Текст книги "Южный бунт. Восстание Черниговского пехотного полка"

Автор книги: Оксана Киянская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Впоследствии, когда Южное общество было разгромлено, против Пестеля было предпринято особое расследование; Пестеля обвиняли в служебных преступлениях. Разбирательство это тянулось долго: начавшись в феврале 1826 года, оно надолго пережило главного обвиняемого и завершилось лишь в 1832 году. Сумма, на которую были заявлены казенные и частные «претензии» на Пестеля, составляла около 60 тысяч рублей ассигнациями. По тем временам это была немалая сумма.

И если гипотетически предположить, что полковник был бы оправдан по делу о тайных обществах, то по результатам этих расследований он неминуемо лишился бы полковничьих эполет и надел солдатский мундир: в 1820 году за растрату в два раза меньшей суммы был разжалован из полковников в рядовые известный декабрист Флегонт Башмаков, за получение взятки в 17 тысяч рублей лишился своей должности главнокомандующий 2 армией Л. Л. Беннигсен[120]120
  ВД. Т. VI. М.; Л., 1929. С. 364.


[Закрыть]. Растраты в армии, в том, конечно, случае, если они становились известны начальству, карались жестоко.

Сразу оговорюсь: полковник Пестель никогда не был банальным расхитителем казенных средств. Хорошо известно, что он нередко жертвовал для полка и собственные деньги. Так, его приказ по полку от 7 ноября 1822 года гласил: «От суммы, предназначенной для винной и мясной порции… осталось 3,760 рублей, в каковой сумме начальство не требует никакого отчета.

Получено еще 1,080 рублей процентных денег из ломбарда… Сие составляет всего 4,840 рублей, к коим, сверх того, прибавляю я еще собственных своих 60 рублей для круглого счета; почему общий сей итог и будет 4,900 рублей.

Стараясь всеми мерами содействовать к лучшему устройству солдатской собственности, предписываю г.г. ротным командирам записать сии деньги в ротные экономические книги в приход»[121]121
  Плестерер Л. История 62-го пехотного Суздальского полка. Белосток, 1903. Т. 4. История Суздальского (1819–1831) и Вятского (1815–1833) пехотных полков. С. 188.


[Закрыть].

Архивные документы дают возможность сделать другой вывод: Пестель не делал различия между собственными и полковыми суммами. А поскольку полковые суммы были на несколько порядков больше его собственных, то и «расход» по полку оказался на несколько порядков выше «прихода». Нужды заговора, как показало время, требовали больших затрат.

Финансовая деятельность Пестеля в полку была практически бесконтрольной. Созданный в 1811 году специальный орган – Государственный контроль – был не в состоянии проверить отчетность каждой воинской части[122]122
  Подробнее о системе контроля за военными расходами в начале XIX века см.: Тиванов В. В. Финансы русской армии (XVIII – начало XX века). М., 1993. С. 82–89.


[Закрыть]. Командир же 18-й пехотной дивизии князь Александр Сибирский, имевший право финансовой ревизии в полках, по ряду причин (о которых речь ниже) вовсе не был заинтересован в разоблачении полковника. Естественно, не требовал отчета от Пестеля и генерал-интендант Юшневский.

Финансовые операции командира вятцев были однотипными: используя свои связи, не останавливаясь перед дачей взяток, Пестель ухитрялся по два раза получать от казны средства на одни и те же расходы: на амуничное, ремонтное и иное хозяйственное довольствие полка.

Первый известный случай такого рода относится к маю 1823 года. Тогда командиру вятцев было выдано из Киевской казенной палаты 4915 рублей – «за купленные им материалы для сооружения в м[естечке] Линцы экзерцицгауза, склада и конюшен для полковых лошадей». А несколько месяцев спустя – 6 сентября 1824 года – на те же нужды Пестель снова получил внушительную сумму: 3218 рублей 50 копеек[123]123
  Мiяковский В.В. Повстання Чернiгiвського полку // Рух декабристiв на Українi. Харкiв, 1926. С. 16.


[Закрыть]. Естественно, что не все вырученные деньги достались полковнику: 1000 рублей ему пришлось отдать секретарю киевского губернатора Жандру в качестве взятки.

