Текст книги "Байки без утайки"
Автор книги: О. Громов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
Учитель
Впервые я увидел Бориса Вениаминовича в начале 1961 года. В деканате физико-химического факультета МХТИ им. Д.И. Менделеева нам, студентам 4 курса, объявили, что лекции по технологии урана будет читать новый заведующий кафедрой, доктор наук[2]2
Здесь автор ошибается, Б.В. Громов защитил докторскую диссертацию лишь в 1962 г., если не считать, что по независящим от него причинам его первая докторская диссертация, блестяще защищённая в 1946 г. в УПИ, не была утверждена ВАК, т. к. он не смог приехать по вызову из-за чрезвычайной секретности работы по атомному проекту.
[Закрыть], Герой Социалистического труда и очень «секретный» директор завода. Это и был Б.В. Громов.
Первая лекция. В аудиторию вошёл импозантный мужчина в очках. Поприветствовал нас, и без предисловий стал рассказывать о месторождениях урановых руд в мире. Я навсегда запомнил: «Африка, Конго, Катанга – месторождение Шинколобве, – крупнейшее в мире месторождение». Дальше мы весь лекционный час, затаив дыхание, слушали совершенно новые для нас сведения об основах технологии урана.
И я понял, что правильно выбрал будущую профессию, о чём до сих пор и не жалею. Борис Вениаминович общался с нами, студентами, как со своими будущими коллегами.
Так получилось, что и во время учёбы он привлекал лучших студентов для участия в научной работе, а мне и после окончания в совместных работах института посчастливилось участвовать института, куда я был распределён, и кафедрой Б.В. Громова.
Борис Вениаминович (студенты между собой называли его «БэВэ») рекомендовал меня в аспирантуру, но я отказался, потому что хотел, как можно, быстрее начать работать в столь интересной для меня области.
В первый момент он рассердился и велел мне подумать. Через несколько дней я пришёл к нему и сказал: «Ведь Вы тоже вначале занимались разработкой совершенно новых технологий урана, но это не помешало Вам стать таким крупным учёным». Он засмеялся и простил меня (Б.В. был очень добрым меня для выполнения человеком). Было решено направить дипломной работы в п/я 912, который в узких кругах был известен как НИИ-10 (сейчас АО «ВНИИХТ»).
Б.В. Громов (1909–1984)
После защиты дипломной работы, через месяц работы инженером, я был командирован в Томск-7 (сейчас Северск) на завод по производству гексафторида урана. И только здесь я узнал, что наш любимый заведующий кафедрой работал в Томске-7 директором этого сублиматного завода. Борис Вениаминович никогда не терял связей со своим заводом, так что я продолжал работать как бы совместно с его кафедрой. Мне удалось оправдать доверие Громова и уже через пять лет защитить кандидатскую диссертацию по тематике, связанной с фтористыми соединениями урана.
Я часто бывал на кафедре и в последующие годы, советовался с профессорами Б.В. Громовым и Б.Н. Судариковым по разным аспектам химии и технологии фтора, фтороводорода и фторидов урана. Во время одной из наших встреч Борис Вениаминович сказал: «Вот Вы занимаетесь фторидами, а знаете ли Вы проблемы технологии исходного фтористого сырья – флюорита? Поезжайте на Ленинабадский ГОК, ознакомьтесь с производством и у Вас появится уйма идей, как усовершенствовать процессы и попробовать использовать химические процессы при обогащении руд».
В.А. Середенко в день вручения знака отличия «Академик И.В. Курчатов»
Я поехал в командировку. Затем, в течение нескольких лет, совместно с заводчанами и сотрудниками кафедры, в первую очередь Э.Г. Раковым, во ВНИИХТе была разработана и успешно внедрена в производство на одном из предприятий Средмаша технология получения высокочистых флюоритовых концентратов из «бедных» флюоритовых руд. Таким образом, была обеспечена потребность промышленных предприятий Средмаша в отличном сырье для получения безводного фтороводорода и элементного фтора.
