Текст книги "Видение"

Автор книги: Ноэми Коул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

– Лилиана Алексеевна, вас имеет честь лицезреть ваш…

– Недалёкий родственник? – неуверенно перебила его девушка. Директриса ахнула и злобно одёрнула её, но Максим Алексеевич лишь усмехнулся.

– Такой ли недалёкий, как вы полагаете? Я брат вашего покойного отца, Максим Алексеевич Осанин. Признаюсь, мне так и не довелось до этого дня узнать, что из-за моего безрассудного поведения и желания скрыться от всех, одолевавшего меня двадцать лет назад, меня не смогли найти, чтобы передать печальную весть и сообщить, что без должного крова осталось столь прелестное дитя. Однако позвольте всё исправить и водворить вас в ваше родное имение, которое, должно быть, вами уже забыто.

– Легенда слабовата, – прищурилась Лиля, глядя на него исподлобья. – С чего бы вдруг вам сюда возвращаться? По родственничкам соскучились? И с чего ль верить в то, что вы так долго шлялись по странам, а сейчас поёте на чистом русском, да ещё и как по книге?

– Рано или поздно ностальгия всегда одолевает: сама ли или по воле случая. Я овдовел на чужбине, и мне захотелось обрести покой души здесь. Как оказалось, место для такой цели я выбрал не самое удачное, и всё же стало ясно, что мне стоило вернуться – хотя бы ради того, чтобы повстречать вас. Что же касается моей речи, то беспокойства она вам доставлять не должна хотя бы по той простой причине, что, уезжая, я с собой, и весьма кстати, взял едва ли не четверть отцовской библиотеки и на протяжении всех лет побуждал себя читать не менее десяти страниц в день. Случалось, что я забывал русские слова, но после смерти Марго мне совершенно нечем было заняться – и я вернулся к поглощению таинств родного языка.

Пусть она и не помнила, как выглядел её отец, Лиля почему-то убедилась в том, что они с братом должны были быть очень похожи. Красивое лицо, благородная осанка, «словно штык воткнули», плавная приятная речь с лёгким акцентом и некоторыми ошибками в ударениях, видимо, достаточно откровенная, потому что директриса с заведующей, за которыми краем глаза следила девушка, постоянно недоумённо переглядывались, будто спрашивая друг у друга, к чему он всё это рассказывает… «Слишком нализанный. Наёмник-то выглядел и вёл бы себя иначе. Может, взаправду дядя? Или задабривает, чтоб шуму не наделала и не сильно брыкалась?»

Приглядевшись внимательнее, девушка заключила: зла ей этот мужчина не желал. Либо был превосходным и очень дорогим актёром, на работу которого управляющие не насобирали бы, даже если бы скинулись всем детдомом. Открытый дружелюбный взгляд, пусть и сильные, но явно мягкие руки, непригодные для оружия и лопат, опрятный и явно дорогой костюм, длинное пальто, в котором было бы неудобно бегать, изящная шляпа, которой уж точно не нашлось бы места на голове её потенциального убийцы, чистенькие сверкающие туфли… Даже если всё это превосходная маскировка, Лилю одолело любопытство и страстное желание поверить в сказку. И при самом ужасном раскладе у неё ведь ещё будет шанс спастись, верно? Если он не в засаду её поведёт, конечно же.

– А вы расскажете о моей семье? – неожиданно для всех послушно произнесла Лиля.

– Непременно сообщу всё, что помню. Однако не думает ли юная леди, что лучше будет сперва покинуть сие учреждение? – широко улыбнулся Максим Алексеевич. – К тому же, где-то в доме, в комнате Виктории, если я верно предполагаю, должен лежать альбом с фотографиями, и мне не нужно будет описывать хотя бы внешность… В этом я, признаюсь, не силён, да и память способна подвести.

Девушка охотно согласилась.

– Я же могу попрощаться и собрать вещи?

– Одежду мы поедем покупать новую, но, если хочешь, бери, – кивнул Максим Алексеевич. – Я ведь могу обращаться к тебе на «ты»?

