Текст книги "Анатомия болезни"

Автор книги: Норман Казинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

КАЗИНС Норман
"АНАТОМИЯ БОЛЕЗНИ"
 с точки зрения пациента
Размышления о лечении и выздоровлении

Моему брату Роберту и моим сестрам Софи и Джоанне

Книга Нормана Казинса «Анатомия болезни» шла к советскому читателю более десяти лет. Правда, главы из нее публиковались в журналах «Иностранная литература» и «Наука и жизнь», но это всего лишь отрывки – не более. Что ж, как говорят, лучше поздно, чем никогда. Впрочем, в данном случае ни сегодня, ни завтра поздно не будет, потому что самой природой заложено в нас стремление к гармоничной и полноценной жизни.

Каждый из нас бывал нездоров. Даже банальная простуда выбивает из привычной колеи, не говоря уже о более серьезных недугах. И как по-разному мы себя при этом ведем! Одни спешат в поликлинику, другие достают из домашних аптечек заготовленные травы, третьи обзванивают всех знакомых в надежде услышать о новомодном «чудодейственном» средстве… Но чудо можем сотворить мы сами. Надо только «прислушаться» к своему Организму, поверить в свои силы и не терять надежды на выздоровление. Именно так поступил Норман Казинс и избавился от тяжелой болезни, чем очень удивил многих врачей.

В книге «Анатомия болезни» автор призывает врача и пациента к сотрудничеству и диалогу, взаимоуважению и взаимопониманию. Поэтому нам очень хотелось, чтобы предисловие к советскому изданию написал врач, который сам признает идею нетрадиционного подхода к лечению и считает, что не только лекарства могут принести исцеление.

Раздумывать долго не пришлось. Николай Михайлович Амосов – вот к кому надо обратиться. Известный хирург, автор многих книг и статей о здоровом образе жизни, он не только размышляет о здоровье, но и своим примером показывает, чего можно достичь, если разумно заниматься физкультурой, много двигаться, рационально питаться. Человек уже немолодой, он прекрасно выглядит, сохранил удивительную работоспособность, полон бодрости и энергии.

Звоню Николаю Михайловичу в Киев. Оказывается, он уехал (какая досада!) и будет только через несколько недель. Но уехал в Москву (какое везение!) на очередной Съезд народных депутатов. Вместе с переводчицей книги «Анатомия болезни» Р.Д. Равич разыскиваем телефон Н. М. Амосова. Дозвониться, конечно, очень сложно – его день расписан по минутам. Дозвонившись, рассказываю, какая замечательная книга готовится к выпуску у нас в издательстве, и прошу написать к ней предисловие. И вдруг в ответ: «А я не уверен, что книга мне понравится. Но рукопись посмотрю – любопытно».

И вот через некоторое время я звоню уже в Киев и осторожно спрашиваю Николая Михайловича о том, какое впечатление произвела на него рукопись.

– Книга нужная и полезная. Обязательно надо ее издать. Очень интересна глава о роли эффекта плацебо. Своеобразный и любопытный подход к лечению. Может, необходимо сделать небольшие сокращения, а в остальном со всем согласен.

Конечно, может возникнуть вопрос: а подойдет ли эта книга советскому читателю – ведь возможности здравоохранения в США и у нас различны? Да, это так. Но в том-то и ценность книги «Анатомия болезни», что автор говорит в первую очередь о психических резервах организма человека, о духовном единении врача и пациента. Норман Казинс подчеркивает – каждый из нас несет ответственность за свое здоровье.

Т. БУХОВА, редактор

Предисловие

Каждый больной человек должен взять на себя определенную ответственность за выздоровление, избавление от болезни или инвалидности – такова главная идея книги. Она не нова, но мало кто из авторов смог полно и глубоко выразить то, что лежит в основе этой идеи. Норман Казинс – не врач, но его открытия были приняты медиками с большим энтузиазмом. В этой книге он объясняет природу стресса, способность человеческой психики мобилизовать внутренние ресурсы организма для борьбы с болезнью. Его выводы уже подтверждены данными, полученными в исследовательских центрах.