Встреча с этим большим учёным и настоящим человеком сыграла большую роль в моей судьбе, как специалиста в области технологии урана и его фторидов. И теперь, когда я бываю на сублиматном заводе Сибирского химического комбината и вижу памятную доску с барельефом Бориса Вениаминовича Громова, я с теплотой вспоминаю встречи с ним и мысленно говорю ему: «Спасибо!»
Кандидат наук – кто он?
У нас в стране принята двустадийная система завоевания учёной степени доктора наук – высшей квалификационной степени учёного. И такая система, на мой субъективный взгляд, обоснована и, как показывает практика, жизнеспособна и правильна. Сравнительно недавно в недрах умов некоторых «мудрецов» из Минобрнауки стала зреть мысль, что надо бы перейти на западный лад, на одностадийную систему, ликвидировав степень кандидата наук. А действительно! Какой научно-бюрократический рывок получит матушка-Россия, когда мгновенно все имеющиеся кандидаты превратятся в «уважаемых» докторов!
Да вот только российская наука-то проиграет по всем статьям, ибо учёную степень кандидата наук, как правило, получают молодые граждане, закончившие трёхлетнее обучение в аспирантуре под руководством старшего товарища и представившие на защиту свою работу в весьма узкой области знаний (для защиты диссера надо опубликовать одну статью и пару докладов). Практически каждый свой шаг они согласовывают с научным руководителем, фактически ориентируясь на его видение изучаемого вопроса. И не дай им Бог, хоть на чуть-чуть отступить от ценных указаний своего гуру – научного руководителя (см. также рассказ «Сволочь»).
Таким образом, современные кандидаты наук (за редким исключением) – это фактически молодые учёные, которые сделали только первый шаг с поводырём в изучении определённого объекта, и для завоевания высшей учёной степени доктора наук им необходимо пройти ещё большой путь самостоятельного глубокого осмысления и всеобъемлющего анализа выбранного направления познания объективной реальности.
Учёное звание
Табель о рангах института достаточно определённо разделяет работников научных подразделений на две категории – научная и инженерная (речь идёт только о сотрудниках с высшим образованием). С инженерной категорией всё более-менее ясно – выполнение порученной работы с элементами слабой инициативности, практически без ответственности за результаты, совместно с лаборантами, аппаратчиками и рабочими, а также участие в качестве исполнителя в отчётах. Ведущие инженеры иногда являются ответственными исполнителями, когда ведут отдельные этапы НИР.
Гораздо сложнее обстоят дела в категории научных сотрудников. Правда «нс»ы (научный сотрудник) и «мнс»ы (младший научный сотрудник – вспоминается старый советский фильм «Мой папа – майонез!») фактически занимаются теми же делами, что и инженеры, но они уже должны пробовать свои силы в совместном со старшими наставниками написанием отчётов, докладов на конференции и статей в научно-технические журналы. Как правило, должности «мнс» и «нс» занимают молодые сотрудники, большинство из которых претендуют на защиту кандидатской диссертации.
Теперь задумаемся – что означают учёные звания «старший научный сотрудник» и «ведущий научный сотрудник»?
Итак, старший научный сотрудник – самый опытный, квалифицированный, обладающий гораздо более обширными знаниями и умениями, чем прочие инженерно-технические и научные работники. В словаре Ожегова слово «старший» интерпретируется как «стоящий выше других по должности, служебному положению; высший по степени, значению»; однокоренное слово «старшина» – «выборное лицо, руководящее делами какого-нибудь профессионального объединения». По своему статусу снс должен быть наставником и примером ответственного отношения к делу перед другими, более молодыми работниками. Он просто обязан вести самостоятельную исследовательскую работу, распределять этапы НИР, направлять и руководить работой подчинённых, оформлять результаты в виде отчётов, статей, докладов, патентов и другой документации. Старший научный сотрудник по идее должен являться научным руководителем НИР или НИОКР, и практически всегда ответственным исполнителем работ.
