Текст книги "Черный портер"

Автор книги: Нина Ян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

А директор Городского архива Мюнхена, шутя, заметил, что мюнхенским таксистам, которые каждый год клубятся около Терезиенвиезе – места проведения праздника, и собирают с этого поля – точнее, луга – хороший урожай, невдомек, что идея его проведения принадлежит их предшественнику, кучеру по профессии. Он в то время в качестве унтер офицера кавалерийского дивизиона Национальной гвардии третьего класса исполнял свой воинский долг в молодом Королевстве Бавария.

Кучера, а теперь младшего офицера звали Герман Баумгартнер по прозвищу «zum Spanner». И это именно он придумал в дополнение к прочим увеселением в честь свадьбы 12-го октября устроить конские бега.

Его командир майор Андреас фон Далль-Арми, мюнхенский коммерсант, нашел эту идею превосходной и реализовал в кратчайший срок. Он доложил о ней королю, получил согласие и уже через тринадцать дней на Зендлингской горе состоялись первые бега.

И вот семнадцатого октября после мессы в капелле национальная гвардия торжественным маршем проследовала из города к месту проведения бегов, на котором уже собрались сорок тысяч зрителей. Королю и его жены Каролин вместе с молодой четой выстроили собственный павильон. Для этого из Аугсбурга из цейхгауза специально доставили знаменитый Турецкий шатер.

И празднества начались! Сначала шестнадцать пар детей в национальных костюмах чествовали Королевское семейство венками и фруктами. А затем состоялись бега.

И что бы вы думали? Первое место в этих соревнованиях среди тридцати участников завоевал… кучер Герман Баумгартнер!!! А его командиру Далль-Ами мы обязаны тем, что этот патриотический праздник был не забыт и не стал чем-то, состоявшимся только один раз. Он предложил проводить его регулярно и назвать в честь кронпринцессы место его проведения «Терезиенвиезе», а принц это официально разрешил.

С1815 года легко произносимое и хорошо запоминающееся название «Терезиенвиезе», что означает – «Луг Терезе» окончательно вошло в обиход.

Праздник сначала не воспринимался именно мюнхенским. Это произошло значительно позже, когда уже его организация полностью перешла к самому городу. Со временем он из общенационально баварского сделался мюнхенским. И вот тогда город решил почтить двух своих граждан, которым он обязан идеей и воплощением первого «Октоберфест», как называют всюду его теперь.

Восьмого октября 1824 года Андреас Далль-Ами как гражданин, имеющий особые заслуги перед городской общиной, получил специально учрежденную для этого золотую медаль за «Основание, проведение и совершенствование Октябрьских празднеств». А в 1896 году в честь кучера и наемного городского извозчика, которого к тому времени уже не было в живых, по инициативе городского государственного архивариуса Эрнеста фон Дестоушеса в нижнем Зендлинге, одну из улиц назвали – Баумгартнерштрассе.

Праздник, конечно, со временем менялся. К скачкам – главной приманке для зрителей, присоединилась сельская ярмарка. Там продавали скот и, конечно, овощи и фрукты. Устраивались соревнования по стрельбе. Даже детские праздники и увеселения для школьников. Все это очень хорошо пополняло государственную кассу.

Но наступил 1819 год – решительного перелома в истории Октябрьских праздников. За год до этого Мюнхен и его магистрат получили особые конституционные права на самоуправление в королевстве Бавария благодаря специальному, посвященному этому эдикту. И с 25-го сентября 1819 года город стал единственным ответственным за его развлекательную часть. Теперь только он занимался его финансированием и организацией. Так обстоит дело и по сей день. Хотя так называемая «полезная» часть праздника по крайней мере до 1913 года находилась в ведении сельскохозяйственного союза Баварии.

