Текст книги "Проснуться не в себе: Дневник безумной наркоманки (СИ)"

Автор книги: Оксана Павлычева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Дневник безумной наркоманки.

Пролог.

Вы когда-нибудь оглядывались вокруг себя? Задумывались над тем, что у вас есть, чего нет, а что могло бы быть, приложи вы хоть немного усилий? Анализировали ли вы свою жизнь, поступки, оглядывались ли назад? Я никогда. У меня было, как мне казалось, все необходимое для счастья – любящие родители, дом, деньги (много денег), верные друзья (что в прочем было ложью). И я считала, что так и должно быть. Все в мире закономерно, все предначертано судьбой. Для каждого отведено свое место и своя роль в жизни, и нечего рыпаться, если рожден в грязи. Я купалась в любви и роскоши, и обратная сторона жизни была мне не ведома, да я и не интересовалась ею, пока судьба не сыграла со мной злую шутку, выкинув за порог привычной жизни. Все началось с того, что однажды я проснулась не в себе.

Глава 1

Пятое сентября, 2010 год.

Эта история началась чуть больше двух месяцев назад, но прежде чем поведать о ней, я расскажу немного о себе. Мое имя Лолита (обычно все смеются, вспоминая набоковскую Лолиту). Я родилась в обеспеченной, интеллигентной семье. Моя мама художница и дизайнер, а отец известный в городе хирург. Родители очень долго лечились от бесплодия. Стоит ли говорить, что я была долгожданным и обожаемым ребенком, к тому же поздним и единственным. Отец с матерью не жалели ни сил, ни любви, ни денег на мое воспитание и образование. У меня были самые дорогие игрушки, самая красивая одежда, самые лучшие педагоги. Правда, в вопросе о моем воспитании желания родителей расходились – они буквально рвали меня на две части. Папа вбивал мне в голову азы науки, и никак не мог понять, что с моими знаниями химии, путь в медицину для меня заказан, а мама прививала мне любовь к искусству. Сама же я никогда не задумывалась о своем будущем, возможно потому, что за меня это делали родители. Мне не позволялось и шагу ступить без одобрения родителей. Они слишком опекали меня. Стоило мне чихнуть, как в доме тут же собирался консилиум врачей. Это может показаться бредом, но даже будущего мужа мне выбрали родители. Они считали его отличной парой для меня. Дмитрий был сыном папиного друга. Я не видела в нем ничего хорошего – избалованный, самовлюбленный папинкин сынок, но так как в нашем доме он перевоплощался в образец воспитанности и интеллигентности, то меня и слушать не желали. Даже тогда, когда этот образец изнасиловал меня. Нет, не то, чтобы это было похоже на то, что совершают в подворотнях маньяки, но это было все же против моего желания. Но, так как я свыклась с его ролью своего будущего мужа, то просто закрыла на это глаза. А что мне оставалось делать, если родная мать отнеслась к этому спокойно? Ее интересовало лишь, не ударил ли он меня. Нет, мам, он меня не бил. Он просто держал мне ладонью рот, чтобы не орала, ну и ноги, конечно же, как же без этого. Я готовилась всю жизнь терпеть его и тихо ненавидеть. Я пыталась даже полюбить его. Как средневековая женщина, честное слово. Я совершенно не самостоятельна в свои двадцать два. Я даже не умею готовить. Я росла очень болезненным ребенком, и родители опекали меня. У меня была астма и порог сердца, и куча других "болячек". И вот чуть больше двух месяцев назад я умерла... Я перенесла операцию, во время которой мое сердце не выдержало наркоза. Одновременно со мной умерла еще одна девочка – от передозировки наркотиков. Я не знаю, что за ерунда произошла, но теперь я живу в теле шестнадцатилетней наркоманки. Бывшей наркоманки – я прошла курс реабилитации и перенесла жуткие ломки, но это не самое ужасное. Самое ужасное было, когда я увидела себя в зеркале. Думаю, не трудно догадаться, что я чувствовала. Я думала, что сошла с ума – в зеркале на меня смотрело совсем не мое, а чужое лицо. Я отходила от зеркала, и подходила к нему снова, но чужое лицо появлялось снова и снова. Я успокаивалась по мере осознания происходящего. Почему меня лечат от наркотической зависимости? Я ведь никогда не принимала наркотики и даже не курила! К тому же я помнила, как готовилась к операции, и врачи предупреждали, что сердце может не выдержать, но операция была необходима. Я отказывалась верить в случившееся. Я, конечно, морально готовилась к любому исходу, и к смерти в том числе, но никак не ожидала оказаться в чужом теле. Я не хочу описывать свое пребывание в этой ужасной, отвратительной больнице, но могу сказать, что именно там я впервые ощутила себя на дне общества, на дне жизни. Я научилась сама перекрывать "систему", так как дозваться кого-то из медицинского персонала, было довольно проблематично. Я уже молчу о том, что никто не торопился на помощь, если кому-то становилось плохо. Хотя хорошо там не было никому, в том числе и мне. Меня, извиняюсь, рвало (все равно никто не слышит), а все тело в прямом смысле ломало. Это очень больно. Наблюдая за тем, как один за другим умирают мои соседи по палате, я ждала своего конца. Я была почти уверена, что умру во второй раз. Персонал спокойно смотрел на мои мучения, наверно, тоже ждал. Как сейчас помню слова лечащего врача: "А чего ты хочешь, деточка? Я не Господь Бог, а всего лишь врач. Тебя ломает от токсикации, это какая нагрузка на сердце! Вполне возможно, оно может и не выдержать. И вообще, мы все когда-нибудь умрем, так что не ной!" Интересно, говорил ли когда-нибудь подобные слова мой отец своим пациентам? Ведь он тоже врач. Я не знаю, кого благодарить – Всевышнего или свой организм, но я выжила, и даже избавилась от наркотической зависимости. В день выписки меня ждал еще один сюрприз – за мной пришла моя "мать". Нет, не родная, а мать той девушки, в чьем теле я теперь живу. Уже в больнице она набросилась на меня с криками и упреками, совершенно не стесняясь в выражениях. Такого сборника сквернословия я еще не слышала. От женщины пахло алкоголем. Она называла меня Катькой. Значит, теперь я Катя. Честно говоря, понятия не имею, как вести себя дальше. Почти сразу же по возвращению из больницы, я отправилась в свой родной дом. Я не надеялась, что меня узнают, я хотела увидеть своих родителей. Во дворе дома я увидела маму. Она была очень бледной, а на голове повязан черный платок. Мои догадки подтвердились. В моей семье горе, в моей семье умерла я. Я подошла к воротам, мама подняла голову. Ее взгляд не выражал ничего, когда она посмотрела на меня. Она спросила, что мне нужно, а затем холодным тоном сказала, чтобы я уходила, и не ошивалась около дома. В тот момент я поняла, что прошлая жизнь осталась для меня за закрытой дверью.

