Текст книги "Готический роман. Том 2"
Автор книги: Нина Воронель
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]
Ури
– Ну и мамочка у вас! Тигрица! – восхищенно воскликнула Лу, когда они завернули за угол церкви. – Она что, родила вас еще в детском саду?
Ури и сам был поражен непостижимой переменой в матери, не оставившей в ней и следа от печальной вдовы с веером морщинок в уголках рта, которую он так жалел после лондонской беседы с Меиром. Она сияла и лучилась молодостью и верой в себя. Хорошо зная свою неугомонную мать Ури сразу предположил, что тут замешан мужчина, и ужасная догадка пронзила его сердце – она опять спуталась с Меиром! В свете этой догадки сразу становилось понятным, почему именно ее пригласили вести переговоры о воде. Один-единственный факт не укладывался в это блестящее решение психологической головоломки – зачем Меиру понадобилось впутывать в это дело Ури, который мог опять все ему испортить? Пока Ури проворачивал в голове разные аспекты своего прозрения, Лу продолжала что-то говорить, но он пропустил мимо ушей значительную часть ее речи и встрепенулся только, когда она сказала:
– По-моему, наш чех сразу клюнул на ее приманку.
Вспомнив, как мать выпорхнула из такси и предстала перед ними, грациозно согнув в колене балетную ножку в туфельке на высоком каблуке, Ури охотно поверил, что на ее приманку должен был клюнуть любой. Если бы не Лу, он бы, пожалуй, поспешил сейчас вслед за Кларой, чтобы не оставлять ее наедине со своим новым приятелем. Он терпеть не мог, когда мать заводила шуры-муры с его друзьями, а она именно это обожала, – не для того, чтобы ему досадить, а просто для самоутверждения. Впрочем, если она и впрямь опять сблизилась с Меиром, то вмешиваться не следует – пусть события развиваются своим чередом. Тем более, что Ури утром уже написал и опустил в почтовый ящик подробное описание обаятельного чешского профессора, чтобы те, кому надо проверили, что он за птица.
Выходило, что разумней всего ему сейчас следовать за Лу, от которой все равно невозможно было отделаться. Поэтому он, не сопротивляясь, позволил ей взять себя за руку и повести по утоптанной тысячами ног дорожке к часовне. Цепко держа его локоть, Лу опять повторила, что он должен каждый раз сопровождать мать до входа в хранилище, чтобы кто-нибудь не попытался забрать у нее магнитную карточку, отворяющую заветную дверь. Закончив свою тираду, Лу набрала в легкие побольше воздуха, чтобы продолжить разговор о Кларе, но Ури решил отвлечь ее от этой темы и спросил, зачем понадобилось строить хранилище под часовней. Лу, конечно, не смогла устоять против соблазна блеснуть эрудицией:
– Затем, что часовню воздвигли на месте древней церкви. Ее стены ушли глубоко в землю и образовали герметически закупоренный каменный мешок. При современной системе обогрева и вентиляции в этом мешке создается особый микроклимат, в котором рукописи не рассыпаются в пыль.
Они вошли в зябкую полутьму часовни. В дальнем углу печальная шеренга оплывших свечей освещала миниатюрный алтарь с чуть поблескивающими окладами плохо различимых в сумраке икон. Пол был усеян продолговатыми надгробными камнями, покрытыми кружевной вязью имен и дат.
– Здесь, – почему-то шепотом сказала Лу, ткнувшись в ухо Ури горячими губами. По контрасту с многовековой каменной прохладой часовни теплое дыхание Лу обожгло Ури электрическими токами трепещущей в ней сиюминутной жизни. Торопливость ее движений свидетельствовала о напряженной краткости этой жизни, жаждущей ухватить все, что можно ухватить, пока дают. Она указала пальцем в темноту:
– Видите, там, в углу?
Сперва он ничего в углу не увидел, но, вглядевшись, различил контур неожиданно современной стальной двери без дверной ручки. Там, где следовало бы быть ручке, в тело двери была впрессована маленькая эмалевая пластинка, рассеченная пополам узкой щелевидной прорезью.
– Среди могильных плит это выглядит, как дверь в преисподнюю, – попробовал пошутить Ури. – Неясно только, зачем щель – может для того, чтобы тело не могло протиснуться на тот свет вслед за душой?
