Текст книги "В ночном"

Автор книги: Нотэ Лурье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Нотэ Лурье
В ночном

Шепа Мотыга с нетерпением ждал Янинку. Это не мешало ему проворно сгружать кирпич с пыльной подводы и складывать его возле недостроенного хлева, который свежеобструганными стропилами упирался в прозрачно-голубое небо.

Хоть бы скорее вернулась Янинка! И, представляя себе ее загоревшее лицо, обрамленное светлыми пушистыми волосами, голубые глаза, ямочки на щеках, когда она улыбалась, Шепа чувствовал, в груди – то справа, то слева – что-то скользит, щекочет словно кусочек гладкого льда, отчего замирает сердце. Время от времени Шепа приподнимал обтрепанную соломенную шляпу, надвинутую на самые брови, и, прищурившись, смотрел в степь. Потом переводил взгляд на артезианский колодец, где к вечеру, при заходе солнца, сбивается стадо и коровы надолго припадают к длинным деревянным корытам с чистой прохладной водой.

Зачем это ей, Янинке, вдруг понадобилось сегодня идти встречать стадо? Как будто коровы сами не нашли бы дороги. А вот коней давно бы пора гнать на пастбище. Но без Янинки Шепа в ночное не поедет. Если управится, найдет еще какую-либо работу. Даже такую, какую сейчас можно бы и не делать. Будет здесь крутиться, пока Янинка не появится с вечерним стадом.

Тогда они сядут верхом на лошадей и погонят табун в балку.

Алуштинская пегая кобылица подошла к краю загона, вытянула небольшую красивую голову с волнистой гривой и негромко заржала, глядя на дорогу, которая, извиваясь, шла в гору между золотистыми полями к молодой, недавно возникшей здесь еврейской деревне. Потом лошадь повела головой и большими грустными глазами уставилась на заходящее солнце, которое играло, как рыжий жеребенок, – то пряталось, то снова показывалось из-за золотых ветвей молодого сада.

Кто бы мог подумать, что за таким закатом последует грозовая ночь.

Шепа Мотыга взял путы и стал развязывать узлы. Пот катился из-под соломенной шляпы и, задерживаясь на широких черных бровях, скатывался по лицу, по шее за ворот рубахи. Даже вечер не приносил прохлады. Давно уже стоит эта нестерпимая жара, иссушая землю, и пшеница, не созрев, начинает желтеть.

Мысли у Шепы были невеселые: а может, Янинка не захочет поехать с ним в ночное, и зря он держит в загоне голодных коней. Давно пора им быть на пастбище. Он не замечал, что он перебирает давно уже распутанные веревки. Он оглянулся. Откуда-то из Кривой балки донеслась песня.

Вчера, когда они там, в балке, пололи кукурузу, Янинка подняла голову, улыбнулась и весело спросила:

– Федора знаешь? Федора Анцековского?

Конечно. Как же не знать председателя Айджурского сельсовета.

– Чего это ты вдруг вспомнила Федора? – спросил он.

Она рассмеялась и пошла дальше по своей делянке.

Вечером, когда закладывали фундамент под конюшню, она с Шепой еще раз заговорила. Все слышали, как она сказала: ни с кем так легко и весело ей не работается, как с ним. Теперь она всегда будет с ним в паре.

– Ты, Шепа, надежный, как гора.

Очень довольный, он что-то буркнул.

Ему тоже легко и радостно работать рядом с Янинкой. Она еще увидит, какой он крепкий и неутомимый. Покажет, на что способен. Да вот и сегодня: сам и привез, и разгрузил и бревна и кирпич. Никто еще за день не привез столько. И Шепа удовлетворенно оглядел двор, обставленный подводами, арбами, мажарами, косилками, заваленный бревнами и кирпичом.

Занятый своими мыслями, он не сразу увидел приблизившееся стадо. Рябая корова с отяжелевшим выменем, хлестнув себя длинным хвостом по спине, пустилась к огороду, откуда доносился сладкий запах созревших дынь. Нинка, едва касаясь земли босыми ногами, помчалась за ней. Забежав вперед, широко раскинула руки и отогнала корову. Пестрое ситцевое платье плотно облегало стройную фигуру девушки, мягкие глубокие складки спадали на крепкие, красивые ноги.

Шепа не мог глаз от нее отвести.

– Ты еще не вывел лошадей в ночное? – с укором спросила Янинка, увидев его возле загона.

– Я пока… вот видишь, кирпич, бревна… – растерянно бормотал Шепа, помогая ей привязать корову. – Тебя ждал. Сейчас вместе поедем.

