Текст книги "Возьми, если сможешь"

Автор книги: Нина Парфёнова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

– Ленка, а ты с нами? Чего молчишь-то?

– Нет, Илюша, давайте сами, мне на работу завтра, дел много.

– А мы завтра собрались за дровами с Валеркой.

Лена пожала плечами и ушла в спальню.

Утром она уже собиралась выходить, курила у форточки на кухне, когда встал Илья.

– Чёрт, чего ты куришь тут, и так голова раскалывается. Есть опохмелиться, а то до леса не доеду?

Пытаясь сдержать клокочущее раздражение, она мягко произнесла:

– Илюша, ну, какое опохмелиться, перед лесом? Это ведь не шутки, пьяным ехать в горы, глянь, туман какой.

– Ленка, отстань!

Он открыл холодильник, нашёл там давно стоявшую бутылку с остатками коньяка, вылил их в стакан и с наслаждением выпил.

– Ой, хорошо, зараза!

– Илюш, ну какие дрова? Зачем они тебе? В бане у нас года на два дров хватит, а для котла они бесполезные, – раздражение нарастало.

Ей сегодня утром самой пришлось топить котёл, за ночь дом прилично остыл, прохладу она почувствовала сразу, едва откинув одеяло. Илья спал тяжёлым, почти каменным сном, даже не переворачиваясь. Это было трудно – чистить стенки котла от нагара, удалять золу, засыпать уголь, разжигать щепу и закрывать тяжёлую крышку, со страхом прислушиваясь, как внутри гудит пламя, разогревая тосол в системе и начиная гнать его по трубам. Она ужасно боялась котла, он это чувствовал и не хотел ей подчиняться, дымил и редко загорался с первого раза. Сегодня она всё делала с отчаянием и злостью, потому он и занялся почти сразу. Потом, долго отмывая руки и лицо от угольной пыли, смотрела на себя в зеркало и горько думала: «Лена, что ты здесь делаешь?» Решение зрело давно, и, похоже, готово было выразиться в словах. Она скажет со всей серьёзностью:

– Илюша, я уезжаю. Домой, в Северореченск. Если поедешь со мной, давай собираться!

Вчера Илья с Валерой сидели долго. Лена уснула под бубнящий телевизор, из кухни доносились глухие голоса, она не прислушивалась, чтобы не раздражаться. И вот сейчас, глядя на припухшее лицо Ильи, понимала, что говорить в этот момент бесполезно.

– Зачем они тебе, дрова эти!?

– Лен, чего ты заводишься. Валера попросил по-родственному, как я ему откажу, он мне тоже поможет в чём-то.

Лена махнула рукой, оделась и вышла из дома.

Рабочий день покатился кубарем с горы. Часов в десять мимо администрации прострекотал Валерин трактор, она выглянула в окно, но его уже не было видно. Лена выслушивала людей, разговаривала с ними, подписывала документы, ставила печати и чувствовала, как внутри набухает клубок странных, мало связанных между собой чувств. Там были раздражение и злость, отчаянный страх и боль, саднящая, но разрастающаяся с каждой минутой. Она потрясла головой, глянула на часы – ага, уже второй… Она немного походила по кабинету, сделала себе кофе, села к компьютеру, прикурила сигарету и начала, продираясь сквозь деревянные юридическо-чиновничьи формулировки, вчитываться в текст. В очередной раз меняли Уставы муниципальных образований. Их переписывали юристы районной администрации, вносили правки в прокуратуре, но и после всей этой редактуры в тексте содержалась масса ошибок, несогласованностей, неувязок. И, прежде, чем отправлять Устав на утверждение в Минюст, требовалось ещё не раз его внимательно прочесть.

Где-то вдалеке зашумел трактор. Лена прислушалась – мимо, что ли, потушила в пепельнице очередную сигарету, потянулась, разведя изрядно затёкшие плечи, и вернулась к тексту. На крыльце послышались голоса. По коридору простучали каблуки, и в кабинет, распахнув дверь, ворвалась специалист Вера Михайловна, вытаращив абсолютно дикие глаза. Лена развернулась вместе с креслом, даже не успев открыть рта. Вера кричала:

– Елена Максимовна, выйди! Там!..

