Текст книги "Сегодня вечером и всегда"
Автор книги: Нора Робертс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]
– Я не хотел оставлять ее на попечение матери, даже на несколько дней. И сказал, что мы поедем вместе.
– Так Элисон здесь? – Кэйси невольно просияла. – Где она?
– Здесь, совсем недалеко. – Джордан почувствовал зависть. Улыбка предназначалась Элисон, а не ему.
– Я хотел увидеться с тобой наедине. Она в гостинице. Там живет семья с двумя детьми, которые с ней подружились. Она надеялась, что я привезу тебя к ней.
Кэйси покачала головой.
– Я не могу поехать, но очень бы хотела повидать Элисон. Ты привезешь ее сюда?
Джордана опять кольнуло в сердце. Он проигрывал свою битву за Кэйси и был бессилен это предотвратить.
– Конечно, если ты хочешь. Остаток лета мы используем, чтобы подыскать себе дом.
– Зачем? Какой дом?
Он должен был о чем-то говорить, все равно о чем, лишь бы удержаться, чтобы не умолять ее.
– Да вот как раз перед Рождеством я решил, что Элисон надо уехать из нашего дома, подальше от моей матери. Девочка в этом просто нуждалась. Я уже подготовил все бумаги, по которым передавал матери права наследства. Нам не нужен такой огромный дом. Я сказал Элисон, что мы будем вместе искать, где поселиться. Конечно, постараемся осесть на новом месте к началу занятий в школе.
Джордан сдерживался изо всех сил. Снова повернувшись к ней, он со страстью сказал:
– Только не проси меня уйти, Кэйси, теперь, когда я, наконец, тебя нашел. Не отворачивайся от меня. Ты не можешь меня прогнать, прогнать от себя и от нашего ребенка.
– Моего ребенка, – поправила Кэйси и встала. «Она будет сильнее стоя», – решила она.
– Нашего ребенка, – упрямо не сдавался Джордан. – Ты не можешь изменить этого. У ребенка есть отец и мать. Если ты не хочешь подумать обо мне, подумай о ребенке.
– Я и думаю о нем! – она прижала ладони к вискам. Может быть, это снимет напряжение. – Я не ожидала, что ты сюда приедешь. Не ждала твоей любви. Но я знала, что мне надо делать.
– Я же приехал. Я здесь. – Джордан ласково обнял ее за плечи. – И я люблю тебя. Всем сердцем.
– Нет. – Кэйси поспешно отступила назад, качая головой. – Не прикасайся ко мне.
Глаза ее были закрыты, поэтому она не видела, как Джордан на нее смотрит.
– Я уже решила, что мне делать и как жить. Я не могу позволить себе думать о тебе, о нас. Я должна все помыслы отдать ребенку. Я не могу подвергать его всяким экспериментам.
– Экспериментам? – начал было Джордан, но она его перебила.
– Я не хочу, чтобы его возили с одного побережья на другое. Он должен знать, где его дом. Никто не будет рвать его на части. Я этого не позволю. На этот раз все решаю я сама.
Кэйси уже рыдала, закрыв лицо руками. И он не знал, как ее утешить.
– Это мой ребенок. Это не имущество, которое можно разделить пополам. Она может постараться отнять его у меня. Я потеряла тебя. Я потеряла Элисон, но ребенка я не уступлю. Это меня убьет. Я никогда не скажу, что он твой. Твоя мать не сможет отобрать у меня ребенка!
– О чем ты говоришь? – он, забыв обо всем, схватил ее руки и отвел ладони от лица. – О чем ты?
Кэйси не отвечала, только дышала часто-часто. Казалось, она сейчас даже не помнила о вырвавшихся у нее словах.
Джордан прищурился. Глаза у него стали совсем узкие, как щелки.
– Моя мать имела какое-нибудь отношение к тому, что ты уехала? – спросил он очень настойчиво.
Кэйси хотела отрицательно замотать головой, но ее остановил его взгляд.
– Ты все равно не умеешь врать, так что и не пытайся. Что она тебе сказала? Что она сделала?
Кэйси не отвечала. В ее глазах снова появился страх, но на этот раз он знал, что не он причина этого страха.