– Еще чего?! – с досадой отозвалась Янинка и, взяв ведро, пошла к корове. – Ну, рябая, убери ногу!

Шепа потер правый глаз, потом левый. «Всегда, когда теряешься, глаза начинают чесаться. Не хочет Янинка ехать в ночное, и не надо, – подумал Шепа. – Возьму с собой Кудлатого, будет веселее. Куда это путы подевались…»

– Вот тебе и на! Забыла, что сегодня и мой черед, – недовольно взглянув на Шепу, сказала Янинка и, зажав юбку коленями, присела возле коровы на корточки, тряпкой стала вытирать вымя.

– Не надо было забывать, – буркнул Шепа и пошел разыскивать путы.

…Синие сумерки опустились на долину, когда Шепа и Янинка погнали лошадей ТСОЗа[1] в ночное.

Девушка ехала молча, опустив голову, она была не в духе. Собиралась сегодня пойти в Джелал на комсомольский вечер, и вот пожалуйста – паси коней! А на вечере будет Федор. Он ведь тоже рассчитывает на эту встречу. Столько дней уже не виделись. А Федор нужен ей, нужен, как дождь этим полям. Могла бы завтра поехать в ночное. Ведь Федор будет ждать. Хотя… может, так даже лучше! Пусть думает, что не спешит она увидеться.

Пегая кобылица, на которой ехала Янинка, весело заржала, повернув голову к лошадям, привязанным к ее уздечке.

На буланом жеребце покачивался Шепа. Он то похлопывал коня по холке, то поглаживал его густую черную гриву. Никогда Шепе не было так хорошо и радостно. В небе плескалась луна, и мягкий голубоватый свет колыхался над полями.

Степь притихла. Только из-за Джелальской горы время от времени слышался отзвук далекой песни. Парни и девушки шли в клуб на вечеринку.

– Шепа, – вдруг позвала Янинка, – Шепа!..

Он придержал Буланого, и она взглянула на него большими ласковыми глазами.

– Что, Янинка? – радостно откликнулся Шепа.

– Зачем я тебе нужна? – тихо сказала она. – Разве ты сам не справишься? Будь другом, попаси сегодня ты, а завтра – я.

Шепа нахмурился и, не ответив, ударил босыми пятками жеребца в бока.

– Подожди! Не скачи так! – кричала ему вслед Янинка. – Что ты помчался как оглашенный?!

…Аншл Коблицер, конюх соседнего ТСОЗа, возвращался домой. С бахчи он завернул по кривой меже в соседнюю украинскую деревню, чтобы договориться о породистом жеребце для гнедой кобылы. Вот уже несколько дней, как гнедая мечется, томится, рвет сбрую. Он глаз с нее не спускает, боится, чтоб не пристал к ней какой-нибудь захудалый черт, непородистый жеребец. Какой же был бы он, Аншл, конюх, если бы допустил это. Надо было подыскать жеребца породистого для Гнедой, чтобы получился жеребенок такой красавец, что хоть показывай на выставке.

Потомство от Вороного, которого он видел в украинском селе, будет что надо. Обо всем договорено. Завтра утром приведут жеребца. Аншл был доволен, он достиг своего. Остановился, собираясь закурить. Вдруг в сизой мгле увидел он клубящуюся пыль и различил на дороге силуэты всадников, скакавших навстречу. Подождав немного, Аншл крикнул:

– Кто это? Янинка, ты?

Девушка натянула уздечку, кони остановились. Аншл Коблицер пригладил рыжие курчавые волосы и, улыбаясь, спросил:

– Э-э… Янинка, куда ты, красавица, направилась? – и озорные искорки блеснули в его глазах.

Янинка безразлично поглядела на него.

– А ты чего прогуливаешься тут?.. Ваши земли ведь, кажется, возле Старого колодца?

Аншл оттолкнул лошадь, подошел ближе к девушке.

– Откуда? Я, видишь ли, был в Добрушино. Подыскал там жеребца. Пусть берут сколько хотят, на все согласен. Последнюю рубаху и ту бы отдал. Но жеребенок будет красавец. На тебя похожий, Янинка, дорогая!

– Скорее на тебя, – недовольно буркнул Шепа.

Аншл даже и не оглянулся на него, подошел к девушке и взял ее за лодыжку. Янинка рассмеялась и дернула ногой.

– Отпусти, слышишь? Отстань!..

Аншл неохотно отступил.

– Если б ты видела Вороного, черт побери! Мощный, могучий! Получим от него жеребенка такого, что хоть сразу в упряжку. Вот будут и у нас породистые кони. Это так же верно, как то, что ты яблонькой расцвела. Эх, как щечки твои пылают, Янинка, дорогая, чтобы ты здорова была!

