Текст книги "Ромашки для королевы"

Автор книги: Оксана Демченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Что привело вас в лавку, добрый господин? – она чуть поклонилась и улыбнулась, радуясь тому, что голос не подвел. – Извините, я так растерялась, у нас не убрано. Я мигом.

– Ничего, – проскрипел чужак с легким сомнением. – Мне бы седло справить.

– У нас и готовые есть, – снова улыбнулась Сэльви. – Даже с серебряной отделкой, для знатного господина в самый раз. Желаете посмотреть?

– Твоя мать с юга? – задумался черный человек.

– Бабушка, как говорят, происходит из Бильсы, – кивнула Сэльви, радуясь его ошибке. – А мама уже местная, да и папа из тутошних, эрхоец.

– Седло господину я сам охотно покажу, – нехорошим голосом заверил Хрым, тенью возникая в дверях. – Иди, милая, ужин пора собирать. Итак, вам с отделкой серебром. Хороший выбор, у меня их даже воевода приезжал смотреть, по осени будет заказывать.

Она юркнула в коридор, прикрыла дверь и кое-как разжала руку, в которой держала найденную на полу старую иголку. Всхлипнула, выдирая жало из ладони. Как иногда полезно уколоться – вот и снова не поймал ее черный! Сам себе не поверил. Оказывается, его всего-то и надо – не бояться.

Сэльви взяла любимый тонкий нож и принялась разделывать рыбу. Она даже напевала, радуясь своей победе.

Потом за спиной тихо стукнула дверь кухни, и петь стало невозможно. Хрым подошел со спины, замер задумчиво. По его тяжелому клокочущему гневом дыханию Сэльви отлично знала, что будет дальше. Она улыбалась клиенту. Три раза.

Огромная ладонь вывернула руку, уже не заботясь, останутся ли синяки. Вторая рванула с плеча платье.

– Знаешь, как метят неверных жен? – очень мягко спросил кожевенник. – Я покажу. Вот сюда прижимают каленое железо. И после этого выводят за порог. Все гости с этого вечера твои, ведьма. Все, кому приглянешься. Я сам соседей позову и расскажу, что ты вытворяла у меня в доме, прямо возле стойки. Думала, уедет чужак, я ничего и не прознаю? Полагала, не из нашего села, заезжий, так и дело сладится по-тихому?

Сэльви молчала. Она уже знала – оправдываться бесполезно. Охнула она лишь, когда до конца осознала – железо, о котором говорил муж, уже греется на плите. Тонкий нож все еще лежал в руке, раздавленной тисками пальцев кожевенника. Девушка перехватила его, почти не помня себя от гнева: незнакомого, холодного и расчетливого. Лезвие смотрело назад, в ее локоть, и ловко ушло за спину, дотянувшись до бока Хрыма и ужалив его глубоко и болезненно. Капкан стальных пальцев разжался, и Сэльви метнулась мимо ревущего, старающегося сгрести и убить жену прямо на месте, кожевенника, удивляясь своему проворству. И более того – спокойствию, достойному того самого сна. Впрочем, после ставшей явью пляски Черных у костра угрозы мужа – не так и страшны.

Дверь, лестница, чулан – одним движением прихватить давно заготовленный легкий мешок – и снова бежать. Коридор, лестница черного хода, ведущая вниз, дверь. Она открыла ее, выглянула во двор. Пусто. Вышла, заперла висячий замок. Уложила ключ на перила крыльца и пошла прочь – ровным уверенным шагом. Через двор, в калитку, на улицу. Вниз, к ближнему повороту. Направо, оттуда до леса недалеко.

Ничего с Хрымом не станется, уверенно улыбалась Сэльви, зная это с удивительной точностью. Поревет, повоет, перетянет царапину тряпицей и сядет думать, как ее выловить поскорее, пока соседи не проведали. Только зря. Не поймает!

Сэльви рассмеялась впервые за много дней, искренне и счастливо – не поймает! Она уверена. Может, муж и прав. Наверняка прав, она – настоящая ведьма, сколько бы от себя самой этого не прятала. Не злая, но и не бездарная. Она знает наперед, совершенно точно, – самое страшное позади.

