Текст книги "Пушковое царствие (СИ)"

Автор книги: Оксана Ливанова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Пушковое царствие

Глава № 1

– Встать, суд идёт! – сказала помощник судьи и огромный зал Московского верховного суда дружно поднялся со своих мест. В помещение вошла судья в чёрной мантии, и когда она присела на свой стул, прозвучал сухой щелчок молотка об дощечку.

– Вот всегда мне нравилось смотреть, как они это делают – сказала Ольга Николаевна, которая сидела со мной рядом. Я улыбнулся. Мы уже «полгода» сидели в этом зале, и мне катастрофически этот звук надоел. Но так уж сложились обстоятельства, я был свидетелем всех этих преступлений. Сегодня, надеюсь, вынесут наконец-то вердикт над Ксенией Сергеевной, и она спокойно уедет в «ад». А мы наконец то начнём приходить в себя, и заниматься своими повседневными делами. Не скажу конечно, что мне не нравилось ездить в Москву за счёт государства, и что меня новое руководство больницы практически сразу сделало заведующим хирургического корпуса. Перемены в моей жизни были конечно положительные. Но эта уголовная «кутерьма», всё-таки мне изрядно надоела. Я внимательно посмотрел на Никиту, который сидел рядом со мной с левого бока. Он постоянно ездил со мной, не смотря на череду операций, которую я ему учинил. Вот и сейчас он сидел, прямо, с загипсованными запястьями, и смотрел на происходящее с широко распахнутыми глазами.

– Обезболивающее принял? – спросил я.

– Нет Александр Степанович, не буду. Мужик, потерплю – ответил Никита и демонстративно отвернулся, чтобы я не увидел у него гримасу боли на лице. Я повернулся к Ольге Николаевне, и кивнул в сторону Никиты.

– Взяла обезбол? – спросил я.

– Конечно, он не стал пить утром? Вот ведь упрямый. Сейчас…

Мама уговорила сына путём нехитрых действий. Никита обиженно сопел, и запивал таблетку водой. Я улыбался.

Привычно посмотрев на «клетку», в которой сидело «главное зло», невольно залюбовался. Красивое лицо, и упрямый взгляд, идеальная фигура.

– Встать, суд удаляется для принятия решения – снова произнесла помощница судьи, и я удивился, что незаметно провёл в своей привычной компании целых четыре часа.

Мы все дружно встали, и проводили взглядами судью.

– Наконец то, – сказал Серёга, который сидел на следующем ряду, возле нас, – я думал, мы ещё раз сто съездим в Москву, уже и квартирку нам присмотрел. А чего, мы все в должности повышены, можем себе позволить, да?

– Ой, Серёжа, может пирожок хотите? – спросила Ольга Николаевна, и снова открыла свою необъятную сумку.

– Едрит – Модрит, она опять за старое. Как ты в суд то пронесла пирожки? Вот ведь неугомонная – смеясь, сказал я.

– А чего такое? «Стражи» закона нелюди что ли? Все мои пирожки хотят кушать, я их давно подкармливаю, с самого первого заседания.

Мы грохнули все от смеха, и прокурор поднял кулак, чтобы мы это дело срочно прекратили. Наконец, дверь открылась, и мы привычно встали со своих скамей.

– Приговор Именем Российской Федерации … – начала судья. Я буквально захрапел. Ну терпеть не могу, когда они начинают сорок минут все статьи переворачивать и зачитывать. Я очнулся от сна только тогда, когда судья объявила, что Ксения Сергеевна приговорена к двадцати пяти годам лишения свободы. И ей дали последнее слово.

– Я не признаю себя виновной. Всё, что я делала, я делала во имя науки.

Мы все «опешили» в зале, но надо понимать, это её право, так думать. Конвой её увёл, и мы наконец то начали выходить из душного помещения.

Когда вышли на улицу, я в душевном порыве, обнял всех по очереди. И посмотрев в небо, сказал.

