Текст книги "Мой личный врач"

Автор книги: Нора Дмитриева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Антон Зиновьевич плеснул себе в бокал виски, выпил, закусил клубничиной, задумчиво посмотрел на меня:

– А что, Лиза, переходите к нам на постоянную работу, положу вам хорошее жалованье?! У нас тут тихо, спокойно, да и народ вроде ничего, не капризный…

– Нет, спасибо.

– Что так? А если я предложу вам…

И он назвал сумму значительно больше той, что получала я в нашей клинической больнице в качестве заместителя заведующего отделением и оперирующего хирурга, работающего на две ставки.

– Еще раз спасибо, Антон Зиновьевич, за предложение, но мой ответ – «нет».

– Ну что ж, на «нет» и суда нет, – усмехнулся Шадрин, – но вы все-таки подумайте… Да, кстати, бассейном вы можете пользоваться в любое удобное для вас время.

– Но Галина Герасимовна…

– Моя супруга несколько погорячилась, и я прошу ее извинить за ту сцену, что она устроила.

Я поблагодарила, откланялась и вышла из комнаты, удивившись тому, что в голосе Антона Зиновьевича как-то не улавливалось трепетных интонаций, с которыми должно немолодому некрасивому мужу говорить о юной красавице жене… И еще я подумала о том, что в лице Галины Герасимовны нажила себе врага.

Прежде чем пойти к Вере Дмитриевне, я отправилась в сад, чтобы среди деревьев, кустов и фонтанов без помех позвонить Милочке. Зная дотошность моей сестрички, я днем полазила по сайту Феодосии и теперь была в курсе не только погоды, но и культурных мероприятий города, что придало моему повествованию об отдыхе в Крыму некоторую фактологическую весомость. Так что общение с родственниками прошло гладко. Правда, конспиратор Костик, прибегая к эзопову языку, пытался выяснить у меня, на какой стадии готовности будущий фоторепортаж, но я на него зарычала, и он умолк, всего лишь пожелав мне творческих успехов и сообщив, что кинул мне на e-mail любопытную информацию про РАСН.

Когда я вошла в спальню моей пациентки, то увидела чудную картину: на обеденном столике, прикрепленном к медицинской кровати Веры Дмитриевны, восседал Персик и, мурлыча, вылизывал с ложки мороженое, которым потчевала его Анюта, а ее бабушка гладила этого безобразника по пушистой спине здоровой рукой и при этом умильно сюсюкала: «Ой, как нашему котику вкусно, ой, как наш котик любит мороженое».

Я негромко кашлянула в ладонь, дабы привлечь внимание к своей особе.

– А я что, я ничего, – заметив меня, заныла Анюта и моментально спрятала за спину вазочку с мороженым, – просто я услышала, как Персик плачет у вас в комнате. Он там сидел такой грустный, одинокий, несчастный, и я подумала, что здесь с нами ему будет веселее.

– Да, – поддакнула Вера Дмитриевна, – у него в глазах стояли слезы.

– Так уж и слезы! И на столик он сам прыгнул?

– Ну да.

– И мороженое попросил?

Анюта опустила голову, и ей на помощь пришла бабушка.

– Лиза, это я виновата, мне так хотелось его чем-нибудь порадовать…

– Так, с вами все ясно: вы просто решили окончательно избаловать мне кота, чтобы я потом мучилась, занимаясь его перевоспитанием.

– Нет! – одновременно вскричали бабушка с внучкой. – Мы хорошие, мы больше не будем.

– Ладно, поверю на слово. Но, милые дамы, учтите, если подобное повторится, животное будет изолировано. А сейчас пришло время готовиться ко сну. Анюта, пожелай бабушке спокойной ночи.

– Спокойной ночи, бабуля, – девочка поцеловала Веру Дмитриевну в щеку, потом подошла ко мне, – спокойной ночи, Лиза.

Не знаю почему, но я наклонилась и поцеловала Анюту в темечко.

– Спокойной ночи, хороших снов.

Анюта на секунду прижалась лбом к моей груди и вышла из комнаты.

– Вы очень понравились моей внучке, Лиза, – обронила Вера Дмитриевна, когда я готовила ее ко сну.

