Текст книги "Приданое Эсмеральды (Виски Бич)"
Автор книги: Нора Робертс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
– Я… да. Вы ведь… работаете у моей бабушки?
– Раньше я убирала у нее два раза в неделю. Иногда чаще, по мере надобности. Вообще-то я помогаю по дому многим людям, когда у них возникает необходимость. Кроме того, пять раз в неделю я провожу занятия по йоге в подвале здешней церкви и один раз в неделю у себя дома. Однажды я уговорила Эстер попробовать йогу, и она на нее подсела. Кроме того я делаю массаж. – Эйбра бросила на него взгляд через плечо и улыбнулась. – Но только лечебный. У меня есть диплом. В общем, занимаюсь очень многим, потому что очень многое меня интересует.
Она положила омлет на тарелку вместе со свежими фруктами и тостом. Поставила тарелку перед ним, а рядом разложила столовые приборы и ярко-красную салфетку.
– Мне нужно идти, я уже и так опаздываю.
Она сложила свои сумки в громадную хозяйственную сумку на колесиках, надела тёмно-лиловое пальто, обмотала вокруг шеи полосатый шарф, натянула лиловую шапочку.
– Увидимся послезавтра около девяти.
– Послезавтра?
– Да, я приду убираться. Если вам тем временем что-то понадобится, мои телефоны – сотовый и домашний – вон там на столе. Если будете прогуливаться, а я окажусь дома, заходите, не стесняйтесь. Ну, что ж… с возвращением, Эли.
Она проследовала к двери во внутренний дворик, на пороге обернулась и улыбнулась ему.
– Не забудьте позавтракать, – напомнила она и вышла.
Эли сел, тупо уставившись на дверь, затем перевел взгляд на тарелку. Поскольку никаких других дел у него не было, он взял вилку и начал есть.
Глава 2
Эли бродил по дому в надежде, что такая прогулка поможет ему собраться с мыслями. Он страшно не любил это ощущение свободного скольжения, блуждания с одного места на другое, от одной мысли к другой без реальной привязанности к чему-то конкретному, без ощущения твердого фундамента. Когда-то его жизнь была очень четко структурирована и даже имела цели и задачи. После смерти Линдси, когда эта четкая структура распалась, стремление двигаться вперед у него все еще оставалось.
Ясной и все себе подчиняющей целью стало спасение от тюрьмы, в которой он мог провести остаток жизни.
Теперь же, когда названная угроза несколько отдалилась, сделавшись менее реальной, какая же цель осталась? Литературная работа, напомнил он себе. Эли часто думал о том, что процесс литературного творчества помог ему избежать безумия.
Но за что он может зацепиться теперь? Где способен пустить корни? Здесь, в Блафф-Хаусе? Неужели все так просто?
Он проводил много временив этом доме еще мальчишкой, а потом юношей. Так много летних дней и притягательной близости морского берега, так много зимних праздников и уик-эндов, когда он наблюдал за тем, как снег покрывает песок на берегу и выпирающие из него камни.
Простые времена. Замки из песка и семейные пикники на морском берегу. Встречи с друзьями. Катание с дедом на его походном шлюпе, которой, как было хорошо известно Эли, бабушка до сих пор держит на пристани яхт неподалеку от Блафф-Хауса. Шумные многолюдные яркие рождественские обеды с уютным потрескиванием дров в камине.
Мог ли он тогда вообразить, что когда-нибудь будет бродить, подобно призраку, по этим комнатам, силясь пробудить в памяти эхо ушедших голосов и образы былых, более счастливых дней.
Когда Эли вошел в бабушкину спальню, его мгновенно поразило то, что при всех изменениях, внесенных ею в последнее время – цвет стен, кое-какие мелочи, – в целом комната почти не изменилась с дней его детства.
Громадная, как из старинной сказки, кровать с пологом и четырьмя столбиками, на которой из-за сильной грозы и быстро проходивших родов когда-то появился на свет отец Эли. На бюро, как и в те уже давние годы, фотография более чем полувековой давности в серебряной рамочке: дедушка с бабушкой в день свадьбы, такие молодые, красивые, полные энергии. И вид из окна на море, песчаный пляж и резкие очертания скалистого побережья – все осталось прежним.
