Текст книги "А.А. Зиновьев о проблеме метода «восхождения»."

Автор книги: О. Анисимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Анисимов О.С.
А.А. Зиновьев о проблеме метода «восхождения».

Несмотря на то, что обсуждение общих проблем диалектик, диалектического мышления, логической формы «восхождения» и др. оттеснены на периферию дискуссий по общей линии культуры мышления, проблемное поле не исчезло. И в науке, и в образовании, и в практике управления, особенно стратегического мышления, значимость неслучайных форм мышления остается и относима к наиболее важным значимостям гуманитарного знания. Достаточно присмотреться к проблемам создания учебников, направленных на формирование профессионального и общего мышления, к проблемам арбитражного мышления в дискуссиях, к созданию и критике стратегий, к развитию теорий, теоретического мышления в науке и все вытесненное становится самым актуальным (см. также: Анисимов 2004, 2006).

Во времена господства марксизма идею логики «восхождения» чтили, вслед за К.Марксом, за его отношением к предшествующей культуре мысли и особенно к Гегелю. Однако попытки разобраться в «методе Гегеля», «методе Маркса» оставались малопродвинутыми. А в логическом поле эти попытки наиболее ярко связаны с именем А.А.Зиновьева. Мы обратимся к его диссертации, посвященной «методу Маркса» и восстановим линию размышлений.

А.А. Зиновьев считает, что восходить надо «от одностороннего, простого, скрытого к многостороннему, сложному, проявленному, развитому, постоянно углубляясь и достигая скрытого» (с.26). Если началом этого пути является абстрактное, то «откуда оно берется, с чего начинать воспроизведение предмета в мысли, учитывая, что наука уже прошла некоторый путь абстрагирования и установления зависимости понимания одних сторон от понимания других, как охватывается целое?» (с.49, 50). С другой стороны, если «мышление открывает в предмете диалектику, то какие мыслительные процессы возникают в связи с этим?» (с.48).

Естественно, что при подчиненности мышления необходимости «открывать» диалектику предмета, следует изучать, отображать развитие, движущие причины перехода от «простого» к «сложному», от менее развитого состояния к более развитому. А.А. Зиновьев исходит из принятого в то время онтологического принципа, что «противоречие возникает между сторонами единичного и в одно и то же время существуют относительно одного отношения взаимно исключающие и предполагающие друг друга стороны предмета» (с.42). Тем самым отдельные стороны нечто, имеющие свои внутренние причины, механизмы противопоставлены друг другу по определенному основанию, но не могут существовать вне взаимопредполагания, взаимозависимости (см. сх. 1).

Схема 1

Опираясь на эти постулаты, А.А. Зиновьев различает два пути в осуществлении мышления, идущего по пути синтеза разнообразного в материале абстракций. В рамках одного пути «одни и те же мыслительные операции, которые применялись при фиксации сторон, используются и в синтезировании, подводя под универсальное определение все имеющиеся случаи и материалы, и эти случаи располагаются как частные случаи общего» (с.50). Следовательно, тот предикат, который подбирается под фиксированный «случай», субъект мысли или часть субъекта мысли, начинает применяться к другим частям субъекта мысли, другим субъектам мысли, выражающим иные стороны предмета или иные проявления (см. сх. 2).

Схема 2.

То, что было содержательным и отражающим в ходе установления тождества с частью субъекта мысли стало терять содержательность при переносе предиката в соотнесение с иными частями субъекта мысли и при диктующем положении применяемого предиката.

В рамках второго пути осуществляется «раскрытие внутренних связей сторон целого» (с.51). Естественно, поэтому, что тогда нужно не только подобрать предикаты к субъектам мысли или частям субъекта мысли, но и синтезировать их в «логике самого предмета» или приемлемым для субъекта мысли образом (см. сх. 3).

Схема 3.

Раскрытие связи в предмете опосредствуется установлением взаимозависимости «предметных» содержаний, выраженных группой предикатов.