– Мне она тоже очень понравилась: умная, милая девочка и совершенно не избалованная… Кстати, вы не будете возражать, если я сегодня переночую в вашей комнате? На случай, если вам вновь привидится какой-нибудь не очень приятный сон…

– Конечно, нет. Я буду только рада, да и потом, вы же разрешите Персику спать у меня в кровати?

– Так и быть, но исключительно в лечебных целях.

Когда Вера Дмитриевна уснула, я устроила себе постель на диване, надела пижаму, включила ноутбук, ввела пароль и первым делом залезла в почту. Костик меня не подвел: он нарыл достаточно много информации, из которой следовало, что Российская академия современных наук действительно шарашка, учрежденная какими-то прыткими шаромыжниками, которые наживались на человеческом тщеславии. Потом я закрыла почту и уже приготовилась открыть файл с монографией, но что-то заставило меня внимательно посмотреть на деск-топ: на нем появился ярлык от новой папки, которую, убей меня бог, я не создавала. Я ткнула курсором по папке. Она раскрылась. В ней лежал один-единственный вордовский файл, озаглавленный «death.doc». Текст, содержащийся в нем, был набран крупным шрифтом и состоял из одного предложения: «Убирайся, сука, из этого дома, а не то пожалеешь!»

Машина зафиксировала, что вторжение в мой комп было осуществлено в 20.35. Как раз в это время я бражничала в компании Дмитрия Александровича, а одинокий ноутбук лежал на столе в отведенной мне комнате. Чертыхнувшись, я вылезла из постели, достала сигареты и отправилась на балкон думать.

Ночь серебрилась звездами, пахла резедой, и клочья тумана, словно щенята, ластились к пышным кустам сирени.

Итак, образно говоря, кому-то я наступила на хвост. Но кому? Может быть, Галине Герасимовне, которая устроила мне сцену у бассейна, а затем, потерпев фиаско, решилась на такой демарш? Вряд ли. На дурочку она непохожа. Скорее всего, я разозлила того, кто предыдущей ночью, нарядившись привидением, пытался испугать Веру Дмитриевну и кому мое вмешательство помешало исполнить задуманное по полной программе. В таком случае полученный мною текст, видимо, следует расценивать в качестве вежливой просьбы впредь не путаться под ногами. Итак, что мы имеем в сухом остатке? То, что посетившее Веру Дмитриевну «привидение» намерено повторить свой визит и что оно умеет пользоваться компьютером и даже взламывать пароли, хотя мой простенький пароль Persik способен взломать и детсадовец.

Попробуем добраться до злоумышленника методом исключения. Для начала я вычеркнула из списка подозреваемых лиц Антона Зиновьевича и Анюту: вариант, что они хотели навредить любимой матери и бабушке, равнялся нулю. Потом я вычеркнула Ксану, так как на роль компьютерного хакера она никак не тянула.

