Текст книги "Лифт На Эшафот"

Автор книги: Ноэль Калеф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

Глава III

Дениза округлила рот, провела по нему помадой, сжала губы и еще раз взглянула в зеркальце. Одна ресничка, намазанная тушью, приклеилась к веку. Она наклонилась к зеркальцу, кончиком мизинца поправила ресницы.

Шесть часов семнадцать минут. Она задумчиво взглянула на интерфон: рискнуть? Ох, не стоит! Шеф пунктуален до мелочности. Он ставит часы с точностью до секунды. Обмануть его невозможно. Уж он, конечно, не упустит возможности едко заметить, что до назначенного времени еще три минуты.

Она взяла пальто и, прежде чем надеть, внимательно осмотрела. Ей просто необходимо новое. Если б только Куртуа прибавил ей жалованье, о чем она давно просит, Дениза могла бы приобрести новое пальто.

Она устало покачала головой. Каждый раз, как она поднимала этот вопрос, Жюльен Куртуа казался шокированным и говорил тоном легкого превосходства:

– Теперь? Моя маленькая Дениза, и не думайте об этом! Когда дела идут так плохо и моя казна почти пуста…

Себя же он не ограничивал в расходах. Его казна оказывалась не пустой, когда речь шла о том, чтобы поменять машину, заказать пять костюмов сразу, послать корзину цветов жене или пригласить куда-нибудь свою очередную пассию.

– Однако же мне необходимо новое демисезонное пальто! – произнесла она плаксивым тоном, дурачась и топая ногой.

Телефон как будто ждал этого знака и зазвонил. Дениза недовольно сняла трубку.

– ЭКСИМ, Общество по экспорту… Простите? Ах! Мадам Куртуа? Разумеется, он здесь!

Было лишь девятнадцать минут седьмого, но она решила соединить Куртуа с женой. Эта маленькая месть была как бальзам для ее сердца. Она нажала кнопку интерфона. В кабинете Жюльена раздался звонок. Дениза не отпускала кнопку, как будто от этого звонок мог стать громче. Ответа не было. Она занервничала. Ну же! Нет, он не ответит раньше назначенного времени. Она злилась на него, но не могла не восхищаться таким упрямством. Настойчивость и упрямство часто путают.

Наконец… Нет…

– Не кладите трубку, мадам Куртуа. Он здесь, я знаю, он не выходил, я бы увидела. Я все время была на месте. Он, наверное, моет руки… Я звоню еще, мадам…

Черт! Двадцать минут седьмого уже миновало, а Куртуа по-прежнему молчал.

– Алло? Месье Куртуа? Двадцать минут седьмого, месье, мадам Куртуа на первой линии.

– Спасибо, Дениза.

В задумчивости она машинально переключила аппарат. Как он это сказал… Каким-то измученным голосом. От этого голоса все в ней перевернулось. Он из тех мужчин, которым прощается все. И чем больше им прощаешь, тем больше они этим пользуются. Точно как Поль… Боже, Поль наверняка потерял всякое терпение, поджидая ее возле Оперы. Но как уйти? Разговор между супругами мог продолжаться до бесконечности.

В щели под дверью показался свет. Тем лучше! Он включил лампу. Она набралась духу, постучала и приоткрыла дверь.

Навалясь на письменный стол, в усталой позе, бледный, с трудом переводя дыхание, Куртуа с необычайной нежностью шептал в трубку. Будто больной, выздоравливающий после тяжелого недуга. Его голос был едва слышен, глаза закрыты, изможденное лицо при ярком свете лампы казалось беззащитным. Игра теней не могла скрыть выражения безграничного спокойствия на этом лице. Он все время повторял одни и те же слова:

– Любимая моя… Если бы ты знала, любимая…

Денизе стало неловко. Словно она застала его в ванной обнаженного.

Он слушал терпеливо, с выражением нежности на лице. Испытывая страшное смущение, Дениза вновь постучала по приоткрытой двери. Он тут же поднял глаза и улыбнулся. Дениза в замешательстве сделала красноречивый жест рукой: она может идти? Он несколько раз приветливо кивнул.

