Текст книги "Королева. Выжить, чтобы не свихнуться"

Автор книги: Оксана Гринберга

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Глава 11

Встав утром в отличном настроении, я засобиралась на утреннюю мессу, решив, что мне пойдет благочестие, белое платье и скорбное выражение на лице, которое специально потренировала перед зеркалом. Все-таки зря вчера так убивалась. Боюсь, не поверили – ведь до этого не скрывала безразличия к Эрику. Зато как чудно все обернулось! Нашелся повод не только отказать шведскому принцу, но еще и сплавить из дворца Катерину Грей. Слишком уж явно обхаживал ее испанский посол, а она принимала знаки расположения. Вряд ли речь шла о постельных утехах, ведь очаровательная графиня Ферия была совсем недавно представлена английскому двору и тоже активно симпатизировала девушке. С такими мыслями в сопровождении любимых фрейлин я покинула спальню.

В королевской приемной толпились придворные, выглядевшие крайне взволнованными. Некоторые – испуганными, но стоило мне появиться, как восторженный шепот пронесся по рядам, и они тут же склонились передо мной, кроме одной девушки. Заплаканная Катерина Грей вместо церемонного поклона кинулась мне в ноги:

– Умоляю… Помилуйте! – рыдала она, вцепившись в подол моего белого платья. – Я не хотела, он меня заставил!

Ага, невиноватая я, он сам пришел…

– Уведите ее, – приказала я, выдернув край платья из ее рук. Двое гвардейцев подхватили девушку и потащили прочь, но по затихшему дворцу еще долго разносились рыдания. А не перегнула ли я палку?

– Елизавета! – тут ко мне бросился Роберт. В ноги, естественно, не падал, преклонил колено по этикету. Лицо встревоженное, глаза усталые. Неужели не спал всю ночь?

– Потом, Роберт, потом, – негромко сказала я, жестом поднимая его из глубокого поклона. – Позже, на Совете… Сейчас я иду в церковь.

И мы пошли. Придворных, желавших приобщиться к утренней службе, оказалось так много, что гвардейцы теснили их к стенам, расчищая дорогу. В часовню я вошла во главе процессии не меньшей, что собралась в первый день моего выздоровления.

Юхан, крайне взволнованный, дожидался в нефе. Эрика, как и думала, нигде не наблюдалось. И слава богу! Я жестом поманила графа, показав на место рядом со мной. Роберт, заметив знак моего особого расположения к шведу, переменился в лице, да так, что на него стало страшно смотреть, поэтому я просто отвернулась.

– Елизавета, я сожалею, что вы стали свидетелем такого зрелища, – тихо произнес Юхан, когда все расселись и началась служба. Я почувствовала, как его рука украдкой коснулась моей, сжав пальцы. – Ради вас я готов на все, одно лишь слово – и…

– Ш-ш-ш! – я прервала страстную речь. А то еще наговорит того, что не должен. – Не сейчас, позже, после Совета…

Мне было приятно видеть его, ощущать близость крепкого плеча, чувствовать мужские пальцы, украдкой ласкающие мою руку, отчего в голову приходили мысли, далекие от благочестия. И это значило… Все шло к тому, что я скажу ему «может быть». Что будет потом – время покажет!

Вернувшись в свои покои, я вновь переоделась в светлое, под стать настроению, и отправилась на Совет, который давно уже был в сборе. Умы государственных мужей занимало ночное происшествие. Граф Арундел, подозреваю, стал звездой собрания, в деталях пересказывая ночной вояж в комнату Катерины.

Советники встревоженно поинтересовались моим самочувствием и душевным равновесием. Я оглядела смущенные лица. Ах, ну да, ну да… Королеве, как порядочной девице, не полагалось до брака быть осведомленной о вещах, которые происходят в спальне между мужчиной и женщиной.

– Вчерашнее зрелище не нанесло мне моральной травмы, – заверила собравшихся. – Я не видела ничего отвратительного в происходящем. Наоборот, мне очень даже понравилось.

Кажется, пора прекращать над ними издеваться, а то у некоторых развился паралич лицевых нервов, выразившийся в отвисших челюстях.

