Текст книги "Когда сгнил придорожный камень..."

Автор книги: Оксана Аболина

Лист 10

 
Шел и шел снег…
Белые, ехали верхом воины.
Они были далеко от меня,
И я не узнал, мои ли это братья…
– Когда вернешься с войны, братишка?
Когда все люди станут друзьями?
– Тогда, когда зацветут столбы,
Когда утренняя звезда взойдет вечером,
Когда сгниет придорожный камень…[1]1
  По мотивам латышской народной песни.


[Закрыть]
 

– Тс-с, – прервал песню Хромого Бродяги часовой. – Сюда идут.

– Стрелки! По местам!

– Они?

– Хм! Увидим.

– Тихо, мерзавчики! Ничего не случилось. Бродяга, пой!

Но Хромой Бродяга не успел даже набрать в легкие побольше воздуха для своего заунывного плача – как Звезднокожий со своими спутниками под конвоем стрелков вступил на поляну, где собрались мерзавчики.

… Они сидели у костра и ели странное варево из травы и листьев, придающее человеку уверенность, силу и храбрость.

– Чтоб избежать непонимания, представлюсь, – высокомерно произнес длинный костлявый парень, влияние которого заметно ощущалось среди мерзавчиков. – Я – Подонок. Так прозвали меня приспешники Хозяина. И я принял эту кличку, так как она олицетворяет отношение власть имущих ко мне, равно как и наоборот. – Подонок обвел окружающих взглядом, полным решимости дать немедленный отпор любому, кто усомнится в его словах. Но все спокойно молчали, мерзавчики – благоговея перед атаманом и почетными гостями, Угорь – выжидательно, а Звезднокожий – с глубоким откровенным интересом.

Лишь Кирпич недовольно ворочался, обожженный злыми искрами, метнувшимися на него из глаз Подонка. Он туго соображал, как ему в данной ситуации должно поступить – арестовать присутствующих именем Брамоса или тихо промолчать. Что-то грубое, неотесанное, непонятное ворочалось в его тяжелой голове.

А тем временем ободренный всеобщим вниманием Подонок продолжал свою речь, уже не прерываясь:

– За мою голову Хозяин дает тысячу монет. Ты видишь, Брамос, я доверяю тебе заочно, всего лишь со слов Берты – служанки Крысы, проходившей здесь вчера в Поместье. Мне остается надеяться, что и ты поступишь по совести – поможешь нам, отщепенцам, мерзавцам, которых Хозяин изолировал от наших жен, друзей, соседей – от всего мира. Мы боремся за справедливость. Ты обещал придти к нам, как сказано в Книге, когда сгниет придорожный камень. Это время настало. Ты – Деус, а твои друзья – святые. Ты должен встать на нашу сторону – мы помогаем обездоленным и – настанет время – с твоей помощью поднимем на бой с Хозяевами всю страну. Если ты не с нами – значит, ты не Деус. Значит, ты сатана. И хоть ты бессмертен – я найду тогда способ умертвить тебя, хотя б не только Дуб, Угорь и Колоколец были на твоей стороне, но и все Крысонорцы. Подумай немного. Твой выбор недолог. Споет Бродяга песню и должен ты будешь дать нам ответ.

Звезднокожий даже не шевельнулся, а спутники его придвинулись к нему поближе.

– Пой, Бродяга, пой.

Бродяга, жилистый старик, вскочил и, хромая, отошел в сторону. Остановился. Медленно, подняв глаза к небу, осел на колени и запел жалостным зовущим плачем:

 
– О, Небо!
О, Деус Брамос!
Приди. Приди ко мне.
Приди к моим несчастным друзьям.
Ибо сгнил давно придорожный камень.
Ибо я одинок.
И они одиноки.
И все одиноки на этой Земле.
И я смотрю на звезды.
И вижу прошлое.
Этот луч, упавший ко мне на ладонь,
Оторвался от звезды,
Когда меня еще не было на свете.
И не было даже праматери нашей Земли.
О, Деус Брамос, помоги несчастной планете!
Наши вожди идут впереди людей,
Но они впереди людей, а не с людьми.
И каждый из нас прав, и неправы другие.
Всемирный раздор в каждом сердце.
Помоги нам, Господь Деус Брамос!
Поможешь ведь, а?
 