Лена встала и пошла к выходу, ноги одеревенели, двигались плохо. Уличная дверь была распахнута настежь, а на крыльце стоял, покачиваясь бледный до синевы Валерка. Он пытался что-то сказать, издавая нечленораздельные звуки. Лена оттолкнула его и вышла за дверь. Там дул ледяной ветер, но она совсем не чувствовала холода, стояла и смотрела вниз с высокого крыльца. В тракторной тележке дров не было, а лежало что-то большое, словно скомканное, накрытое брезентом, в нескольких местах покрытым бурыми пятнами. Она поняла всё моментально, долгим взглядом посмотрела на Валеру, тот продолжал мычать, как-то нелепо жестикулируя. В дверях, зажав руками рот, стояла Вера. Лена отстранила её, всё так же молча, на деревянных ногах, прошла в кабинет и позвонила в милицию и скорую.

Что происходило дальше, осознавала плохо, а помнила обрывочно. Она не плакала, а лишь хмурила брови, смотрела длинным пустым взглядом на собеседников. Илью забрали в райцентр, туда же уехали участковый и Валера. Вера Михайловна по телефону договорилась с мужиками, чтобы выкопали могилу и протопили дом. Она вообще взяла всё на себя, увела Лену домой, отпаивала валокордином и коньяком, потом уложила спать и сама прикорнула рядом на кресле. Муж Веры командовал мужиками на кладбище.

Лена открыла глаза, за окном едва серел рассвет. Вера спала в кресле, свернувшись клубочком. Встала и тихонько прошла на кухню. Щёлкнула тумблером чайника, достала из шкафчика кофе и сахар, молоко из холодильника. Поставила на стол чашки, заварила кофе. Каждое движение отзывалось болью, но она продолжала двигаться. На кухню пришла Вера, молча села на стул, взяла чашку.

– Вера, спасибо тебе. Ты иди, нам же на работу скоро. Я сейчас голову помою и приду.

Вера смотрела на неё во все глаза.

– Леночка, может, тебе не ходить пока, посиди дома, поспи.

– Думаешь, я усну?

Когда за Верой закрылась дверь, Лена вытащила из гардеробной два чемодана и начала собирать свои вещи. Предупредила по телефону квартирантов, что через месяц аренда прерывается. Пока она поживёт в Леркиной однушке, та стояла закрытой – Елисеев там не жил, предпочитая служебную квартиру. Лерка – настоящий друг, она не стала высказывать считающихся необходимыми банальных соболезнований, произнесла всего несколько слов, от которых у Лены в груди чуток оттаяло. Рассказала, где взять ключи и пообещала приехать в январе.

Следствие закончилось, не начавшись. Несчастный случай. Так бывает. Дерево при подпиле порой падает не туда, где ожидаешь. А то, что оба дровосека были изрядно выпивши, никого не интересовало. Экспертизу, конечно, провели поверхностно, это тоже было никому не нужно. Валера пытался что-то объяснять, но Лена, подняв ладонь, остановила его. Она вообще почти не говорила в эти дни.

На кладбище стояла молча, глядя в заострившиеся черты лица Ильи, вокруг шептались, шипели: «Вот, и не плачет совсем, то ли деревянная, то ли железная». А она смотрела на него и думала: «Ну что же, Илья, ты свой выбор сделал. Теперь ты останешься здесь навсегда».

На следующий день после похорон и поминок она рано утром пришла на работу, написала заявление об увольнении, оставила его вместе с запасным комплектом ключей от дома у Веры на столе, зашла домой, отключила воду, электричество, закрыла дверь и калитку. У ворот её уже ждало такси, вызванное из райцентра.

Она почти не смотрела по сторонам, эту дорогу знала наизусть. Только вперёд, на встающее над горами красное солнце. Снег искрился мирриадами бриллиантовых брызг… Водитель молчал, за что Лена была ему очень благодарна. Через час он высадил её на вокзале в райцентре, а ещё через сутки она щёлкнула застёжкой привязного ремня под слова стюардессы: «Наш самолёт совершает рейс до Северореченска, время в пути три часа пять минут».

Глава третья.