Согласно законам Российской Империи, и в том числе принятому в 1815 году «Учреждению для управления большой действующей армией», снабжение войск обмундированием, снаряжением и деньгами для его приобретения осуществлялось централизованно. За снабжение отвечал особый государственный орган – комиссариат (комиссариатский департамент), в задачу которого входило также обеспечение армейских чинов жалованием. Исполнительными структурами комиссариата были комиссариатские депо, которые, в свою очередь, состояли из комиссариатских комиссий, ведавших конкретными статьями армейского довольствия.

После окончания войны 1812 года пехотные армейские корпуса были прикреплены к определенным – ближайшим к местам их дислокации – комиссариатским комиссиям, и только из этих комиссий обязаны были получать амуницию и деньги. Отношения армейских соединений с этими комиссиями регулировались Высочайшими указами: последний перед назначением Пестеля на должность командира полка такой указ датирован декабрем 1817 года[124]124
  Полное собрание законов Российской Империи (далее – ПСЗРИ). Собр. I. СПб., 1830. Т. 34. № 27.173.


[Закрыть]. Согласно ему входивший тогда в состав 22-й пехотной дивизии Вятский полк должен был получать средства из расположенной в украинском городе Балта Балтской комиссариатской комиссии.

Однако два года спустя произошло крупное переформирование и передислокация войсковых частей, и Вятский полк оказался уже в составе 18-й пехотной дивизии. Закон же, как это нередко случалось в России, изменить забыли: хозяйственное довольствование полка стало производиться как из Балтской, так и из Московской комиссариатской комиссии. Это привело к страшной путанице и, благодаря отсутствию контроля, создало широкое поле для всякого рода злоупотреблений.

Согласно материалам расследования по Вятскому полку «отпущенные Комиссией Московского Комиссариатского депо амуничных и в ремонт за 1825 г[од] 6000 руб[лей]» были выданы полку незаконно, «потому что на таковую потребность на тот год отпустила и Балтская комиссия».

Та же Балтская комиссия отпустила полку в 1825 году «несвоевременно и по ее произволу» 5000 рублей – «в счет жалованья» полковым чинам. Выплата произошла на несколько месяцев раньше установленного законом срока, и у следователей не осталось сомнений в том, что «произвол» этот был лишь частью аферы, подобной двум предыдущим. Если бы полковник Пестель не был арестован в середине декабря 1825 года, в срок жалованье было бы выдано снова. Тогда, по мнению следователей, эти деньги остались бы вне поля зрения «инспектора, осматривающего полк»[125]125
  РГВИА. Ф. 14057. Оп. 16/183. Св. 634. Д. 88. Л. 25–25 об.


[Закрыть].

Только благодаря этим трем однотипным операциям – 1823 и 1825 годов – Пестель получил «чистыми» 14 218 рублей 50 копеек.

С помощью этих денег командир Вятского полка пытался подкупить (и достаточно успешно) своих непосредственных начальников: командира 18-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта князя Сибирского и бригадного начальника, генерал-майора Петра Кладищева.

На допросе в Следственной комиссии хорошо осведомленный в делах тайного общества подпоручик Бестужев-Рюмин признавал, что заговорщики твердо верили в поддержку восстания силами 18-й пехотной дивизии, «которую надеялся увлечь Пестель со своим полком»[126]126
  ВД. Т. IX. С. 83.


[Закрыть]. О природе этих надежд историки никогда не задумывались; между тем, только двое из шести полковых командиров этой дивизии (Пестель и командир Казанского пехотного полка полковник Павел Аврамов) состояли в тайном обществе.

И надежда на всю дивизию в целом могла возникнуть лишь в одном случае: если заговор готов был поддержать князь Сибирский – дивизионный командир.

В фондах Российского государственного военно-исторического архива сохранилось «Дело о подозрительном письме генерал-лейтенанта князя Сибирского к г[осподину] Заварову насчет поспешнейшей высылки денег 15 т[ысяч] рублей для пополнения суммы, недостающей в Вятском пехотном полку». Письмо это было написано Сибирским в феврале 1826 года – именно тогда, когда в связи с доносом Майбороды в Вятский полк была прислана специальная ревизия. Оно было вскрыто на почте, и его содержание оказалось достойным того, чтобы обратить на себя внимание высшего армейского начальства.