Внезапно перед мысленным взором Эли предстал яркий образ одной давней летней ночи и сильной грозы. Оглушительные раскаты грома, молнии, прорезающие небосвод. И они с сестрой, на неделю приехавшие в Блафф-Хаус, охваченные ужасом, бегут в бабушкину спальню.
Сколько ему тогда было лет, пять или, может быть, шесть? Но эта сцена возникла перед ним теперь, словно сквозь прозрачное чистое стекло. Ослепительные вспышки света за окном. Поражающая своими размерами старинная кровать, на которую он взбирался, собрав все свои детские силенки. Он слышал, как смеется дед, поднимая перепуганную Тришу на кровать. Странно, но только сейчас Эли понял, насколько его отец в последнее время стал похож на деда.
«У них там на небе сегодня вечером безумная вечеринка! Это же рок-концерт на небесах», – смеялся дед.
Воспоминание ушло, но Эли почувствовал себя намного лучше.
Он подошел к дверям, ведущим на террасу, повернул ключ в замке и вышел наружу, на холодный воздух.
Волны, которые поднимал сильный ветер, приносивший с собой запах снега, неистово бились о берег. На самом краешке суши, на краю песчаной косы, над нагромождением скал возвышалась, сияя непорочной белизной, башня маяка. Дальше, на горизонте, в водах Атлантики Эли разглядел крошечную точку – корабль, бороздящий бурные океанские воды.
Куда он направляется? Что везет?
Когда-то давно они любили играть в одну игру, разновидность игры в «первую букву». Корабль направляется в Армению и везет артишоки.
Впервые за очень долгое время Эли, сжавшись от пронизывающего холода, улыбнулся.
Или на Багамы и везет бабуинов. Или в Каир с грузом кокосов. Или в Данию с компанией дантистов. Но точка на горизонте уже исчезла из виду.
Еще мгновение он оставался на ледяном ветру, прежде чем вернуться в домашнее тепло.
Ему срочно нужно чем-нибудь заняться. Выйти к машине, забрать из нее свои вещи. Распаковать их.
Но, может быть, все-таки позже.
Эли возобновил свою прогулку по дому. Зашел даже на третий этаж, который когда-то, в давние времена, когда Эли еще не было на свете, занимали слуги.
Теперь эти помещения превратили в огромную кладовку с затянутой чехлами мебелью, ящиками, коробками. Все это размещалось в основном в широких коридорах, в то время как многочисленные комнатки, когда-то служившие спальнями для горничных и поваров, оставались пустыми. Без всякой цели он прошел по ним в то крыло здания, что выходило на море, и в помещение прямо за фронтоном с его широкими стрельчатыми окнами, из которых открывался вид на море.
Комната старшего дворецкого решил Эли. Или старшей экономки? Он уже не помнил точно, где была чья. Но кто бы ни занимал эту комнату, он или она претендовали на особое помещение с отдельным входом и террасой.
Теперь больше не было нужды содержать подобный штат прислуги и вообще сохранить жилой облик третьего этажа. Так что из него не только убрали мебель, но и перестали отапливать. Практичная бабушка Эстер заперла третий этаж много лет назад. Возможно, когда-нибудь настанет день, когда новый владелец, кем бы он ни был, вернет сюда жизнь, найдет третьему этажу новое предназначение, сбросит все эти мрачные саваны с мебели, зажжет свет и вновь разведет огонь в каминах. Но сейчас здесь было так же холодно и неуютно, как и в душе Эли.
Он спустился с верхнего этажа и продолжил блуждания по дому.
И неожиданно для себя обнаружил некоторые изменения.
Одну из спален второго этажа бабушка превратила в нечто среднее между кабинетом и гостиной. Все-таки скорее в кабинет, решил он. С набором компьютерной техники на роскошном старинном письменном столе, креслом для чтения и диваном для дневного отдыха.
