Текст книги "Муха Ukraine (сборник)"

Автор книги: Нина Абрамович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Поэтому не накручивай ничего. Я тебе дам 10 процентов. Но, если все же получится больше денег взять, то все, что сверху, пополам.

Ты Сашке все-таки передай эти документы. Пусть займется. Я думаю, это не женское дело – картины продавать.

– Напрасно ты так. Твой Репин – это мелочи жизни! Я уже имею опыт серьезных продаж.

– И чего ты продала?

– Рефсекцию тихоокеанской селедки… э… семь вагонов водки. Грузовик фальшивого коньяка. Шкуру уссурийского тигра. Немецкий танк «Тигр». Неограненные алмазы 12 штук, – начинаю я вспоминать коммерческие подвиги моего мужа и его коллег.

– А я думал, что это все твой Сашка!

– Нет. Что ты! Он мне только помогал.

– Да?… – неуверенно тянет Юрка. – Ну, тогда давай. Дерзай. Жду звонка. Все. Пока.

– Пока.

Ну, вот! Наделала синица славы! Оптимизм мой угас.

Ни одного клиента на Репина у меня, конечно, не было. Опыта подобных продаж тоже. Хотя, навыки маркетинга есть, пожалуй, у большинства гомо-сапиенс. Тогда какая разница, что продавать! Мешок картошки или Репина! Формула одна! Товар – деньги!

Репин из Чугуева. Значит, Харьковский музей. А вдруг? За какую цену им предложить? Музеи у нас, известно, нищие. И как же мне представиться?

Звоню по справочной в художественный музей города Харькова. Директору. Дама с приятным голосом берет трубку.

– День добрый! Вас беспокоят из Киева. Меня зовут Мария. Я хочу вам предложить картину Репина «Портрет дочери Веры Ильиничны».

– Правда? У вас Репин! А документы откуда?

– Из центра экспертизы Киева.

– Сколько стоит?

– Сто сорок тысяч долларов. Всего.

На том конце провода повисло молчание. Мне казалось, что сейчас директриса со злостью бросит трубку.

– Это небольшие деньги для художника такого класса, как Репин, – отчаянно заполняю я паузу. В Москве такая картина стоила бы в три раза больше. Репин ваш земляк. И было бы классно, если бы у вас в музее было творение этого автора.

– Классно, то классно! Я соображаю, где денег взять. Впрочем, наш губернатор, человек прогрессивный. Я думаю, он бросит клич по области. Найдем меценатов.

Я затаила дыхание. Оптимизм директрисы меня окрылил. Ее слова лились, как бальзам и елей на мою израненную душу.

– Але! Мария! Куда вы делись?

– Я здесь. Слушаю о вашем прогрессивном губернаторе. Умница, какой! Я готова привезти картину вам, в Харьков. Завтра!

– Договорились. Ждем.

Я кладу трубку и кричу на всю квартиру «Ура!» Голуби над головой мигом перестают ворковать.

Сто сорок тысяч долларов! 100 – законных Юрке! 40 делим пополам. Мне 20 тысяч долларов! Моя душа ликует!

Я докажу тому же мужу, что не умерла с голоду. После того, как он меня бросил.

Зимой. С двумя детьми. Без копейки денег. Докажу, что я смогла не только выжить, но и построить апартаменты.

Набираю Юрку Степаненко.

– Юра! Привет!

Пакуй картину и летим в Харьков. Покупатель там. Он хочет работу живьем видеть. Я уже договорилась. Нас ждут.

– Твой депутат живет в Харькове?

– Нет, депутат здесь. Но, он отказался от картины. Портрет его не интересует. Только пейзажи, – хитрю я, спасая свой имидж непревзойденного продавца шедевров. Картину везем в музей.

И я в цветах и красках рассказываю Юрке свой разговор с директрисой, раскрывая перед ним все карты.

– Это сколько надо за бензин денег выкинуть, – начинает канючить Юрка. – А вдруг они ее не возьмут? Откуда у них бабло?

– Ну, ты заладил! Картину по любому надо показывать. Живьем. По е-мелу ее не продашь. У нас нет другого выхода. Едем!

– Ну, хорошо. Я тебе перезвоню.

Я готова к путешествию в Харьков, такому приятному и многообещающему.

Настроение шикарное. Я верю, что музей купит картину. И уже прикидываю, как я распоряжусь деньгами, падающими с неба на мою голову.

