Текст книги "Infernum. Последняя заря (СИ)"

Автор книги: Нина Мильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 3. Обретение (ранее 5 Двое)

Нет счастья там,

Где сердца полны печали

Где тишина царит

И чувства где скрываются

В глубокой дали

Ведь о любви молчат

Боятся ею

Там узы дружбы разорвать,

Сомнения зерна сеют, сеют

И страх над ними там довлеет

– Привет, мелкая! Ну и напугала ты на… – не успел договорить Ишас, осторожно войдя в комнату, как в него прилетело подушкой.

– Ты опоздал! – фыркнула Ида, приподнимаясь на постели. Но виноватый взгляд Ишаса смягчил ее обиду на того, кто сперва бросил ее одну на ярмарке, а потом долго не появлялся. – И я не мелкая! Прекрати уже меня так называть! Я вообще-то старше тебя! – уже шутливо возмутилась Ида. Она не умела долго на него злиться.

Ишас же улыбнулся, сделал неуверенный шаг вперед —то ли боялся новой подушечной атаки, то ли испытывал неловкость. Но Ида не могла не отметить, что его присутствие согревало ее, дарило покой, несмотря на тревоги, волнующие душу последние часы.

– Ну и что, может, я про рост?! – прервал ее размышления Ишас, будто желая нарушить неловкость, единственным вариантом чего было вывести Иду из себя. Но увидев, как Ида посмурнела, он уже мягче продолжил: – Ладно, не злись. Как ты? Я жутко перепугался, когда нашел тебя. – Ишас не знал, куда деть руки и неловко переминался с ноги на ногу. – Правильно Старый Пот накинулся так с…. я его не виню, он был прав… я не должен был…

– Ишас, – тихо проговорила Ида, не дав ему закончить свой монолог угрызения совести, – все в порядке, со мной все хорошо, ты не виноват! Ты был занят! – Как бы Ида не хотела сейчас быть помягче с ним, но в последнем слове проскользнула обида.

В ответ Ишас лишь молчал, понурив голову. Потом он резко поднял взгляд и посмотрел ей в глаза, будто хотел передать ей все, что хранил в душе, чем терзался и что чувствовал. Они долго просидели так, Иде показалось, что прошла вся жизнь. И она ни на секунду не пожалела бы о потраченном времени.

– Прости меня, – тихий шепот нарушил их молчаливые признания. Но Ида не знала, за что он извинялся, за случившееся с ней, или за то, что оставил ее одну, или за тайны, которые появились между ними. Спрашивать не стала. Достаточно этой хрупкой веры в то, что он несмотря ни на что все равно рядом. Он ее друг. Он ей как брат.

– Пришел, ишь, посмотрите-ка! Сейчас ты зачем? Она уже дома, в безопасности, не одна! Ишь, – раздался возмущенный голос Старого Пота в дверях и нарушил хрупкое мгновение тишины.

– Оте-е-ец, прекрати! Он же не виноват, я сама попросила оставить меня одну, да и будет ли ему интересно с девочками ходить по лавкам с побрякушками?! – не сдержавшись, вступилась за друга Ида, на ходу выдумывая оправдания, хотя удивленные глаза Ишаса выдавали ее нескладно скроенную ложь.

– Дитя, ты же помнишь, что ложь – это грех, а лгать родителям – еще больший грех? Не выгораживай его, пусть будет мужчиной и с честью несет ответственность за свой проступок, не для того его кузнец оставил, чтобы…

– Оставил? – Ида удивленно вскинула брови и посмотрела на отца. Перевела взгляд на Ишаса, но его вид выдавал еще большее недоумение. – О чем ты, отец?

– Что? – вдруг переменился в лице Старый Пот, глаза забегали, будто осознал, что ляпнул лишнего. – Говорю, не мужчина, что ли, это… за девчонкой прятаться… это… обещал, пусть выполняет, а не выполнил, так пущай отвечает за последствия, вот, да! – Бисеринки пота уже заблестели на лбу, когда старик вскинул палец, будто вспомнил что-то и поспешил прочь из комнаты.