Однако Лу не приняла его легкомысленный тон:
– Щель для магнитной карточки, которой отпирают дверь, – торопливо зашептала она. – Дверь бронированная, и чтобы открыть ее без карточки, понадобилась бы тонна динамита. Ведь взорвать ее пришлось бы вместе с часовней.
– Почему шепотом? – чуть отстранился Ури, но Лу не обратила на это никакого внимания. Она приникла к нему еще ближе и прикрыла его губы ладонью:
– Т-с-с! Здесь нельзя говорить громко!
Он попытался было выяснить почему нельзя, но Лу зажала ему рот еще плотней:
– Т-с-с! Неужто вас не пугает бессилие этих бледных свечей, неспособных преодолеть могильный сумрак? Оно не говорит вам, что и мы сгораем так же быстро, как эти свечи?
Эта возвышенная декламация шепотом никак не вязалась ни с ее обычной развязной повадкой, ни с тугими канатами бицепсов, которые неожиданно обнаружились под воздушной тканью рукавов ее блузки, когда Ури попытался ненастойчиво отодвинуть ее от себя.
– Куда вы рветесь, ну куда вы рветесь? – зашептала она еще быстрей, не давая сдвинуть себя с места. – Жизнь проходит, а вы так и не ответили на мое щедрое предложение стать моим любовником!
– Мне кажется, мы сперва должны обсудить все «за» и «против», – попытался отшутиться Ури и отступил к двери хранилища, которая вдруг завыла металлическим голосом и стремительно распахнулась, оттесняя Ури к алтарю. На пороге возникла высокая фигура златокудрого викинга Толефа, странно настороженная, словно готовая к прыжку.
– В чем дело? – тоже почему-то шепотом спросил Толеф, напряженно вглядываясь в печальную полутьму часовни.
– Мы просто хотели убедиться, что вы не рискуете своим здоровьем, расхаживая по каменному полу босиком, – хихикнула за спиной Ури Лу. Ноги викинга и впрямь были обуты в пестрые тапочки-носки ручной вязки, очень похожие на те, что мать однажды купила Ури на рынке у бухарских евреев.
– Благодарю за заботу. Но лучше занимайтесь этим в другом месте, – процедил норвежец сквозь зубы и захлопнул за собой дверь, которая тут же замолкла.
– Почему бы вам не сделать своим любовником этого роскошного парня? – обернулся Ури к Лу. Она пренебрежительно повела плечами:
– Не переношу вегетарианцев. А кроме того он, по-моему, служит охранником у наших партнеров.
– Эти двое – наши партнеры? – вскинулся Ури. – Тогда тем более интересно взять его в любовники, хотя бы для извлечения информации.
– Ладно, заходите ко мне сегодня после вечернего чая и мы обсудим все «за» и «против», – лукаво проворковала Лу. – А после пятичасового чаепития отправляйтесь на автобусе в Честер.
– С вами?
– К сожалению, без меня, потому что мне придется вместо вас провожать вашу мамочку в книгохранилище.
– Что же я буду делать в Честере без вас?
– Вы пойдете на кафедральную площадь, полюбуетесь собором и зайдете в кафе-кондитерскую «Миндаль». Там вас будет ждать Меир.
И, не дожидаясь ответа, она упорхнула из сумрака к светлому проему открытой двери. На пороге она все же оглянулась – проверить, идет за ней Ури или не идет. Увидев, что он так и не тронулся с места, она помахала ему изящной ручкой, и крикнула:
– Только не опаздывайте к чаю! Сегодня там будет тесно, нового народу понаехало видимо-невидимо!
Она была права. Когда Ури вошел в гостиную, перед чайным столиком Брайана бурлила и лопотала на разных языках многоликая очередь незнакомцев. Бледный Брайан с вымученной улыбкой повторял свое привычное «чай-кофе?» и Ури вспомнил, что не видел его ни за обедом, ни в читальном зале. Пробираясь к Брайану сквозь толпу, он умудрился различить в общем шуме французский щебет и итальянскую скороговорку двух, по всей видимости, супружеских пар средних лет, стоящих с чашками наготове за молчаливым японцем неопределенного возраста. Японец, позабывший взять чашку и блюдце, напряженно вслушивался в веселый говор группы американцев, в которой мелькнуло два-три новых лица. Две элегантные дамы в мини-юбках тянулись из-за спины француза за чашками, перебрасываясь короткими трещотками испанских восклицаний. А подальше, у окна моложавый английский джентльмен в неправдоподобно отутюженных фланелевых брюках пытался вовлечь в беседу босоногого Толефа, уже успевшего избавиться от своих вязаных тапочек.