– Как ты сказал – так будет, – промолвил за Звезднокожего старик Дуб в ответ песне.

– Нам нужно твое слово, Брамос, или кто ты там, – сурово произнес Подонок.

Звезднокожий промолчал, а в защиту его вдруг поднялся жандарм Кирпич. Он схватил за плечи Подонка и зарычал:

– Погоди у меня, Подонок, постой! Не рвись! не пущу. Ты арестован именем Брамоса. Тысяча монет. Хо-хо!

Мерзавчики опешили. Подонок, сотню раз попадавший в безнадежные, казалось, ситуации, и лихо, нахально, весело выбиравшийся из них, оказался прикованным к жандарму – рука к руке.

Гордость его – охотничий нож, сразивший не одного Хозяйского холуя – Кирпич ловко извлек из сапога Подонка и самодовольно произнес:

– А говорили – тебя силой не взять! Хо-хо…

Подонок загнанно рванулся в сторону, но наручник, недавно снятый со Звезднокожего, теперь крепко держал его запястье.

– Мерзавчики, на помощь! – процедил сквозь зубы Подонок.

Но мерзавчики не сдвинулись с места, а из кустов решительно вышли те, кто преследовал Звезднокожего всю ночь от самого постоялого двора – кто безусый, а кто уже и женатый – молодые, белозубые, крепкие – краса и гордость Крысиной Норы.

– Ну, мерзавчики, за дело, – зло приказал. Подонок.

Мерзавчики колебались.

– Подонок, прости, пожалуйста, он ведь Брамос, а с ним старик Дуб, – робко сказал один. – Я не могу.

– Боитесь?! Их больше?! – прошипел Подонок. – А вы ведь и в самом деле мерзавчики, даже на мерзавцев не тянете. Трусы поганые. Ну, ты, жирная морда, Кирпич, веди меня, веди, лучше подохнуть, чем с таким дерьмом дело иметь.

Звезднокожий улыбнулся.

– Слушай, Кирпич, брось, отпусти его, – попросил Угорь. – Зачем тебе тысяча монет? Ты и так имеешь всё, что хочешь.

– Не все, – проворчал Кирпич, подумав о дорого стоивших сержантских погонах. – Он ведь убьет Брамоса!

– Смерти нет, – напомнил старик Дуб, – отпусти его.

– Отпусти, – передразнил лесного духа Ужас. – Смерти-то ведь нет.

– Ладно, только нож я ему не отдам… – недовольно бурча, Кирпич освободил Подонка, тот стремглав отпрыгнул на безопасное расстояние.

Мерзавчики повеселели.

– Я же сказал, что выберется, – прошептал Хромой Бродяга. – Он такой…

– Эй, вы, трусы, вам есть дело до Деуса, которого защищают жандармы? – нахально и громко поинтересовался Подонок. – Кто хочет, так и быть, пусть идет за мной. Потом разберусь. А ты, Брамос, ты берегись, берегись меня. – И, не оглядываясь, словно и не думая вовсе о том, остались ли среди мерзавчиков верные ему люди, он решительно двинулся в лес. Мерзавчики цепочкой потянулись за ним…

А черная туча то ли кашлянула, то ли едва сдержала смех – небо громыхнуло и замолкло.

Лист 11

Перед костром плотной дружной стеной стояли Крысонориные парни.

– Позволь нам прводить сас дальше, – попросил Звезднокожего самый юный из них – по имени Мальчик.

Звезднокожий согласно кивнул головой.

– Прости, что мы таились от тебя. Мы боялись, что ты не возьмешь нас с собой.

Звезднокожий кивнул еще раз.

