Текст книги "Злые земли"

Автор книги: Норман Фокс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Норман А. Фокс
Злые земли

I. ГОРОД НА РЕКЕ

К северу от ранчо «Длинная Девятка» 11
  По традиции, скотоводческое ранчо, его собственность и работающая на нем команда ковбоев именуются по виду клейма для скота (тавра), используемого на этом ранчо. Ниже упоминаются ранчо «Письменное Л», «К в рамке», «Стропило С» (здесь и далее примечания переводчика).


[Закрыть] до самого поселка Крэгги-Пойнт на реке Миссури земля такая просторная, открытая и пустая, что Джессу Лаудону казалось, будто он стоит на месте, даже когда в дело шел бич, и двуколка с квадратным тентом начинала грохотать сильнее. Вокруг него расстилалась земля, затянутая тонким ковром травы, росшей небольшими кустиками и засыхающей на корню; холмы плоско разлеглись по горизонту, а надо всем лежала слоем тонкая пелена дыма от лесных пожаров, полыхающих в северной Монтане, на противоположном краю Территории 22
  Действие романа происходит в 80-х годах XIX века, незадолго до того, как Территория Монтана получила статус штата.


[Закрыть].

Лаудону хотелось, чтобы поездка уже была позади. Сегодня эти места наводили его на мысли, о которых лучше было бы позабыть.

Он был в дороге уже много часов. Он выехал из «Длинной Девятки» на рассвете, после того как запряг лошадей в рессорный фургон – только для того, чтобы тут же сменить его на двуколку. Замена эта была идеей Олли Скоггинза. Скоггинз был старшим объездчиком, то есть управляющим ранчо «Длинная Девятка», принадлежащего Питеру Фруму, и имел право высказывать идеи. Управляющий сказал:

– У нее не будет столько багажа, чтобы двуколка не подняла…

Скоггинз что-то еще пробормотал насчет спешки. Сложность была в том, что в последние дни окружающие могли улавливать лишь самые краешки мыслей Олли Скоггинза. Лаудон подозревал, что Олли ломает голову над какой-то проблемой, слишком для него серьезной; десятки раз ловил он управляющего на том, что тот пристально вглядывается в кольцо бедлендов 33
  Бедленды (англ.) – «плохие земли» – сильно пересеченные участки местности на высоких эрозированных пластовых равнинах сложенных из рыхлых пород. Растительность – степного и лесостепного типа. Бедленды названы так, поскольку неудобны для земледелия и выпаса скота. Характерный тип ландшафта Великих равнин североамериканского континента.


[Закрыть], окружающих равнину. Этим утром Скоггинз сунул в двуколку «Винчестер».

Фрум даже не показался, отметил Лаудон. Подумав об этом, он вспомнил, что Фрум не попадался ему на глаза уже дня два.

Сейчас, наверное, скоро полдень, хотя по солнцу этого не определишь – оно затерялось в высокой дымной пелене. Лаудон попытался думать о чем-то другом, чтобы избавиться от мрачного настроения, вызванного раздражением из-за Фрума и Скоггинза и постепенно усиливающейся тревогой. Лучше бы ему сейчас вместе с другими ребятами из команды «Длинной Девятки» возиться с поздно родившимися телятами или разводить костер из сухой полыни и бизоньих лепешек в каком-нибудь овражке. А то, чем приходится заниматься сегодня, – это для ковбоя противное дело, работа, которую Фруму следовало бы выполнить самому… В сердцах он лишний раз хлестнул лошадь бичом.

В течение часа он ехал вниз – земля перед ним спускалась к реке, протянувшейся вдали. Скалы и изрезанное кольцо бедлендов ограничивали поле зрения, но Лаудон все искал взглядом пароходный дым. Показались первые ивы, не особенно зеленые в это сухое лето, и раскинувшийся перед глазами Крэгги-Пойнт. Он подкатил к поселку, выбрался наконец на единственную улицу и, натянув вожжи, остановился перед платной конюшней.

Из черного проема дверей появился Айк Никобар. Улыбка осветила его выдубленное лицо.

– Так это ты, Джесс!

Лаудон вылез из двуколки.

– Задай этой старой метелке корму получше, Айк, – сказал он и пожал старику руку. Лицо Айка украшала настолько обильная растительность, что он мог бы в ней устраивать засаду. Ревматизм пригнул его к земле;

Лаудону было грустно смотреть на него и вспоминать те времена, когда Айк орудовал ружьем для охоты на бизонов с такой легкостью, будто это был ивовый прутик

– Лошадка из Айдахо, – сказал Айк, разглядывая животное с клеймом «Длинной Девятки». – Пегаш чертов, его у нез-персе 44
  Нез-персе – «проколотые носы» – французское название индейского племени айова из клана сиу; сами себя айова называли «паходже» – «покрытые снегом».


