Текст книги "Курьер из Страны Советов"

Автор книги: Нина Стожкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Первый советский глянец,

середина восьмидесятых

Журнал «Страна Советов», в котором работала Лина с начала восьмидесятых и до 1992 года, так же разительно отличался от блеклых отечественных изданий, напечатанных на плохой бумаге, как Кузнецов – от советских мужчин в костюмах фабрики «Большевичка», в растянутых свитерах и в ботинках фирмы «Скороход». Первый советский «глянец» был ярким, приятным наощупь и ласкал взгляд читателя. Плотная мелованная бумага, множество прекрасных фотографий, сделанных лучшими фотохудожниками страны, отличный макет, не уступавший глянцевым западным изданиям, смелый дизайн обложек. На бескрайних просторах Родины подшивки журнала «Страна Советов» зачитывались до дыр. С одной стороны, там все было наше, родное, а с другой – незнакомое, яркое и чудесное, окрашенное талантом сотрудников редакции. Прекрасный образ Родины был правдоподобным мифом, плодом коллективных усилий пишущих журналистов, фотографов, ретушеров и художников. Не удивительно, что издание пользовалось любовью не только зарубежных, но и отечественных читателей.

Лина в те годы была молодой, бойкой и слегка романтичной особой. Она любила летать в вертолете над самыми красивыми местами Советского Союза, который в то время был намного больше и монументальнее нынешней России. Правда, по ходу такого полета обычно приходилось держать за ноги очередного фотокора, который самозабвенно вел съемку и легко мог вылететь в открытую дверь.

– Кадр с вертолета – всегда выставочный! – частенько похохатывал фотограф Людов. – Нашей родимой грязи сверху не видать, а просторы у нас – ого-го какие, знай себе снимай!

Семен Людов был крепким профессионалом и одновременно авантюристом, впрочем, эти качества у классных фотографов обычно совпадали. Лина вспомнила, как они с Людовым пробирались, надев белые панамки, в «Артек», чтобы сделать репортаж об отдыхе Саманты Смит. Эта американская девочка написала письмо Андропову с вопросом, хотят ли советские люди войны с Америкой. Андропов в ответ пригласил девочку вместе с родителями отдохнуть в международном лагере «Артек». Американскую девчушку охраняли и с воды, и с суши, аккредитации журналистов на территории лагеря практически не действовали, и им с Людовым пришлось притвориться пионервожатыми, хотя Семену на тот момент было уже сильно за тридцать…

Вернувшись из командировки, Лина обычно сразу бежала на работу: не терпелось посмотреть отпечатанные фотопробы, обсудить с фотографом общую идею фотоочерка, придумать варианты заголовков и подписи к снимкам.

– Ох, Линочка! Отдохнула бы денек, никто бы без тебя тут не умер.

Ирина Петрова, референт главного редактора Николая Груздачева, всегда останавливала пробегавшую мимо Лину какой-нибудь шуткой или вопросом. Петрова любила перекинуться парой слов с сотрудниками, чтобы быть в курсе событий. Лина знала, что разговор выльется совсем не в «пару слов», поскольку каждый раз помощница Главного въедливо расспрашивала про очередную командировку. Дескать, что снимали, где бывали, как себя вел фотограф. Она словно не болтала с Линой по-женски, а снимала показания. Лина норовила под любым благовидным предлогом смыться от любопытной секретарши и отправиться на верхний этаж, где располагалась их развеселая детская редакция.

Детство на экспорт,

конец восьмидесятых

Журнал для детей «Хоровод», куда Лина попала волей судьбы и случая, внешне выглядел не хуже «Страны Советов». С самого начала основатели журнала в ЦК КПСС решили: «Хоровод» должен печататься в России. Пусть на Западе увидят, что мы тоже, понимаешь, не лаптем щи хлебаем! Для него были закуплены в ГДР ролевые печатные машины, позволявшие хорошо передавать краски и мгновенно выплевывавшие огромный тираж, который затем рассылался по всему миру. Иностранцы – «носители языка», работавшие в издательстве «Прогресс», денно и нощно переводили тексты «Хоровода» не только на английский, французский, немецкий, но даже на хинди, венгерский и монгольский. Особенно доставал редакцию въедливый кубинец, переводчик на испанский, который на свой лад правил Чуковского, Маршака и других классиков, а литературные сотрудники пытались хоть немного унять его страсть к улучшению наших знаменитых поэтов.