Куплю весь стройматериал на крышу. Стены обобью доской. Сосновой, например! Все только натуральное! Проведу сантехнику.

А против голубей куплю ученого ястреба.

Конечно, сначала заполню холодильник. Оказывается, тема продуктов питания может быть самой актуальной.

И как этого я раньше не знала. Порхала по жизни, как та стрекоза. Еда попадала в дом вместе с приходом мужа.

Мой муж… Его у меня больше нет. Его украли, увели, как бычка за веревочку.

Все! Хватит сопли жевать! Я молодая, здоровая, голова на плечах есть.

А как тысячи других женщин? Добиваются успехов, шикарно выглядят. Ездят на иномарках. И не зависят от граждан мужского пола.

Пробьемся! Не дрейфь, Мария! Продам Репина. Заработаю денег. И забуду мужа – предателя.

Стану молодой и здоровой. Преображусь. Это будет моя месть мужу.

Я беру в руки синюю лейку и щедро поливаю финик по имени Бычок.

Завтра в 7 утра я еду в Харьков! Моя жизнь изменится!

Юрка звонит в тот момент, когда я уже выхожу из подъезда.

– Короче, никуда не едем. Музей отказался. Хорошо, что я им позвонил. А то бы поперлись в такую даль! Все. Пока. А то у меня деньги кончаются.

Представьте дамочку, нарезающую круги вокруг шестнадцатиэтажного дома. Нет, не в шортах и майке! В юбке до колен с разрезом сзади, белой блузе в кружевах и сумкой в руках.

Мне надо было выпустить пар. Иначе бы я взорвалась, как водородная бомба. Один круг. Другой…

И это рано утром. Когда народ идет на работу. Выгуливают собак.

Разумеется, пара нервных шавок с отчаянным лаем ринулась за мной, придав мне только скорость. Сзади послышался крик и улюлюканье.

Обернувшись, я вижу летящего на меня пятнистого поросенка в наморднике. А следом, пытаясь обогнать животное, несется мужчина. Он дико орет: «стоять!»

Я резко останавливаюсь. Поросенок проскакивает мимо. Мужчина налетает на меня, сбивает с ног. Мы падаем на пол.

Вдруг я чувствую на своем запястье холодное прикосновение и щелчок.

А дальше, как во сне. Меня запихивают в милицейский «ланос» и везут в районное отделение милиции.

Мужчина с поросенком на поводке, оказавшимся при более внимательном рассмотрении молодым бультерьером, растерянно глядит мне в след.

У меня нет ни сил, ни желания что – либо говорить. Рядом с обеих сторон сидят стражи правопорядка.

– Фамилия. Имя. Отчество, – радостно глядя на меня прозрачными глазами, начинает допрос лейтенант милиции. Прямо в машине.

– Я достаю паспорт, с пропиской.

– Что вы делали в 7 утра у кафе «Наливайка»?

– Пробегала мимо.

– Куда вы дели 2 ящика водки «Хортица»?

– И в глаза не видела.

– Где ваши сообщники? Их фамилия? Адрес?

Утомившись от бега и успокоившись, я смотрела на весь этот театр абсурда совершенно равнодушно.

Для меня страшнее был облом с Репиным, а не милиция, схватившая меня по глупому недоразумению.

Милицию родную, как законопослушная гражданка, я никогда не боялась.

И хорошо их знала, со времен моей репортерской юности. С их вечной проблемой: зарплата, бензин, раздолбанные автомобили.

В милиции я не видела врага, скорее они вызывали у меня сочувствие.

– Ваши сообщники? Их адрес? Фамилия? – канючил лейтенант.

– Так, мальчишечки, мне все надоело, опомнилась я, лучше назовите свои фамилии. Вы глубоко ошиблись, приняв меня за кого– то.

Сейчас приедем в РОВД, зайдем к Степану Петровичу Шевченко, и он вам благодарность выпишет по полной программе. За бдительность.

Мальчишечки в погонах переглянулись.

– А зачем вы тогда убегали? От кого? – не сдавался милиционер.

– Ни от кого! Хочу и бегу. Кто запретит?

– Почему же в таком виде, Мария Михайловна? Не спортивном?

– Покажите мне статью Закона, где запрещено по городу бегать в юбке. А что кафе обворовали? Когда?