– Что это было? – спросила Ида, явно насторожившись подобным поведением отца, волнение для которого было редкостью. Он всегда казался ей островом спокойствия, самой невозмутимостью, ничто во Вселенной не могло пошатнуть его душевного равновесия. А тут уже дважды за день отец терял нить разговора, от волнения путая слова и явно что-то пытаясь утаить.

– А кто ж его разберет? – пожал плечами Ишас, но сжатые губы выдали его беспокойство. – Но Старый Пот прав, я виноват, должен был…

Ида махнула рукой.

– Я не об этом, и прекрати уже сопли распускать. Что значило “не зря его кузнец оставил”?

– Откуда я знаю, спроси у него, – чуть резче, чем планировал ответил Ишас. На лице заиграли желваки и тень легла на лицо. – Потому что если из жалости он так меня оставил, – ухмыльнулся Ишас и задрал штанину, чтобы продемонстрировать синяки, – то не хотелось бы мне узнать его безжалостность.

Ида от увиденного потеряла дар речи и подалась вперед. Опять Йофас избил Ишаса. Она не понимала, за что кузнец так не любит родного сына. Поговаривали, что он винил Ишаса в смерти жены, в том, что из-за него она умерла при родах. Но ведь это глупо? Иде нестерпимо захотелось обнять Ишаса и снова молча поддержать, сказать, что он не виноват, что он лучший сын и друг, какого можно только представить, что она всегда будет рядом и, если понадобится, поможет ему, но нужна ли Ишасу эта помощь? Нужна ли Ишасу она и ее поддержка? И тут Ишас расхохотался, незло, по-доброму, как смеются, когда хотят отогнать слезы, подступившие к глазам, когда хотят отвлечь другого человека от своих проблем, когда хотят избежать жалости, вызванной таким пустяковым делом, когда просто хотят перевести в шутку и забыть о случившемся, чтобы самому не думать о боли, съедающей заживо. Первые секунды Ида смотрела на него ошарашенно – уж не сошел ли с ума, – а потом сама не поняла, как присоединилась к этому хохоту. Они смеялись, не переставая. Их дыхание сбилось, рты смеялись, а глаза, не отрываясь от глаз другого, наливались слезами, словно именно так два одиночества пытались выплакать всю боль. Словно лишь они вдвоем могли чувствовать всю скорбь этого мира и смыть своими слезами, расчищая путь к счастью. Но ни один из них не догадывался, какой иронией наделена судьба и неисповедимые пути.

– Ох, давненько я так не смеялся, ох, – еле остановившись, проговорил запинаясь Ишас. – До слез просто, – добавил он, протирая глаза.

Ида тоже замолчала, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. И почувствовала, как по ее щеке действительно покатилась слеза. Тогда Ишас нежно коснулся большим пальцем ее лица и стер слезинку. Ида ощутила трепет от такого легкого движения. Она вдруг поняла, что ей не хочется, чтобы касание прекращалось. Когда Ишас убрал руку и посмотрел на нее, слегка приподняв бровь, Ида испугалась проявления чувств, испугалась происходящих изменений. Поэтому поспешила прервать это хоть и приятное, но пугающее своими последствиями, своей неизведанностью мгновение.

– Ну конечно, забыл уже как тебя прорвало, когда коротышка Марк упал с осла в реку! – единственное, что пришло ей на ум, чтобы избежать той тихой неловкости.

– Ха-а-а, да, ха-ха, ой, зачем напомнила, сейчас… ой, – кажется, Ишас на мгновение расстроился, но быстро вернул себе невозмутимый вид и был готов рассмеяться по второму кругу. Ида нахмурила брови. Она сама хотела вернуть былую легкость в их общение, но с другой стороны, почему-то ее расстроило, что Ишас поддержал.

– Тебе смешно, а бедняга чуть не утонул тогда! – подыграла Ида. Возможно, ей действительно все показалось. Она еще не восстановилась от произошедшего и выдала желаемое за действительное. «Я твой друг».

– Да там воды было по колено, переживать нужно было, чтобы он голову не разбил! Хотя у него там и так, ха-ха, – Ишас снова засмеялся, не сумев договорить из-за начавшейся икоты, – хотя у него, ик, там и так все, ха-ха, вытекло! – он больше не смог себя сдерживать и засмеялся так заразительно, что как Ида пыталась удержаться, губы предательски растянулись в улыбке. Да, лучше так.