В любой книге, рассказывающей о феномене исцеления, обязательно говорится и о долгожительстве. «Анатомия болезни» – не исключение, но здесь также подчеркивается, что важно не только количество прожитых лет, но и качество жизни. В современном обществе просматривается тенденция общего увеличения продолжительности жизни. Так, по данным Комиссии социального страхования США, в 1976 году в стране было 10 700 старцев в возрасте 100 и более лет. Вероятно, в других странах соотношение количества долгожителей с общей численностью населения приблизительно такое же.

Надо сказать, что часто довольно трудно определить точный возраст долгожителей, поскольку дата рождения не всегда известна или не точна. В США, например, достоверно установленное число столетних старцев на самом деле меньше 10 000.

Множество достаточно известных случаев свидетельствует о том, что долголетия можно достичь при самых разнообразных климатических и социальных условиях. В 1635 году в Лондон, к королю Карлу I был доставлен Томас Парр, которому, судя по церковным книгам, к тому времени исполнилось 152 года. Старина Парр, как его ласково называли, удостоился чести присутствовать на королевском обеде. Вскоре, еще находясь в Лондоне, он умер. Вскрытие производил сам Уильям Гарвей,[1]1
  Уильям Гарвей (1578–1637) – великий английский ученый, один из основоположников физиологии и эмбриологии; открыл большой и малый круги кровообращения. – Прим. пер.


[Закрыть] который подтвердил, что органы Парра были «такими же здоровыми, как и в день его рождения». Гарвей объяснил смерть долгожителя неумеренностью в еде, чрезмерными возлияниями за королевским столом и загрязнением воздуха в Лондоне.

Воздух в Париже в XIX веке был, конечно, не намного чище, чем в Лондоне XVII века. Однако знаменитый французский химик Мишель Эжен Шеврёль дожил до 103 лет, причем более 75 лет он жил во французской столице. С фотографии, сделанной в день столетнего юбилея Мишеля Эжена Шеврёля, смотрит крепкий, полный энергии старик. Когда незадолго до смерти (ему уже минуло 103 года) Шеврёля спрашивали, как он себя чувствует, он пожаловался только на то, что немного устал от жизни. Последнюю научную работу он опубликовал в 99 лет.

Чарльз Тьерри родился в 1850 году и до 93 лет работал серебряных дел мастером в Кембридже (штат Массачусетс). Каждый день он совершал длительные загородные прогулки; эту привычку он сохранил и в глубокой старости, когда уже перестал работать. В возрасте 103 лет он заболел гриппом. Врач Поль Уайт, лечивший Чарльза, настоял на том, чтобы больной возобновил прогулки в любую погоду. Тьерри выздоровел, но в возрасте 108 лет умер от пневмонии, главным образом из-за собственной небрежности.

В 1960 году в нью-йоркскую клинику был доставлен (для изучения, поскольку это был редкий случай долгожительства) очень старый человек из горной деревушки в Колумбии. Ему явно было больше 100 лет, а судя по косвенным доказательствам, даже около 150. Всю жизнь он провел в горах, вдали от цивилизации. Он был невысокого роста, очень подвижный, разговорчивый (говорил он по-испански). Сам могу подтвердить это, так как лежал с ним в одной палате – только я был тяжело болен, а старик находился в клинике в качестве гостя: его жизнерадостности я бесконечно завидовал. В своей книге «Этюды о природе человека», опубликованной в 1904 году, И. И. Мечников описывает многих долгожителей, которых он изучал в России и во Франции. Большинство из них сохраняли бодрость и активность, но так же, как и Шеврёль, жаловались на «усталость от жизни», которая, видимо, сродни утомлению, какое мы обычно ощущаем после длинного, насыщенного событиями дня.