Также я исключила из списка Яну, потому что по роду своей деятельности она никаким образом не соприкасалась с Верой Дмитриевной, и вряд ли у нее были с ней какие-то счеты. Кроме того, она появилась в доме уже после смерти Марии Эрнестовны. Оставались Галина, Агнесса и любопытная горничная, имя которой я так и не удосужилась узнать. С ними было сложнее, хотя каждая могла сыграть роль привидения. То, что Галина Герасимовна весьма прохладно относилась к своей свекрови, впрочем, как и к падчерице, было видно невооруженным глазом. Также нельзя исключить, что благодаря вечно сующей во все свой нос горничной она могла знать, где хранится шаль. Но вот в чем вопрос: зачем было ей, когда она достигла таких жизненных высот – стала не содержанкой, а официальной супругой богача, – лезть в такую неприглядную историю и пугать свекровь, если та ничем ей не мешала и была вполне по отношению к ней лояльна? Но если за отправную точку принять гипотезу, что явление «привидения» в розовой шали было следствием того, что Вера Дмитриевна заподозрила нечто криминальное во внезапной смерти своей первой невестки, то опять-таки Галина здесь вроде бы ни при чем, ведь ее в усадьбе тогда не было. Однако если предположить, что в доме у нее была сообщница (или сообщник), то картина приобретает несколько иные краски. Предположим, что Галине стали известны подозрения Веры Дмитриевны по поводу того, что Маша умерла не своей смертью, а с помощью ее, Галины, сообщника (или сообщницы), и она решила, грубо говоря, обрубить концы, до смерти напугав свекровь. Такой вариант можно было считать вполне возможным. Кроме того, роль привидения вполне могла исполнить и горничная. Ведь не исключено, что Вера Дмитриевна могла ей чем-то насолить, ну, например, постоянной слежкой, и та решила подобным образом ей отомстить – и здесь вполне логично вспомнить о «змеюке», которая за кем-то постоянно следила и которую хотелось убить. И, наконец, могла ли Агнесса Николаевна выступить в роли привидения? Объективно говоря, да. Она единственная (за исключением Веры Дмитриевны) точно знала, где лежит шаль. Но мотивы? Только один: Агнесса могла предположить, что за скоропостижной смертью Машеньки кроется что-то зловещее. И если учесть, что она была ближайшей и, судя по всему, любимой ее подругой, то пожелать зла Вере Дмитриевне домоправительница могла лишь при условии, что знала о ее участии (или соучастии) в гибели Машеньки, что, ясен пень, ни в какие ворота не лезет. Хотя почему? Что я знаю о Шадриных вообще и о Вере Дмитриевне в частности? Только то, что за эти два дня узнала от нее самой, ее отца и Люси-Люсьенды. Почему бы не рассмотреть такой вариант, кстати, вполне логичный: огорченная тем, что Машенька не может больше рожать детей и ублажать Антона Зиновьевича как женщина, его мать решает тихо устранить законную жену и ввести к сыну в опочивальню молодую и здоровую содержанку? Но это опять-таки не склеивается с реальностью: ведь именно Вера Дмитриевна тонко намекнула мне, что с неожиданной смертью Машеньки что-то обстояло не так. Хотя она могла это сделать специально, чтобы, как говорится, на нее не подумали. Но зачем тогда привлекать внимание постороннего человека к этому печальному событию? Это уже вообще какая-то чертовщина получается. А если представить, что роль привидения исполняла Агнесса, то зачем ей в таком случае нужно было запугивать меня дурацким посланием, ведь я была ее «креатура», ведь именно она наняла меня на работу? Как-то все это нелогично, господа…

В конце концов голова пошла кругом, и я пришла к выводу, что мне катастрофически не хватает информации, и пообещала себе, что завтра же займусь ее сбором. Короче, все было непонятно, и мне, как знаменитой Алисиной тезке, становилось все чудесатее и чудесатее.

Среда

Утро опять было теплым и солнечным. Я встала в шесть тридцать, разбуженная Персиком, настоятельно требовавшим ранней кормежки. Слопав миску сухого корма, котик принялся умываться, а я решила вместо зарядки полчасика поплавать, благо разрешение на это было получено на самом высоком уровне. Когда я подошла к бассейну, то поняла, что меня опередили: в воде, отфыркиваясь, как морской котик, нарезал саженками метры сам хозяин усадьбы. Я решила незаметно ретироваться, но он меня окликнул:

– Доброе утро, Лиза! Гляжу, вы тоже ранняя пташка. Вода отличная. Рекомендую…

Отступать было глупо. Сняв ветровку и шорты и оставшись в закрытом черном купальнике (моем любимом, без излишеств), я спрятала лохмы под купальную шапочку, встала под душ и, чувствуя на себе оценивающий взгляд Антона Зиновьевича, нырнула с бортика. Комплексов по поводу фигуры у меня, слава богу, никогда не было (хотя я отнюдь не модель с ногами от коренных зубов, как его нынешняя супруга), поэтому смутить меня господину Шадрину не удалось.

Я проплыла под водой большую часть бассейна, а затем двинула кролем от бортика к бортику, радуясь прохладной бодрящей воде и яркому солнцу. Не Черное море, конечно, но за неимением оного бассейн – тоже неплохо. Проплавав минут двадцать в быстром темпе, я решила, что пора выбираться на сушу.

– Классно плаваете. Где научились, в спортивной школе?

– Нет, плавать меня мой дед учил на озере Покровском, это на севере Вологодчины.