– А теперь все в ресторан, будем «кутить», пока наш самолёт не позовёт нас домой.

Дружная стайка моих друзей «плотоядно» улыбнулась, и мы направились гулять по Москве…

Глава № 2

Утро выдалось солнечным. Встав с первыми петухами, я счастливо потянулся и прибрав спальное место, рванул ухаживать за белой братвой, которая уже вовсю хозяйничала на кухне. Откусанный цветок герани на подоконнике, перевёрнутая миска с молоком, и лужи, которые были повсюду, это ещё пол беды. Но вот где действительно была проблема, так это шарики коричневого цвета в моей сумке. По всей видимости, братаны и сёстры решили, что это их туалет. Писали они везде, а вот какали исключительно в мой походный рюкзак. Поздравив себя с бестолковостью и безалаберностью к своим собственным вещам, я быстро навёл порядок, и покормил пушистых и хвостатых новых друзей. Потом взял полотенце, и вышел в сени. Умылся и побрился я быстро, и мне нестерпимо захотелось искупаться. Когда я прошлый раз к ней приезжал, то купался на озере, которое находилось недалеко от дома. Пять минут пешком. Я рванул туда, предвкушая наслаждение от прохлады воды. Лёгкой трусцой пробежал эти метры, увидел прозрачное, как стекло воду. Скинул с себя всю одежду, и оставшись «в чём мать родила», нырнул в воду. Какое счастье. Купался долго, с наслаждением. Нырял, плавал и повернувшись на спину, ловил солнечные лучи, которые так и норовили поймать меня и опалить глаза. Когда вышел на берег, словил себя на том, что замёрз. Долго плавал. В предвкушение горячего чая и пирогов с яблоками, быстро натянул на мокрое тело одежду, пошёл к дому. Посёлок уже вовсю жил своей сельской жизнью. Повсюду были слышны кудахтанье кур и мычание не доенных коров. Окрики хозяев животных и мерное постукивание топора об дерево. Люди приступили к своим обязанностям.

Подойдя к дому, я обернулся. Глотая чистый воздух деревни впрок, чтобы прочистить себя и запастись им на подольше, я решил тоже нарубить дров. У бабы Нюры была старенькая банька, и я решил истопить её, помыться. Пройдя в сарай, обнаружил топор и чурбачок, с помощью которого рубят дрова. Нарубив целую кучу, оттащил её ближе к бане, чтобы к вечеру истопить её, да пожарче.

Зайдя в дом, улыбнулся. Маленькие пушистые проказники такое натворили, что бедная Нюра не знала за что браться. И смеялась, и ворчала одновременно.

– Дима, ты посмотри, что натворили они. Кошмар какой – то. Бестии белые. И ведь не сделаешь ничего, маленькие они, бестолковые. С одним бы справилась, ну с двумя, а тут семеро. И ведь все одинаковые. Одного скинешь с подоконника, два других таких же тут же запрыгивают. У меня в глазах двоится, или уже троится. Давай, помоги мне их усмирить.

– Да как их усмиришь, баба Нюра? Они же котята. Им бесполезно внушать, что так нехорошо делать. Мне в рюкзак все семеро покакали. Я с утра стирал сегодня.

Она засмеялась, пожурила очередного котёнка, который тёрся возле её ног с требованием добавки молока, и одев платок на голову, ушла готовить завтрак. Я же, пересчитав их всех, нащупал свой телефон, и набрал номер Ольги. Нужно было успокоить хозяйку, что я их не украл, а просто взял нечаянно. Трубку она взяла с первого гудка.

– Доброе утречко! Простите сердечно, – начал говорить я, – вчера умыкнул вашу переноску с семерыми котятами. Готов искупить вину и принести вам ваших красавцев. Не велите казнить!

– Да что вы, Дмитрий. Это вы простите великодушно. Отдала вам переноску, и забыла совсем про неё. Домой пришла, хвать, а котят нет. Вот думаю дура, сейчас очень плохо всем будет. Ведь животных у вас никогда не было, небось поимели проблем – скороговоркой сказала она.