Впрочем, все это были мелочи, не мешавшие сотрудникам детского приложения наслаждаться жизнью. «Наверху» отлично понимали: журнал, пропагандирующий счастливое советское детство, обязан быть хорошо изданным, красивым и ярким. Главное – привлечь внимание зарубежных детей и их родителей и заставить взрослых платить за новое советское издание твердой валютой. Издание было детским приложением к «Стране Советов», курировалось ЦК КПСС, и валюта шла на специальные партийные счета. Сотрудники журнала были зарплатой не обижены, что не могло не радовать коллектив в целом и Лину в частности. В редакции «Хоровода» работало больше десяти человек, так что служебными обязанностями сотрудники особо обременены не были.

Неожиданно журнал стал пользоваться за границей огромным спросом. Детям и родителям нравились рисунки советских художников-графиков и отличные фотографии. Руководство «Страны Советов» было этим обстоятельством приятно удивлено и обрадовано, поскольку ему, то бишь, руководству, теперь светили командировки в Индию, во Францию, на Кубу, в ГДР и другие страны, где успешно шла подписка на «Хоровод». У нового «несерьезного» журнала стремительно росли тиражи по всему миру. Кстати сказать, на страницах «Хоровода» (в отличие от других детских изданий) невозможно было встретить ни пионеров в красных галстуках, ни комсомольских лидеров – словом, никакой «красной пропаганды». Уже тогда, в конце восьмидесятых, рынок на родных просторах порой брал верх над идеологией. Со страниц журнала улыбались счастливые и нарядные советские дети, взор читателей ласкали иллюстрации к сказкам и кадры из лучших отечественных мультфильмов. Короткие рассказы и стихи детских писателей служили лишь дополнением к роскошным иллюстрациям, восхищавших даже самых закоренелых противников социализма. Одним словом, мастера пропаганды в прежние годы работали тоньше нынешних и легко пробегали «между струйками». Им по плечу было невозможное: не огорчать кураторов из ЦК КПСС и одновременно вызывать интерес зарубежных подписчиков, готовых платить за журнал твердой валютой.

Балкон редакции «Хоровода» выходил в старинный переулок – на филиал МХАТа, в котором в то время гремел спектакль «Скамейка» с Татьяной Дорониной и Олегом Табаковым. Как-то летом в редакции отмечали очередной день рождения. Сотрудники «Хоровода» были, как на подбор, любители хорового застольного пения. С балкона, который пришлось распахнуть настежь в связи с жарой, неслись в тот вечер и куплеты про «Хасбулата удалого», и «Златые горы», и «На Муромской дорожке». Еще бы! В коллективе детского журнала волей судьбы собрались и сопрано, и басы, и тенора. Главного художника Господь наградил таким певческим басом, что в особо драматичные моменты песни, рассказывавшие о коварстве Стеньки Разина или о горькой женской доле, в здании дрожали стекла. В общем, «хороводники» только распелись, как в дверь кто-то тихо постучал. На пороге стоял пожилой мужчина с благородной внешностью английского дворецкого.

– Товарищи, нельзя ли петь чуть тише, – интеллигентно попросил он. – Вы нам спектакль срываете.

«Народному хору» пришлось извиниться, закрыть балкон, налить по новой и перейти от песен к анекдотам.

Двор в центре Москвы,

середина восьмидесятых

Окна «Хоровода» и просторный балкон, принадлежавший редакции, выходили, как уже было сказано, в переулок. В проходной дворик, через который можно было попасть на Петровку, вели чугунные резные ворота, обычно накрепко запертые. Художественные фотопортреты коллег, которые в издательстве было принято дарить на дни рождения, редакционные фотографы частенько делали на фоне этих чугунных ворот, чудом уцелевших за семьдесят лет советской власти.