Город

Конец декабря выдался холодным, ветреным и снежным. Город утопал в сугробах, порой намертво застревая в дорожных пробках. Дорожная техника чистила снег круглосуточно, перекрывая улицы в самый неудобный момент, чем вызывала раздражение автомобилистов и изнемогающих пассажиров общественного транспорта. Лерка старалась далеко от дома не уходить, гуляла с Лизой в сквере, работала дома. В один из дней из редакции прислали целую подборку материалов, Лерка с радостью увидела, наконец, статью с подписью Елены Свистуновой. Статья повествовала, конечно, о рыбозаводе. Лерка внимательно вчитывалась в текст, редактировать подругу почти не требовалось, но, хорошо зная её, искала в тексте чуть ли не зашифрованное послание. Оно было. Там происходили незначительные на первый взгляд события, которые можно было трактовать, как преддверие серьёзных потрясений. Осторожно высказывались о назревших переменах чиновники, жаловались на проблемы сотрудники завода. Ну-ну… Лерка давно рассказала Володе обо всём, что узнала. Он с тех пор не звонил и не появлялся.

Елисеев тоже целыми днями где-то пропадал, возвращался поздно, серый от усталости, вяло ужинал, на вопросы не отвечал, пять минут общался с дочерью и падал спать.

Лерка съездила в один из любимых магазинов, купила платье. Не хватало рядом Свистуновой, она бы посоветовала, раскритиковала неудачный выбор и заставила бы выбрать то самое, правильное. Лерка долго ходила по магазину, снимала с вешалок наряды, прямо с плечиками прикидывала на себя, вздыхала, разочарованно возвращала обратно и опять шла по залу. Вдруг взгляд зацепился за что-то необычное. Серебристо-фиолетовое, шуршащее почти невидимыми пайетками, с вырезом-лодочкой, рукавами в три четверти, слегка заниженной талией и довольно широкой мягкой юбкой. Оно напоминало силуэты пятидесятых-шестидесятых годов, от него веяло почти забытой женственностью, нежностью и… фильмом «Римские каникулы». Это было то, что надо для встречи Нового года!

Утром двадцать девятого декабря Сергей за завтраком сказал, не выражая никаких эмоций:

– Новый год встречаем в ресторане, «Витлор» приглашает. Форма одежды парадная.

– Замечательно! Я уже и платье купила! Тебе понравится…

Лерка подошла к нему сзади, губами прижалась к затылку, обняла за шею.

– Серёжа, может, ты сегодня никуда не пойдёшь? Посмотрись в зеркало, уставший, на тебе же лица нет, ты не просто серый, ты уже серо-зелёный. Оно того стоит? Лиза каждый день спрашивает, где ты, она тебя ни утром, ни вечером не видит, только спящим, называется, папа на три недели приехал…

Он слегка напрягся, а потом развернулся, уткнулся лицом ей в живот.

– Лерочка, да, устал я, очень устал, но дело делать надо, навалилось работы столько срочной, её нужно до Нового года переделать. Сама понимаешь, все власти и деньги здесь, поэтому решать многие вопросы надо здесь и сейчас!

Она улыбнулась и погладила его по волосам, присела на корточки, чтобы их глаза оказались на одном уровне.

– Я давно твоих глаз так близко не видел.

Он смотрел на неё, приблизив её лицо к себе, потом обнял и долго не отпускал. Лерка замерла, чувствуя его тепло, чего так давно не случалось, слишком он был занят какой-то своей, отличной от их общей, жизнью. Казалось, время тянется долго-долго, но тут в кухню влетела Лиза, громко топая и крича:

– Ура!!!!!! Папа!!!!!!!!! Дома!!!!

Сергей отпустил Лерку и поднялся, подхватил дочь на руки. Выражение его лица стало другим – беззащитно-мягким. А Лерка присела на стул, наслаждалась, глядя на эту парочку, такая щемящая нежность и любовь исходили от них.

– Лизунчик, послезавтра поедешь к бабушке Ире и дедушке Васе! Они по тебе соскучились, хотят, чтобы ты с ними Новый год встретила, а потом осталась погостить у них. Хорошо?

