Текст книги "Куклы во время шторма"

Автор книги: Оксана Кириллова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Часть 1. «Когда они уйдут, я останусь одна»

– О нет, – простонала я. Увлекательнейший детективный сон со мной в роли мисс Марпл был жестоко прерван.

Ну еще бы. Его будильник мог разбудить даже глухого. Глухотой он вроде никогда не страдал, да и спал обычно не так уж крепко, так что я не видела разумных причин ставить на звонок будильника именно этот адский трек. Лично я прекрасно просыпалась под Evanescence.

– Который час? – спросила я печально, перевернувшись на спину (обрывки сна тут же улетучились из памяти – говорят же, если хочешь запомнить, что тебе снилось, не меняй сразу положение тела).

Я уже знала, что он ответит.

– Семь утра, – отозвался Стас, протирая глаза.

– Ад, – констатировала я.

– Да, представь, есть на свете люди, которые встают до десяти, – уже почти одетый (как парни так быстро одеваются?), сообщил он язвительно.

На это я предпочла не отвечать. Неохота мне было еще препираться по поводу различий наших жизненных условий и установок.

– Завтракать будешь?

«Нет, нет, скажи "нет". Не хочу готовить…»

– М–м… наверное, нет. Надо бежать. Перекушу чем-нибудь на работе.

– Отлично, – не удержалась я.

– А дверь за мной кто закроет?

– Ой, ты уже готов? Сейчас… – С тяжелым вздохом я поднялась с постели.

– Вечером приеду, – сообщил Стас, приглаживая волосы.

– Слушай, я вечером родителей жду… и, возможно, они засидятся допоздна… – пробормотала я, завязывая пояс от халата.

– Могла бы уж не одеваться так тщательно, тебе предстоит путь из комнаты до коридора, а потом, подозреваю, обратно в кровать, – насмешливо произнес он, оставив без внимания мою реплику.

Я предпочла снова промолчать. Его плохое настроение – его проблемы, зачем ко мне-то цепляться.

– Ладно. Я позвоню, – пообещал Стас.

– Я тебе начала говорить: ко мне родители придут, поэтому…

– Понял я, переночую дома. До скорого.

– С ней сегодня связываться не будешь? – спросила я, когда он был уже в дверях.

Стас посмотрел на меня так, будто я задала вопрос вроде «а что, Наполеон уже умер?», и отрезал:

– Там все кончено.

В общем, ничего нового. Он говорил это в среднем пару раз в месяц – первые раз этак восемь я верила, но всему же есть предел.

Честно говоря, мне было все равно. Вначале, правда, иногда бывало жаль беднягу Стаса – случается же такое, человек совершеннейший однолюб, а его роковая любовь – первоклассная стерва, заботящаяся только о том, чтобы окружающие ни на минуту не смели забыть об ее персоне.

Она добивалась этого любыми способами – устраивала скандалы, совершала дерзкие, но глупейшие поступки… Например, однажды позвонила Стасу (и, как потом выяснилось, паре десятков подруг) и сообщила, что жизнь ей надоела, она намеревается распрощаться с ней и прямо сейчас стоит на подоконнике с удавкой на шее и горстью таблеток в ладони… или как–то так. Не помню точно, какой способ она избрала. Результат предсказуем: взволнованная толпа возле ее дома (удивительно, что никто полицию и «скорую» не вызвал), Стас врывается в квартиру (благо у него есть ключ) и «спасает» несчастную… Я уверена на все сто, что ничего делать с собой она не собиралась, но он по сей день считает, что сыграл решающую роль. Влюбленные частенько бывают необъективны…

Стас любил Аллу с семнадцати лет. То есть уже семь лет. Назвать то, что было между ними, постоянными отношениями у меня язык бы не повернулся… вернее, постоянными – может быть, но не стабильными. Расставались они раз пятьсот (не думаю, что эта цифра сильно преувеличена) – каждый раз, разумеется, навсегда… и – максимум на месяц. Да, точно, месяц – самый долгий срок, это было в прошлом году, Стас тогда в основном жил у меня и здорово мне надоел не только своим присутствием, но и бесконечными рассказами о том, как он ненавидит Аллу и какое счастье, что они все-таки разошлись, теперь уже окончательно. Если я не ошибаюсь, как раз историей с «самоубийством» та разлука и закончилась. Я вздохнула с облегчением.