Город постепенно выкупал земельные участки и одновременно препятствовал застройке поля для празднеств. Нужно было немало места. Ведь, к примеру, в 1830 году Мюнхен устроил дважды скачки, соревнования по стрельбе в птиц, оленей и неподвижные мишени, ринг для фехтования, и фейерверк. Не говоря уж о торжественной встрече для самого Короля!

Как же относились монархи к этому празднеству? Король Максимилиан Иозеф первый регулярно присутствовал на скачках. За исключением 1814 года, когда он отбыл на Венский конгресс. Он очень ценил роль праздника…

Чингиз читал! Тоже мне, происшествие – что тут удивительного? Если бы он взял, да и на воздух взлетел, заржал как жеребец или… Ну к примеру… Что бы такое еще придумать?

Но лучше, пожалуй, объяснить, что этот человек без крайней надобности не читал никогда и ничего! Вот разве, вывески…

Он знал, что ему требовалось. Слушал новости. Смотрел телевизор. Но читать? Да еще не для дела, а просто так? А тут он заказал материалы про Октоберфест, просмотрел их на русском и… остался недоволен. Не было ничего! Ни про королевство, ни про Баумгартнера…

Тогда он посоветовался с людьми. Послал своего парнишку-переводчика раздобыть книжки посерьезней, велел поискать а затем перевести. И вот теперь… Он и сам удивился, как это все стало ему до странности интересно.

Дед – прямой предок человека, который придумал Самый Большой Народный Праздник в Мире. Он, этот дед – его знакомец, дочь этого деда у него, Чингиза, по хозяйству, и… впрочем, не важно. Но в честь деда, то есть предка, хоть и это не важно, лучше думать – в честь деда – в этом городе, таком красивом, ухоженном, нарядном, со сверкающим и витринами и сказочной иллюминацией к рождеству, есть УЛИЦА!!! Так прямо и называется. Он был. Посмотрел. Никакой туфты!

А дед – кремень, к слову сказать, так и не согласился праздновать у Мамедова. Только дома. Зато его самого пригласил. Больше, сказал, чужих не будет. Семья выслушала это решение молча. Никто и не посмел возразить!

Мамедов собрал все, что можно. Он был мужик настырный, когда хотел. И скоро у него начали скапливаться материалы. Теперь его интересовало все.

Он заметил, что этот преимущественно сельскохозяйственный праздник, где главенствовали скотоводы, землевладельцы, охотники и им подобные, объединенные в собственные союзы, постепенно превратился в народные гулянья с аттракционами и морем особенного мартовского пива.

Скачки, вокруг которых все, собственно, началось, со временем отменили. Ярмарки с продажей скота, фруктов и овощей – тоже.

Соревнования по стрельбе продолжаются, но о них мало кто знает. Они происходят в закрытом помещении, где можно присутствовать только посвященным.

Многое увяло и полиняло, только не питье пива. И не просто так, а с особыми ритуалами – кулинарными и нет. С кренделями, огромными как свернувшиеся золотистые змеи. С пряниками величиной с тележное колесо!

Для него делают медовые твердые разноцветные пряники десятков сортов в форме сердец на ленточках, которые надевают на шею как украшение, жарят кур, бесчисленные сосиски и сосисочки, да что – сосиски, на вертеле запекают целых поросят и даже быков!

Разнообразная баварская снедь, – все это в особых павильонах и просто на улице расцвело пышным цветом и теперь принадлежало празднику так же, как великолепный парад его пивоваров во главе с бургомистром. Как чудесные народные костюмы для женщин и мужчин, в которые, кажется, целый город одевается в эти дни без различия пола, возраста, национальности и цвета кожи и которые носят в Мюнхене трудно произносимое название – «Дирндл».

Чингиз, крутой, одинокий человек ощутил незнакомое ему прежде чувство сопричастности. Он захотел составить собственное мнение. И решил на этот раз остаться в городе в сентябре. Для начала он заказал места в самой большой палатке для себя самого и семьи Ленц.