– Ты мне расскажешь все сейчас же и во всех подробностях, – сказал он очень спокойно и уверенно. – Что между вами произошло?
– Очень хорошая мысль, – проговорил доктор Бреннан, входя в кухню. Джордан посмотрел на него, но руку Кэйси не выпустил. Никто не помешает ему узнать всю правду.
– Незачем прибегать к дубинке, сынок, – сказал он, улыбаясь Джордану. – Я ей говорил, как только она явилась домой, что она должна была все тебе рассказать.
– Дед, не вмешивайся.
– Не вмешивайся! – возмущенно повторил он. – Ты всегда была дерзка на язык.
– Дед, ну пожалуйста. – Кэйси вырвала свою руку из ладоней Джордана. – Тебе нужно держаться от этого подальше.
– Черта с два! – рявкнул он на внучку. – Этот человек имеет право знать, что происходило за его спиной. Все, Кэйси, твоя игра в одиночество кончилась. Я все ему выложу.
Она затрясла головой.
– Ты забываешь об Элисон.
– Кэйси, он позаботится об Элисон. Любому дураку это ясно. Так ты ему сама обо всем расскажешь или предоставишь это мне?
– Лучше вы, – обратился Джордан к доктору Бреннану. – Мне нужна вся правда.
– Разумно. А ты, Кэйси, сядь и помолчи, – приказал дедушка.
– Нет, я не хочу.
– Кэтлин, сядь!
Она было подняла подбородок при таком резком тоне, но привычка долгих лет повиноваться старику взяла верх.
– Ладно, Джордан, – начал доктор, – это не очень приятный разговор. Может, тоже сядешь?
– Нет, – резко сказал Джордан, но тут же взял себя в руки. – Нет, спасибо, я постою.
– А я сяду. Стар становлюсь.
Доктор Бреннан удобно устроился в кресле.
– Твоя мать, Джордан, поставила Кэйси перед выбором, – начал он, – полагаю, она превосходно разбирается в характерах людей, потому что, разумеется, заранее знала, какой выбор сделает Кэйси.
– Пока ничего не понимаю.
– Ну ладно, скажу напрямик. Твоя мать пригрозила, что по суду отнимет у тебя опекунство над Элисон, если Кэйси сию минуту не соберет свои вещи и не исчезнет, не попрощавшись.
– Отсудит опекунство… – Джордан взъерошил волосы. – Но ведь это безумие. Ей не нужна Элисон, да и в любом случае для предъявления иска не было никаких причин.
– Я уже сказал, что она настоящий психолог, – и доктор Бреннан взглянул на внучку. Джордан, нахмурясь, проследил его взгляд и вдруг почувствовал, что силы его оставляют.
– Господи, боже. – Он усталым жестом потер лицо. – Полагаю, она все узнала о детстве Кэйси. Но Кэйси должна была сказать мне.
Джордан снова спокойно взглянул на доктора.
– Я бы никогда не позволил своей матери безнаказанно угрожать ей.
– Да, – согласился с ним доктор Бреннан, – но Кэйси не хотела рисковать спокойствием двух людей, которых она полюбила. Твоя мать пообещала судиться с тобой по обвинению в аморальном поведении.
– Дедушка, – прошептала Кэйси.
– Нет, все так все, Кэйси, все и сразу. – Он опять повернулся к Джордану, – она предложила ей заплатить за молчание. Вот в этом заключалась ее единственная ошибка.
Над кухонной раковиной было окошко, и Джордан взглянул туда, на горы, потом подошел поближе и высунулся из окна.
– Да, трудно с этим справиться, – сказал он хрипло. – Я знал, что она способна на многое, но этого от нее никак не ожидал. Я благодарен, что вы мне все рассказали.
Раньше он думал, что уже познал самый яростный гнев, самую невыносимую боль. Но, оказывается, он ошибся. И теперь он далеко не был уверен, какое из этих чувств сильнее.
– Я сам переговорю со своей матерью. Доктор Бреннан, вы можете быть в этом уверены.
– А я и уверен.
Бросив взгляд на Кэйси, дедушка встал.
– Пойду поливать огород.
Он ушел, и в кухне воцарилось молчание.
Кэйси глубоко вздохнула. Все высказано, все ясно. И говорить больше не о чем.