Я понятия не имела, почему Алла не отпускала Стаса – любить она точно была не способна, влюбленность, подозреваю, если и была, то давно прошла… возможно, ей не хотелось терять верного пса, готового последовать за ней на край света – это не только льстило ей, но и выгодно дополняло ее королевский имидж. Да и кому бы такое не понравилось – на свете есть человек, который, как бы ты ни вытирала об него ноги, прибежит по первому зову и сделает для тебя что захочешь. Это даже просто выгодно.

Единственной слабостью, которую он себе позволял, была я. Алла обо мне догадывалась и однажды даже нашла мое сообщение в его телефоне (совершенно не нежное – кажется, там было только «ладно, приезжай»). Позвонив мне, она прошипела в трубку (Стас, видимо, спал): «Что у тебя с моим парнем?»

Не знаю, почему – я сразу поняла, что это она, причем не по формулировке вопроса, а по голосу, по тону: именно так я их себе и представляла. Она только произнесла «что», а я уже знала – это Алла Соколова, возлюбленная Стаса. Мы с ней тогда даже встретились в кафе. Классика: «Оставь его в покое, он мой». Правда, я отошла от избитого сценария и не ответила «пусть выбирает сам» и не «у нас любовь, а ты ему давно не нужна». Я сказала: «Ради Бога, забирай».

Алла была слегка ошарашена и, резко вскочив из-за столика, покинула кафе. Как выяснилось позже, о нашей встрече Стасу она не рассказала. Он знал только, что она обнаружила мою sms (не могла же она совсем уж упустить случай устроить скандал). Но, конечно, он ни в коем случае не должен был думать, что она опустилась до того, чтобы отбивать своего же парня у какой-то девчонки.

Потом они оба пропали из поля моего зрения на пару дней… после чего Стас появился на пороге моего дома с вещами. Это совершенно мне не понравилось. К счастью, уже через три дня все уладилось: и он, и вещи перекочевали обратно к Алле. Большую часть времени он жил у нее, иногда – у родителей. Но ссоры с ней он почему-то предпочитал переносить в моих объятиях.

Кто посмел бы обвинить его в этом? Разве что сентиментальные барышни, знающие о любви в основном из романов Барбары Картленд. Остальные бы точно поняли. Человек столько лет треплет себе нервы – нужна же ему отдушина.

Познакомились мы на улице. Банально, но мы жили недалеко (тогда еще он ночевал преимущественно дома, а не у Аллы), и тогда у нас еще совпадали графики: я ходила в университет – в основном к первой паре, он – на работу. С самого начала сентября, поступив на первый курс, я обнаружила, что в одно и то же время встречаю по дороге молодого человека, на вид лет двадцати, в черной джинсовой куртке, белоснежных кроссовках и всегда в наушниках. Со временем я даже научилась определять по нему, который час: если мы пересекались возле театра кукол, значит, у меня еще было время. Если на перекрестке – дело худо. А если не встречала вообще – значит, опоздала безнадежно.

Однажды он поднял голову и улыбнулся мне. Я была удивлена, потому что думала, что он меня не замечает – вечно угрюмо-сосредоточенный, поглощенный только своими мыслями и этой ужасной громкой музыкой, которая способна разбивать стекла своими децибелами (пару раз прошла с ним вровень и, услышав, ужаснулась). Улыбнулась в ответ.

Где-то с начала октября мы уже здоровались, а ближе к ноябрю остановились поболтать, как старые знакомые. Я его уже так и воспринимала, хотя ничего о нем не знала и, честно говоря, знать не хотела – просто он стал частью моей жизни… ну, как будильник с утра, как огромная доска в пятьдесят шестой аудитории, как блондинка из сериала, который смотрела мама по вечерам.