До конца 90-х гг. учёное звание «старший научный сотрудник» присуждалось на НТС института исключительно людям, защитившим кандидатскую или докторскую диссертации; им вручался ВАКовский диплом. Работнику, не имеющему учёной степени кандидата наук, прыгнуть выше «нс» было невозможно. Например, Андрей Андреевич Михаличенко, занимавший должность ведущего научного сотрудника лаб. Д-4, всегда напоминает, чтобы в отчётах с его участием указывали не должность, им занимаемую, а присуждённое ему учёное звание старшего научного сотрудника, которое заслуженно является его гордостью.
Эталоном «снс» для меня навсегда останется мой учитель и наставник Евгений Фёдорович Леднев (1934–1997).
Более высокое учёное звание – ведущий научный сотрудник. Он должен обладать всеми качествами старшего научного сотрудника и в некоторых категориях его превосходить. «Ведущий» – идущий впереди, головной, возглавляющий, руководящий (по Ожегову) и «вèдение» или «вèдство» – знание, познание, разумение, понимание, опытность, бывалость (по Далю).
Но в последнее время у нас в институте учёные звания «снс» и «внс» были выхолощены. Они превратились из званий в должности и стали раздаваться направо и налево работникам предпенсионного и пенсионного возраста, которые не удосужились защитить диссертации. И ответственность таких «внс» стала стремительно падать. Я не говорю о сотрудниках – кандидатах наук, – которые действительно заслужено стали «внс» ами – Сергеев Г.С., Парфёнов А.В., Лазаренко В.В. и др. А те, первые, как правило, не являются не только руководителями НИР, но даже отдельных этапов; только иногда пишут доклады и статьи (как правило, из-под палки!).
Обидно, что некоторые «заслуженные» пенсионеры за счёт повышения дутого должностного статуса, не имея на то никаких оснований, фактически повышали свой оклад. Хотя в современных условиях и с нашими зарплатами их можно понять, но не оправдать…
К выверенной советской системе табели о рангах в науке просто необходимо вернуться, ибо она реально и объективно стимулирует учёный люд в продвижении на научном поприще.
О.Б. Громов по рассказу Е.Ф. Леднева
20 кг обогащёнки
В начале 60-х годов заводы по разделению изотопов урана функционировали без какого-либо участия химиков. Считалось, что разделительный завод – это чисто физический объект и химикам на нём делать нечего… Тем не менее некоторые проблемы у физиков существовали, в частности, по потерям урана, в том числе обогащённого. А потери обогащённого урана – это прямое снижение обороноспособности страны. Не знаю, каким образом и с чьей подачи, но Евгения Фёдоровича Леднева временно допустили на ЗРИ СХК, и в группе ФХИ, руководимой Анатолием Федосеевичем Беловым, он нашёл единомышленников.
При тепловой обработке элементным фтором блоков диффузионных машин для съёма урановых отложений образуется газовая смесь, содержащая остаточный фтор, гексафторид урана и фтороводород. Из этих газов, конечно, извлекали методами сжатия и вымораживания какое-то количество гексафторида урана, а остатки смеси обезвреживали на ГПУУ. Остаточное содержание урана в обезвреживаемых газах достигало 0,3–0,5 об. % и в этих газах находилось весомое количество гексафторида урана, весьма вероятно, обогащённого по изотопу 235U (стоимость урана, особенно высокообогащённого, многократно превышала стоимость золота, платины и других драгоценных материалов).
80-летний юбилей Анатолия Федосеевича Белова (в центре)
Леднев предложил пропустить эту смесь через сорбент фторид натрия, конечно, не весь объём, а скажем, десятую часть. Спроектировали и сделали сорбционную установку на экспериментальном участке группы ФХИ и стали потихоньку пропускать через неё газы после тепловой обработки блоков.