– До понедельника, – вполголоса произнесла Дениза.

Он ответил, чуть шевеля губами, прикрыв трубку рукой:

– Да, да. Желаю вам хорошо провести воскресенье, моя маленькая Дениза.

Эти слова, их тон тронули ее больше, чем если бы вдруг он сообщил, что повышает ей зарплату.

– Спасибо. И вам тоже, месье, – пробормотала она.

– О! Я… – Лицо Жюльена утратило напряженное выражение, морщины на лбу разгладились. – Буду спать как сурок весь день… Минуточку, Жину, – сказал он в трубку, – я попрощаюсь с Денизой, она уходит. Да, мы до сих пор работали, но теперь закончили…

Дениза прикрыла дверь и удалилась. Чувство преданности переполняло ее.

Не выпуская из руки трубки, Жюльен откинулся в кресле. Он чувствовал себя обессиленным и полным любви. Он любил Женевьеву. Она все никак не могла в это поверить, и не без причины. Но что за важность? Он сам, впрочем, не всегда отдавал себе в этом отчет. Но только ему было все же легче: он заранее знал, что вернется к жене, переполненный еще большей нежностью, чем раньше.

– Да, я освободился, любовь моя… Наконец!.. О! Ну зачем тебе рассказывать? Трудное и опасное дело. Я очень рисковал… Очень. Но все в порядке. Конечно, я был храбр. Я думал о тебе и смело бросился в драку… Ради тебя я на все способен!.. – Его голос прерывался от волнения. Ему непреодолимо хотелось почувствовать рядом с собой присутствие близкого человека. – Нет, любимая, я не храбр, но ради нашего спокойствия надо было рискнуть… Удалось на все сто… О! Но, знаешь, подготовка… Я вполне доволен собой.

Он сиял. Опасность миновала, и содеянное возвеличивало его в собственных глазах. Легче всего убедить себя в собственном величии. Такая снисходительность к самому себе побуждала его раскрыть объятия той, которая была ему необходима.

– Теперь я буду спокойней, Жину, у меня будет время, чтобы говорить тебе, как я тебя люблю…

Ей было тесно в душной телефонной кабине кафе, откуда она звонила. Она изнемогала от счастья, еле удерживалась, чтобы не разрыдаться.

– Да, но только что… только что ты не захотел сказать мне это даже один раз. Ты рассердился.

– Только что, – говорил он проникновенно, – я диктовал письмо. Как раз по поводу этого дела. А ты меня прервала. Я потерял мысль. Теперь все иначе.

– Значит, это правда, ты меня любишь?

– Я без ума от тебя.

– О! Любимый, любимый… Жаль, что я не нахожу других слов, чтоб говорить с тобой, Жюльен. Когда ты добр, когда у тебя такой голос, я теряю голову…

– Любовь моя!

– Как?

– Я говорю, любовь моя!

– О! Жюльен, приходи поскорей…

– Дай мне десять минут, дорогая. Через десять минут обещаю тебе выйти отсюда и помчаться прямо домой. Приведу в порядок кое-какие бумаги… – Он улыбнулся, глядя на векселя, чековую книжку и записи, которые он доставал из кармана и бросал на стол. – У меня есть идея. Знаешь, что мы сделаем? Приготовься. Поедем за город, хочешь?

– Прямо сейчас! Теперь же! – нетерпеливо воскликнула она.

Он совершенно расслабился и смеялся от души.

– Десять минут, не больше, клянусь.

– Дорогой, я что-то вспомнила. В полдень ты говорил, что у тебя нет ни гроша. У тебя, правда, есть сколько надо, или, хочешь, я попрошу у Жоржа?

– Нет, оставь своего брата. Он и так чересчур вмешивается в наши дела. Не волнуйся насчет денег. Повторяю тебе, все изменилось.

– Благодаря этому удивительному делу?

– Удивительному. Это точно. Значит, до скорого?

Она быстро прикинула в уме:

– Десять минут? Ведь не больше?

– Разрази меня гром, если я лгу.

