Текст книги "Дидро"
Автор книги: Нодар Думбадзе
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Думбадзе Нодар
Дидро
Нодар Владимирович ДУМБАДЗЕ
ДИДРО
Рассказ
Перевод З. Ахвледиани
Не в пример соседям, возвратившимся с русско-японской войны с чинами и медалями, Эдемика Вешапидзе умудрился привезти из Порт-Артура дурную болезнь... Потом нарек своего безмозглого отпрыска звучным именем – Дидро и со спокойной совестью отправился на тот свет, заставив четырех дюжих мужиков тащить себя на кладбище Концхоула...
Осиротевший Дидро, со своей стороны, с завидным усердием и убедительностью опроверг учение своего великого тезки французского просветителя Дени Дидро о врожденном таланте человека, навсегда застряв на рубеже между дважды два и трижды три.
– Э-эй, Дидройя – порт-артурский шпион!
– Ау! Дидройя – ойямовский выкормыш! – надрываются, задыхаясь от смеха, гутурские ребятишки на берегу Супсы.
– Вот я вас, мерзавцы! Стойте-ка там, сукины дети, погляжу, какие вы молодцы! – кричит Дидро, гоняясь с камнем в руке за рассыпавшимися в прибрежной рощице озорниками.
Не поймав никого, он с бранью и ворчанием убирается восвояси.
– Дидройя-ежик!
– Дидройя-ломовой!
– Дидройя-мылоед! – несется вслед за убегающим трусцою Дидро. Потом уставшие от преследования мальчишки с разбегу бултыхаются в прохладную воду водоворота Самгелиа.
Не было случая, чтобы Дидро бросил в детей камень. Замахнувшись на своих мучителей, он тут же опускает руку, внимательно разглядывает зажатый в кулаке камень, потом осторожно, словно жемчужину, прячет его в карман изодранных брюк.
Диковинными именами вроде Дидро в Гурии никого не удивить. Только в одном Гутури до войны жили четыре Отелло, восемь Гамлетов, семь Шекспиров, пять Дездемон и три Офелии. И никто никогда не гонялся за ними с криками и улюлюканьем.
Дидро был исключением. Дидро, кроме собственного имени, имел еще три прозвища: Ежик, Ломовой, Мылоед.
Ежиком прозвали его благодаря топорщившимся, словно колючки ежа, волосам и еще потому, что, заключив пари, он ухитрялся ступней сдирать с каштанов колючую кожуру.
Ломовым Дидро прозвали потому, что не было на селе человека сильнее его. Не раз видел я, как он с перекинутыми через оба плеча хурджинами и огромными, полными до краев корзинами в обеих руках шагал из села в районный центр. Лишь не знавший его или человек без сердца и совести позволили бы себе в такой момент поздороваться с Дидро. Не снимая поклажи, он останавливался и, словно навьюченный верблюд, с вытянутой шеей, взбухшими от напряжения жилами, вступал в беседу:
– Что-то не признал я тебя... Ты чей?
– Это я – Нодар, внук Кишварди!
– Кишварди? Повара гутурской столовой? Ай, какими котлетами он меня кормил бесплатно... Ты откуда?
– Из города.
– Ну, как там? Все спокойно?
– Спокойно.
– И на сколько дней ты приехал?
– На неделю.
– Ау, и за неделю ты думаешь стать человеком? Погляди на себя – кожа да кости!
– Дидройя, хватит болтать, опоздаем на автобус! – торопит его владелец вещей.
– Дай поговорить с человеком! А нет – брошу эти вонючие мешки на дорогу, и плевал я на твои три рубля – понял? – предупреждает его Дидро, а потом говорит мне:
– Познакомься. Это сын Ладико Каландадзе!
– Знаю его, Дидро!
– Ау, как обрадуется твоя тетка!.. А ты слышал, что твоего племянника Тамаза укусила змея?
– Как же, Дидро, ведь я был здесь!
– Да? А что его призвали в армию, знаешь об этом?
– Знаю.
– Смотри ты, все он знает! Что же ты сюда ехал?! Сидел бы в своем городе! – обижается Дидро.
– Ну, коли так, вернусь обратно.
– Ни шагу отсюда! Вот донесу ему эти паршивые мешки, до автобуса и мигом вернусь!