В тот летний день ворота почему-то оказались открытыми, и Лина решила в обеденный перерыв изучить незнакомую территорию.

Ничего особенного, двор как двор. Клумба с пыльными цветами, качели рядом с песочницей, обшарпанная скамейка под старой липой…

Лина присела на скамейку, достала из сумочки газету и развернула бутерброд. Захотелось съесть его в тишине, отдохнуть полчаса от женской трескотни, обычно сопровождавшей чаепития в редакции. Да, и еще почитать новости, поскольку до электронных версий газет и до новостных сайтов оставалось еще лет двадцать. Какое блаженство – посидеть в центре столицы в тихом дворике под тенью старого дерева, чтобы потом вернуться в привычный водоворот редакционной суеты, который затихнет лишь к вечеру.

Внезапно Лина услышала знакомый бодрый тенорок. Только этого не хватало! Никуда от этих чертовых коллег не скроешься! Отступать было поздно. Лина заслонила лицо газетой, пересела в тень и затихла. Она услышала задорный женский смех и слегка отогнула газету, оставив лицо прикрытым. Вот это новость!

По двору, взявшись за руки, стремительно шла эффектная пара. Немолодой сухощавый мужчина в модной рубашке-поло небесно-голубого цвета и в белых узких джинсах, а с ним юная девушка с пышными рыжими волосами, горевшими на солнце, словно пламя. Она была такая хрупкая, миниатюрная, порывистая, что Лина невольно ей залюбовалась.

«Ой, да это же бильд-редактор Полина Голубева и сам Иван Кузнецов! – Лина едва удержалась, чтобы не окликнуть Полину, не подколоть какой-нибудь дурацкой шуткой, но вовремя запнулась.

«Вот так Кузнецов! Настоящий мачо! Ущипнул бес за ребро, и – ать-два-левой! – пошел по секретаршам! Хотя тут же, в отделе иллюстраций работает его жена Вера, и доброжелатели наверняка уже доложили ей об очередной интрижке благоверного, за которым та замужем целую вечность. Впрочем, Вера Ильинична, по слухам, давно привыкла к регулярным походам супруга налево и спокойно пережидает их, словно плохую погоду. Ну, а Поля? Тоже хороша! Теперь понятно, откуда берутся ее модные шмотки. На зарплату секретарши одеваться в фирменные тряпки нереально, даже если сесть на хлеб и воду. Любопытно, куда идут эти двое? Двор-то, вроде, закрыт со всех сторон… Неужели хотят сесть на эту же скамейку? Ищут, как говорится, «места для поцелуев». Если Кузнецов засечет ее здесь – прощай, редакция, а значит, непыльная работенка! Местный Казанова решит, что она специально подкарауливала его с девушкой во дворе, чтобы вволю посплетничать про их парочку в «Хороводе». Ой, только бы пронесло!

К счастью, пара направлялась отнюдь не к скамейке, а проследовала быстрым шагом к пристройке, притулившейся к особняку изнутри. Лина прежде не имела никакого понятия об этом кирпичном строении, невидимом из переулка. Дом как дом: четыре этажа, на втором – дольно широкий балкон, рядом – пожарная лестница. Кузнецов на секунду отпустил миниатюрную кисть Полины, порылся в правом кармане и достал оттуда связку ключей. Затем пожилой Ромео распахнул небольшую дверь и галантным жестом пригласил спутницу войти в полутемный подъезд. Пара скрылась из виду, и Лина наконец смогла приступить к поеданию бутерброда.