Я вернулась в свой новый дом – маленькую двухкомнатную квартирку, в которой помимо меня проживают еще три человека. Теперь у меня есть четырнадцатилетний брат и маленькая сестра. А еще родители, частенько прикладывающиеся к рюмке. Моему возвращению из больницы (теперь я говорю от имени Кати) обрадовалась только сестренка. Лизе было почти пять, и она очень любила свою старшую сестру. А вот остальным членам семьи было, откровенно говоря, плевать на меня. Мне стало жаль Катьку. Девочка совсем не видела любви. Не мудрено, что она пошла по наклонной – у бедняжки ничего хорошего не было в жизни. Теперь ничего не было и у меня. Мы спим втроем в одной комнате – я, Артем и Лиза. Хотя чаще всего вдвоем – брат частенько отсутствует по ночам. Я бы на месте нерадивых родителей внимательнее присматривала за ним – четырнадцать лет очень опасный возраст. Но им, как я уже говорила, плевать на детей. Да, видимо и у Катьки с Артемом были не самые близкие отношения. Когда я спрашиваю у него, как его дела, он либо игнорирует вопрос, либо огрызается. Вообще в этой семье я могу общаться только с Лизой. Я с удовольствием рисую с ней, играю и хожу на прогулку. Лиза счастлива – видимо любимая сестра не часто уделяла ей внимание. А еще я учусь готовить. В моей семье это делала экономка, а здесь каждый сам за себя. Раньше я питалась правильно. Теперь же ем то, что найду в холодильнике. Еще мне приходится носить Катины вещи. Мне это дается совсем нелегко – вкуса у девочки нет. К слову говоря, Катя довольно симпатичная девушка. Только я понять не могу, зачем она уродовала себя? В своем носу я обнаружила дырку – у девушки был пирсинг. Так же серьга красовалась и в пупке. Не знаю почему, но последнее я не сняла. Голову Кати "украшали" красно-фиолетовые пряди. Мне стоило немалых трудов перекрасить все это в ровный каштановый цвет. Теперь в зеркале на меня смотрит очень привлекательная юная девушка. Правда, я все никак не могу привыкнуть к своей новой внешности, к новой себе. И когда меня зовут по имени, отзываюсь не сразу – все-таки двадцать два года я была Лолитой. На сегодня я, пожалуй, закончу запись. Нужно еще сделать уборку. Кроме меня навести порядок в этом доме больше некому.