Они пришли. Готовились и собирались всерьез. Чингиз с веселым одобрением рассматривал красочные яркие костюмы Марты с Линой, женственные, нарядные, которые им очень шли! Эрик в кожаных штанах и шляпе с пером был тоже таким празднично необычным, что Чингиз впервые подумал, уж не надеть ли однажды ему тоже… Но нет, до этого было еще далеко!

В палатке – огромном помещении, украшенном гирляндами, заполненном людьми в похожих, но самых разных народных костюмах, где в центре из выгородки для оркестра гремела духовая музыка, было шумно и празднично. Они пришли в пять часов, посидели до семи, поглядели, как то и дело дружно поют за столами, как танцует, вскочив на скамейки, и в проходах, взявшись за руки, стар и млад, как иногда вместе запевает зал.

Чингиз спросил.

– Вижу, все пьют пиво. Пока… мирно. Неужто и пьяных нет? Марта ответила.

– Мы тут впервые. Дорого… Вы, Чингиз Эминыч, пригласили. Раньше я… детей-то сюда водила. Мы водили! Вы ж видели, тут аттракционы как у нас. Правда, у нас попроще, а все-таки похоже. Но, конечно, люди – знакомые – рассказывали. Вечером, чем позже, тем хуже. Станет неприятно. А сейчас… Мне нравится!

Чингизу тоже понравилось! И палатка, и обиход, и все это умение устроить праздник.

– Правильный я выбрал себе город! – сказал бывший бакинский миллионер. – Девушки, хотите тут что-нибудь еще или посмотрим другие палатки? Как, Генрих вам не сказал? У нас же есть еще пять. Там всюду заказано на четырех!

Выдержав с удовольствием паузу и полюбовавшись их благодарным изумлением, он увлек всех наружу, чтоб увидеть и другие самые знаменитые палатки, названия которых прочитал и запомнил намертво, как все, что впрямь его интересовало.

Тут была отдельная история, с этими палатками. Город, его магистрат и полиция с 1824 года специально решали, кому позволяется на Лугу продавать пиво в палатках. Таких было сначала ровно восемнадцать. Это число со временем увеличивалось. А к концу века вместо небольших прежних появились уже настоящие пивные залы.

Чтобы их строить и содержать требовались большие капиталы. Вместо мелких коммерсантов на сцену вышли большие мюнхенские пивоварни.

В «Гигантском зале» Георга Ланга с 1892 года мюнхенцы стали подавать специальное «визн» пиво. Речь идет об особом светлом мартовском пиве, крепче и дороже обычного, которое с 1871 варил Габриел Седлмаер (Franziskaner-Leistbrau) и разливал мюнхенский хозяин Михаэль Шоттенхаммель. Это его начали продавать затем во всех мюнхенских пивоварнях в качестве Октофестовского особого пива.

В юбилейный 1910 год были выстроены уже целых десять пивных залов, спроектированных знаменитыми архитекторами, такими как Габриель и Эммануель фон Зайдль и Герман Дюльфер, и выполненных строительными фирмами. В1871 году был основан союз Мюнхенских пивоваров, который поддерживает и охраняет марки мюнхенского пива вообще. А с 1952 года именно он защищает торговую марку напитков, именующихся «Визн» пивом, Мюнхенским Октоберфестпивом и «Визн-мартовским» пивом. Марки запатентованы. А на Октоберфест допускаются только и единственно свои мюнхенские же пивоварни! А контракты город заключает как прежде только на один год!!!

– Дядя Чингиз, – спросил еще подросток Эрик, – мы купим этого дракона? Он подбежал к продавцу расписных надувных монстров, шариков, змеек и сердец и стал подпрыгивать, стараясь дотянуться до игрушки.

– Ой! А тут пряники. Я…

– Эрик, это что такое? Сейчас же перестань, – сердито оборвала его Марта. Ты у мамы можешь… Нет, вообще, что за мода такая – клянчить! Ничего не… Марта, он у меня сегодня в гостях. Я с ним сам поговорю. Дома накажешь! Договорились?