[Закрыть] купили, готов биться об заклад. Фрум больше думает про деньги, чем про то, чтоб кони были хорошие, – он заглянул в двуколку и увидел винтовку; лицо его омрачилось. – Джесс, что собирается сделать Фрум?

– Насчет этих неприятностей? – Лаудон пожал плечами. – Спроси лучше, что собирается сделать Синглтон. Или Коттрелл, или Лейтроп и его ребята из «Письменного Л», или люди с любого другого скотоводческого ранчо. Да каждое ранчо отсюда до Майлса в этом деле имеет свой интерес.

– А-а, все они сделают то же, что и Фрум, – сказал Никобар с абсолютной убежденностью.

– Айк, пусть это тебя так не печет, – сказал Лаудон.

Морщинистое лицо Никобара собралось складками.

– Знаешь, тут у меня бывает до черта ребят из округи, Джесс. Кое-кто на бизонов охотится, как мы когда-то. Другие дрова заготавливают для пароходов. Попадаются охотники на волков и трапперы. Пилигримы, которые заглядывают ко мне по дороге в Джудитз. Чем им заниматься, что осталось со старых времен? Наниматься в объездчики, как ты, или в конюхи, как я? Кое-кто не в восторге, если надо получать приказы от босса…

Лаудон сказал:

– Человек, работающий на босса, не попадет в неприятности.

– Как Джо Максуин попал? – Никобар покачал головой. – Может, оно и так. Но только страну гробят скотоводы и железные дороги. Сперва они построили Северную Тихоокеанскую. Теперь Джим Хилл предлагает еще одну. Черт побери, Джесс, а чем плохо ездить и возить грузы на пароходах?

Лаудон глянул в сторону пристани.

– Кстати, я тут встречаю «Красавицу Прерий».

– «Красавица» причалит сегодня в полдень. Кто-то из ребят видел ее в устье реки Редуотер нынче утром.

Лаудон кивнул и объяснил:

– Племянница Фрума приезжает. Меня сюда прислали, чтоб оттарабанить ее в «Длинную Девятку». В бараке по койкам двадцать человек валяются, а выбрал он

я этого занудного дела меня… – Он огляделся. – В городе есть кто-нибудь?

– Джо Максуин, – сказал Никобар. – Больше никто тебя не заинтересует. А может, ты и с Джо дел не захочешь иметь теперь, когда он связался с этими бандюгами-бедлендерами, – он влез в двуколку, чтобы поставить ее на тележный двор, но ехал медленно и аккуратно – явно хотел, чтобы Лаудон тоже сел рядом. В лице Никобара неожиданно засветилось острое любопытство. – Слушай, а ты ведь вроде зимовал прошлый год у Клема Латчера на этом его ранчо, где он траву на сено выращивает?

– Конечно, Айк. Ездил на реку и долбил проруби во льду. Фрум узнал где-то, что лучше не выпускать скот на реку, чтоб не проваливался в полыньи. У Латчера на ранчо было тепло и работать удобно. – Он объяснил это спокойно, с невинным лицом, сдерживая улыбку – уж слишком неуклюже Никобар подбирался бочком к действительно интересующему его вопросу. – А чего это ты спрашиваешь про Латчера?

Никобар сказал уклончиво:

– Да эта Адди Латчер… Ты, должно быть, с ней там близко познакомился…

Лаудон ухмыльнулся.

– Клем все время вертелся поблизости…

– Так что ж она за женщина, а, Джесс?

– Да вот такая женщина: надевает свое самое лучшее воскресное платье, в каком в гости ходят, и шляпу с цветочками, и сидит в таком виде в бревенчатой хижине весь зимний вечер.

– Чтоб сделать приятное Клему? Или тебе?

– Чтоб сделать приятное себе, – ответил Лаудон.

Никобар сосредоточенно разматывал вожжи, завернутые вокруг кнутовища, торчащего у оглобли. Лицо его снова сморщилось.

– Что сталось с бизонами, Джесс? – мысль его металась, как птица в кустах. – Когда-то прерия была от них черная, а теперь только кости и остались… Куда девались бизоны?