Из всего этого родилась довольно бестолковая дружба. Его откровения (в основном об Алле) и – вместе с тем – какая–то недоговоренность, неловкость; практически полное отсутствие точек соприкосновения – и его упрямое стремление общаться дальше…

В начале декабря, окончательно отселившись от родителей (не так уж далеко – в соседнюю квартиру, но все-таки я ведь стала самостоятельнее!), я встретила Стаса на улице и пригласила на новоселье. Честно говоря, не знаю, зачем – никакого праздника я не устраивала, так что мы были вдвоем, но я точно не ставила себе целью остаться с ним наедине. Если бы мы в очередной раз не столкнулись по дороге на работу и учебу, я бы вообще не вспомнила о нем. Все вышло спонтанно. И, как на грех, именно в этот день он в очередной раз рассорился с Аллой и горел желанием поделиться, поэтому согласился прийти с огромным энтузиазмом.

Я уже сама недоумевала, зачем приглашала Стаса. Был чудесный вечер пятницы, и я могла бы провести его в постели с чашечкой чая, любимой книгой и успокаивающей музыкой – вместо этого я должна была мчаться в магазин и покупать что-то к столу. Причем готовить я тогда почти не умела. Кончилось тем, что я купила большую пиццу и шесть маленьких пирожных. Решила, что этого вполне достаточно.

Мы засиделись допоздна. Половину холодной пиццы так и пришлось выбросить на следующий день, а до пирожных вообще дело не дошло. Тогда я еще не знала, что в стрессовых ситуациях у Стаса иногда пропадает аппетит (бывает, правда, и другая крайность, но пореже). Часов в одиннадцать ночи я спросила его, как он планирует добираться домой (да, нас разделяли от силы две остановки, но это не так мало, когда на улице ночь и уже не ходят маршрутки). Вместо ответа он приблизился и поцеловал меня с каким-то отчаянием. До этого он никогда даже за руку меня не брал, так что я была изумлена. В том же изумлении я пребывала и потом, гладя его спину под рубашкой одной рукой и нащупывая на лампе выключатель другой. «Знала бы – хоть надела бы красивое белье», – подумала я ошеломленно. Впрочем, Стасу все это было абсолютно безразлично – для него я была всего лишь «не Аллой», а это было уже прогрессом – и местью. То ли ей, то ли самому себе за эту мучительную любовь.

То, что происходило между нами с тех пор, казалось мне естественнее того, что было до этого. Наша «недодружба» вызывала у меня еле уловимое раздражение, а теперь хотя бы все было определенно. Я вообще во всем предпочитала ясность. На публику могла (и даже иногда любила) играть любые роли, но внутренне всегда хотела быть уверена, что вижу и знаю вещи такими, какие они есть.

Думаю, Стасу крупно повезло наткнуться именно на меня (я, не питая себя иллюзиями относительно собственной исключительности, была уверена, что у него просто назрела необходимость «завести кого-то на стороне» и по чистой случайности это оказалась я), потому что я никогда не воспринимала амурную сферу жизни слишком серьезно. Другая бы извела его требованиями бросить Аллу и переехать к ней, но мне это было совершенно не нужно. К тому же, я только что начала жить одна, и это оказалось так приятно – прямо по мне, – что я не собиралась так быстро лишать себя этого удовольствия. Да и отношения мне были на самом деле не нужны.

В шестнадцать лет у меня был парень. Единственный – мне хватило. Ничего плохого о нем не скажу – он меня обожал. Провожал и встречал, заваливал цветами и подарками, во всем пытался мне угодить… Он мне нравился, но его всегда было слишком много. И я так и не смогла убедить его, что не стану менее счастливой от того, что хотя бы пару минут меня не будут целовать и засыпать комплиментами и признаниями. Если бы я позволила ему что-то большее, чем поцелуи (а такая мысль у меня иногда проскальзывала), он вообще не дал бы мне жить, задушил бы своими восторгами и нежностью. Все это было очень мило, но, увы, не по мне. Расстаться с этим воздыхателем мне удалось с огромным трудом, и с тех пор я всячески избегала отношений: для романтических я была слишком сентиментальна, для чисто сексуальных – слишком хорошо воспитана… тогда я так считала.