– Да, вот поступила ориентировка, – неохотно сказам лейтенант, – а тут вы бежите, а следом за вами гонятся… с собаками.

Мы долго не препирались. Менты развернули «ланос» и он, дребезжа и поскрипывая, довез меня до забора моего дома. Я поблагодарила милицию за спасение от зубов бультерьера.

Усталая я бреду к дому. Подымаю голову и вижу голубей, хищно кружащих над моей крышей. Говорят, что дом – моя крепость! Я на собственной шкуре ощущаю это 20 числа каждого месяца, когда не могу попасть к себе в собственную квартиру, купленную за свои же деньги.

Дядя Петя, наш дворник, вооруженный списком должников и самодельным, в желто-блакитную полоску шлагбаумом, в эти критические для многих жильцов дни выполняет функции вышибалы.

У калитки перед высоким металлическим забором, которым окружена наша голубая шестнадцатиэтажка на Позняках, собирается большая группа жильцов. Их дядя Петя не пускает домой.

За долги по коммунальным услугам. Абсурд.

Не пущать жильцов домой – таково гениальное решение председателя правления нашего многоквартирного дома Гоши Хомейко, которого мы несколько лет назад выбрали себе на голову.

Хорошо, если дело происходит летом! На этот случай Хомейко придумал гениальное решение – закупил китайские раскладушки, за счет жильцов, которые добросовестно платят.

Возможно, на этих раскладушках, под забором и при свете звездного неба можно поспать до утра. Поразмышлять о бренности жизни и о том, где же найти деньги на уплату долга.

А если это сталось зимой? Хомейко и на этот фарс-мажор нашел выход. В одной комнате трехкомнатной квартиры, в которой находится наше правление, он расставил те же раскладушки. И даже позволил жильцам пользоваться электрочайником.

Жильцы, конечно, не довольны. Но, никто до сих пор милицию на Хомейко, с его противоправными действиями, не вызвал.

Кому хочется связываться!

Кто пошустрее, в этой ситуации нагло работают локтями, прорываясь через кордон.

И не раз деревянный шлагбаум был бит в щепки о спину дяди Пети строптивыми жильцами.

Но Хомейко упорно мастерил новый шлагбаум.

А кто из жильцов не так смел, идут на хитрость, незаметно лезут через забор. Хотя незаметно это сделать сложно. Забор у нас высотой в два метра. И еще не было случая, что б жилец без препятствий перемахнул через него. Обычно, маневры прыгуна заканчиваются плачевно.

Должник по коммунальным платежам, цепляясь за одежду, беспомощно повисает на заборе, потом падает, больно ушибаясь. Или, вообще, застревает на самом остроконечном верху.

Ни туда. Ни сюда. Как собака на заборе! Вы только представьте эту трагическую позу! И, зачастую, следует крик о помощи.

Дядя Петя бежит к несчастному. А в этот момент остальные должники, пользуясь случаем, юркают в калитку и рассыпаются по квартирам.

Вот и сейчас я молча стою у калитки, с группкой таких же нерадивых жильцов. И слушаю привычные в данной ситуации реплики.

– Сколько же можно! Такого самоуправства по всему Киеву не найдешь! Этот Хомейко конченный! Пора уже его переизбрать!

– Ну, переизберем! Где гарантия, что другой лучше будет?

– Я заплатила вчера. Пустите. Платеж, наверное, еще не дошел! – это Светка, моя соседка по лестничной площадке, дергает вышибалу за рукав новой синей спецовки, купленной за деньги совладельцев дома.

– Квитанцию покажи! – дядя Петя неприступен.

– Я дома забыла!

– Тогда стой.

– Вы черствый и бездушный человек.

– Да причем здесь он? Он здесь только исполнитель. Шестерка.

– Кто шестерка? – подбоченился дядя Петя, всем корпусом развернувшись к обидчику.

Я пытаюсь незаметно проскользнуть через калитку, пока Петя увлечен собственной персоны.

– Куда? – бросается ко мне Петя, опуская перед самым носом шлагбаум.

Я пячусь назад.

– Ага! Вечная должница! Приказано тебя особо не пущать!

Будешь куковать под забором! Пока не уплатишь. Ишь, какая! – упивается своей властью дядя Петя.

Тут раздается крик о помощи.

– А-А-А!!!!

На острие металлического ограждения, в позе «собака на заборе» сидит жилец из 24 квартиры. Федор Сидорович, профессор математики.