Лес сомкнулся над головой, пряча от людской злобы своими зелеными ладонями. Узкая лента тропки вилась, прыгала, играла в прятки. Но Сэльви заплутать не боялась. Как можно потеряться, если ты никуда в особенности и не идешь, ничего не ищешь? Зачем ей бояться быть потерянной, если этого и надо – чтобы не нашли?

Заночевала она на холме, где трава казалась особенно мягкой и ласковой, ее было удивительно приятно гладить. Елки неодобрительно качали ветками и советовали спешить, но она упрямо не послушалась. Теперь ничего плохого уже не случится.

Утром Сэльви поняла, что елки были правы.

Вчерашний рослый страшный человек сидел рядом и смотрел насмешливо и победно. Она рванулась прочь – и на первом же шаге упала. Обреченно охнула, обнаружив, что руку держит цепочка, тонкая, но очень крепкая. Короткая. Черный подтянул ее к себе одним движением.

– Долго ты от нас бегала, ведьма. От нас, твоих единственных кровных родичей. От семьи, если разобраться.

Голос оказался глухим и низким, опасно спокойным. Черный знал – теперь она уже никуда не денется. Попалась.

Он поправил плотный браслет на своей руке, показывая, что цепь начинается именно от него. Сэльви с ужасом смотрела на темный узор рисунка на руках, такой был и во сне. Поймавший ее человек охотно дернул рукав выше и дал рассмотреть сложное плетение – уходит еще выше и вьется странной вязью, в которой мерещится недоброе. Чуть помолчал, одернул рукав и стал рассказывать. Слушать оказалось очень страшно. По словам Черного выходило, что в ее жилах течет кровь каких-то жутких демонов, и теперь надо покориться судьбе и идти на поклон к тому, кого ведьмень – уже нет сомнений, что именно он – зовет своим и ее, ведьмы, – Хозяином. И если Сэльви пойдет по доброй воле, станет очень важной особой. Матерью новых людей этого мира. Потому что прежние плохи, глупы и слабы, их время кончилось. Они теперь – всего лишь пища для нового народа Саймилии.

Черный усмехнулся, видя, что блистательные, с его точки зрения, перспективы не вдохновили упрямицу.

– Тебе же хуже. Снился костер? Знаю, снился. Я тоже плясал, тебя выслеживая. Долго плясал, ты была ловка. Но мы сильнее и умнее. Костром дело и кончится. Ведьмы, если они несговорчивы, зовутся «углями силы». Догадываешься, почему?

Сэльви не ответила. Какой смысл? Ох, ну почему она не послушалась умных старых елок, когда еще можно было убежать, спастись…

Ведьмень рассмеялся, встал и рванул вверх за волосы. Раз не согласна – и жалеть не стоит. Пихнул вперед и велел идти. Она пошла. А сзади, за спиной, холодный насмешливый голос рассказывал, куда и зачем они идут, и его слова подкашивали ноги. В ближайшее большое село, а лучше того – на заставу. Там ведьмень сдаст ее ничтожным людям, которые глупой девчонке показались достойными жить в мире. Он назовет пленницу ведьмой, скажет, что она творила злое колдовство и потом вовсе – убила мужа. Ему поверят. Сутки она простоит у столба, пока деревенские дурачки будут петь глупые и бессильные заклятия. Потом еще сутки, поселение при заставе небольшое, развлечений мало, надо дать возможность плюнуть в ведьму всем желающим! Это важно – два дня погодить. Время необходимо, чтобы дождаться еще четверых ведьменей – они рядом и тоже хотят погреться возле «угля силы».

– У тебя есть время подумать, – мягко посоветовал Черный. – Сегодня, пока идем. Кстати, питье я на тебя переводить не стану, не кашляй и не хрипи. Думай! Завтра, когда будешь днем без воды под солнышком маяться. И еще ночью – дело к осени – померзнешь, тоже полезно. Потом еще денек без воды да ночка в холоде. А утром уже станет поздно перерешать. Пойми, мы – твоя судьба. Высокая, славная, настоящая.

– Нет, – упрямо всхлипнула Сэльви.

– Тогда зови иную судьбу, – рассмеялся Черный. – Может, докричишься. Смешно даже представить такое! В этом мире уже нет никого, способного нам возражать. Просто люди пока не знают силы ведьменей, а мы не спешим их расстраивать. Еще не время.