– Хорошо учил. То-то я за вами угнаться не мог!

Я про себя хмыкнула, да уж… В памяти так и встала картина: дед, нахлобучив на голову какую-то несусветную панаму, вяло пошевеливая веслами, сидит в лодке, а я, семилетняя девчонка, усиленно работая руками и ногами, плыву впереди лодки к песчаному островку, заросшему камышами. От берега до этого островка метров пятьсот будет, и я уже устала, а дед словно этого не замечает и насвистывает какой-то веселый мотивчик. Наконец я достаю ногами до дна, вылезаю из воды и плюхаюсь на горячий песок, ругая про себя мучителя-деда всякими злыми словами, а тот хмурит брови и требует, чтобы я не прохлаждалась, а плыла назад к берегу. Правда, благодаря его суровым урокам я научилась запросто плавать по четыре-пять часов кряду, заплывая далеко в открытое море, так что назойливым пляжным ухажерам, которые иногда пытаются флиртовать со мной в воде, приходится в одиночестве сконфуженно возвращаться на берег…

Антон Зиновьевич, стоя у бортика бассейна, энергично растирал спину полотенцем, и я отметила, что в плавках он выглядит выигрышнее, чем в цивильной одежде. При невысоком росте – крепкий торс, мышцы тела хорошо развиты, живот без признаков дряблости и ожирения. Короче, если к его фигуре прибавить его капитал, то можно забыть о некрасивости его лица, что, видимо, и сделала юная девушка из станицы Светлая, она же Злодейская.

– Лиза, вы меня разглядываете, как цыган коня на ярмарке.

Я пожала плечами:

– Ничего личного. Просто профессиональная привычка массажиста. Кстати, вам нужно серьезно заняться областью третьего и четвертого позвонка, у вас начинается остеохондроз.

– Да уж, ответ прямо наотмашь, – хмыкнул он.

– Антон Зиновьевич, я могу вам задать вопрос?

– Валяйте.

– Доктор Лисовский давно пользует вашу семью?

– Нет, недавно. Галя его пригласила где-то в конце мая.

– То есть до того, как заболела ваша мать?

– Да… А почему вас это интересует?

– Я полазила по Интернету и выяснила, что «Диамант» – это престижное гламурное заведение для богатых дам, которое специализируется главным образом на косметологии и фитнесе. Я не исключаю, что доктор Лисовский в этой сфере маг и волшебник. Но инсульт – это несколько иная песня, и здесь нужен профессиональный невролог.

– Не беспокойтесь. Невролог Веру Дмитриевну тоже наблюдает. Хороший врач из нашей городской больницы. Кстати, бывший мамин ученик.

– В таком случае у меня вопросов больше нет.

– То есть вы, как и мой дед, не в восторге от почтенного Евгения Эммануиловича?

– Я не доверяю ему как терапевту широкого профиля, каким должен быть семейный врач, – твердо ответила я.

– Значит, нашего полку прибыло, – он заговорщицки подмигнул мне и рассмеялся, глядя на мою удивленную физиономию. – Знаете, между нами говоря, я ему тоже не доверяю. Просто Галя меня попросила, чтобы он стал нашим семейным доктором. Она клиентка этого «Диаманта», ну и ей льстит, что за ее здоровьем следит не кто-нибудь, а академик (правда, по мнению моего деда, весьма сомнительной академии). Не могу же я отказать своей молодой супруге в таком пустяке?

В его ответе меня поразили две вещи: легкая ирония в адрес жены и некоторое легкомыслие по отношению к здоровью членов своей семьи.

– А вы не боитесь, что это чревато?

– В серьезных случаях я всегда обращаюсь к специалистам.

– Очень разумно. Только кто берет на себя ответственность определять, какой случай серьезный, а какой нет? Ведь некоторые тяжелые заболевания на начальном этапе имеют весьма невыраженную симптоматику. И с этим никак нельзя шутить. – И тут я смутилась, поняв, что меня понесло: сиделка, читающая нотацию миллионеру-работодателю, это уж, извините, ни в какие ворота не лезет. И перед моим мысленным взором предстал Костик, грозно показывающий мне кулак. – Ну, в общем, вы все это лучше меня знаете. – И я с преувеличенной тщательностью начала растирать руки и плечи полотенцем.