Не первый раз, между прочим! Ни туда. Ни сюда.

Дядя Петя, преисполненный служебным рвением, галопом рысячит к страдальцу, на помощь. А жильцы тем временем, нырнув в свободную калитку, бросаются к своим подъездам.

Мне хотелось одного – дозвониться до Ларисы Ивановны, директрисы харьковского музея.

– Лариса Ивановна! Это я, Мария! Что случилось? Мы сейчас должны были выехать к вам.

– Ничего не случилось. Мы решили воздержаться от покупки картины. Так, что спасибо вам.

– Но вы же хотели! Может, вас цена не устраивает? Давайте торговаться.

– Хотели. Сейчас не хотим. До свидания, – холодным тоном попрощалась директриса и положила трубку.

Моя яркая мечта о двухуровневой квартире с зеленой террасой и ученым ястребом мгновенно поблекла.

Позже я узнала, что Юрка все – таки возил картину в Харьков. Он сам проговорился. И тут же прикусил язык. Я начала взывать его к совести.

– Ты меня просто кинул! Я нашла тебе клиента. А ты без меня поехал к нему.

На что он невозмутимо ответил.

– Да, ладно тебе! Что ты дергаешься? Все равно же не купили. Я бы с тобой рассчитался! Честно! Лучше ищи новых клиентов.

Юркин поступок только раззадорил меня. Мне захотелось продать картину. Как можно скорее.

Долго не мудрствуя, я нацепила себе на шею картонный плакат «Картина Репина».

Напялила на глаза темные очки, повязала голову косынкой и нарисовалась около Верховной Рады.

Молодой милиционер, с пистолетом в кобуре, засуетился, подозрительно уставясь в мою сторону.

Но, видит око, да зуб неймет!

Я находилась от мента через дорогу. Не его территория!

Зато слуги народа здесь рыскали все время.

Благо, что Юрка был далеко и даже не подозревал, каким диким способом я ищу клиентов.

Мой расчет оправдался. Клиент нашелся быстро.

Он шел по зебре от здания правительства и не сводил с меня глаз. Его внешность показалась мне знакомой, мелькала по телевизору.

Поравнявшись со мной, он нервно схватил в руки мой картонный плакат и заявил.

– Разве такие вещи так делают? Откуда у вас Репин? Вас могла бы забрать милиция.

Честно скажу, в шестисотом Мерседесе я оказалась впервые. За рулем водитель. Рядом охранник. Клиент и я на заднем сидении.

Пялиться в щенячьем восторге на чужую роскошь я, конечно, не стала. Смотрела скромно в окно.

Но, пачку стодолларовых купюр, небрежно засунутых в задний карман сидения, я увидела.

Да! Мужик, что ни говори, венец создания, хозяин жизни!

Клиент между тем внимательно изучал документы и фотографии картины. И чем больше он всматривался в изображение, тем радужнее мысли всплывали в моей голове.

Техэтаж, оббитый пахучей сосновой доской, зеленая терраса на крыше с кипарисами, бассейн…

Клиент не сводил взора с фотографии.

Крупный план картины четко отображал структуру холста, крекелюр, изъеденный шашелем подрамник.

Моя душа ликовала. И уносилась в высоты голубые, в облака барашковые…

– Работа не отторгает. Приятная. Но, фальшивок сейчас много. Надо быть осторожным.

Клиент мельком взглянул на заключение экспертизы.

– Делайте экспертизу и, если автор подтвердится, я с удовольствием приобрету этот портрет в свою коллекцию.

– Так вот же экспертиза!

– Да о чем вы говорите? Еще и Коровко?

Никому не показывайте эту филькину грамоту. Уж лучше вовсе без экспертизы, чем с такой.

– Как же? Это официальное заключение государственного центра экспертизы!

– Эта экспертиза ничего не значит.

– Зачем же тогда существует этот центр? Зачем государству содержать эту контору, если документы, которые она выдает, не имеют никакой силы? Закройте эту шарашку. Вы, кажется, депутат? Зачем людям голову морочить?

– Ну, почему! Эти специалисты нужны, – ухмыльнулся клиент.

Если речь идет о подарочном варианте. Имениннику дарят картину, а к ней паспорт. Приятно. Он вешает подарок на стену. И любуется.