– Значит, нет у вас силы, – обрадовалась девушка. – И я буду звать Судьбу. До сих пор выворачивалась – и теперь по-вашему не выйдет.

Она кричала весь день, и даже охрипла. А под вечер из тумана появился еще один Черный и насмешливо уточнил, не его ли зовут? Потому что больше в глухом лесу никого нет.

То, что поймавший Сэльви назвал селом, более походило в ее представлении на город. Имелась добротная стена из тесаных бревен, золотая в уже довольно низком солнечном свете. Вал в рост человека, заполненный густой вечерней тенью сухой ров, сторожевые башенки. Девушка догадалась – это действительно пограничная застава Эрхоя, как и говорил Черный. Тут стоит один из трех больших гарнизонов, прикрывающих страну от опасностей дикого леса близ Черной стены. Надежда съежилась до ничтожного размера. Здесь поверят в ведьму. Они только и ждут случая отличиться, доказать самым главным воеводам и самому князю в далекой столице, что несут службу не зря. И немалые денежки получают не напрасно.

Черный крикнул, что добыл ведьму, даже не добравшись до ворот. Он победно тряс цепочкой, рвал волосы, намотанные на кулак, и выл о злобности «твари», о том, что убила мужа, что родную деревню прокляла, дотла выжгла. Называл имена тетки и Хрыма, Черную гарь упомянуть тоже не забыл, из чего следовало – искал он девушку усердно, все про нее заранее вызнал. Сэльви слушала и обреченно понимала – звучит убедительно. Названия знакомы, людей тоже кое-кто встречал. А кожевенника тут вовсе хорошо знают: у него многие сбрую заказывали. Да и сам воевода местный по осени за седлом приедет, Хрым верно сказал Черному, не обманул.

Словно в ответ на ее тяжелые мысли, на стене над воротами засвистел, зашумел сторожевой дозор, обвиняя подлую ведьму во всех бедах края.

Десятью минутами позже она уже стояла у столба, глядя в пыль под ногами. Потому что смотреть на людей оказалось страшно. Никто не пожалел ее, ни одним взглядом, ни единой мыслью. Ругали черными словами, норовили угодить в лицо хоть яблочным огрызком, раз камни, тухлые яйца и прочие весомые выражения презрения запретил местный воевода. Не ее пожалел – двух охранников выставил следить, чтобы злобная ведьма не сбежала. Рассудительный воевода прикинул: целить люди не умеют, попадут в служивого – и пойдет побоище, на радость твари, которая наверняка шепчет под нос проклятия.

Она не проклинала. Хотела бы – давно тетку извела, да и мужа постылого тоже. Знала, что может, и даже вполне безнаказанно. Как-то раз случайно пожелала тетке после очередного знакомства с черенком метлы – на ноги не встать. И лежала краснорожая, выла, себя от ужаса не помнила. Как споткнулась у порога – так и отнялись, не удержали, разъехались ноги. На Сэльви никто и не подумал, она была далеко, в своем сарае после побоев пряталась. И подумала тихо, без слов. А потом неделю уговаривала всех известных богов вернуть ненавистной тетке здоровье. Страшно это – людей уродовать.

Сэльви стояла и упрямо уговаривала свою запропавшую судьбу сделать хоть что-нибудь. Всю жизнь она не смела даже улыбаться – неужели не заслужила и малой милости? Неужели ей на роду написано умереть так страшно? А Черные сидели в трактире, окна которого выходили на площадь. Болтали, смеялись, пили пиво. И поглядывали вопросительно: не передумала? Вот они, твои люди – стоят ли того, чтобы их беречь?

К ночи все жители заставы до сыта нагляделись на ведьму. Кинули в нее по огрызку, плюнули под ноги, пожелали сдохнуть – словом, провели вечер с пользой. Когда стемнело, площадь опустела. Охрана удалилась в трактир, не сумевшую никого проклясть ведьму уже не уважали – то есть не боялись.

Черный предпринял новую попытку уговорить.

Встал рядом, участливо стер с лица грязь и пот.

– Я бы звал тебя «хозяйкой» и «великой матерью», ноги целовал, – с сожалением вздохнул он. – Пошли, какой смысл умирать тут? Твои дети станут такими, какими ты их воспитаешь. Ничего ужасного в моем предложении нет. Мы все – семья. Ты не более человек, чем любой из нас.