– Но, как понимаете, замуж за Эрика, кронпринца Швеции, я не пойду. Уильям, не могли бы вы красиво донести до него эту мысль? Надеюсь, он не думает, что после случившегося у него есть надежда. И желательно побыстрее выпроводить их домой.

Поднялся гул голосов. Поговорить с Эриком по душам жаждали многие, особенно рвался Роберт Дадли, но, соблюдая субординацию, этим поручили заняться Уильяму, который взял в делегацию еще трех знатнейших государственных мужей.

– Что касается Катерины Грей, – продолжала я, – в измене обвинять не собираюсь, но из дворца извольте ее выставить. Отправьте куда-нибудь в глушь. Пусть девушку не только охраняют, но и читают всю ее переписку, а то слишком уж повышенный интерес к ней проявляет посол Испании. Годик проживет в одиночестве, а затем выдадим замуж за кого-нибудь верного короне.

– Как прикажете, королева, – поклонился Уильям. Советники разразились одобрительными возгласами, среди которых прозвучали пожелания заключить девушку в Тауэр. Я покачала головой. Не хочу держать ее в Лондоне. Прочь из столицы, из сердца вон!

– Возвращаясь к графу Финскому, – начал Уильям, разворачивая свиток. Ага, собрал информацию, как я просила. – Он приносит глубочайшие извинения за произошедшее и сожалеет о поведении брата.

– Нам-то что до его извинений? – воскликнул лорд Дадли, которому, подозреваю, очень не понравилось то, что Юхан сидел рядом со мной на службе. – Пусть катится из страны вместе с Эриком!

– Есть еще кое-что, кроме извинений, – невозмутимо продолжал государственный секретарь. – Он просит руки королевы.

Советники загудели негодующе, словно встревоженный улей, в котором граф Финский основательно пошуровал палкой. Чувствую, сейчас начнут кусаться.

– Но в этом деле есть новый оборот, – произнес Уильям, не обращая внимания на возмущение Совета. – Королева испытывает к графу личное расположение.

Я зажмурилась. Он все-таки это сказал!

– Что?! – взревел лорд Дадли.

– Королева питает к нему симпатию, – повторил Уильям для тех, кто не расслышал и не поверил. Я обреченно кивнула, чувствуя, как в меня впились взгляды. Не выдержав особо болезненного – черных глаз Роберта, – подскочила и убежала к окну. За мной последовал верный Роджер, загородил от Совета, готовый защитить от всех. До меня доносились обрывки разговоров. Я же смотрела на зеленеющую траву парка Уайтхолла, мечтая сбежать, но понимала, что не имею на это права. Что за малодушие? Ведь сейчас решается моя судьба!

– Это означает, что королем все же станет швед?..

– Почему бы и нет?..

– Но шотландцы и граф Аррант…

– Шотландцы еще не принесли нам официальных извинений…

– Этот брак уж точно не разозлит Францию. Швеция – нейтральная страна…

– Тогда уж лучше кронпринц Дании…

– Граф Финский – не самая лучшая партия…

– Но и не самая худшая…

– Граф обходителен, хорош собой и, несомненно, хорошо образован…

– Но он же католик!..

– Дети шведского короля Густава Вазы воспитывались в терпимости ко всем вероисповеданиям…

– Он молод, и у королевы не замедлят появиться наследники. Особенно если она испытывает личное расположение…

Я взглянула на того, кто произнес эту фразу. Так и знала, маркиз Винчестер! Старый проказник, любитель щипать фрейлин за бока и попу. Кажется, мысль о наследниках настроила мужчин на мирный лад. Вскоре было решено: раз королева испытывает к графу расположение, то Совет одобрит этот брак.

– Спасибо, – поблагодарила я. – О браке пока что речь не идет, но Юхан ожидает моего предварительного ответа до отъезда из страны. Поэтому я просила сэра Сесила собрать о нем сведения. Насколько я понимаю, ничего предосудительного вы не нашли, Уильям?

Тот отрицательно покачал головой.

– Елизавета, умоляю вас передумать, – раздался страдальческий голос Роберта. – Почему вы не замечаете тех, кто вас любит, и ищете счастья на стороне, если оно ждет вас в вашей же стране?