И несколько ее картин на стенах: розовые пионы в синей вазе; туман, поднимающийся над прибрежными дюнами. И, конечно же, великолепный вид, столь необходимый изголодавшейся душе.
Эли вошел в комнату, проследовал к столу и снял записку с монитора.
Почерком Эстер было написано:
Пиши здесь, уже пора бы начать.
Передано Эйброй.
Мгновение, нахмурившись, он смотрел на записку. Ему было немного неловко от того, что бабушка использовала соседку в качестве передатчика. Все еще держа записку в руке, он осмотрел комнату, окна, заглянул даже в маленькую ванную и во встроенный шкаф, в котором помимо простыней, одеял и подушек лежали также различные офисные принадлежности. Это значит, решил Эли, что диван раскладной.
Тоже весьма практично. В доме пять или даже больше спален – он даже не мог в точности припомнить их количество, – но почему не использовать и еще одну комнату, если есть такая возможность?
Эли присвистнул и покачал головой, увидев минихолодильник с зеркальной дверцей, полный бутылок с минеральной водой, среди которых была и его любимая со времен колледжа газировка «Маунтин дью».
«Пиши здесь».
Комната ему очень понравилась, и мысль о том, чтобы сразу же настрочить пару страниц текста привлекала его значительно больше, чем необходимость распаковывать вещи.
– Хорошо, – произнес он, – отлично.
Он прошел в свою комнату и вынул кейс с ноутбуком, после чего отодвинул клавиатуру и монитор в сторону, расчистив место для собственного инструмента. И раз уж в холодильнике стоит его любимая минеральная вода, черт возьми, почему же не воспользоваться таким случаем! Эли включил ноутбук.
– Отлично! – воскликнул он. – С чего же начнем?
Эли открыл бутылку и нужный файл, быстро просмотрел текст и, бросив еще один последний взгляд на вид за окном, погрузился в работу.
В очередной раз он ускользнул от неприятной действительности.
Со времен колледжа он занимался литературой в качестве хобби, любимого увлечения, не более. И когда ему удалось опубликовать несколько рассказов, он начал по-настоящему гордиться собой.
За последние полтора года, когда его жизнь пошла под откос, Эли неожиданно обнаружил, что писательский труд стал для него гораздо лучшим лечением, чем пятидесятиминутные сеансы у психиатра.
Он мог уходить в мир, который сам создал и которым – до определенной степени, конечно, – мог управлять. И как ни странно, чувствовал себя в нем более естественно, чем в так называемой реальности.
Эли писал о том, что знал. Он сочинял юридические триллеры, поначалу в виде коротких рассказов, а теперь впервые предпринял жуткую и одновременно соблазнительную попытку написания романа. Это занятие давало ему возможность поиграть с законом, использовать его, злоупотреблять им в зависимости от характера персонажей, возникавших в его воображении. Он мог придумывать самые разные юридические казусы, изобретать их решения, ходить по тонкому и скользкому канату юридических уловок, лавируя между законом и справедливостью.
Он выбрал профессию адвоката, потому что закон со всеми его недостатками, со всеми его двусмысленностями и возможностью самых разных толкований притягивал его. А еще потому, что их семейный бизнес, производство «Виски Лэндон», ему не подходил так, как подходил отцу, сестре и даже зятю.
Он хотел заниматься уголовным правом и неуклонно добивался успеха в течение всех лет учебы на юридическом факультете, затем работая клерком у судьи Рейнгольда, человека, которого он уважал и которым восхищался, и, позднее, перейдя в контору «Кинсейл, Шуберт и партнеры».
И вот теперь, когда закон так трагически подвел его самого, он занялся сочинительством, чтобы уловить течение жизни и напомнить себе, что некогда правда побеждала ложь и справедливость торжествовала.
К тому моменту, когда он вернулся к реальности, освещение в комнате изменилось и стало как-то сумрачнее. Эли с удивлением обнаружил, что уже четвертый час. Значит, он, не отрываясь, проработал почти целых четыре часа.
– Эстер снова победила, – пробормотал он.