Василий Геннадьевич и Ираида Артёмовна, родители Сергея, Лизу видели не слишком часто. С Сергеем у них были давние разногласия, они не одобряли его образа жизни, и даже то, что он уже несколько лет работал заместителем губернатора целого северного региона, никак не поспособствовало потеплению отношений внутри семьи. Теперь они часто рассуждали о том, что чиновники – главные бандиты и воры в стране, куда там каким-то преступным группировкам. Всякий раз, когда Сергей с Леркой приезжали к ним в гости, Ираида Петровна поджимала тонкие губы и демонстративно внимательно смотрела на портрет сестры Сергея Алисы, которая почти десять лет назад погибла от наркотиков. Она почему-то была уверена, что именно Сергей из-за своей принадлежности к ОАО «Витлор», которое она считала преступным сообществом, является главным виновником и пристрастия сестры к наркотикам, и того, что она выносила из дома без разбора – вещи, посуду, небогатые материнские украшения… Украденное они с Андреем, её сожителем, сбывали за дозу. Лерка знала семейную историю – именно Андрей, когда-то мальчик из хорошей высокопоставленной семьи, втянул в эту карусель нежную девочку Алису Елисееву. А Сергей после гибели сестры сделал что-то такое, после чего среди живых не стало и Андрея. Всё это Елисеев рассказал ей в их первую ночь, в балке обогревательного пункта геологоразведочной экспедиции, прикорнувшем на берегу мистического озера Хув-Тув, разлома далёких полярных гор…

Лерку они принимали тепло, но без особого энтузиазма, поэтому она бывать у них не очень-то рвалась. Лиза тоже чувствовала, что бабушка с дедушкой их с папой и мамой не так, чтобы сильно ждали. Она нахмурилась, надулась и недовольно произнесла:

– М-м-м… Не хочу. Хочу бабушку Анну Фёдоровну, она добрая… Она меня любит, а баба Ира не любит.

– Лизочка, у Анны Фёдоровны могут быть другие планы, вдруг ей некогда. Ну ладно, ладно, не плачь, позвоню Анне Фёдоровне.

Анна Фёдоровна согласилась сразу. Родственников у неё не было, Новый год она вообще праздником не считала, а потому возможность побыть, хоть и временно, кому-то нужной, расценивала, как счастье. Да и к Лизочке она очень привязалась за эти годы, и новость, что девочка с родителями уезжает надолго, очень её расстроила.

Тридцать первого в десять вечера Анна Фёдоровна пришла к Лизе, ей надарили подарков, а она, в свою очередь, вручила всем собственноручно связанные носки и варежки, приговаривая:

– На Север ведь едете, там ужас, как холодно, вот, греться будете.

Лерка с Сергеем растроганно благодарили, Лиза прыгала от восторга. Анну Фёдоровну усадили за накрытый стол, Сергей разлил по бокалам шампанское, а Лизе – лимонаду. В половине одиннадцатого Анна Фёдоровна заперла за ними дверь.

Огромный зал гостиничного ресторана был почти полон. Лерка потёрла виски – это была та самая гостиница, где они когда-то обедали на открытой веранде. Тогда она впервые за пятнадцать лет сверху смотрела на Город. В холле гостиницы не было потолков, колонны и винтовые лестницы уходили на много этажей вверх. У Леры там всегда кружилась голова и слабели колени. Их с Сергеем провели к самой сцене, за столиком уже сидели Андрей Ядрихинский, генеральный директор «Витлора», с женой, томной худощавой блондинкой Илоной. Улыбки, приветствия, восклицания, поздравления… Лерка устроилась за столом, положила рядом с приборами клатч и окинула взглядом зал, тут же встретившись глазами с Володей. Вот это да… С ним рядом сидела кукольно-красивая блондинка, она показалась смутно знакомой, но Лерка не могла вспомнить, откуда. Сергей, проследив её взгляд, наклонился к ней, сказал на ухо:

– Инна, бывшая секретарша Андрюхина, сейчас где-то в отделе маркетинга работает.

Лерка коротко глянула на него.

– Мне нет никакого дела до секретарши Инны. Что, друзья собираются вновь и уже не расстаются никогда?

Сергей, пожав плечами, разлил по бокалам коньяк, предлагая проводить старый год. Андрей Николаевич, чокаясь с Леркой, сказал проникновенно:

– Лера, ты сегодня как фея, честное слово. Такая вся волшебная.

Илона надменно улыбалась, до сих пор не проронив ни слова, держа бокал в холёной руке, унизанной бриллиантовыми кольцами. Наверное, Лерка должна была бы чувствовать себя бедной родственницей рядом с ней. Но она себя так совсем не чувствовала, её сиренево-фиолетовые чароиты в серебре выглядели нисколько не хуже, во всяком случае, для неё самой. Она старалась не смотреть налево, чтобы не встречаться глазами с Володей. Интересно, когда они опять воссоединились, ведь так переживали, когда Володя буквально из-под носа у них увёл участок в горной провинции с подтверждёнными запасами поделочного камня, прямо напрашивалось – либо убьют, либо покалечат. А теперь, надо же, все вместе Новый год встречают! Интересная всё-таки компания, этот «Витлор».