Ответом ему было ошеломленное молчание, которое я была не в силах прервать. Наконец раздались выкрики:

– Лорд Дадли, вы ведете себя возмутительно!

– Раз вы так считаете, то я вынужден покинуть Совет! – подскочил он, кинув на меня отчаянный взгляд. Наверное, стоило его остановить, но я промолчала, хотя на душе стало совсем плохо. Не дождавшись ответа, издал то ли стон, то ли проклятие и кинулся к выходу. Мне оставалось лишь смотреть, как за ним захлопнулись тяжелые деревянные двери зала совещаний.

Неужели Роберт и в самом деле так сильно любит меня, что в отчаянии решил открыть чувства при всех? Или это умелая игра на моих нервах? Что бы то ни было, лорд Дадли женат, а я не собиралась в одну и ту же реку дважды… Хватит, в Москве накупалась вдоволь.

– Поведение лорда Дадли недостойно занимаемой им должности, – в повисшей тишине раздался голос графа Арундела, давнишнего его неприятеля. – Я считаю, мы должны сегодня же обсудить вопрос о его отставке.

– Лорд Дадли останется при должности и при месте в Совете, – произнесла я тоном, не допускающим возражений. – Он сделал для Англии и королевы слишком много, чтобы мы отвернулись от него в момент, когда у него сдали нервы. Я прошу Совет забыть произошедшее и сказанное в запале, словно ничего и не было.

– Елизавета, но он вел себя непростительно! – не сдавался придворный.

– Граф Арундел, этой ночью вы лично стали свидетелем того, как нервы сдали у меня. Неужели вы ставите под сомнение и занимаемое мной положение?

Он заткнулся под суровыми взглядами советников, побледнел и промямлил слова извинения. Я милостиво кивнула. Вот и чудненько! Тут слово взял Уильям:

– Единственное, Елизавета, я бы хотел поставить не только вас, но и весь Совет в известность насчет небольшой детали, касающейся Юхана, графа Финского. Она не станет препятствием для свадьбы, но, возможно, вас заинтересует…

Государственный секретарь замолчал, дожидаясь, когда советники перестанут переругиваться между собой. Думаю, сегодняшнее собрание запомнится надолго.

– Уильям, прошу вас, не ходите вокруг да около.

– Граф Финский уже четыре года открыто живет с некой Карин Гансдотер. Ее низкое происхождение не позволило им сочетаться узами брака.

Я склонила голову. Вот и соперница нарисовалась…

– Продолжайте.

– Так как он, вероятно, в скором времени станет королем-консортом Англии, то придется решать вопрос о незаконнорожденных детях, которые на данный момент проживают в королевской резиденции Упсалы…

– Детях? – выдохнула я. О боже!.. – Сколько у него детей?

– Двое, в возрасте трех и двух лет, но этим летом его любовница разрешится от бремени…

Беременной сопернице я проиграла сразу и все потому, что сошла с дистанции прямо на старте. Тяжело вздохнула, ощущая, как немеют руки и ноги. Холод стремительно овладевал всем телом, причем не только им, но и захватил мысли с чувствами. Мне даже не было больно после слов Уильяма, нет… Холод принес безразличие и усталость. Кажется, я уверенно превращалась в Снежную королеву, несмотря на то, что за ледяным стеклом вовсю играла солнечными красками английская весна.

– Дорогой Уильям, почему вы не сообщили об этом раньше, до того, как Совет вдоль и поперек обсудил его кандидатуру? – поинтересовалась я, радуясь тому, что голос не подвел, да и тон остался прежний – спокойный и уверенный.

– Но ведь дети рождены вне брака, – отозвался он озадаченным тоном. – Конечно же, вы вправе потребовать, чтобы граф Финский сразу же прекратил связь с этой женщиной. Добрачные отношения не отразятся на его репутации, и он может стать королем Англии.