Он закрыл файл с романом и зашел в почту. Масса спама, отметил он и тут же занялся его уничтожением. После чистки в почте мало что осталось. По крайней мере, там не было ничего такого, что необходимо было бы срочно прочитать. Эли решил написать родителям и сестре. Для всех он составил одинаковый текст: Во время поездки не возникло никаких проблем. Дом выглядит превосходно. Чувствую себя великолепно, устраиваюсь, прихожу в себя .И ничего о повторяющихся снах, подкрадывающейся депрессии и болтливых соседках, готовящих омлеты. Затем он написал еще одно письмо – бабушке.
Любимая моя бабушка,
Пишу на том месте, где ты мне наказала. Спасибо. На море рябь стального цвета с белыми гребешками пены. Наверное, вот-вот пойдет снег. Кажется, в воздухе даже чувствуется его вкус. Дом выглядит превосходно. Чувствую себя в нем просто прекрасно. Я уже успел забыть эти ощущения. Прости меня, бабушка, – только не говори, что я не должен извиняться, – прости меня, дорогая, за то, что я перестал приезжать. Теперь чувствую себя особенно виноватым.
Возможно, если бы я чаще навещал тебя в Блафф-Хаусе, то многое понял бы в своей жизни более ясно, постарался бы принять или изменить или, может быть, в твоей жизни все не обернулось бы так трагически?
Мы никогда не узнаем наверняка, и, конечно, во всех подобных «если бы» нет никакого смысла. Но в чем я абсолютно уверен, так это в том, что жить здесь очень хорошо и уютно.
Не волнуйся, буду присматривать за домом до тех пор, пока ты не вернешься. А сейчас я собираюсь прогуляться по берегу, потом вернусь и разведу огонь в камине, надеюсь, успею до снегопада.
Люблю тебя,
Эли.
P.S. Познакомился с Эйброй Уолш. Правда, не помню, поблагодарил ли я ее за то, что она спасла от смерти самого дорогого мне человека. Обязательно это сделаю, когда она придет еще раз.
Отослав письмо, Эли подумал, что, даже если он в самом деле не помнит точно, поблагодарил ли он Эйбру, зато прекрасно помнит, что за покупки он ей не заплатил.
Он написал себе напоминание об этом на листке для заметок и приклеил его на экран монитора. Последнее время память постоянно подводит его.
Надо было распаковывать вещи, дальше откладывать это невозможно. Ему просто-напросто необходимо переодеться, ведь он уже целых два дня не менял одежду. Нельзя позволять себе опуститься, махнуть на все рукой!
Запасшись той энергией, которой зарядила его работа над рукописью, Эли натянул пальто и проследовал к машине. Главное – напомнил он себе, – что перед выходом на улицу не забыть надеть еще и обувь.
Распаковывая сумки, он обнаружил, что взял с собой множество ненужных вещей. Ему едва ли мог понадобиться здесь костюм, не говоря уже о трех или четырех парах модельных туфель или пятнадцати (О господи!) галстуках. Он все это сунул в сумки чисто механически. Собирался ведь на автопилоте!
Эли развесил вещи в шкафах, разложил по полкам, расставил книги, отыскал айпод и зарядное устройство для телефона. Как только его личные вещи заняли свои места в шкафах и комнате, он обнаружил, что чувствует себя в доме еще свободнее.
Затем открыл кейс для ноутбука, вынул из него чековую книжку – он постоянно напоминал себе о необходимости заплатить соседке при первом же ее визите – и засунул ее в ящик стола вместе с набором ручек, которые по суеверной привычке всегда возил с собой.
Теперь ему надо прогуляться. Пройтись, размять ноги, подышать свежим воздухом. Прогулка – полезное для здоровья занятие. В последнее время его апатия была настолько сильна, что приходилось даже заставлять себя перешагнуть за порог и сделать сколько шагов. Нужно выходить каждый день, пусть это будет всего лишь короткий променад по берегу. Нельзя лениться и погрязнуть в мрачных мыслях – только вперед!
Эли натянул куртку, сунул ключи в карман и поспешно вышел через двери террасы, чтобы не дать себе возможности передумать.