Подошел второй с кубком в руках, неспешно допивая яблочный компот, насмешливо глядя на пересохшие, не знавшие с утра и капли влаги, губы пленницы. Прищурился, явно прикидывая, как ей испортить последние две ночи перед казнью, а заодно и дни.

Оба были так заняты собой и жаждой, которую в них рождала она, – названная «углем силы», – что появление третьего существа на площади заметили позже, чем Сэльви. Но тотчас хищно развернулись, и девушка с ужасом увидела, как их руки становятся лапами, ногти удлиняются, превращаясь в клинки длиной по целой пяди. Она удивилась еще и тому, что воздух замер, а отброшенный Черным кубок с последними каплями компота на кромке всё еще нелепо и необъяснимо висит, медленно смещаясь к земле. Она и подумать не могла, что между мгновениями эти жуткие ведьмени могут успеть так много! Оба согласно скользнули в стороны и ударили, когда первая капля компота коснулась пыли.

Успеть спастись бегством незнакомец не мог. Впрочем, он и не пытался. Не понимая, как она может поспевать видеть, Сэльви следила за каждым движением – стремительным, едва уловимым – и понимала, что при нормальном восприятия такое нельзя даже заметить!

Когда капля упала в пыль, незнакомец, у которого в руках уже тускло мелькнули длинные клинки, скользнул меж двух ведимов, стремительным взмахом лишив правого четырех когтей-ножей и распоров левому плащ. И развернулся, закрыв спиной почти всю площадь от взгляда Сэльви. Той пришлось извернуться в своих веревках и наклониться, насколько возможно, чтобы не терять из вида Черных. От резкого движения заныли все мышцы, не привыкшие к такой скорости рывка.

Кубок коснулся камней, по разрисованной пестрой глине побежали снизу вверх неспешные трещины, кроша зелень листьев, раздергивая рябиновую гроздь по ягодке.

Потерявший пальцы ведьмень завизжал, обрушивая проклятия на незнакомца, а его сосед не успел их выдохнуть – клинки порвали ему горло и грудь еще на вдохе. Сэльви извернулась снова, не обращая внимания на острую боль в спине, зашипела, отвечая ведьменю первым в ее жизни настоящим – очень, очень темным пожеланием. Сила её и ведьменя голосов, столкнувшись, странно сплелась и рухнула, превратив несчастный кубок, уже закончивший падение, в невесомую пыль. Клинки использовали короткое замешательство беспалого, лишив его головы.

И стало тихо.

Время вернулось к нормальному течению. Два тела мягко сползли на камни. В корчме зашумел охранник ведьмы, требуя принести ему, возмутительно трезвому герою дня, очередное бесплатное пиво. Ветерок скрипнул ставнем.

Сэльви упрямо смотрела в широкую спину и ждала, когда же незнакомец развернется. Она уже давно потеряла надежду вызвать свою настоящую Судьбу, но теперь точно знала – дозвалась. Откликнулся, пришел, успел.

Рослый «судьба» тряхнул головой, сбрасывая темный капюшон, и обернулся. Девушка расстроилась – он стоял против света, падающего из окошка корчмы. Видно лишь, что волосы очень светлые, неровные и расчесаны небрежно.

– Надо же, настоящая ведьма. Не думал, что ты звала и дозвалась, иного кого-то ждал… Не представлял, что однажды возьмусь спасать такую черноглазую. И вдвойне не ожидал, что она станет мне помогать, – удивился незнакомец. – Ну что, ведьмочка, пошли?

Сэльви удивленно осознала, что веревки более не держат ее, а момент, когда незнакомец снова воспользовался клинком, разрезая их, остался на сей раз незамеченным. Попробовала шагнуть – и упала. Затекшее за несколько часов тело болело и не слушалось. Но светловолосый управился, поймал и устроил на сгибе руки, не замечая веса легкого тела. Донес до темной безопасной подворотни, опустил. Придирчиво осмотрел клинки и вытер их, убрал в ножны. Снял плащ, укутал свою добычу и снова подхватив, молча пошел по улице к стене. Сэльви хотела сказать, что там нет выхода из городища, но не решилась. На руках у странного светловолосого человека было очень уютно, плащ еще хранил его тепло, и незнакомое ощущение окончательной безопасности, когда ничто не может не то что повредить – даже расстроить, – кружило голову.