– Ясно, купим! Пошли, ты выбери и скажи. Покажешь – это твоя работа. Я заплачу…

– А это будет твоя? – спросил мальчик под смех смущенных взрослых.

– Верно! Но ты еще будешь разговаривать. Я ведь могу только по-русски! А продавец не поймет.

– Дядя Чингиз, да ты все можешь. Я знаю, если тебе понравится, ты сам выберешь. И все поймут. Правда? Велосипед, машину, танк…

– А танк нам зачем? Нет, танк не будем. Давай-ка что-нибудь другое, – засмеялся на этот раз и Чингиз.

– Давай! Вот такую палатку! Чтобы все к нам приходили!

– И пили пиво? Смотри, тут много всего нужно. Они и пьют и едят. Где мы все это возьмем?

– А мы сами… Пиво? У меня в классе один парень. Его отец пивовар, мы все ходили смотреть. Там такие штуки – высокие из металла. А в них пиво.

– Сами? Ну, хорошо, давай, учись, и.. А что? Почему бы не купить? – Чингиз пожал плечами и взъерошил густую шевелюру мальчугана.

Палатка «Баварский гусь»

Маленький павильончик, увенчанный гусиной головой с ярко красным клювом, обещал посетителям жареных цыплят, свежие кренделя, усыпанные крупной солью, скромный выбор салатов и десерта и пиво, пиво, пиво разных сортов, но зато уже в изобилии!

Хозяйка в сопровождении двоих помощников – мускулистого мюнхенца Гюнтера и веселой чернокожей Адели из Камеруна сама работала за стойкой. Это была яркоглазая улыбчивая решительная блондинка, разворотливая, легкая на ногу и острая на язык. Она носилась с тяжеленными кружками по шесть в руке, обслуживая гостей внутри и снаружи, отвечала на шутки посетителей и ловко уворачивалась от слишком настойчивых из них, одновременно стараясь не обидеть, но и не обнадежить, что совсем не просто среди подвыпившей разгоряченной публики, особенно если повторяется едва ли не каждый день!

«Гусь» украшали сине белые в ромбик баварские флаги, бочонки с медными кранами и керамические высокие пивные кружки, а также плакаты с портретами хорошенькой хозяйки, обещавшей…

Ну вот, например. «Каждому нашему гостю, заказавшему сотую порцию цыплят, «Баварский гусь» дарит НАСТОЯЩЕГО ГУСЯ!» Или: «Спешите видеть! Самая красивая хозяйка палатки «Октоберфест»! Мы участвуем в парадном выезде со своей командой. Вас ожидает сюрприз!» «Дрессированный гусь!» «Умный осел выбирает Мюнхен вместо Бремена!»

Конкуренты ворчали и посмеивались, когда на парадном выезде, на открытие, грандиозном и богатом, среди повозок с кучером, запряженных великолепными лошадьми с любовно расчесанными хвостами и изукрашенными гривами в косичках, с нарядными седоками в сопровождении музыкантов однажды появился… смешной маленький ослик с густой челкой, семенящий перед повозкой в четыре колеса.

Ослика вел в поводу веселый парень, в повозке сидела красивая блондинка. И не одна. Рядом невозмутимо разместился большой белый с черным пес. На коленях девушки мурлыкал кот. А за спиной в высокой решетчатой клетке наподобие клеток для попугаев – огромная серая гусыня, время от времени хлопала крыльями и степенно, но громко выговаривала что-то свое, гусиное в ответ на звонкое кукареканье.

Что? Какое такое кукареканье? Ну, дело в том, что в довершение всего этого непотребства на плече парня сидел петух с роскошным хвостом, крепко уцепившийся за кожаные лямки его штанов не хуже беркута. Этот – то вот петух, не глядя на неурочное для его племени время, орал «кукареку» с периодичностью неутомимой кукушки.