Склоняясь к уху Брайана, чтобы спросить, что с ним стряслось, Ури поискал глазами мать, но ее в гостиной не было. Впрочем, сказал он себе, нелепо было бы ожидать, чтобы она, с ее любовью к опозданиям, явилась к чаю вовремя, да еще после такой долгой дороги. Ведь должна же она поколдовать над своим лицом, над своим нарядом, над своими волосами. Ури почти с умилением подумал о том, как мать всегда остается верна себе. Но это умиление быстро сменилось беспокойством, когда он заметил, что Яна в гостиной тоже нет. Совпадение их опозданий так неприятно поразило Ури, что он даже не расслышал ответ Брайана, и хотел было повторить свой вопрос, но в этот момент кто-то тронул его за плечо.
– Куда вы делись, я вас всюду ищу! – прогудел ему прямо в ухо голос Яна, добавляя к вавилонскому гомону гостиной недостающую толику немецкого лая.
Ури обрадовался ему, как родному, и устыдился своей ревнивой несправедливости. Что с ним, – в детство он впал, что ли? Чего вдруг он сходу предположил, будто мать может так вот запросто лечь в постель с первым встречным? Между тем Брайан, нарушая порядок и справедливость, вне очереди налил Ури и Яну по чашке особо крепкого чая и долго смотрел им вслед по-собачьи преданным взглядом, пока одна из испанских дам не начала взволнованно выяснять, что с ним стряслось. Народу в комнате было так много, что им с Яном не удалось найти двух свободных стульев за одним столиком. В конце концов Ян втиснулся между двумя смазливыми американскими девицами, курящими сигареты на диване у камина. А Ури пристроился на подоконнике возле столика, у которого расположилась неразлучная пара музыкальных пасторов. Возможно потому, что им было неуютно без Толефа, покинувшего их ради отутюженного англичанина, они без возражений впустили Ури в свою беседу.
Преподобный Тоддс принялся словоохотливо расписывать прелести острова Мальта, где он, по его словам, провел последние тридцать лет своей жизни. Прелести были сомнительные, потому что, несмотря на свое звучное романтическое имя, остров был скучно лишен всякой растительности и сплошь покрыт автострадами. Однако его жители отнюдь не бедствовали, а, напротив, очень хорошо зарабатывали на незаконной торговле ливийской нефтью, на которую много лет назад было наложено эмбарго ООН.
Когда Тоддс пустился в подробное описание хитрых уловок, при помощи которых контрабандная нефть доставляется из Ливии на Мальту, кто-то распахнул оконную раму за спиной Ури, и случайный солнечный луч, отражая синеву неба, окрасил голубизной серые глаза мальтийского пастора. И тут Ури с поразительной ясностью вспомнил, где он видел эти неожиданно меняющие цвет глаза. Только тогда, почти десять лет назад, на офицерских курсах армии обороны Израиля, глаза эти смотрели на курсантов из-под кудрявого русого чуба полковника Арье Амира, читавшего им лекцию о дезинформации как одном из важнейших видов оружия в современной войне. Голосовые связки Ури непроизвольно сократились, но он успел удержаться от изумленного возгласа и только громко хихикнул, совершенно не в такт рассказу преподобного полковника Амира. И, чтобы не выдать себя, поспешно отвел взгляд от его сверкающего черепа, не столько лысого, сколько тщательно выбритого. Там, куда упал отведенный взгляд, переливался красками лета оконный проем, а в проеме стояла Лу, призывно размахивая какой-то ярко размалеванной афишей.