Светловолосый подошел к стене, перебросил свою добычу на плечо и метнулся вверх. Как он спускался – Сэльви тоже не поняла. Просто минутой позже странный человек уже шел к лесу, и она снова удобно сидела на его руках. Завозилась, устраиваясь, – и задремала.

Очнулась Сэльви у костра, жаркого, но невысокого. Открыла глаза и стала, наконец-то, с удовольствием рассматривать своего спасителя. Ее очень расстроило то, что волосы оказались явно седыми – значит, и его обижали люди. Сильно и неоднократно: тонкие старые шрамы едва заметно меняли рельеф кожи. Были и свежие, более глубокие и отчетливые. Зато глаза оказались дивными, она прежде таких никогда не видела. Зеленых, словно светящихся изнутри. Теплых, внимательных. Девушка улыбнулась. Теперь она поняла то, что следовало бы оценить давно: ее спаситель не человек. Такие глаза могут быть только у духа леса. И двигаться, как он, люди не в состоянии. А лес был всегда к ней добр. Вспомнить хотя бы те елки, предупреждавшие о беде!

От догадки стало неуютно. Духи уходят, едва исполнив самое необходимое, – так рассказывают сказки. И этот, получается, рассеется до зари…

– Я отвар трав настоял, – сказал дух. – И как ты в такое безобразие угодила? А еще того интереснее, как умудрилась меня вызвать?

– Спасибо, – она выпила терпкий настой жадно, до последней капли. – Вкусно. Я весь день звала, а ведьмени эти гадкие говорили – бесполезно. Никто с ними не справится, – девушка рассмеялась. – Но я не верила. Я упрямая, честное слово.

– Заметно, – развеселился дух. – Меня, кстати, зовут Орильр. Впрочем, не уверен, что кстати… Вообще не понимаю, куда тебя теперь девать, ведьмочка?

– Сэльви, – представилась она. – И не надо меня «девать», я с тобой пойду. Духи ведь живут в лесу?

– Духи? – удивился недогадливый лесовик. – Понятия не имею. Ни разу не видел их во плоти, достаточно долго и близко, чтобы толком расспросить. Я не дух, я эльф.

– Глупости! – Сэльви даже вылезла из-под плаща. – Эльфы маленькие, черненькие, злые и вообще – с крылышками. Ты меня не запутывай! Ты дух, и это очень плохо, вы к утру того, растворяетесь. Туманом, кажется. Я слышала, дедушка в нашем селе пел про вас.

Она расстроилась от своих же слов и снова зарылась в теплые складки плаща. Дух рассмеялся, обещал не растворяться и попробовал поискать на спине крылышки – вдруг да есть, раз в приметах числятся? Сэльви тоже рассмеялась. Ей было удивительно хорошо, как никогда в жизни. И очень страшно. Потому что прежде любая улыбка оплачивалась болью. Во что же обойдется эта ночь? Впрочем, какая разница!

Заботливый «дух» укутал в плащ и строго велел спать. Сэльви тоже важно и деловито распорядилась: не растворяться и никуда не исчезать. Послушный «дух» обещал постараться.

Проснулась Сэльви поздно, солнышко уже на треть выбралось из-за края неба, дома ей бы все бока за такую леность отбили. А тут – благодать, никто не ругается… Девушка вскочила, путаясь в плаще и нервно озираясь. «Дух» сидел у ствола старого вяза и насмешливо щурился – вот, смотри, не растворился. Днем глаза у него казались еще зеленее, если такое вообще возможно.

– И ничего это не доказывает, – обрадовалась Сэльви. – Доброе утро.

– Ты и правда упрямая, – вздохнул эльф. – Пошли, накормлю по дороге. Я тут побегал, нашел в пятнадцати верстах глухую деревеньку. Старушка там подходящая имеется, тебя примет.

Сэльви нахмурилась и промолчала. Ей не нужна старушка! Все равно от Черных не скрыться, ни в какой глуши, даже самой дикой и дальней. Найдут, а второй раз духа ей не дозваться, это и самой глупой деревенщине понятно. Значит, надо перехитрить, пока не сгинул. Девушка решительно глянула на эльфа. Она и мечтать не смела о такой симпатичной и надежной «судьбе», способной защитить от любых бед. Нет уж, дух или эльф – не важно. Главное, не дать раствориться в лесу, который явно благоволит зеленоглазому. Примет – и уже не выдаст, хоть кричи, хоть плачь.