– Не может, – холодно возразила я. – На этом обсуждение его кандидатуры закончилось, потому что ее сняли с выборов. Так что, Уильям, господа, – я поклонилась обомлевшим советникам, – придумайте, как заодно отказать и второму сыну короля Густава. На сегодня заседание закончено. Позвольте вас оставить, мы продолжим завтра…

Мне ответил гул встревоженных и обескураженных голосов. Могу представить, ведь мысль о наследниках была так сладка…

– Но, королева!

– Я передумала выходить замуж. Не у одного лорда Дадли, как вы заметили, сдают нервы.

Уильям обреченно кивнул. Он выглядел растерянным.

– Какова причина отказа графу Финскому? Что мне ему передать?

– Передайте ему, что он – козел. Но в более любезных выражениях. Роджер, мы уходим!

Выйдя из зала заседаний в сопровождении личного секретаря, я обратилась к нему:

– Роджер, умоляю, возьмите на себя сегодняшние дела и переписку. Я не в состоянии…

– Прекрасно вас понимаю. – В его голосе слышалось сочувствие. – И осуждаю действия Уильяма Сесила. Он должен был поставить вас в известность еще до того, как лорд Дадли покинул Совет, и до того, как утвердили кандидатуру Юхана Финского.

– Да, – согласилась я. – Мог, но… не смог! И все потому, что он – упертый баран, решивший любым способом выдать меня замуж.

У себя в спальне я немного порыдала на плече у Кэти Эшли, а встревоженные фрейлины пытались меня всячески утешить. Утешалась я плохо. Помог глоток вина и целая тарелка экзотических сладостей, щедро поставляемых в покои графом Арунделом. Заносчивый придворный никак не расставался с мыслью, что в один прекрасный день мы сочетаемся браком. Может, и правда выйти за него замуж? Все вздохнут с облегчением. Я стану толстая и довольная, под стать мужу, который тоже обожает сладости. А супружеские обязанности пусть Тайный Совет исполняет…

– Они все не уходят, – пожаловалась вернувшаяся в спальню Бланш, когда я уже перестала рыдать. – Может, скоро и уходить будет некому. Поубивают друг друга!

– Кто? – лениво поинтересовалась я. Летиция развлекала меня тем, что читала записки венецианского путешественника Марко Поло в Китай. Такого бреда я давно не встречала. Кажется, автор провел длительное время в наркотической коме, затем очнулся и записал свои видения. – Ведь сказано же, что не принимаю!

– Роджер Эшам пытается их вразумить, но как разговаривать с безумцами, которым Господь застил разум? – проворчала Бланш.

– О ком речь?

– Роберт Дадли и этот швед… Юхан, граф Финский. Сказали, что не уйдут, пока вы их не примете.

Я вздохнула, но уже без сожаления о выборе, который чуть было не сделала. Каков пройдоха! При беременной гражданской жене и двоих малолетних детях чуть было не охмурил королеву Англии… А Уильям хорош! Но ведь и правда хорош – смог всего лишь за сутки добыть такую информацию.

– Роберту передайте, пусть хорошенько подумает о своем поведении на Совете, – попросила я Летицию, решив, что двоюродная сестра лучше всех подойдет для разъяснительной миссии. – Завтра утром я жду его на теннисном корте. А вот Юхану…

Я наткнулась на внимательный взгляд фрейлин, кажется, давно догадавшихся, что причина моей хандры вовсе не в загульном Эрике.

– Кэт, принеси, пожалуйста, шкатулку с украшениями. Ту, в которой ожерелье из речного жемчуга… Летиция, дорогая, отнеси этот подарок графу Финскому.

Я коснулась роскошных жемчужин, сверкающих перламутровым блеском, оттененных черным бархатом внутренней обивки. Достала украшение из шкатулки и протянула фрейлине:

– Скажи, что это для его пассии Карин Гансдотер. – Надо же, запомнила ее имя! И до конца дней не забуду… – Также передай, что королева Елизавета Английская шлет ей наилучшие пожелания и надеется на благополучное и безболезненное разрешение от бремени.

В спальне установилась тишина. Глаза Летиции сузились.

– Не волнуйтесь, Елизавета, – едва сдерживая гнев, произнесла девушка. – После моих слов он полетит к ней с попутным ветром, что раздует паруса шведских кораблей. И, надеюсь, никогда больше не вернется в нашу страну!