– Ну было немного, не без этого. Но они клёвые такие, белые. И конечно наглые совсем. Покакали в рюкзак, пописали везде и сожрали все цветы на подоконнике. Зато какие песни мне на ночь пели. Один осмелевший, меня даже лизнул. Ну и одна, сеструха его, два раза куснула. Ничего, вытерпели. Готов принести вам их, куда скажете.

– Давайте Дима, очень вам буду благодарна. Адрес сейчас смс пришлю – сказала она и нажала на отбой. Получив её адрес, я позавтракал, расспросил бабу Нюру, как пройти к этой улице, и пошёл собирать пушистую братию в путь – дорогу. Они сопротивлялись, залезать в переносной домик не хотели, и мне пришлось использовать все способы, чтобы хоть как-то их пропихнуть в переноску. Когда дело было сделано, я пошёл их отдавать. Мне было очень некомфортно по дороге. Как будто я иду на базар, продавать своего друга. Котята не мои, а я за сутки умудрился к ним «прикипеть». Так бывает.

Улицу нашёл легко, и к дому подходил совсем с мрачным настроением. Калитка уже была открыта, и я аккуратно зашёл в дом к Ольге, предварительно постучав костяшками пальцев об дверной косяк. Она вышла мне навстречу, вытирая руки об полотенце. Улыбнулась, и пригласила в дом. Я закрыл дверь, выпустил котят на воздух, и прошёл за ней на кухню. Она налила мне чайку, придвинула вазочку с конфетами, и сказала:

– Дима, вы очень хороший человек. Возьмите на воспитание двух котят. Они будут для вас проводниками – сказала она.

– Какими проводниками, Ольга? Куда? – испуганно спросил я.

– А вот вы возьмите, и узнаете. Не бойтесь, это не больно – улыбаясь сказала она.

– Я не боюсь, волнуюсь просто – ответил я.

– Не волнуйтесь, это то, что для вас предначертано. Мы не первые, мы не последние. Следуйте за ними, и всё будет хорошо. Да, вот ещё что. Она встала и вышла из комнаты. Вернулась она уже с большим чемоданом в руках. Положив его на пол, она открыла его и достала оттуда белоснежный пакет, в котором плотно была набита ткань.

– Что это? – спросил я.

– Это исподнее, для бабы Нюры. Она умрёт завтра. Не пугайся ничего, и не спрашивай меня ни о чём. Это неприлично будет, и не нужно ни тебе, ни мне. Похорони как положено, одень именно в то, что тебе сейчас даю. После смерти и похорон бабушки, девочку, которую тебе даю на воспитание, пусти в дом первой. На всех поминальных службах бери её с собой. Она будет смирно сидеть, обещаю. Мальчика оставь в доме, охранять. Так ты закольцуешь пространство, которое тебе понадобиться потом. А сейчас беги домой, плохо ей. Нужно вызывать врачей. С этими словами, она молниеносно схватила котят, и всучив мне их, развернула меня к двери. Я бегом побежал к дому.

Успел вовремя. Баба Нюра лежала на полу. Рядом с ней валялись котлеты. Меня порадовать хотела, испекла, пока я ходил котят отдавать. Я схватил телефон, опустился к ней на колени, и вызванивал скорую помощь. Ей под голову положил подушку, и собрал котлеты в миску. Мои подопечные беленькие котятки, правда, одну тут же «схомячили». Не стал мешать. Сел на пол, отметив про себя, что у бабы Нюры синие губы. Она была в сознании, глаза были открыты. Взяв меня за руку, она потихоньку начала говорить:

– У Ольги был? Исподнюю взял?

– Взял, только не надо торопиться. И ведь ты знала всё? И не расстраивай меня, не торопись «туда». Ты единственный мне родной человек. Не уходи – попросил я.