Дидро почти бегом срывается с места. Потом вдруг останавливается, оборачивается ко мне и жалобно просит:
– Не зови меня Ломовым, ладно? А я бесплатно донесу твой чемодан до села, ладно?
Улыбаясь, я киваю головой, хоть мне хочется не улыбаться, а плакать. Потом я отношу свой чемодан к краю дороги, сажусь на него и жду возвращения Дидро.
Что касается прозвища Мылоед, то им Дидро был наречен в моем присутствии года три тому назад. Я только приехал в село на каникулы. Был воскресный день. Гутурские бездельники, собравшись в парикмахерской, с наслаждением внимали словопрениям Дидро и парикмахера Эквтиме-брюхана. Когда я вошел в парикмахерскую, спор был в самом разгаре. На меня никто не обратил внимания.
– Хорошо, уважаемый Дидро, задай мне еще одну загадку. Не сумею отгадать – целый месяц буду брить тебя бесплатно! – упрашивал парикмахер напыжившегося Дидро. (Во всем селе Эквтиме-брюхан был единственным человеком, обращавшимся к Дидро с почтительным "уважаемый", Дидро, разумеется, не понимал издевательства.)
– Так и быть, уважаемый Эквтиме! Вот тебе моя задача: на границе Японии и Америки сидит на заборе петух – головой к Японии, хвостом к Америке. И вдруг снес петух яйцо на самой на линии границы. Кому принадлежало яйцо – Японии или Америке?!
В ожидании ответа Дидро сощурил глаза.
– Америке! – воскликнул Эквтиме.
– Почему? – спросил Дидро с иронией.
– Потому что хвост петуха обращен к Америке!
– Это ничего не значит! – окатил парикмахера холодной водой Дидро.
– Японии! – поспешил поправиться Эквтиме.
(Развязка этой опостылевшей загадки Дидро не нравится: петух не несется – это известно каждому. У Дидро подготовлен свой собственный новый, интересный финал.)
– Эй ты, чудак! – обратился он к парикмахеру. – Да разве Америка и Япония граничат друг с другом?!
Парикмахерскую сотряс дружный хохот.
– Твоя взяла, уважаемый Дидро, – ничего не поделаешь! – развел руками Эквтиме. – Но где ты выучил эту загадку?
– Где? В Порт-Артуре! – ответил Дидро так, словно вчера вернулся оттуда.
– Но когда же ты успел побывать в Порт-Артуре, уважаемый Дидро?
– А где, по-твоему, были я и мой отец в девятьсот четвертом?
– А мать? Где была твоя мать?
– Ну, что мне говорить с этим чудаком? – обратился Дидро к нам. Скажите, люди, ведь мой отец женился на моей матери после возвращения из Порт-Артура?
Все согласно закивали головой.
– Но ты-то? Где же ты сам был в то время? – не отставал парикмахер.
– Я? Я находился в своем отце!
– Вот так память! – воскликнул Эквтиме, потом встревоженно посмотрел на Дидро и сказал: – Уважаемый Дидро, никак температура у тебя! Покажи-ка язык!
Дидро вздрогнул. Сперва он окинул нас подозрительным взглядом, потом скромно высунул кончик языка и стал скошенными глазами разглядывать его.
– Ну, уважаемый Дидро, по кончику языка я ничего не узнаю. Высунь язык как следует, жалко тебе, что ли? – настаивал Эквтиме.
Дидро напрягся, выкатил глаза и почти на целую пядь выбросил свой огромный язык. И в тот же миг парикмахер мазнул его по языку мыльной щеткой.
– Эоу-у-у! – замычал Дидро, схватил грязную парикмахерскую салфетку, засунул ее в рот и выскочил в дверь.
С тех пор к прозвищам Дидро добавилось третье – Мылоед.
– Ау-у-у! Дидройя-мылоед, порт-артурский шпион!
– Эге-ге-гей! Дидройя-мылоед, ойямовский выкормыш!
– Дидройя-мылоед! – надрываются, задыхаясь от смеха, гутурские ребятишки на берегу Супсы...
Это произошло весной прошлого года, в мае. Я приехал в село, чтобы помочь тете в ремонте дома, – надо было менять черепичную кровлю.