Если ориентированное на предмет синтезирование уже намечено, то возникает следующий вопрос: в чем особенность диалектического подхода? С точки зрения А.А. Зиновьева это означает «начать с того, что начала история, выявив ряд условий возникновения, оставляя без внимания условия, не объясняющие возникновение предмета» (с.51). При этом «исходный пункт – то одно, необходимым следствием которого и является появление предмета, что отличается от случайного описания последовательности событий» (с.52). В то же время сохраняется популярное в те времена выражение, что «необходимость стихийно пробивает себе дорогу в истории» (с.52).

Иначе говоря, предпосылкой диалектического способа анализа и исследования, диалектического познающего мышления выступает реконструктивная организация материала первичных знаний с подчеркиванием как самого появления, трансформаций предмета, так и тех условий, реагирование на которые и предопределяло изменение и развитие предмета (см. сх. 4).

Схема 4

Поскольку такая онтологическая организация материала описаний, первичных знаний опирается на общую форму псевдоисторического организационно-мыслительного средства реконструкции, то она и обеспечивает эффект «необходимости» в содержательном взгляде на «историю предмета». В системных категориях это означает соотнесение мыслительной функциональной формы и мыслительной морфологии в появлении мыслительной организованности (см. также: Анисимов 1997, 2002). Это можно выразить следующим образом (см. сх. 5).

Схема 5

Мыслительная форма «требует» вполне определенного условия, фактора качественных трансформаций «предшествующего» предмета, ведущих к появлению «последующего», изучаемого предмета. Тем самым, научное и, прежде всего, теоретическое содержание в рамках диалектического или содержательно-логического подхода, опирается на мыслительную форму, на «логическое» при переработке первичных знаний и этим вносит в их содержание «необходимое», сущностно-значимое. И сам А.А. Зиновьев отмечает, что «изучение истории имеет значение не само по себе, а для понимания предмета, а сама история понимается как процесс, который привел предмет к данному состоянию» (с.52). Кроме того, подчеркивая различие научного поиска и изложения результатов, он пишет, что «конечный пункт блужданий должен послужить исходным пунктом понимания» (с.53). В свое время Гегель подробно обосновывал эти зависимости, выделяя переход от результата познания к началу строгого, научного, неслучайного показа содержания этого результата с соблюдением всех требований теоретической, «имманентной» формы познающего мышления, показывающего путь объекта познания от своего появления до полного развития (см. работы Гегеля, а также реконструкцию его учения о «методе»: Анисимов 2000). Результат, «истинное знание» превращается в средство организованного раскрытия самодвижения познаваемого к своему высшему состоянию (см. сх. 6).

Схема 6

Следуя образцу Маркса и его авторефлексии своего метода изложения, А.А. Зиновьев переходит к проблеме начала изложения, псевдогенетического начала или исходного состояния предмета в теоретическом его изображении. «Если раскрытие предмета не должно быть стихийным, то необходимо начать с «клеточки»«(с.53). Это не «простое» как таковое, а простое «по структуре, специфическая общая для предметов связь, свойство, это исходный пункт рассмотрения явлений, всех сторон предмета и его нужно понять, чтобы понять другие явления, которые являются результатом развития «клеточки», это явления, остающиеся во всех отношениях предмета, пока существует он сам» (с.54, 58). Тем самым, с точки зрения предметно-содержательной, «клеточка» суть те проявления, которые характерны для начального состояния развития предмета и которые особым образом сохраняются при трансформации предмета в развитии, выступают в качестве «причины» более сложного и развитого состояния предмета. Не раскрывая, не понимая эти проявления нельзя понять и раскрыть более сложные проявления предмета.

Однако недостаточно однозначно трактуется соотношение между явлением и сущностью, основанием проявлений и самими проявлениями. В свое время Гегель различал бытие «в-себе», «для-иного» и «для-себя». Эти типы легко различить, если считать самоподдерживающее существование нечто, обладающее внутренней устроенностью, как бытие «в-себе», а реагирование нечто на внешние условия – как бытие «для-иного». Тогда реагирование с учетом самосохранения и «самоидентичности» выступает, как бытие «для-себя» (см. сх. 7).

Схема 7.