Редакция санаторного типа,

середина восьмидесятых

Года этак до восемьдесят шестого в журнале «Страна Советов» царили покой и нега. После суеты и стрессов ежедневной газеты, молодых приколов (разумеется, с обломами) в ее родном «МК» и бесконечного юного гогота Лина волей судьбы оказалась в тихом и солидном номенклатурном омуте. Отделом публицистики заведовал опальный Алексей Кажубей, культурой рулила жена известного телеведущего Кира Ястребова, отдел иллюстраций возглавлял карикатурист Александр Кременчугский, прославившийся в Отечественную войну убойными карикатурами на фашистов. По легенде, ходившей в журнале, Гитлер обещал после взятия Москвы повесить его одним из первых…

Обстановка в особняке, где располагались «Страна Советов» и «Хоровод», ошеломила Лину с первого дня. Никто не суетился, не скандалил, как в других редакциях, напротив, принято было неспешно фланировать по кабинетам, бесконечно пить кофе с «Белочкой» и «Столичными» из праздничных заказов, рассказывать о смешных случаях в командировках и почти ежедневно отмечать дни рождения. Кажубей регулярно поднимал на профсоюзном собрании вопрос о том, чтобы для больших совещаний профсоюз закупал кофе и пирожные. В «Стране Советов», этом флагмане советской пропаганды, не возбранялось шутить на грани дозволенного и травить анекдоты про Брежнева. Лина, придя на новую работу, вскоре обнаружила, что с западным шиком в редакции одевались не только Кузнецов, но и большинство ее коллег. Рядовые сотрудницы бюро проверки или редакционной библиотеки, получавшие копеечные зарплаты, выглядели не хуже, чем звезды эстрады или ведущие центрального телевидения. Муся Руденко, младший редактор «Хоровода», открыла Лине глаза на истоки «тяжелого люкса» на редакционных гранд-дамах. У всех этих красивых, ухоженных и нарядных фемин мужья не вылезали из зарубежных командировок. У одной коллеги супруг возглавлял «Совэкспортфильм», у другой работал в зарубежной редакции ТАСС, у третьей трудился серьезным чиновником во Внешторге. После открытия, невольно сделанного во дворе особняка, Лина шепотом поинтересовалась у Муси:

– Похоже, в редакции трудятся не только жены, но и содержанки?

– А ты как думала?! – усмехнулась Муся. – Видала, в каком платье Полина сегодня явилась? Ну то-то же! Баксов за сто, не меньше! Да у нас такое чудо и не достать. Фирма «Соня Риккель»!

– Кто же ей все это привозит? – Лина поспешно изобразила глуповатую улыбку.

– Ой, не могу, ну ты и наивная! Будто вчера на свет родилась! – расхохоталась Муся. – Про ее связь с Кузнецовым вся редакция знает. Одна ты в облаках витаешь.

– Мне вообще-то некогда по сторонам смотреть, работы много, – проворчала Лина.

– Что и про служебную квартирку, принадлежащую редакции, никогда не слышала? – Муся понизила голос до страшного шепота.

– А что за квартирка? – Лина вновь прикинулась дурочкой.

– Во дворе нашего особняка есть небольшая пристройка, а в ней служебная квартира, куда наши престарелые кобели своих любовниц водят.

– А для чего редакции квартира? – опешила Лина – в «Страну Советов» и в «Хоровод» ведь только с московской пропиской берут. В газете, где я раньше работала, никто о подобных квартирках тоже никогда не слышал.

– Хочу тебя предупредить: эта служебная квартира, – сказала Муся, – самая страшная тайна. По сравнению с ней их старческие загулы – просто детский сад. Никогда и никому не говори, что узнала про эту квартиру и уж тем более не спрашивай, для чего она нужна.

– А что будет, если проболтаюсь? – спросила Лина.

– Уволят с волчьим билетом. Это в лучшем случае. А в худшем тебя собьет машина. Это иногда случается с теми, кто много болтает… Ладно, не описайся от страха. Я пошутила.

Лина поежилась от холода, хотя тот давний разговор происходил летом, и постаралась побыстрее забыть об этом разговоре. Однако любопытство не давало покоя, и через пару дней она поинтересовалась с невинным видом у всезнающей Ирины Петровой:

– Ир, а что это за странная пристройка во дворе нашего особняка?

– Там обычные квартиры, в них люди живут, – ответила Ирина и внимательно взглянула на Лину:

– А почему ты спрашиваешь?

– Да так, зашла во двор немножко посидеть в обеденный перерыв на свежем воздухе и случайно обратила внимание на то несимметричное крыло нашего здания.