Шепа нахмурился и тронул поводья.

– Лошади голодные, – сухо обратился он к Янинке. – Что ты остановилась? Не время теперь болтать.

– Сейчас поедем. Аншл, отпусти уздечку!

– Эх, Янинка, как я ему завидую, – он указал на Шепу. – Завидую!

– Иди, иди! – Девушка оттолкнула Аншла.

– Не толкай меня, Яниночка. Видишь, какая нам светит луна? Что ж ты меня гонишь?

– Вовсе не гоню. Хочешь, давай с нами! – смеясь воскликнула она. – Садись на нашего жеребца.

– Тоже мне жеребец! – поморщился Аншл. – Приходи завтра к нам, такого красавца, как Вороной, ты сроду не видела! Когда его пускают в табун, всех кобылиц в дрожь бросает.

– Ну, хватит! – с досадой оборвал его Шепа. Аншл с пренебрежением оглянулся на Буланого, на Шепу и не спеша зашагал по пыльной дороге.

Шепа и Янинка стреножили коней, пустили их пастись, а сами пошли подыскать место, где можно отдохнуть. Нашли зеленый лужок. Шепа опустился на колени и в нерешительности покосился на Янинку – можно ли прилечь. Янинка не спеша причесала свои короткие светлые волосы, опустилась на траву и, расправив платье, прилегла рядом с Шепой.

Почва после дневного зноя была сухой и теплой. Степь давно жаждала влаги, дождя. Но высокие Алуштинские горы, которые издали казались синими, задерживали тучи, наползавшие с моря. Ни одного дождя не выпало за все лето. Земля трескалась. Сначала появились на ней узенькие трещины, в которые мог бы заползти лишь муравей, потом они становились все шире. Сухим зноем дышала земля, а небо оставалось таким же чистым, как выдержанное в подвалах Ореанды вино.

Ничего так не желали загорелые переселенцы, еврейские крестьяне, как первого своего урожая.

Янинка перевернулась на спину, уставилась в звездное небо. Вспомнила первомайский вечер.

Джелальский клуб был переполнен. Парни и девушки громко смеялись, нетерпеливо дожидаясь концерта. Переступив через порог, Янинка сразу же заметила Федора – он с кем-то разговаривал; она прошла мимо и остановилась в противоположном углу. На стене висел плакат, и Янинка подошла к нему. И вдруг почувствовала на плечах чьи-то ладони. Позади нее стоял Федор.

– Что читаешь, Янина?

– Разве не видишь? – улыбнулась она, чувствуя, как кровь приливает к щекам, к шее.

– Вижу, конечно, прошлогодний плакат! – Федор тоже улыбнулся.

– А я и не заметила, что прошлогодний. – Подумала: «Какие красивые у Федора волосы». И с улыбкой сказала: – Ты почему не причесался? Идем… Идем, я тебя причешу.

…Шепа лежал молча и сосредоточенно жевал стебелек катрана. Потом ему это надоело, и, сорвав белевшую рядом ромашку, коснулся цветком щеки девушки.

– Что, задремала, Янинка?

– И не собиралась, – неохотно ответила она.

– О чем же ты сейчас думала? – с любопытством спросил Шепа.

– Не помню уже… А где лошади? Смотри, чтоб в пшеницу не забрели.

– Слежу. – Шепа сел, незаметно придвинувшись ближе к Янинке. – А я о чем думаю, знаешь… Я думаю – вот если бы убрать верхушки Алуштинских гор.

– Это зачем? – удивилась она.

– Понимаешь, если убрать, они бы не задерживали тучи.

– Ох, какой умник! Ну иди убирай, кто тебе мешает?!

– Давай вместе, – улыбнувшись, сказал Шепа. – Вместе веселее.

– Ты вправду говоришь, не шутишь?! – Она сверкнула лукавыми глазами.

– Конечно, вместе… с тобой. – Он еще что-то хотел добавить. Но Янинка вскочила и побежала завернуть лошадей, которые добрались на своих спутанных ногах почти до самого пшеничного поля.

Подул ветер. Закачались, зашумели хлеба. Янинка, поеживаясь, направилась к стожку сена. Шепа последовал за ней.

– Ой, ты только посмотри, какие тучи! – сказала Янинка, застегивая на верхнюю пуговицу свое ситцевое платье, и, нагнувшись, полезла под невысокий стог.

Ветер крепчал, небо затягивали черные, растрепанные тучи.