Для меня все произошло довольно естественно, пусть и неожиданно. Я ничего от этого не теряла (кроме невинности, но какой от нее прок в восемнадцать лет?) и сразу знала, что будет дальше. С ним никогда не будет неловко, он всегда будет казаться почему-то «своим», подпускать его к себе не будет обременительно, а отпускать – тяжело. Правда, одного я не предсказала. Обнаружив, что наши встречи становятся регулярными, я дала нашим «отношениям» (если это можно было так назвать) месяца три. А прошло уже четыре года…

Четыре года. Ни с одним парнем, в которого я была бы влюблена, я не протянула бы столько. С моей стороны все держалось как раз на равнодушии к Стасу как к парню плюс легкой симпатии к нему как к человеку и нежелании что–то менять. Мне все это было даже выгодно: когда я хотела «отмазаться» от назойливого ухажера или убедить знакомых, что у меня все хорошо, я с почти чистой совестью говорила, что у меня есть парень. В остальное же время (для меня самой) его не было, чему я была рада. Никаких ограничений, ничего лишнего, живешь себе в свое удовольствие. Что ни говори, а больше всего в жизни я всегда любила не бороться с собой и миром, а плыть по течению и наслаждаться простейшими человеческими радостями: вкусом еды, запахом цветов, приятными мелодиями…

Стаса я тоже устраивала: и как «жилетка», и, видимо, как девушка. Вероятно, он считал мое появление закономерным и болезненным следствием своих страданий, но наверняка в глубине души ему было приятно иметь кого–то «в запасе». Это хоть немного уравновешивало эгоизм Аллы. В общем и целом, все было довольно гармонично. Даже то, что мы были абсолютно разными людьми – что ж, не было соблазна искать друг в друге «половинку». Это обнажало суть вещей и делало отношения совершенно безопасными для меня.

Пожалуй, единственным, что меня раздражало, был его злополучный будильник. Он заставлял меня буквально выпрыгивать в реальность из моих сладких снов, а я так любила поспать… особенно в последнее время, когда учеба в университете почти закончилась и занятия шли раза два–три в неделю и в основном часов с одиннадцати, а то и с часа. Кроме учебы, я ничем пока не занималась (справедливости ради замечу, что никогда особенно не занималась и учебой – так, ходила на пары и иногда выполняла задания, но без фанатизма). Подрабатывала иногда наборщицей на дому, чтобы не брать лишний раз деньги у родителей, но эта работа не требовала ранних подъемов, да еще под такую жуткую музыку. Я много раз говорила себе, что надо бы попросить Стаса сменить ее, хотя бы когда он у меня, но все время забывала сделать это заранее, а на мои утренние ворчания он не реагировал.

И вот – я снова была разбужена этим адским пением. Ну что ж, не страшно – зато я знала, что завтра этого не повторится. Проснусь под Evanescence и буду прекрасно завтракать в одиночестве.

«Пора и честь знать, в конце концов – он живет здесь уже пять дней», – подумала я, включая чайник и направляясь в ванную. Я не очень любила, когда он задерживался у меня надолго. Наверное, боялась, что когда-нибудь он захочет остаться.

В тот месяц, что мы жили вместе, я много раз намекала Стасу, что он не может просто так оставаться в моей квартире, даже платя за питание и проживание, но он машинально кивал и переводил все разговоры на то, как хорошо, что он ушел от Аллы (не ко мне, а именно – от нее). Я думала, что привыкла к нему, но это была сущая мука. Он разбрасывал всюду свою одежду, смотрел по телевизору спортивный канал именно тогда, когда я начинался мой сериал, съедал за раз приготовленный мной на три дня ужин (в тот раз аппетит к нему вернулся уже через пару дней после расставания с Аллой) – в общем, создавал кучу неудобств. Честно говоря, я уже начала понимать, почему Алла бывает такой истеричной. А потом, слава Богу, она «приняла эстафету», объявив о своем самоубийстве.