– Мне пора, Димочка. Я всё давно знала. У нотариуса была, в завещании тебе всё оставила. Дом твой, участок. И ты справку имеешь право взять о смерти, чтобы похоронить меня. Ольга там, в пакет положила сверху. Она давно тебя знает, я рассказывала ей о тебе. Она ждала встречи, вот и дождалась. То, что она тебе про котят рассказывала, выполни. Неукоснительно. Иди, скорой калитку открой – сказала она и закрыла глаза. Через секунду я услышал вой сирены.

Позже всё было как во сне. Её подняли с пола, положили на носилки, делали какие-то уколы прямо по дороге. Старый, усталый врач сказал мне, что у бабы Нюры «инфаркт». И уже оказывается не первый за этот год. От операции она отказывалась, и врач её уже хорошо знал. Взяв у меня номер телефона, он велел ждать его звонка.

Когда уехала машина скорой помощи, я устало присел на табурет в кухне. Откусил котлету, заплакал. Маленькая девочка запрыгнула ко мне на колени, а потом нагло залезла на стол. Села аккуратно на попку, и посмотрела мне в глаза. Я погладил её, и скормил ей остатки своей котлеты. «По-моему, маленьким котятам нельзя жареных котлет» – подумал я. Но моя подружка так не думала, и кушала с великим аппетитом. Её брат присоединился к ней, также проделав все манипуляции. Так мы и сидели втроём. Я горько плакал, а они ели котлеты.

Зайдя в комнату, я прибрал бардак, и открыл белый пакет, который мне дала Ольга. Там лежали вещи необычайной красоты, если можно в такой ситуации – это назвать красотой. Красивая женская сорочка, белоснежно – белая, с рюшами внизу. Платье расписное вручную серебряными нитями. Иконка, полотенце, свечка и бумаги от нотариуса. Я всё это перекладывал из сумки, и плакал. Не стеснялся себя, мне было так легче. Почему-то я сразу поверил Ольге, что баба Нюра умрёт. И уже готовился к этому. Прочитав официальные бумаги, я позвонил друзьям из детдома. Пообещав, что завтра они все приедут, я успокоился. Всё-таки с ними будет полегче всё это пережить. Потом забрал со стола котят, которые свернувшись калачиком преспокойно спали, пошёл определять их. Кто там девочка, а кто мальчик. Понял это путём нехитрых манипуляций. Девочку я пометил шёлковой розовой лентой, которую привязал ей на шею. Иначе в суматохе завтрашних событий, я могу перепутать, и взять мальчика. А Ольга велела девочку.

Весь день ждал звонка, но никто не позвонил. Поздно вечером, приехали друзья. Я был очень благодарен им, что они смогли выбраться сюда. Серёжа вообще из Крыма приехал, он там отдыхал с семьёй. Они все у меня были женаты. Один я бобылём остался, не смог найти себе подругу. Олег и Павел привезли гостинцы и водку. Сели, как в старые добрые времена на кухню у бабы Нюры. Когда нас выпустили из детдома, мы месяц у неё жили. Бюрократию по жилью перекантовывали. Заодно крышу ей подлатали, и крыльцо новое поставили. Когда ключи от квартир получили, периодически к ней всё равно «ныряли». Она всегда была рада.

– Ну что мужики, жахнем что ли? – спросил Павел.

– А чего не выпить за здоровье то? Бабули нашей. Да под её любимые котлетки – сказал Серёга и разлил по рюмкам водку. Посидели минуту, чокнулись хрусталём и выпили. Каждый из нас невесёлые думы думал, да сказать не решался. Наконец, Павел решился молчание прервать:

– Дима, а ты как своих мохнатых зверьков звать – величать прикажешь? Одинаковые, как будто в зеркало смотрят друг на друга. Симпатяги голубоглазые. Если бы под хвост не заглянул я из любопытства, никогда бы не понял, кто из них девочка, а кто мальчик.

– Не знаю, как назвать, не думал совсем, – начал я оправдываться, – событий хватало, вот и времени не нашёл. Может подсобите с именами?