– Хорошо. Тогда и я тебе устрою сюрприз.

Женевьева поспешно вышла из кафе и взглядом поискала такси. Стоянка была пуста. Она решила идти пешком и быстрым шагом направилась к центру.

Положив трубку, Жюльен застыл в неподвижности, не убирая руки с аппарата. Затем встряхнулся, глубоко вздохнул, встал и с наслаждением потянулся. Кончено. Да, смерть Боргри положила конец долгому кошмару. Чтобы прогнать воспоминание об этом ужасном лице с остекленевшим взглядом, об этой лысой голове, Куртуа вернулся к документам, которые захватил из сейфа, и недоверчиво посмотрел на них. Вдруг он беззаботно рассмеялся.

– Кончено! – воскликнул он. – Я больше не боюсь!

Он резко оборвал смех: а вдруг Дениза еще не ушла. В один прыжок он очутился у двери и с силой распахнул ее. Увидев пустое помещение, он снова улыбнулся.

За дело! Лихорадочными движениями он смахнул следы штукатурки и пыли со своего костюма, вновь перебрал в уме все свои действия после убийства. Вспоминая об этом, он вздрогнул. Он восхищался самим собой: откуда у него взялась смелость убежать из жалкого кабинета ростовщика? К счастью, в коридоре не было ни души.

Перчатки? Здесь. Он хорошо помнил, как снял их, стаскивая зубами, прижав трубку к уху. Значит, он не мог оставить ни одного отпечатка. В комнате, предназначенной для маляров, он запутал свои следы. Никакому хитрецу не удастся распознать среди бесчисленных следов именно его. Да благословит господь маляров, отдыхающих два дня! Самым трудным был этот бесконечный обратный путь по карнизу над зияющей пустотой, оглушающий звонок интерфона и страх не поспеть вовремя. Вдруг Дениза проявит нетерпение, нарушит приказ и зайдет посмотреть, почему он не отвечает…

В подсобном помещении Куртуа посмотрел в зеркало. Костюм был чист. Теперь следовало действовать с методичностью. Прежде всего перчатки. Он придержал их кончиком канцелярских ножниц и поджег зажигалкой. Затем выбросил пепел на улицу. Теперь не оставалось ничего.

Закрыв окно, он вернулся к столу. Тихий стук в дверь пригвоздил его к месту. Сердце бешено забилось, мысли беспорядочно проносились в голове. Это мог быть лишь Боргри, который пришел свести с ним счеты! Стук повторился.

– Войдите!

Это оказался Альбер, привратник.

– Прошу прощения, месье Куртуа. Я хотел проверить, здесь вы или нет. Все ушли, вот поэтому я и заглянул посмотреть…

– Я тоже ухожу, Альбер.

Стоя у вешалки, он положил ему руку на плечо.

– Я закончил, Альбер. Ухожу.

Привратник помог ему надеть пальто.

– Вы понимаете, что это значит, Альбер? – повторял Куртуа. – Вы тоже испытываете эту радость, закончив работу, почувствовав, что вы свободны?

– Ну, знаете, моя работенка – это другое дело, ведь так. О, я доволен. Ничего не могу сказать. Но вот ноги болят потом до следующего утра. Мы-то все время на ногах…

Подойдя к двери, Жюльен вспомнил о векселях.

– Идите, Альбер, я вас догоню…

Он вернулся к столу. Его взгляд привлек револьвер, который блестел в приоткрытом ящике. Он положил его в карман.

– Вы берете с собой револьвер, месье Куртуа? – удивился привратник.

– А?

Он резко обернулся, как будто его застали на месте преступления, когда он убивал Боргри.

– Да… Да, мы едем за город, и вот… Разве можно знать в наше время, не пригодится ли эта игрушка?

С трудом найдя в себе силы улыбнуться, он схватил бумаги, сунул их в карман и вышел.

Альбер с серьезным видом кивал головой. Успокоившись, Жюльен весело насвистывал.

– Вы в прекрасном настроении! – заметил привратник. – Это воскресенье так на вас действует?

– Может быть. Видите ли, я проведу уик-энд с прелестнейшей из женщин.