«Хоть бы она что-нибудь выкинула и в этот раз. И желательно поскорее», – подумала я. Сон никак не приходил вновь, и я была раздосадована.

Глава 1

Я встала, сделала себе маленький бутерброд с сыром (которым Стас, не пребывая в депрессии, ни за что бы не наелся – ему пришлось бы приготовить омлет, два бутерброда с ветчиной и еще, наверное, сбегать в лес и зарезать пару кабанов… слава Богу, если он был у меня – это, как правило, означало, что он в депрессии) и сжевала его с кофе под ненавязчивую музыку «Европы Плюс».

Особых планов на день не было, и я подумала о том, чтобы чуть попозже, когда это будет прилично, позвонить лучшей подруге, но быстро отмела эту мысль.

У нас с Жанной были особенные отношения. Честно говоря, я ее ненавидела, но это было сильное, крепкое чувство, постоянно нуждающееся в подпитке. Меня бесило, как она одевается (ну как в ее возрасте можно напяливать на себя все эти унылые вещи?!), как двигается (чересчур грациозно, точно она не человек, а эльф какой–то), как носит украшения (только дешевые колечки, причем по пять штук на одном пальце – и никаких браслетов, цепочек и бус). И взгляды Жанны на жизнь меня тоже откровенно раздражали. Она любила долго и обстоятельно рассуждать о том, как для человека важна семья и как он должен прогибаться под всех членов этой семьи, потому что в этом и есть смысл жизни. Родители уехали в другой город, общались с ней в основном по телефону, и в коротких разговорах с ними у нее не возникало необходимости «прогибаться», зато этот навык постоянно требовался ей в супружеских отношениях. Бедняжка вышла замуж в восемнадцать – за человека, который был старше ее на шесть лет и постоянно «гулял».

Она же сосредоточила все, по-моему, жизненные силы на том, чтобы родить ребенка. Пока почему-то не получалось, и с каждым годом Жанна зацикливалась на этом все больше и больше. Училась она заочно, не работала, домохозяйка из нее была никудышная – она даже яичницу не могла пожарить нормально, не пересолив ее и не уронив сковороду. Общались мы со школы, и там она тоже, мягко говоря, не блистала – ни в учебе, ни в компаниях. Подругой Жанна была и не хорошей, и не плохой – не поймешь. Могла не прийти ко мне на помощь, когда она мне сильно требовалась. Слава Богу, это случалось редко, но однажды, помнится, я, уже живя одна, сильно обожгла руку и не могла делать буквально ничего – ни убирать, ни готовить, ни даже голову помыть нормально. Родители были в отъезде, а Стас занимался Аллой, да мне и в голову не пришло бы ему позвонить. Я подумала, что логично будет попросить о помощи Жанну. Однако она, шумно посочувствовав мне по телефону, сказала, что дико занята. Но иногда стоило мне намекнуть о том, что у меня плохое настроение – и она тут же появлялась на пороге моего дома с тортом, вином и неуемной нежностью. Так что предугадать, выручит она тебя или нет, было сложно.

Лично я ее иногда выручала – без особой охоты, но с ощущением долга. Один раз помогла накраситься, когда муж поставил ей пару синяков на лице, а на следующий день должны были приехать ее родители, которые, разумеется, не были знакомы с изнанкой супружеской жизни дочери. Предлагала переночевать у меня, когда они ссорились, но она всегда отказывалась. Мол, это неправильная политика – бежать, чуть что не так. Надо поговорить, осознать свою вину и простить другого.

На мой взгляд, ее муж не производил впечатления тонкого человека, с которым можно обстоятельно обсудить любую проблему и найти оптимальное решение. Твердолобый, довольно тяжелый в общении, неулыбчивый тип. Даже на свадебных фотографиях ни разу не соизволил улыбнуться. Да и что это за событие? Подумаешь, свадьба. Думаю, он ее не очень-то и хотел.