Сразу три издания – вечерняя и дневная мюнхенские и даже солидная «южно-немецкая газета» заметили необычную компанию и поспешили поделиться новостью с читателями.

На повозке, расписной и заметной, крупными буквами стояло: «Баварский гусь». Блондинка с кренделем и кружкой в руках смотрелась великолепно. Народ прочитал и повалил валом. Конкуренты перестали смеяться и призадумались.

А в палаточке появился аккордеонист. Он был, краснощекий, с длиннющими седыми густыми усами, словно берущими реванш у несколько уже поредевшей шевелюры.

Якоб носил замшевые штаны до колен на лямках и толстые вязаные носки. Его кожаные ботинки из выворотки украшали эдельвейсы. Эдельвейсы красовались и на пуговицах из рога, и на рубашке в мелкую розовую клетку, и на небольшой зеленой шляпе с перышком, лихо задранным вверх.

Аккордеонист играл и пел. Посетители радовались и подпевали. Пиво лились рекой. И скоро палаточка для такого количества желающих оказалась тесновата…

Как быть? Взять кредит? Расширяться или подождать? Хозяйка Яна, работавшая как вол в эти сентябрьские дни, кормившие целый год, ломала голову. Нет, долгов она не хотела и боялась. Вмести с тем, можно и упустить удачу…

Такие мысли роились у нее в голове, пока губы весело улыбались, сильные пальцы отсчитывали деньги, а синие глаза бросали цепкие взгляды по сторонам, ничего не упуская. Когда на пороге появились новые посетители и остановились в нерешительности, она мигнула Адели и та подлетела к ним, сияя своей неотразимой улыбкой на шоколадном лице с глазами лани.

Солидный мужчина лет пятидесяти с хвостом, дорого и модно одетый южанин с замкнутым лицом и зоркими колючими глазами на загорелом лице не спеша оглядывал зал. На его левой руке блеснуло кольцо. Яна невольно заметила. И в голове мелькнуло, что этот не похож… словом, вряд ли будет надевать побрякушки – сразу видно. Так, это что – бриллиант? Ну, тогда она, пожалуй, еще такого не видала. Очень уж большой, странной формы.

Все тряпки фирменные. Верно, богатый турок. А возможно и араб. В этом она мало разбиралась.

Было еще довольно рано и много свободных мест. «Солидного» сопровождали еще двое – молодые парни, ничем не отличающиеся от прочей мюнхенской публики. Они уселись вместе, и парни заговорили между собой. Южанин же продолжал пристально, почти неотрывно смотреть на Яну.

Все же, наверно, турок. В Мюнхене очень много народу из Турции. И такой разный народ! Здесь живущие и работающие, но родившиеся еще там, здесь в Германии уже и родившиеся, их родственники и гости… Многие говорили на немецком лучше нее самой. Другие не знали ни одного слова.

Яна старалась никому не задавать обычный при знакомстве вопрос: «Откуда вы?» Сама этот вопрос терпеть не могла и к другим с этим не приставала. Ее вечно донимали расспросами про Польшу, часто просто не зная, как начать разговор и что сказать. А надоедает до чертиков! Вот она и не спрашивала. Хоть иногда интересно, что скрывать…

Как этот тип на нее уставился! Вроде ничем уж не удивишь, но… это, пожалуй, чересчур! Не стесняется совершенно. Пялится так упорно, что как-то даже не по себе… Не позвонить ли ей… да нет, чепуха! Она не из пугливых, хоть и всегда побаивалась южан. Их темперамент, обидчивость, а иногда дремучая уверенность самца, что можно…

Как же? Она ему пиво подает? Платье открытое? Хохочет с мужиками?

Честные женщины дома сидят и без мужчин и старших никуда не ходят. Значит с другими можно, так почему ему нет?