Пятнадцатое сентября, 2010 год.

Сегодня первый день в школе. Смешно, правда? В двадцать два года снова в школу. Могу сказать, что встретили меня не очень радостно. Особенно учителя. Последнему я не удивляюсь – вряд ли Катька училась хорошо. И что мне делать? Подстраиваться, считая мух на уроках? Поздно, я уже успела довести преподавателей до икоты, отвечая на вопросы и показывая свои знания. Только на химии с физикой психика учителей не пострадала – по этим дисциплинам я была не намного умнее Кати. Некоторые девочки обрадовались возвращению одноклассницы. Выглядят они не лучше Катерины – тоже яркий макияж, крашеные красные волосы. Судя по всему это подружки девочки. Кстати они не одобрили мой внешний вид, и когда я сказала, что прежний мой вид был верхом безвкусицы, девочки рассмеялись со словами: "Ты-то откуда знаешь о вкусе?" Я заранее сказала, что пережила клиническую смерть, и теперь страдаю потерей памяти. Это значительно облегчит мне жизнь.

Шестнадцатое сентября, 2010 год.

Сегодня учитель истории сказала, чтобы я отпраздновала свою первую пятерку, а еще спросила, чем меня лечили, что изменились не только внешность и поведение, но и уровень IQ. А по английскому вообще откровенно заподозрила, что я это не я. Цитирую дословно: "Больница пошла тебе на пользу. Словно подменили. Не могу поверить! Не может такая бестолочь, как ты, так говорить по-английски! Ты же два слова связать не могла!" Я уже молчу о том, что почти все преподаватели затыкали мне рот, не давая и слова вставить, мол, ты бы, тупица, молчала. Что ты можешь знать." Эх, Катя, Катя. Зачем ты позволяла себя унижать?

Глава 2.

Семнадцатое сентября, 2010 год.

Плохая была идея выдавать себя за другого человека. У Катьки помимо наркотиков, было полно других проблем. Может, конечно, для нее это и не проблема, а вот для меня ее дружки настоящая заноза. Стоит ли сомневаться, что люди (если их можно так называть), подсадившие ее на наркоту, так просто от нее не отстанут, а значит, теперь и от меня. Они были возмущены моим нежеланием общаться с ними. Один из них крепко обнял меня за талию. Я возмутилась:

– Что за бесцеремонные выходки?

Парни громко засмеялись.

– Бросай это, Катька. Че с тобой? Какую дурь ты куришь, а?

– Ничего я не курю.

– Правильно, потому что у меня есть для тебя кое-что получше.

В следующий миг этот идиот сделал то, отчего меня едва не стошнило – он поцеловал меня в мочку уха! Неужели у Кати был с ним роман? Боже мой! Он ведь отвратителен! У девочки явно были проблемы с самоуважением…

– У меня нет денег.

– Ну, что ты, зайка. Какие деньги? Когда я брал с тебя бумажки?

Тут я поняла, чем именно платила девушка за сомнительное удовольствие. Уж лучше деньгами, честное слово. Подозреваю, что Катенька была шлюшкой. Я очень долго отмывалась в ванной, пытаясь смыть с себя всю мерзость. Неужели эта девица спала за наркотики? Хорошо еще, если не обнаружится, что я больна чем-нибудь… Сифилисом к примеру.