Привратник состроил гримасу, открывая дверь лифта, но промолчал. Всем было известно, что Куртуа – бабник. Догадываясь, о чем думает Альбер, Жюльен забавлялся. «Никогда, – думал он, – никогда ему и в голову не придет, что я говорю о собственной жене!»

Дверь лифта закрылась сама. Альбер нажал кнопку первого этажа, и кабина начала бесшумно опускаться.

– Терпеть не могу эти лифты, замурованные в стене, – пожаловался Жюльен. – Чувствуешь себя как в колодце. Мне больше нравилась старая система. Можно было видеть лестничные площадки, ступени… А здесь задыхаешься.

– Современная техника, месье Куртуа. Впрочем, путешествие не такое уж длинное.

Лифт остановился. Они вышли в холл.

– До свидания, месье Куртуа. Желаю приятно провести воскресенье!

– Вы сейчас закроете?

– Да, месье. Вы последним уходите. Запру до понедельника.

– Ну что ж, и вам приятного отдыха, Альбер.

– Спасибо, месье.

Он прикоснулся пальцами к каскетке. Жюльен, выйдя на порог, вдохнул свежий воздух. Жизнь прекрасна! Он не испытывал ни малейших угрызений совести.

Его машина, красный «фрегат», стояла у тротуара. Садясь в автомобиль, он увидел Альбера, машущего ему каскеткой: привратник не забыл еще новогодних подарков. Жюльен махнул в ответ рукой. Он слегка повернул ключ, и мотор заработал: машина заводилась с пол-оборота. Куртуа прогрел мотор.

Ах! Теперь он сделает Женевьеву счастливой! Он больше не заставит ее страдать. Никогда. Он слишком боялся потерять ее. Новая жизнь. Новая любовь, вот что он предложит ей, как только она очутится в его объятиях. Он нежно шепнет ей на ухо: «Видишь ли, сегодня я многое понял. Раз провидение помогло мне, значит, я достоин сделать тебя счастливой».

Носком ботинка он нащупал педаль. Мотор еще не прогрелся. Он представил себе, как разговаривает с инспектором полиции, наводящим справки среди арендаторов двенадцатого этажа: «Боргри? Боргри?.. Не помню… Ах да! Погодите. Это не тот низенький, круглый, лысый, не слишком симпатичный человек? Неприятная физиономия, между нами говоря. Я иногда встречал его на лестничной площадке. «Привет, как дела?» И все. Кто-то мне сказал, что он ростовщик. Не помню кто. Нет, я не поддерживал с ним никаких отношений. Впрочем, он, наверное, и не знал, как меня зовут… Бухгалтерия? Не смешите меня, инспектор. У таких людей нет бухгалтерии. Кстати, если хотите, можете просмотреть все мои книги, счета, прошу вас. Вы нигде не встретите упоминания о Боргри…»

Как бы желая успокоиться на этот счет, он достал из кармана компрометирующие документы и побледнел. Он перепутал: по невнимательности унес свою почту!

Черт побери! Векселя! Чек! Записки!

Не сжег ли он их? Нет. Он помнил, как превратил в пепел и развеял по ветру перчатки. Затем вошел Альбер. Он вспоминал, как вернулся с полпути, чтобы взять бумаги и… потом этот кретин Альбер задал ему идиотский вопрос насчет револьвера. Испугавшись, Жюльен обернулся и… Он выругался.

Векселя, чек и записи, должно быть, остались на виду, на его письменном столе.

Ну, не будем паниковать. Еще ничего не потеряно. Мотор тихо урчал, создавая ощущение уюта и лени. Ему совершенно не хотелось подниматься. Кстати… Его револьвер, да… Он вытащил его из кармана и положил в отделение для перчаток.

Он машинально включил скорость. Он уладит все в понедельник утром. Придет раньше Денизы и уничтожит компрометирующие бумаги. Но он не нажал на педаль. А уборщицы? Уборщицы не читают. А если вдруг именно на этот раз они станут читать? Не из-за таких ли ничтожных деталей, мелких небрежностей, как вот эти, срываются так называемые совершенные преступления?