Зал тем временем начал заполняться. Вошла целая группа итальянцев и расселась посередине. Большая семья с чадами и домочадцами поискала, где удобнее, и с помощью Адели стала усаживать детей-школьников и двух пожилых полных матрон. Шумная ватага молодых парней, которых здесь именуют охотно – бурши, подошла вместе к стойке и заказала пиво, закрыв ей общий обзор.

Яна отвлеклась и скоро забыла о пристальных взглядах приметного посетителя.

Прошло около часа, появился аккордеонист, посетители оживились. Несколько человек вскочили на скамейку и принялись, стоя, танцевать.

Постепенно к вечеру родителей с детьми сменили компании приятелей и парочки, но южанин с друзьями не уходил. Их обслуживал Гюнтер. Он то приносил им цыплят, то пиво, которое исправно поглощали спутники «солидного».

Гюнтер как раз только отошел, вернее, на крыльях отлетел от их стола – он носился по залу стрелой, наступило самое горячее время – как заметил краем глаза одного из спутников помоложе. Тот встал и начал пробирался к стойке. Странно… Еще что-нибудь? Так почему не к нему?

А молодой человек, лавируя между столиками и скамейками, переждал других, обменялся с Аделью парой слов и, покачав головой в ответ на ее вопросительный взгляд, терпеливо стал ждать, пока освободится Яна.

– Что угодно господину? – наконец, приветливо спросила хозяйка, – что-нибудь не так?

Яна глянула на этого плечистого рыжеватого баварца с серьгой в ухе и тут же все вспомнила. Южанин! Отчего-то ей снова стало не по себе. Она поискала глазами – сидит! Они за столиком Гюнтера. Так что ему…?

– Уважаемая госпожа Вишневска, мой друг Чингиз приглашает вас за наш столик и спрашивает, что вы позволите для вас заказать?

– Ваш друг? – она повернула голову и с неудовольствием убедилась, что южанин продолжает сверлить ее глазами.

– Вон он, его миланский сиреневый пиджак вместе с мексиканским загаром трудно не заметить, – засмеялся рыжий и лукаво подмигнул. Вот оно как, мексиканским!

– Но вы-то из Мюнхена?

– Я-да!

– Ну значит, вы понимаете, что я на работе. Передайте, пожалуйста, своему другу, мою признательность. Но…

– Я так и думал, но он упрямый, как бык. Он сам недавно только узнал про наш Октоберфест и теперь очень им интересуется. И вот теперь.... Вы понимаете, он по-немецки почти не говорит. Видите ли, это крупный предприниматель. Он вбил себе в голову… Дорогая пани Яна, Вы позволите мне вас так называть? Он мечтает с вами познакомиться. Это такой человек! Он чудак, конечно. Но деньгами сорит под настроение, и… Он может, к примеру, инвестировать сумасшедшие деньги в ваше дело… Ведь «Гусь» принадлежит Вам?

Яна порозовела. Разговор принимал неприятный оборот. Надо сразу поставить этого наглеца на место.

– Уж не хотите ли вы сказать, ваш «мексиканец» полагает, что может все купить? Мюнхен не Мексика! Ни я, ни «Гусь» не продаемся. Если ему неймется, то… – она явно была задета, а потому плечистый в ответ сделал круглые глаза.

– Как можно? Вот вы уже и рассердились. Уверяю вас, он не имел в виду ничего обидного!

Обаятельно улыбаясь, рыжий подъезжал так и эдак, но Яна быстро взяла себя в руки.

Она стала отшучиваться, а потом извинилась, и, подозвав Адель, просто ушла куда-то внутрь помещения за занавеску. Баварец развел руками и вернулся к столику. Вскоре они расплатились с кельнером и тоже ушли. Но с этого дня «сиреневый пиджак», который, впрочем, менял расцветки и фасоны, стал постоянным посетителем «Гуся» и сидел, сидел, сидел с сопровождающими и без, хоть уже не пытался пригласить за столик хозяйку. Зато смотреть, ему было нельзя запретить. И он смотрел, только и всего.