– Надо приготовить чай. – Она встала и включила чайник.
– Кэйси, у меня нет слов, я не знаю, как искупить все, что было.
– Но ты не виноват, Джордан.
И Кэйси открыла дверцы буфета.
– Чай будет травяной. Дед не позволяет мне ничего возбуждающего.
– Кэйси, пожалуйста, помолчи немного.
Она остановилась и взглянула ему прямо в лицо. Джордан понял, что должен высказать ей все очень быстро и убраться восвояси, пока еще держится на ногах.
– Во-первых, я тебе обещаю, что моя мать никогда и на шаг не подойдет к нашему, извини, твоему ребенку.
У него сжалось сердце, потому что, говоря это, он отказывался от своих отцовских прав.
– Я сам никогда не стану предъявлять никаких требований. Я обеспечу тебе финансовую поддержку, если ты ее примешь. И я пойму тебя и не буду настаивать, если ты от нее откажешься.
– Джордан…
– Нет, помолчи пока, я еще не все сказал.
Быстрее, быстрее, пока он еще в силах, в темпе и толково. И бежать!
– Ребенок твой, твой совершенно. Я даю тебе слово, что никогда ничего не потребую. Я знаю, как много для тебя значит Элисон, и я оставлю ее у тебя на те несколько дней, что буду отсутствовать, улаживая дела с матерью.
– Но это не имеет никакого значения, Джордан.
– Это имеет значение для меня! – Он поднял руку, словно предупреждал себя, что нельзя терять самообладания.
– Когда мы с Элисон устроимся на новом месте, я сообщу твоему дедушке наш адрес. Единственное, я хочу знать, когда родится ребенок и что с вами все в порядке.
Эти его слова меняли все просто на глазах. То, что было важным час назад, теперь казалось полнейшей бессмыслицей. Люди, любящие друг друга, должны быть вместе.
– Джордан, – начала она и внезапно вскрикнула, приложив руку к животу.
– Что такое? – Он в панике схватил ее за плечи. – У тебя боли? Это ребенок? О господи, мне вообще не надо было приезжать. Я не должен был тебя волновать. Я позову дедушку.
– Это необязательно, – улыбнулась Кэйси. – Просто ребенок брыкается, вот и все. Такой подвижный.
Джордан взглянул вниз и медленно приложил ладонь к ее животу. Под ней неторопливо шевелилась новая жизнь. И он поразился этому простому чуду. Там росла часть его плоти, часть плоти Кэйси. Они вдвоем создали новое человеческое существо. И он почти ощущал контуры крошечной ступни, которая толкалась в его ладонь.
Он поднял глаза. Они были полны слез и просветленной почтительной радости.
Она положила свою ладонь на его.
– Тебе не дано знать, какой он прыткий.
Он сжался от мгновенно пронзившей его боли и сильно побледнел. Это первая и последняя встреча с его собственным ребенком. Больше он никогда не сможет прикоснуться к любимой женщине. Кэйси успела уловить перемену в его настроении. Джордан отвернулся и направился к двери.
«Не дай ему уйти!» – забило молотом сердце в ее груди. «Не будь дурочкой. Ты рискуешь», – предупредил рассудок. «Ну и рискни», – возразило сердце. Боже, вечные споры сердца и разума, недолго и свихнуться. Пора прекратить это раз и навсегда.
– Джордан! – окликнула она, прежде чем он коснулся дверной ручки. – Не уходи! – А когда он повернулся, она была уже на середине кухни. – Ты нам нужен. – И она обняла его за шею. – Ты нужен мне.
Ему очень хотелось броситься к ней, но он сдержался.
– Кэйси, ты мне ничего не должна. И я не хочу…
– Заткнись и поцелуй меня. Слишком много слов. Ты так давно меня не целовал.
Она прильнула к его губам, и он застонал от счастья и облегчения.
– Я тебя люблю. – Он осыпал ее лицо градом поцелуев. – Я каждый день буду это повторять. Слышишь? Я тебя люблю.
– Да ты как следует целуй, покрепче, – прошептала она. – Нашим детям ты не повредишь.
Он прижал ее к себе, упиваясь ее ароматом, ее теплом. Она его! Наконец-то она целиком принадлежит ему!