Передёрнув плечами, что означало «как пожелаете», Лиля вскочила с кресла и скрылась из виду. Удивлённые её непредвиденным смирением женщины от охватившего их восторга готовы были зааплодировать.

Таким образом, спустя час, под радостные вопли работников детского дома из окон о том, как они будут по ней скучать, Лиля села в кабриолет. Из окон на неё жадно глядели покрасневшие глаза Мишки, непривычно грустные – Жени и счастливые – блондинки, которой было завещано всё, кроме кулона, который Лиля надела впервые за три года, но ни за что не отдала бы.

2

Всю дорогу до дома, на удивление неблизкую, девушка старалась сохранять самообладание и не докучать дяде вопросами. В том, что её не похитили, она уже была убеждена: те, кто хотел бы её смерти, могли найти подставное лицо и попроще. От остальных мыслей ей удалось отвлечься на ветерок и впечатляющий блеск капота иссиня-чёрного автомобиля. Максим Алексеевич вёл машину уверенно, но, пожалуй, слишком быстро для городских условий, и распущенные волосы девушки вскоре приобрели вид птичьего гнезда. Пару раз взглянувший на племянницу мужчина невольно улыбнулся, поняв, что зря забыл предложить ей надеть головной убор или хотя бы заплестись.

Самой Лиле, однако, было не до причёски. Осознание, что она вот-вот окажется в доме, где должна была жить все эти годы, и увидит фотографии родственников, которых совсем не помнит, вскружило ей голову. Взволнованная, радостная от того, что у неё будет личное пространство и за него не нужно будет бороться, от понимания, что ей больше не придётся развлекаться теми методами, что она уже исчерпала, находясь в детдоме, и что найдутся новые, более интересные и безопасные – о перестрелке она забыть не смогла, – девушка замечталась настолько, что уснула.

Разбудил Лилю заглохший мотор и бодрое восклицание Максима Алексеевича, не заметившего, что его племянница задремала.

– Ох, иншульдигунг. Кхм, прошу простить, – рассмеялся тот, увидев на соседнем сидении сонно приоткрывшую один глаз сову. Сова протяжно зевнула, пожаловалась на отсутствие расчёски и, взглянув, наконец, на дом, широко распахнула большие красивые глаза и оказалась вполне миловидной восторженной девушкой.

– Это…

– Родовой особняк семейства Осаниных. Я приехал сперва именно сюда в надежде обнаружить брата с семьёй, а нашёл запустелую пыльную коробку. Пришлось немного его отреставрировать и отмыть, но оно того стоило: перед тобой в первозданном виде фасад дворца, в который ввёл свою жену и твою маму мой младший брат.

– Что, сразу обеих? – изумлённо моргнула Лиля. Та же эмоция отразилась на лице её дяди.

– Это была одна женщина, – неуверенно пояснил он, изогнув дугой бровь.

– Но ведь… – Девушка вдруг ойкнула и сильно ударила себя ладонью по лбу. – Ступила. Извини.

Уже секунду спустя она забыла о своём промахе и снова обратила всё своё внимание на особняк. Восхищению её не было предела. Она с жадностью стала рассматривать каждый завиток, каждое стёклышко в бесчисленных окнах, каждое деревце и каждый кустик напротив стен её забытого дома. Оставшийся довольным и этим, Максим Алексеевич несколько неловко кашлянул и прибавил:

– Правда, если наружность его я оставил без изменений, то внутри позволил себе внедрить кое-какие инновации… Так что не слишком пугайся, когда двери будут закрываться за тобой сами, а из динамиков будут периодически доноситься женские голоса. В остальном же – наслаждайся, ты вернулась.

Выйдя из машины сам, он проворно подошёл к двери племянницы и открыл её, показывая, какого поведения следует ждать от него и какое должна привить себе она. Девушка легко выпрыгнула на коротко подстриженный газон и с удовольствием прошлась по чистейшей сочно-зелёной траве.