Ну, не совсем. Каждый день ровно через четверть часа после появления Яны на рабочем месте в «Баварский гусь» стал являться курьер с небольшим, но прекрасно составленным букетом цветов и затейливо упакованной коробочкой.

Лучшие мюнхенские кондитеры, швейцарский и бельгийский шоколад, Германузское шампанское…

– Шефин, – сказала как-то Адель, – смотри, – эти презенты – дорогие. Но как сделано! У человека много денег. Он мог таскать тебе огромные коробки конфет и охапки роз. А он заказывает у шоколатье крошечный тортик с твоим именем, пирожные с нашей эмблемой из золоченых орешков. Шлет тебе коллекционное вино. Надо отдать ему должное, этот мексиканец… Пора сказать ему спасибо! И если хочешь, пошли меня. Это тебя ни к чему не обяжет, а мне чихать. Хотя… Как с ним разговаривать? Немецкий он не знает, испанский не знаю я. С франкоязычным бы не было проблем, а…

– Сейчас ты скажешь, английский у нас по части Гюнтера. Все верно. Да может, это не он? Курьер объясняет каждый раз, что это все для меня. Но открыток нет. Нет и визитной карты. Да если бы и была… Ох, не знаю… Представь себе, что же я скажу? Спасибо? Наверно, мне следовало сразу отказаться. И пусть вернут отправителю. Я не знаю этого человека! Но ты права – все это небольшое, изящное, со вкусом… Тут ведь сама себе покажешься вульгарной дурой, устроив по этому поводу показательный цирк!

– Но тебе интересно? – не отставала Адель.

– Конечно, интересно. И тревожно. Ищешь его глазами, неловко и вместе с тем… Кстати, уже семь часов, а его столик пустой! Слушай, сегодня с утра было так много дел и еще, помнишь, света не было из-за короткого замыкания, мы перепугались – как с холодильником, все испортится…

– Подожди, ну и…? – включился Гюнтер, незаметно подошедший, чтобы наполнить кружки и услышавший этот разговор.

– Я говорю – нет нашего мексиканца! Он не пришел. А утром не было курьера! Мы с вами закрутились и про него забыли. Не было – понимаешь? Вот все и кончилось. И хоть приятно, не спорю, что скрывать, а все-таки…

– Яна! – прервал ее негромко Гюнтер.

– А? Что?

– Обернись, пожалуйста. К тебе пришли.-

Лавируя среди посетителей, к стойке приблизилась девушка в форменном курьерском костюме. Она поздоровалась и спросила, переводя глаза с одного на другого из троицы, обслуживающей «Гуся».

– Простите, я ищу фрау Вишневска. Может, я неправильно произнесла… Вот тут написано! Пакет хозяйке «Баварского гуся», – и она протянула толстый конверт в коричневой обертке.

– Это я, – Яна даже немного побледнела. На этот раз не презент, а что-то другое.

– Отлично. Распишитесь, пожалуйста! – курьер вручила Яне конверт, получила от нее в ответ подпись и улетучилась.

В этот день было полно посетителей еще и потому, что ожидался футбол. На стене «Гуся» для этого имелся телевизор. В зале сновали помощники – студенты, которых на такой случай приглашали на условиях почасовой оплаты когда надо.

Яна не выдержала. Она мигнула своим и все трое дружно вылетели в подсобку. Яна дрожащими пальцами разорвала конверт.

– Шефин! Да не волнуйся ты так, давай-ка я посмотрю.

– Нет, ничего! Ой, да это билеты! И сразу два.... Но на этот раз еще открытка. На маленьком кусочке атласного картона стояло несколько слов. С соблюдением всех правил грамматики и самой утонченной вежливости глубокоуважаемую госпожу Вишневска очень просили принять два билета в оперу. Кроме того ей предлагалось самой решить…

– Нет, ребята! – восхитилась Адель, – как хотите, а он… А-то уверена, что это мексиканец! До чего же изобретательный тип!