– Я не хочу ничего. Я домой пойду.

– Че ты? Че ты ломаешься? Ты нас кидаешь чтоли? Послушай, котенок, мы пойдем на хату, побеседуем, ладно? У тебя дипрессняк после больнички, я понимаю. Мы посидим с компанией, попьем пивка, расслабимся.

Я пошла с ними. Все равно не отвязались бы. Нужно серьезно подумать о приобретении электрошокера или чего-нибудь еще для самообороны. Обязательно подумаю об этом. Так вот пришли мы в квартиру, в которой уже собралась компания из парней и девушек. Потому, как они поздоровались со мной, я поняла, что Катя знала их всех. Мне было очень неловко. Компания состояла из разновозрастных молодых людей. На вид им было от пятнадцати до двадцати лет. Они курили и пили пиво прямо из бутылки, а некоторые вдыхали какой-то порошок. Я думаю, что это кокаин. Мой «кавалер» предлагал и мне тоже. Я отказывалась и его это очень злило. В конце концов, он стал распускать руки, и даже оскорблять меня. Его лексика оставляет желать лучшего. Самым ласковым словом в мой адрес было «коза». Моя мама упала бы в обморок, услышав такой поток брани. Да еще и направленный на меня. Здесь заступиться за меня было некому. Но когда этот укуренный хам стал выходить за все мыслимые рамки, за меня наконец-то заступился единственный, более или менее адекватный в этой компании парень.

– Отвали от нее! Она тебе непонятно сказала?

– Че? Че ты лезешь? Ты кто такой?!

Дальше я перестала понимать их диалог. Они словно говорили на птичьем языке, а потом завязалась драка. Меня удивило то, что неравнодушной к происходящему была только я. Кто-то, приняв дозу, находился в невменяемом состоянии, а кто-то равнодушно наблюдал, словно смотрел телепередачу. Хорошие. Отличные друзья. Жаль мне Катьку – ни в одежде вкуса, ни в выборе друзей. Глядя на ее парня, мне вообще кажется, что девочка была незрячей. К счастью, драка закончилась без серьезных травм. Я сказала, что хочу уйти. В ответ мой «парень» пробурчал что-то вроде «катись, куда хочешь», и очень скоро потерял ко мне интерес. Парень, заступившийся за меня, вызвался меня проводить. Не то, чтобы я была рада этому – ведь он один из этих отморозков, но все же дала свое согласие. По дороге он спрашивал меня о моем здоровье (единственный человек за все время), и как скоро я планирую вернуться на сцену. Ага, с этого момента становится интересней. Неужели Катюша у нас была певуньей? Признаюсь, что петь я никогда не умела. Со слухом же у меня и вовсе беда. Помню, мама все пыталась привить мне любовь к музыке, но все старания были напрасны. Нет, музыку я, конечно, всегда любила, только таланта от этого больше не становилось. На мои уши не просто медведи наступили, они на них хорошо поплясали. Я рискнула сказать, что о сцене, скорее всего, придется забыть. Парень очень удивился.

– Ты что, Катя! Это же твоя мечта! Ты не можешь бросить!

Теперь я знаю, что у девочки – наркоманки была мечта – то единственное, ради чего она жила. А у меня никогда не было мечты. Своей мечты. Я была марионеткой для родителей. Даже мои собственные мысли не принадлежали мне. Парню пришлось навешать на уши уже заготовленную лапшу о потере памяти. Он заметно расстроился, а когда я сказала, что его имя я тоже не помню, то и вовсе поник. Тут до меня дошло – а ведь Катя нравилась ему! Теперь я еще больше не понимаю эту девицу – что заставило ее сделать выбор не в его пользу? Ведь Алексей и характером лучше, да и внешностью очень даже неплох. Не понимаю…

Двадцатое сентября, 2010 год.

Сегодня я все-таки согласилась сходить на прослушивание. Нет, не для конкурса – Леша уговорил меня приехать на студию для записи новой песни. Сказал, что просто попробуем, вдруг что-то да получится. Я согласилась. В конце концов, попробовать действительно можно, к тому же голос-то не мой, а Катин, да и слух тоже. Правда, чутья музыкального у меня нет, но я все-таки училась музыке. Надеюсь, что не зря. Песню мы все же записали, если это можно назвать песней. Я еще не говорила, что не люблю реп?