– Мы их перебили, Айк, – мягко сказал Лаудон. Он залез под сиденье двуколки и вытащил оттуда завернутый в рубашку пакет. Внутри оказалась пинта виски, которую он вручил Никобару. – Притащил для тебя из Майлс-Сити, Айк. Оно стекает в глотку помягче, чем тот горлодер, что гонят у нас тут и продают заречным индейцам.

– Спасибо тебе, Джесс, – сказал Никобар, засовывая бутылку в карман куртки из оленьей кожи. – Ну уж уважил, спасибо за твою доброту…

Двуколка свернула за угол здания, а Джесс Лаудон, расставив ноги, принялся аккуратно свертывать сигаре. ту. Вокруг раскинулся Крэгги-Пойнт – несколько деловых заведений, сколько-то там салунов, пароходная пристань. Летний зной смягчался здесь речным бризом, который ерошил ивы. Мерзкий город мерзких удовольствий, – подумал Лаудон, и поглядел в сторону видневшихся вдали бедлендов, откуда частенько приезжали скрывающиеся от закона люди. Разговоры Айка снова возродили в нем нарастающую тревогу – «Что собирается делать Фрум, Джесс?» – но будь он проклят, если станет из-за этого сушить мозги. Он – сам по себе, никому не принадлежит, и сам сделает свой выбор!

Он стоял, сонно прищурившись, ловя каждый миг, каждый звук и запах города. Все свои двадцать с лишним лет он выбирал такие пути, где требовался острый глаз, Его воспитали скотоводческие лагеря и бизоньи тропы, дали ему ловкую, гибкую походку – и такой же подход к жизни. Гибкий… но не настолько, чтобы отринуть такого старого товарища, как Джо Максуин, – подумал он, Он раскурил сигарету и поверх спички поглядел на лошадь, привязанную к коновязи у салуна «Ассинибойн» 55
  Ассинибойны – индейское племя из центральной группы народа дакота-сиу.


[Закрыть]. Джо всегда отдавал предпочтение хорошим техасским меринам, хотя его неряшливая манера сидеть в седле вызывала обманчивое впечатление, будто он не умеет отличить хорошего коня от плохого. «Кончится тем, что ты сломаешь себе шею», – не раз говаривал ему Лаудон.

Лаудон все еще стоял возле конюшни. Ему хотелось поговорить с Максуином – и, в то же время, не хотелось Он посмотрел на реку, надеясь увидеть пароход. За рекой протянулись великолепные пастбища, но это уже индейская резервация. Никакому Фруму не под силу вы пустить туда коровьи стада «Длинной Девятки».

Лаудон пожал плечами, бросил на землю окурок, затоптал сапогом и повернул к «Ассинибойну».

Зайдя в грязный пыльный зал салуна, он нашел там только Джо Максуина и бармена. Максуин сидел, оперлись локтями на стойку, и был в меру пьян.

– Здорово, Джесс, – сказал он с улыбкой и потянулся к стоявшей перед ним бутылке. Он был молодой и беззаботный; и, глядя на него, Лаудон подумал, что от этой улыбки человек тает как воск. Никогда ему не доводилось о чем-нибудь всерьез поспорить с Джо.

– Я надеялся, что представится случай поболтать с тобой, Джо, – сказал он. Сзади за стойкой была дверь, ведущая в маленькую комнатушку, где стояли стол, стулья и койка, чтоб человек, нагулявшись, мог поспать. Джесс мотнул головой: – Вон там, что ли…

– Н-нет, – возразил Джо с пьяной решительностью. – Не там.

– А почему?

– Мне приходится выполнять всякие нудные делишки для Айдахо-Джека Айвза. Ты ведь знаешь, Джесс. Я не хочу, чтоб ты туда заходил, и ему бы это не понравилось.

Лаудон сказал:

– К черту Айвза! – прошел за стойку и толкнул дверь, открывающуюся внутрь. Он услышал быстрый топот ног внутри и понял, что его слова были слышны через дощатую обшивку и предупредили того, кто там скрывался. В комнатке было пусто. Он вспомнил, как расспрашивал Никобара, кто сейчас в городе, и тот ответил: «Джо Максуин. Больше тебя никто не заинтересует». Он закрыл дверь.

Максуин спросил запальчивым тоном:

– Зачем тебе надо было это делать?

– А чтобы поглядеть, что прячет Айвз.

Максуин сказал:

– Гляди, Джесс. Айвз уже должен был появиться. Тебе лучше смываться отсюда.

Лаудон подошел к стойке и кивнул бармену. Тот поставил перед ним стакан. Лаудон взял бутылку Максуина, наполнил оба стакана – свой и Джо, сказал:

– Я плачу, – и положил деньги на стойку. Он подмигнул Максуину, и того как будто отпустило.