– Чего тут думать, – подхватил беседу Олег, – Маруська да Васька, вот и все имена. По-моему, они чисто русской породы, «кряжского разлива», так сказать. Вот и назовём их по-русски.

На том и порешили. Выпив по ещё одной рюмке, начали укладываться на боковую. Мне тяжело было на душе, тревожно. Поэтому уложив друзей, вышел на крыльцо, в небо глянуть. На телефоне отражалось время: 00:15. Я удивился, что так поздно уже, и собрался идти в дом, но тут зазвучала мелодия. Посмотрев на дисплей, увидел незнакомый номер. Я ждал этого звонка, и боялся его, но брать трубку нужно:

– Алло, – сказал я осипшим от тревоги голосом, – кто это?

– Здравствуйте, это вас беспокоит из кардиологического отделения районной больницы № 7. Анна Владимировна Хмельницкая кем вам приходится? – строго спросил молодой женский голос.

– Я наследник не родственных связей, так она решила – ответил я.

– Поверенный значит? – снова спросила женщина.

– Можно и, так сказать. Что – то случилось?

– Да, умерла Анна Владимировна. Тридцать минут назад, не приходя в сознание. Обширный инфаркт, и операция не привела к выздоровлению. Мои соболезнования. За телом завтра приезжайте, после обеда. Центральный морг – сказал голос и нажал отбой. Я стоял как вкопанный, не зная, куда себя деть. Ведь догадывался, что так будет, но верить не хотел. На крыльцо вышел Олег. Прикурил сигарету, и внимательно на меня посмотрев, сказал:

– Дима, ты давай, не раскисай. Мы тебя хорошо знаем, ты мужик сердобольный. Услышали, что по телефону говоришь, так и поняли, что баба Нюра умерла. Когда забирать?

– Сегодня уже, после обеда. Как это всё делается то? – спросил я у друга.

– Сообразим завтра, не дрейфь. Идём ещё накатим, за упокой души её. И спать. Тяжёлый день предстоит нам всем.

Когда вошли в дом, я поискал глазами котят. Они стояли оба в сенях и смотрели своими огромными глазами прямо на меня. Я взял одного и другого и прижав их к своему лицу, тихо заскулил. Маруся слизывала мои слёзы со щёк, а Васька изо всех сил кусал мне нос, чтобы я не расстраивался, и обратил на него внимание. Они успокаивали меня своим писком и подвижной вознёй на моих ладонях. Друзья повставали со своих лежанок, и пошли разогревать ужин. Спать уже невозможно было, нужно готовиться к похоронам. Никто в упор не знал, как это делается, но на то мы и мужики, что знаем телефоны проверенных жизнью женщин. Поэтому друзья пошли звонить своим жёнам, а я решился на поздний звонок Ольге. Она взяла трубку с первого гудка:

– Дима, отмучилась баба Нюра? – спросила она.

– Как ты и предположила, случилось – ответил я.

– Я не предполагала, я знала. Усвой наконец и прими во мне правду эту. Про мой завет помнишь?

– Да, девочку возьму с собой везде. Помню. Только всего остального не знаю. Поминки там, похороны.

– За это не бойся. Соседка у бабы Нюры есть, через забор, иди сейчас туда. У неё крыльцо синим цветом выкрашено, не ошибёшься. Они подругами всю жизнь были, поэтому поможет тебе. Она женщина добрая, всему научит и участие примет в похоронах. Ей баба Нюра очень доверяла. И Маруську сейчас молоком не пои. Она котлет объелась, плохо будет. Маленьких неправильно кормишь, они начнут дорогу к «истокам» забывать, а этого делать им нельзя. Давай, держись, я приду завтра – сказала она и нажала отбой.

Второй раз за вечер я стоял «столбом». «Откуда она узнала, как я кошку назвал?» – думал я и продолжал пялиться в забор. Потом мысленно пнул себя под зад, и пошёл к соседке с синим крыльцом.