Думаю, тон послания будет самый что ни на есть язвительный, то есть правильный. Молодец, девочка, понятливая!

– Остальным, кто захочет меня увидеть, отвечайте, что я больна. Сенная лихорадка, водянка, проказа… Сами придумайте. Пусть убираются восвояси. Не хочу никого видеть!

Замуж тоже не хотела. Зачем Снежной Королеве кто-то, с кем придется делить трон, власть, постель? Мне одной не привыкать, еще с Москвы хорошо жилось, значит, здесь не место и не время изменять привычкам.

– Да, и позовите музыкантов, – приказала я. – Будем веселиться! Гори оно все синим пламенем…

Глава 12

Начало апреля принесло сильнейшую оттепель. На улице установилась почти летняя жара, правда, в каменной громаде королевского дворца ее не ощущалось. Наоборот, стены дышали вековой сыростью, которая, словно прилипчивый лондонский туман, проникала повсюду. Я приказывала отворить все окна во дворце, зазывая весну вовнутрь. Да и сама по возможности проводила время на воздухе.

Река манила свежестью, поэтому мы частенько катались по Темзе на лодках, приводя простых горожан в волнение. Леса зазеленели, звали переливами трелей птиц, поющих гимн весне. Когда я вырывалась из цепких лап Совета, оставив государственные дела на Роджера и Уильяма, то скакала бок о бок с Робертом по лесным тропинкам, ловко уворачиваясь от разлапистых веток елей. Страх перед верховой ездой испарился. Вернее, я его изжила, всецело положившись на память тела, которое и знать не знало, что можно упасть с лошади на полном ходу. Елизавета была отличной наездницей, и, судя по похвалам лорда Дадли, у меня выходило не хуже. После долгих скачек мы, бывало, останавливались на выбранной мной поляне для отдыха. Я сидела, прислонившись спиной к дереву, закрыв глаза, вдыхая запах леса, чувствуя, как проникает в кровь весна, суля неведомое, но бесконечно прекрасное, что должно вскоре произойти.

Что это могло быть? Понятия не имела, но мне нравилось присутствие мужчины, которому я была небезразлична. Роберт ложился подле моих ног и молчал, но я-то знала, что он пристально за мной наблюдает. Мы не обсуждали произошедшее на Совете в тот злополучный день, когда чуть было не сказала Юхану «может быть». Приняли как должное, что у нас попросту сдали нервы, и вычеркнули этот эпизод из жизни. По крайней мере, я на это надеялась. С таких прогулок всегда возвращалась отдохнувшая, набравшись сил для работы, которой было, как всегда, много.

В конце апреля я собиралась согласовать в Парламенте Акт о Верховенстве и Единстве, который привел бы страну к единой форме богослужения. В новых канонах католические нормы сочетались с протестантскими. Ну, чтобы не сразу топором по головам истым католикам… К выступлению в Парламенте я готовилась обстоятельно, словно к войне с испанцами. Битва ожидалась долгой и кровопролитной. Каков будет исход, не знал никто. Неспокойно было не только у меня на сердце, но и на улицах города. Мне постоянно докладывали о стихийных собраниях, на которых люди распевали псалмы на английском языке. Неизвестные били в церквях окна, оскверняли алтари, срывая с них орнамент и распиливая распятия, хоть это каралось смертной казнью. Мой шут, которого я, словно государственного секретаря, звала к ужину каждый вечер, в лицах разыгрывал представления и декламировал стихи, подслушанные на улицах Лондона. В них клеймили позором покойную королеву Марию, ее мужа и кардинала Поула, ревностного католика, умершего с ней в один день. Кстати, он был другом архиепископа Хита из моего собственного Совета…

Да и мой Совет раскололся на два лагеря. В первом, архаичном, как я прозвала государственных мужей, доставшихся по наследству от Марии, настроения царили прокатолические. Советники отговаривали от поспешных решений, напоминая, о чем молила прежняя королева, решив назвать преемницей именно меня: чтобы Англия помирилась с Папой и шла дорогой католицизма. Но какое там! Страна свернула с этого пути еще в правление Генриха VIII…

Поэтому, невзирая на раскол в Совете, я готовилась к выступлению в Парламенте, снова и снова переписывая речь, надеясь убедить не только выборную Палату общин, но и консервативных членов Палаты лордов в том, что настало время реформ. Я решила: если одержу победу там, то пущу старую кровь в Совете, выкинув тех, кто слишком засиделся, врос корнями в кресла и одеревенел, не готовый к переменам, что пришли вместе со мной.