Он спокойно выключил скорость, вышел из машины. Привратника в холле не было. Никогда его нет на месте. Придется обойтись без него. К счастью, лифт скоростной!

Он вошел в кабину, нажал кнопку, обозначенную цифрой 12. Лифт начал плавно подниматься.

В этот момент привратник Альбер подошел к щитовой во втором подвале. Он сдвинул каскетку на затылок, почесал голову и зевнул. Затем, зная, что в здании никого не осталось, рабочий день и неделя закончены, он одним движением опустил рукоятку, отключив электроэнергию.

Кабина лифта резко остановилась между десятым и одиннадцатым этажами.

Глава IV

Кабина остановилась так резко, что Жюльен очутился на полу. В полной темноте. Он стукнулся коленом о стальную стенку, и от боли у него перехватило дыхание.

Он выпрямился, морщась от боли, прислонился спиной к стенке кабины и помассировал ногу.

– Альбер! – крикнул он.

Никто не появлялся, и Жюльен на ощупь нажал на первую попавшуюся кнопку. Потом на вторую, третью… Ничего.

При свете зажигалки он нашел кнопку с надписью «привратник», нажал на нее. Прислушался, стараясь уловить далекий звонок. Ничего.

Внезапно разозлившись, он ударил ногой в стальную стенку. Колено снова обожгла боль. Он выругался, в бешенстве завопил:

– Альбер! Отзовитесь же, черт подери! Альбер!

Зажигалка погасла, и Жюльен почувствовал себя пленником в этой непроглядной темноте. Здание погрузилось в тишину, нарушаемую время от времени далекими шумами улицы.

Жизнь продолжалась. Совсем близко. Достаточно было выбраться из этой идиотской клетки. Стиснув зубы, сжав кулаки, Жюльен боролся с охватившей его паникой…

Вот уже добрых десять минут Женевьева шла быстрым шагом, почти бежала. Почувствовав, как закололо в боку, она вынуждена была замедлить шаг. Она так радовалась тому, что в своих будущих воспоминаниях уже окрестила как «возвращение» Жюльена. Она радовалась тому, как сейчас появится неожиданно для него… Но не разминутся ли они? От мысли, что сюрприз может не получиться, слезы выступили у нее на глазах. Она зашагала быстрее: «Если он меня любит, интуиция подскажет ему и он подождет. Если он уехал, моя жизнь кончена!»

Сердце на секунду замерло: «Не бросай меня, Жюльен!»

Ее сердце… Это сердце болело каждый раз, как она думала о Жюльене или делала физическое усилие. Она остановилась у витрины спортивного магазина и даже не заметила юную пару, одетую по последней моде Сен-Жермен-де-Пре, лениво разглядывавшую витрину. Парень смерил Женевьеву критическим взглядом: «Смешная бабенка… И одета безвкусно… Явно с приветом!»

Женевьева продолжила путь. Парень повернулся к своей спутнице:

– Ну, ты идешь, Тереза?

Отдавая дань моде, он старался выговорить ее имя на английский лад и манерно произнес «Сириза». Его волосы, нарочито разлохмаченные, закрывали затылок. Чересчур широкий свитер с высоким воротником скрывал худые плечи. Вместо пальто на нем был доверху застегнутый серый пиджак с падающими плечами и расходящимися полами. Он не вынимал рук из карманов черных брюк с клетчатыми отворотами, обтягивающих щиколотку и лодыжку.

– Иду, иду, Фред, – ответила девушка, продолжая разглядывать анораки.

У Терезы были прямые волосы до плеч. Толстый шерстяной свитер, надетый поверх юбки, не скрывал маленькие груди. Во всем ее облике было что-то хрупкое и вместе с тем вызывающее. Фреду это нравилось. Но особенно ему нравились ее модные туфли без каблука; вроде стоптанных башмаков, они создавали впечатление какой-то домашней простоты, будто к женщине, носящей эти туфли, мог подступиться каждый.

Наконец Тереза присоединилась к Фреду. Они зашагали рядом, не касаясь друг друга.