Головы сидящих за столиками начали одна за другой поворачиваться в сторону окна, но тут дверь распахнулась и в гостиную впорхнула Клара. Она остановилась на пороге. На ней было узкое белое платье из струящейся ткани, без рукавов и с вырезом-лодочкой, выгодно оттеняющее ее сверкающие золотистым загаром руки, ноги и шею. Все глаза обратились к ней, и на секунду в гостиной стало тихо. Ури никогда не мог понять, как матери неизменно удается этот фокус – одним своим появлением привлечь внимание всех присутствующих. Конечно, она была красивая женщина, – даже и теперь, далеко за сорок, она была неотразима, но дело было не в красоте. Какие-то таинственные флюиды, излучаемые ею, создавали вокруг нее магнетическое завихрение пространства, притягивающее к ней взгляды, как мужские, так и женские. Вот и сейчас все отвернулись от Лу и уставились на Клару. Несмотря на молодость Лу, на ее длинные ноги в коротких шортах и на яркую афишу, плещущуюся на ветру над ее головой.
Однако Лу было не так-то легко обескуражить. Еще выше подняв свою афишу, она громко объявила:
– Господа! Через три дня в местном парке состоится битва при Ватерлоо!
Клара
Преодолев волну смущения, неизменно охватывавшего ее при виде многолюдного собрания, Клара осторожно пошла вперед по узорчатому паркету гостиной, удивляясь мягкой упругости, с какой он пружинил под ее каблуками. Не то, что дома, где каждый шаг звонким цокотом отдавался на каменных плитках Ближнего Востока. Она сделала несколько шагов и нерешительно остановилась, теряя равновесие. В голове у нее, покачиваясь, плыли клочья мутного тумана, который заволок ее сознание после торопливых ласк Яна в незапирающейся келье с узкой железой койкой и кривым зеркалом над растрескавшейся раковиной.
Из множества смотревших на нее глаз она выхватила только серые глаза Яна. Даже скрытые дымчатыми линзами очков они выражали все то, о чем она мечтала бесконечными ночами разлуки. Она секунду помедлила, нежась в благотворных лучах этого взгляда, и нехотя отвернулась – они с Яном условились не бросаться друг другу в объятия на людях. Отвернувшись, она увидела мохнатого, похожего на одуванчик горбуна с чашкой чая в протянутой к ней руке:
– Добро пожаловать в нашу библиотеку, – произнес он тихо, и в ладони Клары оказался лепесток блюдечка, в которое неслышно скользнул наперсток чашки. Освободившись от чашки, горбун слегка распрямился, и выяснилось, что он вовсе не горбун, а просто маленький человечек, которому давно бы следовало постричься. Опасаясь поскользнуться и нарушить хрупкое единство чайного прибора Клара наградила человечка своей фирменной улыбкой и стала озираться по сторонам в надежде найти уединенное местечко где-нибудь в углу.
И тут навстречу ей взметнулся зовущий взгляд других глаз – темных, любимых, знакомых до последней реснички. И она, наступая на чужие ноги и натыкаясь на стулья и столы, ринулась на зов этих глаз, хоть и тут ей было строго-настрого заказано любое общение, кроме светского. Но ведь светское-то общение было позволено и даже предписано, а они только что официально познакомились в присутствии посторонних.
Добравшись до окна, на подоконнике которого примостился сын, она обнаружила там уже знакомую ей голоногую охотницу Лу, размахивающую каким-то пестрым плакатом. Поставив чашку на подоконник между собой и Ури Клара спросила по-немецки:
– Что тут у вас рекламируют?
Однако охотница Лу не собиралась позволить Кларе и Ури интимное общение, в котором у нее не было доли. Она бесцеремонно пнула Клару в спину крепкой лошадиной ногой и скомандовала шепотом:
– Немедленно перестаньте секретничать!
– Она что, ревнует тебя? – невзирая на гнев охотницы сказала Клара по-немецки, радуясь внезапно охватившему ее чувству свободы… В этой английской комнате среди английского говора и звяканья английских ложечек о блюдечки английского файв-о-клока она и Ури со своим немецким были обособлены, как острова в океане.
– Возможно, ревнует, – легко согласился Ури. – Ведь ты выглядишь так потрясно, что меня просто подмывает за тобой приударить. Так что, я думаю, тебе ее ревность должна льстить.
– Перестаньте секретничать, это неприлично! – опять вмешалась Лу, пытаясь наступить на пальцы Ури. Он ловко увернулся от ее сандалии, и сказал Кларе по-английски:
– Боюсь, нам пора перейти на английский. Разговор на всех других языках считается здесь дурным тоном.