Стояли горячие дни сбора чайного листа. Опасаясь за выполнение плана, районное руководство вывело на плантации всех поголовно – директоров и учителей, учеников и сторожей, парикмахеров и портных, сапожников и продавцов, доярок и птичниц... По просьбе бригадира Сергия в то утро вышел на работу и я.
Склон холма зеленел молодыми, свежими, сочными побегами чая. И в этом зеленом море, словно цветы на ковре, пестрели желтые, белые, красные, синие кофты, сорочки, блузки и майки гутурских девушек и парней.
Чай в основном, разумеется, собирали женщины и школьники. Некоторые из мужчин помогали весовщикам, другие разносили корзины с чаем, а больше толпились в тени, дымили сигаретами и самокрутками и обсуждали проблемы мировой политики.
Я вел учет собранного чая. Вдруг кто-то крикнул:
– Дидройя идет!
Дидро, с раскрытым в улыбке до ушей ртом, спускался сверху. Он щедро раздавал во все стороны приветствия и в то же время, размахивая зажатым в руке камнем, предупреждал детей:
– Смотрите, пацаны! Не смейте называть меня Мылоедом, иначе вниз головой спущу вас по склону!
– Здорово, Дидройя-ежик! – крикнул кто-то.
– Ну, что я вам сказал! – остановился Дидро.
– Сказал – не называть Мылоедом! – ответил другой.
– Ежик, Мылоед, какая разница?! – спросил строго Дидро.
– Ну так здравствуй, Ломовой! – поправился третий.
– Опять! – Дидро недовольно поморщился.
– Что же им делать, уважаемый Дидро! – вступился за детей Эквтиме-брюхан. – Как же тебя называть?
– Лучше уж порт-артурским шпионом!.. По крайней мере, всем известно, что я не шпион!..
Дидро подошел ко мне, хлопнул по плечу и сказал:
– Запиши меня в список, внук Кишварди!
– В который, Дидро? Сборщиков, весовщиков или грузчиков?
– А что, по-твоему, лучше?
– По-моему, лучше прилечь в тени под деревом, Дидро!
– Болван! Лежать в тени я мог и у себя дома! Запиши в грузчики!
Я записал.
– Как ты там написал? – усомнился Дидро.
– Дидро Эдемикович Вешапидзе, – прочитал я.
– Покажи.
– Пожалуйста!
Дидро долго всматривался в тетрадь, потом подозвал парикмахера и спросил:
– Правду он говорит?
– Точно, уважаемый Дидро!
– Там не написано ни Ежик, ни Ломовой, ни Мылоед?
– Ничего подобного, уважаемый Дидро!
– А ну, подсоби-ка мне! – крикнул обрадованный Дидро и бросился к огромной корзине.
– Эта корзина слишком тяжела, лист пока влажный, уважаемый Дидро! предупредил парикмахер.
Дидро снисходительно улыбнулся, подхватил стоявшего тут же мальчугана, поставил его на корзину и приказал:
– Ну-ка, нажми как следует!
Мальчик принялся ногами утаптывать лист. Чай в корзине опустился почти до половины.
– Теперь добавьте! – сказал Дидро.
Добавили.
– Еще!
Добавили еще. Корзина наполнилась до краев. Мальчуган продолжал трудиться добросовестно.
– Хватит тебе, сукин сын! – прикрикнул на него парикмахер. – Не видишь, сок уже капает!
Мальчика согнали.
Дидро обхватил корзину, приподнял.
– Мало! И это – плод труда всего села? Положите сверху еще мешок.
– И второй!
– Ну, теперь все! Не потянет! – заявил Эквтиме.
– Держу пари! – предложил Дидро.
– Идет! Сто раз брею тебя бесплатно! – выпалил парикмахер.
– Нет, уважаемый, ты и так задолжал мне на два года вперед! Ты, внучок Кишварди! Давай поспорим на брюки! – Дидро выразительно посмотрел на мои техасские джинсы.
– Зачем спорить, Дидро, я просто отдам их тебе.
– Я не нищий! – обиделся Дидро.
– Ну, что ты! Разве я... Вот пойду домой, сменю брюки и сам их тебе принесу.