– Сейчас в Майлс сгоняют до черта скота, Джо, – сказал Лаудон. – Все луга за рекой Йелоустон забиты коровами. Чуток попозже к сезону туда придет гурт и для «Длинной Девятки». Почему бы тебе не наняться к кому-нибудь гуртовщику, съездить в Техас или в Канзас за скотиной?

– Это работа тяжелая и скучная, Джесс. Все равно что на Фрума работать. Что ты с нее имеешь, кроме болячек от седла на заднице?

– Фрум – большой человек, Джо, и со временем становится все значительнее. Я так полагаю, что если кто на него работает, то может вырасти вместе с ним. Мне вовсе неохота закончить свои дни, как Айк Никобар.

– Или как я, да? Хочешь добраться до поста старшего объездчика, а, Джесс?

– Бери выше, Джо. Может, когда-нибудь заведу свое собственное дело.

– Ну, а пока ходишь в тени Фрума и надеешься таким способом стать таким же большим человеком, как Фрум. Ты всегда был честолюбивым, Джесс. Кстати, а что собирается Фрум предпринять насчет угонов скота?

– А ты как думаешь?

Максуин рассмеялся.

– Небось подымет тучу пыли.

– Джо, – сказал Лаудон, – мне очень не хотелось бы, чтобы хоть одна пылинка из той тучи попала в глаза тебе. Я сюда приехал, чтобы сказать тебе: отваливай, выходи из игры. Можешь ты принять такой совет?

– Я бы лучше принял еще одну порцию виски, – сказал Максуин и допил свой стакан.

– Я тебе это говорю, потому что мы работали вместе три сезона – ты, я и Айк Никобар, пока не пришло время отставить ружья для охоты на бизонов и поискать чего-то другого. Черт побери, парень, мне вовсе неохота в одну прекрасную ночку оказаться в команде, которая попрет на вашу банду.

– Айдахо-Джек о нас позаботится, он парень дошлый. Куда хитрее, чем Фрум думает.

Лаудон снова мотнул головой в сторону комнатушки за баром, чувствуя, как у него сжимается желудок, как будто туда попал кусок тухлого мяса.

– Достаточно хитрый, чтобы послать тебя вперед, обстряпать для него такое дельце, да? Джо, я знаю Джека Айза. Он же был одним из тех картежников, что заявились в Джудит во время этой лихорадки с шахтами, которая потом накрылась. С тех пор он укладывается спать, когда солнце встает. Ты для него – всего лишь карта, которую он сдает снизу колоды. И когда он решит, что больше от тебя пользы нет, то тут же сбросит тебя в снос.

Максиун покраснел.

– Черт возьми, Джесс, нечего меня тыкать носом, – он покосился в сторону задней комнаты. – Как Джек развлекается – это его личное дело.

– Только не тогда, когда он ставит тебя сторожить у дверей.

– Я буду с ним, пока не окажется, что он поступает не так, как должен поступать мужчина в мужской игре.

Лаудон чувствовал, что пытается прошибить лбом каменную стену.

– А не будет ли тогда слишком поздно? – Он поднял голову. Его отвлек шум – на улице поднялась какая-то суматоха. – Наездники, – сообщил он. – Около дюжины, думаю. Приехали с востока, из оврагов.

– Айвз, – сказал Максуин и как будто протрезвел. – Тебе бы лучше смыться, Джесс.

– Только если ты поедешь со мной вместе, Джо, – чтобы двинуть на юг, в Майлс, и поискать работу.

Максуин грубо отрезал:

– Черт побери, ты же слышал, что я про это сказал!

Через грязное стекло Лаудон видел толкающих друг друга лошадей, поднятую их копытами пыль – это Айвз и его люди сбились в кучу и спешивались перед коновязью. Потом они молча вошли в салун, Айвз – впереди всех. Увидев Лаудона, он, вместо того, чтобы направиться к бару, двинулся вдоль стены, быстрыми жестами рассыпав своих людей по сторонам. Лаудон узнал некоторых – когда-то вместе охотились на бизонов. Но ни один из них с ним не поздоровался. Да, – подумал он, – я сам построил между нами забор, когда вписал свое имя в платежную ведомость Фрума, А потом его поразила другая мысль. Странно, если учесть это дело с задней комнатой, что Айвз взял с собой свою банду. Или этот человек никогда не ездит один?

Джо Максуин сказал:

– Выпьешь, Джек?

Пожалуй, излишне громко он это сказал.