– Детям? – внезапно встрепенулся он, слегка отпрянув. – Детям?
– А разве я не сказала, что это двойня?
Джордан негромко и удивленно рассмеялся.
– Нет, не сказала.
Он прижал ее к себе изо всей силы. Ему казалось, что теперь он ощущает биение двух жизней внутри ее.
– Да нет, ты ничего не сказала. Ну как же я мог жить без тебя целых полгода? Да разве это была жизнь?! – ответил он сам на собственный вопрос. – Я только сейчас и начинаю жить.
И он поцеловал ее с такой страстью, словно пытался наверстать упущенное за полгода этим одним поцелуем.
Он опять слегка отодвинул ее от себя и взглянул на нее пронзительно и нежно.
– Я неразрывно связан с тобой, и теперь я хочу этого, Кэйси.
– Мы связаны навсегда, и это прекрасно! – Она растворилась в его объятиях, о которых тосковала все это время.
Эпилог
От огня, пылающего в камине, в гостиной было уютно и тепло. Снаружи белели сугробы в два фута высотой, и снег все падал. Кэйси сунула последний подарок под елку и постояла немного в восхищении. С верхушки до крестовины елка была густо увешана бусами из попкорна. Кэйси усмехнулась, вспомнив, какой беспорядок царил в кухне, когда они их низали. Ей по-прежнему очень нравился беспорядок.
Нагнувшись, она взяла из-под елки коробку со своим именем на крышке и стала вертеть ее в руках, пытаясь определить содержимое.
– Мошенничаешь, да? – спросил Джордан с порога, и она быстро выпрямилась.
– Ничего подобного. – Она ждала, когда он подойдет и обнимет ее. – Только пробую угадать. А это не считается. Так всегда делается на Рождество.
– Это ваш научно обоснованный тезис, доктор Тейлор?
И он ткнулся губами в ее шею, отыскивая любимое местечко.
– Очень даже обоснованный. Как подвигается книга?
– Прекрасно. У меня замечательная героиня. – Он отодвинулся, чтобы получше ее видеть. Кэйси сияла от радости. Может быть, причиной был канун Рождества?
– Я люблю тебя, Кэйси. – Джордан нежно ее поцеловал. – И я горжусь тобой.
– С чего бы это? – Она сомкнула руки у него на шее. – Мне требуются очень конкретные комплименты. Итак?
– Потому что ты защитила диссертацию и получила степень доктора, потому что держишь на своих плечах семью и создаешь замечательный уют в доме.
– И, разумеется, все это одна, без посторонней помощи.
Она обхватила ладонями его лицо.
– Джордан, ты ужасно милый. Я без ума от тебя. – Она прижала его к себе, и их губы встретились. Уже через мгновение оба горели почти нестерпимым желанием. Радость и страсть смешались воедино.
– Снег идет, – проговорил Джордан.
– Я заметила. – Кэйси тихо вздохнула, когда его губы скользнули по ее шее.
– У нас много дров.
– Ты так прекрасно их колешь. На меня это всегда производит большое впечатление.
И она опять его поцеловала.
– А в погребке есть вино.
Желание бушевало и рвалось наружу, требуя немедленного удовлетворения. Его страсть к ней не ослабевала с течением времени. И он сунул руку ей под рубашку.
– А ты помнишь, о чем мы мечтали под Рождество два года назад и что казалось нам фантазией?
– М-м-м. – Кэйси прижалась к нему теснее. – Чтобы нас занесло снегом в доме, где есть дрова, вино и мы с тобой.
Переваливаясь, в комнату вбежал кокер-спаниель, а за ним топали два малыша, едва начавшие ходить.
«Спасайся, кто может», – подумала улыбаясь Кэйси и положила голову Джордану на плечо.
– Брайен, Пол! Идите обратно! – Элисон вбежала в комнату следом за ними. – Не дразните Максвела, хорошие мальчики так себя не ведут.
Но близнецы уже копошились на полу, зажав собаку между собой. Элисон оставалось только вздыхать и укоризненно покачивать головой.
Джордан наблюдал, как его дети выражают свое обожание многострадальному кокеру. Он обнял Кэйси за плечи.
– Нет, они просто великолепны, – сказал он вполголоса, – и я не перестаю удивляться тому, какие же они замечательные.