Он нехотя пересек мощенную камнем площадку под жуткими порывами ветра. Пятнадцать минут, всего каких-нибудь пятнадцать минут убеждал он себя и, втянув голову в плечи и сгорбившись от холода, направился к ступенькам, ведущим к пляжу. Вот когда он дойдет до берега, можно будет начинать отсчет пятнадцати минут. Семь с половиной минут он будет идти от дома и семь с половиной минут – обратно к дому: простая арифметика.
Потом он разведет огонь в камине, сядет перед ним со стаканчиком виски, если у него возникнет такое желание, и будет размышлять о бытии.
Песок на дюнах вздымался маленькими вихрями, а ветер, дувший с моря, по-хулигански подбрасывал пряди водорослей, выброшенных на берег. Белые барашки волн, о которых он писал бабушке, галопом мчались над водой серо-ледяного цвета. Ветер обжигал горло при каждом вдохе, казалось, будто он глотает битое стекло. Зима ледяными когтями впивалась в Виски Бич, напоминая Эли о том, что он забыл дома перчатки и шапку.
Завтра я буду бродить по берегу тридцать минут, начал он торговаться с самим собой. Или в какой-то другой день даже целый час. И, вообще, кто сказал, что выползать из дома надо ежедневно? Кто установил такие правила? На улице жуткий холод, и любой идиот взглянув на набухшее тучами небо, на клубящиеся облака, поймет, что оно вот-вот разрешится тяжелым валом снега.
И только полный придурок станет гулять по морскому берегу в бурю.
Эли дошел до засыпанных песком ступенек. Все его мысли потонули в рокоте волн и реве ветра. Нет, сегодня определенно нет никакого смысла морозить нос, он практически убедил себя и, уже собравшись повернуть назад, поднял голову.
Волны катились из серо-стального мира воды и накатывали на берег с мощью и яростью осадных орудий. Боевые клики слышались Эли в каждом валу. Среди песка вздымались ввысь выступы скал, на которые неистово набрасывались волны. Они на несколько мгновений откатывались назад, как будто перегруппировываясь, и снова неслись вперед в нескончаемом сражении, в котором ни одной из сторон никогда не суждено одержать победу.
Над полем битвы выжидающе нависало небо, словно просчитывая, в какой момент нанести удар.
Эли остановился, пораженный удивительной картиной силы и величественной красоты природы, великолепия первобытной энергии.
Помедлив несколько мгновений, понаблюдав за битвой стихий, он пошел дальше.
На всем длинном берегу, кроме него, не было ни одной живой души, и слышалось только завывание ветра и злобный рев волн. Окна коттеджей и домов побольше, стоящих над дюнами, были плотно закрыты от ледяного ветра. Насколько хватал глаз, пляж был пуст, никого не было видно на ступеньках, что вели к берегу, так же как и на ближних скалах и склонах. Никто не всматривался в океанские дали с пирса, о который с остервенением бились тяжелые валы.
Эли был здесь один, словно Робинзон Крузо. Но одиноким он себя не чувствовал. Невозможно чувствовать себя брошенным, подумал Эли, в окружении этой мощи и энергии. Он обязательно закрепит свое нынешнее ощущение, пообещал он себе, вспомнит испытанное сегодня чувство в следующий раз, когда у него возникнет потребность найти оправдание себе и своему стремлению спрятаться от окружающего мира.
Эли очень любил здешний берег, а этот его участок предпочитал всем другим. Он обожал бывать здесь накануне бури – зимой, летом, весной, не имело значения когда. Ему нравились дни, когда пляж оживал во время сезона отпусков, когда люди ныряли в накатывавшие волны, лежали, вытянувшись на полотенцах, или сидели на раскладных стульях под навесами и пляжными зонтиками. А каким восхитительным был этот берег на восходе солнца и в нежном прикосновении летних сумерек!
Почему же так долго он лишал себя этого наслаждения? Обвинять обстоятельства он не мог, в сущности, и Линдси ни при чем. У него была возможность приезжать сюда чаще, и он должен был ею воспользоваться. Ради бабушки, ради себя. Но он выбрал самый простой способ, вместо того чтобы пытаться объяснить, почему сюда не желает возвращаться его жена, и искать надуманные предлоги для нее и для себя. Или начать спорить с Линдси, когда она предлагала отправиться на Кейп Код или Мартас-Винъярд или даже в Европу на Лазурный Берег.