Дидро еще раз потряс корзину и чуть поколебался, но отступать не стал.
– Поднимите! – сказал он решительно и опустился на колени, спиной к корзине.
Кто-то принес веревку. Те два мешка привязали сверху к корзине, и четыре человека с трудом взвалили ее Дидро на спину.
– Держись, Дидройя-ломовой!
– Не подведи, Ежик!
– Давай жми, Мылоед!
Дидро выпрямился и тут же покачнулся, но быстро ухватился за тунговое дерево, растопырил ноги.
– Ау, Дидройя, убери руку, иначе проиграешь пари! – крикнул кто-то.
Дидро поспешно убрал руку и еще раз пошатнулся.
– Дидро, брось ради бога корзину и бери хоть сейчас мои брюки! попросил я.
Но удержать Дидро было уже невозможно.
Первый десяток метров он, словно пьяный, прошел зигзагами, вихляя из стороны в сторону. Затем постепенно выпрямил шаг и наконец пошел медленно, но твердо и уверенно.
Ремни корзины глубоко врезались в плечи Дидро, жилы на лбу и шее взбухли, глаза налились кровью.
– Останови его! – попросил я Эквтиме-брюхана.
– Скорее Супсу остановишь, чем его! – ответил он.
До приемного пункта было метров триста. Затаив дыхание, люди молча взирали на еле видневшуюся под огромной ношей человеческую фигуру. Потом толпа ожила, ахнула и хлынула следом. Впереди бежали дети.
– Давай, Дидройя!
– Еще немного, и брюки Нодара – твои!
– Жми, жми, Дидройя!
– Обойди сейчас его спереди и поздоровайся с ним! Вот будет потеха! пошутил кто-то.
– Давай, Дидро, осталось десять шагов!
– Восемь! Шесть!..
– Крепись, Дидройя! Один шаг!
Не снимая корзины, Дидро опустился на землю. С минуту он сидел не двигаясь, с онемевшими руками и ногами. Потом, когда с лица сошла синева и побледневшие как мел губы вновь обрели свой естественный цвет, Дидро широко улыбнулся и навзничь опрокинулся на траву.
Четыре человека кое-как подняли корзину на весы. На чашку поставили гирю, другую, подвесили третью, четвертую. Язычок весов не трогался с места. Тогда принесли трехкилограммовый камень, привязали к чашке. У весовщика Бенедикта от удивления глаза полезли на лоб.
– Вы что, сукины дети, решили угробить человека? – рявкнул он.
– Сколько? – спросил кто-то.
– Сто сорок одно кило!
– Ау-у-у! – вырвалось у толпы.
Все обернулись к лежавшему в траве Дидро, но его там уже не было.
– Дидройя, где ты?
И вдруг увидели: с поникшей головой, болтающимися, словно плети, руками Дидро спускался по тропинке, вниз, к берегу Супсы. И впервые за всю жизнь вдогонку не раздалось ни Дидройя-ежик, порт-артурский шпион, ни Дидройя-ломовой, ойямовский выкормыш, ни Дидройя-мылоед!..
"141 кг" – записал я красным карандашом против фамилии Дидро Эдемиковича Вешапидзе и закрыл тетрадь.
Вечером я завернул-в газету свои техасские джинсы и направился к Дидро.
Двухкомнатный, крытый дранкой домик Дидро стоит у самого берега Супсы. Все свое детство я провел здесь, в этих местах, и ни разу мне не приходило в голову заглянуть в этот дом. Не знаю, было ли это проявлением естественного чувства страха или стеснения, которое люди во всем мире питают к жилищу одинокого человека...
Помню, в весеннюю пору я часто часами стоял на берегу, с трепетом ожидая, что взбушевавшаяся Супса вот-вот унесет убогое жилище Дидро. Но шли годы, а домишко стоял как ни в чем не бывало. Я как-то поделился своими опасениями с дедушкой, и тот ответил:
– Что ты! Ты – дите! Вот я, старик, с самого моего детства во время каждого паводка прощаюсь с этим домом, а он хоть бы что! Знал Эдемика-бестия, где ставить дом! Фундамент под ним – сплошная скала, да такая, что ей нипочем даже две Супсы вместе взятые! Так-то, сынок!..