– И такие воспитанные, – заметила Кэйси, когда Брайен пихнул Пола, чтобы поудобнее схватить собаку за шею. А Элисон, воркуя, вмешалась в схватку в роли рефери.
Джордан засмеялся и снова взглянул Кэйси в глаза.
– Между прочим, о той старой фантазии…
– Я жду тебя в полночь, – прошептала она, – именно здесь.
– С тебя – вино, а я захвачу дрова.
– Заметано.
Дети расшумелись. «Сегодня нам не удастся поговорить», – подумала Кэйси. Но ей самой хотелось опуститься на четвереньки и принять участие в игре.
– И еще одно, – сказала она и одарила его бесхитростной улыбкой.
Он удивленно на нее посмотрел, а она шепнула ему из губ в губы:
– У нас будет еще ребенок, а то и два, – успела она произнести, прежде чем он крепко ее поцеловал.
Я выбираю тебя
Пролог
Джеймс Слейдермен хмуро глядел на носок собственного ботинка. Сегодня утром его в постели настигло распоряжение комиссара полиции Додсона, с тех пор Джеймс и хмурился. Выпустив изо рта длинную струю дыма, Слейд – так привычно сокращали его длинную фамилию приятели и сослуживцы – раздавил сигарету в керамической пепельнице. При этом он почти не двинулся с места. Ждать так ждать – сэкономим энергию.
Прошлой ночью он вот так просидел более пяти часов в темном, холодном автомобиле недалеко отсюда, в районе, где надо беречь не только кошелек, но и спину. Скука смертная, да еще и все зря. Наблюдение не дало никаких результатов. Слава богу, Слейд не новичок. Не новичок. Это только в кино бывает все сразу да еще и красиво. На деле работа полицейского состоит из бесконечного выслеживания, невыносимо скучного ожидания, бумажной работы и нескольких моментов откровенного насилия. И все же Слейд предпочел пять часов никчемной слежки этим двадцати минутам, в течение которых он торчит в приемной комиссара полиции. Запах полироли с лимонной отдушкой дополнился после его прихода ароматом виргинского табака. Монотонно, деловито постукивали клавиши машинки – секретарша комиссара что-то печатала.
«Какого дьявола ему надо?» – вновь задал себе вопрос Слейд. На протяжении всей своей службы он старательно избегал внутренних интриг, самой мысли кого-то подсиживать, чего-то добиваться с помощью нечистоплотных уловок. Да и вообще не любил он лишние встречи с начальством.
Комиссар полиции Додсон был старым знакомым его отца. Они сотрудничали когда-то, на заре молодости, но еще в молодости их пути разошлись: один нашел себе нишу в управлении делами, другой всегда жаждал действовать непосредственно на улицах города. Капитан Томас С. Слейдермен был погребен со всеми почестями, которых удостаиваются после двадцати восьми лет службы в департаменте госбезопасности, но и смерти при исполнении долга. Додсон был на его похоронах. Снова и снова перебирая в памяти подробности, Слейд припомнил, что комиссар полиции выразил сочувствие вдове и младшей дочери погибшего. Он сказал то, что следует говорить в подобных случаях, и сыну. Возможно, он ощущал некую личную утрату.
И еще был случай однажды, когда Слейд и Додсон встретились один на один. Слейд тогда лежал в госпитале, выздоравливая после огнестрельной раны. Визит к нему, рядовому сыщику, комиссара полиции вызвал взрыв сплетен. И все это было крайне неприятно Слейду.
А теперь новость о его встрече со стариком распространится по всему полицейскому участку. Слейд еще больше помрачнел. Даже оскалился от злости. Может, он в чем-то нарушил субординацию, вдруг он… – и тут же яростно одернул себя: что это он, как школьник, которого директор вызвал к себе на расправу.
К черту все, решил Слейд и приказал себе расслабиться. Сидеть было мягко – пожалуй, слишком мягко, и сиденье коротковато для него. Чтобы стало удобнее, Слейд откинулся на спинку, вытянул подальше длинные ноги и полуприкрыл глаза. После сегодняшней «встречи» ему опять предстоит слежка. Если все сойдет гладко, потом он будет свободен несколько вечеров. Он проведет их за пишущей машинкой. Если повезет и он сумеет поработать целый месяц без перерыва, то закончит роман. И, забыв об окружающем, он мысленно погрузился в главу, над которой работал.