То, что задолго до появления современной научной медицины существовали долгожители, отличавшиеся здоровьем, бодростью, активностью, доказывает, что потенциальная продолжительность жизни человека превосходит библейские 70 лет и что можно прожить долгую жизнь, не обращаясь к врачам. Конечно, большое значение имеет и наследственная предрасположенность.

Доктор Александр Лиф из Гарвардского медицинского института провел обширные клинические и социологические исследования долгожителей в разных уголках земного шара. Эти исследования позволили ему сделать вывод, что долголетие связано с умеренным, хорошо сбалансированным питанием, физической активностью и участием в общественных делах до глубокой старости. Так называемая спокойная старость, похоже, не самый лучший путь к долголетию.

На первый взгляд может показаться, что долгожители, не нуждающиеся в медицинской помощи, не имеют никакого отношения к теории Нормана Казинса, утверждающей, что больные должны разделять с врачом ответственность за свое выздоровление. Лично я тем не менее убежден: дожить до глубокой старости может только тот, кто обладает эмоциональными и психическими качествами, способствующими выздоровлению (именно такими качествами отличается Норман Казинс); должна быть воля к жизни, мобилизующая все естественные механизмы и все скрытые резервы организма для сопротивления болезни.

Несмотря на то что условия нашей жизни изменились – стали более урбанизированными, генетическая основа осталась прежней, такой же, как у наших предков из каменного века. Следовательно, биологически мы никогда не сможем полностью приспособиться к постоянно изменяющейся окружающей среде. Как подчеркивает Казинс, где бы мы ни были и что бы мы ни делали, мы неизбежно подвергаемся воздействию многообразных физико-химических и биологических факторов, способных вызвать болезни. Мы выживаем только потому, что наш организм обладает «встроенными» биологическими и психологическими механизмами, дающими нам возможность адаптироваться. Адаптационные реакции организма могут быть такими сильными, что большинство отрицательных воздействий не приводит к болезни. Если же все-таки болезнь возникает, реакция адаптации, как правило, обеспечивает выздоровление без вмешательства врача. В древности лекарям была настолько знакома эта способность организма избавляться от болезни, что они назвали ее «врачующей силой природы».

В своей книге «Анатомия болезни» Норман Казинс отождествляет естественные механизмы регенерации с теми процессами, которые помогают организму вернуться к «нормальному» состоянию. Эти процессы Уолтер Кеннон[2]2
  Уолтер Кеннон (1871–1945) – американский физиолог, профессор Гарвардского университета, член Национальной академии наук США, президент американского физиологического общества. Опубликовал свыше 100 научных работ о нейрогуморальной регуляции функций организма, роли центральной нервной системы в формировании эмоций и поддержании гомеостаза. Им создано учение о гомеостазе как о «саморегуляции физиологических процессов». – Прим. пер.


[Закрыть] назвал «гомеостатическими реакциями».[3]3
  Гомеостаз – относительное динамическое постоянство внутренней среды (крови, лимфы, тканевой жидкости) и устойчивость основных физиологических функций (кровообращения, дыхания, терморегуляции, обмена веществ и т. д.) организма. – Прим. пер.


[Закрыть]

«Врачующая сила природы» – явление более сложное. Реакция организма на вредное воздействие внешней среды редко бывает просто гомеостатической. Чаще в результате многократного воздействия неблагоприятного фактора возникают стойкие изменения, позволяющие организму приспособиться к условиям жизни. Например, образование новой ткани (шрама) на месте раны – не только гомеостатическая реакция. Зарубцевавшаяся ткань обладает большей способностью сопротивляться вредному воздействию. Выздоровление после инфекционной болезни сопровождается обычно стойкими изменениями в клетках, что способствует повышению иммунитета к этой инфекции. У людей, лишившихся руки или ноги, или потерявших зрение, развиваются компенсаторные навыки, которые помогают жить в новых условиях. В подобных случаях реакция организма на воздействие неблагоприятных факторов носит характер не просто гомеостатической регуляции, а скорее долговременной адаптации, которая достигается за счет компенсаторных изменений в организме – как физических, так и психических.