– Вот, вы меня уже и отчитали…

«Господи, ну и дурища, – подумала я с запоздалым раскаянием, – выгонит он тебя, сердечную, как пить дать выгонит, а у тебя еще и материала-то не набралось на приличный фоторепортаж».

И я замычала нечто нечленораздельное:

– Это, понимаете, я так, мысли вслух… вам, конечно, виднее…

Но, кинув ненароком взгляд на господина Шадрина, я увидела, что зря запаниковала: он явно веселился – глаза искрились, а толстые губы кривились в едва сдерживаемой ухмылке.

– Лиза, не стесняйтесь, я же вижу, что вам хочется назвать меня самоуверенным болваном. Кстати, гарантирую вам еще надбавку в пятьсот долларов, если все-таки согласитесь остаться у нас на постоянную работу.

– Не искушайте меня, Антон Зиновьевич!

– Ну что вы, Елизавета Петровна, разве я посмею, – сказал он, накинул на плечи махровый халат и удалился в дом.

То, что он назвал меня по имени-отчеству, меня несколько удивило, но я на этом не стала зацикливаться. Но какие деньги пообещал! И это простой сиделке! Я, врач высшей категории, вкалываю, как папа Карло, а машину могу себе позволить купить только в кредит и такую, над которой смеются авторы сайта «Луркоморье», называя «Форд Фокус» любимым автомобилем офисного планктона. Я уже не говорю о приличной квартире, на которую мне нужно копить лет этак тридцать, а, как известно, врачи моей специализации, так же как и летчики-испытатели, долго не живут. Эх, буржуин проклятый, сумел-таки смутить честную девушку…

Когда я в несколько раздраенных чувствах после общения с господином Шадриным появилась в комнате у Веры Дмитриевны, она уже проснулась и пребывала в хорошем настроении.

– Лиза, по-моему, «персикотерапия» оказывает на меня самое благотворное действие, я чувствую себя значительно лучше, и даже, вот, смотрите, у меня заработали пальцы. – И она с гордым видом чуть-чуть пошевелила пальцами правой руки.

– Блестяще, – искренне восхитилась я, – через недельку начнем заново учиться писать.

После завтрака Вера Дмитриевна позвонила по мобильнику своей приятельнице из детского театра и долго болтала с ней, обсуждая какие-то спектакли, называя имена каких-то людей и вспоминая различные события, с ними связанные. Потом заговорила о детском празднике, который должен был состояться в субботу по поводу «тезоименитства» ее младшей внучки, которой исполнялось 5 лет, и попросила свою собеседницу прислать в усадьбу хороших артистов, не занятых в этот день в спектакле.

– Душенька, как ты понимаешь, мы их не обидим, и они будут довольны вознаграждением!

Когда моему старшему племяннику Сашке исполнилось в этом году десять лет, то его друзей развлекали мы с Константином, а Милочка отвечала за костюмы, декорации и банкет. Но было, надо сказать, очень здорово, мы с зятем устроили кабаре-дуэт сказочных персонажей и сорвали громкие аплодисменты, особенно за сценку с Красной Шапочкой и Серым Волком, притом что я изображала волка, а многодетный отец Костик выступал в роли Красной Шапочки. Да и банкет был замечательным: Милочка соорудила такой роскошный торт из разноцветного желе, фруктов, меренг и мороженого, что детишки уписывали его за обе щеки. Правда, обошлись без мильфёя. Кстати, надо спросить у Люси-Люсьенды, что это такое, а то, считай, почти полжизни прожила и не знаю…

– Ну вот, все чудненько устроилось, – отключив телефон, сказала мне Вера Дмитриевна. – Подруга обещает отличную программу с певцами и балетными артистами, так что Галя будет довольна.

Но когда Вера Дмитриевна сообщила невестке, что Алису и ее гостей будут развлекать солисты Центрального детского музыкального театра имени Наталии Сац, та недовольно скривила пухлые губы.

– Ну, не знаю, какие-то неизвестные актеры… Я думала, что Андрей пригласит какую-нибудь звезду: Диму Билана, например, Киркорова или, на худой конец, Стаса Пьеху.