Двадцать первое сентября, 2010 год.

Сегодня нашла у Артемки пачку сигарет и презервативы. Сделала вид, что не заметила, а вот Артемка поинтересовался, с какой это радости я рылась в его вещах.

– Будешь отчитывать? – Артем скривил губы в усмешке.

– За сигареты? Надо бы. – Согласилась я. – Но я думаю, это бесполезно. Надеюсь, что в будущем ты сам придешь к отказу от этой привычки.

– Катька, скажи честно, чем тебя лечили? Ты не моя сестра. Смотри, какой умной стала!

– Не хами. Я старше.

– На два года. Вот и все твои преимущества. Так что не умничай. Я хотябы не наркоман.

– И я. Я больше не принимаю наркотики. Кстати я рада, что ты хотябы думаешь о безопасности. Я о… ну, ты понимаешь.

– Понимаешь. Не ройся в моих вещах.

– Я не рылась. Случайно нашла, честное слово.

Артемка в ответ лишь кивнул головой. Это был наш первый полноценный диалог. Радовала Лиза. Она очень светлый и чудесный ребенок, и, несмотря на отсутствие воспитания, очень умненькая для своих лет. Мне очень хочется ее баловать, но финансовые возможности, вернее их отсутствие, не позволяют. Я планирую поправить это. В моем доме у меня есть тайник, в котором я прятала деньги. Там должна накопиться приличная сумма. Мои родители были щедры на карманные расходы. Признаюсь, мне очень страшно тайком проникать в собственный дом, ведь теперь это уже не мой дом, и если меня поймают…

Пятое октября, 2010 год.

Мама, я скучаю. Мне не хватает слов, чтобы передать мою боль. Мамочка. Ты не представляешь, каково это – стать сиротой при живых родителях. Это очень больно – знать, что вы с папой живы, и не иметь возможности обнять вас. Я плачу. Пишу это, а буквы расплываются. Хорошо, что есть дневник, которому я могу рассказать все-все. Каждую ночь я стараюсь не всхлипывать и не шмыгать носом слишком громко, чтобы не разбудить Лизку.

Двадцать восьмого сентября я осуществила задумку – проникла в дом и стащила все свои припрятанные деньги, ну и кое-какие вещи. Мое присутствие не осталось незамеченным. Родители позвонили в полицию, а папа сам лично бросился меня ловить. Сама удивляюсь, как я все-таки смогла убежать – ведь в руках я держала пакеты, куда сложила кое-что из своих вещей. Боюсь, что полиция станет искать меня и быстро найдет, если составят фоторобот с папиных слов. Хотя, скорее всего, это дело просто будет лежать в архиве. Очень на это надеюсь. Когда я выбежала во двор, ко мне бросился Граф. Граф – это наша собака, очень красивая и умная, кстати. Однажды она уже поймала вора, который пытался пробраться в наш дом. Граф не стал лаять. Он притаился, и затем свалил его на землю, и не слезал с него, пока мы не выбежали из дома. Вор лежал под Графом до приезда полиции. И вот мой любимец бросился ко мне. Я замерла в страхе. Но вместо того, чтобы свалить на землю, он стал радостно лаять и облизывать мое лицо. Признаюсь, в тот момент я рыдала. Он узнал меня! Мой пес меня узнал! В отличие от родителей. Почему так? Граф забрал у меня драгоценное время, и я не успела убежать от папы. Он схватил меня за руку, и стал кричать, что сдаст полиции. Я плакала, умоляя этого не делать, но как я могла оправдать свой поступок? Папа и не думал поддаваться уговорам и слезам. Не знала, что мои родители такие черствые люди. Я понимаю, что преступник должен отвечать, но если этот преступник худой и голодный подросток, не должно ли человеческое сердце хоть немного сжалиться? Честное слово, я бы отпустила с миром такого нерадивого воришку. Я уже не ждала ни пощады, ни спасения, как Граф – мой любимый Граф набросился на папу, и стал лаять. Он схватил хозяина за рукав и оттащил его от меня, а когда тот отпустил меня, Граф лаял и не подпускал его ко мне. Папа стоял в растерянности. Наверняка Графу достанется за эту выходку. Прежде, чем убежать, я попросила у папы прощения.