– Что скажешь? – спросил дядя, выждав минуты три. В одно мгновение он пожалел о своём стремлении разговорить племянницу: та произнесла такие слова, от которых ему стало дурно. Почти половины из них он не знал, но по смысловой окраске догадался об их значении.

Теперь уже замолчал Максим Алексеевич, покрасневший до кончиков ушей.

– Ты же девушка, – выдавил спустя некоторое время он, впуская Лилю в дом. – И с таким нежным именем… Да неужели так можно?!

Но племянница была увлечена уже совсем другими мыслями. Просторный парадный зал в серо-чёрно-белых тонах встретил юную хозяйку мягким светом ламп, в столовой уже давно был приветливо накрыт продолговатый стол, который, несомненно, мог усадить за собой не меньше трёх десятков людей, в уютной гостиной её ждали удобные диваны напротив домашнего кинотеатра, а в спортзале любой инвентарь – от обычного тренировочного до предназначенного для профессиональных спортсменов. В подвале под кухней оказался глубокий и широкий винный погреб и склад мелочей, девизом которого непременно должна стать избитая фраза «а вдруг пригодится». Задним двором Максим Алексеевич распорядился на свой вкус: отстроил домик для прислуги, в окнах которого, едва они прибыли, замаячили лица, разбил цветник и неподалёку от него выкопал небольшой пруд.

Второй этаж был целиком отдан одному широкому коридору, спальням и ванным. Комнаты отличались не оригинальностью, но роскошью и комфортом. Всё в них всегда было под рукой, а предметы никогда не валялись на полу оттого, что их просто было больше некуда положить: места было довольно даже для крупных вещей. Динамики, о которых говорил её дядя, Лиля заметила не сразу. В стенах, действительно, виднелись едва различимые прорези с тончайшими стальными пластинами между ними, из которых доносились порой тихие вежливые приветствия и прощания, которыми сопровождался каждый вход или выход из той или иной комнаты. Дядя заверил её, что впоследствии подобного быть не должно, поскольку уже на открывающейся третьей двери его, поначалу искренне полагавшего, что лишний голос в доме повредить не может, начал раздражать сам факт возможности этого робота что-либо произносить в адрес живых людей.

– Я отключу это… Пульт на третьем этаже. Не хочешь взглянуть?

Девушка охотно согласилась и вперёд дяди промчалась босиком по тёплому мягкому ковру – свои грязные кроссовки с запрятанным в них складным ножиком она скинула ещё перед главным входом – на последний, не считая небольшого чердака на крыше, этаж особняка. Там располагались обширная библиотека, плотно забитые книгами стеллажи в которой едва умещались между полом и потолком, игровой зал с новейшими приставками, ноутбуками, проигрывателями и прочим оборудованием, комната отдыха, включавшая карточный, биллиардный столы, фортепиано и мольберт, и даже бальный зал, сейчас заставленный стульями, зеркалами и небольшими столиками для холодных закусок.

– А эта комната, я думаю, прекрасно подойдёт тебе, – пригласительным жестом указав на среднюю из пяти дверей. Они стояли на втором этаже слева от лестницы, а комната располагалась по правую руку от её дяди.

– Почему?

– Она принадлежала Виктории, твоей матери. И в ней висит её портрет в полный рост, который заказал её, тогда ещё только будущий, супруг. Печально, но его самого запечатлела лишь плёнка… Альбом лучше всего искать под кроватью или в ящиках; сомневаюсь, что Вика далеко его убирала. Ещё должен предупредить: ни портретов, ни фотографий твоих бабушки и дедушки я найти не сумел… Смею полагать, что твоя маман в порыве гнева сожгла их все: у них были довольно сложные отношения, учитывая мой отъезд. В остальном же желаю удачи в поисках!