Выдержке ее свекрови могли позавидовать королевские гвардейцы, несущие свою нелегкую службу у Букингемского дворца. Она и бровью не повела, услышав эту неожиданную тираду.

– Да, это было бы, конечно, мило, но у всех этих звезд шоу-бизнеса очень плотный график выступлений, и договариваться с ними нужно задолго. Поэтому давай воспользуемся тем, что имеем. Кстати, это неплохой вариант, – сказала Вера Дмитриевна хорошо поставленным «учительским» голосом. – Я этот театр хорошо знаю, в нем когда-то работала моя мама, актеры там всегда были хорошие, и я уверена, что дети будут довольны.

Чем закончилось обсуждение, я не услышала, потому что мне нужно было идти делать массаж многострадальной спины «дедусика».

Дмитрий Александрович встретил меня очень приветливо и радостно сообщил, что благодаря уже первому сеансу он почувствовал себя молодцом, и это кстати: завтра состоится заседание совета Виртуального компьютерного музея, и он обязательно там должен быть, потому что без него не смогут выложить в Интернет статьи о программном обеспечении какой-то там М-16.

Аккуратно разминая ему поясничную область, я спросила:

– Дмитрий Александрович, не могли бы вы мне все-таки простыми словами объяснить, что ваш внук сделал такого, что вокруг его имени возник шум в прессе?

– А вы что, техникой интересуетесь?

– Да нет, в технике я ничего не смыслю. Чисто бабское любопытство…

– Если простыми словами, то в лаборатории при его заводе разработали оригинальные высокопроизводительные микропроцессоры. Как они ухитрились это сделать при нашем нынешнем низком технологическом уровне, это другой вопрос и Антоново ноу-хау. Главное, что на основе этих процессоров можно выпускать отечественные компьютеры и не бояться того, что в них могут скрываться всякие вредоносные элементы, которые верой и правдой служат Пентагону.

– Ну, так это же здорово!

– Ага. Здорово. Только бесперспективно.

– Почему?

– Потому что здесь схлестываются интересы многих могущественных людей, организаций и даже государств. Так что на словах Антону обещают инвестиции и государственную помощь, а на самом деле пошумят-пошумят, а потом все тихо спустят на тормозах, и при этом многие хорошо нагреют руки. А на компьютерах, которыми мы пользуемся, будет по-прежнему написано «Интел инсайд».

– Вы какой-то пессимист, однако!

– Нет, я оптимист, просто хорошо информирован. Так что единственное, что может сделать мой внук путного, так это продать свое ноу-хау за рубеж, например в Китай, там ребята деловые, сразу все раскрутят. Однако он об этом даже думать не желает, потому что ему, видите ли, за державу обидно. Вот я ему и говорю: дождешься, что ловкие люди выкрадут твою технологию, продадут ее в тот же самый Китай, и останешься ты на бобах.

– А что, такое возможно?

– Уж чего-чего, а воровать у нас умеют, – усмехнулся Дмитрий Александрович.

Закончив массаж и получив шоколадку в качестве гонорара, я отправилась на свое рабочее место.

Когда я вошла в комнату Веры Дмитриевны, там пребывала домоправительница, обсуждавшая с хозяйкой какие-то проблемы, касающиеся дня рождения Алисы. Выглядела Агнесса Николаевна неважно. Пол-лица закрывали темные очки, щеки были чрезмерно бледны и несколько одутловаты, движения замедленны, пальцы, когда ей приходилось что-то записывать в своем блокноте, дрожали. Диагноз был простой: тяжелый абстинентный синдром.

Клятва Гиппократа и простое человеческое сочувствие (как же, плавали, знаем) заставили меня пойти в свою комнату и вытащить из рюкзака блистер с метадоксилом. Когда Агнесса уходила от Веры Дмитриевны, я сунула ей в руку лекарство.

– Рекомендую. Великолепное средство. Проглотите две таблетки, не разжевывая, запейте водой, и через час будете как огурчик.

– Спасибо, – с чувством поблагодарила меня домоправительница, – а то я вчера после нашего с вами разговора очень расстроилась, вспомнила Машу и несколько увлеклась антидепрессантами.