А потом, наконец, обратил внимание на Лу, которая продолжая размахивать афишей приглашала всех присутствующих посетить битву при Ватерлоо.
– Почему именно при Ватерлоо? – полюбопытствовал он, разглядывая афишу.
– Потому что англичане ее выиграли, неужто неясно? Ровно сто семьдесят пять лет назад, 18 июня, – в подтверждение своих слов Лу ткнула пальцем в центр афиши. – Битва будет продолжаться два дня, ровно столько, сколько она продолжалась тогда.
– И французы тоже будут?
– А как же без них? Ведь это они проиграли битву англичанам. И все будет подлинное: мундиры, шашки, пушки, лошади, мушкеты.
Вполуха слушая американский говорок Лу, Клара искоса следила за Яном, который то и дело поглядывал в ее сторону из противоположного угла гостиной. Ей было невероятно сладостно угадывать в его взгляде ревнивое беспокойство – он, конечно, заметил, с каким оживленным интересом она болтала с Ури. Вдруг что-то ледяное коснулось ее локтя, она вздрогнула и обернулась. Человек-одуванчик подкатил к их столику кресло на колесиках, в котором сидела старая женщина с прекрасным ликом мученицы. Казалось, что под тонкой пергаментной кожей, туго натянутой на высоких скулах, нет живой плоти. При виде старухи в кресле два пожилых соседа Ури в пасторских воротничках быстро переглянувшись, отодвинули свои чашки и поднялись из-за стола.
– Миссис Муррей хочет познакомиться с вами, – с робкой улыбкой пролепетал одуванчик. – Вы ей очень понравились.
Клара с содроганием почувствовала, как ледяные пальцы миссис Муррей стиснули ее запястье. Неясно было, как им это удалось, потому что между их кожей и костями тоже не было плоти.
– Очень приятно, меня зовут Клара, – произнесла она как можно любезней, и, пытаясь освободиться от холодных пальцев старухи, потянулась за своим остывающим чаем. – Я из Израиля.
– Из Израиля! Из Иерусалима? – всплеснула руками миссис Муррей, отпуская руку Клары, и с упреком обратилась к одуванчику. – Почему вы скрыли это от меня, Брайан?
– Не так поэтично. Я всего-навсего из Тель-Авива, – усмехнулась Клара, краем глаза наблюдая, как Ян поднялся со своего уютного местечка на диване и маневрируя среди оживленных групп расходящихся гостей, направился к ней. По мере его приближения миссис Муррей начала растворяться в воздухе. Сперва исчезло ее черное платье с белым кружевным воротничком, потом ее бесплотные лапки, потом прозрачные глаза на бледном лице.
– Я просто не успел рассказать миссис Муррей, откуда вы прибыли, – смущенно пробормотал где-то в тумане Брайан, невольно возвращая исчезнувшую старуху обратно в поле зрения Клары.
– А вы это знали? – постаралась удивиться Клара, которой это было сейчас совершенно безразлично, и повернулась к Яну спиной, чтобы окончательно не потерять связь с реальностью.
– Брайан знает все, – вмешался Ури. – Потому что он по сути управляет этой библиотекой.
– Не слушайте его, он шутит! – окончательно смутился Брайан. Его бледные щеки вспыхнули странно несоответствующим их рыхлости интенсивным девичьим румянцем. Но Ури уже понесло:
– Все мы здесь у него руках, – зачастил он пугающе знакомой Кларе нервозной скороговоркой, когда слова летят впереди мыслей. Похоже, ему было непросто, не выдавая себя, вести с ней светскую беседу. – Ведь у него хранятся ключи от всех архивов, он ведает всеми каталогами и выдает магнитные карточки для входа в хранилище редких рукописей…
– Кто этот маг и волшебник? – раздался над плечом Клары голос Яна. – Неужто вы, Брайан?
Он остановился так близко от Клары, что его теплое дыхание щекотно всколыхнуло волосы у нее за ухом. У нее перехватило горло и она на миг напряженно застыла, потому что больше всего на свете ей хотелось сейчас вот так, при всех откинуться назад и прижаться к Яну всем телом, от колен до затылка. Но вместо этого она усилием воли расслабила мускулы и обратилась к Брайану:
– Значит, именно у вас я могу получить свой пропуск в хранилище?