– Деус Брамос, – можно тебя спросить?.. – парни, почувствовав себя уверенней, расселись вокруг костра. – Деус Брамос, прости нас за нашу наглость, но мы не понимаем тебя. Не понимаем, зачем ты сотворил этот мир? Чтобы мы страдали? Или чтобы мы пришли в рай? Но стоит ли рай страдания? И если нужно страдание, то не слишком ли оно велико? Зачем подземелье, зачем смерть, зачем болезни? Зачем искушения, которые ведут нас в ад и которых все равно не избежать. Мы не протестуем против того, что ты так задумал. Может быть, другого решения и быть не может. Но тогда объясни его нам. Ведь не грех же понять – что к чему. Дорогой ценой мы платим за свои ошибки, но еще большей – за ошибки предков. Деус Брамос, помоги нам! Мы способны вынести всё, что ты положишь на наши плечи, но нам нужно знать – для чего все это? Ты думаешь: познав истину, мы используем ее против тебя? Но ведь ты – Деус, все равно все случится так, как ты пожелаешь, тебе не страшно это. Или, может, ты боишься, что мы испугаемся правды? Что мы повредим себе? Но как же без правды создать на земле что-то новое, светлое, доброе? Строить его на лжи? Парадокс! Мы не понимаем сего. Объясни нам, Брамос! Ты молчишь… Зачем ты пришел? Неужели для того, чтоб мы по-прежнему жили во мраке и тыкались, как слепые котята, в вопросы, на которые не существует ответа? А, может быть, и тебя не существует, Деус Брамос? Кто ты? Призрак? Расскажи! Зачем ты пришел? Помочь нам? Но чем? Что мы должны делать? Бунтовать? Смириться? Умереть? Или ты явился просто напомнить о себе? Есть, мол, я. Значит, и Царство Небесное есть. Старайтесь, ребятки, заслужить его. Не мелковато ли, о Деус? А может, вот этот, – Мальчик ткнул пальцем в ужас, – сильнее тебя. Может уже поздно нас спасать и ты пришел попрощаться с нами перед тем, как ад разверзнется у нас под ногами? А, может, ты молчишь потому, что и ответа-то нет? Или ответ недоступен нам? Или ты хочешь, чтоб мы нашли его сами? Может, ты и сам его не знаешь? Может, ты сам и есть ответ? Брамос, Брамос, мы не отступимся от тебя, как это сделал Подонок. Ни за что не отступимся. Пусть без знания, но мы пойдем за тобой, все равно. Нам ничего уже не нужно. Мы просим только смиренно… Но нет – не хочешь – не говори.

Звезднокожий молчал.

– Мальчик, ты сам ответил на все вопросы, – грустно произнес старик Дуб.

– Не понимаю.

– Вопрос всегда важнее ответа.

– Не понимаю.

– На любовй вопрос ответ придет – рано ли, поздно ли. Но если нет вопроса – не будет ответа. Брамос пришел потому, что вы его искали. И многие другие тоже. Большинство из корысти. Но вы – ради истины, которую вы не знаете. И потому, что существуете вы, задающие вопросы, пришел он – который сам по себе ответ на все вопросы… А вообще-то его не существует – вот он и молчит. Но секунда его молчания дороже всего богатства Хозяина. Для тех, кто хочет понять. Давно, когда праматерь Земля породила первых людей, они, боясь природы, искали Посредника с ней. И он пришел, но его не поняли. Не поняли, что его не должно быть. Поэтому он и вернулся. И привел меня к вам, чтобы я объяснил.

– Почтенный старик Дуб, – с уважением спросил Мальчик. – Почему же он сам не сказал вам всего этого?

– Чтобы вы не искали больше посредников, – ответил старик Дуб, – Придорожный камень сгнил. Но вы, ребятки, еще на перепутье. Вам опасно свернуть по неопытности на ту тропу, где ждет вас вот этот… – старец указал на Ужас. – Когда бы Брамос заговорил, вы написали бы новую Книгу, потому что смотрели бы на слово, а не в слово. Вот и всё, что мне нужно было ответить на ваши вопросы, ребятки…

Напряглась-громыхнула свинцовая туча. Ужас вскочил с места и радостно запрыгал вокруг костра. Его черная тень побежала по лицам сидящих. Издалека донесся приближающийся собачий лай.

Угорь вздрогнул, жандарм торопливо перекрестился правой рукой, нащупывая левой амулет. Колоколец обнял Звезднокожего, надеясь умереть вместе с ним. Крысонориные парни выхватили из-за голенищ сапог ножи, сильные, смелые, ловкие, – однако ж дрожь пробежала по их ногам.

– Не надо, – сказал старик Дуб. – Смерти нет. – он встал и пошел навстречу надвигающейся хозяйской своре гончих псов. Никто не успел остановить его.