– Айвз, – отметил Лаудон, – все еще ходит в черном костюме картежника, хотя и сменил род занятий. Это был высокий человек, затянутый в талии, гладко выбритый. Из таких, что любуются своей тенью. Но было в нем что-то от кота, и это проявилось заметнее, когда он улыбнулся.

– Так тут один из парней с «Длинной Девятки», – сказал Айвз. – Это хорошо. Теперь мы узнаем, что же намерен предпринять мистер Фрум. Я слушаю тебя, дружок!

Лаудон прислонился спиной к стойке бара. То же сделал и Максуин. Лаудон сказал:

– Фрум мне не говорил. Но я могу догадываться. – Он вспомнил «Винчестер», который Скоггинз сунул ему в двуколку; в таком тесном помещении револьвер был бы удобнее. – И догадки мои такие, что Фрум собирается повесить каждого скотокрада, какого найдет – отсюда и до Йелоустона.

Айвз спросил – уже жестче:

– И когда эта проклятая работа начнется, ты будешь ехать рядом с Фрумом?

В мозгу у Лаудона колотилась мысль, что еще можно выкрутиться, но рядом был Максуин, и это меняло дело. Он должен был что-то доказать Максуину.

– Думаю, что да, – сказал он.

Айвз оглянулся на своих людей.

– Слышали?

Те продолжали понемногу двигаться, расходясь пошире.

Тут послышался напряженный голос Максуина:

– Джек, это мой друг.

Айвз повернул к нему твердый взгляд.

– Ты в этом уверен, Джо?

– Конечно, уверен.

– А может, и твой друг тоже, – сказал Лаудон, стараясь выдержать беззаботный тон, – Когда она в следующий раз будет прятаться в задней комнате и ждать тебя, Джек, так ты ее предупреди. Ты ей скажи, что если она прячется за дверью, так лучше пусть не оставляет шляпу на столе. Особенно шляпу с цветочками, которую легко запомнить.

Лаудон слышал, как резко втянул воздух Максуин.

Темная краска гнева залила лицо Айвза.

– Черт тебя возьми, ты меня еще и подкалываешь!

– Ну, тогда, – сказал Лаудон, – дело становится сугубо личным и касается только меня и тебя…

Это – как покер. Человек берет карты, которые ему сдали, и если они недостаточно хороши, то остается только блефовать.

Но Айвз покачал головой.

– Нет, дружок. Мы не станем выворачивать это дело наизнанку, чтоб оно подошло под твои хитрости, – он глядел прямо на Лаудона, но обращался к своим людям. – Легкая добыча, ребята. И одним меньше будет против нас, когда «Длинная Девятка» начнет облаву.

Лаудон сказал, обращаясь к Максуину:

– Вот это – мужчина, который играет в мужские игры?

Максуин вытащил револьвер.

– Я послал за ним, когда он появился в городе, Джек. Ты это понимаешь? У меня к нему дело есть, – свободной рукой он полез в карман, вытащил пять серебряных долларов и составил их в столбик на стойке. Все это время он не отводил глаз от Айдахо-Джека, – Я тебе эту пятерку должен вот уже два сезона, Джесс, – сказал Максуин. – Забирай их и уходи.

Лаудон сказал:

– Я привык сам давить своих змей, Джо. Ты это знаешь.

– Бери! – настаивал Джо Максуин.

Лаудон сунул деньги в карман.

– Ты идешь со мной, Джо?

Максуин покачал головой.

– Ладно, ты свое доказал, локо 66
  Локо (исп.) – сумасшедший.


[Закрыть], дурак чертов. Я тебе должен за выпивку – и за науку. А теперь убирайся ко всем чертям!

Лаудон сказал:

– Если тебе что понадобится для дальней поездки, так зайди ко мне.

А потом он услышал донесшийся с реки свисток парохода – резкий и чистый.

– Пора рабочему человеку возвращаться к своей работе, – сказал он. Айвз стоял, встревоженный и недовольный, сдерживаемый револьвером Максуина, и собственной неуверенностью. Лаудон, продолжая стоять у стойки, спросил Максуина:

– С тобой все нормально будет?

– Конечно, – сказал Максуин, и лицо его стало горьким. – Я – слишком крупная карта, чтобы выбросить в снос. Умный игрок не сбрасывает тузов.

– Это правда, – сказал Лаудон и направился к двери. Твердые шаги его сапог в повисшей тишине прозвучали особенно резко.