А вот, если покупаешь в коллекцию себе или на продажу, то тут надо ухо востро держать. Вот, если б у вас была экспертиза Третьяковки!

Шестисотый мерседес Клиента остановился у «Премьер Паласа».

С первого сиденья, справа, выскочил телохранитель в темном костюме, ловко открыл дверь хозяину.

Мы попрощались. И я поплелась к метро.

Поражение – путь к победе. Духом падать нельзя! Расшибешься.

Картина есть. Она стоит денег. Ее надо продать. И взять свой интерес. Все очень просто.

Вызывать в Киев эксперта из «Третьяковской галереи» нереально. Такой фортель стоил, по слухам, несколько тысяч долларов.

А вдруг это не Репин?

Везти картину в Москву через границу можно было двумя путями.

Первое – контрабанда. А это криминал, статья и конфискация ценности.

Второй вариант вывоза картины – легальный.

Это колготня с Министерством культуры и залог в размере страховой стоимости полотна – 100 тысяч долларов.

Ситуация тупиковая.

Юрка потерял надежду продать когда – либо картину.

Занимался какими – то производственными котлами.

У меня же не было выхода. В котлах я вообще ничего не понимала.

Я должна была найти клиента на картину. Во что бы то ни стало!

Хоть объявление в газете пиши! Пиши!

И тут ко мне пришла идея.

В печати часто мелькают сообщения о бесценных находках великих мастеров живописи.

То Пикассо нашли где-то на пыльном чердаке, то картину Шагала, выброшенную на мусорник.

Как то писали о неизвестном полотне, купленном за 700 долларов одним скромным коллекционером из Норвегии.

Портрет женщины висел у него в квартире до тех пор, пока к нему в гости не зашел искусствовед.

Увидел на стене неизвестный портрет. Предположил, что полотно может принадлежать кисти великого итальянского живописца Тициана.

Экспертиза подтвердила авторство картины. Специалисты оценили портрет, в 60 миллионов долларов.

Чем наша картина хуже? Может, это редкая находка! Прочитает заметку вся страна. Покупатель сам найдется. Возможно, он не будет таким привередливым, как мой депутат!

Я была уверена, что перестраховщик Юрка будет категорически против моей авантюры. Но зачем же посвящать его в это?

Я уже однажды была с ним откровенна, когда все выложила про Харьковский музей.

«Картина Репина за две тысячи долларов», – так назвала я заметку, в которой легко и в красках поведала историю появления картины у Юрки.

Разумеется, имена и место действия я изменила. Информация была занимательной, событийной, с почти детективным сюжетом о двух коммерсантах, которые ударили по рукам, закрыв долг картиной неизвестного автора. И об их ссоре, когда выяснилось, что это Репин.

Газета «Сегодня» тут же опубликовала этот материал. Вот она сила русского слова!

Кстати, мне чуть позже даже заплатили гонорар в 20 долларов. На эти деньги я очень скромно отоварилась в супермаркете.

Интересно, сколько надо простому журналисту писать в месяц забойных материалов, чтобы быть счастливым?

Покупать хорошую, полезную для здоровья пищу?

Прилично одеваться. Иметь машину. Содержать семью. Чувствовать себя достойно?

– Машка! Чего ты натворила? Какого хрена ты написала обо мне эту муть? Ты соображаешь, что ты все этим испортила? Теперь картина засвечена! С потрохами. Никто ее не купит. Ты истеричка!

Я не хочу с тобой больше иметь никаких дел!

И Юра бросил трубку.

Говорят, оправдываться, значит, чувствовать себя виновным. Я так не считаю.

Звоню Юрке.

– Юра, дорогой! А где написано, что речь о тебе? Там стоит твоя фамилия? Твой адрес? Там написано Юра Степаненко из Киева?

Так вот, нечего мне голову морочить. Наша цель – продать Веру Ильиничну.

Значит, идем к цели любыми способами. А иначе как? Давно пора дамочку пристроить в хорошие руки! А то засиделась в девках!

Не кипятись, посмотришь, кто-то клюнет. Мы найдем покупателя.

Я оказалась права. Вообще, у меня есть интуиция. Это ангел с крылышками, который сидит у человека на плече и тихо подсказывает, как жить дальше.

У меня ангелов два! Правда, иногда они спят.

Через час после Юркиного звонка позвонили из газеты. Корреспондент отдела информации сообщала, что некий читатель, которому понравился материал о Репине, очень просил телефон автора.