Девушка от души поблагодарила дядю, и на том они разошлись. Она прошла в комнату, пропитанную тонким ароматом свежих цветов, заменивших собой чрезвычайно давно сгнившие букеты. Помещение было хорошо проветрено, а всё бельё заменено на новое. Тёмная мебель в жёлтых тонах выглядела очень гармонично, все детали интерьера были подобраны со вкусом, которому можно было только позавидовать. Большие аметистовые ангелочки, парящие на тонких ониксовых крылышках, венчали будуарное зеркало, в которое, по мнению Лили, должна была любить заглядывать прежняя хозяйка комнаты. Напротив будуарного столика в паре метров располагалась скрытая полупрозрачным балдахином широкая роскошная кровать, застланная шелками и усеянная бархатными подушечками самых разных размеров. Она стояла на круглом лиловом ковре, узором которого служили переплетающиеся между собой витиеватые волнистые линии, образующие огромный цветок лилии.

Лиля прошла чуть дальше, под арку. Вторая часть комнаты открыла ей гораздо больше сведений о родителях. Так, например, здесь красовался неубранный бюстгальтер вызывающего алого оттенка, а из ящика комода торчала ниточка, очевидно, принадлежащая тому же комплекту. Сделав вывод, что горничным или рабочим стоило бы тщательнее скрывать свою любознательность, девушка с интересом подняла глаза и встретилась взглядом с портретом своей матери.

Чудные сапфировые глаза на белоснежном лице глядели умиротворённо и ласково, а лёгкая улыбка румяных губ была пропитана нежностью. Волнистые каштановые волосы ниспадали на грудь и плечи молодой женщины, подчёркивая белизну её платья, а хрупкие руки с длинными тонкими пальчиками покоились на тумбе. И без того тонкую талию сильно стягивал корсет, а длинную шею украшало чудесное колье с потонувшими в белом золоте крупными бриллиантами. Лиля с немым восхищением остановила взгляд на подписи, мелко набросанной в правом углу картины.

– Художнику явно нравилось то, что он видел, – заставив племянницу вздрогнуть и обернуться, заметил Максим Алексеевич. В глазах его застыли задумчивость и сожаление. – Может, даже больше того… Что вполне вероятно, поскольку она была, пожалуй, прелестнейшей женщиной из всех, кого мне довелось видеть, хотя налюбовался я, признаться, вдоволь. Прости, что так внезапно, и не пугайся, здесь тебя никто не обидит. Я просто вспомнил, что должен предупредить насчёт расписания. Завтрак начинается в девять, обед – в два часа, ужин – в шесть. Старайся, пожалуйста, сильно не опаздывать. Сегодняшний день исключение, ужинаем через сорок минут. Что там ещё? Ах, да. Что до поездок в школу… да и в другие учебные заведения… Я прочёл мельком папку с жалобами на твоё поведение и понял, что насильно гнать тебя туда бесполезно. Следовательно, обучаться будешь на дому. Учителей я тебе подыщу сам, с прежними ты уже вряд ли встретишься. Смею полагать, к вашей обоюдной радости. К одежде претензий немного: поменьше откровенности, – взгляд мужчины упал на бюстгальтер, – твоя мама никого не стеснялась, но, пусть это её, безусловно, красило, такое поведение никак нельзя было назвать приличным. Да и к нам, думается мне, будут время от времени наведываться гости, так что лишний раз смущать всех непристойным видом не следует. Одежду, обувь и мелочи для уюта едем закупать завтра, сегодня пока осваивайся.

С этими словами он вышел, напоследок печально взглянув на портрет. Девушка вновь осталась наедине с картиной. Она заметила особое выражение, с которым её дядя говорил о матери, но решила пока что не придавать этому значения. Гораздо сильнее Лилю заинтересовал человек, которому отдала предпочтение её мать.

– Где же тогда папа? – по-детски тонким голоском произнесла в пустоту она, окинув взглядом комоды и остановив его на шкафе. Подойдя к нему, девушка приоткрыла дверцы. Но пусть она и сделала это осторожно, на голову ей всё равно неожиданно свалилось что-то тяжёлое и большое. Вложив в последующее своё высказывание всю экспрессию, на которую была способна, девушка раздражённо кинула взгляд на причинивший ей боль предмет и мгновенно забыла о его злодеянии. Это был семейный альбом.