Ужас дико захохотал, вытанцовывая дьявольские пируэты и прыгая через костер, разойдясь, наглея, щелкнул Мальчика по носу. Поцеловал Угря, брезгливо отпрянувшего. Подпрыгнул к обнявшимся Звезднокожему и Колокольцу.

Неожиданно свора вылетела на поляну и черным бесформенным комком обволокла старика Дуба. Крысонориные парни ринулись ему на помощь.

– Смерти нет, – раздался голос лесного духа. И они остановились. Свирепые голодные псы, ласкаясь, лизали руки и ноги старца.

– Учитесь не бояться, – сказал старец. – Ведь смерти нет!

Ужас упал на землю и зарыдал.

Лист 12

Служанка Берта подала Хозяину письмо Крысы.

– За какое такое известие я должен выложить десять тысяч? – удивился Хозяин – Не велено говорить…

– Не велено говорить…

– Очень важное?

– Очень.

– Тысячу дам.

– Не знаю ничего.

– Подонка, что ли, поймали?

– Важнее.

– Полторы тыщи. Законники едут?

– Нет. Важнее.

– Что еще важнее? Три тысячи. Землетрясение будет?

– Важнее.

– Да что важнее-то, о Деус? Пять тысяч. Лесной дух на тебе что ли жениться решил?

– Не скажу – не угадаете, – кокетливо поиграла глазками Берта.

– Ну хорошо. Даю все десять. Но если ерунда какая – и с тебя, и с Крысы шкуру спущу в Подземелье.

– Не ерунда поди. Дайте денежки вперед. Так. И обещайте, что никого отнимать не пошлете.

– Обещаю-обещаю. Говори.

– Ну, новость такая. Слушайте. Деус Брамос сошел с небес на землю.

– Да ну? – съязвил Хозяин.

– Да-да, и завтра утром он будет в Поместье.

– Вот и хорошо, – сказал Хозяин. – Еще один бунтовщик нашелся. Надо ж, какой наглец – Брамосом назвался! Ну что же… До утра погреешь постель мне, а там посмотрим, в Подземелье тебе идти, или назад, к Крысе. Эй, холуи! не кормить сегодня собак!

… Самым страшным в Поместье было Подземелье. Каждый мог туда попасть. За что? За что угодно. За случайное слово, не восхваляющее Хозяина. За срубленное в его роще дерево. И за срубленное на своем участке дерево. За то, что жена красивая. За то, что нечем налог платить. Подземелья боялись больше смерти. Мало кого выпустил из него Хозяин. А если и выпускал он кого, то лишь затем, чтоб навек сломленный, больной человек поведал друзьям о том ужасе, какой пережил сам, и внушил бы этот дикий страх другим.

Обреченного на длительную пытку воспитанные в доме Хозяина холуи хватали, и никакие слезы, никакие мольбы, никакие деньги не могли их умаслить – человека провожали молча, как мертвого.

Придумал Подземелье дед Хозяина – тоже Хозяин. Под своей усадьбой провел он ход к громадной подземной пещере до полуметра заполненной водой. Кормили посаженных туда узников раз в три дня, чтоб они ослабели и не могли поддерживать друг друга по очереди во время сна, как они пытались это делать, чтоб не дать товарищам по несчастью лечь в воду и утонуть. Впрочем, многие не выдерживали такой жизни и сами топились. Никакой информации не поступало в Подземелье извне, лишь в последнее время часто стали меняться холуи, приносящие еду, и попавшим сюда недавно становилось ясно, что еще одного приспешника Хозяина уничтожили люди Подонка…

Лист 13

Черная туча бурчала и волновалась. И бросала на землю черные молнии. И проливалась горячим черным дождем. И было ей с чего дергаться – кто знал, чем кончится сегодняшний день?.. Разве что Брамос…

Путники, сопровождаемые поскуливающими псами, вступили на территорию Усадьбы. Со всего Поместья тайно собирались сюда жители, чтоб проследить за ходом событий. Кто прятался в листве деревьев, кто в кустах за изгородью, кто в сточной канаве, кто под лазом.

Вышедший на крыльцо посмотреть, не возвращается ли свора, Хозяин, сначала подумал, что еще спит и видит дурной сон. Он в страхе растерянно протер глаза. Нет, все верно: свора ласково вертела хвостами, окружив бунтовщиков.