Перемены были серьезные, даже я их побаивалась. Не так давно получила письмо от московского царя, в котором он длинно и пространно благодарил за присланных мастеров, всячески заботился об улучшении торговли между нашими странами, а также предлагал заключить союзы – не только политический, но еще наступательный и оборонительный. Советники, схватившись за голову, в ужасе напомнили, что Иван Грозный находится в конфликте с императором Священной империи, королем Польским и королем Шведским, поэтому от подобных союзов требовали отказаться. Я же возразила, что со Швецией после неудавшихся матримониальных планов старших братьев мы тоже не особо в ладу, Польша нам фиолетова, а Священная Римская империя сама обидится на нашу религиозную реформу. Я все же начала переговоры, так как знала, что за Россией большое будущее. В ответном письме Ивану Грозному поклялась в вечной дружбе, согласилась предоставить политическое убежище, если в его стране случится государственный переворот, припоминая, что такого на его веку не произойдет. Также послала царю в дар золотой кубок, украшенный столь большим количеством драгоценных камней, что ни у кого не возникло сомнений, что наша дружба в самом деле крайне ценна. Когда посольство к московскому царю благополучно отбыло, я вернулась к делам насущным.

Вернее, к собственному Совету, который ждали в скором времени перестановки. Я уже присмотрела замену архиепископу Питу и графу Арунделу. Мне нравился недавно посвященный в сан епископа Джон Джуэл, настолько ярый сторонник протестантской церкви, что ему пришлось бежать за рубеж во время правления Марии. Графу Вестморленду, который одно время пытался добиться моей руки, к вящему неудовольствию лорда Дадли, также предложила место в Совете. Думала ввести туда Уильяма Пиккеринга, который много сделал для подписания мирного договора с французами, но вместо этого назначила его послом в Испанию.

– Уильям, – сказала ему на личной встрече, зная, что за ней последует сцена ревности со стороны Роберта, – мне нужны еще два года мира с Испанией. За это время мы обзаведемся боеспособным флотом и закончим реорганизацию армии. Прошу вас, сделайте все возможное, чтобы ослабить испанскую угрозу.

– Елизавета, как мне ни прискорбно вам об этом сообщать, но я должен…

– Да говорите уже, – потребовала я у замолкшего мужчины. Неужели война неизбежна?

– Советую вам не выходить замуж и всячески поддерживать в короле Филиппе иллюзию того, что вы вот-вот примете брачное предложение, – вздохнул Уильям и посмотрел странно, чем вверг меня в смущение. Я знала, что молодой, но крайне талантливый дипломат имел на меня виды, что не скрывал. Также во дворце поговаривали, что он – замечательный любовник. Боже, о чем я только думаю?! Это весна во всем виновата!

– Если вы его отвергнете, – продолжал придворный, – то Филипп может найти другие методы воздействия на вас и вторгнуться в Англию.

– Спасибо, Уильям. Поверьте, у меня нет ни малейшего желания связывать себя узами брака в ближайшем времени.

Угу, пусть Совет подавится…

– Меня это несказанно радует, – улыбнулся мужчина. – И дает надежду, что вы все же дождетесь, когда я вернусь в Англию ко двору.

Он любезно поцеловал мне руку. Встреча была закончена, я проводила Пиккеринга к выходу из приемной. Два года не выходить замуж? Да с легкостью! Правда, иногда снились такие сны, после которых просыпалась мокрая, на смятой постели, а затем стеснялась смотреть Роберту в глаза. Без одежды в моих сновидениях он был столь же хорош, как и в роскошных придворных костюмах. Вот же мечта немецкой порнографии!..