«Мне непременно надо 15 т[ысяч рублей], дабы быть покойным и отделаться от неприятностей, – писал Сибирский своему поверенному в делах. – Вы не знаете, может, что Пестель уже лишился полка, и он наделал по полку много нехорошего, много претензий на нем. И если ты, любезный, не поторопишься собрать сию сумму, то я могу лишиться дивизии… Бога ради, присылкою денег ты спасешь меня; хотя я и разорюсь, но что делать, честь моя не постраждет»[127]127
  РГВИА. Ф. 36. Оп. 4/847. Св. 18. Д. 203. Л. 1.


[Закрыть].

В ходе расследования, проведенного в штабе корпуса, оказалось, что 29 июля 1825 года князь Сибирский взял из артельной кассы Вятского пехотного полка 12 тысяч рублей – внушительную сумму. Деньги эти были выданы князю лично Пестелем: еще в 1822 году он издал приказ по полку, согласно которому распоряжаться артельными суммами без его ведома никто не имел права[128]128
  Плестерер Л. Указ. соч. С. 182.


[Закрыть]. Предпринимая комбинацию с артельными деньгами, Пестель и Сибирский позаботились о соблюдении внешних приличий. Сибирский написал «повеление» «о получении сей суммы», и о том, что деньги эти предназначены для «определения» в ломбард.

Правда, за полгода, прошедших до ареста полковника, он ни разу не поинтересовался судьбою этих денег, впоследствии же ведавшая подобными вкладами экспедиция сохранной казны Санкт-Петербургского опекунского совета отозвалась полным неведением о них.

Согласно документам командир бригады Кладищев вынужден был в июне 1827 года внести шесть тысяч рублей в счет амуничных денег Вятского полка[129]129
  РГВИА. Ф. 36. Оп. 4/847. Св. 18. Д. 203. Л. 17 об., 7, 5, 25; Ср.: Ф. 395. Оп. 85. 2 отд., 4 ст., 1830. Д. 1037. Л. 1.


[Закрыть]. По некоторым сведениям, Пестеля и Кладищева связывали не только «деловые отношения», но и личная дружба. У Пестеля и его бригадного генерала была возможность постоянного ежедневного общения: штаб бригады, как и штаб Вятского полка, находился в Линцах[130]130
  ВД. Т. XIX. С. 430–431. Ср.: Лорер Н. И. Указ. соч. С. 78.


[Закрыть].

И к концу своей деятельности заговорщика Пестель мог быть полностью уверен в том, что дивизионный и бригадный командиры не смогут эффективно противиться будущей революции.

* * *

С 1824 года главным помощником Пестеля в его финансовых операциях стал капитан Вятского полка Аркадий Майборода, принятый своим командиром в Южное общество и впоследствии предавший заговор.

Аркадий Иванович Майборода, происходивший «из дворян Полтавской губернии Кременчугского уезда», вступил в службу рано, 14 лет от роду. Учебных заведений он не заканчивал, и начал свою карьеру в качестве юнкера в армейском полку. Всю жизнь он оставался крайне необразованным человеком. «Российской грамоте читать и писать и арифметику знает», – гласит его послужной список. Судя по всему, этим исчерпывались его познания в науках. Документы, написанные рукою Майбороды, и в том числе его знаменитый донос, поражают своей безграмотностью.

В Отечественной войне и заграничных походах Майборода не участвовал – очевидно, по молодости лет. Поэтому за годы войны никакого продвижения по службе он не достиг: только прослужив пять лет, стал армейским прапорщиком. Итог первого этапа его службы разительным образом отличался от итога службы Пестеля. Пестель вступил в службу лишь на девять месяцев раньше Майбороды, но у него за плечами были уже Пажеский корпус и война – и поэтому к 1817 году был уже штабс-ротмистром Кавалергардского полка и кавалером пяти боевых орденов[131]131
  РГВИА. Ф. 395. Оп. 324, 5 отд., 1819. Д. 247. Л. 2; Оп. 22, 1 отд., 2 стол, 1833. Д. 892. Л. 7; Там же. Оп. 278, канц., 1842. Д. 549. Л. 3 об, 4 об.; Там же. Оп. 278, канц., 1842. Д. 549. Л. 3 об. – 4, 5. См. также: ВД. Т. IV. С. 8–9.


[Закрыть].