По правилам редакции телефоны авторов читателям не раздаются. Но, мужчина оставил свой номер и просил с ним связаться.

Ну, вот! Приплыли! Наконец – то! Я набираю мобильный телефон неизвестного читателя.

– Здравствуйте, я автор заметки «Репин за две тысячи долларов!» Вы хотели со мной пообщаться?

– Здравствуйте, здравствуйте! Меня зовут Николай. Я из Москвы. Случайно, в вашем метро увидел газету со статьей. Название какое удачное!

«Две тысячи за Репина». И вот, хочу с вами встретиться.

– Нет проблем! Когда?

– Да, можно и сейчас. Я на Крещатике. Давайте встретимся в Доме Кофе.

Через сколько вы будете?

– Через 40 минут.

– Договорились. Я жду.

Бросаю на лицо красоты. Облачаюсь в самое лучшее, что у меня осталось после беспечной замужней жизни. Черные брючки и блузку цвета французской зелени.

Придирчиво осматриваю себя в зеркало. А ничего еще! Талия узкая. Ножки стройные. Все на месте. Глазки сияют. Теперь придам лицу уверенность, чувство собственного достоинства.

Я ведь не котлеты на плите жарю. Картину Репина продаю. Все должно быть гармонично.

Николай оказался импозантным мужчиной лет сорока, с трехдневной щетиной, умными, проницательными глазами и черными вьющимися локонами почти до плеч.

Он заказал нам кофе, морковный фреш со сливками, фруктовые пирожные и уставился в документы с фотографией дочери Ильи Ефимовича Репина.

– Картина жива? – спросил он.

– Жива.

– Я так понял, вы посредник?

– Э… представитель владельца картины.

– Сколько на сегодняшний день она стоит?

– 120 тысяч долларов. Даром!

– Понимаете, Мария, если бы это было сюжетное произведение, мы бы еще могли говорить о такой сумме.

А здесь портрет. Да, и то портрет такой неприятной женщины! Хищный взор, неприкрытая злость. К тому же, уже не молодой. Ну, сколько ей здесь? 40–45? Старуха!

Слова Коли меня задели. Как все мужчины одинаковы. Подавай им только молодую, даже если речь идет о произведении искусства.

– Вера Ильинична злилась на Октябрьскую революцию, которая заставила ее жить вдали от любимой родины. А Репин был, как известно, мастер психологического портрета.

А если вам нужны молодые красотки, то вон табунами ходят. У нас в Киеве девушки самые красивые – это признанный факт. Любуйтесь сколько хотите.

Коля, кажется, не замечал моего хамства и продолжал.

– Документов на картину у вас нет. Вот это, что вы мне показываете – не документы. Да, еще Коровко! Эту даму в Москве хорошо знают. За деньги она вам и Рембрандта подпишет!

Вы продаете сейчас дрова. А дрова столько не стоят.

Я сегодня уезжаю в Ниццу. В следующий вторник я буду. За 60 тысяч я заберу картинку, и то на свой страх и риск.

Мне еще надо будет заплатить за экспертизу Третьяковской галереи.

А это немалые деньги.

Мы попрощались с Колей. И я пошла к метро.

Выбора нет. Надо Юрке соглашаться на такую цену.

Чего Бога гневить! 60 тысяч с неба падает! Это подарок судьбы! И Юрка будет еще упираться! Глупо!

Когда еще найдется богатый дядя, который пожелает выбросить такие деньжищи!

За дрова! Я начала мыслить категориями Коли. Действительно, он прав! И надо брать эту сумму, пока дают.

Но сколько же Юрка мне даст в этом случае? И даст ли вообще? Он себя уже показал. Надо просить 50 процентов.

Проси невозможное – получишь максимум. Коля наш шанс. И кроме меня ее никто не продаст. Это уже ясно!

Я иду по Крещатику и жмурюсь от солнца. Толпы горожан и гостей столицы нескончаемым потоком несутся по знаменитой улице страны.

Душа поет и ликует. Первый клиент! Получилось! Я была уверена, что Юрка согласится.

Шальные мысли, одна, краше другой, роились у меня в голове.

Мысли на одну тему.

Как выгодно купить строительный материал, где взять честных рабочих. И хватит ли денег на террасу на крыше.

Я ныряю в метро.

На платформе стоит мужик с картиной в руках, обернутой пленкой.