На первой же фотографии были запечатлены молодожёны: прекрасная в подвенечном наряде мать и очаровательный… ну, нет, скорее, очарованный отец. Именно на нём заострилось внимание Лили. Высокий видный мужчина в строгом костюме имел очень приятные черты лица и не мог не расположить к себе. Он явно был счастлив в объятиях любимой женщины и ни один другой предмет, судя по завороженному взгляду на жену, его в тот момент заинтересовать не мог.

– Но моськой всё-таки не вышел… Дяде он ни разу не конкурент. А я?.. – с улыбкой проговорила себе под нос девушка. – Любопытно, какой я была?

Пролистав альбом, сквозивший счастливыми лицами и воспоминаниями, Лиля почти невольно остановилась на одной из страниц, где, действительно, была и её фотография. Маленькая кудрявая малышка с глазами цвета морской волны весело украшала шикарный бежевый ковёр синей гуашью. Её никто не останавливал, никто не осуждал и не бросался спасать имущество. Мать была без ума от своей девочки и позволяла делать всё, что не могло причинить ей или окружающим серьёзный вред.

Примерно двадцать минут девушка наслаждалась просмотром фотографий, прежде чем вспомнила о том, что пора переодеться и спуститься к ужину.

– Натянуть что-нибудь из её вещей, – с сомнением пробормотала Лиля себе под нос, – или всё-таки остаться в этом?

Оглядев детдомовскую одежду и вспомнив вид столовой, она тяжело вздохнула и подошла к комоду, в котором мирно покоились наряды её матери. С удивлением обнаружив там много подходящих ей по размеру футболок с Микки Маусом, укороченных блузок, маек, юбок, шорт, леггинсов самых различных цветов, штанов и даже комплектов нижнего белья, она ещё раз взглянула на фигуру матери и постепенно перевела взгляд на собственную. Сходство было очевидно, но девушка никогда раньше не задумывалась о том, как могло бы выглядеть её тело в платье.

– Походу, неплохо, – самодовольно улыбнулась она и снова вернулась к поиску подходящих вещей. Все они были старательно и, видимо, не по одному разу перестираны, что несколько огорчило Лилю, желавшую знать не только вид, но и запах её родителей. Глядя в сторону гордого стана на портрете, она вообразила себе шлейф, в котором угадывались цитрусовые нотки. Ей на ум стали приходить образы, в которых эта женщина с портрета не просто идёт – плывёт по коридорам, локоны её слегка пружинят в такт походке, юбка колышется при малейшем движении… А в след ей смотрят улыбающиеся зеленоватые глаза.

В качестве предмета домашней одежды девушка наконец избрала серые лосины. Сначала девушка приняла их за обрезанные колготки, но мгновение спустя признала лучшим вариантом. К ним была найдена длинная цветастая майка на толстых бретелях. Забрав это и носки, Лиля бросилась в ванную, которую, хоть и увидела лишь мельком, сразу захотела опробовать. Там она скинула вещи на полочку, мгновенно сбросила детдомовское тряпьё, бережно отложила к зеркалу единственную собственную драгоценность в виде кулона, зашла в кабину, которая тут же захлопнулась, и с предвкушением встала навстречу автоматически брызнувшей из потолка струе…

Таких команд современная европейская техника ещё не знала, хотя и была полностью переведена на русский, английский, французский и немецкий языки. Горячая вода брызнула сразу с пеной, поскольку техника, использованная впервые после прошедших неделю назад испытаний, решила, что зашедший в неё человек должен быть уже очень грязным. К сожалению, настройку вручную Максим Алексеевич включить поленился и благополучно забыл об этом до тех пор, пока к нему на ужин не явилось сваренное и настоявшееся впоследствии на пару готовое блюдо.

– Должна сказать, шумоизоляция – одно из лучших свойств той железяки, – мрачно похвалила сантехнику Лиля, бессильно опускаясь на указанный ей стул по левую руку от старшего хозяина дома. – Мег’си фор юзд унзэрэ аппарата. Трижды.

– А должна была сказать один раз и на русском, – удивлённо протянул, почёсывая подбородок, мужчина. – Что же, разреши поинтересоваться, ты с ней сделала?