Нынешней весной Супса разбушевалась как никогда... И теперь, вступив во двор Дидро, я сперва испытал тот знакомый с детства страх, а потом радость от того, что крепко и уверенно стоял на своем месте и единственным в этой ночи горящим окном взирал на сумасбродную Супсу.
Известно: слабоумные люди питают сильную любовь к животным, особенно к собакам. Поэтому я ничуть не удивился, когда целая свора собак бросилась ко мне, виляя хвостами и повизгивая. Лишь одна из них угрожающе ощерилась и залаяла, и я сразу понял, что это – собака Дидро, потому что в чужом дворе собака никогда не лает на посторонних. Я остановился и, не зная клички собаки, на всякий случай позвал ее:
– Дидро, Дидро!
Собака тотчас же успокоилась, подбежала ко мне и стала ласково тереться о мои ноги, словно приглашая в дом, потом побежала вперед, оглянулась на меня и поднялась на балкон. Я последовал за собакой.
Дверь в комнату была отворена. На старинном круглом столе посреди комнаты чадила коптилка. В углу комнаты на низеньком столике виднелась икона богоматери, а перед ней – высохшая ветка вербы. На левой стене висели два выцветших портрета – молодой женщины и усатого мужчины в черной чохе. ("Родители", – мелькнуло у меня в голове.) Под портретами стояла тахта, а на тахте лежал Дидро. На маленьком треножном стульчике у изголовья стоял влажный кувшин, и еще один плетеный стул с круглой спинкой стоял рядом. Вот и все, что я увидел в комнате. Впрочем, нет, под потолком висела электрическая лампочка, но она не горела.
– Можно к тебе, Дидро? – спросил я тихо.
Дидро улыбнулся и, приглашая сесть, глазами показал на плетеный стул.
– Отдыхаешь, Дидро? – спросил я.
Он отрицательно покачал головой.
– Нездоровится?
Дидро кивнул.
Мне стало не по себе. Подойдя к тахте, я взял кувшин, приподнял голову Дидро и дал ему напиться.
– Что у тебя болит, Дидро?
– Оборвалось, – прошептал он и облизнул губы.
– Что оборвалось, Дидро? – спросил я тоже шепотом.
– Не знаю... Вот здесь... И здесь... – Дидро приложил руку к сердцу, потом к правому виску.
Только сейчас я заметил, что лицо у Дидро было серым, а глаза испуганными.
– Так я сбегаю за врачом!
– Нет! Не оставляй меня! – Дидро схватил мою руку и сильно сжал ее. Он не сводил с меня глаз.
– Сколько получилось? – спросил он.
– Что, Дидро? – не понял я, но потом сообразил – он спрашивал про чай. – Сто сорок один килограмм, Дидро!
– Это много?
– Очень много!
– А все же?
– Восемь пудов и тринадцать килограммов.
– А это много?
– Семнадцать батманов и пять килограммов.
– Да, немало...
– Ну, я побежал к врачу!
– Нет, нет! Не уходи! – Дидро опять схватил меня за руку.
– Да, Дидро, я ведь брюки принес, – сказал я смущенно.
– Какие брюки?
– Какие? Ведь ты выиграл пари!
– Ты что, парень, шуток не понимаешь?!
– У меня их две пары, Дидро...
Дидро посмотрел на завернутые в газету брюки, которые я положил на стол, задумался, потом повернулся ко мне и тихо сказал:
– Поклянись отцом, поклянись матерью, поклянись всеми, что не оставишь меня!
– Клянусь отцом, матерью, всеми, что не оставлю тебя! – Голос у меня задрожал.
– Подойди теперь к шкафу и выдвинь нижний ящик.
Я подошел к шкафу, нагнулся и выдвинул маленький нижний ящик. Он был полон бумажными деньгами – рублевыми и трехрублевыми.
– Есть там что-нибудь? – спросил Дидро.
– Есть. Деньги.
– Сколько?
– Много.
– А все же?
– Рублей сто – сто двадцать.
– Хватит на брюки?
– Ты с ума сошел, Дидро?!
– Иди сюда, садись рядом со мной!