Перед витриной книжного магазина Фред презрительно пожал плечами.

– Представляешь, еще находятся идиоты, которые пишут книги.

– Почему идиоты? – робко спросила Тереза. – Это нехорошо?

Фред выпятил узкую грудь.

– Вопрос не в том. Для чего? Вот что следует спросить. Ну, напишешь ты одну книжонку, ну, две, пять, десять, сто… Но всех их тебе никогда не написать… Так что?

Опустив голову, Тереза усваивала урок. Быстрый взгляд Фреда остановился на женщине, которая только что стояла вместе с ними у витрины спортивного магазина. Она порылась в сумочке, достала флакон, а из него таблетку и проглотила ее. «Все ясно, – подумал он, – она наркоманка. Я так и предполагал…»

Молодые люди обогнали женщину.

Но Женевьева не была наркоманкой. Она принимала «пилюли для сердца», абсолютно, впрочем, безобидные, добытые у врача ценой настойчивых просьб.

Ну вот, теперь ей стало лучше.

Уже виднелось здание «Ума-Стандард». Женевьева продолжила путь. Еще несколько секунд, и она у цели. В конце концов, почему бы Жюльену не задержаться? Конечно, не для того, чтобы ее подождать. Просто потому, что он никуда не торопился, назначив ей свидание. К собственной жене можно и опоздать.

Тем временем Фред и Тереза зашли за угол. На тротуаре стояла группа из Армии спасения. Две женщины в смешных форменных шапочках, надвинутых на глаза, с воодушевлением пели какой-то гимн. Видно было, как двигаются их губы, но звуки почти не слышались. Третья женщина, склонившись, писала что-то на асфальте большим куском мела. Речь шла о боге. При каждом ее движении юбка задиралась и видны были подвязки для чулок. Фред хихикнул, подтолкнув Терезу локтем.

Она тоже все видела, но жест Фреда был ей неприятен. Она подавила раздражение, но недостаточно быстро, и Фред состроил презрительную гримасу:

– Ах да!.. Есть святые вещи… Еще бы. Я спрашиваю себя, удастся ли мне когда-нибудь выбить из тебя мещанство.

Он запнулся на слове, но не обратил на это внимания. Тереза тоже предпочитала переменить тему разговора. Она указала Фреду на рекламу у входа в кафе: женщина, осыпаемая золотым дождем, – мол, покупайте билеты Национальной лотереи!

– Что это за женщина? – спросила Тереза.

– Даная, – ответил Фред с выражением непреодолимой скуки на лице.

– Даная? Что это значит?

Мгновение Фред созерцал рекламу.

– Еще один фокус, чтобы дать себя одурачить.

Они прошли мимо кафе. Фред остановился перед красным «фрегатом». Дверца машины была приоткрыта, но мотор работал.

– Не мешало бы проучить этого типа! Завел машину и смылся! Дамы и господа, подходите и пользуйтесь!

Он старался придать своему голосу грубоватые интонации и добавил шутя:

– Поехали?

Тереза вздрогнула, но тут же взяла себя в руки, жалея, что выдала свой страх, особенно после их маленькой перепалки. Взгляд Фреда застыл. Девушка знала этот взгляд. Хуже, чем если б она сказала: «Слабо!» Задетый за живое, он непременно захочет доказать ей, что он-то ничего не боится.

– Ты думаешь, я на это не способен?

– Способен, – сказала она. – только… ты украдешь одну машину, украдешь две… Ты никогда не сможешь украсть все!

Он мрачно усмехнулся:

– Ты редко открываешь рот, но уж когда откроешь, так такое сморозишь… Садись.

– Может, хозяин отошел за сигаретами в кафе…

Фред посмотрел: в кафе было пусто.

– Садись! – повторил он.