В Вятском пехотном полку, которым командовал полковник Пестель, Майборода появился 24 мая 1822 года[132]132
  РГВИА. Ф. 395. Оп. 278, канц., 1842. Д. 549. Л. 5.


[Закрыть]. Рекомендовал штабс-капитана Пестелю поручик-заговорщик Николай Басаргин, который считал Майбороду отличным знатоком «фрунтовой науки». Впоследствии Басаргин всю жизнь не мог простить себе этой рекомендации[133]133
  Басаргин Н. В. Указ. соч. С. 77–78.


[Закрыть].

Карьера Майбороды сразу пошла в гору: он получил под свою команду 1-ю гренадерскую роту и в апреле 1823 года стал капитаном. Осенью того же года за удачное участие 1-й гренадерской роты в Высочайшем смотре Пестель представил его к награде. Майборода получил первый в своей жизни орден – Св. Анну 3-й степени[134]134
  РГВИА. Ф. 395. Оп. 278, канц., 1842. Д. 549. Л. 5, 10.


[Закрыть]. Еще через некоторое время – в августе 1824 года – Пестель принял Майбороду в тайное общество. Полковник искренне полюбил капитана: об этом свидетельствует, в частности, составленное Пестелем в конце 1824 – начале 1825 года завещание. В завещании часть своих личных вещей он оставлял Майбороде[135]135
  Пестель П. И. Завещание // Красный архив. 1925. Т. 6 (13). С. 320.


[Закрыть].

Впоследствии в своем знаменитом доносе на высочайшее имя Майборода утверждал, что сознательно вступил в общество для того, чтобы предать его правительству. Однако историки весьма скептически относятся к этому его утверждению: показания членов Южного общества на следствии рисуют капитана ревностным заговорщиком, искренне преданным своему начальнику по заговору[136]136
  ВД. Т. IV. С. 59–69 – показания поручика Вятского полка М. П. Старосельского от 25.12.1825 г.


[Закрыть]. Он, например, помогал Пестелю наблюдать за настроениями офицеров в полку, изобретал пути добычи денег для «общего дела» и даже привез своему шефу из Тулы духовое ружье, которое Пестель планировал пустить в ход в случае начала революции[137]137
  Волконский С. Г. Указ соч. С. 380; ВД. Т. IV. С. 51–52, 192.


[Закрыть]. По словам командира Вятского полка, Майборода всегда оказывал ему «большую преданность»[138]138
  ВД. Т. IV. С. 52.


[Закрыть].

Другую версию причин доноса Майбороды излагают многочисленные мемуаристы. Так, например, Н. В. Басаргин замечает: «В 1825 г[оду] он (Майборода. – О.К.) отправлен был Пестелем в Москву для приемки из комиссариата вещей и каких-то сумм. Промотав там деньги и видя, что ему предстоит гибель, он решился на донос»[139]139
  Басаргин Н. В. Указ. соч. С. 78. Ср., напр., Трубецкой С. П. Указ. соч. С. 229.


[Закрыть]. А весьма информированный князь Волконский в своих воспоминаниях рассказал эту историю подробно: «Постепенно входя в доверие, он (Майборода. – О.К.) сделался близким к нему (Пестелю. – О.К.) человеком и высказал ему, что если он ему поручит прием комиссариатских вещей и выхлопочет получение оных и заготовление многих заказов для полка в Москве, то все это будет сделано выгодно им в лучшем виде. Пестель обделал, что прием вещей был назначен прямо из Московской комиссии, где удобно можно сойтись с подрядчиками и сделать вольные заказы. Это поручение было Майбороде дано, но впоследствии оказалось, при возврате его, что все обещанное им не исполнено по ожиданиям, и в полученных деньгах Майборода не мог дать надлежащего отчета и потому следовал к законной каре»[140]140
  Волконский С. Г. Указ. соч. С. 380.


[Закрыть].

Мемуаристам вторят историки: по их мнению, мотивами, побудившими Майбороду сделать донос, были «невозможность отчитаться в истраченных казенных деньгах» и «опасение быть преданным суду за злоупотребления в бытность приемщиком вещей от Вятского полка из комиссии Московского комиссариатского депо, о которых узнал Пестель»[141]141
  Троцкий И. М. Ликвидация Тульчинской управы Южного общества // Былое. 1925. № 5 (33). С. 53; Плестерер Л. Указ. соч. С. 211.