Он устранился, попробовал замять проблему и на самом деле все еще больше усложнил, даже более того, Эли утратил нечто очень важное. И если он не вернет это сейчас, ему некого будет винить, кроме самого себя.
И Эли пошел по берегу по направлению к пирсу. Он вспомнил о своем ярком летнем любовном романе с одной девушкой здесь, накануне поступления в колледж. О том, как они с отцом ловили рыбу, не имея ни малейшего представления о правилах рыбной ловли. Потом к нему пришли еще более давние воспоминания из далекого детства, когда он с местными мальчишками копался здесь в песке в поисках пиратских сокровищ.
Он вспомнил «Приданое Эсмеральды». Старинную, но все еще живую легенду о сокровище, захваченном пиратами в ходе жестокого морского сражения, а затем утраченном ими, когда пользовавшийся жуткой славой пиратский корабль «Калипсо» потерпел крушение на рифах Виски Бич, фактически у самого подножия Блафф-Хауса.
На протяжении долгих лет Эли слышал множество версий этой легенды, а ребенком вместе с друзьями пытался отыскать клад. Как же они тогда хотели найти драгоценности и стать современными пиратами!
Но, подобно многим незадачливым искателям кладов, они не обнаружили ничего, кроме крабов и ракушек. Но как же он любил те давние увлекательные поиски долгими летними солнечными днями!
Он сроднился с Виски Бич, где даже скалы отвечали ему взаимностью. Эли здесь всегда было хорошо. Остановившись, он посмотрел на пенящиеся у ног волны и почему-то почувствовал уверенность, что ему и теперь будет здесь хорошо.
Эли прошел значительно дальше и оставался на улице дольше, чем поначалу намеревался, но теперь, повернув обратно, мечтал о стаканчике виски у камина как о настоящем удовольствии, как о ценной награде, а не как о способе бегства от реальности или средстве забвения.
Наверное, следовало бы что-то приготовить себе поесть, он ведь совсем забыл об обеде. В животе заурчало, и Эли неожиданно вспомнил, что ничего не ел с самого утра.
А это означало, что он изменил еще одному слову, данному себе: попытаться набрать потерянный вес и начать вести более здоровый образ жизни. Соседка позаботилась о продуктах для него, поэтому…
Подумав о ней, он бросил взгляд на дюны и увидел «Смеющуюся чайку» и множество соседних домиков вокруг. Ярко-голубой цвет сайдинга на ее доме выигрышно выделялся на фоне пастельных и кремовых тонов соседних строений. Кажется, когда-то этот коттедж был обычного серого цвета. Однако по необычной форме дома с заостренным фронтоном, низким скатом крыши и стеклянным выступом солярия его можно было сразу отличить от всех остальных.
Эли заметил, что в доме включен свет, чтобы рассеять надвигающуюся мглу.
Я сейчас же пойду к Эйбре, решил Эли, и расплачусь с ней наличными. И об этом можно будет забыть. А по дороге домой вспомню о прошлом всех домов в округе и об их жильцах.
Теперь у него появилось нечто по-настоящему радостное и непритворное, о чем он мог сообщить родственникам. Ходил на прогулку по берегу (подробно описать) и по пути домой зашел к Эйбре Уолш. Бла-бла-бла, новая краска на «Смеющейся чайке» очень хорошо смотрится.
Вот видите, озабоченные моим состоянием родственники, я больше не отгораживаюсь от людей. Хожу в гости, завожу знакомства. Жизнь постепенно входит в нормальное русло.
Поднимаясь на дюны, Эли мысленно сочинил письмо. Затем повернул на гладкую, посыпанную гравием дорожку рядом с небольшим двориком, окруженным кустарником, с обилием садовой скульптуры: с фантастической русалкой, устроившейся на собственном хвосте, с лягушкой, играющей на банджо, и с маленькой скамеечкой с опорами в виде крылатых фей. Он был настолько поражен непривычным для него оформлением двора и тем, как идеально оно подходило стилю дома, что не замечал движущихся фигур за окном солярия до тех пор, пока не открыл дверь дома.