– Примерно то же, что она со мной, – нехотя отозвалась девушка, вспоминая свою бессильную ярость против куска стали и сладостный момент мщения, когда ей неожиданно попалась на глаза сенсорная панель управления.

– Что ж, выходит, придётся ещё раз побеспокоить мастера… Ну, это уже мои заботы.

Когда принесли блюда, Лиля растерялась. Исподтишка следивший за племянницей Максим Алексеевич едва мог сдержать улыбку, видя, как девушка ест. Словно птичка – поклевала зёрен, попила водички – и всё, сыта. Сам он никогда не мог есть мало и приписал отсутствие у неё аппетита новой обстановке и более богатым яствам.

Но и в следующие дни, и после суда, окончательно определившего судьбу девушки, повторялось то же самое: она практически ничего не ела и спала намного меньше, чем это было, по мнению дяди, необходимо – всего по пять-шесть часов в сутки. Конечно, цвет лица Лили становился здоровее, и пропадала бледность, портящая так много обещавшее личико девушки, но всё же мужчину настораживали эти её привычки и другая, более весомая. Привычка сильно выражаться. Последней каплей в чаше терпения Максима Алексеевича стал званый ужин, куда был приглашён Даниил, его лучший друг, со своей женой и тремя детьми на несколько лет младше Лили. Уезжая, дети наперебой хвастались полученными знаниями и пополнениями в лексиконе.

– Не научишься сдерживаться сама, приглашу сюда племянника своей покойницы-жены. Вот уж кто быстро тебя отучит, – шутливо пригрозил дядя и вдруг подозрительно надолго замолчал.

– Ой, не к добру… – шепнула себе под нос девушка и исподлобья взглянула на отложившего книгу Максима Алексеевича. Они сидели в библиотеке – единственном месте, где его племяннице не на что было отвлекаться. Лиля вполне искренне старалась сосредоточиться на прочтении учебников по фармакологии и авиастроению, подсунутых на досуге дядей со словами о том, насколько важно юным красавицам всесторонне развиваться, но то и дело горестно вздыхала, а если уж не понимала чего-либо, так высказывалась об этом вслух и достаточно громко. Иными словами, нецензурная брань была фоном на протяжении чтения от первого к последнему слову каждой новой главы. На некоторое время её дядя даже перестал понимать, кто из них чему учится, поскольку его словарный запас был пополнен десятками самых неожиданных производных и несколькими новыми отглагольными прилагательными. Впрочем, он был рад этому уроку не многим более, чем Лиля, уяснившая для себя, что одним лишь раскачиванием крыла самолёта с амплитудой примерно в метр вполне можно вызвать не только охрану аэропорта, но и истерику и инфаркты несведущих пассажиров.

– А ведь действительно, отчего я раньше не принял его к сведению? Он ведь такой славный и умный мальчик… Ну, разумеется, – обращаясь не то к племяннице, не то к торшеру за её спиной, быстро проговорил вдруг мужчина и просветлел, – как же я мог о нём позабыть? Да и многие другие отказались…

Смоделировав в голове план действий, дядя вскочил с дивана и стал шагами замерять длину библиотеки. В конце концов, придя к какому-то заключению, одному ему известному, он вскинул голову и с улыбкой объявил:

– Я нашёл тебе замечательного учителя и тренера! Осталось выяснить, где он, и согласится ли… Но нет, право, я уверен, что он согласится, вопрос только лишь во времени: если он сейчас опять где-нибудь в Самоа или Марокко, его будет гораздо труднее выловить. Всё, я отлучусь ненадолго! Будь здесь!

Пушечным ядром вылетев из дверей, он вскоре стал вне зоны досягаемости наедине с одним из наиболее страшных и полезных изобретений человечества. В своей комнате с мобильным телефоном. Недоумевающая девушка вновь обернулась к книге, на обложке которой красовались лишь два понятных ей слова – «для чайников». Изогнув бровь, она уставилась в текст, не стремясь его прочитать, и задалась вопросом: а такой ли плохой была её рутинная жизнь в детском доме, как она всегда об этом думала?