Отвлечься от странных мыслей о лорде Дадли помогли не менее странные мысли о принце Датском. От Фредерика пришло новое письмо. Как всегда, с дарами. На этот раз он прислал двух щенков породы мальтийский спаниель, очень похожих на наших болонок. Они были белыми как снег и до того умилительными, что привели в восторг не только меня, но и фрейлин. Зацелованные, затисканные Флэр и Клэр, как я их назвала, с множеством бантиков и самыми экзотическими прическами, стали общими любимицами и следовали за мной повсюду. Странно, а ведь в Москве я предпочитала кошек!

В письме Фредерик с нескрываемой радостью писал о сожалении, испытанном им, когда узнал, что сватовство двоюродного брата Эрика не увенчалось успехом. Он также питал надежды, что я дождусь его визита в середине мая, не выскочив скоропостижно замуж за одного из австрийских эрцгерцогов, которых развелось слишком много. Прислал новую картину с собой, но уже в обнимку с собакой – здоровенной, пятнистой, подозрительно смахивавшей на нашего дога. Ну, ясно, мальчики любят, чтобы побольше…

Мы же с девочками детально изучили портрет Фредерика и опять пришли к выводу, что принц вполне себе красавчик. Вспомнив о разговоре с Пиккерингом, вздохнула. И это сватовство не увенчается успехом! Может, отказать заранее? От строк, наполненных страстью, в которых он делился надеждами на будущее, в котором мы станем супругами, меня до сих пор бросало в жар. Как все сложно! Ладно, пусть приезжает, разберемся на месте.

Роберт, кажется, заметил, что с моего лица не сходит улыбка, а на утренней мессе я опять перечитывала спрятанное в молитвослов письмо. Долго допытывался, что такого написал датский принц. Не получил ответа, рассердился, а затем и вовсе устроил безобразную сцену ревности, подкараулив меня, когда я возвращалась с ужина в свои покои.

– Вы дарите надежду всякому, кто просит вашей руки. Но почему не мне? – спросил он, появляясь, словно призрак, из-за колонны в длинной галерее. Он был в темной одежде, и, надо признать, в первую секунду я перепугалась. Оказалось, не только я.

– Это лорд Дадли, – сказала встревоженным гвардейцам, – который просто решил поговорить, только время и место выбрал неудачное.

Гвардейцы опустили оружие, фрейлины покорно отстали, я же выпустила из рук вырывающуюся Флэр, которая, едва коротенькие ножки коснулись земли, принялась тявкать на Роберта. Он свирепо взглянул на собачку, да так, что та струсила и убежала под юбку к Летиции, дожидаясь, пока фрейлина не подхватит ее на руки.

– Ну, и зачем вы напугали собаку?

Он качнул головой. Ясно, бытовые темы не обсуждаем.

– Вы принимаете подарки от тех, кого ни разу не видели, при этом даете им повод рассчитывать…

– Роберт, вы же знаете, Совет настаивает на моем скорейшем замужестве.

– А Уильям Пиккеринг? – продолжал он, словно не услышал моих слов. – Почему перед отъездом он ходил со счастливым лицом, словно вы лично пообещали выйти за него замуж, если миссия пройдет успешно? Но при этом обедали с графом Ферия, который ведет себя так, будто в скором времени здесь воцарится Филипп Испанский. Даже старый болван Арундел занял денег у флорентийцев и накупил себе шелков и драгоценностей, кичась тем, что вскоре станет королем Англии!

– Роберт, он же идиот, страдающий глухотой. Я ему сто раз сказала «нет».

– Допустим… Получается, я прав насчет Пиккеринга и Филиппа? А этот любитель собак и сочинитель писем? Елизавета, он ведь тоже питает надежды.

– Как вы смеете меня упрекать? – возмутилась я. – И вообще, по какому праву требуете ответа? Почему я должна перед вами отчитываться?

– Потому что я тоже хочу надеяться! Неужели вы отталкиваете меня из-за того, что я женат? Тогда знайте, первое дело, которое вы рассмотрите как глава Английской церкви, будет о моем разводе!

– И не подумаю! – возмутилась я, но подумала: что же с ним делать?