Я подошел. Дидро взял мою руку и заговорил:
– Эти деньги твои, Нодар! Сейчас я умру... Хоронить меня в моих брюках грешно... Сними их с меня и надень твои брюки... Только не сейчас. Сейчас мне станет больно... Потом, после моей смерти...
Дидро закрыл глаза и надолго умолк. Если б не его горячая рука, сжимавшая мою кисть, я принял бы его за спящего. Вдруг Дидро встрепенулся и привстал.
– Нодар, парень, рассвело! Стало светло, Нодар! Слышишь, парень, светло кругом! Все стало на свои места, все улеглось – дом, роща, Супса, собака, корова, кувшин, икона, мать и отец мой! – Он глянул на окно. – А вот и бог! Показался бог, Нодар! Слава тебе, господи! Как ты сумел осветить все? Покажись Нодару, великий боже! Дважды два – четыре, а трижды три – девять! – Дидро правой рукой дотронулся до своего виска. – Вот где стало светло!.. Я вижу теперь все! Я умираю внутри, во тьме, и выхожу на свет! Все мои боли остались там, внутри! Выйди на свет, моя душа, выйди!.. А что ты делаешь, боже?! – крикнул вдруг Дидро. – Убиваешь меня, боже?! Теперь, когда стало светло, когда ты всему отвел свои места, теперь ты хочешь отнять у меня душу?! Стой, боже! Не делай этого, господи!.. Нодар! Не разрешай ему! Попроси его, пусть не убивает меня! Пусть он покажется, поговорит с тобой! Умереть теперь, когда я перестал быть Ежиком, Ломовым и Мылоедом?! Скажи ему, попроси его, Нодар, пусть подарит мне хоть один день жизни! Попроси!.. – Дидро постепенно понижал голос и последние слова произнес шепотом. Он опрокинулся навзничь, и теперь лишь по движению его побледневших губ можно было догадаться, что он продолжает уговаривать меня попросить бога о продлении его жизни.
Я хотел вскочить, бежать, звать на помощь, но Дидро по-прежнему крепко держал меня за руку. И тогда я закричал:
– Помогите, люди! Дидро умирает! Эй, люди, зовите врача! Э-е-е-ей! Выходите, люди, помогите Дидро!..
Ревела Супса, в припадке дикой злости угрожавшая разрушением всему вокруг. И никто не услышал моего крика. Тогда я упал на колени и обратился к иконе богоматери:
– Не убивай, боже, нашего Дидро! Разве можно убивать его теперь, когда все у него пошло на лад, когда все для него стало светло и ясно?!
Я почувствовал, как постепенно слабеет рука Дидро. Потом пальцы его разжались, и кисть руки медленно сползла к стоявшему на треногом стульчике кувшину.
Дидро больше не дышал.
– Эх, боже, где твоя справедливость?
Я встал и вышел во двор. Давешние собаки исчезли. Лишь верный пес Дидро лежал у ворот, уткнувшись мордой в передние лапы, умными глазами глядел на меня.
Серые облака покрывали небо. И сквозь них, словно скрывающийся от преследователей преступник, украдкой пробиралась луна.
С воем и ревом бросалась на берег сумасшедшая Супса. И я, как в детстве, испугался, что вот-вот она снесет домик Дидро. Ну и черт с ним!
– Боже, пусть волна разрушит и смоет этот несчастный дом, пусть! крикнул я. Но слишком громко шумела Супса, и всевышний не услышал моего голоса. Дом по-прежнему стоял себе, не ставя ни во что буйство бесновавшейся реки.
Я покинул двор. Собака поплелась за мной.
– Чего тебе, пес?
Словно устыдившись, собака опустила голову и поджала хвост.
– Ты откуда, парень? – услышал я вдруг окрик.
Это был Теймураз Чанишвили, наш аптекарь.
– Был у Дидро...
– Ну, и как он, Дидройя-ломовой?
– Умер Дидро, уважаемый Теймураз!..
– Да ты что? Не может быть! – вскрикнул Теймураз и потом добавил: – А впрочем, так оно и лучше... Ну что за жизнь была у несчастного? Одно мученье... Слава тебе, господи!.. – Аптекарь перекрестился и быстрыми шагами направился к дому Дидро. Собака поплелась за ним.
...Я взглянул на небо. Луны не было. Луна успела скрыться...