Глава № 3

Потом как-то завертелось всё, я и не понял половину. Моя задача состояла в оформлении документов и держание «марки» на лице. Маруся, которая у меня всё время была за пазухой, действительно вела себя тихо, как Ольга и обещала. Но вот я неимоверно страдал от её сидения там. У меня чесалось абсолютно всё. Живот, грудь, нос и даже пупок. Где бы я ни был, везде меня преследовал этот зуд. Но я терпел. Только позже, когда из морга привезли бабу Нюру, и я появился в доме, Ольга, которая уже пришла помогать моим друзьям и соседке с похоронами, взяв меня за руку, отвела в сарай, прихватив с собой льняное полотенце с кухни.

– Дима, ты чего растяпа какой. Совсем жизни не знаешь? – спросила она.

– Чего сердишься, Ольга? – обиделся я и засопев, почесал свой живот, – я что, каждый день с кошкой на животе по моргам гуляю по-твоему? Я вспотел весь, и мокрый до трусов, а мне с ней ещё два дня так ходить. Объясни по-человечески, зачем такой обряд нужен? Может хватит с нас мучений? И Маруське плохо, и мне. Дай отдохнуть.

– Нельзя никак, ты чего – начала суетиться Ольга и как-то странно начала себя вести. Схватила меня за край рубашки, потянула её вверх. Маруська вывалилась ей на ладони и обиженно замяукала. Та, недолго думая, обмотала мою талию льняным полотенцем, сделав такой незаметный кармашек, в котором только котёнок и мог поместиться. Туда и засунула Маруську. Я испытал облегчение. Полотенце приятно охладило кожу, и жара от кошки перестала жечь мне живот. Поблагодарив Ольгу, и не получив ни одного внятного ответа на все мои вопросы, я вздохнул, и пошёл в дом.

Деревенские женщины, которые суетились на кухне, мне показались очень уверенными в себе, и знающими, что где лежит. Не спрашивали ни о чём, а потихоньку разговаривали, расспрашивая про блюда, которые готовились на помин. Одна жарила блины, другая, достав мясо из холодильника, судя по запахам со сковородки, готовила гуляш. Третья мыла посуду, и следила одним глазом за огромной кастрюлей, в которой закипала вода. Я наблюдал за этим мирным процессом, и потихоньку приходил в себя. Баба Нюра на двух табуретках уже лежала в гробу, одетая в исподнее, и выглядела, как разукрашенная кукла. Я её не узнавал, и сидя возле гроба, тихонько клевал носом. Мои друзья суетились во дворе, колотили столы и скамейки из всего, что попадалось им на пути. Мы, детдомовские, жизнь знали со всех сторон, особенно с бытовой её стороны, и руками работать умели. У меня была своя «миссия», и я должен был её исполнить. Жарить на кухне не мог, колотить столы и скамейки тоже, и вообще, чувствовал себя совершенно не нужным в этих всех суетливых поминальных делах. Поэтому смирившись с ситуацией, просто охранял гроб и качал головой на все приветствия со стороны соседей, которые приходили семьями, чтобы посмотреть на усопшую, и так сказать, проводить её в другой мир.

Ольга периодически приходила за мной, разматывала полотенце, забирала Маруську, чтобы она могла посикать и покакать, а также поесть. Меня в этой ситуации никто не спрашивал, хочу ли я того же, что и котёнок. Поэтому я терпел, а она очень даже хорошо на мне пристроилась.