– Простите меня. Я только забрала свои вещи, правда. Я не взяла ничего чужого, честное слово! Простите меня!

Я заплакала и убежала, пока не приехала полиция. Я бежала вдоль дороги. Какой-то водитель посигналил мне. Я даже не повернулась, а ускорила шаг. Тогда он опустил боковое стекло.

– Куда бежишь, красавица? Ноша не тяжелит?

Я обернулась на, до боли знакомый, голос. Это был Женька! Мой друг детства.

– Нет. Не тяжелит.

– Давай, довезу.

Я покачала головой. Женьке, я, конечно, доверяла, но теперь он не мой друг, потому что я больше не Лолита.

– Нет, благодарю. Ноша совсем не тянет.

– Да ладно! Садись, я не маньяк.

Представив Женьку в роли маньяка, я засмеялась. Этот кудрявый мальчишка и мухи не обидит.

– Сажусь, уговорил.

Женька вел осторожно – видимо совсем недавно приобрел права. Я чуть не поздравила его с этим событием. Женька спросил, что за конфликт произошел у меня с хозяином дома, и откуда я знаю Константина Анатольевича. Я молчала. Он не унимался.

– Пыталась залезть к ним в дом?

– Вот еще! – я фыркнула от возмущения. Он прав, но неприятно, что он считает меня воровкой.

– Ну, я ведь видел все.

– Тогда зачем посадил к себе? В участок везешь?

– Пока думаю, куда тебя везти. Если расскажешь, может, сжалюсь. Ты ведь мелкая еще. Тюрьма испортит тебя. Сколько тебе лет?

Тут я сглупила, назвав свой возраст. Женька засмеялся.

– А если честно? – Он дал мне возможность исправить оплошность.

– А если честно, шестнадцать.

– Говорю же, мелкая. Ну, так что? Я Евгений, кстати.

– Катерина.

– Катериина. – Важно повторил он. – Рад знакомству, Катерина.

– И я. И я тоже рада. Я действительно залезла в тот дом. – Призналась я.

– Глупый ребенок. Много стащила?

– На самом деле, я взяла то, что принадлежало мне. Мы с Лолитой были подругами, и у нее остались кое-какие вещи. Я не нашла другого способа забрать их.

– Интересненько. А у родителей спросить не пробовала?

– Им не до этого сейчас.

– Это верно. Давно были знакомы с Лолитой?

– Давно. С детства.

Женька снова захохотал.

– Видимо, когда ты еще под стол ходила, да и то ползком! У вас с Литой шесть лет разница!

Мое сердце сжалось, когда он назвал меня уменьшительным именем. Только он называл меня так. Нет, я никогда не была влюблена в него, но мне его не хватало. Он был мне больше, чем другом. Он был мне братом. Я не смогла сдержать слез. Моя собственная тайна душит меня. Сейчас нас трое, хранящих этот секрет – ты, мой дневник, Женька, и, собственно, я. Женьке я рассказала все. Не смогла сдержаться. Конечно, он поверил не сразу. Мне пришлось доказать ему, выдав наши общие секреты. Я поведала ему, что в седьмом классе он был влюблен в Милу – свою одноклассницу. Мне даже пришлось сделать ему больно, напомнив, как одноклассники называли его кудрявым бараном. Зато в институте за ним бегали все местные красавицы. Женька похорошел. В пятнадцать лет он впервые поцеловался, и считал это позорно поздним сроком, а в семнадцать лет у него был этот самый первый раз. А еще в тринадцать лет, играя в футбол, он сломал ногу. У него был открытый перелом. Кость срослась неправильно, и пришлось ломать ногу заново. Я тогда в шутку пообещала, что если Женька останется хромым, то выйду за него замуж. Чтоб не пропадал. Женька был мне другом и подружкой, так как настоящих друзей у меня не было. Это я поняла только став Катей. Я просто слышала однажды их разговор, встретив случайно в торговом центре. У меня не было денег на покупки, и поэтому я просто прогуливалась, глазея на витрины. Девчонки выбирали туфли.