Один вид Жанны пробуждал во мне кучу разнообразных эмоций, в основном отрицательных, но при этом мне хотелось видеть ее снова и снова. Может, мне просто не хватало острых ощущений? Или подруг? Не думаю. Их у меня всегда было навалом. Правда, это были скорее приятельницы, а не подруги – из тех, что с радостью составят тебе компанию в кино, кафе, на катке и даже на отдыхе… но вряд ли тебе захочется делиться с ними сокровенным. Я, впрочем, потребности в душещипательных беседах не испытывала. Когда на меня накатывало что-то такое, я никому не звонила – предпочитала послушать лирику или перечитать трогательную книгу.

Итак, идею позвонить Жанне я отмела. Не сегодня. Пойти куда-нибудь? Вряд ли. Лучше уж насладиться пока одиночеством. До вечера…

Родители действительно собирались зайти вечером, как я и сообщила Стасу. Правда, допоздна они никогда не задерживались – оба были «жаворонками». Но он-то об этом не знал. Он и знаком с ними не был – я проявляла чудеса конспирации и ни разу не дала им понять, что у меня периодически кто-то живет. Да, было сложно, но я справилась. Родители были в курсе, что у меня есть бойфренд, но даже не особенно настаивали, чтобы я им его показала – знали, что я не очень люблю распространяться о личной жизни. Для них было главное, чтобы я была счастлива – вот и все.

Отношения у нас, откровенно говоря, были довольно отстраненными. Разумеется, мы любили друг друга, но очень спокойной любовью, прекрасно выдерживающей многонедельные разлуки. Мы жили в соседних квартирах, но встречались не так уж часто. По крайней мере, сидеть друг у друга целыми днями не входило у нас в привычку. Как только они осознали, что я нормально справляюсь с хозяйством и разными бытовыми мелочами, они с легкой душой «отпустили» меня от себя. Конечно, помогали в случае необходимости – и деньгами тоже, – но в целом предоставили мне идти своим путем. Наверное, я была им за это даже благодарна.

Думаю, мама понимала мое стремление к одиночеству – она и сама была интровертом. То же самое было и у моей бабушки, и точно так же она жила с мужем в соседней от дочери и зятя квартире (в которой теперь обитала я), но общалась с ними крайне редко. Ко мне она и вовсе была равнодушна –родственные чувства бабушки проявлялись лишь в том, что она дарила мне на день рождения шоколадки или очень небольшие деньги «на мороженое». Иногда я думала, что, наверное, буду так же относиться к внукам. И мама – к моим детям. Ведь это передавалось у нас по женской линии. Мужчины в нашей семье куда более открытые люди. У моего папы вообще любимым занятием всегда было общение с людьми, с большим количеством людей. Зато дома, в компании замкнутой мамы, он, видимо, от них отдыхал.

Родители… «Надо бы что-то приготовить, – подумала я лениво. – В холодильнике есть замороженная свинина и несколько яиц. Значит, в принципе, можно отбивные… А на гарнир?.. Похоже, все–таки придется выходить…».

Мысль о том, чтобы одеться и выйти на мороз, была настолько отвратительна, что я даже поежилась. Но делать было нечего…

«Ну ладно, – утешала я себя, заправляя постель. – Когда они уйдут, я останусь одна». Наверное, не было на свете человека, который бы радовался такому столь же сильно.

Глава 2

– Ну вот, что я тебе говорил? Чушь все это. Она бы нас предупредила, это точно.

– Я думала… что ж, значит, в другой раз.

Этот приглушенный разговор родителей в прихожей я слышала из кухни, куда удалилась под предлогом того, что надо подогреть еду. На самом деле я давилась от смеха, потому что мама по непонятным для меня причинам пришла в нарядном платье, которое надевала только по большим праздникам, и с вечерним макияжем. Это было безумно мило – навести марафет, чтобы отправиться к дочери в соседнюю квартиру. Я думала, до такой степени официальности в отношениях мы еще не дошли – все же это был не званый ужин.