2. ПАРОХОД У ПРИСТАНИ

Он шагал по тротуару, стараясь не думать, от какой большой неприятности он едва-едва спасся только что в «Ассинибойне». Его все еще не покидало беспокойство за Джо Максуина и, выйдя из салуна, он остановился в ожидании. Стоит грянуть выстрелу – и он тут же бросится назад с револьвером наготове. Он опустил голову, прислушиваясь, и плечи его немного ссутулились. Ничего. Что ж, – решил Лаудон, – с этого момента Айвз будет обходиться с Джо Максуином поосторожнее… и говорить тоже… Потом он рассмеялся. Он надеялся выставить Айвза таким типом, который без своей компании в Драку не полезет, – чтобы показать Максуину, с кем тот связался. Что ж, неплохо сработано!

А на реке, мелькая среди ив, все увеличивалась в размерах «Красавица Прерий», склепанная в Питтсбурге и предназначенная для плавания по реке Миссури. Лаудон подумал, что ее каюты вмещают не больше тридцати пассажиров. Груз, должно быть, – годичная партия продовольствия и вещей для индейцев, товары для магазинов Форт-Бентона и, возможно, горные машины, которые надо будет доставить сухим путем на копи Последнего Шанса… Старое кормовое колесо громко шлепало по воде, и Лаудон ощутил жгучее чувство одиночества, какое испытывает человек, когда слышит гудок паровоза в ночи.

Ему не раз приходилось плавать на этих посудинах. Он вспомнил, как поднимался по реке из Сент-Луиса вместе с Айком Никобаром и Джо Максуином после загула, когда они спустили все, что заработали за сезон охоты на бизонов… да-а, такое путешествие оставляет человеку незабываемые воспоминания. От Сент-Луиса «Красавица Прерий», небось, карабкается месяц против июньской высокой воды, а тем временем мисс Элизабет Бауэр, возвращаясь из Огайо, вероятно, прогуливается по палубе, восторженно восклицая на каждом новом повороте реки. Может быть, они заметят бизонов; может быть, им даже придется задержаться, пережидая, пока какие-то последние остатки северных стад переправятся через реку. Конечно же, будут там яркие лунные ночи и опьяняющие солнечные дни, и пение птиц, и запах тысяч цветов, налетающий из прерии.

А вскоре пароход остановится в Крэгги-Пойнте для разгрузки, хотя вряд ли так уж много здесь выгрузят – хоть грузов, хоть пассажиров. Ну, само собой, племянницу Фрума. Может быть, бочонок виски для салуна. Штуку набивного ситца…

Лаудон добрался до пристани. Там было почти пусто.

Один-единственный человек, выглядевший одиноким и заброшенным, сидел на краю причала, бесцельно глядя перед собой и болтая ногами. Он угрюмо глянул на Лаудона.

– Привет, Джесс.

– Здорово, Клем, – сказал Лаудон и внезапно почувствовал себя неловко.

Клем Латчер был бесцветный человек, с песочными выгоревшими усами, мягким лицом и глазами побитой собаки. Родом он был с Востока, по слухам, имел деньги и получил образование.

Клем кивнул головой в сторону приближающегося парохода.

– Встречаешь кого-то?

– Племянницу Фрума, – сказал Лаудон.

Латчер кивнул.

– Я ее помню. Два года назад она приезжала сюда на все лето. Ей тогда было около восемнадцати. Славная девушка. – Он поднял ноги на причал и обхватил их руками. – Джесс, что собирается предпринять Фрум насчет этих угонов скота?

– Узнаешь, когда время придет, – ответил Лаудон. – Без тебя там не обойдется. Ты ведь поставляешь сено «Длинной Девятке», ты, считай, практически составная часть ранчо. Так что имеешь полное право участвовать в облаве.

Латчер слегка пожал плечами.

– Да я вовсе и не стремлюсь, – сказал он безразлично. – Только не стоило бы Фруму приглашать сюда племянницу в такое время. Я могу себе представить, что он затеет. Он ведь станет вешать всех подряд без разбору. Скажи, Джесс, имеет человек право осудить другого на смерть?

– А где закон, который сделает это за него?

– Фрум – человек правильный, – сказал Латчер. – Но тут он собрался присвоить себе власть и судьи, и присяжных, и палача. Что это ему даст? Хотел бы я знать, размышлял ли сам Фрум на такие темы… – Он не смотрел на Лаудона. – Адди сейчас в городе. Видел ее?

– Нет, – ответил Лаудон ровным голосом.