– Ой, а помните, как у Лолки каблук сломался? – Это была моя самая близкая подруга. Сама не понимаю – по какому принципу я выбирала подруг. Неужели принимала фальшь за дружбу? Неужели была такой наивной? Я скорее знаю ответ. Не наивность ( я и не верила в их дружбу) заставила меня дружить с этими девушками. Я просто не верила в настоящую дружбу, и считала это нормальным. Поэтому я не сильно удивилась, услышав, как они перемывают кости покойной мне.

– Да она вообще ходить не умела! Как цапля на ходулях! – Это уже Алина. Не буду описывать «подруг». Они не заслуживают траты моих чернил. Назову только по именам.

– Да. Она была неуклюжей. – Поддакнула Аня. Кстати, почти все мои «подруги» были гидропиридными блондинками. Кроме нас с Аней – мы были белокурыми от природы. Сейчас мне даже радостно от того, что не приходится рисовать себе брови – матушка природа наградила Катю богатыми бровями и ресницами. Да и волосы у нее гуще. Все– таки Катя была красивой девушкой. А теперь такая и я. Нет, комплексами я никогда не страдала, но моя внешность не была такой уж яркой и интересной. Обыкновенная миловидная блондинка. Теперь я была яркой шатенкой, немного с рыжим на солнце отливом – краски для волос имеют особенность смываться.

– И вкуса у нее не было – вновь продолжила тему та, что была моей близкой подругой. Кстати, ее зовут Маша. Пятьдесят килограмм фарша. Хахаха. Фальши то есть. – Как она одевалась! Боже мой! С ее деньгами можно было иметь шмотки поприличнее.

– Ой, с какими такими деньгами? – Закатила глаза Алина. – Не такая уж у нее и обеспеченная семья. Только строили из себя знатных интеллигентов. Даже похороны справили как-то бедненько, словно нищие.

Тут Аля заметила меня, и, одарив взглядом, полным презрения, спросила:

– Тебе чего? Что смотришь?

– Да вот, думаю, почему на таких, как вы таблички не вешают с надписями: «осторожно, редкостные твари».

Я покачала головой, и ушла, стараясь не слушать выкриков в след.

Кажется, я сильно отвлеклась от Женьки на недостойных этого людей. Он поверил мне. Не сразу, но поверил. Потом отвез в мой новый дом, правда, предложил сначала пожить у него. Несмотря на наши братские отношения, я отказалась.

Теперь у меня снова есть друг. Я рада.

Глава 3.

Двадцать пятое сентября, 2010 год.

Два дня назад приходил участковый. По поводу кражи, разумеется. Я забыла о том, что мне нет восемнадцати, поэтому буквально тряслась в страхе, когда шла в участок. Я думала, что меня посадят. Там на меня наорали, но отпустили домой. Оказалось, что Катька уже стояла на учете. Да и на руку девка была нечистой. Спасибо, Катя. Отличная у меня репутация. В участке я встретилась с папой. Он пришел забрать заявление. По его словам, он мучился сутки, а потом решил не портить жизнь ребенку, мол, девчонка я еще совсем. Потом он спросил, кем я прихожусь Лолите. Я ответила, что подругой.

– Насколько близко ты знала ее? – Спросил папа.

– Ближе, чем вы можете представить. – Ответила я. Надеюсь, папа не понял меня превратно.

Сегодня после школы меня встретил Алексей. Он написал какую-то песню. Интересно, сколько времени пройдет прежде, чем он поймет, что я бездарность, и, наконец, отстанет?

– Когда ты будешь свободна?

– Не знаю. Вечером я должна забрать Лизу из детского сада.

– Ты каждый день ее забираешь. Ну, а после?

– После будут уроки.

– Какие уроки?

– Такие, которые задают в школе. Слышал о таком?

– Ты ведь говорила, что плюешь на учебу.

– И ты одобряешь это?

– Нет, это плохо, но… Может быть, ты просто не хочешь больше петь?

– По правде говоря, да. Я не хочу петь.

– Значит, в конкурсе ты участвовать не будешь. – Расстроено заключил Леша.

– Наверно, нет.

Леша ушел, даже не проводив меня. Только на прощание буркнул «пока». А у меня камень с души упал. От одной проблемы я избавилась. Ура.