Папа оделся чуть менее парадно, но пришел не в спортивном костюме, в котором обычно ходил дома, а в легкой рубашке и джинсах. Что бы это ни значило, это было забавно. В принципе, я и сама надела самый приличный из своих халатов, но все-таки не коктейльное платье.

– Мама почему-то решила, что ты сегодня хочешь познакомить нас со своим парнем, – сообщил папа со смехом, входя ко мне на кухню. – М–м, как вкусно пахнет, дочка. Кажется… котлетами?

– Нет, пап, это свиные отбивные.

– Ух, здорово. Я уж испугался, что котлеты. Мы едим их уже четвертый день.

– Кто виноват, что их столько получилось? Сама не ожидала, – сказала мама.

– Не надо было брать столько фарша.

Я бы на это обязательно ответила «раз ты такой умный, готовь сам», но она сменила тему:

– Ида, так вкусно пахнет!

– Я сказал то же самое… – сообщил папа. – Так вот, мы уже второй день подряд наблюдаем, как из твоей квартиры по утрам выходит парень, и мама решила, что теперь он здесь живет и ты собираешься наконец-то официально его нам представить.

Только этого не хватало!

– Да нет, пап, он просто заходил в гости, – отозвалась я, включая микроволновку.

– Ну я же говорил – он просто у нее ночевал, – безапелляционно перефразировал отец, повернувшись к маме. – Подумаешь, невидаль какая – девчонке двадцать два года, она живет одна и несколько лет встречается с парнем – конечно, он иногда у нее остается. Хотелось бы когда-нибудь познакомиться, но если ты, Ида, пока не готова…

– Кхм. Да, – слегка смущенно отозвалась мама. – Значит, он здесь не живет?

– Нет, разумеется. Тебе добавить кетчупа к картошке, мам?

– Спасибо, если только совсем чуть-чуть…. Ладно. Когда соберешься нам его представить – предупреди заранее, хорошо?

– Конечно.

– Чтобы ты опять надела это платье, да? – ухмыльнулся папа.

Он все время безобидно подтрунивал над мамой, но она как правило игнорировала его реплики и никогда не смеялась. Вот и сейчас просто слегка поджала губы и повернулась ко мне:

– Идочка, давай я помогу тебе отнести чашки и тарелки.

Я облегченно вздохнула.

За столом родители в основном хвалили еду и вежливо расспрашивали про мою учебу и про то, как продвигается диплом. Он, разумеется, пока не продвигался никак (ненормальная я, что ли – в начале декабря думать о дипломе), но я с умным видом отвечала, что изучаю литературу и продумываю структуру работы. Это обычно «прокатывало» со всеми, включая преподавателей – по крайней мере, на первых порах (думаю, за неделю до защиты уже не помогло бы).

Потом папа начал рассказывать забавную историю, приключившуюся с ним на работе, и я смеялась, кажется, громче и дольше, чем того требовала история, потому что меня все еще веселил мамин наряд и то, что я сижу рядом с ней в халате и без макияжа.

– Кажется, в дверь звонят! – сказал папа вдруг, и я, перестав смеяться, прислушалась.

Позвонили еще раз (вернее, сразу три раза), и я помрачнела. Три звонка – это условный сигнал Стаса. Черт, что ему нужно? Я же сказала, что ужинаю с родителями!

– Сейчас. – Я выскочила из-за стола и ринулась в коридор.

Открыв дверь, я даже попятилась от неожиданности. То, что на пороге стоял Стас, как раз не стало для меня сюрпризом – поразило другое: в руках он держал внушительный букет цветов. У меня мелькнула мысль, что, наверное, с таким было сложно войти в лифт, особенно если он ехал в нем не один.

– Это еще что такое? – шепнула я, выйдя на лестничную клетку.

– Почему ты меня не впускаешь? – спросил он, обняв меня свободной рукой за плечи (букет он каким-то образом подхватил второй).

– Ты что, забыл? Я же тебе говорила, что…

– Знаю, что ты говорила. Цветы – твоей маме. Не находишь, что нам пора официально познакомиться?