– Ничего там интересного нету, в основном коммуналки. На вот лучше новый журнал у себя наверху полистай. Кузнецов недавно из Парижа привез, моды следующего сезона.

Ирина протянула Лине глянец с немыслимыми для обычной советской девушки нарядами и принялась демонстративно печатать какой-то документ.

Лина продолжила изучать удивительную «контору», и вскоре ее поразило маленькое открытие. В рабочее время можно было запросто зайти к секретарю парторганизации и, попросив у него разрешения, полистать свежие номера журналов «Time» и «Spiegel», которые хранились в сейфе у парторга. Главное – не выносить запрещенную литературу из здания. В то время западные журналы в СССР были под строжайшим запретом. У всех, кто пытался привезти из-за «железного занавеса» западную прессу, это «оружие пропаганды», журналы, если их находили, без разговоров отбирали на таможне, что грозило скорыми неприятностями на работе. В лучшем случае, «горе-контрабандист» надолго становился невыездным. А в худшем могли и уволить.

Не удивительно, что большинство советских граждан слыхом не слыхивало о свадьбе принцессы Дианы. В отличие от любознательных сотрудниц «Страны Советов», живо интересовавшихся этой темой. Когда Лина впервые появилась в редакционном особняке, тамошние модницы как раз ревниво обсуждали наряды будущей «королевы сердец», в изобилии представленные в западном «глянце», а кое-кто из дам уже заказал в ателье Управления делами ЦК КПСС точные копии платьев гламурной принцессы.

В конце восьмидесятых тема модных шмоток преобладала в дамских беседах. Еще бы! В магазинах было шаром покати. Если не удавалось «выстоять» тряпку в очереди или купить у спекулянток, девушки пускали в ход смекалку. Лина, Муся и другие девчонки перешивали надоевшие наряды и красили их в яркие цвета в мастерских Большого театра, располагавшихся в соседнем с редакцией здании. Муся относила в обед ворох шмотья знакомой мастерице и назавтра забирала обновленные вещи, которые уже с нетерпением поджидали молодые обитательницы особняка. Среди них были и весьма экстравагантные особы. Одна продвинутая дизайнерша, к примеру, обожала покупать в «Военторге», располагавшемся тогда еще на Воздвиженке, солдатские кальсоны с медными пуговицами, военные рубашки и майки-алкоголички и красить все это в радикально черный цвет. По ее словам, такой «прикид» на модных вернисажах выглядел просто сногсшибательно.

В первый же месяц работы в «Хороводе» Лина сделала любопытное наблюдение. От «рабочих лошадок» журнала «Страны Советов» резко отличались раскованные, владеющие несколькими иностранными языками руководители. Чем свободнее и дружелюбнее они держались, чем больше иностранных языков знали, чем чаще привозили сотрудницам из загранкомандировок милые сувениры и чем активнее зазывали в свои кабинеты на чашечку кофе с анекдотами про Брежнева вместо пирожных, тем больше крепли подозрения Лины и ее коллег в «Хороводе». Никто не сомневался, что эти симпатяги по совместительству трудятся еще в одном серьезном ведомстве. Иван Кузнецов тоже, разумеется, находился в условном списке «журналистов в штатском», который набросали для себя сотрудники «Хоровода».