– Дурак! Прекрати! Он… он, а-а-а-а-а, не могу из-за тебя, о Создатель, ха-ха, все вытекло, говорит, – Ида упала на подушки и залилась смехом так громко и заливисто, что даже не заметила, как Ишас прекратил смеяться и тихо наблюдал за ней, не отводя глаз.

Когда она успокоилась, он улыбнулся, чтобы не выдать себя, и опустил голову, тряхнув волосами.

– Да-а, рассмешил, вот я точно не помню, когда бы я так смеялась! – Ида приподнялась, села, подоткнув одеяло под себя, и принялась перевязывать растрепавшиеся волосы.

– Знал бы, что та глупая история так тебя развеселит, рассказал бы раньше! – хмыкнул Ишас, не отводя взгляд от ее рук.

– Тебя забавляет мой смех? Потешаешься надо мной? – смеясь, спросила Ида, но в ее интонации не было упрека или обиды.

– Нет, что ты, – с показной важностью и наигранным испугом, приложив руку к груди, ответил Ишас, – просто когда ты смеешься, у тебя глаза щурятся и нос морщится, так ты становишься похожа на какого-нибудь азкаретца со сморщенным носом… ай! – воскликнул Ишас, не успев увернуться от удара подушкой.

– Нос морщится, значит, да? – Ида подскочила в кровати, скинув одеяло, и замахнулась второй подушкой. – Глаза как у азкаретца, да? Получай! – и со всей силы ударила пуховой подушкой Ишаса по голове. – Предатель!

Он постарался не показать своей растерянности и не задержать взгляд на вскочившей Иде в одной ночной рубашке, хоть та и была из плотного льна и доставала до щиколоток. Он, не долго думая, свалился с кровати на пол, отводя взгляд и изображая поверженного воина, убитого одним выстрелом вражеской стрелы. Для пущей убедительности высунул язык. В него прилетела еще одна подушка – да сколько их у нее? – он издал предсмертный крик, вздернув ноги и руки вверх и повалился уже окончательно убитым. Ида рассмеялась такой талантливой игре.

– Браво! Когда к нам снова приедут бродячие артисты, я расскажу им о тебе! Такой талант не должен пропадать даром! Эй, ты что, уснул там? – Ида уже собиралась слезть с кровати, чтобы проверить, почему Ишас не двигается, но не успела моргнуть, как он подпрыгнул, схватил упавшую на него подушку и налетел на нее. Бил, конечно, не рьяно, а скорее с нежностью, но волосы снова взлохматил.

– Бродячие артисты, значит? Так и не терпится от меня избавиться, да?

– Не-ет, а-а-а, прекрати, Ишас, не хочу я избавляться, не-е-ет, – она пыталась отбиваться руками, но друг оказался проворнее, – прекрати-и-и, пощады, прошу поща-а-ады! – Но стоило Ишасу замедлиться, она резко схватилась за подушку, норовя выхватить ее из его рук. Не вышло, он успел удержать – так они и стояли мгновение, держа вдвоем подушку над головами и глядя друг другу в глаза. Задор куда-то пропал из глаз Ишаса, он резко стал серьезным и тяжело сглотнул, будто осознавая, что они выросли из таких детских забав и перед ними раскрываются порядки сурового взрослого мира. Он забрал подушку – Ида, не сопротивляясь, отпустила – кинул на кровать и сделав шаг подошел еще ближе к ней. Рука потянулась убрать взлохмаченные волосы. Ида перестала дышать, все неотрывно смотрела ему в глаза, пока он не опустил взгляд ниже и не наклонился к ней. Неужели к губам? Время остановилось. Мир замер, только сердце Иды забилось быстрее, но Ишас резко аккуратно застегнул пуговицу, расстегнувшуюся на груди, потом еще раз посмотрел ей в глаза и отпрянул, виновато улыбаясь. Он сделал шаг в сторону, наклонился и поднял упавшую подушку. Когда он снова посмотрел на Иду, на лице отражались уже совершенно другие эмоции.

– Ох, насмешила, конечно! Я рад, что тебе стало лучше, но мне надо идти, Йофас просил новенькому все показать.