Тут в прихожую вышел папа, и я, бросив на Стаса красноречивый взгляд, который должен был означать «не знаю, что ты задумал, но ладно, делай что хочешь», обернулась и весело произнесла:

– А вот и мой парень. Ты его уже видел, пап.

Глава 3

Платье и макияж явно не придали маме уверенности. Почти все время она молчала, нервно покусывая губы и то и дело хватая полупустой стакан сока, чтобы сделать пару глотков. Когда стакан опустел окончательно, она принялась вертеть его в руках. На Стаса она старалась не смотреть, но периодически изумленно поглядывала на букет, вазу с которым я поставила в центр стола.

Папа был, как обычно, более раскован: рассказывал что-то, шутил, спрашивал. Стас отвечал бойко и, кажется, чувствовал себя вполне комфортно.

– Сейчас вы нравитесь мне больше, чем вчера и сегодня утром, – заявил папа добродушно. – Если честно, тогда вы показались мне мрачным и замкнутым, а теперь я вижу, что ошибся.

«Разумеется, он был мрачным и замкнутым, потому что думал о ссоре с Аллой. Другой вопрос – почему сейчас он не такой. Если бы они помирились, он не пришел бы вовсе…» – подумала я и ощутила нетерпение: когда уже родители уйдут к себе и я смогу расспросить его как следует?!

– Я просто оба раза на работу опаздывал, – сообщил Стас. – И все равно нашел время заскочить к Иде…

– Брось, мы тут все взрослые люди, – перешел на «ты» отец. – Ясно, что ты у нее ночевал. Но, знаешь, Ида уже взрослая, так что я никого отчитывать за это не собираюсь.

– Тебе крупно повезло с родителями, ты в курсе? – повернувшись ко мне, Стас взял меня за руку и чуть ли не торжественно поднял наши сплетенные руки – так, что родители их видели.

Наверное, это должно было означать «мы пара, мы счастливы и никого не стыдимся». Интересно, зачем ему понадобилось все это изображать?

– Конечно, в курсе. – Я осторожно высвободила руку, будто чтобы подлить маме сок.

Она запротестовала, прижав к себе пустой стакан, и снова стала нервно вертеть его в руках. Да, с полным этот трюк бы не прошел.

– Так, говоришь, ты работаешь с первых курсов, – произнес папа оживленно. – Какой молодец! Получалось совмещать?

– Честно говоря, я много пропускал в институте, – признался Стас. – Полдня я всегда бывал на работе. Но в конце концов сессии сдавал. На «заочку» переводиться не хотелось – меня бы сразу в армию забрали…

– А что ж не забрали теперь? Ты сказал, уже два года как закончил…

– Теперь нельзя. У меня язва.

– Язва или «язва»? – Папа изобразил воздушные кавычки.

– Нет-нет, действительно язва. Неправильное питание и все такое…

– Беспокоит?

– Бывает…

Я заерзала на стуле. Стас никогда не говорил мне о язве. В принципе, я даже не спрашивала, почему его не забрали в армию. Только кивала, когда он сообщал, что в очередной раз идет в военкомат с какими-то справками. Может, он рассказывал, но я прослушала? А что, очень возможно. «Неправильное питание» – это неудивительно. Не сомневаюсь, что у Аллы руки растут не из того места. Готовить – да что вы, она вообще выше этого, да и маникюр же можно испортить. Раньше он жил в основном у родителей, они наверняка кормили его нормально.

«Бедняжка, надо будет как-нибудь сварить ему диетический суп, что ли…» – подумала я.

– Ну ладно, уже поздно, пора и честь знать, – заметил папа внезапно.

– Половина десятого, – удивленно посмотрев на часы, сказал Стас.

– Да, уже поздно, – повторил папа.

– Мы рано ложимся, – вставила мама робко. – К тому же, завтра на работу. И вам, наверное, тоже.

Ну вот, теперь он знает, что они «жаворонки» – дай Бог, чтоб не вспомнил, что я говорила ему, будто они могут засидеться допоздна. Не в первый раз, кстати, говорила.

– Да, верно. Мне тоже пора домой. – Стас поднялся, и я изумленно глянула на него.