Несколько женщин с разной степенью тренированности и изящества приподнялись на ковриках для занятия йогой и приняли позу, которую Эли определил как «позу Смотрящей Вниз Собаки».
На большинстве участниц тренинга были костюмы для занятий йогой: цветные топики, обтягивающие лосины – то, что ему часто приходилось лицезреть в спортивных залах. В те времена, когда он еще следил за своей формой. На некоторых были обычные спортивные штаны или шорты.
Все они не очень уверенно выбросили вперед ногу затем поднялись, слегка покачиваясь. Нога, вытянутая вперед, согнута, нога, вытянутая назад, прямая, руки вытянуты.
Немного смущенный, Эли сделал шаг назад к двери, когда вдруг понял, что всеми этими упражнениями руководит Эйбра.
Она приняла нужную позу. Ее густые волосы были завязаны сзади в хвост. Топик темно-лилового цвета подчеркивал длинные, красиво очерченные руки. Лосины серого цвета плотно облегали узкие бедра и длинные ноги и доходили до крупных, но длинных ступней, пальцы на которых были покрыты лаком того же лилового цвета, что и топик.
Эли был поражен увиденным. Он не мог оторвать глаз от Эйбры, которая – за ней ее движения тут же повторили и все остальные – наклонилась назад, занесла руку над головой, повернула торс, подняла голову.
Затем она выпрямила вытянутую вперед ногу, резко подалась вперед, наклонилась вниз, рукой коснувшись пола рядом с вытянутой вперед ногой. Другая рука устремилась вверх вертикально, указывая на потолок. И вновь она повернула торс. Прежде чем Эли успел сделать шаг назад, она повернула также и голову. Их взгляды встретились.
Эйбра приветливо улыбнулась. Так, как будто ничуть не удивилась его появлению и даже ждала его прихода.
Эли все-таки попятился, жестом попытавшись извиниться за невольное вторжение, но Эйбра уже выпрямилась. Он заметил, что она, пробираясь между ковриками и телами, подала знак одной из женщин.
Как ему следует поступить теперь?
Входная дверь открылась, и Эйбра ему снова улыбнулась:
– Привет, Эли.
– Извините. Мне как-то не пришло в голову…
– Боже, какой холод! Ну, заходите же.
– Нет, вы же заняты. Я просто проходил мимо и…
– В таком случае заходите, пока вы всех нас здесь окончательно не заморозили.
Эйбра, стоявшая голыми ногами на холодном полу, взяла его за руку.
– У вас пальцы ледяные. – Она настойчиво потянула его за руку. – Заходите, иначе вы впустите сюда морозный воздух.
У него не оставалось другого выбора, как войти в дом, чтобы Эйбра могла закрыть за ним дверь. Музыка в стиле «нью-эйдж», звучавшая в солярии, напоминала журчание воды в реке.
Эли заметил, что одна из женщин в дальнем конце класса приняла следующую позу.
– Извините, – сказал он. – Я вижу, что мешаю вам.
– Все в порядке. Морин сможет прекрасно меня заменить. Да мы уже почти закончили. Почему бы вам не пройти на кухню? Выпьете бокал вина, пока я тут закончу.
– Нет, нет, спасибо. – Теперь он страшно жалел, что поддался импульсивному желанию нанести этот визит. – Я просто… просто вышел на прогулку и на обратном пути решил заглянуть к вам, потому что вспомнил, что не заплатил вам за продукты.
– Эстер обо всем позаботилась.
– О, мне следовало бы догадаться. Я позвоню ей, поблагодарю.
На мгновение его отвлек висевший на стене карандашный рисунок в рамочке. Он узнал бы работу бабушки и без подписи. В нижнем углу значилось, имя художника: «Лэндон».
В модели он без труда узнал Эйбру в позе «дерево» прямую и стройную, со смеющимся лицом.