– Новенькому? – еле проговорила Ида, ненавидя предательский голос, который выдал все ее волнение и разочарование. Как Ишас так контролирует свои эмоции? Как он научился не показывать чувства?

– Да, Йофас в очередной раз, видимо, хочет указать на мою никчемность, наверное, я не справляюсь, вот и нанял какого-то мутного типа. Не говорит, не улыбается, ощущение, будто его брови срослись на переносице – вечно такой хмурый ходит, будто весь мир держится на его плечах. Иной раз как посмотрит – аж не по себе становится, глаза черные, мрачные, будто в самую глубь души твоей заглядывает.

– Черные? – Ида удивилась, потому что в «Ворохе песков» черными глазами обладали лишь демоны низших рангов.

– Так показалось, я потом присмотрелся – зеленые, представляешь?

– Мурашки по коже, как скажешь тоже! Ты когда такой поэтичный стал? Как взглянет… Ха-ха. И откуда он такой загадочный? – Ида сделала акцент на последнем слове, будто передразнивая Ишаса.

– А кто его знает? Говорят, недавно появился в деревне, может с Париссии, похож кстати чем-то на них, темные волосы, светлые глаза, вот только что ему здесь надо, непонятно.

– Да, странно как-то, – разговор о незнакомце одновременно отвлек ее от произошедшего, но в то же время вызвал настороженность. К ним в деревню никогда не заглядывали незнакомцы. Но Ишас любит приукрашивать, вот и сейчас наверняка нагнал туману.

– Я думаю, он от кого-то прячется. Мы отличное место для беглецов, – увидев округлившиеся глаза Иды, он не стал продолжать свою мысль о преступнике, лишь заметил: – мало ли кому нужно спрятаться? Может проиграл денег в карты или застукали с женой какого-то богача. Да ладно тебе, не бойся, – Ишас сделал шаг ближе, но резко остановился. – Если что, я его сразу выведу на чистую воду!

– Ты ж мой герой! – только после сказанного Ида поняла, насколько неоднозначно это прозвучало в этот момент. Ухмылка Ишаса это только подтвердила. Но слава Создателю, он ничего не сказал и не отшутился в своей обычной манере.

– Ладно, мне пора! Выздоравливай давай и больше так не шути! – махнув рукой, Ишас развернулся и вышел из комнаты.

Ида слышала, как он попрощался с отцом, как тот сдержанно ответил и что-то пробормотал вслед. Ида еще пару минут простояла, прежде чем поняла, что все еще чувствует его теплое дыхание на своей щеке и держит прядь, мгновение назад заправленную за ухо рукой Ишаса.

***

На востоке золотилась заря. Еще не последняя. Мир обретал очертания после непроглядной ночи, сияние охватывало бескрайние поля колосящейся пшеницы, шепчущей тайны мироздания проносящемуся зефиру. Свет с каждой минутой становился ярче, словно стирал с лица земли всю грязь и злобу, словно мог проникнуть в самые отдаленные уголки мира, заползти во все норы и щели, окутывая своим теплом, омывая светом. Казалось, он может попасть в каждую душу и не оставит скверны в сердцах. Я чуть было не поверил. На секунду лишь позволил себе восхититься Твоим творением. Да, я тоже могу замечать красоту за этой завесой тьмы и тлена, смердящего гниющей плотью грешников. Если я вижу грязь, не значит, что не умею видеть красоту. Это ты слеп. Ты считаешь, что нет места в Твоем мире темноте, позабыв о балансе, а когда наконец удосуживаешься заметить эту Гармонию – пусть она для тебя и нарушение – ты решаешь все уничтожить. Снова. Когда на платье попадает капля грязи, его чистят, а не выбрасывают.

Глава 4. Возникновение (Ранее 6 Знакомство)

Покуда солнце яркое

Восходит на головой

И светит, озаряя взором

Глаз своих, то воспоминание

о сиянии былом,

не омрачится наказанием.

Свергнут он, однако же не сломлен

Дух его могучий.

Лишь сердце в скорби

Нагоняет в душу тучи.

Молитвы больше не возносит,

Сидит обида в нем занозой,

О мести мысли порождая.

И сияние зеленых глаз его

Тихо увядает.