– А вот и Хозяин, – сказал Мальчик, и все вопросительно взглянули на Звезднокожего. – Что прикажешь делать с ним? Какая ему положена казнь?

Звезднокожий легким движением развинул толпу теснившихся перед ним Крысонориных парней, подошел к Хозяину и встал перед ним на колени.

Несколько мгновений все ошеломленно молчали.

– Ну, знаешь ли, – проворчал Угорь. – знал бы, зачем меня Хмырь посылает – сам бы его послал…

Ужас, придя в себя от изумления, довольно улыбнулся и, подойдя к стоящему на коленях Звезднокожему, осторожно тронул его за плечо.

– Я понял тебя, – сказал он скрипучим голосом. – Ты их в самом деле любиль. Я не верил. Теперь верю. Но скажи – ты ведь знаеь, кто – я. Ты знаешь, зачем я шел за тобой. Скажи: ты смог бы меня полюбить, как их? – и, наклонившись, он поцеловал Звезднокожего в губы. Звезднокожий встал и дружески обнял Ужас. Черная туча загрохотала, воздух завибрировал, свет и тьма смешались между собой. Пропало время. Все вокруг утонуло в беспрерывном мелькании черно-золотых красок.

Когда люди пришли в себя – ярко светило солнце. Не было ни тучи, ни Звезднокожего, ни Ужаса.

– В этом, несомненно, что-то есть, – сердито заявил себе под нос Угорь. – Только я этого не понимаю и понимать не желаю. Я считаю это варварством, идиотизмом и… захлебнувшись воздухом, он не кончил фразы и бросился прочь, за изгородь, в сточную канаву, в которой обернулся угрем и, проскользнув между спрятавшимися в канаве людьми, исчез.

– Догнать его, схватить! – закричал пришедший в себя Хозяин. Он заметил в толпе жандарма и приказал ему: – Кирпич! Этого – быстро ко мне!

Но Кирпич только сплюнул горько и, сорвав с шеи заветный амулет, с тупым безразличием отбросил его прочь, сел на землю и заплакал.

Хозяин трусливо отступил с крыльца в дом, и из дверей его тут же повыскакивали холуи. Их было много. Слишком много, чтобы сопротивляться. Да драка и не успела завязаться, как парней Крысиной Норы уже связали и повели в Подземелье.

Туда же четверо холуев поволокли обмякшую, не сопротивляющуюуся тушу жандарма. Вслед за ними побежал Колоколец. Перед носом его дверь в Подземелье захлопнулась. Он забарабанил по ней кулачками.

– Иди домой, дурак, – добродушно бросил один из холуев. – А то и тебя запрут.

Но Колоколец остался у двери в Подземелье и, плача и горюя, лег у ее порога.

… На крыльце, улыбаясь, стоял Хозяин. Довольный, потирал он руки и мурлыкал под нос веселую мелодию – холуи увели-таки опасный сброд. И кто знает – может, среди этих мерзавцев прячется и Подонок?.. Надо будет завтра допросить их с пристрастием.

На территории усадьбы, перед крыльцом, остался стоять только не тронутый холуями старик Дуб, окруженный голодными псами.

– Эй, почтенный старец, может зайдешь ко мне потрапезничать? – крикнул Хозяин.

Старик Дуб не ответил ему, только взглянул с состраданием, повернулся и отправился прочь, туда, где у старого дерева провел всю свою жизнь. Собаки проводили его тоскливым воем.

– Постой, лесной дух, – закричал Хозяин и, спотыкаясь, побежал вслед за ним. Во взгляде старика Дуба, в его откровенной жалости, он увидел глубокую, скрытую безысходность, для него, для Хозяина, не для кого другого, не для Подонка даже, не для мерзавчиков, а только лишь для него одного. Во взгляде старика Дуба был конец.

– Лесной дух, лесной дух, ведь Брамос мне поклонился, лесной дух, лесной дух, – причитал Хозяин и бежал позади старца – по Поместью, по опушке, по лесу. Назад он не вернулся.

Говорили впоследствии и век, и два спустя, а может, и больше, что бродит по чаще одичавший, обросший шерстью человекозверь, которого раньше все боялись и звали странным именем Хозяин.

Лист 14

– Вперед, – приказал Подонок, и мерзавчики направились к Усадьбе.