Е.Ф. Леднев вместе со своими сотрудниками В.А. Евсеевым, В.М. Лебедевым, А.А. Михаличенко и др. практически безвылазно в течение нескольких месяцев находились на заводе. После проведения операции десорбции сорбента UF6 конденсировали в 6литровые ёмкости, в каждую из которых из соображений ядерной безопасности помещали не более двух килограммов гексача. Через три месяца работы на участке стояли 10 ёмкостей с общей массой гексафторида в них около 20 кг. Анализ показал, что в этих ёмкостях содержится практически чистый продукт с обогащением от 5 до 25 % по изотопу 235U.
Доклад с результатами руководство завода приняло первоначально с недоверием, но потом, поняв, что сделали Леднев и Белов, фактически дали зелёную улицу на разработку и применение химических технологий на «чисто» физическом объекте – заводе разделения изотопов урана.
Леднев и Белов были отмечены премией в размере оклада. Но главной премией был полновесный допуск к работам на ЗРИ.
Е.Ф. Леднев сломал предубеждение физиков о том, что химикам в их епархиях делать нечего.
Вздрогнешь, как вспомнишь…
Было время, когда наукой занимались люди, влюблённые в своё дело и которые порою сознательно шли на нарушение различных правил только ради получения необходимого результата изысканий.
Я расскажу об одной авантюрной операции, за которую, с одной стороны, могли нас отлучить от института с весьма вероятной отсидкой в одиночке, а с другой стороны, был получен блестящий результат, определивший на последующие годы направление очень перспективной разработки.
Группа Е.Ф. Леднева изучала процессы сорбции гексафторида урана на различных фторидных сорбентах – фториды натрия, лития, железа и др. В своей работе мы использовали обеднённый до 0,3 % по изотопу 235U гексафторид урана.
И однажды Леднев задался вопросом: «Не происходит ли разделение изотопов при сорбции-десорбции гексафторида на фториде натрия?» Сказано – сделано. Погоняли гексач на сорбент и обратно, получили четыре пробы (плюс исходный продукт). Пробы-то есть, а изотопный анализ произвести негде (в этот период в аналитическом отделе института нужная установка не функционировала). Что делать? Вспомнили, что на ЗРИ в Северске такой анализ делают ежедневно. Но если направить наши пробы в СХК с соблюдением всех необходимых норм и правил, то это займёт не менее полугода, тем более что по данной тематике у нас не было с ними никакого договора. А результат хочется получить побыстрее. Проблема!..
Правда, с ЗРИ в это же время был договор об испытаниях различных химических поглотителей по улавливанию фторсодержащих газов. И как раз подоспел момент, когда в Северск необходимо было срочно переправить из Москвы образцы поглотителей для испытаний. У кого-то из группы возникла мысль: «А что, если пробы гексафторида доставить вместе с поглотителями?» Пять металлических пробников, в каждом из которых было по 5–6 г UF6, поместили в центры пяти мешков с поглотителями весом по 10–12 кг каждый. Упаковали, загерметизировали в полиэтилен, обвязали, поставили печати. О том, что внутри мешков есть посторонние предметы, знали только в группе.
И я поехал в Северск. Вместе с мешками. Сейчас, вспоминая, волосы дыбом встают – а если бы непредвиденная ситуация!? Прилетел, меня встретили, мешки доставили в заводскую лабораторию ЗРИ.
Продолжение истории с этими пробами, наверное, не менее интересно. На следующий день в присутствии начальника лаборатории, ныне покойного, Б.М. Зимина, я вытащил пробники на свет божий, чем привёл его в крайнее изумление: «Ну, вы, ребята, даёте!» Рассказал Борису Михайловичу что и почему, получил добро. Однако нужно было гексафторид загидролизовать. Вместе с лаборантом группы ФХИ Володей Мелентьевым пошли в цех на установку М-1281, где было помещение с оборудованием для проведения гидролиза. Из четырёх пробников успешно получили гидролизат, а при работе с пятым неожиданно произошёл выброс газа, содержащего UF6, в помещение (около 0,2 г).
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