Руководил советским пропагандистским броненосцем "сталинский сокол" Николай Груздачев. Он жестко пресекал на страницах «Страны Советов» любые вольности, не вписывавшиеся в прокрустово ложе линии компартии. Карающая длань Груздачева настигала порой даже «Хоровод», безобидный «журнал для девочек и мальчиков», как было написано на его обложке. Еще бы! На передовой линии идеологической борьбы мелочей не бывает. Однажды Николай Евгеньевич невзлюбил Чебурашку и с тех пор категорически пресекал появление «уродца с непомерно большими ушами» на страницах руководимого им детского издания. Автора Чебурашки он тоже терпеть не мог, словно предвидел, какие бездны вскроются после смерти известного детского писателя. На телевизионных ток-шоу заговорили, что, дескать, папа Чебурашки был домашний тиран и садист, состоял в секте Столбуна, а в довершение всего оказался сутягой и скрягой, ненавидевшим реальных детей. Короче говоря, взгляд «сталинского сокола» оказался на редкость зорким. Впрочем, «Хоровод» изучали еще два внимательных глаза. Каждый номер журнала читала внучка Груздачева, шестилетняя Клавочка. Клавино слово было решающим в работе над очередным выпуском. К примеру, девочка очень боялась гномов, поэтому «злые западные карлики» были в «Хороводе» под строжайшим запретом. Даже Карлик Нос из сказки Вильгельма Гауфа с трудом просочился в рубрику «Любимые сказки», которую в то время курировала Лина. Зато редколлегии журнала, на которых обсуждался очередной номер, проходили весело. Груздачев неумолимо требовал от героев сказок правды жизни. Например, медведь, по его словам, грибы собирать никак не мог, однако курить трубку, по странной логике Груздачева, топтыгину позволялось.

Любовник Сильваны Помпанини,

середина девяностых

Идти на фуршет после фотовернисажа и сенсационного сообщения Семена Людова у Лины не было никакого желания. Она вернулась домой, сварила кофе, плеснула в рюмку немного коньяка и помянула невинно убиенного Кузнецова. Неожиданно для себя она достала из чулана гладильную доску и принялась ожесточенно гладить. Глажка белья, хоть и не относилась к любимым занятиям, отлично снимала стресс. Горка выглаженного белья росла с рекордной быстротой, а Лина тем временем, словно медитируя, все глубже погружалась в прошлое. Она легко представила себе Ивана Кузнецова – моложавого, модного и слегка высокомерного, однако, как ни старалась, не могла представить его истерзанный труп, оставленный в открытой машине на обочине. Такая страшная смерть совсем «не шла» Кузнецову, не вязалась с победительным и надменным обликом видавшего виды фоторепортера.

Внезапно Лина вспомнила еще одну недавнюю и, казалось, нелепую смерть. Джип «чероки» сбил на Большой Дмитровке Романа Лаврентьевича Ищенко, когда-то тоже работавшего в «Стране Советов». Крепкий мужчина возраста шестьдесят плюс, он даже в сильный мороз не носил шапку и шарф, в то время, как молодые сотрудники, выскакивая в соседнее кафе, напяливали шапки-ушанки и кутали шеи мохеровыми кашне. Роман Лаврентьевич отличался от коллег какой-то разудалой бесшабашностью и порой смахивал на городского сумасшедшего. О, это был удивительный персонаж!

Лина вспомнила, как однажды перед ноябрьскими праздниками, году этак в 89-м, провалялась две недели с гриппом, и ее забыли внести в список на праздничные заказы к годовщине Октябрьской революции.

– Вы что же, решили меня наказать за температуру под сорок и осложнения после гриппа? На каком основании лишили дефицитных деликатесов? – «наехала» она на Романа Лаврентьевича в редакционном коридоре. Ищенко в этот миг, как обычно, бежал в расстегнутом пальто прочь из особняка, в неведомые торговые дали. Он был заведующим редакцией и отвечал в «Стране Советов» за все «земное» – продуктовые заказы, путевки в престижные санатории, французские духи и театральные билеты для начальства. Формально Роман Лаврентьевич числился литсотрудником отдела сменных полос, готовившего материалы для Индии, Вьетнама и других экзотических стран, однако реально занимался исключительно добыванием дефицита для начальства и иногда для рядовых сотрудников. Лина выключила утюг и подумала, что Ищенко был неплохим человеком. Журналистам «Хоровода» порой тоже кое-что перепадало от его щедрот.