Концертную программу прервал звон курантов, захлопали пробки от шампанского, все чокались, поздравляли друг друга. Ядрихинский, держа в руках бокал, возбуждённо говорил со сцены в микрофон:

– Друзья! Наступил новый год! Мы встречаем его вместе, значит, и работать в этом году будем вместе, как и раньше. Вместе мы сделаем так, чтобы наша замечательная компания «Витлор» расширялась и расширялась, чтобы мы открывали новые предприятия, чтобы работали и процветали старые! От этого зависит и наше благосостояние, и нормальная жизнь тех, кто работает на наших предприятиях! Давайте выпьем за нас всех, витлоровцев, за наших жён, мужей, детей, здоровья нам всем и денег побольше! С Новым годом! Ура!

Вокруг кричали «Ура!», «С Новым годом!», чокались, обнимались, стреляли из хлопушек, по залу летели блестящие разноцветные конфетти и серпантин. Вновь заиграла музыка, а ведущие с микрофонами пошли по залу, чтобы все желающие могли поздравить друг друга. Лерка жестом показала Сергею, что выйдет покурить. Он кивнул и погладил её по руке.

В холле было тихо и прохладно, в креслах никто не сидел, все пили, ели и танцевали. Лерка уселась подальше от зала, кресло было мягким и удобным, не досаждала музыка, хотелось посидеть здесь подольше. В холл вышел Володя и направился в её сторону. Лерка напряглась, ох, не избежать сегодня какого-нибудь конфликта… Она смотрела, как он идёт к ней, держа в руках два бокала, слегка расслабленно, но очень уверенно, смотрит на неё как обычно, насмешливо и непонятно. В дверях стояла, глядя ему в спину, Инна. Полоснула Лерку ненавидящим взглядом, развернулась и пропала из вида. Лера смотрела, как он идёт, и понимала в сотый, тысячный раз, что, несмотря ни на что – замужество, рождение дочери, четыре года, прожитые в относительном покое, она готова прямо сейчас встать и пойти за ним. Нет, нет! Нельзя! Она не имеет на это права! Это предательство и Сергея, и Лизы. О себе она думала в последнюю очередь. Или всё-таки в первую? Все эти четыре года она опять, как почти двадцать лет назад, по кусочкам собирала себя, свою лежащую в руинах жизнь, чтобы можно было сказать хотя бы самой себе – у меня всё в порядке, я живу и я счастлива. Если сейчас она сделает то, чего ей хочется больше всего на свете, все её многолетние усилия опять полетят в тартарары…

Он опустился в соседнее кресло, подал ей бокал, она приняла, глядя на него в упор. Светло-серый костюм оттеняла синяя сорочка, такая же синяя, как глаза под чёрными густыми бровями. Он тряхнул головой, откидывая назад чёлку, падающую на лоб.

– С Новым годом, Лерка!

– С Новым годом, Володя, – отпила глоток, – с новым счастьем, хотя, какое там новое, старое девать некуда.

– Ну, да, так-то оно так, – он помолчал. – Лерка, ты такая сегодня… прямо королева!

– Ух, как я давно от тебя этого не слышала. Погоди, сколько – восемнадцать лет? Нет, девятнадцать. Представляешь, девятнадцать! Девятнадцать лет назад ты меня называл королевой, хотя, какой я тогда королевой была… – Она отпила глоток шампанского.

– А я ещё тогда тебе говорил, что ты себе цены не знаешь, но ты же мне не верила.

– Не верила. Нет, не так. Боялась верить, так, наверное, правильнее будет сказать.

Она вспомнила тяжёлое, свинцовое безвременье, в которое тогда погрузилась. Время просто стояло на месте, и для того, чтобы прожить хотя бы один день, надо было прилагать неимоверные физические усилия, сдвигая эту глыбу. А сдвинуть её было практически невозможно – боль занимала весь мир вокруг, она была такой сильной, физически ощутимой. Потом эта боль стала, нет, не меньше, она просто начала уходить внутрь, поселилась где-то в районе диафрагмы, с тех пор и жила там… И когда эта глыба чуть-чуть дрогнула, а стрелки часов вдруг сдвинулись и пошли, она поняла, что жизнь всё-таки продолжается, пусть и с постоянно саднящей болевой точкой. Это был её личный, персональный конец света, который она пережила и продолжила существование совсем в другом мире. Лет через пять, когда ей показалось, что она справилась, научившись искусно притворяться – улыбаться, работать и даже иногда не думать о нём, коллега из Биробиджана на курсах повышения квалификации в Москве, вдруг спросила во время дружеской вечеринки: «Лера, а откуда столько боли в глазах?» Лерка попыталась свести всё к шутке, мол, так, задумалась… И поняла, что нужно ещё внимательнее следить за собой, за мыслями, чувствами и даже выражением глаз.