Прошёл этот день быстро, шумно и продуктивно. Ночью, усталые мужики сели за свежеструганный стол, и тихонько переговариваясь, курили в звёздное небо. Женщины принесли закуску и щи, заставили их поесть и выпить. «Спать не придётся, значит нужно сытно поесть и выпить, чтобы продержаться на ногах» – говорили они. Друзья мои как могли держались. Поели, выпили и легли на траву, рядом с домом, принеся из сарая соломы для тепла. Полежать, чтобы спина не «заломила». Я сидел возле гроба как приклеенный, и, по-моему, даже не моргал. В отличии от них, я вообще ничего не делал, и совершенно не устал. То поправлял на бабе Нюре платок, то иконка вдруг «поехала» на шёлковых лентах, то тапочек белый оказался снятым. Я за порядком следил, и дремал. Дремал и следил. В итоге, крепко заснул возле гроба, вместе с Маруськой, которая меня убаюкивала сытым урчанием. Проснулись мы с ней, когда соседский петух пропел песню свою утреннюю. Васька лежал у меня в ногах, а Маруська пыталась выбраться из полотенца, намекая мне, что сейчас она будет писать прямиком мне на живот. Я сам развязал полотенце, поставил её на землю и проследил за её утренними делами. Когда она закопала своё «сокровище», я взял её в ладонь, и засунул в кармашек полотенца.

Вышел на двор, вздохнул утренний воздух. Предстоит сегодня на погост бабу Нюру отнести, да проследить за всем. Напоить, накормить, и проводить всех. Я чувствовал в себе некую хозяйскую «нотку». Она всё хозяйство на меня оставила, помнила всегда, что я есть. И я вдруг размечтался. Как буду за курочками и петухами ухаживать, хрюшек заведу, кроликов. И так хорошо мне стало, что аж стыдно. Был «голь перекатная», и вдруг хозяйство мне на плечи легло. Десять соток, дом возле леса. И совершенно непонятные две особи белого цвета, кстати, тоже теперь в моём ведомстве. «По ходу, нужно увольняться с работы» – думал я. Пока суть да дело, думал и рассуждал про себя, народ начал подтягиваться к дому. Я снова, по приказу Ольги, сел возле гроба. Думать, почему ей подчиняюсь, было некогда. Хотелось одного. Чтобы всё закончилось, и я смог снять ненавистное мне полотенце, и наконец выпустить Маруську на волю. Она конечно милейшее создание, но как же жарко от её тельца.

Приехал автобус, загрузили гроб. Родственников у неё не было, поэтому соседи и мы, вот в весь похоронный эскорт. Привезли на кладбище, соседки поплакали, я тоже чуть – чуть глаза намочил. Больше нельзя было, иначе друзья мои уж больно подозрительно на меня смотрели. С детства «нюней» называли, потому что плакать любил. А я мужик, мне этого делать ну никак не положено. Вот и терпел при них. Закопали, сели все в автобус, поехали поминать. Во дворе столы уже накрытые стояли, и женщины таскали из кухни нехитрую еду. Кутью, блины, щи, да гуляш с картошкой. Винегрет принесли, пироги нарезали. Водку в пластиковые стаканы наливали, и в гранёные стаканы компот. Я внимательно на всё смотрел, и глазами искал Ольгу. Терпеть Маруську на животе было просто невозможно. Льняное полотенце грубо натёрло мне кожу, и там, где был шов на полотенце, уже образовались ярко – красные рубцовые образования. Я растирал пот, который тёк отовсюду из меня, и даже не заметил, как стёр полотенцем себе кожу до рубцов.

Наконец, когда все уже расселись, я увидел приближающуюся Ольгу. Та показала мне, чтобы я вышел из-за стола, и пошёл за ней. Так я и сделал. Когда вошли в сарай, она остановила меня, и вопросительно подняла бровь:

– Где кот? – спросила она.

– Сидел возле гроба, как велела. После, когда мы уезжали, я в туалете его запер. Когда вернулись, открыл, выпустил. Что не так? – спросил я.

Ольга ничего не сказала, а молча расстегнула мне рубашку, и сняв полотенце, забрала Марусю. Та начала пищать недовольно, а я с облегчением вздохнул, и сдёрнул с себя полотенце. И тут же застонал. Ольга внимательно осмотрела кожу, и улыбнулась.

– Хорошо всё, Дима. Молодец ты, да ещё какой. Никогда подобного ещё не видела, ты первый у меня такой – сказала она.