– Ишас, отец отправил меня, ой, – запыхавшаяся Ида влетела в кузницу и замерла на пороге. В эту секунду перестало существовать все привычное и знакомое, мир будто остановился и все звуки из него исчезли. В нос ударил резкий запах тухлых яиц. Мир накренился, когда она увидела их. Ей казалось, что эти глаза пригвоздили ее к полу, заставили онеметь и каким-то непонятным образом выдавили весь воздух из легких. Еще секунда, и она задохнется. Эти глаза. И ничего, кроме них, лишь темный силуэт, перекрывающий сияние солнечных лучей, проникающих через окна и, отражаясь от поверхностей, ослепляющих белизной все вокруг. Все ярче и ярче. И темный силуэт, преградивший путь, ставший преградой, преломляющей лучи.

– Он вышел, я могу помочь? – незнакомец казалось не заметил ее замешательства и как ни в чем не бывало продолжил складывать инструменты в ящик. Он больше не смотрел на нее, но Ида все еще не могла пошевелиться. Его тень. Он сам был как тень. – С тобой все в порядке? Э-эй! – он сделал шаг в ее сторону и помахал рукой, Иде показалось, что стены сужаются и вот-вот задавят их, прихлопнут как муху. Перед глазами начали прыгать темные точки. – Эй, ты слышишь? – он продолжал приближаться, и Иде хотелось сжаться в комок и исчезнуть, стать маленькой мышкой и скрыться от него в маленькой темной норке. Этот контраст света и тьмы сдавливал ее тисками. Ей казалось, что с каждым шагом незнакомец становится выше, больше, шире, все вокруг замедлилось, а другие картины перед глазами закружили с такой скоростью, что невозможно было понять: видения это или воспоминания, они кружили, кружили, ускорялись, на фоне слышался голос, не принадлежащий этому миру, сцены из прошлого, огни, люди, лица, снова огни, солнце, свет, тьма, кружит, кружит, кружит, вспышка, красные глаза.

– Ты слышишь? – все звуки резко пропали, комната перестала крутиться, а свет стал обычным и больше не слепил яркостью.

– Создатель! – она не поняла, крикнула вслух или все случилось в том же сумасшедшем видении, но сердце колотилось так, будто все было здесь и сейчас, она видела, но что? Это были те же глаза, но сейчас на нее смотрели зеленые, с легким оттенком желтого, когда солнце сквозь окна отражалось в них. Откуда взялись эти картины? Неужели она сходит с ума?

Приходя в себя, Ида поняла, что незнакомец держит ее за плечо, вероятно, пытаясь привести в чувство.

– Да, простите, все… все хорошо, извините, – она опустила глаза на руку незнакомца, все еще с силой сжимавшего ее плечо.

– Уверена? По тебе не скажешь, я решил, что… дать воды? – незнакомец резко отпустил ее и отошел на шаг, хотя смущенным не выглядел.

– Нет, спасибо! А мы… мы не виделись раньше?

– Сомневаюсь, я в деревне не так давно и особо никуда не хожу, печь и огонь лучше того, что ждет за дверью.

– Извините, мне просто показалось, что я могла вас где-то видеть или слышать, – последнее Ида прошептала уже под нос, не оставляя попыток вспомнить что-то, что так нагло ускользало от нее. Вопрос о том, что за дверью, она подавила.

– Бывает, но я бы запомнил! – как-то неоднозначно он произнес эти слова и подмигнул ей, протягивая руку!

– В каком смысле? – растерялась Ида.

– Память хорошая, – снова подмигнул незнакомец. – Я Луйс, – он все еще держал руку протянутой, но улыбка постепенно сходила с лица.

– А, ой, меня зовут Ида, – она пожала его руку, снова ощутив необъяснимую дрожь. Его руки будто слегка обожгли ее, но он же весь день работает с огнем, неудивительно, что кожа была горячей.

– Странные люди, добровольно лишают себя своего «я», – с усмешкой произнес Луйс, возвращаясь к ящику с инструментами.

– Что? – потирая ладонь, спросила Ида, не совсем поняв, что Луйс имел в виду.