… А в это время Угорь купался в лесном озерце, смывая с себя досаду на Звезднокожего и впитывая в тело чистоту. «Надо проникнуть в подземелье, – думал он, – ну и гад Брамос. Друг людей, Деус называется. Думал: придет, добрые дела сделает, мне ручку пожмет в благодарность. Тьфу ты! Все в этом мире людей ненормально. Как же пролезть в Подземелье? И зачем он встал на колени? Ни за что б не разозлился, если б он так не сделал. Не верю, что они должны оставаться рабами, хоть они и люди. Плевать мне на них всех, но это уж слишком! А вообще-то ведь не плевать. Надо ж… Что это со мной случилось?»

– Эй, Угорь, – позвал маленький хлюпенький озерной водяной.

– А-а, привет, – обрадовался Угорь. – Нашел родную душу. Слушай, я тебе расскажу такое… Может, подскажешь… Посылает меня Хмырь значит…

– Да я знаю все, – отмахнулся водяной, – все уже эжто знают. Хмырь просил тебе передать, что к Подземелью от моего озера течет подводный ручей. Проберешься?

– Где? Покажи скорей!

Обмякший Кирпич одиноко сидел в углу Подземелья по грудь в холодной воде, когда кто-то вдруг дернул его за ногу.

– Кто здесь? – гаркнул он – Тут что, еще твари морские водятся? – жандарм закричал испуганным басом.

Из воды поднялась черноволосая голова Угря.

– Привет, – сказал он. – Я к вам в гости. Я хочу вам помочь выбраться отсюда. – узники столпились вокруг загадочно появившегося посетителя. – Сейчас нас здесь много, – произнес Угорь, – И все мы хотим выйти отсюда. Когда принесут еду, надо не дать холуям закрыть дверь. Не все же они стоят у выхода. Кирпич, возьмешься за это?

– Я думал, что больше не увижу тебя.

– Ну-ну, – сказал Угорь. – Не надо это… Не переживай. Давай дело делать. Садись у двери и жди.

Известие о том, что Хозяин куда-то пропал, привело холуев в состояние паники. Они весь день бегали по усадьбе, ища его, когда вдруг появился Подонок со своими людьми. Обескураженные холуи, не зная, кого же теперь защищать, сразу сдались в плен.

Подонок выбрал из холуев наименее ему противного на вид и велел отвести мерзавчиков к Подземелью.

У двери в Подземелье лежал Колоколец.

– Впусти меня туда, – попросил он, увидев вышедшего первым холуя. Но за холуем появился Подонок, мерзавчики… Дурак, переливчато звеня, запрыгал от радости, но лицо его при этом оставалось грустным.

Вечером в Поместье состоялся Праздник Освобождения. Длинная цепь людей беспрерывно тянулась к Центральной площади, где горел большой костер и Хромой Бродяга пел песни.

 
Нет Брамоса.
Но он здесь.
Нет Ужаса.
И больше не будет.
Свет входит в сердца.
Жандарм стал человеком.
Подонок стал человеком.
Холуй стал человеком.
Нет Брамоса.
Но он здесь.
Какая радость – свобода!
Построим ее в себе.
Убьем в себе Хозяина.
И вырастим мир и надежду.
О Деус, о Деус Брамос,
Тебя не понять нам.
Но спасибо тебе…
 

К Хромому Бродяге подошел Мальчик.

– Однажды ты оскорбил меня, – сказал он. – Ты помнишь? Нет? А я мечтал отомстить тебе. И молил об этом Брамоса. Прости меня.

Праздник разгорался. Здесь присутствовали все: и парни Крысиной Норы, и мерзавчики, и холуи, и жители Поместья.

– Ну вот и все, – сидя на почетном месте, подумал Угорь. Он подошел к Кирпичу и тихонько предложил:

– Когда захочешь меня увидеть, приходи на берег моря и – просто крикни меня. Хорошо?

Он отступил в тень, спрятался в канаву, и, превратившись в Угря, ускользнул.

А Колоколец в это время возвращался к сосне, в корягах которой он жил. Вдруг что-то засветилось перед ним. Деус Брамос? Неизвестно. Только стоило с той поры дураку загрустить, как сверху, от звезд, на него проливался тот самый блаженный свет.

– Друг мой, – слышал Колоколец. – Спасибо тебе…