– Надеюсь, вы их не смешивали?

– Если бы!

Наш негромкий разговор вызвал интерес у Веры Дмитриевны.

– И о чем вы там, девушки, шепчетесь?

– О последствиях употребления антидепрессантов, – сказала Агнесса.

– В наше время, – заявила, мило улыбаясь, старушка, – был простой рецепт: лечить подобное подобным, как советовал Воланд.

Агнесса Николаевна тяжело вздохнула и поспешила убраться из комнаты.

Вера Дмитриевна проводила ее изучающим взглядом и обратилась ко мне:

– Насколько я знаю Агнешу, для нее подобное состояние не характерно. Вы не в курсе, что ее подвигло на такие мучения?

– Нет, не в курсе, – ответила я честным голосом: мне не хотелось говорить моей подопечной о причине «недомогания» домоправительницы, чтобы она не разнервничалась, вспомнив о посетившем ее привидении.

Дабы отвлечь ее от этой темы, я предложила немного походить по комнате. Она захныкала, но я была неумолима: поставила перед кроватью ходунки и, поддерживая Веру Дмитриевну за талию, заставила ее встать на ноги.

Когда мы завершали свой медленный променад, возвращаясь от балкона к кровати, в комнату вошел хозяин дома. Увидев мою пациентку на ногах, он похвалил ее:

– Мама, ну, ты молодчина!

– Это не я, это Персик.

– Какой еще Персик?!

И Вера Дмитриевна принялась рассказывать ему о «персикотерапии» и о том, как она благотворно действует на ее самочувствие. Дело закончилось тем, что мне пришлось тащить полусонного кота из моей комнаты и предъявлять господину Шадрину. Тот его одобрил и даже почесал за ушком, на что культурный Персик вежливо мурлыкнул, но, смекнув, что угощения не предвидится, потерял к происходящему интерес и принялся сосредоточенно умывать мордочку.

Уходя, Антон Зиновьевич поцеловал мать и сказал ей:

– Я вечером вылетаю в Мюнхен, но про твою просьбу помню и выполню ее, когда вернусь.

– А когда вернешься?

– В пятницу утром.

– Очень хорошо. Вот в пятницу и устроим фотосессию.

Господин Шадрин хмыкнул и, несколько театрально изобразив покорность судьбе, обратился ко мне:

– Лиза, это всё вы виноваты.

– Я?!

– Мама считает вас классным фотографом и отдает меня вам на растерзание. А я отказаться не могу, потому что она шантажирует меня тем, что мой отказ плохо скажется на ее здоровье.

Довольная Вера Дмитриевна энергично погрозила ему пальцем:

– Нечего жаловаться, Антоша. Потом еще сам мне спасибо скажешь.

Что ей ответил сын, я не расслышала, потому что именно в этот момент пазл, над которым я ломала голову уже вторые сутки, сложился, и я поняла, каким образом лоскуток розовой шали оказался на колючках опунции.

Я настолько была ошарашена своим открытием, что не заметила, как за господином Шадриным закрылась дверь, и тупо глядела на Веру Дмитриевну, которая что-то мне говорила.

– …видите, он у меня послушный, – достиг моего сознания конец фразы. Потом она замолчала и как-то странно посмотрела на меня. – Лиза, вы меня слышите? Что с вами?

Я тряхнула головой, сделала глубокий вдох и сказала первое, что пришло в голову:

– Я просто пыталась представить себе, в каком интерьере Антон Зиновьевич будет выглядеть наиболее органично.

– По-моему, органичнее всего он выглядит в своем рабочем кабинете за компьютером.

– А может, он в гольф играет или занимается верховой ездой? По телевизору говорят, что у олигархов это сейчас модно.

– Ну, так это у тех олигархов, которым состояние дуриком досталось. А потом, какой Антоша олигарх? Он заработал первоначальный капитал на продаже компьютеров, а потом на своих плечах огромный заводище из полной, простите за выражение, задницы вытащил. Сделал его современным и конкурентоспособным, а сейчас всеми силами пытается вывести его в лидеры. Работает по четырнадцать часов в сутки. У него даже для семьи времени не остается. Какой уж тут гольф, – фыркнула Вера Дмитриевна.