– У-ва!.. Будет ливень! – сказал Шепа и тоже залез под стожок.

– Это еше неизвестно, – задумчиво заметила Янинка боясь, как бы не сглазить долгожданный дождь.

– Вот увидишь! Целый день кони потели.

– Они и вчера, и на прошлой неделе потели. Все дело в том, кто их погонял.

– И ласточки низко летали, – продолжал Шепа.

– Тоже не очень надежная примета, – усмехнулась Янинка. – Тебе не холодно, Шепа?

– А тебе, Янинка?! В таком легком платье, конечно, холодно. Придвинься ближе. – Он обнял девушку и притянул к себе. Их волосы смешались – его растрепанные черные, пахнущие щедрой землей, и ее светлые, словно пропитанные запахом свежего сена.

– Будьте добры, товарищ Шепа, – очень спокойно сказала Янинка, – уберите руки и, сделайте одолжение, засуньте их поглубже в собственные карманы.

У Шепы пересохло в горле. Он хотел что-то сказать и не мог.

– Шепа, ты что, оглох?!

Он отпустил Янинку, чувствуя себя очень обиженным. Молчала, а потом вдруг – на тебе.

А тучи все сгущались. Косматые, неслись по низко спустившемуся небу, гнались за бледной луной. А та, словно испугавшись, плыла, увертывалась из последних сил.

Стало еще темней. Луну почти затянуло черными клубами облаков. Ветер усилился.

Буланый вдруг заржал так, будто что-то учуял в этой грозовой ночи, стал бить копытами сухую землю.

– Шепа, ты слышишь? – толкнула Янинка его. – Бушует, еще других разгонит.

Шепа неохотно поднялся и, нахлобучив на голову соломенную шляпу, направился к лошадям. Буланого разыскал на дороге, ведущей в соседнее село. Конь непрестанно ржал, как будто звал кого-то, и вздымался на дыбы. Остальных лошадей тут не было. Пригнав Буланого, Шепа побежал искать их.

В Кривой балке ветер сорвал с него шляпу и потащил за собой. Шепа только махнул рукой.

Лошадей он вскоре разыскал. Шепа согнал их на лужайку и вернулся к Янинке.

– Всех коней собрал? – спросила она.

Шепа не отвечал.

– Я спрашиваю…

– Всех, – хмуро ответил он и тут же добавил: – Ветер шляпу унес.

– Ух, какая ночь, – проговорила Янинка. – Чего ты там стоишь, лезь под стожок. Иди, погрейся.

Шепа сел рядом.

– Может, возьмем лошадей и вернемся домой? – предложила Янинка, отодвигаясь от него.

– Зачем? – пробормотал он.

– Сейчас хлынет дождь.

– А может, и не пойдет. Пусть лошади пасутся.

Буланый опять заржал. Кони с растрепанными гривами встревоженно прядали ушами и уходили черными тенями подальше от Буланого.

Янинка присела и вытянула острый стебелек травы, коловший ей под платьем голые ноги.

– Этот несносный жеребец опять разгонит лошадей!

– Ша!.. – перебил Шепа, прислушиваясь.

Из ночной темноты донеслось ржание. Все громче, все возбужденнее.

– Слышишь, кто-то сюда скачет.

– Кто ж это может быть? – заволновалась Янинка.

– Скорей всего, из коллектива Аншла. Они пасут своих лошадей недалеко отсюда. Видишь, Янинка, соседи домой не торопятся, – произнес Шепа.

Буланый совсем взбесился. Он беспокойно ржал, вставая на дыбы, и задирал голову с взлохмаченной черной гривой. Вскоре донесся топот скачущей лошади. Янинка проворно выскочила из-под стога.

– Эй, кто там скачет?! Кто это там пшеницу травит?! – возмущенно крикнула она.

– А-тю!.. – Шепа сунул два пальца в рот и резко свистнул.

Ржание и топот совсем близко.

– А-тю! А-тю! – Шепа и Янинка пустились наперерез лошади. Верхового на ней не было.

Бесновавшийся ветер взметал с земли сено, кружил в воздухе и сухими стеблями хлестал по их лицам.

Шепа и Янинка не пробежали и тридцати шагов, как увидели возле Буланого Гнедую с порванными путами. Встряхивая длинной гривой, она терлась о бок Буланого. Обе лошади негромко ржали; их горячие, раздутые ноздри вздрагивали. Буланый припадал на задние ноги и пружиной взвивался на дыбы, потом устало падал на спутанные передние.

– Надо прогнать кобылу. – Янинка вся тряслась от холода. – Давай, Шепа, прогонять.

