич, – мой «ягуар» снабжен системой спутникового слежения. Так вот, продолжу. Звонок из этого дома на мобильный Ирины Викторовны прошел в 9.51. Куда же, спрашивается, делся мальчик, Саша? Или скажешь – это ты звонила его маме? Отправила маленького мальчика одного на вокзал. Почти ночью. Позвонила его маме: «встречайте малыша» – и успокоилась. Так?

Я сидела на диване, скукожившись как древний кусок сыра, и от всей души ругала покойника Диму. Это благодаря его понтам у нас во всех помещениях, где стоят унитазы, повешены телефоны на стенки. Это муж-покойник любил на рундуке газеткой пошуршать и с друзьями пообщаться…

Ведь только оттуда, из совмещенного санузла, в 9.51 Антон мог позвонить маме! У мальчика закончились деньги на мобильнике, и он не нашел ничего лучшего, как засветить свое убежище – мой дом!

Но кто же знал, что Коновалов догадается стащить из больничной палаты сотовый телефон?!

Н-да… Крепко Лиза Авросина прищемила хвост господину Коновалову. Вон как любовничек старается…

– Что молчим, Сашенька?

– Думаю, – хрипло и честно призналась я.

– О чем? – мило осведомился гад.

– Об жизни.

– Хорошее направление, – согласился тот. —

Никогда не поздно.

От того, как прозвучали последние слова, я только судорожно сглотнула и еще плотнее сжалась в комок. Тон риторической фразы не предвещал мне ничего хорошего.

Анатолий Андреевич присел передо мной на корточки, протянул правую руку к моему лицу и согнутым указательным пальцем приподнял подбородок, заставляя глядеть ему в глаза.

– Так что он рассказал тебе, Сашенька? – спросил как будто с укором. – Что рассказал тебе мальчик, о чем поведал? – Казалось, гад издевается надо мной. Играет, как кот с мышонком. – Мне так не хочется портить такое красивое личико… Отдай диск и письмо, Саша. Отдай. И разойдемся по-хорошему…

– Да нет у меня никакого письма!! – со слезами воскликнула я. – Нет!!!

– Ай-яй-яй, – покачал головой Коновалов. – А диск? Или флешка. Ты вчера до глубокой ночи перед компьютером сидела. Что-то просматривала, да? Что-то чужое и интересное?

Вот сволочь! В окна подглядывал!

И я тоже хороша. Забыла, что окна кабинета на улицу выходят, а шторы не плотные, а сплошная фикция.

– Так, где письмо и диск, Саша? – гнул свое Коновалов. – Зачем так упираться? Ведь все равно отдашь. Только по-плохому.

Сверху, громко топая башмаками, спустился «почтальон». Засовывая в свою объемистую сумку какую-то электронную штуковину, обмотанную проводами, он покачал головой:

– Ком чистый. С электронной почтой не работала, ничего не отправляла. – Сказал, достал из кармана синей куртки сигареты и вышел на улицу.

– Вот и отлично! – обрадовался Коновалов и встал прямо. – Вот и здорово! Сашенька, вы моло… – не договорив, он вдруг запнулся на полуслове, быстро подошел к длинной тумбе с напитками и уставился на нее так, словно увидел на ней не винные бутылки, а банки с пауками. – А где… – сказал чуть слышно, развернулся, буквально перекручивая все тело, и заорал: – Часы где, тварь?!

И тут я испугалась до последнего предела. Как никогда в жизни. Смертельно. До сей поры все было игрушечно: угрозы, мой осипший голос… Я ожидала мордобития, но не смерти… А оказалось, что до настоящей жути мы еще не добирались.

Лицо Коновалова побледнело даже под загаром. Он подбежал ко мне, замахнулся…

От удара меня спас телефонный звонок. Он прозвучал как выстрел, рука мужчины застыла буквально в сантиметре от щеки. Хотя, казалось бы, как может «выстрелить» шаляпинское «эй, ухнем»?