Однако «изюминкой» Ищенко были не его исключительные способности по доставанию дефицита в советскую эпоху, а его фантастические байки. «Востоковед» Роман Лаврентьевич частенько рассказывал о себе невероятные истории. По версии Ищенко, одной из его любовниц была знаменитая в шестидесятые годы итальянская актриса Сильвана Пампанини. В те годы она считалась эталоном красоты, по Сильване сходили с ума поклонники по всему миру, но это не имело для Романа Лаврентьевича никакого значения. Если верить рассказам Ищенко, он познакомился с Сильваной, когда та принимала ванну в отеле, где остановился Роман Лаврентьевич, работавший под прикрытием «обычный советский командированный». Ищенко перепутал номер, дверь оказалась открытой, ну и он, конечно, вошел. Его позвал нежный голос из ванной комнаты. Дальше все развивалось стремительно. Мол, едва обнаженная красавица его увидела, сразу же «все и закрутилось».

– Раздевайся и полезай в ванну, – так, дескать, скомандовала Сильвана Роману Лаврентьевичу. А что Роман Лаврентьевич? Он, как Савва Игнатьевич из «Покровских ворот», ответил: «Яволь!».

– Когда расставались, Сильвана плакала навзрыд, – обычно завершал Ищенко свою лав-стори под насмешливыми взглядами молодых коллег.

Еще Роман Лаврентьевич любил рассказывать о том, как служил в гитлеровской Германии в годы войны, опять же, под прикрытием. Типа работал в Берлине Штирлицем и приближал Победу. Впрочем, по его словам, он и потом был на передовой «холодной войны». Венцом баек Ищенко была история, как в хрущевские времена он вывозил из СССР в самолете двойного агента Пеньковского, приговоренного к расстрелу. Дескать, агенту сделали пластическую операцию, однако, чтобы никто не узнал его по голосу, тот общался с Романом Лаврентьевичем знаками, но разок все же прошептал:

– Рома, молчи, целее будешь!

Никто, разумеется, байкам Ищенко не верил, и в редакции он давно слыл «тихим психом». Помощница Груздачева Ирина Петрова откровенно крутила пальцем у виска, когда Ищенко скрывался за поворотом редакционного коридора.

С тех пор прошло несколько лет, страну, где родилась и выросла Лина, перестали называть «Страной Советов», и журнал с таким названием безвозвратно исчез. Жизнь, навсегда канувшая в Лету, сохранилась лишь в фотографиях…

Лина гладила белье и размышляла о рассказе Семена Людова. Жестокое убийство Кузнецова не давало ей покоя. А тут еще нелепая смерть Романа Лаврентьевича…

«Сразу два трупа сотрудников «Страны Советов» за такое короткое время, – думала Лина, ожесточенно отглаживая пододеяльник. – Кузнецов и Ищенко. Все же это… как-то слишком… для одной редакции».

Она плеснула в рюмочку еще немного коньяку, чтобы вслед за Кузнецовым помянуть Романа Лаврентьевича, и продолжала вспоминать…

«Оба мужчины умерли не своей смертью. Странно все это… Что если хотя бы часть баек Ищенко правда? Может, он и впрямь когда-то был советским шпионом, а потом свихнулся из-за раздвоения личности?». Как теперь модно говорить, «биполярочка» настигла…».

Коньяк ударил в голову, и Лина, задумавшись, прожгла дыру в пододеяльнике.

Когда она загружала стопку белья на полку в шкафу, взгляд упал на флакон из-под французских духов «Клима». Ищенко когда-то достал ей эти модные в то время духи на каком-то закрытом складе с небольшой переплатой. В конце концов флакон опустел, Лина запихнула его на полку в шкаф, чтобы белье хорошо пахло, а когда аромат выдохся, забыла выбросить бутылочку.

«В сущности, этот тихий сумасшедший неплохо ко мне относился».

Лина с какой-то темной тоской взглянула на флакон и вспомнила, как Роман Лаврентьевич ввел ее в номенклатурный продуктовый рай на Петровке.

В тот день, молча выслушав упреки Лины по поводу упущенного заказа, Роман Лаврентьевич коротко скомандовал:

– Ну, ладно, хватит ныть, пошли.

Идти пришлось недалеко – до подвала гастронома, расположенного буквально в двух шагах, на Петровке. Вряд ли кто-нибудь в то время заподозрил бы за неприметной дверью столь серьезное заведение. Напрасно, между прочим! Там было на что посмотреть. Посетитель, допущенный в это царство дефицита, вначале долго спускался в полумраке по длинной лестнице и наконец попадал в ярко освещенный холодным неоновым светом подвал. Бескрайнее подземное царство казалось бесконечным, словно это был туннель в светлое будущее.