Но независимо от того, имеет ли место просто гомеостатическая регуляция или долговременная адаптация, механизмы «врачующей силы природы» настолько эффективны, что многие болезни проходят сами по себе. Конечно, лечение ускорит процесс выздоровления, но, как подчеркивает Норман Казинс, выздоровление в конечном счете зависит от того, сможет ли пациент мобилизовать внутренние ресурсы организма и «включить» механизмы сопротивляемости. Здесь-то и кроется объяснение того загадочного факта, что во всех древних примитивных обществах всегда были врачеватели, излечивавшие даже такие заболевания, для борьбы с которыми еще несколько десятилетий назад медицина не могла предложить эффективного средства.

В книге Казинс ссылается на Уильяма Ослера,[4]4
  Уильям Ослер (1849–1919) – терапевт, видный деятель медицины Канады, США и Великобритании, профессор кафедры внутренних болезней Оксфордского университета. Автор свыше 700 научных работ. Его «Руководство по внутренней медицине» (переведенное и изданное у нас в стране в 1928 году) в течение многих десятилетий было настольным пособием клиницистов. – Прим. пер.


[Закрыть] одного из величайших врачей мира, который в своих лекциях повторял студентам, что большинство лекарств и других методов лечения, используемых врачами, как правило, пользы не приносит. Ослер пользовался блестящей репутацией, когда руководил стационаром клиники Джона Гопкинса в Балтиморе. Он не переставал утверждать, что выздоровление пациентов, которых он наблюдал, происходило благодаря не только лечению, но в большей степени благодаря вере людей в избавление от болезни и доверию к медицинскому персоналу. Став впоследствии профессором Оксфордского университета, Ослер неоднократно высказывал убеждение: успех врача зависит главным образом от его человеческих качеств и поведения. В статье «Вера, которая исцеляет» (1910 год) он писал: «Результаты работы в клинике Джона Гопкинса меня порадовали. В клинике царила атмосфера оптимизма, сестры подбадривали пациентов – все это способствовало их выздоровлению. О таком отношении к больному говорили еще врачи древности, например Эскулап». Употребляя выражение «вера исцеляет», Ослер имел в виду воздействие психологических факторов, «включающих» восстановительные механизмы «врачующей силы природы», которые способствуют самоисцелению.

Эффективность «исцеляющей веры», которую Ослер считал одним из условий выздоровления, признал даже доктор Уильям Вэлч, один из основоположников научной медицины в США. Он так писал о своем отце – враче, практиковавшем в Норфолке (штат Коннектикут): «Когда он входил в комнату к больному, пациент сразу чувствовал себя лучше. От него исходила, казалось, какая-то исцеляющая сила; часто не лечение, а само его присутствие исцеляло». Знаменитое высказывание Фрэнсиса Пибоди: «Секрет излечения больного – это забота о нем» еще раз подчеркивает, что внимательное отношение врача к пациенту способно избавить от недуга.

Во все века людей с успехом лечили разные шаманы, знахари, лекари. Это можно объяснить тем, что любой организм обладает способностью к самоисцелению, присущей всем формам жизни, и в первую очередь человеку.

Хотя механизмы спонтанного выздоровления людей, страдающих некоторыми физическими заболеваниями, не вполне ясны, можно предположить, что действуют они через психосоматические системы. При этом в организме есть ограниченный набор ответных реакций на самые разнообразные, не имеющие между собой ничего общего методы лечения – будь то транквилизаторы или воздействие рук экстрасенса, йога или хорошие взаимоотношения доктора и пациента.

Норман Казинс постоянно подчеркивает, что психический настрой и отношение пациента к болезни имеют, огромное влияние на ее течение, и иллюстрирует это примерами.