Естественно, что суммарное, реальное бытие в функционировании совмещает все три типа бытия. Проявлением становится либо реагирование по типу «для-иного», либо по типу «для-себя». Это реагирование внешне замечаемое, созерцаемо, тогда как внутренняя составляющая реагирования внешне незамечаема и предполагает особую мыслительную работу по выявлению ее. Если все это учесть, то рассмотрение «клеточки» должно быть опирающимся на генетически первичную устроенность, бытие предмета «в-себе» на этой стадии развития. Тогда можно иметь основание, «сущность», имеющую потенциал проявлений в двух модификациях – «для-иного» и «для-себя». А.А. Зиновьев сохраняет неопределенность из-за использования актуального в середине 50-х гг. языка, легко смешивающего различие «структуры», «стороны», «отношения», «связь», «явление», «сущность», «проявление», «форма проявления» и т.п.

Если же воспользоваться категориями «форма» (функциональная), «морфология», «организованность», «целое», «элемент», «структура», то нечто предстает, как организованность, как совмещение формы и морфологии, как целое, обладающее структурностью формы и морфологии, имеющее части и отношения (связи) между ними, при предопределяющей роли функциональной формы. Нечто способно реагировать и не реагировать, реализовать внутренне и внутренне-внешним образом (см. сх. 8).

Схема 8

Последний тип проявления относим к «активности» нечто, к самопроявлению, «самовыражению», не имеющему вынужденности извне.

Итак, «клеточка» рассматривалась Гегелем, Марксом в контексте аналогии с явлениями природы. Но в пределах этой аналогии любое нечто рассматривается как развивающееся, как меняющее свою устроенность, свои характеристики бытия «в-себе», а затем и бытия «для-иного», «для-себя». Эти изменения приобретают характер развития, если они предполагают смену качества или трансформации именно в устройстве нечто. В свою очередь более развитое состояние «сохраняет» свойства менее развитого состояния, смещая их из предопределяющих в статус «второстепенных», обслуживающих более развитое состояние. Нечто превращается в многоуровневое устройство, в котором «более высокое» превращается в специфичное, но опирающееся на прежнее, не мешающее более развитым механизмам в их проявлении (см. сх. 9).

Схема 9.

При изучении более развитого состояния предмета выявляются и свойства предшествующего, менее развитого состояния. Для возникновения качественного перехода требуются иные условия, чем те, которые приводили к появлению прежнего состояния развития. Но в этом переходе участвует и само прежнее состояние развития, которое и реагирует на новые условия. Такое реагирование мы называем бытием «для-в-себе», то есть для изменения самого бытия «в-себе» (см. сх. 10).

Схема 10

Тем самым, если удается наблюдать все стадии развития предмета, то задача состоит в раскрытии «причин», внешних и внутренних, переходов к более развитому состоянию предмета. Если же наблюдаем лишь более развитое состояние, то в нем раскрывается не только «теперешнее» в-себе бытие, но и участие в-себе бытия, соответствующего прежнему уровню развития, а затем и его самостоятельное существование в ненаблюдаемое время. А.А. Зиновьев обсуждает этот круг вопросов следующим образом: «Для выявления «клеточки», простейшего, необходимо фиксирование в мысли более сложных отношений того же качества, требующих дополнительных условий для возникновения, необходимо выявить условия возникновения простейшего, совпадающие с условиями возникновения предмета в целом, а сами дополнительные условия способствуют пониманию простого; простейшее вместе с тем есть сторона и общее свойство всякого другого отношения» (с.55, 56). Тем самым, «клеточка» как бы открывает путь бытия предмета и совмещает в себе свойства начала пути и пути в целом.