– Да, да, ваша карточка готова и ждет вас. Заходите ко мне сразу после чая, я только отвезу миссис Муррей и тут же вернусь.
Брайан ухватился за ручки кресла старухи и двинулся было к выходу, но Ян остановил его:
– А как дела с моей карточкой? – спросил он. – Я уже третий день жду.
Маленькие ладошки Брайана взметнулись вверх пригладить вставший дыбом легкий пух на макушке. Ассиметричное его личико выразило одновременно растерянность и мольбу о прощении:
– Я должен вас огорчить: вам отказали.
– За какую же это провинность я наказан, хотел бы я знать? – вспыхнул Ян.
– Нет, нет, вы тут ни при чем! В этом отказе нет ничего личного, – заторопился Брайан, и Кларе показалось, что он сейчас заплачет. – Дело в том, что атмосферные условия в хранилище строго ограничивают число посетителей. Одновременно там могут находиться только четыре человека.
– Что же мешает мне стать одним из четверых?
– Просто они уже есть, эти четверо. Только на эту неделю, не навсегда, вы понимаете?
– Но вы же дали пропуск госпоже Кларе из Иерусалима, хотя она приехала только сегодня.
Клара вздрогнула от того, как Ян произнес ее имя – отчужденно и даже враждебно, как посторонний.
– Но ведь ее пропуск был заказан уже три месяца назад!
– Именно на эту неделю?
– Наоборот! Я приехала на ту неделю, на которую мне дали пропуск, – упавшим голосом извинилась Клара, отлично сознавая, что Яну никакими силами не удастся проникнуть за ней в хранилище. А как бы она хотела сидеть там с ним рядом, склоняясь над старинными рукописями и посвящая его в детали своих изысканий! Впрочем, все эти мечты были из чьей-то чужой жизни, потому что никаких изысканий ей делать не предстояло.
– Брайан, – вмешалась миссис Муррей, – умоляю, отвезите меня в мою комнату, я страшно устала.
– Бегу! – Брайан с видимым облегчением опять ухватился за ручки кресла миссис Муррей и проворно покатил его к выходу, чуть не наехав при этом на Ури, который вместе с Лу разглядывал расстеленную на крышке рояля многоцветную карту. У самой двери Брайан резко затормозил и обернулся к Кларе.
– Так вы придете за своей карточкой, миссис Райх? – крикнул он. – Через пять минут я буду ждать вас в читальном зале!
Клара увидела, как лопатки сына дрогнули при звуке своей фамилии и мышцы шеи напряглись от подавленного стремления обернуться, однако он удержался и еще ниже склонился над картой. Она тут же воспользовалась тем, что он за ней не следит взглядом, и быстрым шагом направилась к двери, бросив на ходу Яну:
– Вы не откажетесь показать мне дорогу в читальню?
Но, выйдя от Брайана с магнитной карточкой в руке, она все же не удержалась и спросила:
– Зачем тебе понадобилось так неприязненно упрекнуть меня за этот дурацкий пропуск?
На что Ян небрежно пожал плечами, с легкостью отметая ее упрек:
– Мы же условились не афишировать наши отношения, правда? Тем более, что пропуск вовсе не дурацкий, мне он просто необходим. Ведь мне удалось вырваться сюда только под предлогом спасения наших старинных манускриптов, которые рассыпаются в прах в монастырской библиотеке в тепле. Я обещал привезти отсюда рецепт. Ты понимаешь, что я не могу вернуться с пустыми руками?
Клара внутренне съежилась, чувствуя свою вину перед Яном, которого она так необдуманно подвела. Естественно было бы предложить ему разок воспользоваться ее карточкой, – казалось бы, чего проще? Но именно этого она сделать не могла. И, словно угадав ее мысли, Ян попросил:
– А нельзя устроить так, чтобы ты один день побездельничала, а я бы вошел в хранилище с твоей карточкой?
Сердце Клары болезненно дрогнуло. Как отказать ему, когда каждая клеточка ее тела жаждала быть принесенной ему в жертву?
– Ты понимаешь… – начала она неуверенно, но он не стал ее слушать.
– Ты пропустишь один день, кто заметит? – И, прочитав в ее глазах страдальчески невысказанный отказ, поправил сам себя поспешно. – Даже не целый день, а какой-нибудь час, чтобы я увидел это восьмое чудо света собственными глазами. – Голос его зазвучал умоляюще. – Если бы ты знала, чего мне стоило убедить свое начальство отправить меня сюда. Распорядители моей жизни страшные люди, они никогда больше не пустят меня за границу.