– Не уйдет. Видишь ведь…

– Она же вымотает Буланого. На нем путы. Чего стоишь как истукан! Она погубит коня.

Шепа ничего не слышал. По телу пробежала дрожь.

– Буланый ведь… Да не стой же ты как в воду опущенный! Давай развяжем путы. Скорее, смотри…

В Буланого, казалось, влились свежие силы, и он опять встал на дыбы. Путы на ногах лопнули.

Гнедая, задыхаясь, ржала, гнулась задними ногами к земле. Тело ее подрагивало.

У Шепы перехватило дыхание. Он вдруг схватил Янинку, поднял на руки и побежал.

– Куда ты меня тащишь?! – закричала Янинка. Шепа не отвечал. На бегу он горячо целовал ее лоб, глаза, шею.

– Перестань, Шепа! Пусти! – кричала Янинка.

Но он ее не отпускал. Он прижимал к себе ее упругое, налитое тело. Встречный ветер полоскал ее платье, и во тьме грозовой ночи молочно-белыми казались ее красивые ноги.

– Я-ни-нка… До-ро-гая… – задыхаясь, бормотал он. Она пыталась вырваться из его объятий. Шепа поскользнулся и вместе с ней повалился на траву.

– Мотыга, отпусти! Отпусти, слышишь?

– Яни-нка, Яни-нка… одну секунду… – умолял он. Янинка изо всех сил отталкивала его.

Они катались по траве.

– Я ведь тебя люблю… Сильно люблю… Пойми, люблю, – повторял он.

Острая молния полоснула по тучам и на миг осветила их разгоряченные лица.

– Не дотрагивайся до меня. Не смей! – Глаза девушки были колючими, злыми.

Шепа еще сильнее обхватил своими крепкими руками Янинку, прижимая к себе ее тугие груди, и что-то горячо шептал ей на ухо.

– Нет, нет! – выдохнула она через стиснутые зубы.

– Я… Янин-ка…

– Нет! Слышишь!

– Я ведь тебя люблю… люблю… очень… – От ее платья отлетела пуговка. Янинка вся напряглась.

– Мотыга, оставь меня! Говорю я тебе: сию же минуту оставь! Слышишь?

Кто-то бежал к ним через поле.

Янинка, вырвавшись наконец, устремилась навстречу темной фигуре. Низкие тучи опять прорезала молния, и над самой головой грянул оглушительный раскат грома.

Янинка увидела Аншла, босого, с подвернутыми штанами. Он бежал, держа наперевес вилы.

– Кобыла! Гнедая кобыла… Где наша Гнедая?! – встревоженно закричал он.

Так с вилами он и пустился к лошадям, бросился на Буланого, который опять стал на дыбы.

– Заберите его, чтоб он подох! Заберите эту дохлятину! Он погубит потомство. Заберите, или я ему, паршивцу, кишки выпущу!

Аншл замахнулся на Буланого вилами.

– Не смей! – толкнула конюха Янинка. – Теперь уж не трогай! Зачем пустил сюда кобылу?! Недоглядел? А теперь не трогай! Слышишь!

Молния осветила бушующую степь. Лицо Аншла было неузнаваемо. Его обычно веселые глаза горели злобой. Он снова бросился к коню:

– Ах ты падаль! Куда лезешь! – и ударил Буланого вилами по хребту.

Янинка вздрогнула.

– Не смей! – закричала она, бросаясь на Аншла. Схватила его за ворот рубахи, дернула так, что пуговицы полетели, и повалила наземь. – Вилами бьешь? Сам виноват, зачем пустил? А теперь вилами! – Прижав Аншла к земле, она колотила его кулаками.

Над их головами яростно столкнулись черные тучи. Грянул оглушительный гром, хлынул ливень. Косыми тяжелыми струями хлестал он по высохшей, жаждущей влаги земле, по притихшим коням, по Янинке, Аншлу и Шепе.

Конюх все еще барахтался, старался высвободиться и что-то кричал.

Шепа с трудом разнял их.

Янинка, пошатываясь, встала, юбка ее насквозь промокла и прилипла к горячему телу.

Аншл с трудом поднялся. Наполовину оборванным висел рукав его рубахи.

Дождь лил все сильней и сильней.

Лошадей не было видно.

Аншл отыскал вилы и, словно только теперь увидев, какой сильный льет дождь, задрал взлохмаченную, мокрую голову к небу.

– У, какой дождь! Какой щедрый дождь. Ну, теперь, считай, наши поля спасены! – радостно воскликнул он.

А дождь все шел и шел до самого утра…

1929

Перевод автора и Анастасии Зорич