– Сержант Слейдермен?
Раздраженный, что помешали, Слейд поднял взгляд, и постепенно выражение его лица прояснилось. Зачем зря потратил столько времени, созерцая пол в приемной, когда на секретаршу смотреть гораздо приятнее? Он улыбнулся, удивляясь, как это он так оплошал.
– Комиссар полиции ждет вас.
Секретарша тоже улыбнулась, пожалев, что этот странный полицейский сидел здесь и ждал в угрюмом молчании. При взгляде на такое лицо вздрогнуло бы любое женское сердце – немного узкое, худощавое, смугловатое – наследие итальянских предков с материнской стороны. Жесткая складка губ придавала лицу необходимую мужественность. Кроме того, улыбка его была столь многообещающей. «Черные волосы и серые глаза – сочетание, перед которым невозможно устоять, – подумала она, – особенно если волосы густые и немного непокорные, а глаза с поволокой и таинственные. Интересно, как бы свести с ним знакомство». Она не сводила с него взгляда, пока Слейд распрямил свое длинное гибкое, как у хищника, тело.
Следуя за ней к двери кабинета, Слейд обратил внимание на то, что на безымянном пальце у нее нет кольца, и лениво подумал, что, пожалуй, после стоит узнать номер ее телефона. Эта мысль затаилась до поры на задворках сознания. В кабинете комиссара полиции она была бы неуместна.
На правой стене висела литография с картины Перильо: одинокий ковбой верхом на пегом пони. Левая стена была завешана фотографиями в рамках, приказами и дипломами. Если Слейду такое смешение и показалось странным, то виду он не подал. У окна стоял стол мореного дуба. На нем аккуратными стопками лежали дела, золотая ручка и набор карандашей, а также рамка с тремя ободками. За столом сидел Додсон, темноволосый, аккуратный, небольшого роста человек, который, по мнению Слейда, всегда скорее походил на приходского священника, чем на нью-йоркского комиссара полиции. У него были спокойные бледно-голубые глаза и здоровый красноватый цвет лица. В волосах белели отдельные седые пряди. А в общем и целом Додсон напоминал снисходительного дядюшку. Только жесткие линии, бороздящие лицо, не наводили на мысль о добродушии.
– Сержант Слейдермен. – Додсон жестом указал Слейду на стул и улыбнулся. «Сложен, как отец», – мимолетно подумал он, глядя, как Слейд садится. – Я заставил вас ждать?
– Немного.
«Да, совсем как Том», – снова подумал Додсон, подавляя улыбку. По слухам, Слейдермена-младшего по-настоящему интересовал литературный труд, а не полицейская служба. Том, конечно, всегда возражал, насколько помнилось Додсону, утверждая: «Мой парень истинный полицейский, весь в меня. И чертовски хороший полицейский». В данный момент Додсон именно на это и рассчитывал.
– Как семья? – спросил он по ходу дела, не сводя со Слейда странных бледно-голубых глаз.
– Прекрасно. Благодарю, сэр.
– Дженис нравится в колледже?
И предложил Слейду сигару. Но тот отказался, и Додсон закурил в одиночестве. Слейд выждал, пока не запахло острым тяжелым дымом, прежде чем ответить. «Интересно, – размышлял он в паузе, – откуда Додсону известно, что его сестра учится в колледже?»
– Да, ей нравится.
– А как писательские дела?
Слейду пришлось призвать на помощь всю профессиональную выучку. Вот это осведомленность! Можно подумать, Додсон у него под столом сидел, когда он печатал. Взгляд Слейда остался ясным и твердым:
– Продираюсь помаленьку.
«Времени для пустых разговоров больше нет, – подумал Додсон, стряхивая пепел. – Парень явно рвется уйти». Но звание комиссара полиции давало Додсону преимущество. Он опять медленно затянулся и посмотрел, как кудрявый клуб дыма лениво поднимается к потолку.
– Я читал ваш рассказ в «Миррор», – продолжал Додсон. – Очень хорошо написано.
– Спасибо. – «Что ему нужно, черт возьми?» – терялся в догадках нетерпеливый Слейд.