Защита организма от инфекции в значительной степени зависит от механизмов гуморального и клеточного иммунитета. Психическое состояние может влиять на эти механизмы, и это подтверждено экспериментально. Проба Манту состоит в следующем: подкожно вводят туберкулин (препарат, получаемый из культур бактерий туберкулеза), чтобы определить возможную реакцию организма на туберкулезную инфекцию. Установлено, что гипнотическое внушение может «стереть» проявление пробы Манту на коже. Это является веским доказательством влияния психического состояния на физическое. Реакция организма на пробу Манту принадлежит к тому типу реакций, который ученые назвали «клеточным иммунитетом». Поскольку эта форма иммунной реакции играет существенную роль в повышении сопротивляемости организма таким серьезным инфекционным заболеваниям, как туберкулез (и, возможно, рак), есть все основания считать, что состояние психики пациента может влиять на ход болезни.

Зависимость физиологических процессов от психического состояния показывает результат обследования преподавателя, у которого при одной мысли о том, что он должен читать лекцию, замедлялось усвоение жиров. Установлено, что жиры усваиваются хуже вследствие любых нарушений жизненного ритма.

Давно известно, что эмоциональное состояние влияет на секрецию определенных гормонов, например гормонов щитовидной железы и надпочечников. Не так давно было обнаружено, что гипофиз выделяет неизвестные до сих пор химически связанные гормоны, которые получили название эндорфинов. Некоторые из них действуют как наркотические препараты, притупляющие или снимающие боль, – блокируются не только механизмы боли, но также тормозится эмоциональная реакция на боль, и, следовательно, человек испытывает меньше страданий. Поэтому естественно предположить, что психический настрой может влиять на выделение эндорфинов, – как и в случае с другими гормонами.

Норман Казинс прав в том, что большая часть болезней проходит сама собой. Однако есть и те, которые требуют лечения. Только врач может поставить верный диагноз, основываясь на объективных данных. И только врач должен назначать лекарства. Кроме того, многие заболевания, например, такие, как гипертония или артрит, нельзя излечить полностью, но существующие сейчас методы – терапевтические или хирургические – устраняют некоторые симптомы, в результате организм человека, страдающего этими недугами, может функционировать более или менее нормально. Лечение – это только один аспект медицинской помощи; часто задача врача заключается в том, чтобы облегчить страдания пациента.

Что понимать под «хорошими взаимоотношениями врача и пациента»? Такие отношения могут складываться по-разному. Скажем, пациент полностью полагается на авторитет врача, так же как ребенок на авторитет отца. Во многих ситуациях такой тип взаимоотношений необходим: например, в трудных случаях диагностирования или при использовании специфических методов лечения. Так, когда у меня было тяжелое заболевание, единственное, что мне оставалось, – последовать строгим рекомендациям врача и принимать антибиотики, так как только таким образом можно было избавиться от этой болезни, раньше считавшейся неизлечимой. Если пациент целиком доверяет врачу, то это, вероятно, способствует более эффективному действию механизмов самоисцеления и человек быстрее выздоравливает.

Однако похоже, что слепая вера в авторитет врача пошатнулась. Не один Казинс – считает, что пациент и врач должны вместе искать пути исцеления. В журнале «Человек и медицина» (летний выпуск за 1977 год), редактором-консультантом которого является Норман Казинс, профессор Э. Гинзбург из Колумбийского университета писал:

«Никакие изменения в системе здравоохранения не вызовут улучшения, пока сами граждане не возьмут на себя ответственность за собственное здоровье. Приобщение людей к здоровому образу жизни, продуманные меры по профилактике, включающие разъяснительную работу, дадут существенный эффект».

В общем, до сих пор людям предлагали отказаться от курения, рационально питаться, выполнять физические упражнения, не слишком быстро водить машину. Казинс шире подходит к этой проблеме. Он считает необходимым взаимодействие врача и пациента. Ответственность не должна ограничиваться навыками здорового образа жизни; если человек заболел, то он должен иметь возможность выбора метода лечения. С моей точки зрения, сейчас мало кто с пользой для здоровья может взять на себя такую роль, разве что он будет объективно оценивать эффективность лечения. С другой стороны, непосредственное участие в лечении, поиск путей исцеления, будь то смех или мобилизация воли к жизни, как в истории Нормана Казинса, помогают активизировать природные защитные механизмы организма пациента.