Двадцать шестое сентября, 2010 год.

Сегодня я подумала, что схожу с ума. Со вчерашнего дня творится какая-то чертовщина. Сам по себе включается телевизор, бьется посуда и происходят прочие непонятные вещи. Может быть, сходить к психотерапевту?

Двадцать седьмое сентября, 2010 год.

Сегодня я видела Катю. Она была в ярости. Бедная девочка не может смириться со своей смертью, и конечно, обрести покой. Еще ее бесило, что в ее теле живет другой человек. Я понимаю ее.

– Хорошо ты устроилась, подруга. Должна была сдохнуть, а вместо этого получила вторую жизнь и тело, моложе прежнего! И астма больше не мучает.

– Зато я пережила ломки. Это, между прочем, можно пережить.

Катя скривилась. Ее взгляд скользнул по мне с ног до головы.

– Я теперь будто и не я совсем. Ты зануда, детка. Стиль как у английской королевы. Я вот зачем пришла. Не могу смотреть, как ты живешь моей жизнью, и при этом строишь ее под себя. Какого черта ты вытворяешь? С чего ты взяла, что можешь отказываться от конкурса? Кто дал тебе это право?

– Но я не умею петь.

– А это твои проблемы! Сцена была всей моей жизнью. У меня, знаешь ли, была убогая жизнь. Музыка была моей единственной радостью.

– Кроме наркотиков.

– Что ты понимаешь?! Не суди меня! Ты двадцать лет жила как мышка в коробке. Золотая девочка, не знавшая обратной стороны жизни. А вот она! Вот! Тебе нравится? Уже привыкла или посещают мысли о самоубийстве? Нет? Тогда бери телефон и звони Лехе.

– Лехе? Алексею? Но я не знаю номера его телефона.

– Продиктую. – Катька указала взглядом на телефон. В общем, теперь я участвую в конкурсе, и если проиграю, она оторвет мне голову.

Десятое октября, 2010 год.

Вчера записалась на курсы самообороны, которые еще совмещаю со спортивными танцами. Это для того, чтобы быть в хорошей физической форме, и обрести боевой характер. На этом настоял Женька. А все из-за того, что Катькины дружки снова вспомнили обо мне. Они пытались затащить меня в машину. Я упорно сопротивлялась, и в итоге смогла убежать. Страшно подумать, что было бы, если б не смогла. Леша обещал показать пару приемов на случай, если эти отморозки в скором времени еще надумают пристать ко мне. А еще сказал, что поговорит с ними, чтобы оставили меня в покое. Я отговорила его. Надеюсь, что отговорила.

Пятнадцатое октября, 2010 год.

Сегодня ходили с Алексеем на прослушивание. Вернее прослушивалась я, а Лешка так – поддержать. Этот говнюк не сказал мне, то прослушивание это и есть первая часть конкурса. Первый тур. Забег начался, и я преодолела первую дистанцию. До этого я упорно трудилась. Я часами распевала дома, действуя на нервы Темке.

– Ты же реп читала. Что, уже в оперу подалась, чтоли? Хорош выть – уши болят!

Вот так. Я стараюсь, пою, а он называет мое пение воем. Правда, через два дня сам попросил зачитать что-нибудь. Я напела припев написанной Алексеем песни. На этот раз Артем похвалил. Может, все не так плохо, как я думала, и во мне просыпается неведомый мне раньше талант?

Семнадцатое октября, 2010 год.

Сегодня тренер сказал, что у меня хорошая пластика. Всегда считала себя неуклюжей, да и не только я. А тут такое приятное открытие. А еще от нас ушел отец. В смысле отец Лизы и Артема. Мать ушла в депрессию. И в загул. Так что у нас тут весело. Я все больше времени стараюсь проводить с названными братом и сестрой. Пропадут они, если их бросить. Я как-то даже привыкла к ним, сроднилась чтоли. Не представляю, если с кем-то из них что-то случится. Репетиции пока пришлось отложить на второй план. Следующий тур через два месяца. Первый раз вижу, чтобы конкурсы проводились с такими промежутками. Хотя я никогда и не участвовала в конкурсах. Особыми талантами не блистала.