– Я вас предупредил…

– Роберт, не сходите с ума!

– Еще и не начинал, – сказал он тоном, который мне совсем не понравился. Как и то, что мужчина наступал, а я не собиралась бежать. – Но давно уже пора…

Что он задумал? Со мной ведь вооруженная охрана! К тому же он ведь не собирается при всех… Эта была последняя мысль перед тем, как он меня поцеловал. Грубо вторгся на мою территорию, терзая губы, даря позабытое наслаждение от узнавания другого человека. У поцелуя был вкус специй, французского крепкого вина и безудержного желания. И я не осталась равнодушной – потянулась, открываясь, к нему навстречу. Но сзади истерично визжали девочки, да так громко, что я даже поморщилась. Могли бы и не мешать! Ведь приятно…

Роберт вздохнул и отпустил меня. Я, немного подумав, оглядела растерянных фрейлин, гвардейцев, схватившихся за оружие, и залепила лорду Дадли пощечину. Хотя сама хороша…

– Я вас прощаю только потому, что вино ударило вам в голову и вы позорно проиграли это сражение, – сказала я, нервно кусая губы. – Но чтобы впредь такого не повторялось.

– Не повторится, – пообещал он и потер рукой щеку. Будет знать, что с теннисистками связываться – себе дороже! – Следующий раз будет по-другому, намного лучше.

– Что вы себе позволяете? – то ли прошипела, то ли прошептала я. – Ненавижу вас!

– Мне показалось, вам понравилось, – самодовольно произнес Роберт.

Неужели не понимает, что так вести себя нельзя? Одно слово, и он будет наслаждаться видами города через решетку Тауэра. Но… мне и правда понравилось! Поэтому повернулась к фрейлинам:

– Мы уходим. Лорд Дадли не в себе, лишь это извиняет его поступок. Надеюсь, к утру он проспится и хорошенько обдумает свое поведение.

– Я постоянно думал, почему не сделал это раньше, еще тогда, в Хэтфилде, – негромко произнес он мне вслед. – Ведь должен был, но…

– Замолчите, Роберт! – воскликнула я.

Неужели это был мой, вернее, ее первый поцелуй? Ведь Елизавета, судя по датам писем, была влюблена в Роберта с самого детства. Чувствуя смятение, подхватила юбки и пошла, вернее, побежала по слабо освещенным переходам. Взметнулась по лестнице на второй этаж так быстро, что охрана с фрейлинами едва поспевали. Поворот, другой, но в противоположную от личных покоев сторону. Еще один переход – и передо мной тот самый зал с портретами, где я бывала почти каждый день.

– Оставьте меня, я хочу побыть одна. – Да, одна, со вкусом его поцелуя на губах. – Ждите за дверью, и пусть никто не входит!

– Королева, позвольте, – начальник охраны двинулся к дверям, – мы проверим.

– Не позволю! Прочь c дороги! – воскликнула я, чувствуя, как к глазам подступили слезы. Лишь бы никто их не увидел… Все, пора лечить нервы! Забежала вовнутрь, едва отворились двери. Тут же услышала, как лает, вырываясь с рук Летиции, Флэр. Ей вторила Клэр, которую держала Бэсси.

– Отпустите собак, – приказала я, закрывая двери в зал сразу, как только туда проскочили две болонки. – Идите ко мне, маленькие…

Вместо того чтобы запрыгнуть на руки и облизать заплаканное лицо, они с лаем кинулись в дальний угол освещенного лишь двумя факелами зала. Вот же глупые… Что им понадобилось за тяжелыми портьерами и софами для отдыха, что стояли у окна? На кого они кидаются? Я сделала несколько шагов, подняла голову, привычно отыскивая изображение Елизаветы на потолке, и тут заметила, вернее, уловила движение в полумраке. Тени – две, нет, три – отделились от стен под истеричный лай собак и шагнули в мою сторону. Мамочки… Флэр вцепилась одному в ногу, но тот отбросил ее резким движением. Я заорала, когда они бросились ко мне. В свете факелов в руке одного из нападающих отразилось длинное лезвие ножа.