Не следует воспринимать книгу Нормана Казинса как вызов научной медицине и сомнение в ее состоятельности. Он вовсе не ратует за возвращение к знахарству, хотя и испытывает глубокое уважение к старомодному семейному врачу. Лично я всегда чувствовал, что единственный недостаток научной медицины в том, что она недостаточно научна. Подлинно научной она станет только тогда, когда врачи и пациенты научатся управлять «врачующей силой природы». Книга Нормана Казинса «Анатомия болезни с точки зрения пациента» должна им в этом помочь.

Глава 1. Анатомия болезни с точки зрения пациента

В этой книге рассказывается о серьезной болезни. Много лет мне не хотелось об этом писать, потому что я боялся вселить ложную надежду. К тому же я знал, что единичный случай мало что значит в серьезных медицинских исследованиях и расценивается часто как «анекдотичный». Однако упоминания обо мне время от времени появлялись в широкой прессе, в том числе и медицинской. Я получал письма, где меня спрашивали, правда ли, что я с помощью смеха избавился от болезни, которая чуть не сделала меня калекой и которую врачи считали неизлечимой. Поэтому я решил, что надо подробно рассказать об истории моей болезни.

В августе 1964 года я вернулся домой из заграничной командировки и почувствовал легкое недомогание. Сначала повысилась температура, появилась ломота во всем теле. Мое состояние быстро ухудшалось, через неделю уже стало трудно поворачивать шею, ходить, шевелить пальцами, поднимать руки. СОЭ (скорость оседания эритроцитов) подскочила выше 80. Анализ СОЭ очень простой, но самый необходимый при установлении диагноза. Суть его в том, что скорость, с которой оседают эритроциты (измеряется в миллиметрах в час) обычно прямо пропорциональна силе воспалительного процесса. При обычной простуде или гриппе СОЭ повышается до 30, иногда до 40. Когда СОЭ поднимается до 60–70 – это значит, что заболевание довольно серьезное. Меня госпитализировали, когда СОЭ достигла 88. Через неделю было уже 115, а это считается признаком критического состояния.

В больнице мне делали и другие анализы; некоторые из них, мне показалось, скорее были нужны для подтверждения возможностей лаборатории, чем для проверки состояния пациента. Я был поражен, когда в один и тот же день лаборанты из четырех разных лабораторий взяли у меня на различные биохимические анализы целых четыре больших пробирки крови из вены. Мне казалось необъяснимым и безответственным то, что клиника не может скоординировать проведение анализов, чтобы брать кровь у пациента только один раз. Даже здоровому человеку вряд ли пойдет на пользу, если у него выкачают сразу большое количество крови. Когда на следующий день лаборанты пришли за новой порцией крови, я отказался и прикрепил на дверях своей палаты записку, в которой говорилось, что я буду сдавать кровь на анализы только один раз в три дня и надеюсь, что одной пробирки хватит на все.

С каждым днем я все больше убеждался, что больница – не место для серьезно больного человека. Поразительное пренебрежение основами санитарии и гигиены; условия, в которых стафилококки и другие патогенные микроорганизмы могут быстро распространяться; слишком частое (а иногда и беспорядочное) использование рентгена; неоправданное применение транквилизаторов и сильных болеутоляющих препаратов (скорее для удобства медперсонала – так легче справиться с тяжелыми больными); система, при которой клинические процедуры ставятся на первое место, а отдых и покой пациентов – на последнее (хотя длительный сон для любого больного не такой уж частый подарок, и нельзя его прерывать по прихоти медперсонала!) – все эти и еще многие другие недостатки сегодняшней больницы заслуживают серьезной критики.