В то же время А.А. Зиновьев не дает однозначного взгляда на отнесенность «клеточки» к нечто, хотя и в начальном состоянии развития. Для него клеточка суть «внешняя форма движения, существования отношений предмета, как созерцаемое, а скрытое в ней отношение должно быть еще выявлено; исходя из «клеточки» дается всеобщее определение всех отношений в их специфичности по пути раскрытия его внутренних связей, дается простое, привычное, не вызывающее недоумений у среднеграмотного человека определение предмета науки; должен быть понят предмет в целом, и в нем клеточка обнаруживает свои тенденции, а по продукту развития можно судить о тенденциях в «зародыше» (с.59-61). Хотя Маркс приводил иллюстрации из истории и именно того, что соответствует становлению и начальному функционированию изучаемого предмета («экономика» и «политэкономия», «капиталистический способ производства» и т.п.), в обсуждении теоретическом, собственно «диалектическом» его клеточка соответствует начальному состоянию «идеального объекта». Но тогда необходимо раскрывать и бытие «в-себе», и бытие «для-иного», «для-себя» этого идеального объекта, а затем, при переходе к более развитому состоянию и бытие «для-в-себе». Бытие «в-себе» является принципиально скрытым от созерцания и в эмпирическом познании, а, тем более, в теоретическом познании и только мыслящий, пользующийся средствами мышления и рефлексивно осознающий это использование, сознательно приводящий себя в соответствие с особенностями применяемых средств и решаемой мыслительной, например, теоретической, задачи может стать субъектом оперирования «клеточкой». Среднеграмотный человек, без специальной общекультурной мыслительной и научно-профессиональной подготовки, не может быть этому адекватен.

А.А. Зиновьев подчеркивает, что «диалектика предмета раскрывается в теоретическом мышлении, которое является логическим и потому выявляет объективное, проявляемое в отношениях, выявляет внутренние связи различенного, независящие от практики, практического отношения познающего к познаваемому; «сущность» скрыта в явлениях и раскрывается в теоретическом исследовании» (с.73-76). В этих рассуждениях легко совместимы процедуры эмпирической схематизации и абстрагирования, с одной стороны, и теоретического конструирования, с другой стороны. Хотя сам А.А. Зиновьев говорит о различии между явлением и чувственным, относя одно к объективному, а другое к субъективному, но тут же явление связывает с абстракциями, появляющимися в ходе выделения, подчеркивания наиболее значимого для мыслящего познающего (с.76, 77). Такое и любое оперирование с абстракциями и средствами их фиксации остается «субъективным». Именно отсюда возникает проблема преодоления неизбежности субъективного начала в познании за счет тех или иных мыслительных приемов. Гегель в своей системе и показывал путь преодоления.

Конечно, можно говорить о двух слоях субъективности. С одной стороны, субъективность самого мыслящего, познающего, с его динамикой потребностей, мотивов, стремлений, содержания представлений, способностей и т.п. С другой стороны, субъективизация в оперировании знаковыми средствами языка и любыми средствами мышления и деятельности. Второй тип субъективности подчеркивается А.А. Зиновьевым в борьбе с мыслительным и логическим формализмом. А первый тип субъективности не входит в орбиту анализа, хотя уже само сравнение предметов, представлений о них, выделение общего и т.п. зависимы от этого слоя субъективности. Если «сущность суть предмет в его внутренних связях, и она отражается лишь косвенно» (с.77), то возникает вопрос о том, как воссоздается в мышлении внутренняя предметная сумма, целое связей, преодолевающая субъективность мыслительных процессов?

Учитывая негативный мыслительный опыт предметников, накопившийся опыт формализма, формалистичности А.А. Зиновьев использует образец мысли Маркса для выявления форм содержательного мышления. Для этого он останавливается на проблеме соотношения содержания и формы мышления. Формная сторона мышления чаще всего осознается в связи с привлечением языковых средств и введением обобщений. На этом пути строятся метафизики. «Сведение к общему при рассмотрении внутреннего строения предмета дает метафизику; для выведения особенного следует различать форму и содержание предмета, что осуществляется не чувственно, а логически; при реализации диалектического подхода строится связанное целое, синтезируются суждения и главное в этом – движение мысли от формы проявления к содержанию, к тому, что проявляется и этим происходи объяснение форм; путь от формы к содержанию и от содержания к форме – основное средство решения задачи» (с.80, 84, 85). А.А. Зиновьев вводит этим параллели между явлением и формой, сущностью и содержанием. «Форма суть отношение, в котором проявляется другое, а содержание – отношение, проявляемое посредством другого» (с.85). Ему хочется преодолеть формализм сведения к фиксированному общему утверждению, ведущий к метафизичности. Устремление направлено на выявление и фиксацию всей сети отношений, взаимозависимостей как относимых к предмету по содержанию применяемых мыслительных средств. Логический синтез суждений подчинен прохождению пути от проявлений к их причинам и от причин к их следствиям. Но логические формы либо тесно связаны с эмпирическими смыслами и схемами, где проявляется конструктивная воля и самовыражение мыслителя, либо с теми конструктами, значениями, понятиями, категориями, которые преодолевают субъективность и стихийность конструкторских проявлений мыслителя (см. сх. 11).