[Закрыть].

Между тем, для того, чтобы правильно оценить обстоятельства этого доноса, мало знать, что его причиной действительно было некое финансовое злоупотребление Майбороды и что оно случилось «в бытность» капитана «приемщиком вещей» из комиссии Московского комиссариатского депо. Важно понять, что это была за командировка, и какие надежды на нее возлагал сам Пестель.

И мемуаристы, и историки ошибаются, когда говорят о том, что из комиссии Майборода должен был получить лишь вещи для полка. Капитан должен был получить не только вещи, но и деньги, шесть тысяч рублей, – и это была одна из тех трех крупных внешних финансовых операций Пестеля, сведения о которых дошли до нас. Операция эта получила в официальных документах название «предмет о 6-ти тысячах».

Появившись в Москве в начале 1825 года, Майборода предъявил в комиссариатскую комиссию подписанный полковым командиром вятцев и датированный 27 октября 1824 года рапорт следующего содержания: «По случаю болезни полкового казначея командируется избранный корпусом офицеров и утвержденный дивизионным начальником за казначея капитан Майборода, которому покорнейше прошу оную комиссию отпустить все вещи и деньги, следуемые полку против табели, у сего представляемой».

Рапорт этот, сохранившийся в материалах полкового следствия, содержал неверные сведения: полковой казначей капитан Бабаков в этот момент не был болен, он находился в Балтской комиссии, где тоже принимал для полка деньги. Очевидно поэтому, что никакой «корпус офицеров» Майбороду «за казначея» не избирал, поехал же капитан в Москву по прямому приказу Пестеля и с ведома дивизионного командира, князя Сибирского.

«Майборода, – сообщается в “окончательном” докладе по этому делу, подготовленном в 1832 году Аудиториатским департаментом, – явясь в Московскую комиссию, получил от оной сукно и краги; а как Пестель по той ведомости требовал и деньги, то Комиссия, не имея разрешения от своего начальства на отпуск оных, выдала однако же Майбороде 9-го февраля 1825 года 2000 рублей, но выдачею прочих денег остановилась»[142]142
  РГВИА. Ф. 14414. Оп. 10/291. Св. 292. Д. 605. Л. 412 об.


[Закрыть].

Отправляя Майбороду в Москву, Пестель приказал ему в случае какой-либо заминки, связанной с отказом выдать деньги, немедленно забирать полковое требование и возвращаться назад. Однако капитан приказа не исполнил и, «будучи не удовлетворен во всем по табели и ведомости, жаловался о том бывшему генерал-кригс-комиссару Путяте»[143]143
  РГВИА. Ф. 14414. Оп. 10/291. Св. 292. Д. 605. Л. 305, 341, 337, 310 об.


[Закрыть].

Василий Иванович Путята, возглавлявший в 1821–1822 годах Московскую комиссариатскую комиссию, а затем руководивший комиссариатским департаментом Военного министерства, был, скорее всего, старым знакомым Пестеля. По крайней мере, точно известно, что в конце 1810-х годов Пестель и Путята состояли в одной масонской ложе – ложе Трех добродетелей[144]144
  Серков А. И. Русское масонство. 1731–2000. Энциклопедический словарь. М., 2001. С. 636, 674, 1103, 1104.


[Закрыть].

Кроме того, генерал-кригс-комиссар был отцом известного пушкинского приятеля и литератора Николая Путяты. В показаниях Майбороды сохранилось любопытная подробность: перед отъездом Пестель давал ему «наставления», как себя в Москве вести. При этом командир полка заметил, что генерал-кригс-комиссар «всегда был к нему ласков». А на вопрос Майбороды «не принадлежал ли и он к тайному обществу», ответил: «Нет, сын его наш»[145]145
  ВД. Т. IV. С. 77.


[Закрыть].

Получив жалобу Майбороды, Путята-старший отдал приказ незамедлительно выдать недостающие суммы.