Но, пожалуй, что мне больше всего не нравилось, так это больничное питание. Не то чтобы рацион был беден и не сбалансирован, но мне казалось совершенно недопустимым изобилие рафинированных продуктов, в том числе содержащих консерванты и вредные красители. Белый хлеб, приготовленный из рафинированной муки с добавлением химических размягчителей, подавался в изобилии к каждому блюду. Овощи были, как правило, переварены и поэтому практически лишены питательной ценности.

Врач не настаивал, если я отказывался от процедур, проводимых в клинике. Мне очень повезло, что моим врачом был человек, который мог представить себя на месте пациента. Доктор Уильям Хитциг поддержал меня, когда я предпринял решительные действия, чтобы отразить натиск лаборантов, жаждущих моей крови.

Мы были близкими друзьями больше двадцати лет, и он знал о моем интересе к медицине. Мы часто обсуждали статьи, опубликованные в медицинской прессе. Он не собирался скрывать от меня ничего, что касалось моей болезни, передавал мнения различных специалистов, вызванных им на консультацию. Они не пришли к единому мнению. Одно было признано всеми: я страдаю коллагенозом – болезнью соединительной ткани (к коллагенозам относятся все болезни артритного и ревматического характера). Коллаген – это волокнистое вещество, которое связывает клетки. Одним словом, я становился неподвижным, уже с трудом шевелил руками и ногами и поворачивался в постели. На теле появились узелки, утолщения, затвердения под кожей – это указывало на то, что поражен весь организм. В самый тяжелый момент болезни у меня почти не размыкались челюсти.

Доктор Хитциг вызвал экспертов из реабилитационной клиники Говарда Раска в Нью-Йорке. Они подтвердили и уточнили диагноз: анкилозирующий спондило-артрит (болезнь Бехтерева).[5]5
  Болезнь Бехтерева (анкилозирующий спондилоартрит) – болезнь из группы коллагенозов, характеризующаяся преимущественным поражением суставно-связочного аппарата позвоночника (часто и конечностей), а также вовлечением в процесс внутренних органов (сердце, аорта, почки). – Прим. пер.


[Закрыть] Это означало, что соединительная ткань в позвоночнике начала разрушаться.

Я спросил доктора Хитцига, каковы мои шансы на полное выздоровление. Он откровенно признался, что один из специалистов сказал ему: у меня один шанс из пятисот. Этот же специалист заметил, что лично он никогда не сталкивался со случаями выздоровления при поражении практически всего организма.

Это заставило меня крепко призадуматься. До сего времени я предоставлял докторам беспокоиться о моем состоянии. Но теперь я сам должен действовать. Мне было абсолютно ясно, что, если я собираюсь стать одним из пятисот, лучше самому что-то предпринимать, а не быть пассивным наблюдателем.

Я спросил доктора Хитцига, чем вызвано мое состояние. Оказалось, что спровоцировать болезнь мог целый ряд причин, например отравление тяжелыми металлами или осложнение после стрептококковой инфекции.

Я тщательно проанализировал все события, непосредственно предшествовавшие болезни. Я ездил в Советский Союз в качестве руководителя американской делегации по проблемам культурного обмена. Конференция проходила в Ленинграде, а потом мы отправились в Москву, где у нас были дополнительные встречи. Гостиница располагалась в жилом квартале, я жил в номере на втором этаже. Каждую ночь под окнами громыхали дизельные грузовики, так как неподалеку круглосуточно велось строительство жилого дома. Дело было летом, и окна были открыты настежь. Я плохо спал по ночам и утром меня даже подташнивало. В последний день пребывания в Москве, уже в аэропорту, я попал прямо под струю выхлопных газов, когда рядом с нами развернулся реактивный самолет, выруливающий на стартовую полосу.

Вспомнив все это, я подумал: а не стало ли то, что я подвергался действию выхлопных газов, содержащих углеводороды, причиной, вызвавшей болезнь? Если так, то правы врачи, предполагавшие отравление тяжелыми металлами. Однако в этой прекрасной теории был один изъян. В поездке меня сопровождала жена, и она осталась здоровой. Возможно ли, что только на меня подействовали выхлопные газы?