Максим Алексеевич вернулся в библиотеку окрылённый и с сияющими глазами спустя два часа с тех пор, как её покинул. Его племянница к тому моменту научилась мастерски имитировать усердное изучение журнальных статьей, читая их через две строчки, и почти каллиграфическим почерком исписала гадостями поля уже пятидесяти восьми страниц доклада о суровой жизни прямокрылых в Заполярье.

– А как же учебники и пособия? – на секунду нахмурился мужчина.

– В костёр Святой Инквизиции, и дело с концом, – мгновенно отозвалась Лиля.

– Ни в коем случае. Возвращение в мракобесное Средневековье нисколько не преумножит твой багаж знаний, только сильнее извратит твоё представление о жизни и мире. Впрочем, подобные высказывания обсудим позднее, – отмахнулся Максим Алексеевич и вернулся к самому благоприятному расположению духа, на какое только был способен. – Он уже завтра готов быть здесь и намерен провести в городе весь осенний и зимний сезоны! Какое невероятное везение, а ведь его могло занести куда угодно! Только вообрази себе, если бы не его брат… Ещё пара подобных совпадений и, право, я с готовностью признаю себя фаталистом. Впрочем, сейчас не о том. Он прибудет к нам завтра. Хм, стоит, пожалуй, предложить ему переезд. Не побуждать же его к бесконечным поездкам из города…

– Что хоть за мужик-то? – попыталась оборвать излияния радости девушка. Лицо её мрачнело всё сильнее.

– Чудеснейший человек.

– А если не в двух словах?

– Лучший из известных мне молодых людей.

– Ни разу не пояснил.

Мужчина вздохнул и, умерив свои восторги, начал перечисление всех достоинств того, кого только что буквально нанял. Среди них не было только умения управлять ракетой и готовить шашлык из дождевых червей. Досадные, на взгляд Лили, упущения.

– А если я вдруг почувствую себя полной дурой и откажусь от занятий с ним? – уныло поинтересовалась девушка.

– Об этом не может быть и речи. Будь уверена, ты даже не заметишь ничего, он так обходителен и чуток, что…

– Почему нельзя найти нормальных учителей?

– Во-первых, нельзя обвинить меня в том, что я не пытался. Лучшие из известных мне и моим друзьям педагогов, как выяснилось в ходе переговоров, уже слишком хорошо наслышаны о твоих подвигах и наотрез отказались, хотя плату я предлагал троекратную. Я бы потешил твоё самолюбие, предположив, что всему причиной злые языки и скромный круг лиц, чьё образование стоит внимания, но лгать не стану. Тебе банально стоило задуматься о своей репутации прежде. Наконец, во-вторых, ради чего мне мучить себя дальнейшими поисками, коль он не возражает? Этот юноша сообразителен и сведущ в нескольких областях. Он в силах заменить десять человек, а это положительно скажется и на нашем бюджете, и на твоих знаниях, и даже на твоей свободе действий, коей ты так дорожишь. Не гляди на меня, будто не понимаешь. Не догадываешься? Так и быть, поясню: нескольким людям будет ещё сложнее найти к тебе подход, им придётся составлять расписание, согласно которому каждый будет обязан прийти в определённое время и постараться объяснить материал до того, как тебе надоест слушать и ты решишь сбежать, следующему в этом случае придётся пожертвовать отведённым на учёбу временем, чтобы тебя отыскать и вернуть… К чему все эти сложности? Я ознакомился более детально с твоим делом, чем ты того хотела бы, моя дорогая, и прекрасно осведомлён о твоих способностях увиливать от людей и обучения. Я не питаю надежд, что ты согласишься получить образование выше уровня седьмого класса. В нашей – позволю себе высказаться резче – дыре оно и не нужно. В будущем при управлении наследством для обеспеченной жизни тебе будет вполне достаточно понимания причин и следствий. Однако мне бы очень хотелось, чтобы ты была достаточно эрудирована и образована, дабы не посрамить память своей родни. А этого достичь можно и без привлечения посторонних лиц. Фирштейнден? Унд ецт лис эс.