«Почему Московская комиссия к прежде отпущенным 9-го февраля двум тысячам рублям, выдав Майбороде 16-го марта 2000 рублей и 1-го апреля еще 2000 рублей, донесла о том 30 апреля 1825 года Комиссариатскому департаменту и уведомила того же числа Пестеля и Балтскую комиссию; но сия, до получения еще такового уведомления, и именно 26-го февраля того года, по вступившему в оную от Пестеля рапорту, те же ремонтные и амуничные деньги на 1825 год, всего 4759 рублей, 18 ³/₄ коп[ейки], отпустила полковому казначею Бабакову. По сему одни и те же деньги по требованиям Пестеля выданы из комиссии двойным числом»[146]146
  РГВИА. Ф. 14414. Оп. 10/291. Св. 292. Д. 605. Л. 412 об. – 413.


[Закрыть].

Однако деньги из Московской комиссии до Пестеля не дошли: Майборода их попросту присвоил. В этом едины и официальные документы следствия, и мемуары, и свидетельства военного историка Л. Плестерера, работавшего с исчезнувшими уже в ХХ веке материалами полкового архива вятцев[147]147
  Плестерер Л. Указ. соч. С. 211.


[Закрыть].

С точки зрения обыкновенной человеческой логики присваивать эти деньги было весьма глупо. Майборода по службе был полностью зависим от Пестеля, при этом полковник давал ему немало возможностей для карьерного роста. Кроме того, если бы победила замышляемая Пестелем революция – карьере Майбороды позавидовали бы многие. Растрата же означала крах всех его надежд.

Но и для Пестеля эта растрата означала большие неприятности. Опасаясь, что отсутствие денег из Московской комиссии будет вскрыто на инспекторском смотре, командир полка уговорил нескольких офицеров подписать вместе с ним полковую книгу, в которой содержалась запись о «наличии» этих денег. Согласились на это десять офицеров-вятцев, сослуживцев Пестеля[148]148
  РГВИА. Ф. 14414. Оп. 10/291. Св. 292. Д. 605. Л. 355.


[Закрыть].

Естественно, что личные отношения Пестеля и Майбороды после этой истории были разорваны. О растрате Пестель узнал в начале лета 1825 года, и после этого, по его собственным показаниям, «весьма сухо» обходился с капитаном[149]149
  ВД. Т. IV. С. 167.


[Закрыть]. Однако несмотря на «сухость» обхождения Пестеля Майборода имел все основания полагать, что командир покроет и будет продолжать покрывать его растраты. Иначе под «ответственностью» окажутся и он, и вся его тайная организация. Понимал он, что недостача в полку не будет раскрыта и замешанными в «операции» Пестеля дивизионным и бригадным командирами.

Растрату капитана Пестелю необходимо было восполнить, в противном случае история с двойной выдачей сумм могла вскрыться в любой момент. Между тем, сам Пестель был беден, жил только на жалованье, и денег для этого у него оказалось.

Юшневский, скорее всего, имел представление о финансовых операциях Пестеля: пытаясь найти деньги, Пестель обратился за помощью именно к нему. В июле 1825 года командир Вятского полка посылает к генерал-интенданту своего денщика – с просьбой «по секрету взять от него денег». Но к Юшневскому посланец Пестеля не попал. Князь Барятинский «отправил его обратно к Пестелю с запискою, что г. Юшневского не было в Тульчине»[150]150
  ВД. Т. XIX. С. 430.


[Закрыть]. Сведениями о том, что генерал-интендант отлучался в это время из главной квартиры, мы не располагаем; более того, если он все же уезжал, ничего не мешало ему дать необходимые Пестелю деньги после приезда. Но, судя по материалам полкового следствия, Пестелю до самого своего ареста не удалось покрыть растрату Майбороды. Скорее всего, Юшневский просто не хотел выполнять его просьбу о присылке денег.

Финансовая нечистоплотность руководителя заговора, поставившая всю тайную организацию на грань провала, вряд ли могла вызвать сочувствие у честного генерал-интенданта. С лета 1825 года отношения между обоими руководителями Директории становятся весьма напряженными. Они прерывают между собой личные контакты и общаются только в самых крайних случаях через специальных, особо доверенных курьеров.