– А с романом, похоже, не все ладится?
На мгновение и почти незаметно Слейд прищурился:
– Да, есть некоторые проблемы.
Отодвинувшись к самой спинке кресла, жуя кончик сигары, Додсон изучал человека напротив. «Все-таки очень похож на Тома, – размышлял он. – И лицо такое же узкое, одновременно умное и жесткое. Интересно, а улыбка у сына столь же обезоруживающая и очаровательная, как была у отца? Но глаза материнские – темно-серые и задумчивые, умело скрывающие то, что творится в душе.
Впрочем, имеется еще и личное дело, – продолжал размышлять Додсон. – Сын, возможно, не такой блестящий коп, каким был отец, но очень старательный и дотошный. И, благодарение богу, не такой импульсивный. После нескольких лет службы в силах безопасности, из которых три года он занимается расследованием убийств, Слейда можно считать вполне закаленным и опытным сотрудником. Ведь если тайный полицейский агент к тридцати двум годам не набрался опыта, считай, что он уже мертвец». У Слейда была репутация работника хладнокровного, даже, пожалуй, чересчур. Но если он арестовывал преступника, его никто не мог упрекнуть в поспешности. А Додсону совсем не нужен был сотрудник, который сам нарывается на неприятности.
– Слейд, – и он позволил себе слегка улыбнуться, – ведь вас так называют, да?
– Да, сэр. – Его покоробило от неуместной, на его взгляд, фамильярности, а улыбка только усилила подозрения.
– Уверен, что вы слыхали о судье Лоренсе Уинслоу.
Слейд мысленно открыл нужное досье:
– Председатель Апелляционного суда, потом был избран главным судьей Коннектикутского верховного суда примерно пятнадцать лет назад. Умер от сердечного приступа четыре или пять лет назад.
«Факты и цифры, – подумал Додсон, – мальчик на ветер слов не бросает».
– Он также был чертовски хорошим адвокатом и судьей, в совершенстве понимавшим смысл слова «справедливость». Правильный был человек. Его вдова снова вышла замуж и живет теперь на юге Франции.
«Ну и что же?» – в очередной раз спросил себя Слейд, пребывая в крайнем нетерпении. А этот проклятый Додсон задумчиво уставился куда-то поверх его плеча.
– Я крестный отец его дочери Джессики.
Слейд уже окончательно был готов взорваться. Ему хотелось хорошенько тряхнуть Додсона, чтобы из того посыпались объясняющие все фразы.
– Она живет в их фамильном доме, недалеко от Уэстпорта. Прекрасное место – брось камень и попадешь в море. Спокойно, мирно. – Додсон постучал по столу костяшками пальцев. – Полагаю, для писателя просто рай.
У Слейда возникло неприятное предчувствие. Он привык доверять своей интуиции.
– Возможно. – Неужели старик хочет его женить на своей крестнице? Нет. Это было бы слишком смешно.
– За последние девять месяцев по Европе прокатилась волна грабежей.
Внезапный поворот на сто восемьдесят градусов так удивил Слейда, что он не смог этого скрыть, но, быстро взяв себя в руки, ждал продолжения.
– И очень многозначительные грабежи, – продолжал Додсон. – Главным образом крали из музеев: драгоценности, монеты, марки. Во Франции, Англии, Испании и Италии. Везде! И расследование привело администрацию пострадавших музеев к выводу, что украденные экспонаты тайно переправлены в Штаты.
– Федеральное расследование, – коротко ответил Слейд и подумал, что это не касается его как сыщика, расследующего убийства. И при чем тут дочка судьи, наверняка избалованная и взбалмошная девица. Влипла по глупости в серьезные дела. Неужели Додсон собирается ее выгораживать?
– Да, расследование федеральное, – повторил Додсон, чуть-чуть любезнее, чем это было необходимо, на взгляд Слейда. Додсон сложил вместе кончики своих в высшей степени ухоженных пальцев и посмотрел поверх них на молодого человека.