– Она выбралась нынче утром, вырядилась во все самое лучшее. Я ее сюда привез; но, в конце концов, не могу же я стучать во все двери Крэгги-Пойнта подряд. Я подумал, может, она хочет подъехать на пароходе до Бентона. У нас на ранчо-то жизнь для нее скучная. Ты, Джесс, прошлой зимой сам это видел…

Лаудон вытащил табак и бумагу, чтоб было чем занять руки, – не понравился ему поворот разговора. Не дело, чтоб мужчина выставлял напоказ свою беду и хныкал над нею… Он предложил Клему закурить, и когда тот потянулся за табаком, почуял запах виски. На мгновение его глаза встретились с глазами Латчера, Лаудон увидел в них муку и понял, что пахнет от Латчера не после развеселой попойки с друзьями. Прошлой зимой они с Клемом провели не один вечер за шашечной доской, а Адди сидела рядом, наблюдая, и от ее присутствия становилось жарче.

– Небось, пошла купить себе товару на платья, – сказал Лаудон. – Мужчины, чтоб спустить пары, напиваются, женщины – покупают тряпки.

– Джо Максуин, – сказал Латчер. – Он сейчас тоже в городе.

– Да.

– Ты его должен хорошо знать.

Лаудон прикурил сигарету и дал огня Латчеру.

– Ну тебя к черту, Клем, Джо к чужой жене на длину лассо не подойдет.

– Айвз тоже приехал, со всей своей бандой.

– Какое тебе еще нужно доказательство, что он не собирается встретиться с женщиной? Подумай своей головой, Клем.

– Я все равно узнаю, кто это, – сказал Латчер. – Я его найду и убью!

– И что изменится? – спросил Лаудон.

Латчер сердито швырнул сигарету в реку.

– Ты думаешь, легко жить, зная это, или говорить об этом? Вот я тут с тобой хожу вокруг да около, пытаюсь получить ответы на вопросы, которые не решаюсь задать напрямую. Ох, Джесс, так это тошно, чистый ад!

– Отвези ее куда-нибудь в другое место, Клем. Миль за миллион отсюда.

Латчер покачал головой.

– Мы женаты десять лет. Этих других мест была уже целая куча. Декорации меняются, она – нет.

– Тогда должен измениться ты, – сказал Лаудон. – Горячей женщине нужен горячий мужчина.

– Не понимаешь ты, Джесс. Это у нее как болезнь – болезнь, которую ты найдешь в истории, если умеешь читать между строк. Иезавель, Делия, Клеопатра… у всех у них была такая же болезнь, как у нее.

– О, черт! – сказал Лаудон.

Судно уже разворачивалось. Странно, – подумал Лаудон, – как этот пароход может взбивать столько белой пены из такой грязной реки. Видать, белая вода там есть все время, течет где-то глубоко – это примерно как разговоры Латчера, который грозится убить кого-то, а на поверхности – чистый кролик.

Местный люд Крэгги-Пойнта сходился к пристани – хозяева салунов и картежники, купцы и окрестные жители. Лаудон заметил заросшее лицо Айка Никобара. Айвза видно не было, хотя большинство его людей вертелось в собравшейся толпе. Вдоль улицы проехал Джо Максуин верхом на своем техасском мерине. Пароход Максуина не интересовал. Он повернул лошадь на юг и двинулся вдоль тракта, который поднимался по склону к равнине за оврагами. Лаудон сложил ладони рупором и закричал:

– Эй, Джо!

Максуин повернулся в седле и помахал Лаудону рукой.

– Вернись сюда и забери свои пять долларов, дурак ненормальный!

– Оставь их на память обо мне, – прокричал в ответ Максуин. И пустил лошадь рысью, – Я съезжу к Прикли, а потом – в Майлс!

Шлепанье гребного колеса парохода приблизилось, превратилось в грохот и заглушило все остальные звуки; и когда Лаудон повернулся к реке, он увидел суетящуюся команду и лица людей, выстроившихся вдоль борта на машинной палубе. Колесо остановилось, внезапная тишина ударила, как крик. Палубные матросы перепрыгнули с невысокой главной палубы на причал и принялись крепить швартовые концы. На пристани возобновился гул разговоров, люди столпились у сходней.

Лаудон протиснулся сквозь толпу и по наклонным сходням прошел на пароход, а там по пассажирскому трапу поднялся на машинную палубу.

– Где мисс Бауэр? – спросил он у одного из грузчиков – и тут увидел ее.

Она была среди тех, кто толпился у борта, но уже собралась вернуться в свою каюту, когда Лаудон поднялся наверх. Он не мог бы объяснить, как узнал ее. Ничто в ее облике не напоминало Фрума. Она была тонкокостная и двигалась с быстрой грацией, напомнившей ему антилопу. Одета в платье с длинными рукавами, высоко подходившее под горло. Лицо милое, глаза – спокойные. Лаудон снял шляпу и сказал:

– Я – с ранчо «Длинная Девятка», мисс.