Сейчас она чувствовала необыкновенную лёгкость, словно выпитое шампанское, пузырясь, слегка приподнимает её и над креслом, и над разговором, и даже безумные винтовые лестницы уже не казались закручивающейся энергетической воронкой. Всё вокруг выглядело простым и понятным, прямолинейным, как острые носы её серебристых туфель. Ей почему-то стало весело.

– Ты так улыбаешься, как будто что-то важное поняла, глаза аж искрятся…

– Я, Володя, кажется, вообще всё понимаю теперь – и про нас с тобой, и про всех остальных… Не знаю, может, я сильно ошибаюсь, шампанское обманывает, но смотрю вот вокруг, и как-то ясно все события представляются…

– Лерка, Лерка…

– Какая ты дурочка, да?

– Нет, совсем нет…

– Скажи ещё раз – Лер-р-рка, мне так нравится!

Он произнёс, раскатывая букву «р»:

– Лер-р-рка…

Он протянул руку и прикоснулся к её щеке, как когда-то давно…

В дверях зала мелькнула и опять исчезла Инна.

– Мы с тобой уже долго тут сидим, Володя, наверное, это становится неприличным. Но так не хочется туда, в зал, возвращаться.

– Ты иди, не расстраивай мужа.

Лерка коротко взглянула на него, поднялась из кресла. Навстречу ей из зала быстро шёл Сергей. Выражение его лица не сулило ничего хорошего. За ним почти бегом спешил Андрей Ядрихинский, очень озабоченный и сосредоточенный. Володя поднялся тоже, прикурил новую сигарету, выдохнул дым и проследил за ним глазами. Лерка стояла и ждала, когда подойдёт Елисеев. Он остановился рядом с ними, с трудом переводя дыхание, и с ненавистью посмотрел на Володю.

– Лера, иди в зал, пожалуйста.

Она молчала, не двигаясь с места. Ей было даже забавно наблюдать, как эти мужчины, практически одного роста и телосложения, не маленькие, кстати сказать, стоят друг против друга. Между ними словно сверкали молнии, и вихрилось пространство. Ни один из них не отводил взгляда, не произносил ни слова. Она отступила на шаг назад, но не уходила, понимая, что, пока она здесь, ничего не произойдёт. К ней сзади подошёл Ядрихинский, громким шёпотом произнёс, пытаясь быть ироничным:

– Ты страшная женщина, Валерия Евгеньевна!

Она обернулась. Андрей Николаевич выглядел довольным, что показалось ей очень странным, никаких предпосылок для этого не наблюдалось.

– Таких двух бойцов из строя вывела, можно сказать, обеих рук лишила – и правой, и левой. А им ведь вместе работать. Надо их теперь как-то в сознание приводить. Может, поможешь?

Лерка покачала головой. Своей вины она не чувствовала, мужчины любят заигрываться в эти, на её взгляд, глупые мужские игры. А ей уже надоело ощущать себя женщиной на корабле и балансировать на качающейся палубе терпящего бедствие судёнышка. Она развернулась и пошла в сторону гардероба, получила шубу, оделась и вышла в морозную ночь. А эта троица, казалось, даже не заметила её ухода. Город праздновал, повсюду взрывались фейерверки, окрашивая небо в причудливые цвета звёздами, огненными шарами и брызгами.

До дома было не очень далеко, она пошла пешком, с удовольствием вдыхая холодный воздух и улыбаясь каким-то лёгким, совсем не оформленным мыслям. Вдруг пошёл крупными хлопьями снег, в безветрии он падал отвесно, таял на лице. Лерка остановилась, вытянула руку, снежинки ложились на ладонь, поблёскивали в последний раз и таяли, оставляя после себя крохотную капельку. Она с удивлением поняла, что в голове зазвучала песня, чего давным-давно не было:

Мама, я опять вернулась к городу на побережье.