Клара ясно представила себе этих безжалостных мерзких людей с отвислыми щеками, так легко ломающих чужие судьбы. И, чтобы защитить свою совесть от собственных укоров, она очертя голову выдала Яну тайну местных магнитных карточек:
– Да пойми ты, это просто невозможно! Моя карточка открывает дверь хранилища только из моей руки, потому что в нее внесены отпечатки моих пальцев.
– Боже, для чего такие предосторожности? – недоверчиво прищурился Ян. Кларе даже на миг показалось, что он ей не поверил и она начала сбивчиво нести какую-то ерунду о ценности собранных в хранилище рукописей. Звук собственного лживого голоса был ей самой противен, и она все больше и больше увязала в липкой паутине неубедительных слов, втайне надеясь, что Ян ее прервет. Но он дал ей выговориться до конца, после чего спросил кротко:
– А ты и впрямь должна уже сегодня приступить к работе? Что за спешка? Ты ведь только что приехала!
Этот вопрос огорчил Клару, она давно ожидала и боялась его, потому что не знала, как на него ответить. Впрочем, если бы Ян ее об этом не спросил, она бы огорчилась еще больше. Ужасаясь отчаянной неразберихе, царящей в ее душе, Клара поспешно пробормотала «нет-нет, это невозможно» и переступила порог часовни. Ее тут же обволок трепетный сумрак, полный шороха, теней и чьего-то потустороннего присутствия. В дальнем углу нестройно содрогались пугливые язычки небольшой рощицы оплывших свечей. Они освещали детскую ладошку согретого их бледным пламенем пространства, оставляя в глубокой тени весь остальной простор часовни.
– Господи, где же эта заветная дверь? – преувеличенно ужаснулась Клара и храбро ринулась во тьму, увиливая таким образом от необходимости отвечать. И тут же была наказана за свое коварство – налетела на какую-то выскочившую ей прямо под ноги каменную кочку и, конечно упала бы, если бы подоспевший Ян не подхватил ее в последний миг.
– Осторожно, тут весь пол заминирован могильными плитами, – сказал он спокойно, словно не замечая ее неловкой попытки ускользнуть от его вопросов. – А дверь в хранилище, я думаю, там, в углу. Вон, видишь, за алтарем?
И, не отпуская ее локоть, повлек ее в темноту, понес в горсти, ловко маневрируя между могильными плитами, и впрямь заминировавшими весь пол. Клара зажмурила глаза и доверилась его сильной руке – под ее прикрытием она готова была идти куда угодно.
– Ну, вот она, твоя дверь, можешь достать свою драгоценную карточку. Но сперва надо найти, куда ее вставлять, – произнес голос Яна, и Клара открыла глаза. Перед ней была прочно вправленная в древнюю стену неуместно современная стальная дверь без дверной ручки. Там, где следовало бы быть ручке, в тело двери была впрессована маленькая эмалевая пластинка, рассеченная пополам узкой щелевидной прорезью.
– Вот сюда и вставляй, – палец Яна ткнулся в щель и мгновенно отдернулся. – Ах, прости, мне небось этой щели и касаться запрещено, раз мне отказали.
– Ну и не касайся, – с притворным легкомыслием отозвалась Клара, силясь скрыть все возрастающее в ней чувство неловкости и вины. – А я пойду, мне пора.
Она потянулась было поцеловать его, но передумала, встревоженная мельканием теней в сумеречном пространстве за свечами. Черт его знает, может кто-то следит за ней из темноты – Ури, Меир или кто-нибудь другой, о чьем существовании она даже не подозревает. Прерванное на полпути движение по направлению к Яну застигло Клару на взмахе руки с зажатой в пальцах карточкой. И она, чтобы не выдать свое первоначальное намерение, почти автоматически сунула карточку в щель, хотя вовсе не собиралась расстаться с Яном так внезапно, даже не назначив с ним встречу на вечер.