– Я вас не помню, – сказала она.

– Я новенький. Лаудон. Джесс Лаудон.

– А я – Элизабет Бауэр, – сказала она.

Ему понравилось ее рукопожатие. Хорошее, крепкое и без всяких глупостей. Он сказал:

– У вас, я полагаю, есть багаж.

Она распахнула дверь своей каюты и жестом пригласила его внутрь. Вошла следом сама. В каюте был идеальный порядок, и это сказало ему многое об Элизабет. Она показала на стоящий в углу небольшой кожаный сундучок.

– Это все? – спросил он.

Она кивнула.

– Олли Скоггинз был прав, – сказал он.

Она улыбнулась, и он увидел в этой улыбке каплю лукавства, незаметного с первого взгляда. Он подумал, что, наверное, она может быть и веселой, если захочет. Она сказала:

– Я помню Олли Скоггинза. Скажите, как он?

– По-моему, нормально, – сказал Лаудон.

– Я думала, мой дядюшка сам приедет встретить меня. Все ли у него в порядке? Не случилось ли чего с ним?

Случилось – с Питером Фрумом? Что может быть не в порядке у человека, имеющего больше коров, чем любой другой от Йелоустона до Миссури, человека, в котором все согласны видеть предводителя, человека, который готовится бороться с нарушителями закона единственным возможным способом – сперва уложить пониже, потом вздернуть повыше?! Лаудон вспомнил упорно ходящие разговоры о том, что, когда Монтана станет штатом, Питер Фрум вполне может оказаться ее первым губернатором – Питер Фрум, у которого на ранчо есть библиотека, который рассуждает о школах и церквях на Территории. Человек, с которым стоит 1 работать вместе.

– Нет, мисс, – сказал он. – С вашим дядюшкой ничего не случилось.

– Вы уверены? – настаивала она.

И вдруг все, что не переставало тревожить его в течение долгой поездки от «Длинной Девятки», все эти мысли ударили его, и за этим ударом стоял вопрос, который задавал ему в Крэгги-Пойнте каждый – Айк Никобар и Джо Максуин, Джек Айвз и Клем Латчер – вопрос о том, что собирается сделать Фрум. И, поскольку он чертовски хорошо знал ответ на этот вопрос, ему вспомнилось беспокойство Латчера в связи с ее приездом; и он сказал хрипло:

– Я думаю, вам лучше не ехать на ранчо.

Это поразило ее.

– Но почему?

– Вы можете остаться на этом судне до самого Бентона. Там его быстро разгрузят, и оно отправится обратно вниз по реке. Через несколько недель вернетесь в Сент-Луис. Считайте, что в качестве летнего отдыха у вас получилась отличная поездка!

Она пристально посмотрела на него.

– Это дядюшка велел вам внушить мне такие мысли?

Он покачал головой.

– Я думаю, он мог бы это сделать, но в последние дни он страшно занят, ему про вас и подумать некогда. В наших краях за последний год или около того развелось угонщиков скота – как блох. Это не пустяк. Пришло время ударить по ним – и ударить крепко. Это будет очень грязное дело. Скакать по ночам – и вешать. Боюсь, на ваш вкус эти края окажутся слишком уж суровыми.

– Вы так считаете? И, по-вашему, это достаточная причина, чтобы я даже не заглянула на «Длинную Девятку» после такого долгого пути?

Он нахмурился. Ну как ей объяснить то, что сам он только нутром чует? Как высказать, что ей, может, лучше вообще не видеть Питера Фрума за работой, которая ему предстоит? Он поднял руки – и уронил их.

– Говорю я вам, это будет суровое и жестокое дело.

Она беззаботно улыбнулась.

– Я думаю, – сказала она, – будет интересно увидеть, насколько это окажется суровое и жестокое дело.

Сначала он пытался раскрыть глаза Джо Максуину на одно обстоятельство, теперь он пытается раскрыть глаза этой девице на другое. Его охватила злость. Он схватил се и крепко притянул к себе. Так сдавил, что у нее дух захватило, – и поцеловал, стараясь, чтобы поцелуй получился грубым и жестоким. Он не брился со вчерашнего утра, и когда он отпустил ее, на ее щеке осталась красная полоса, где там он приложился щетиной. Она отступила на шаг, слишком ошеломленная, чтобы сердиться, рот ее полуоткрылся, волосы растрепались.