Мама, я забыла гордость, но я узнала, что такое нежность…22
  Елена Ваенга, «Снег»


[Закрыть]

Ей вдруг очень захотелось запеть прямо в голос в этой тишине под тихо падающим снегом.

Мама, я так одинока, а вокруг меня люди, люди,

Мама, у меня сердце не бьётся, мама, что со мною будет?

Снег на моей голове, снег первый раз в моём городе…

Снег, он метёт и метёт…

Заметёт ли моё сердце, заживёт ли, оживёт ли…

Было так странно – её голос звучал немного глуховато, словно тонул в хлопьях снега.

Из-за угла вывернула с песнями и криками развесёлая компания. Они завопили ей с другой стороны улицы:

– Девушка, с Новым годом! Пойдёмте с нами, а то замёрзнете!

Лерка помахала им рукой и быстро пошла дальше по направлению к дому. В квартире стояла тишина, Лерка на цыпочках подошла к Лизиной комнате и заглянула внутрь. Тускло светился в углу ночник, Лиза сладко спала в своей кроватке, Анна Фёдоровна посапывала на диване. Плотно прикрыв дверь, она переоделась, плеснула в бокал коньяку и вышла на лоджию. Город всё ещё светился огнями, над домами взлетали фейерверки, люди праздновали, веселились, наблюдать это было приятно, общее веселье завораживало, включало в свой круг. Она постояла немного, глядя на праздничный светящийся город и, вернувшись на кухню, включила телевизор, убавив звук, чтобы не разбудить дочку и Анну Фёдоровну.

Когда открылась входная дверь, она уже не услышала. Сергей разделся, повесил куртку на вешалку и пошёл на звук телевизора. На кухонном столе стоял пустой бокал, он повертел его в руках, понюхал и поставил обратно. На диване перед телевизором, накрывшись пледом, спала Лерка, поджав ноги и обхватив руками подушку. Он присел перед ней на корточки и подул на волосы. Она недовольно нахмурилась во сне, открыла глаза, медленно сфокусировала взгляд и спросила:

– А который час? Ты давно пришёл?

– Пять. Только что. А ты как ушла? Я даже не заметил, глядь, а тебя нигде нет.

Она села, сдвинув плед, немного хриплым со сна голосом сказала:

– Конечно, где там меня было заметить, такая битва титанов завязалась, от вас прикуривать можно было, такие страсти бушевали. Вы уж как-то поспокойнее разбирайтесь, что ли. С вами рядом находиться было страшно, не то, чтобы вникать в суть ваших претензий друг к другу.

– Да ладно, так уж и страшно. Но ты тоже хороша!

– Ой, никто и не спорит. Я, конечно, больше всех виновата.

– Виновата, даже не говори ничего. Зачем ты с ним столько времени там сидела? Курят, шампанское пьют, беседуют… Я долго терпел, но эта дурочка Инна вся избегалась туда-сюда, плакать давай, к Ядрихинскому прибежала жаловаться. Тут уж никто не выдержал. Лера, я в «Витлоре» не последний человек, хоть и не первый. Пока. Про тебя там тоже многие знают и про Вовчика. Чего ты из меня дурака-то делаешь? Кое-кто уже ухмыляться начал и всякую фигню друг другу нашёптывать.

Лерка отвернулась, спустила ноги на пол. Да, пожалуй, сказать тут нечего.

– Хорошо, виновата, так виновата. Но ты же всё купировал, как я понимаю, поэтому так долго там оставался.

– Лера, а что мне оставалось делать? Ты ушла по-английски, никто заметить не успел. Андрюха Илонку услал за другой стол, мы втроём сидели и разговаривали. Работать-то надо. Вот я к тебе и вернулся пьяный-пьяный. Всё, вставай, накрывай стол, будем продолжать праздновать!

Он сгрёб её в охапку и поставил на пол.

– Серёжа, ну, что ты меня как неодушевлённый предмет таскаешь.

– Ещё какой одушевлённый! Лер, ну давай, хочу с тобой новый год, наконец, встретить.

– Да вроде, встретили уже.

– Лера, что ты как старая бабка ворчишь? Надо было не спать, а сидеть и ждать мужа за накрытым столом.

«Конечно, сидеть и ждать за накрытым столом, пока вы там судьбы решаете. И мою в том числе», – сварливо думала Лерка, направляясь к холодильнику.