Орильр даже поежился под взглядом, полыхнувшим опасной решительностью. Вот еще шуточка звезд, даже не понять, светлых или темных! Девица с упрямством, достойным гнома. И главное – нельзя же ее вот так, запросто, бросить в диком лесу? Нельзя. Он обреченно-вежливо поклонился и указал рукой направление к деревушке.

Идти по лесу нравилось обоим, эльф удивленно отметил, что девушка двигается легко и быстро, не шумит и явно слышит лес. Даже разговаривает с ним в своей странной манере похожих на приказы просьб: говорит решительно, а смотрит умоляюще, снизу вверх. Сэльви нашла общество эльфа восхитительным. Он знал про лес всё! Если подумать – он, наверное, вообще знал всё. И – удивительное и небывалое дело – не сердился, что ей надо объяснять очень просто. На языке эрхойцев эльф говорил со странным нездешним выговором, а леснийская речь удавалась ему бесподобно. Сэльви тоже знала северное наречие не хуже эрхойского и охотно на него перешла.

Пока тропка бежала под ноги, видимая лишь им двоим, а голоса шелестели, почти не тревожа тишину леса, в темноволосой голове зрел коварный план. Главной надеждой для себя Сэльви мудро сочла порядочность эльфа. Для нее качество совершенно новое, но весьма перспективное. Если бы седой хоть в малой степени осознавал, как далеко распространяются в его отношении планы маленькой ведьмы – сбежал бы, не оглядываясь. Но ее внимание к лесу, живой интерес и умение слушать завораживали. Орильр обнаружил, что соскучился по собеседникам, не обремененным избытком усталой мудрости, не требующим ничего и готовым наивно радоваться каждому маленькому чуду. И он охотно делился. Показывал следы зайца, добывал с ветки не желающие падать красивые цветные листья, подсаживал на крупные сучья, давая рассмотреть покинутое гнездо с сухими скорлупками удивительного цвета, рассказывал о птицах, чьи голоса украшали раннюю осень. А Сэльви всё спрашивала, взахлеб. Шли они быстро, как и планировал седой. Но – не прямо. Гнезда и следы ведь надо и найти, и показать…

Первая часть ее хитрого плана уже исполнилась, когда седой наконец осознал коварство своей спутницы. Вечер уже заставил солнышко зябко тянуть на себя шаль пухового тумана, а до деревушки осталось еще версты три. Черные глаза победно смеялись, когда девушка самым капризным тоном сообщила, что очень, очень устала.

– Нет уж, вперед, к людям, – забеспокоился эльф.

– Я постараюсь, – жалобно вздохнула обманщица. – Дохромаю.

– Никогда больше не стану спасать ведьмочек, даже выглядящих такими беззащитными, – пообещал Орильр. – Что-то там опасно булькает и варится у тебя в голове, аж глаза горят. Я думал – милый несчастный ребенок…

– Я милая, но взрослая. У меня был муж, я от него сбежала, – гордо сообщила Сэльви. – Черный сказал, я Хрыма зарезала, но это не правда, только поцарапала. Он был злой, бил меня и вообще хотел выставить на улицу. Обвинить в неверности и опозорить.

– Да, с семьями нам обоим не повезло, – вздохнул эльф более мирно. – Моя жена меня предала по-настоящему. Правда, мы не заключали брака по полному обряду, хоть это радует. А почему ты не использовала свою силу, когда решила сбежать? Нож – штука ненадежная.

– Людей нельзя проклинать. Никогда, – уверенно сообщила Сэльви. – Это как оса. Погонишь ее, ударишь – и сама пострадаешь. А хуже того, если без вины обижен будет кто-то третий, вообще случайный человек. Я никому не желала зла, честно. Только тому типу, на площади. Но ему можно, он и так весь в корке из копоти. К нему прямо липнет!