– Понятно, гольф отменяется, будем снимать в кабинете, – а сейчас давайте помассируем ваши ножки…

После завершения процедуры я вышла на балкон перекурить, а заодно поразмыслить на любимую русской интеллигенцией тему «Что делать?». Честно говоря, меня никогда не привлекали лавры сыщика, и совершенно не хотелось ставить в неловкое положение малознакомых людей, которые жили до меня своей жизнью и будут ею жить дальше. Конечно, приятно удивить окружающих своими дедуктивными способностями. Но, как говорилось в одном старом армянском анекдоте: «Аршак, а нам это надо?» Я отдавала себе отчет в том, что если обнародую свою версию появления привидения в розовой шали, то вылечу из этого дома с архитектурными излишествами, как пробка из бутылки. Но я очень не любила, когда меня пытались водить за нос.

На улице было тепло, солнечно и влажно после ночного дождя. На сосне стучал любимый Верой Дмитриевной дятел, в траве стрекотали кузнечики, в кустах жасмина заливалась какая-то птаха, в пруду громкоголосо распевался лягушачий хор. Аккуратно затушив сигарету в пепельнице, я вернулась в комнату, где обнаружила Анюту, которая играла с Персиком пушистым меховым помпоном с привязанной к нему резинкой. Кот притворялся, что принимает помпон за мышку, выпустив когти, кидался на него, хватал, плюхался на бок со своей «жертвой», с остервенением теребил ее задними лапами, а потом расслабленно отпускал, и все начиналось снова. Вера Дмитриевна взирала на этот дивертисмент с удовольствием.

Но вскоре Персику надоело развлекать почтеннейшую публику и он, выразительно мурлыкнув, пошел к двери, оглядываясь на меня и приглашая идти за собой.

– Что он хочет? – спросила меня Анюта.

– Он намекает, что ему положен второй завтрак.

– Надо же, какой умный! – восхитилась Анюта и вместе со мной отправилась в мою комнату кормить мое прожорливое животное. Там я попросила ее об одном маленьком одолжении, она удивилась, но пообещала мою просьба выполнить.

Далее день потек как обычно: Вера Дмитриевна посмотрела по телевизору новости культуры, потом к ней пришла вполне уже бодрая Агнесса, чтобы обсудить какие-то хозяйственные проблемы, но моя пациентка голосом умирающей отослала ее к Галине и, подмигнув мне, углубилась в новый номер «Каравана историй».

И тут я вынула из кармана своей медицинской робы пластиковую коробочку, которую мне принесла Анюта, и, поправляя постель, незаметным движением вытряхнула ее содержимое под одеяло моей подопечной.

Через пару минут раздался истошный визг, и Вера Дмитриевна с легкостью балерины выскочила из постели и отбежала от нее на безопасное расстояние.

– Лиза, там что-то холодное и шевелится!!!

– Это лягушка, – любезно объяснила я.

– Какая лягушка?

– Ну, такая, зеленая, квакша.

– Откуда в моей постели взялась лягушка!!!?

– Я подложила.

– Да что вы себе позволяете! – завопила моя пациентка и осеклась, заметив ухмылку на моей физиономии.

– Это был всего лишь маленький тест. Вы симулянтка, уважаемая Вера Дмитриевна, – сообщила я ей.

Госпожа Шадрина-старшая хмыкнула, села на свою навороченную и совершенно ненужную ей германскую специализированную кровать, поболтала абсолютно здоровыми ногами и спросила:

– А если бы у меня от испуга случился инфаркт?

– Не случился бы. Судя по кардиограмме, у вас отличное сердце.

– И когда вы догадались, что я притворяюсь?

– Некоторые подозрения появились у меня в первый же день нашего знакомства, когда я обнаружила, что ваше психофизическое состояние несколько не совпадает с поставленным вам диагнозом, также смутил меня запах сигарет «Вог» в вашей ванной комнате. Потом вчера, когда ваш отец сказал мне, что в молодости вы учились в ГИТИСе, мои подозрения усилились. Ну а уверилась я в своей правоте в тот момент, когда вы энергично погрозили своему сыну правой, якобы парализованной рукой.