В тот раз Роман Лаврентьевич по-свойски крикнул в гулкий коридор:

– Девчата, вы здесь?

Через несколько секунд из глубины подвала, отделанного белым кафелем, вышли две веселые молодые женщины в белых халатах. Свежие укладки на основе «химии», модные в ту эпоху голубые тени и ярко-красный маникюр довершали их, как сегодня сказали бы, «лук», то бишь, образ.

– Галочка, Лидочка, познакомьтесь, это наша сотрудница Линочка. Подберите ей что-нибудь из дефицита, – небрежно бросил Роман Лаврентьевич. Видно было, что он не последний в этом союзе избранных. Продавщицы засуетились.

– Роман Лаврентьевич, шпроты нести?

– Конечно! Две-три баночки, – командовал «востоковед».

– А печень трески?

– Несите две.

– Растворимый кофе?

– Давайте пару банок.

– Сервелат финский нужен?

– Тащите палку. Нет, лучше две!

Лина вспомнила, как тогда, с трудом стряхнув оцепенение, резко прервала поток нереальных сокровищ.

– Стоп! У меня деньги закончились! Спасибо, Роман Лаврентьевич, больше ничего не надо.

Девушки взглянули на Лину с явным разочарованием. Видимо, они подозревали у знакомой «самого Романа Лаврентьевича» гораздо бОльшие финансовые возможности.

– Ну, теперь ты довольна? – спросил Роман Лаврентьевич, когда они поднялись из подвала и вышли на Петровку. Солнечный свет превратил все только что увиденное Линой в волшебный сон, а карету в тыкву. Реальность произошедшего подтверждала лишь увесистая авоська, которую Лина тащила в руке.

– Спасибо, Роман Лаврентьевич, – только и смогла прошептать она, с трудом приходя в себя после посещения параллельного мира, в который попала в первый и, как она правильно догадалась, в последний раз.

– Только для вашего «Хоровода» и стараюсь, – подчеркнул свои заслуги Роман Лаврентьевич, – вчера твоя подруга Муся попросила достать ей французские духи «Клима». Ну, для меня это, конечно, не проблема, но надо же и о начальстве подумать. Им тоже все время что-то надо: «Роман Лаврентьич то, Роман Лаврентьич сё…».

– Ой, а можно мне тоже «Клима»? – прошептала Лина, краснея от собственной дерзости. – Я заплачу сверх цены, у мамы скоро день рождения, а она очень любит эту марку.

Стоит ли говорить, что мама, получив от дочери столь драгоценный подарок, ахнула, пару раз надушилась «Клима» перед походом в Большой зал консерватории, а потом отдала Лине флакон со словами «тебе они нужнее».

Большинству коллег Лины, в отличие от нее, французские духи не казались таким уж сокровищем. В редакции «Страны Советов» работали люди, по тем меркам, весьма обеспеченные. Мужья многих сотрудниц имели возможность покупать торговый дефицит в закрытой секции ГУМа, а также получать продуктовые «пайки» в ЦК КПСС, в «Совэкспортфильме», в ТАСС и в других подобных организациях. Однако от сервелата, шпрот и растворимого кофе, впоследствии признанных крайне вредными, никто из гламурных дам, разумеется, не отказывался. В день выдачи заказов прямо от статуи мраморной Психеи выстраивалась на лестнице длинная очередь, и кто-нибудь из редакционных фотографов обязательно запечатлевал этот позорный эпизод «для истории»

Роман Лаврентьевич бессменно руководил раздачей продуктовых заказов, как генерал атакой, и никто из сотрудников обычно не бывал обойден деликатесами. Единственное за все время ЧП случилось в «Хороводе». У тогдашнего главного редактора журнала Михаила Шпонькина пропало мясо, спрятанное в общий холодильник. Кто из сотрудников польстился на столь дефицитный в конце восьмидесятых продукт, так и осталось загадкой.