– Эстер подарила мне его в прошлом году, – объяснила Эйбра.
– Что?
– Рисунок. Мне удалось уговорить ее прийти ко мне на урок порисовать. Это был предлог, чтобы привлечь ее к занятиям. И она подарила мне рисунок в благодарность за то, что я сумела пробудить в ней любовь к йоге.
– Прекрасно!
Он только сейчас, когда она сделала шаг назад, осознал, что Эйбра все еще держит его за руку, и был вынужден проследовать за ней.
– Плечи опустить и отвести назад, Ли. Вот так. Расслабь мышцы челюсти, Хизер. Хорошо. Уже лучше! Извините, – сказала она, вновь повернувшись к Эли.
– Ну, что вы, это я должен извиняться. Я же помешал вашей работе.
– Вы уверены, что не хотите выпить вина? Или, может быть, принимая во внимание… – Она потерла его ледяную от холода руку. – Может быть, горячего шоколада?
– Нет-нет, спасибо. Мне уже пора возвращаться домой. – Чувствуя, что по рукам побежали мурашки, он вдруг понял, что за время своей прогулки продрог до костей. – Наверное… пойдет снег.
– В такой вечер приятнее всего сидеть у камина с хорошей книгой в руках. Ну, что ж. – Она отпустила его руку и открыла дверь. – Увидимся через пару дней. Звоните или заходите, если вам что-нибудь понадобится.
– Спасибо.
Он поспешно вышел, чтобы Эйбра могла поскорее закрыть за ним дверь.
Но вместо этого она осталась стоять на пороге, глядя ему вслед.
Ее сердце – ей часто многие говорили, что оно слишком мягкое, слишком открытое, – переполняло сочувствие.
Как же давно, подумала она, никто, кроме родителей и бабушки, не встречал его радостно на пороге дома.
Она закрыла дверь, прошла в солярий и, кивнув Морин, вновь приступила к упражнениям.
Закончив последнее, Эйбра заметила, что за окном идет тот снег, густой и мягкий, о котором говорил Эли. Ее солярий оказался как будто внутри густой снежной пелены.
Как красиво, подумала она.
– Милые дамы, не забудьте восполнить потерю жидкости. – Она взяла свою бутылку с водой, когда женщины начали сворачивать коврики. – Вы помните, у нас пока еще есть свободные места на завтрашнем занятии, которое мы проводим в унитаристской церкви в девять пятнадцать утра?
– Мне очень нравится этот класс, – сказала Хизер Локаби и провела рукой по своим коротким светлым волосам. – Винни, я могу забрать тебя по дороге, если хочешь.
– На всякий случай позвони перед выездом. Мало ли что? Но мне очень хотелось бы попробовать.
– А он, – Хизер потерла руки, – был тем, кем я думаю?
– Прости, не поняла? – ответила вопросом на вопрос Эйбра.
– Мужчина, который заходил во время занятия. Это был Эли Лэндон?
Упоминание имени Эли вызвало перешептывания в зале, и Эйбра почувствовала, как ее плечи налились тяжестью, словно она и не занималась йогой.
– Да, это был он.
– Я же тебе говорила. – Хизер локтем толкнула Винни. – Предупреждала, что он должен приехать в Блафф-Хаус. А ты что, на самом деле и после его приезда будешь делать там уборку?
– Дому нужна настоящая уборка, только когда в нем кто-то живет. Так, почему – нет?
– Но, Эйбра, неужели ты не боишься? Ведь его же обвиняют в убийстве. В убийстве собственной жены. И…
– Его оправдали, Хизер. Разве ты забыла об этом?
– Факт, что у полиции не было достаточно улик, чтобы арестовать его, вовсе не значит, что он невиновен. Постарайся не оставаться с ним наедине.
– Любовь прессы к грязным сплетням, особенно к тем, где замешаны секс, деньги и старинные семейства из Новой Англии, не сделает из него преступника, как бы этого ни хотелось журналистам. – Морин нахмурила рыжие брови. – Ты что, Хизер, забыла о презумпции невиновности: человек считается невиновным до тех пор, пока его вина не доказана?