– У меня, видите ли, есть кое-какие связи. Пришлось проконсультироваться, потому что это дело… деликатного свойства. – Он сделал паузу, достаточную для того, чтобы при желании Слейд мог бы как-то отреагировать, и, не дождавшись ничего, продолжал: – Некоторые нити расследования ведут в один небольшой, но очень уважаемый антикварный магазин, – сухо сообщил он. – Существует мнение, что один из сотрудников этого магазина и есть осведомитель преступников. Бюро хочет внедрить в магазин своего агента, чтобы глава преступной организации на этот раз от них не ускользнул. Он человек крайне осторожный и умный.
Додсон помолчал немного, вновь предоставляя шанс задать вопрос или сделать замечание.
– Предположительно ценности прячут – и очень разумно – в антикварных предметах, – Додсон наконец добрался до каких-то подробностей, но ясней от этого не стало. – Экспортируют в этот магазин, вынимают и в конечном счете продают.
– По-видимому, федералы держат это дело под контролем. – Слейд достал сигарету, стараясь скрыть раздражение.
– Да, но есть одно-два осложнения.
Додсон подождал, пока Слейд прикурит.
– Нет прямых доказательств, неизвестно также, кто является главой организации. Мы знаем только его подручных, но нам нужен он… или она, – добавил Додсон тихо.
Все звучало как-то таинственно. «Не увлекайся, – предупредил себя Слейд. – Это дело не по твоей части». Проглотив вопросы, которые так и рвались наружу, он затянулся и ждал.
– Есть еще одна, более деликатная, проблема. – Слейд заметил, что Додсон нервничает. Комиссар полиции взял свой «Паркер», повертел в руках и снова положил в футляр.
– Антикварный магазин, который находится под подозрением за незаконные махинации, принадлежит моей крестнице. И управляется ею.
Слейд насторожился: «Неужели он оказался прав?» Но в его глазах ничего нельзя было прочесть.
– Все полагают, что Джессике ничего не известно о нелегальных операциях в ее магазине – если все происходит именно там.
Додсон снова взял «Паркер», на этот раз держа его перед глазами, как будто хотел непременно расположить его строго параллельно полированной поверхности стола.
– Я уверен, что она не может быть виновата. И не только потому, что она моя крестница, – сказал он, как бы предваряя вопрос Слейда. – Она так же, как ее отец, абсолютно честна. Джессика почитает память Ларри. И, – добавил он, осторожно кладя ручку на стол, – ей вряд ли нужны деньги.
– Вряд ли, – пробормотал Слейд, представив себе избалованную наследницу, у которой слишком много свободного времени и денег. «Жизнь скучна, хочется острых ощущений – что может быть лучше игр с ФБР, – подумал он, – так, для разнообразия. Ей надоели магазины, вечеринки и светские сплетни».
– Бюро сужает круг поисков, – резюмировал Додсон, – через несколько недель Джессика может оказаться по уши в грязи. Кроме того, ее безопасность будет под угрозой.
Слейд едва не фыркнул от переполнившего его душу презрения.
– Если ее магазин – перевалочный пункт, незнанием тут не отговоришься. Проверки, перепроверки, а главное – эти журналисты. Виноват не виноват, а пересудов не оберешься. Я пытался убедить ее приехать погостить в Нью-Йорк, но… – Его голос затих, а на лице отразились удивление и усталость. – Джессика упряма. Утверждает, что очень занята. Мол, это я должен ее навестить.
Покачав головой, Додсон сокрушенно вздохнул.
– Мое присутствие может только повредить расследованию, но разве она это понимает?! Джессика нуждается в защите. Рядом с ней должен быть опытный человек, который сумеет справиться с ситуацией и не вызовет подозрений.
Тут Додсон поглядел на Слейда с откровенным интересом – надо же, сфинкс египетский, ни вопросов, ни реплик. Ну-ну.
– И этот кто-то сумеет расследовать дело изнутри.
Слейд отвел взгляд. Ему окончательно не нравился этот разговор. Он не торопясь ткнул сигарету в пепельницу.
– И этот кто-то, разумеется, я, – произнес он почти зло и уж точно слишком резко для разговора с начальством. – Ну и как же я окажусь таким полезным и незаметным?
Додсон вдруг широко улыбнулся. Ему нравились и раздраженный тон Слейда, и его прямота. Откинувшись на спинку чрезмерно пухлого кресла, он почувствовал облегчение. Похоже, все получается как надо.