Как охотничья борзая делает стойку на дичь, так и я застываю рядом.

Пройти мимо мужика с картиной выше моих сил.

– Рембрандта несете? – начинаю я завязывать разговор.

– Как вы угадали? Его самого, подыграл мне шустрый мужик, непонятного возраста.

– Музей ограбили?

– Художник талантливый нарисовал – терпеливо ответил мужик.

– Ух, ты! А что за сюжет?

– Ню. Даная!

– Продаете? Почем?

– Миллион!

– А чего так дорого? Ведь, это копия.

– Так моя Даная молоденькая, лет 20-и, с красивой фигурой. Ни жиринки, ни целлюлита!

Заходи ко мне в магазин. Славик меня зовут. И мужик сунул мне визитку.

Я открыла рот, в растерянности, пытаясь сообразить, что бы такое гадкое ответить этому противному представителю мужского населения.

Но тут со свистом подали вагон, и хозяин миллионной Данаи испарился.

Вторника я ждала, как явления Христа народу.

Но пришел один вторник, второй, третий, а Коля не звонил.

Звонила я ему. В Москву.

И каждый раз слышала одни и те же обещания.

– Во вторник я приеду. А ты времени не теряй даром. Ищи раритеты! Первый эшелон! Передвижников! У народа по квартирам еще висят шедевры, о которых они сами и не догадываются.

Я в прошлый раз купил у вас в Киеве, у одного доцента университета, картинку на библейский сюжет. Дома у него всю жизнь пылилась. Купил за копейки. Сделал экспертизу, атрибутировал.

Оказалось, это работа немецкого художника Лукаса Кранаха.

Ты знаешь, за сколько такую на аукционе Кристи можно продать? Денег стоит огромных!

Работай, Мария! Копай! Пусть картинка без подписи, скрученная в рулон, старая, ничего! Я в Третьяковке все сделаю, как надо! Лишь бы картина соответствовала времени и хоть отдаленно сюжету и манере автора! Заработаешь денег. Я во вторник приеду.

– Ты хочешь сказать, что мне надо искать картины, похожие на полотна Рубенса, Рафаэля, Тициана? Веласкеса? А ты докажешь авторство этих художников?

– Ты копай! Твое дело искать картинки. Никто тебе такого не предложит. Только я. У меня в Третьяковке свои люди.

Дурак учится на своих ошибках. Умный на чужих. В теме антикварная живопись я была мало осведомлена.

Достаю визитку мужика с Данаей.

Ага! Славик, специалист по живописи. Звоню.

В магазине Славика продавался антикварный хлам: фарфоровая посуда, серебряные ложки, печатные машинки, подсвечники, статуэтки, книги с пожелтевшими страницами, мебель.

– Меня интересуют старые художники, – уверенно начинаю я, обращаясь к Славику.

У вас это есть?

– Конечно, есть! – услужливо говорит Славик.

Вот, пожалуйста! Капустин, Клевер, Алисов, Бурлюк… Оригиналы! Кто вам конкретно нужен?

– Мне нужен первый ряд художников: Айвазовский, Репин, Васнецов, Саврасов, Врубель, Маковский… А из европейских: Рубенс, Рембрандт, Тициан!

Мужчина как-то очень внимательно на меня посмотрел и предложил сесть. Потом налил мне воды из чайника.

– Я – Славик, хозяин этого магазина.

– Да, знаю я. Маша.

– Маша! Девочка дорогая! А вы знаете, что то, что вы перечислили, находится в музеях? – шепотом сообщает Славик.

– Ну, я достаточно грамотна. Книжки и газеты иногда читаю. Что-то есть в музеях. А что-то на руках.

– Да?… Ну, тогда для вас у меня есть Рубенс. Приходите завтра в это же время.

– С чего вы взяли, что это Рубенс?

– А я знаю. Головой отвечаю. Рубенс и никто другой.

– А какой там сюжет? – наивно начинаю я расспрос.

– Обыкновенный. Рубенсовский. Природа, мужчина и женщина, обнаженные, вода.

Утром я, как штык, нарисовалась у Славика в магазине. Он обрадовался мне, включил в розетку электрочайник, засуетился.

– Ну, и где же обещанный шедевр?

– А вот он! – И Славик, хитро улыбаясь, вытащил из черного полиэтиленового мешка картину в золоченой раме. На ней красовался сюжет известного творения Рубенса «Союз земли и воды». Свежая копия гениального художника.