– Может всё-таки объяснишь мне, что происходит? Или я начну думать, что с ума схожу.

– Вечером, когда народ с помина проводишь, баньку истопи. Друзья с тобой попарятся, и ты их попроси в предбаннике мазь тебе достать, специальную, на верхней полке лежит. Баба Нюра её сама делала. Она рубцы тебе вмиг уберёт, и зуд прекратиться. А про всё остальное не время спрашивать, иди к людям, нехорошо и долго стоим – сказала она и вышла из сарая. Я опять молча подчинился, и ничего больше не спросил. Зачем это делать? Всё равно не ответит, только нервы себе испорчу.

Поминали бабу Нюру долго и умеючи. До «песняков» дело дошло. Пели конечно «чёрный ворон», но это делали со вкусом. Потихоньку смеялись, разговаривали и делились последними новостями. Для них для всех мы были городскими «однодневками», и не особо в свой круг пускали. Да мы и не рвались в этот круг втискиваться. Нам не место здесь было, чувствовали и понимали это. Но привыкли, если честно. Детдомовские ребята – это особая «каста» ненужных людей. На нас печать такая стояла. Незримая, но очень крепкая. Не нужен мамке – никому не нужен. Так распорядились «небеса». А про них роптать ни к чему. Прими как должное, и не жалуйся. Вот мы и привыкли к себе не приближать никого. Выпили, поели и Олег с Павлом и Серёгой пошли прилечь немного. Устали, надо думать. Я остался за столом, чтобы следить за всем, как велено. Это теперь мой дом, и хозяин здесь я. Соседи потихоньку ко мне начали с расспросами приставать, да разговаривать про планы мои. Объяснил им, что в планы входит «осесть» в посёлке их. Наверняка электрики и здесь пригодятся. Дом не буду бросать, хозяйство тоже. Когда всё объяснил, народ за столом начал мне дружбу предлагать. Я соглашался, соседи всегда должны быть рядом. Так положено, да и не скучно.

Вечер подходил к закату, и пора было прибираться. Женщины быстро убирали со стола, мужчины допивали водку под пироги. Несмотря на мрачный повод, предстоящая ночь не внушала никаких опасений или страхов. Всё было так, как и должно было быть. Хороший человек была баба Нюра, и помянули её хорошо. Когда калитку за народом закрыли, пошли в баньку. Тут то я своим рубцы и показал. Олег как увидел, аж к двери попятился.

– На кой ляд ты это полотенце на себя нацепил? Можешь мне сказать? – спросил он.

– Могу, велено так было – ответил я.

– Кем велено? – спросил Серёжа.

– Ольгой, которая мне Ваську с Маруськой отдала – снова ответил я.

– И чего, вот так вот просто нацепил, раскрасился до инфекции, и не расспрашивал ни о чём? – спросил Павел.

– Нет, не нужно расспросов устраивать ей. Бесполезно. Велено было полотенце одеть, и котёнка в кармашке держать. Вот так два дня и проходил. Достаньте мазь на верхней полке. Ольга сказала, баба Нюра сама её делала. Намазать надо, когда помоюсь – ответил я и пошёл купаться. Когда все попарились, нашли мазь, и намазали меня всего. Действительно, зуд прошёл мгновенно, и болеть перестало.

После баньки, всех клонило в сон. Пора было укладываться на боковую. Маршрутный автобус отходил из посёлка в семь утра, мужики собирались на нём уехать по домам. Мне не было в этом необходимости, я твёрдо решил, что останусь здесь. Как увольняться, и как продавать квартиру, это уже другой вопрос. Но жить я хочу именно здесь. Город не привлекал меня никогда, и вдруг мечта о собственном доме – развернула свои объятия. А значит, всё правильно. Да и баба Нюра была бы счастлива, что за её хозяйством кто – то присматривает. Не зазря же всё мне оставила. Значит – так тому и быть. Остаюсь. С этими мыслями, я и лёг спать.