* * *

Тогда же, летом 1825 года, согласно показаниям члена Южного общества квартирмейстерского подпоручика Владимира Лихарева, стать членом тайного общества пожелал начальник военных поселений юга России, генерал-лейтенант граф И. О. Витт. Через своего «доверенного человека», помещика А. К. Бошняка, знакомого с Лихаревым, он выведал тайны заговорщиков, а потом сообщил им, что для исполнения их предприятия «предлагает содействие всех поселений». При этом Витт не хотел быть в заговоре «второстепенным лицом» и потребовал, «чтобы все ему было открыто». В общество его не приняли. И тогда 18 октября генерал специально приехал в Таганрог, чтобы донести на заговорщиков императору Александру I[151]151
  ВД. Т. XII. С. 91–92; См.: Троцкий И. М. Указ. соч. С. 50.


[Закрыть].

История доноса Витта на декабристов, несмотря на почти столетнее исследование, до сих пор до конца не выяснена. Почти все историки, занимавшиеся этим доносом, утверждали, что и Витт, и его агент Бошняк были провокаторами, задачей которых было «выведать» состав тайного общества и предать его правительству[152]152
  См.: Нечкина М. В. Движение декабристов. М., 1955. Т. 2. С. 197; Троцкий И. М. Указ. соч. С. 50.


[Закрыть]. Пестель же, получивший заманчивое предложение Витта, был не столь однозначен в его оценке. На следствии он показывал, что это предложение «не было принято, но и не было решительно отвергнуто»[153]153
  ВД. Т. IV. C. 84.


[Закрыть].

Генерал-лейтенант граф Иван Осипович Витт (1781–1840) – человек яркий и неординарный. Его личный архив, к сожалению, не сохранился – и поэтому мнение о нем можно составить прежде всего по воспоминаниям современников. Сын польского офицера и знаменитой в свое время красавицы и авантюристки гречанки Софьи Потоцкой, Витт был человек крайне тщеславный. «Полный огня и предприимчивости, как родовитый поляк», Витт «с греческою врожденною тонкостью умел умерять в себе страсти и давать им даже вид привлекательный» – так характеризовал генерал-лейтенанта проницательный мемуарист Ф. Ф. Вигель, добавляя, что его «умственная и телесная» деятельность «были чрезвычайны: у него ртуть текла в жилах»[154]154
  Вигель Ф. Ф. Записки: в 2 т. М., 2003. Т. 2. С. 1087–1088.


[Закрыть].

Вся жизнь генерала Витта – это головокружительная авантюра, связанная с разведывательной деятельностью. С юных лет он служил в русской гвардии, принимал участие в военных действиях начала XIX века, под Аустерлицем (1805) был контужен, в 1807 году вышел в отставку. В 1809 году Витт перешел на строну Наполеона и снова начал воевать – на этот раз в составе французской армии. В 1811 году он – тайный агент Наполеона в Великом герцогстве Варшавском.

В 1812 году Витт вернулся в Россию, сформировал на свои деньги несколько казачьих полков и с ними прошел всю Отечественную войну. Император Александр никогда не считал его изменником и не поминал прошлое: видимо, у Наполеона генерал исполнял его собственные задания. После войны Витт командовал крупными воинскими соединениями, внедрял в России военные поселения – и неизменно выполнял конфиденциальные поручения императора. «Секретной» шпионской деятельностью он активно занимался и позднее, при Николае I[155]155
  См.: Кавалеры ордена Святого Георгия Победоносца I и II степени: Биографический словарь. СПб., 2002. С. 423.


[Закрыть].

Анализируя жизнь и дела графа Витта, шпиона и доносчика, можно прийти к парадоксальному выводу: он был близок по мироощущению ко многим декабристам. Ему тоже было тесно в рамках сословного бюрократического общества, и эти рамки он пытался преодолеть. Эту «особость» генерала вполне чувствовали и власти: несмотря на все услуги, оказанные Виттом императору, ему не доверяли, подозревали в неблагонадежности. Так, например, когда в 1826 году цесаревич Константин Павлович узнал о существовании в России военного заговора, то решил, что организовал его именно граф Витт. Константин утверждал: «Я полагаю, что все это дело не что иное, как самая гнусная интрига генерала Витта, лгуна и негодяя в полном смысле этого слова; все остальное одни прикрасы… Генерал Витт такой негодяй, каких свет еще не производил, религия, законы, честность для него не существуют; словом, этот человек, как выражаются французы, достойный виселицы»[156]156
  Междуцарствие в России с 19 ноября по 14 декабря 1825 г.: Исторические материалы // Русская старина. 1882. № 7. С. 196.


[Закрыть]