И, не колеблясь больше, чтобы и себя поставить перед свершившимся фактом, он сел за руль. Тереза покорно обошла машину…

Женевьева в свою очередь свернула за угол. Какой-то пожилой мужчина поздоровался с ней. Она машинально ответила, не узнав его в ту минуту. Она как раз увидела красный «фрегат» в пятидесяти метрах от себя, и сердце у нее сразу перестало болеть. Жизнь прекрасна: Жюльен ждал ее! Ну конечно, человек, который поздоровался с ней, – это же Альбер, привратник. Надо поторопиться. Из выхлопной трубы автомобиля показалось серое облачко. Через заднее стекло Женевьева видела затылок мужа, готового тронуться с места.

– Жюльен…

Ей стало стыдно, что она кричит на всю улицу, и она пустилась бегом. Но вдруг кровь застыла у нее в жилах: молоденькая девушка в нелепом наряде – не та ли, что стояла у спортивного магазина? – обойдя вокруг машины, открывала дверцу и садилась с непринужденностью, свидетельствующей о давней привычке. Да, то была та самая девчушка, что стояла у магазина… Подол ее юбки оторвался и неряшливо висел…

У Жюльена есть любовница! Эта истина открылась ей во всей своей жестокой очевидности.

Это не могла быть Дениза; в данный момент Женевьева была так потрясена, что простила бы, если б Жюльен проводил домой секретаршу. Хотя та и была чересчур красива, чтобы семейный покой не находился под угрозой. Но эта неизвестная особа? В два раза моложе, чем Женевьева!

Страдание парализовало ее, но жажда мести толкнула вперед. Она выцарапает глаза этой грязной девке, она… Машина тронулась с места, когда Женевьева была в двадцати метрах от нее. «Фрегат» повернул за угол и исчез.

Женевьева испустила вопль. Какая-то прохожая на всякий случай вторила ей. Собрались люди. Кто-то спросил:

– Вам нехорошо, мадам?

Устремив в пространство безумный взгляд, она тяжело дышала, закусив губу.

– Нет… Нет… Все в порядке… Кольнуло в сердце, но сейчас уже прошло… Мне уже лучше, спасибо… Это пустяки.

Она стояла на месте и ждала, пока разойдутся невольные свидетели ее слабости. Зеваки нехотя уходили прочь, оглядываясь назад в тайной надежде, что она все-таки упадет замертво.

Женевьеву постепенно охватывал безумный гнев. Оставшись одна, она немедля ринулась ко входу в здание. Судорожно сжав пальцами железные прутья, она трясла решетку.

В этот момент десятью с половиной этажами выше Жюльен тоже бросался на железные двери своей тюрьмы. Им овладело слепое бешенство. Любой ценой надо было выбраться из этого герметического колодца, из этой жуткой западни. Кто угодно мог войти в его кабинет, увидеть следы его преступления. Кто угодно мог застать его в этих стенах, скрывающих труп! А Женевьева? Женевьева будет волноваться, подумает бог знает что! Он закричал:

– Альбер! Альбер! Откройте же, черт возьми!

Жюльен задержал дыхание, чтобы не пропустить ответный возглас. Тишина. Жуткая тишина. Кажется – он не был в этом уверен, – кажется, из глубины колодца до него доносились глухие удары… шум машин… далеко… далеко…

Откинув полу своей пелерины, к Женевьеве приближался полицейский:

– Что с вами, мадам? Здесь закрыто, разве вы не видите?

Он подавлял в себе желание отвести эту женщину в полицейский участок. Вечно эти прилично одетые дамочки устраивают скандалы. Тяжело дыша, красная от стыда, Женевьева опустила голову.

– Что-нибудь случилось? – спросил полицейский.

– Нет… Нет…

– Что же тогда вы здесь делаете?

– Мой муж! – крикнула она, не в силах дольше сдерживаться.

– Что ваш муж? Он там, внутри?

– Нет, он только что уехал…

– В таком случае вам совершенно незачем туда входить. Идите, мадам…

Женевьева повиновалась. Гнев был лишь уловкой, чтобы заглушить горе: Жюльен ее не любит. Теперь у нее есть доказательство.

Наконец-то такси…

– Улица де Варен, тридцать два!

Но и сидя в такси, она так и не смогла заплакать. Вдоль Сены по дороге Марли мчался красный «фрегат».