Схема 11.

Тем самым, соотношение между «формой» и «содержанием», их содержательность, способы оперирования знаковыми средствами зависят от типа субъективного отношения к применению знаковых средств – «самовыражения» или подчинения требованиям логико-нормативного пространства. Нейтрализация, как мыслительного произвола, так и формализма обеспечивается специальными приемами. Логические идеи преодоления были раскрыты уже Гегелем, а конкретные технологии получили развитие во второй половине ХХ века и чаще всего связаны с применением схематических изображений как «символов», соединяющих признаки формальных, конвенциональных знаков, так и непосредственных созерцательных фиксаций (Соссюр, Секир, Гегель и др.). При содержательной акцентировке совмещение сущности и явления, «формы» и «содержания» в теоретической позиции неотделимо от рассмотрения идеальных объектов, где логическая организация мышления выступает в своей подлинной форме. Содержательное оправдание мыслительного конструирования выявляется и осуществляется в экспериментах, моделировании и т п.

А.А. Зиновьев стремится, вслед за прототипом – Марксом, к предметной целостности рассмотрения переходов «сущность – явление», так как при «применении к частностям целого они принимают статический характер, а оппозиция «форма – содержание» с самого начала ставит вопрос о связях, движении в самом предмете» (с.85).

Все устремления к содержательности логической организации мыслительного процесса, вся проблемная база преодоления формализма мышления и той содержательно – генетической логики, которой занимался ММК в 50-60-х годах, не могут игнорировать природу знаковых средств, способов оперирования ими, искусственность знаковых систем и правил. Об этом подробно писал Гегель (см. также Анисимов 2002). В движении мысли А.А. Зиновьева мягко проходится черта допустимого «вытеснения» искусственной базы применяемых знаковых средств в пределах содержательной и исследовательской установки В то же время появляется и противоположная установка ухода от неопределенных утверждений и – создания строгих формных концентраций на материале образца движения мысли Маркса. Подобные проявления двух противоположных тенденций легко найти в работах Г.П. Щедровицкого в период логических разработок. Формная осторожность способствовала ускользанию основной проблемы собственно логики ВАК, так как в ней завершается оформление идеи теоретического мышления.

Наиболее характерными в логическом оформлении теоретического мышления и в раскрытии логики ВАК выступают размышления о логическом выражении «противоречий» А.А. Зиновьев утверждает, что «для выражения изменений и развития, развития основного противоречия требуются другие процессы мышления; следует изучать содержание и форму в единстве и взаимнообособленно; в последнем пункте они усматриваются в единстве, затем – взаимно-отвлеченными и, наконец, вновь в единстве, когда одно есть содержание другого, а другое – форма первого, и они проникают друг в друга» (с.100-101).

В содержательном аспекте или при введении онтологической фокусировки закладывается противоречие между содержанием и формой, сущностью и ее проявлением. Но при достижении относительной самостоятельности формы, проявлении – она обретает свою специфическую содержательность, модификации которой зависят от и «партнера», прежней содержательности. Эта содержательность формы приобретает свои проявления, формы. Кроме того, устанавливающее с этим содержанием отношения – прежнее содержание является не только фактором раздвоения формы, но и приобретает значимость как статичное, соучаствующее в бытии формы, формозначимое. Мы видим перефункционирование как формы, так и содержания (см. сх. 12).