Когда я проанализировал все еще раз, то решил, что есть, по всей видимости, два объяснения. Одно связано с повышенной чувствительностью. Другое – с тем, что я мог быть в состоянии адреналинового истощения и у моего организма не хватило сил справиться с отравлением, тогда как в организме жены иммунная система функционировала нормально. Сыграл ли недостаток адреналина свою роль в заболевании?

Я снова тщательно перебрал в памяти все события, предшествовавшие болезни. В Москве и Ленинграде состоялось много встреч, кроме тех, что были запланированы. Заседания проходили ежедневно. Я допоздна засиживался за бумагами: работа председателя комиссии требовала напряженного внимания. Последний вечер в Москве был особенно тяжел, по крайней мере для меня. Глава советской делегации устраивал прием в нашу честь на даче, в 35–40 милях от города. Меня попросили приехать на час раньше, чтобы рассказать советским делегатам о тех американцах, которые будут на обеде. Русские очень хотели устроить все наилучшим образом, чтобы мы чувствовали себя как дома, и думали, что моя информация поможет им проявить максимум любезности к гостям.

Меня предупредили, что машина заедет за мной в гостиницу в 15.30. Времени доехать до дачи было вполне достаточно, так как русские коллеги собирались к пяти часам вечера. Члены американской делегации должны были прибыть в 18 часов.

Однако именно в 6 часов вечера выяснилось, что я нахожусь далеко за городом и еду в совершенно другом направлении от Москвы. Шофер неправильно понял, куда ехать, и в результате мы оказались в 80 милях от нужного нам места. Возвращаться надо было через Москву. Водителя учили ездить осторожно, и он не собирался наверстывать упущенное время. Всю дорогу я мечтал, чтобы за рулем сидел шофер, который хотел бы доказать, что автомобильные гонки, как и бейсбол, родились в России. Но увы… Мы появились на даче только в 9 часов вечера. Хозяйка была в отчаянии. Суп подогревали десять раз. Я был выжат, как лимон. А на следующий день – долгий перелет обратно в Штаты. Самолет был переполнен. Когда мы приземлились в Нью-Йорке, прошли через перегруженную таможню и добрались до Коннектикута, у меня уже ломило все тело. Через неделю я попал в больницу.

Проанализировав все, что испытал за рубежом, я понял, что нахожусь, вероятно, на правильном пути в поисках причины заболевания. Я все больше убеждался: выхлопные газы на меня подействовали, а на мою жену – нет, потому что я был переутомлен, испытывал адреналиновое истощение, понизившее сопротивляемость моего организма.

Предположим, моя гипотеза правильна. Тогда необходимо добиться, чтобы надпочечники снова стали функционировать нормально и восстановилось то, что Уолтер Кеннон назвал гомеостазом.

Я знал: для того, чтобы бороться с артритом (да, собственно, и с любой другой болезнью!), особенно в тяжелой форме, эндокринная система и, главное, надпочечники должны работать на полную мощность. В одном медицинском журнале я прочел, что у женщин во время беременности уменьшаются проявления артрита или других ревматических симптомов, потому что в этот период железы внутренней секреции полностью активизированы.

Как же мне добиться, чтобы надпочечники и вся эндокринная система снова стали нормально функционировать? Я вспомнил, что лет десять назад или еще раньше читал классическую работу Ганса Селье «Стресс жизни». Селье доказал: адреналиновое истощение может быть вызвано эмоциональным напряжением, таким, как раздражение или сдерживаемый гнев. Он детально проанализировал негативное влияние отрицательных эмоций на биохимические процессы в организме.

У меня возник вопрос: а как влияют положительные эмоции? Если отрицательные вызывают нежелательные изменения в организме, не могут ли положительные эмоции благоприятно воздействовать на биохимические процессы? Не может ли любовь, надежда, вера, смех и воля к жизни стать лучшим лекарством? Или могут происходить химические изменения только в худшую сторону?