Однако думать об этом было уже поздно, потому что, едва она вставила карточку в щель, там что-то щелкнуло, и дверь, проглотив карточку, начала бесшумно отворяться, образуя узкий проход. За дверью оказалась небольшая, тускло освещенная площадка, в центре которой уходила куда-то далеко вниз крутая винтовая лестница. Не решаясь так сразу, не прощаясь, покинуть Яна, и без того огорченного своей неудачей, Клара замешкалась на пороге, в ответ на что дверь тут же завыла дурным голосом и стала не спеша закрываться. Чтобы не дать двери захлопнуться у нее перед носом, Клара поспешно ринулась в сужающийся проход. Под давлением ее тела дверь дрогнула и замолкла, чуть покачиваясь в петлях, словно решала, закрываться ей окончательно или нет.
Понимая, что удержать своенравную дверь надолго ей не удастся, Клара обернулась к Яну и прошептала: «Жди меня» – в этих стенах ее голос почему-то сам собой опустился до шепота. На что Ян, встрепенувшись, заявил, что он ждать не намерен и пойдет в хранилище вместе с нею. И, отжимая дверь крепким плечом, начал протискиваться на площадку вслед за Кларой, которая застыла в зазоре между дверью и стеной, не отталкивая Яна, но и не впуская.
Вдруг за спиной Яна Кларе привиделось наглое лицо голоногой охотницы Лу, которое глядело на них поверх колеблющегося пламени свечей, показывая в улыбке все тридцать два великолепных американских зуба, один краше другого. Пока Клара вглядывалась в сумрак, силясь понять, явь это или галлюцинация, дверь опять завыла, и Ян, потеряв терпение, зашипел ей в ухо: «Ну что же ты, давай, двигайся!». И тут лицо Лу взметнулось вверх, перемахнуло через рощицу свечей, а Ян, неясно отчего, рывком отклонился, качнулся назад и исчез за дверью, которая мгновенно захлопнулась и замолчала.
Клара осталась одна в полумраке лестничной площадки, не зная радоваться ей или огорчаться этому неожиданному избавлению от Яна. Она вспомнила про проглоченную дверью карточку и, оглядевшись нашла ее в прозрачной пластиковой коробочке под щелью. Рядом с коробочкой в дверь был вправлен глазок, которого Клара не заметила, когда осматривала дверь снаружи. Одолеваемая ревностью и любопытством, она прильнула к глазку, стараясь разглядеть, что происходит в часовне.
Глазок, очевидно, был снабжен инфракрасными лучами, в свете которых темное, усеянное надгробиями пространство часовни выглядело, как залитый солнцем кладбищенский двор. В центре этого двора, подняв кверху растопыренные ладони, топтались Ян и Лу, словно исполняли индейский воинский танец. По тому, как они откидывали при этом головы, было ясно, что они хохочут. Приплясывая и притопывая они описывали навстречу друг другу небольшие круги, отчего в таинственном, неведомо откуда падающем на них свете, то и дело весело поблескивали зубы Лу и очки Яна. Вдруг оба они, словно по команде, оттолкнулись от пола, на какую-то долю секунды столкнулись в воздухе, и разлетелись в разные стороны. Свечи на алтаре взметнули вверх язычки пламени и разом погасли, нисколько не повлияв при этом на освещенность часовни. Отброшенная Яном Лу мягко приземлилась на корточки у самой двери и тут же вскочила на ноги, тогда как Ян, отлетевший гораздо дальше, неловко согнулся пополам и рухнул на колени за алтарем. По гримасе, исказившей его лицо, было видно, как больно он ударился, но он превозмог боль, с трудом поднялся и подойдя к Лу, торжественно поднял вверх ее руку, как бы признавая ее победу. Лу опять засмеялась и, тряхнув волосами, пошла к выходу. Ян, чуть заметно прихрамывая, поспешил за ней, говоря при этом что-то, по всей видимости, приятное, потому что Лу замедлила шаг и улыбнулась ему через плечо. Он догнал ее на пороге, и их силуэты вырисовались в дверном проеме часовни дружной сплоткой теней. Сердце Клары стиснулось ревнивым предчувствием, что Ян может провести в обществе Лу все три часа, которые она, Клара, вынуждена отсидеть на своем совещании. Помешать ему мог разве что Ури, который, как назло, запропастился неведомо куда. Куда он, интересно, девался? Подумать только, ведь всего десять минут назад она радовалась, что сын не преследует ее своим ревнивым вниманием.