Мысленно прорычав адрес, по которому ей захотелось послать «весь земной эллипсоид», Лиля с усиленным рвением принялась симулировать изучение научной литературы. По итогам беседы её дядя остался чрезвычайно собой довольным, а сама она обзавелась решимостью заставить новоявленного учителя отказаться от должности как можно скорее.

Время до отхода ко сну пролетело в молчании, которое обоюдно не желали нарушить ни дядя, ни племянница. Поглощённые раздумьями о своём, они не вмешивались в ход мыслей друг друга. И это, пожалуй, было даже благом, поскольку планы родственников были диаметрально противоположными. Лишь когда девушка отправилась спать, тишина была прервана словами Максима Алексеевича о том, что завтра с утра она должна будет выбрать себе «что-нибудь интересненькое» для встречи гостя.

– Да… кхем… вот совсем не вопрос, – хихикнула Лиля и скрылась, оставив дядю думать о значении такой реакции.

Перед сном девушка провела ревизию своих вещей и выбрала идеально подходящий наряд к случаю. Спала она в эту ночь безмятежно.

Итак, к завтраку Лиля опоздала, но нисколько об этом не пожалела. Племянник, имя которого ей так и не назвали, задержался в пути и, вместо того чтобы прибыть ровно к подаче первого блюда, прибыл сразу после того, как оно и все другие блюда были унесены. Максим Алексеевич, которому доложили о появлении на пороге его гостя, вышел, как полагается хорошему хозяину, на крыльцо и лично провёл молодого человека в дом. Встал он спиной к лестнице, поэтому ему не довелось сразу увидеть предмет, который заставил в ужасе побледнеть и отступить шаг назад юношу, который всегда заслуживал лишь самые лестные характеристики родственников и уж точно не мог быть заподозрен в трусости.

– Стало дурно, мой милый? Должно быть, это с дороги, она нынче сильно размыта и изрядно потрёпана сентябрьскими дождями.

– Боюсь, дядя, дело не в пути и вообще ни разу не в погоде. Видать, товарища поразил мой вид… да, я сегодня сногсшибательна.

Донёсшийся до ушей Максима Алексеевича насмешливый голос племянницы привёл его в состояние, близкое к онемению. Лишь усилием воли заставив себя оглянуться и постараться не сильно измениться в лице, мужчина всё же не выдержал и простонал что-то нечленораздельное, когда увидел, как преобразила себя Лиля. Мгновение – и во всём существе его проступили признаки едва сдерживаемой ярости.

– Учитель, блин… Это меньшее, на что я горазда, а он уже сейчас готов дать дёру, – самодовольно ухмыльнулась, покачав головой, девушка, не обращая особого внимания на грозный взгляд дяди. Обращаясь к Максиму Алексеевичу, она чуть повысила тон и добавила в него нотки жеманства и укоризны: – Дядюшка, как вам не стыдно держать в дверях человека, который вот-вот упадёт в обморок? Дайте нюхательной соли, разотрите виски лавандовой водой, ну или чем они там лечатся от внезапных приступов любовного недуга?

Стоит сказать, что именно в появлении Лили заставило мужчин так неучтиво перемениться в лице. Копаясь в одежде матери, она заметила прелюбопытную вещицу с глубокими вырезами как на спине и шее, так и по бокам. Цвет и узор её впечатляли не меньше, чем вид – болотно-серый в мелкий розовый горошек. Под неё нашёлся красный бюстгальтер, который, собственно, и не терялся, и полупрозрачная голубая блуза с ажурными вставками. Под шорты, укороченные до размера «всё вижу, ткани не вижу», нашлись чудные лосины цвета фуксии. Довершали всё это блестящие туфли на узкой невысокой платформе. И ей бы простили мнимое неумение сочетать цвета и фасоны, если бы не собранный в высокий хвостик на боку клочок тщательно начёсанных волос и не ярко-синяя помада на губах.