– Да уж, – задумался эльф. – Так лепить, чтобы само липло, лет триста учат, ребенок. Видеть и двигаться в моем темпе боя обучают и того дольше, И только эльфов, между прочим. А у тебя все просто. Забавная вышла смесь на крови ведимов – черная ведьма без злобности… Можешь убивать, но не хочешь! Знаешь хоть, чем он в нас кинул?

– Откуда? – виновато вздохнула Сэльви. – Я даже понятия не имею, что ему пожелала. Вроде бы сдохнуть поскорее, – сникла она окончательно.

– Светлые звезды, и зачем мы напридумывали заклинаний? – возмутился эльф. – «Чтоб ты сдох» – и все дела. Главное, вопреки здравому смыслу, подействовало. Если умудришься восстановить, что и как желала, то повторяя, имей ввиду, это была полная парализация. Ты его выключила на два движения. Очень, надо признать, кстати. Спасибо.

– Пожалуйста, – счастливо вздохнула Сэльви.

Орильр снова подозрительно покосился на нее.

Смеркалось стремительно, и деревенька в семь изб встретила их золотистым теплом лучинного света в тусклых окошках, затянутых бычьими пузырями. Эльф постучал и ему открыли, а минуту спустя зеленоглазому уже улыбались, забыв всякую подозрительность. Сэльви смотрела на разговор со стороны и думала, что ее спаситель и правда существо волшебное, ему невозможно не верить. Ночью в лесу дикого края постучался, назвался охотником, поклонился с порога, улыбнулся – и получил ночлег и даже ужин. Правда, хозяева уже ложились и кашу выдали с собой, на сеновал, в теплом еще глиняном горшочке. Орильр поблагодарил и растворился в сумерках.

– Проходи, девонька, – ласково поманила обещанная старушка. – Тебя-то мы устроим в доме, холодно уже ночами, негоже мерзнуть.

– Спасибо, добрая госпожа, – поклонилась вежливая гостья, входя в сени. И добавила, едва дверь прикрылась достаточно плотно: – Но мне только умыться, я к мужу пойду.

– А он и не сказал, что вы семья, – удивилась старушка.

– Хотел меня в тепле устроить, – улыбнулась Сэльви. – Заботливый.

– Это сразу видно, он хороший человек, – согласилась хозяйка покладисто.

Сэльви умылась, с удовольствием выпила молока, еще теплого, – в доме держали коз. Рассказала новости своего села, здесь не знали ничего, кроме леса. Посидела вежливо, как подобает, спела пару колыбельных младшему сынишке хозяев, радуя их своим тихим ясным голосом. Ребенок заснул, улыбаясь. Его мама очень обрадовалась – у малыша резались зубки и он уже неделю не давал никому отдохнуть, а добрая тетя спела, и всё прошло.

За помощь ей вручили пару пирожков и кувшин ягодного взвара. Сэльви поблагодарила и вышла в тихую темную ночь. Без звука прошла к сеновалу, села у порога и запела – так тихо, что и лесному духу не разобрать. Черные глаза азартно смеялись. Заснет, как миленький! Детей уговаривать куда труднее, она много раз проверяла. Да и вообще – сонные песни ей удаются. Тем и от тетки спасалась, и от мужа. Когда тишина в деревне стала хрустальной, когда мягкие пушинки сна осели на всех подушках, Сэльви встала и открыла дверь сарая, жмурясь от страха. Вдруг на эльфов ее песни не действуют? Ух и отлупит ее седой! Да хуже того – вскинет мешок на спину и уйдет.

Он спал. Улыбался, явно видел очень хороший сон. Девушка тоже довольно улыбнулась. Пока она болтала с хозяйкой, эльф устроил уютное ложе из выданных ему двух тулупов. Вымылся в бочке за домом и устроился под отвоеванным у наглой ведьмочки плащом в одной рубахе.

– Всё, ты попался, – хищно сообщила спящему Сэльви. – Я такого утром тебе наплету…

Бочка стояла на том же месте, и воды в ней было предостаточно. Девушка долго мылась, сгоняя с тела ужас ненависти людей, жадных взглядов ведьменей и всей своей постылой жизни в доме Хрыма и тетки.