Облом – это начало новых подвигов. Доказано на собственной шкуре. Обломался, отдышался и с новой энергией на амбразуру жизни!

Коля не звонил. Юрка нервничал. Обещал мне уже половину, если я найду покупателя. Фотография картины висела у меня на стене, у компьютера. Я каждый день смотрела на фото. Вера Ильинична, портретируемая дочь великого художника, намертво засиделась в девках.

Какая же она страшная! Хищный, неприятный взор. Злое лицо. Длинный крючком нос. И уже не молода. За сорок. Одежда мрачная. Цветок огромный, желтый, сбоку, на чепце. Как у Верки Сердючки. Безвкусица. Мещанство. Жлобство. Какой мужик позарится!

Правда, если корысти ради! За бабки. И тогда Вера Ильинична совсем не страшная!

Умный, пронизывающий тебя взгляд. И ты, как на ладони. Мудрость, как преимущество возраста. Характер сильной, умной леди. Сорок лет! Еще совсем девочка! Цветочек на голове? Прелесть! Как у Верки Сердючки?

Вера Ильинична! Какая же ты красавица! Но, когда же ты продашься? И я заработаю деньги!

Мне срочно надо найти денег. Но, как? Долг за квартплату растет. Холодильник вымыт и отключен. Голуби обнаглели.

Когда я уже потеряла надежду встретиться с Колей, раздался звонок. Это был вторник!

– Мария! Это Николай. Я в Киеве.

Могу забрать вашу картинку. За… 40 тысяч долларов! Если вы не согласны, то, значит, не судьба.

– Колечка! Но это же совсем даром! Юрка будет против.

– Ну, пусть продает дороже! Только я сомневаюсь, что покупателя он найдет. Смотри, я хотел вас выручить.

– Хорошо, Коля! Я сейчас позвоню Юрке.

Я откинулась на диван. Запустила пальцы в волосы.

Так. Спокойно! Я продам картину. Заработаю Юрке 40 тысяч. А он мне даст три копейки. Он уже прошел испытание на вшивость. Нет. Надо сделать иначе. Он же мне сказал, что готов на половину, если я найду покупателя. Я минуту размышляю.

И уверенно набираю Юрку.

– Юра! – начинаю железным тоном. Приехал Коля. Сказал, что может дать 20 тысяч долларов за картину. Или сегодня или никогда. Мы должны согласиться. У нас нет выхода. Иначе картину мы не продадим.

– Да, пошел он на хрен! Я ее лучше себе на стену повешу, чем этому москалю дарить!

– Ну, и повесишь! А чем любоваться будешь? Дровами?

С такими документами, ты же знаешь, она ничто. Дрова. Да, тебя на смех подымут пацаны!

Лучше синица в руках, чем… дятел в небе.

Короче. Завтра у нас будут живые 20 тысяч долларов.

Ты только прикинь! Дрова или двадцатка баксами? Глупо отказываться! Срочно выезжай.

После минутного молчания Юрка сдался.

– Хорошо. Хрен с ним! Но, если твой клиент попытается меня кинуть, то очень пожалеет. Со мной будет охрана из СБУ.

– Уф! Мне стало жарко. Согласился. Полдела сделано. Как будет дальше, загадывать не буду. Все проблемы решаем по мере их поступления.

Встретиться договорились в украинском ресторане «Панас», что в парке Шевченко.

Коля прибыл с Вовкой, водителем и охранником в одном лице. Вовка, под два метра ростом, стройный, представительный мужчина, в расцвете сил. Волосы на его голове были абсолютно рыжего цвета.

Юрка опаздывал. Картина была у друга. Друг на даче. Я нервничала. Но, вида не подавала. Коля терпеливо ждал.

– Ну, где твоя картинка? Когда прибудет?

– Скоро, – невозмутимо говорю я. Уже выехала. Вера Ильинична жаждет броситься тебе в объятия.

Мужики засмеялись.

– Коля! Я готова принять от тебя половину суммы. Давай сюда. Так лучше будет.

Коля как-то внимательно посмотрел на меня и… молча отсчитал 20 тысяч долларов.

– Машуль! Мы с Володей сходим в «Глобус», пиджак мне посмотрим. У вас тут цены другие, чем в Москве. А ты посиди здесь. Попей кофе. Расслабься.