– А, ерунда, не бери в голову! Размышляю вслух. Очень редко встретишь человека, который представляясь говорит «Я такой-то такой-то», все говорят о том, как их зовут другие. Но ведь имя принадлежит самому человеку. Он и его имя – одно целое. Имя – его душа. А человек добровольно даже таким сакральным бросается налево и направо, будто и не нужно вовсе. А ведь в именах столько значения, столько смысла. Кто мы без имени? Этот как родную мать вместо слова мама называть женой отца.

Ида стояла и только хлопала глазами. И ведь правда, почему она раньше этого не замечала и не задумывалась над этим. Но растерянность быстро исчезла, Иде даже захотелось поспорить с ним. Что-то словно восстало, взбунтовало перед этим человеком, который почему-то решил, что умнее других.

– Но ведь человек не должен думать только о своем «я», как же тогда «мы»? – ей отчаянно хотелось выразить свое несогласие, Ида сама не понимала, откуда в ней возникло это чувство.

– «Мы» без «я» существовать не может. Человек не сможет принести пользу этому «мы», если сам себя не будет уважать. Рано или поздно он станет злым, обиженным, одиноким и какую пользую такой человек принесет этому вашему «мы»?

– Ну, если он будет все делать для мы, то и они будут делать все для него – какое тогда может быть одиночество? – Ида чувствовала, как распаляется.

– Никто не делает ничего и ни для кого просто так. Даже в этом твоем, казалось бы, радужном и светлом «я для мы» и «мы для я» отражается корысть. Когда одно «я» перестанет делать что-то для вашего «мы», как скоро они исключат его и перестанут делать что-то для него? А? Вот, нечего ответить, потому что всегда было, есть и будет только «Я». «Мы» – это иллюзия, просто скопище «я», объединенных общими интересами и возможностями, иллюзия доброты и безвозмездности. Не ответь добром на добро и в тебя полетят стрелы.

– Я не согласна! – не унималась Ида. – Возможно, вам в жизни только такие и встречались, но вы не думали над тем, что причина в вас? Вы ждете награды за добро и считаете, что все такие же, как вы!

– А кто сказал, что я делаю добро? – от того, как он произнес эти слова, у Иды зашевелились волоски на шее и на руках, ей в моменте показалось, будто в его глазах блеснул огонь.

– О, ты пришла? – эту звенящую тишину нарушил вошедший Ишас, – Отец говорил, что ты придешь за серпом. Но не думал, что ты так рано. – Он остановился, словно не мог понять, свидетелем какой сцены стал: новый помощник буравил взглядом Иду, растягивая губы в лукавой улыбке, Ида же стояла с таким выражением лица, будто сейчас взорвется тирадой гневных реплик, разнося все вокруг в пух и прах. Ишасу прекрасно это знакомо, но сейчас что-то в ней было не так. Ему показалось или в ее глазах отражается тень страха?

– Да, они решили выйти с Моссом пораньше, чтобы к заходу солнца сделать большую часть. У коротышки вечером именины, вот и сегодня хотят пораньше закончить. – Ида отвернулась от Луйса и вернула самообладание, стерев с лица последние капли недосказанности и гнева, смешанного с чувством беспокойства – почему ее так встревожило – и улыбнулась Ишасу как ни в чем не бывало. Луйс продолжил собирать инструменты, будто моментально забыл обо всем и будто в кузнице больше никого не было. Ида с Ишасом задержали взгляды на нем, потом переглянулись и пожали плечами. Ишас закатил глаза, мол, он всегда такой странный и непонятный.

Они не видели, как ухмылялся Луйс, повернувшись к ним спиной, и в его глазах плясали красные огоньки.

***

«Вы не думали, что причина в вас» – какой забавной ты ее создал, Отец, мне даже будет жаль нанести вред этой наивной детской мечтательности. Она действительно верит в свет. Она излучает свет. Я давно не встречал в мире людей такого сияния. Наверное, если бы не замысел, я бы забрал ее с собой – уж больно она забавная. Хотя все дело в возрасте, возможно, просто она как маленький щеночек, который мил до тех пор, пока не вырастет. Пока твой идеальный мир не пропустит ее через жернова несправедливости и предательства, пока не дарует ей потери и разочарования. Пока не осчастливит болью и разбитым сердцем. Вот и она со временем обретет эту черствость и жестокость. Она не исключение. Избранная, но не исключение. Такая же смертная. Такая же грешная. Я докажу. Пора.