Потом она вернулась в сарай, пристроила выстиранное платье сохнуть и заползла под плащ, тихо напевая мелодию сна. Эльф дважды почти просыпался – но снова успокаивался, стоило замереть ненадолго. Потом он вздохнул, повернулся на бок и сам плотнее обнял «жену», устраивая ее голову на руке. А Сэльви все пела, зевая и понимая, что сама насквозь пропитана сном. Не было сил даже подумать, что утром сотворит седой, обнаружив обман. Но нельзя ведь просто так сказать ему – я звала Судьбу, а пришел ты. Не поверит. А если и поверит – он-то никакой Сэльви не звал и не искал…

– Ну прямо голубки, – заворковала хозяйка от порога. – Конечно, дело молодое, но крепко же проспали вы рассвет, птахи! Вот я и пришла, завтрак стынет. И я не подглядываю! Я уже ушла.

Седой зевнул, улыбнулся – он давно уже не спал так беззаботно, не слушая лес и не ожидая бед. С тех пор, пожалуй, как последний рас гостил в Круге мудрых. И вот, надо же – провалился, отоспался. Вся усталость, нехотя и по капле покидавшая тело последний год, схлынула. Легко, светло…

Он попытался шевельнуться, удивленно открыл глаза и охнул. Внимательно изучил совсем рядом со своим лицом упрямую морщинку меж темных бровей, усердно зажмуренные глаза и прикушенную губу. Упрямейшая из ведьмочек не желала жить в деревне, это он и вчера понял. Но чтобы настолько – и представить не мог. Чуть пожал плечами и дунул ей в лицо. Сбившаяся прядь темных волос сместилась, защекотала нос и вынудила-таки девушку открыть глаза, вздохнуть, чихнуть… – и снова усердно зажмуриться.

– То есть мое мнение никого не интересует? – уточнил эльф.

– Почему? – она отважилась приоткрыть левый глаз. – Можешь меня отлупить, это будет честно. Или оттаскать за волосы – тетке от всех расстройств крепко помогало. Но учти, я упрямая.

– Надо было сразу относиться к этому заявлению с должной осторожностью, – рассмеялся эльф, падая на спину и довольно потягиваясь. – Что бы ты вчера ни спела, я великолепно отоспался. Спасибо. Если разобраться, я так не спал пятьсот тридцать… нет, пятьсот сорок три года. И два месяца, тогда была макушка лета, а теперь уже закат.

– Ужас, – она открыла второй глаз и села, нервно натягивая плащ. – Ты ведь это серьезно. А я думала наговорить с утра глупостей, то да се… Не поверишь.

– Не-а, – согласился Орильр, снова зевая. – Давай дальше по плану, что после глупостей? Не расстраивайся, говори, как придумала, разберемся.

– Я тебя не предам, – тоскливо вздохнула Сэльви. – Я лучше твоей бывшей, которая коварная эльфа. Можно мне с тобой? Ну, не по вашим обычаям и обрядам, просто так. В Эрхое это называется – походная жена. Пойми, они меня искали четыре года. И не отступятся. Мне не хочется стать «углем» для их силы. И никто не поможет, кроме тебя, я твердо знаю.

– Допустим.

Орильр сел и посмотрел на черноглазую с сочувствием. Откуда ей было знать, что он за существо? И про прошлое – тоже. Например, что в давней войне он уже встречал такую вот тонкую маленькую черноглазую женщину, которая была опаснее любого ведима. Прорвалась через ряды охраны, срубив троих и уложив своими проклятиями опытного мага, как мальчишку. Тогда он успел. Повезло – последним стоял, возле королевы, закрыл ее и срезал тварь. Она жила еще долго, и очень хотела убивать до последнего мгновения. Потом маги сказали – это была мать всех ведимов, так ее звали Черные.

А десятью днями позднее он увел королеву в катакомбы, и всё кончилось. И прошлое, и желание строить будущее.

Когда он увидел эту девочку у столба – едва удержал руку, потянувшуюся зарубить ее первой, прежде Черных. Всё не мог поверить, что звала именно она. И проклинала, оставшись за спиной – именно ведимов, а не его, лишь случайно промахнувшись. Ночью, на первом же привале, он спешно собрал и заварил ей травы. Безобидные для человека и смертельно ядовитые для демона. Она охотно выпила, не заметив подвоха, и живет. Так кто она? И кто из них двоих нагородил больше глупостей вчера и сегодня? Если бы она хотя бы перестала так нелепо и наивно обманывать его!